Проснулся я от звяканья упавшей чайной ложки. С трудом разлепив глаза и сев, я обнаружил, что нахожусь все на том же диване, а рядом стоит Джулия и, улыбаясь, смотрит на меня. Брр! — ну и хорош гусь — всклокоченный, небритый, измятый… Как все-таки скверно спать в одежде — чувствуешь себя совсем разбитым. Но какой аромат кофе! — молодец, девочка, уже постаралась.

— Чао! — произнесла она. — Хорошо выспались?

— Чао! — прохрипел я. — Где находится… — пришлось вставать и лезть в словарь, чтобы выяснить, как будет слово «душ».

— Пойдемте, я вас провожу.

Да, а квартира, как я уже говорил, была замечательной — старинные высокие потолки, огромные, начинающиеся от самого пола окна, уютная современная мебель, просторный коридор и беломраморная ванная комната, аналогичная той, которую я видел на флорентийской вилле Лены.

Проведя рукой по своей двухдневной щетине, я вопросительно посмотрел на Джулию, но она весело покачала головой:

— К сожалению, нет.

Ну что ж, это тоже неплохо, значит, у нее действительно нет в Риме постоянного любовника. Прежде чем лезть в душ, я еще сбегал в гостиную за своей сумкой, так что, когда с омовением было покончено, я предстал перед Джулией заметно посвежевшим, в знаменитых белых джинсах и свежей рубашке с коротким рукавом — пятьдесят тысяч, купил на «Соколе» специально для прогулок по итальянской жаре. Выпив кофе, позавтракав и пропустив стаканчик вина, которое осталось после вчерашнего, я почувствовал себя настолько хорошо, что начал посматривать на Джулию масляными глазками, намекая на свою вполне приемлемую физическую форму. О, эта плутовка прекрасно поняла мои красноречивые взоры, ибо немедленно приняла серьезный вид и стала расспрашивать о том, с чего бы я хотел начать осмотр Рима.

Ну как ей сказать, что я бы хотел начать осмотр города с более близкого знакомства с одной из его очаровательных жительниц? Пришлось вздохнуть и ляпнуть первое, что пришло на ум, — Колизей?

Джулия заметно скривилась и затарахтела так быстро, что я ничего не понял и попросил повторить. После пятиминутного лингвистического разбирательства на англо-итальянском жаргоне, я понял ее чувства. Колизей надоел ей примерно так же, как мне Красная площадь, и потому она с большим удовольствием провела бы меня по своим любимым местам — например, по ватиканской площади Святого Петра. Это понятно, и, если она когда-нибудь приедет в Москву — а то, — что она ни разу не была в России, я уже выяснил, — я тоже поведу ее не в Кремль, а в Новодевичий монастырь. Но в данном случае мне действительно хотелось первым делом прикоснуться к истории Древнего Рима, что я и попытался ей объяснить.

— Хорошо, — покорно вздохнула она, поехали!

Кстати, ехать нам пришлось не слишком далеко, хотя Палатинский холм находился по другую сторону железной дороги, и мы еще раз миновали вокзал — длинную современную коробку с большим стеклянным козырьком. Своей машины у Джулии не было, поэтому пришлось добираться на автобусе, который тащился весьма медленно.

Наблюдая за тем, как от духоты на ее высоком лбу начинают проступать капельки пота, я мысленно прикинул свои финансовые возможности и решил, что потом мы будем ездить только на такси, иначе она быстро устанет кататься со мной в общественном транспорте. Кстати, метро, по вполне понятным археологическим причинам, состоит в Риме всего из двух линий — А и В, так что на нем особенно не раскатаешься.

