Быть исследователем в условиях России XX века — дело неблагодарное. Раньше от информации «маде ин оттуда» нас добросовестно оберегал железный занавес. Сейчас он рухнул, но на его месте скоропостижно возник новый золотой, как его зовут на Западе, или валютный, — информация «из-за бугра» по-прежнему недоступна: просто не по карману.
Так обстоит дело и с библиографией на тему трагедии в Ипатьевском доме. Огромное количество исследований, проведенное и накопленное русской эмиграцией — в частности, монархическими организациями Франции и США, нам, увы, пока недоступно. Теперь это касается и ближнего зарубежья. Поэтому то, о чем пойдет речь, можно считать просто удачей.
В «Независимой Балтийской газете» (Рига) летом 1992 года появилась статья Светланы Ильичевой «Это я убил царя». Спустя несколько лет ее перепечатали в местной газете: Краснотурьинска (!). И вот она — в моих руках.
Ряд моментов в статье из Риги вызывает недоумение. Автор пишет: «Кто только не счел нужным перепеть на свой лад книгу Н. Соколова „Убийство царской семьи“ — Касвинов, Рябов, Радзинский». Между тем Э. Радзинский как раз — один из основных оппонентов Н. Соколова по части версии о том, как происходило убийство и захоронение…
Кроме того, такой пассаж: «Известно, что арестовало царскую семью правительство Керенского и препроводило в Тобольск». Но арестовало Николая II и его родных правительство князя Львова — именно он был во главе двух первых составов Временного правительства; только третий его состав возглавлялся Керенским, и именно этот состав правительства ответственен за высылку царской семьи в Тобольск.
Но главное вовсе не в этом. «Гвоздь программы» заключается в том, что С. Ильичева сообщает: в 1964 году она разыскала в Риге Яна Мартиновича Свикке… Узнаете?
Цвикке, он же — Родионов, наш старый знакомый! Участник перевозки семьи из Тобольска на Урал. Мы уже упоминали о нем как об одном из второстепенных действующих лиц трагедии. С. Ильичева, кстати, называет его не Цвикке, а Свикке.
Опять-таки не ясно, что правильнее (с точки зрения латышского языка). Поэтому я буду называть его Цвикке, как в предыдущих главах, чтобы не путать читателя.
Тут надо сделать небольшое отступление. Э. Радзинский уделяет Я. Цвикке в книге о Николае II немного места — страницы три. И сообщает, что Цвикке Родионов дожил до 70-х годов и в последние годы выжил из ума и нацеплял на пиджак все возможные и невозможные значки, козыряя ими как орденами. Сходную информацию дает и С. Ильичева: «Он умер в 1976 году в возрасте 91 года в полном одиночестве… В Риге он был человек известный: над ним многие посмеивались. На своем обшарпанном пиджачке Ян Мартинович носил множество значков, сувенирных эмблем и прочих „регалий“»… И тут же: «В свои 79 лет он обижался на невнимание к его заслугам перед советской властью».
Надо сказать, карьера у Яна Цвикке была отнюдь не рядовая. Сын батрака из-под города Бауски (Восточная Латвии), пекарь, студент университета, ссыльный, эмигрант, комиссар рижской народной милиции (до сдачи Риги немцам по Брестскому миру), комиссар дивизии в гражданскую войну, член высшей военной инспекции полевого штаба 3-й армии (это, кстати, было на Урале, в районе Перми), военком штаба Реввоенсовета, резидент ВЧК, сотрудник особого отдела НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны, главный редактор Госиздата (в 1945–1954 годы), наконец — профессор Латвийского университета. И потом сразу — в отставку…
Круто, не правда ли — особенно если учесть, что 1937 год он проскочил благополучно. А вот правительственных наград у него было — воробей наплакал: две-три медали и орден Трудового Красного Знамени. И все.
Нет, не все. Самое интересное только начинается. В этом длинном послужном списке есть еще одна должность, которую Цвикке никогда ни в одной анкете не указывал.
Уже интересно? Так вот, это должность — комиссар отряда особого назначения.
И тут самое время сказать, почему статья С. Ильичевой называлась «Это я убил царя». Дело в том, что это слова Я. Цвикке. Те самые, за которые над ним насмехалась вся Рига. Но старый чекист не только говорил их: оказывается, у него была готова рукопись книги «Ясные дали великого пути», где он утверждал, что принимал личное участие в казни Романовых.
У вас, читатель, уже скептическое выражение лица: ну вот, Юровский с Ермаковым всю жизнь лаялись за право считаться убийцей № 1, теперь еще один выживший из ума в гонку включился… Не торопитесь с выводами. Я. Цвикке в своей рукописи (С. Ильичева сообщает, что держала ее в руках в 1984 году в одном из музеев Риги) сообщает очень много такого, что… Однако все по порядку.
Первое. По словам Яна Мартиновича, «когда интервенты (то есть чехи. Д.С.) угрожали Тобольску, было решено перевести царскую семью в Екатеринбург». Еще один обвинительный акт белогвардейцам! Я уже писал, что у них были все возможности освободить Николая и его родных в нашем городе. Но коль они угрожали Тобольску, то отбить царскую семью в Сибири можно было и подавно: во-первых, красногвардейские силы в Тобольске были еще скромнее, чем в Екатеринбурге; во-вторых, как вы помните, омские и уральские большевики на улицах Тобольска только что не «мочили» друг друга — следовательно, их силы были раздроблены. Да и численность их ничтожна помните, Николай писал в дневнике о приезде уральского отряда на «нескольких тройках». И наконец, третье: Романовых везли на Урал на перекладных, причем не всех сразу, а двумя группами. Первую группу на санях до Тюмени, а оттуда поездом сперва в Омск — там В. Яковлев, конвоировавший семью, получил известие о перемене маршрута с ведома Москвы, — затем обратно, через Тюмень в Екатеринбург. И уже потом — вторую группу пароходом до Тюмени, потом по железной дороге на Урал. Учтите еще и разборки между Омском и столицей красного Урала, которые не утихали на протяжении всего пути семьи: Яковлев, к примеру, чуть не нарвался на пулю в Омске — там его объявили врагом революции.
Да и в Тобольске уральские командиры отрядов Бусяцкий и Заславский встретили Яковлева как врага и уговорились следить за ним — Яковлев, в свою очередь, угрожая Бусяцкому расстрелом, заставил его на время повиноваться. Сам Яковлев вспоминал, что, конвоируя Николая и его родных санным путем до Тюмени, все время опасался нападения уральцев… Не белых, подчеркиваю, а уральских красных!
Чувствуете обстановку? При таких условиях сам Бог велел белым действовать! Если б они, конечно, хотели…
Второе. Отряд особого назначения, комиссаром которого был Я. Цвикке, по словам последнего, перевозил царскую семью в Екатеринбург, затем заменил рабочих фабрики Злоказова на внешней и внутренней охране дома Ипатьева, а затем казнил всех Романовых в Екатеринбурге и в Перми.
По-моему, это сообщение из разряда сенсационных. Во-первых, наконец-то получено свидетельство, что убийство великого князя Михаила в Перми — не самосуд, а спланированная акция. Отметим, что если Цвикке прав, то он обладал огромными полномочиям: ведь непосредственным исполнителем и организатором кровавой акции был лидер пермских большевиков Г. Мясников впоследствии известный оппозиционер, не стеснявшийся бросить вызов самому Ленину; выходит, и над деятелями такого ранга Ян Мартинович имел власть?
Во-вторых, по версии Я. Цвикке выходит, что миссия Яковлева — сама, между прочим, секретная, — контролировалась сверхсекретной миссией Цвикке и его помощника П. Хохрякова (автор «Ясных далей…» сам упоминает, что все происходило при участии Хохрякова). Между прочим, Хохряков совершил, опираясь на отряды Бусяцкого и Заславского, форменный переворот в Тобольске и сел во главе местного Совета. Причем вооруженные отряды ему посылал собственноручно комиссар Уралсовета Ф. Голощекин — фюрер весьма крупного калибра. Выходит, и он — под колпаком у Цвикке? Если это так, то это ситуация, как в тайной полиции у Наполеона: есть тайная, для слежки за гражданами, а есть супертайная — для слежки за тайной. Во всяком случае, выходит, что мы имеем дело с весьма масштабной по тем временам и чрезвычайно централизованной акцией (для которой тогдашний хаос и бардак прекрасный камуфляж).