Едва мы въехали на площадь, и я увидел из окна автобуса так хорошо знакомые арки самого знаменитого здания античного мира, как почувствовал невероятное волнение и нетерпение. Боже мой, сколько раз я уже мысленно входил под эти своды, сколько раз бывал здесь вместе с героями исторических романов! Джулия удивленно посматривала на меня, но ничего не говорила. И вот мы вышли из автобуса — я даже забыл подать ей руку — и направились прямо к Колизею. Нет, у меня просто не хватает слов, чтобы передать свои ощущения, когда я дрожащей рукой в первый раз коснулся шероховатой стены, которая была построена в 74 году нашей эры при императоре Тите. Похожее волнение я уже испытал на площади Сан-Марко, но там не было столь древних руин, там не было таких необычайных ассоциаций. Невероятно! — В Риме и захожу под своды Колизея — и ведь это действительно я, и действительно Колизей! Да, ради этого стоило прожить жизнь, стоило написать пять романов, стоило провести августовскую ночь у «Белого дома», а октябрьскую — у Моссовета. Какая фантастика… тут я почувствовал предательское увлажнение глаз и поспешил взять себя в руки. Хватит изображать из себя идиота и рыдать на фоне каждой кучи исторического мусора! Тем более, что после разрушенного Грозного к руинам мне уже не привыкать. Но дело в другом: все, что разрушено временем, — прекрасно, человеком — отвратительно.

Впрочем, войдя вместе с Джулией под своды Колизея, я быстро успокоился и даже не потому, что его ободрали, как липку, и сделали это еще в те времена, которые теперь уже сами стали далекой историей. Ведь все было отделано мрамором, кругом стояли мраморные статуи, а ныне остались лишь поросшие травой кирпичи. Из мрамора, кстати, построили не менее знаменитое здание — Собор святого Петра — но все равно жаль. Самой арены, на которой кормили львов христианами, тоже не было — остались лишь траншеи и коридоры, находящиеся под ней. Там готовились к выходу и гладиаторы, и звери, и корабли — ведь ее можно было заполнить водой и устроить морское сражение.

Но слишком много было туристов и торговцев, да еще всюду торчали металлические барьеры, зачем-то перегородившие половину здания. И вот этот-то, туристический, вид Колизея лишал его всякой романтики.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Джулия, когда я присел на какой-то древний выступ и закурил.

Как в сказке. Это — невероятно, — тут мне пришла в голову еще одна мысль, и я попытался донести ее до Джулии. Когда мои предки славяне еще жили в лесах, здесь уже бурлил центр цивилизованного мира!

Кстати, обидно, что в итальянском языке слова «раб» — «schiavo» и «славянин» — «schiavone» — однокоренные. Удостоверившись в том, что эта фраза была для меня слишком сложна, я сделал проще — взял ее загорелую ручку и приложил к своей волосатой груди:

— Послушай, как бьется мое сердце.

— Это из-за Колизея? — с непередаваемым лукавством спросила она.

— И из-за тебя тоже, — искренне уверил я ее. — Давай перейдем на «ты»?

— Давно пора. Успокоился?

— Я спокоен. Пошли дальше.

Когда мы вышли на площадь, я вдруг почувствовал такую жажду, что, попросив у Джулии прощения, устремился через дорогу к станции метро, возле которой стоял аналог наших коммерческих палаток — небольшой фургончик на колесах.

И вот тут-то со мной произошло то, о чем неоднократно предупреждают всех иностранцев, приезжающих в Рим, — на меня напали цыгане. Это была низкорослая замызганная женщина, державшая на руках ребенка, и еще двое детей — мальчик и девочка шести-семи лет. «Десять тысяч», — требовали они, преграждая мне дорогу. Сначала я попытался вырваться и отойти от них подальше, но не тут-то было — они бросились за мной, цепляясь за сумку и за руки.

— Баста! — как можно решительнее сказал я, морщась от отвращения и растерянности, но все было бесполезно. Прохожие с любопытством оглядывались, но никто не помогал.

Я метнулся в одну сторону, в другую, но цыгане не отставали, каждый раз преграждая дорогу и становясь все наглее. Спасла меня Джулия, которая, увидев в каком положении я очутился, перебежала дорогу и сказала цыганке нечто такое, после чего та сразу отстала и, скомандовав своим детям, отправилась на поиски следующей жертвы.

— Проверь карманы, у тебя ничего не украли? — тревожно поинтересовалась Джулия. — Если да, то надо заявить карабинерам.