Кстати, несколько деталей, говорящих о повышенной секретности всего происходящего. Известно, что Я. Цвикке действовал в Сибири под псевдонимом Родионов. Это как раз все в рамках обычного: русскоязычные псевдонимы для революционеров-инородцев в те годы — явление нормальное (по типу Джугашвили — Сталин; он же — Иванов). Многие деятели ВКП(б) тех лет вообще имели астрономическое количество кличек (так и хочется сказать: кликух!): Бауман, к примеру, в 1905 году — Грач, Евграфыч, Виктор, Дерево, Сорокин (Василий Яковлев, если помните, одновременно — Мячин и Стоянович).
Уникально другое. Никто, включая впоследствии следователя Н. Соколова, не идентифицировал Родионова и Цвикке; никто, включая непосредственно общавшихся с Яном Мартиновичем, не признал в нем латыша. Одна из приближенных к царской семье, Александра Теглева, только заподозрила в нем интеллигентское (в прошлом) бытие — и приняла его за провокатора! Впоследствии она о нем сообщила Н. Соколову лишь следующее: «О Хохрякове не могу сказать ничего плохого, но Родионов — это был злобнейший гад». И все!
К слову, Хохряков, о котором Теглева «не могла сказать ничего плохого», как раз в эти дни собственноручно убил митрополита Тобольского Гермогена: сам рассказал, как одел владыке на шею чугунную плиту и столкнул в Тобол. А самому ему жить при том оставалось менее трех месяцев…
Наконец, в-третьих. Если Цвикке заменил злоказовских рабочих на внутренней охране Ипатьевского дома, то из этого следует изумительный факт: комендант дома Я. Юровский должен был подчиняться Цвикке. Ведь именно его люди сменили злоказовцев…
Тут требуется внести ясность. Первоначальная охрана действительно состояла из местных красногвардейцев (под командованием А. Авдеева). Н. Соколов приводит полный список его состава со следующей пометкой: почти все бойцы внешней охраны — выходцы из Сысерти, география же происхождения красногвардейцев внутренней охраны различная: Кыштым, Оса, Семипалатинск, Тобольск, Шадринск, Уфа, Петроград и так далее. Их всех объединяет работа у Злоказовых. «Во время войны, — пишет Н. Соколов, — фабрика изготовляла снаряды. Сюда шел самый опасный элемент, преступный по типу: дезертир. Он сразу выплыл на поверхность в дни смуты, а после большевистского переворота создал его живую силу. Это были отбросы рабочей среды: митинговые крикуны, невежественные, пьяницы и воры».
Н. Соколов называет девятнадцать фамилий из внутренней охраны (включая Авдеева) и пятьдесят шесть — из внешней. За исключением трех поляков Сторожинский и братья Мищневичи — все остальные были русскими.
Кроме того, Н. Соколов перечисляет еще отряд П. Ермакова: также все русские. Это та самая братва, чьи омерзительные подвиги над трупами Романовых я уже описывал.
Оба состава (отряды Авдеева и Ермакова) описаны Н. Соколовым обстоятельно, никогда не опровергались ни одним автором и могут считаться объективным фактом.
Но вот мы добираемся до чекистского отряда (того, который и будет исполнителем акции в ночь на 17 июля), и сразу начинаются странные вещи.
Посмотрим полный список состава отряда, по словам Н. Соколова, конвоировавшего Романовых и подчинявшегося Родионову.
Н. Соколов пишет, что «отряд состоял почти сплошь из латышей». Но, во-первых, сам Н. Соколов почти половину фамилий передает в двух разноязычных вариантах или делает пометку: «точно не установлено». Да и даже беглое знакомство со списком показывает: да, латышей много, но прилично и фамилий с польско-украинским оттенком. Но это не самое главное. Важнее то, что дважды встречается фамилия Берзин и один раз — Рейнгольд. Между тем Рейнгольд Берзин — это, если помните, командующий Восточным фронтом красных в это время. Что же это: ошибка Соколова (так полагает С. Ильичева)? Или совпадение: ведь Берзиных-то в списке двое! Еще одна загадка…
Но самое потрясающее — следующее. Соколов сообщает, что отрядом командовал Родионов. При этом прилагаются такие подробности: кто-то помнил его в обличье жандарма, проверявшего документы на пограничной с Германией станции Вержболово: граф И. Татищев (впоследствии убитый в Екатеринбурге), как выяснилось, встречался с Родионовым в Берлине (вернее, по словам камердинера Волкова, Родионов видел там Татищева); впоследствии генерал М. Дитерихс в своей книге «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале» утверждал, что Родионов был в числе убийц главнокомандующего русской армией генерала Духонина. Все без исключения характеризуют Родионова как крайне жестокого человека (Кобылинский: «Хам, грубый зверь»; Мундель: «Наглый, в высшей степени нахальный человек»; Теглева: «Ему доставляло удовольствие мучить нас»). Но, повторяю, ни один человек не обнаружил его прибалтийского происхождения!
А самое главное — в книге Цвикке соколовский список отсутствует! Зато присутствует совсем другой. Дадим снова слово Яну Мартиновичу:
«Список товарищей, работавших под моим руководством в Екатеринбурге:
1. Цельмс Я. (командир внутренней охраны дома Ипатьева);
2. Юровский Я. (комендант дома);
3. Озолиньш Э. (заместитель Я. Цельмса);
4. Никулин Г. (заместитель Я. Юровского);
5. Цинитс П. (секретарь Я. Цвикке);
6. Кованов М. (казначей и шифровальщик);
7. Каякс Я. (взводный);
8. Сникер Я.;
9. Индиксон Я.;
10. Круминьш К.;
11. Сирутс Э.;
12. Пратниек К.;
13. Круминьш Н.;
14. Рубенис Э.»
Из этого списка видно, что, во-первых, в нем нет ни одной венгерской фамилии (что противоречит всем ранее известным публикациям — там, как помните, фигурирует Имре Надь); во-вторых, ничего не упоминается о людях из соколовского списка — а ведь, по утверждению Цвикке, он возглавлял отряд от эвакуации из Тобольска до кровавой ночи 16–17 июля. Опять концы с концами не сходятся… А вот что вполне определенно, так это то, что Юровский — в подчинении даже не непосредственно у Цвикке, а у Цельмса. Кстати, по свидетельству С. Ильичевой, в архиве Цвикке было найдено письменное свидетельство Цельмса, датированное 1938 годом: «В июле 1918 года часть отряда, руководимая Я. Цвикке, выполнила боевое задание по ликвидации Николая Романова, его семьи и свиты».
Запомним эти слова: «боевое задание». А пока стоит отметить, что при такой раскладке Ян Мартинович безусловно участвовал в расстреле — он просто не мог не участвовать…
Есть ли этому свидетельства? Да, только косвенные. Шифровальщик М. Кованов в своих архивных записках сообщает: «В ночь на 17 июля в Дом Ипатьева прибыли два члена ЧК — Ермаков и другой, неизвестный». Кто этот неизвестный? При той раскладке, которую мы имеем, учитывая эти новые данные, это несомненно, Цвикке.
Опять в дымовой завесе сверхсекретности…
Но и это еще не все. В книге «Ясные дали великого пути» есть такой пассаж: «Мы привезли трупы к яме и побросали их туда. Наутро приехал председатель Уралсовета А. Белобородов и ахнул: тела лежат голые у всех на виду! Люди из моего отряда и рабочие Ермакова разожгли два костра, взяли бензин, кислоту, все сожгли — даже трупы собак туда кидали, там все перемешалось».
Читатель, не сочти за труд, перечитай любую, наугад, книгу о тех кошмарных днях, и ты увидишь, что Я. Цвикке противоречит в каждой детали этого жуткого рассказа всем без исключения авторам. Что это, как же понимать? Или у Яна Мартиновича на старости лет «крыша поехала»? Или все прочие лгали — тогда почему? А может, сам Цвикке подпускает нам дезу? Еще одна загадка, еще одна головная боль для историков…
Но самое оглушительное я приберегаю под конец. Помните слова Я. Цельмса: «боевое задание»? Помните, что я писал в начале этой статьи о сверхсекретном и сверхцентрализованном характере всей миссии Цвикке? Пора наконец назвать имена тех, кто дергает все ниточки. Ян Мартинович, еще раз вам слово:
«Ленин устроил совещание с товарищами Дзержинским, Лацисом, Петерсом. Решено было перевести царскую семью в Екатеринбург».
Вот оно! Вот кто правит бал всей операции! Спецслужба! Этим объясняется все: и сверхсекретность, и необычайно широкие полномочия Я. Цвикке, и подчинение ему партийных «фюреров» Перми, Екатеринбурга и Тобольска, и явная подсадная утка миссии В. Яковлева (который метался на транссибирской магистрали, рисковал жизнью, играл ва-банк — и не знал, что он — шестерка, а наверху все схвачено и игру ведет совсем другой кукловод).