Я глубоко вздохнул и проверил карманы. Нет, все на месте. Проклятые цыгане! Да по сравнению с ними негры — это милейшие люди. Они или ходят с переносными витринами, предлагая купить темные очки, или, как в Венеции, спокойно стоят на улицах перед разложенными прямо на тротуарах сумками, которыми они и торгуют.

Немного успокоившись и выпив: я — пива, Джулия — кока-колы, мы отправились дальше. К сожалению, арка Константина (того самого императора, который сделал христиан из гонимых гонителями и перенес столицу империи в Константинополь, положив тем самым начало ее распаду на Западную и Восточные части) была окружена строительным забором, а потому нам с Джулией не удалось сфотографироваться на ее фоне. А жаль, поскольку это очень красивая и очень древняя арка, построенная в 315 году. Правда, арка другого императора — Тита, которая венчает собой Священную дорогу, ведущую от Колизея мимо храма Венеры, старше на двести с лишним лет, но она намного скромнее — на ней практически не сохранилось никаких барельефов, да и проход под ней только один, а не три.

Я взял Джулию за руку — мне хотелось обнять ее, но кто же обнимается в такую жару! — и мы купили билеты и пошли на Римский форум. Интересно отметить, что два небольших, но хорошо сохранившихся храма — круглый храм Весты и прямоугольный фортуны Вирилис — сохранились именно потому, что и там и там христиане устроили собственные церкви. Как все это знакомо! — с победой новой идеологии захватываются или разрушаются культовые сооружения старой.

Погуляв по форуму, где всюду стояли и лежали колонны, портики, капители, и вволю пофотографировавшись, мы выбрались наружу — а форум представляет собой нечто вроде котлована — и отправились к колонне Траяна. Именно при этом императоре Римская империя достигла наибольших размеров. Известно, что эта колонна была воздвигнута в честь завоевания Дакии и что именно по ее образцу другие императоры стали возводить собственные колонны — Наполеон на Вандомской площади, Александр I перед Зимним дворцом. Почему бронзовым властителям так приятно уподобляться богам и взирать на своих подданных с высоты нескольких десятков метров? Какое дешевое тщеславие… Впрочем, Траяну не повезло — хотя золотая урна с его прахом погребена в основании колонны, на самой вершине стоит не он, а апостол Петр. А Наполеона трижды скидывали с его собственной, Вандомской колонны. Так что Александр I поступил мудрее всех, водрузив на вершину своего «столпа» ангела.

Мои первые впечатления заметно притупились, и я стал уделять все больше внимания не памятникам, а Джулии. Я пожал ей руку и улыбнулся. Честно сказать, мне уже надоело это непрерывное хождение, а вот Джулия влекла все больше и больше. Я чувствовал странное упоение, беря ее за руку, обращаясь к ней по имени или ощущая на себе внимательный взгляд ее карих глаз. Мне уже хотелось куда-нибудь сесть, чтобы смотреть только на нее — на эти пикантные итальянские ножки, на эти дразнящие губы, издающие певучие звуки, на эти красивые черные волосы…

— Все! — сказал я и, заметив вопросительный взгляд Джулии, перешел на итальянский, предварительно взяв себя за пояс. — Идем обедать. Ты устала, бедная девочка, да и я тоже. Надо остановить такси, — по привычке я ступил на проезжую часть и замахал было рукой, но Джулия мгновенно втащила меня обратно на тротуар.

— У нас принято заказывать такси по телефону из ближайшего бара, — терпеливо пояснила она. — Куда ты собрался ехать?

Порывшись в сумке, я вытащил свой знаменитый путеводитель и ткнул пальцем в раскрытую страницу.

— «Il Drappo», — прочитала Джулия. — Но почему именно туда?

С ответом на этот вопрос у меня возникли некоторые затруднения. Дело в том, что, когда я читал этот путеводитель еще в Москве, меня очень заинтересовало блюдо, которое подают в этом римском ресторане, — кальмар, фаршированный фруктами. И вот вам дословная цитата: «Готовится этот кальмар так — дыню, груши, бананы или иные сезонные фрукты мелко нарезают, затем смешивают с виноградом, свежим тмином, петрушкой, перцем и солью… этой массой фаршируют кальмара, зашивают его шелковой ниткой и варят двадцать минут с мелко нарезанным чесноком, луком, помидорами и маслом». Но разве я мог перевести все эти кулинарные изыски на итальянский? Из этого же источника я знал, что средняя цена обеда не превышает пятидесяти долларов, так почему бы не угостить моего милого измученного экскурсовода?

— Там можно вкусно поесть, — коротко сказал я и взял ее за голый локоток, собираясь направиться к ближайшему бару, чтобы вызвать такси. Но Джулия неожиданно заупрямилась. — Ну что случилось? — поинтересовался я, делая энергичный итальянский жест, выражающий недоумение, — то есть быстро соединяя четыре сгруппированных пальца с большим и тут же разводя их в сторону.

После пяти минут энергичной жестикуляции мы, наконец, поняли друг друга, и я немного загрустил. Оказывается, этот ресторан находится слишком далеко, а сегодня ей еще нужно заехать в университет.

— А я? Я думал, мы еще сходим в замок святого Ангела, да и вечер проведем вместе…

— В замок ты сходишь один, а вечером мы встретимся. Ты мне позвонишь, и мы обо всем договоримся.

Вот этого мне совсем не хотелось — никогда не доверял телефонам, да и как мы сможем договориться с моим-то знанием языка? А вдруг мы опять потеряемся? А друг она куда-нибудь удерет? А вдруг… да мало ли что, а послезавтра я уже уезжаю. Но ведь мне необходимо найти свою гостиницу, чтобы они знали, что я нахожусь в Риме. Я вздохнул и печально покачал головой.

— Тогда давай куда-нибудь зайдем.

— А почему ты такой печальный?

— Не хочу с тобой расставаться.

— Тогда поедем в университет вместе, я познакомлю тебя со своими друзьями.

— Я бы поехал, но мне надо найти свою группу, чтобы узнать, когда мы вылетаем.

Мы зашли в небольшой бар, сели за столик и заказали какую-то ерунду, которой и в Москве хватает, — гамбургеры и кока-колу. И тут вдруг на улице раздался адский шум — что-то бабахнуло, взревели клаксоны автомобилей, а посетители бара завопили, как бешеные. Я испуганно вздрогнул и пригнулся, мгновенно вспомнив про террористов, и лишь веселый смех Джулии привел меня в чувство.

— «Ювентус» забил гол, — пояснила она, давясь от смеха и показывая пальцем на экран телевизора, который я просто не заметил, потому что сидел к нему спиной.

— Кретины! — по-русски выругался я, с ненавистью посматривая на возбужденных итальянцев. — Чего орут, как в детском саду! Спартаковские фаны и то спокойнее…

— Что ты говоришь? — поинтересовалась Джулия, подставляя мне свое розовое ушко.

— Ты мне ужасно нравишься, — и я осторожно прикоснулся к нему губами.

— Ай! — и она отскочила. — Ты колючий. Сходи в парикмахерскую.

— Обязательно, — и я смущенно провел рукой по своей щетине. — А ты пока скажи свой номер телефона.

— Куда записать?

Я порылся по карманам, но не нашел ничего, кроме пачки «Мальборо».

— А не потеряешь?

Меня всегда смущал итальянский глагол «терять» — «perdere», поэтому в данном случае я с трудом сдержал улыбку.

— Нет, — покачал я головой, подумав о том, что, как только приеду в гостиницу, тут же перепишу этот драгоценный номер в путеводитель или куда-нибудь еще.

Джулия убрала ручку в сумку, сделала быстрый глоток, поставила бокал на стол и, озабоченно взглянув на часы, поднялась с места.

— Я пойду, тут неподалеку есть станция метро. А ты не торопись. До замка святого Ангела отсюда можно дойти пешком.

— Я хочу тебя проводить.

— Зачем? Мы же встретимся вечером… чао. — Она уже наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку, но вдруг вспомнила про щетину и лукаво отстранилась. — Сходи в парикмахерскую…

— Непременно.

Она выбежала из бара, сопровождаемая не только моим взглядом… Но я смотрел ей вслед и чувствовал, как у меня щемит сердце, словно от предчувствия, что мы никогда уже больше не встретимся…