В пользу этой версии говорит как раз тот факт, что никогда, ни в одной публикации не фигурировало имя Феликса Эдмундовича по отношению к екатеринбургской (и пермской) трагедии. Удавалось засветить даже Ленина, не говоря уже о Свердлове, он вообще в этой истории мальчик для битья, но Дзержинский всегда оставался в тени. Так и должно быть в уважающей себя спецслужбе: что за тайная полиция, если ее действия перестают быть тайной? Да еще в деле ликвидации императорской семьи — страшно даже выговрить!
Цвикке сообщает и еще одну любопытную деталь: «Книжка Лермонтова „Демон“ служила между мной и Лениным для обмена шифрованными посланиями и соответственными донесениями Ильичу». Лихо: Э. Радзинский пишет о шифровке, которую Ф. Голощекин получил от Берзина перед акцией 16–17 июля. Шифровке, где было «добро» на ликвидацию. А Цвикке, выходит, имел параллельную связь с гораздо более высокой инстанцией. Что это? Если не вранье, значит, еще одно запутывание следов. Снова тень спецслужбы.
И наконец — самое сногсшибательное. С. Ильичева рассказывает, что Цвикке показал ей бумагу на имя Родионова (то есть его самого) на предмет выдачи отряду особого назначения крупной суммы денег. В бумаге было написано следующее: «Петр выдать. Член Ревоенсовета» и подпись. Две грамматические ошибки великого человека, комментирует Цвикке (попущена запятая после «Петр» и одна буква в слове «Реввоенсовет»). Дело в том, что подпись на документе — И. Сталин. Вот кто неграмотный!
Не знаю, как вам кажется, но, на мой взгляд, это — сенсация. И не только потому, что это собственноручно, самим Сталиным письменно засвидетельствованное, пускай косвенное, участие будущего супердиктатора в истории самого таинственного преступления XX века. Тут открытие похлеще. Ведь все историки всегда сходились на том, что Сталин резко пошел «в гору», к вершинам власти в конце 1919 года, после того как отошел в лучший мир Я. Свердлов и Ленину потребовалась новая «тень», новый беспрекословный исполнитель (он и решил, что нашел его в лице Кобы — надо же было Ильичу так опростоволоситься!). Но сталинская расписка с двумя ошибками неопровержимо свидетельствует: уже весной 1918 года (заседание Ленина с Дзержинским и его присными было 28 апреля) Иосиф Виссарионович имел доступ к стратегическим тайнам ВКП(б) и ЧК — то есть к высшим сферам власти. Причем эта посвященность в святая святых явно непропорциональна его скромной должности члена Реввоенсовета.
И еще: Цвикке пишет: «2 июля в Уфе председатель высшей военной инспекции Подвойский (тот самый, что был военным руководителем октябрьского переворота. — Д.С.), вручил мне удостоверение следующего содержания: Цвикке Я. М. уполномочивается собрать точные данные по продовольственному вопросу и организации Красной Армии. Всем Совдепам оказывать ему всяческое содействие.
Приказом командующего Урало-Сибирским фронтом (то есть Р. Берзина. Д.С.) мне был разрешен пропуск в любое время в Екатеринбург и его окрестности».
Вот теперь, кажется, все ясно. Схема вырисовалась: Ленин — Дзержинский и ЧК — Подвойский (и военная инспекция) — Цвикке (и его спецназ) екатеринбургская ЧК.
А все остальные — Свердлов, Берзин, члены Уралсовета, Яковлев — это все прикрытие. Причем не факт, что все члены этой группы прикрытия были осведомлены о своей истинной роли. В отношении Яковлева у меня лично возникают весьма серьезные сомнения.
И вот сейчас стоит возвратиться к началу статьи и вспомнить о сетованиях Яна Мартиновича насчет неблагодарности Советской власти по отношению к нему. И насчет того, выжил он из ума или нет.
По-моему, если выжил, то только тогда, когда заговорил на данную тему. Дело в том, что он, а также Ермаков и руководитель уральской ЧК Лукьянов единственные из всех участников операции «Ипатьевский дом», которые умерли в своей постели.
Вспомним: Хохряков и Толмачев погибли на гражданской войне. П. Войков (Пинхус Вайнер) был убит белогвардейцем Б. Ковердой в Варшаве (как сказал Коверда, «это месть за Екатеринбург»). Этим, как ни парадоксально, повезло — их всегда считали героями. А Белобородов, Голощекин, Сафаров, Дидковский, Яковлев, Берзин — все «загнулись» в 1937 году или чуть позже. Все — у стенки или в ГУЛАГе. Юровского оставили умирать самого (у него была жуткая, мучительная язва желудка), но смею предположить — учитывая судьбу его дочери Риммы, отсидевшей двадцать лет, — что, если бы не это медицинское обстоятельство, его бы тоже забрали. Белобородова, впрочем, замели, несмотря на запущенный рак горла — он практически не мог есть; так не дали помереть самому: пытали и расстреляли.
Чем объяснить такое совпадение судеб? Ведь после 1918 года их биографии были весьма различными. Белобородов, к примеру, стал троцкистом (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Голощекин в коллективизацию был большой шишкой — руководил раскулачиванием в Казахстане. Такого рода масштаб был только еще у Кагановича на Кубани и Постышева на Украине (он там устроил «голодомор»). А потом — Каганович стал третьим человеком в СССР (после Сталина и Молотова), а Постышев тоже стал: к стенке. Как и Голощекин.
В общем, как ни верти, а всех их повязал одной веревочкой Ипатьевский дом. И всех за собой в могилу утянул.
Тогда почему из руководителей расстрела уцелели эти трое — Ермаков, Лукоянов и Цвикке? Ермаков, на мой взгляд, — фигура слишком местечковая: в «кремлевские бояре» (выражение Э. Радзинского) не рвался, удовлетворялся славой в родном краю.
Да еще пустил слушок, что скоро помрет — у него-де рак горла: явно на Белобородова нагляделся. А вот Лукоянов и Цвикке: Эти персонажи покруче чекистские волки. Лукоянов в ипатьевском деле — фигура тоже сверхсекретная, появляется и исчезает, не оставляя следов. Не случайно в книге Э. Радзинского он фигурирует как «шпион»! Да и почерк у него какой-то нетипичный, нечекистский — вроде добренький. То не дал матросам надругаться над великими княжнами на пароходе «Русь». То вдруг вернул в Тюмень группу приближенных царя: в их числе — П. Жильяр, С. Гиббс, С. Бкусгевден, Е. Эрсберг, М. Тутельберг, А. Теглева.
Этот список всех исследователей ставит в тупик. То, что все упомянутые лица — иностранцы (как Жильяр или Гиббс), либо имеют германское (из Прибалтики) происхождение — ясно. Из этого делается вывод, что их пощадили из-за Брестского мира (тогда такая тенденция действительно была — понежнее с немцами!). Напомню, что из тех, кто остался в Ектеринбурге, уцелели только двое — лакей Чемодуров, который заболел и был положен в тюрьму, и камердинер Волков, который сбежал из-под расстрела (уже в Перми).
Но, во-вторых, германская фамилия не спасла от смерти гоф-лектрису Е. Шнайдер. А во-вторых, почему пощадили А. Теглову? Э. Радзинский пишет: «Она была в нежных отношениях с Жильяром. Лукоянов это знал и: не стал разбивать любящую пару».
Серьезно? Ах, какой добрый, сентиментальный чекист, который только что провернул потрясающую провокацию — «переписку» Николая с «заговорщиками» (сам же из ЧК с царем и переписывался); провокацию, на основании которой прогремят выстрелы в подвале Ипатьевского дома. Не верю! И оттого ставлю в этом деле знак вопроса и многоточие!
Насчет живучести Цвикке и Лукоянова могу сказать следующее: именно потому, что они после завершения операции «легли на дно» (в плане карьеры и болтливости), не хватали звезд с неба, не напоминали о себе особо, не требовали моральных диведендов, как, скажем, Юровский, и не рвались в столицу, — оттого и выжили.
Иначе нашлось бы им местечко, как сказал А. С. Пушкин, «среди нечуждых им гробов».
Кстати, то, что Цвикке так и не дождался публикации своей книги, а рукопись ее после его смерти угодила в архив одного из музеев Риги (то есть практически в спецхран — кто там ею заинтересуется?), тоже, по-моему, весьма симптоматично.
Повторяю: все сказанное представляет интерес при одном условии: если книга Я. Цвикке — не дезинформация. Учитывая детективную запутанность истории с убийством Романовых, я не исключаю и такого.