1
Советское посольство в Вене похоже на Лубянку. Тот же стиль, тот же цвет. Типичная чекистская безвкусица. Фальшивое величие. Лубянский классицизм. Было время, когда всю мою страну заполонило это убогое самовозвышение — колонны, фасады, карнизы, шпили, башенки, бутафорские балконы. Внутри посольства тоже Лубянка, мрачная и скучная: фальшивый мрамор, лепные карнизы, колонны, кожаные двери, красные ковры и неистребимый запах дешевых болгарских сигарет.
И все же не все посольство — филиал Лубянки. Есть тут таинственный остров — независимый филиал Аквариума, резидентура ГРУ. У нас свой стиль. У нас свои традиции и законы. Мы презираем стиль Лубянки. Наш стиль простой и строгий. Никаких украшений, ничего лишнего. Но наш стиль скрыт под землей. Его видим только мы. Все как в Москве: огромное здание КГБ в самом центре города на виду у всех, а здание ГРУ, Аквариум, спрятано от посторонних глаз. ГРУ отличается от КГБ тем, что ГРУ — это секретная организация.
Тут, в Вене, стиль Лубянки тоже виден всем. Стиль ГРУ спрятан от всех.
Но есть на территории советского посольства здание, построенное в третьем стиле, еще при царях. Рядом, в густом саду, торжественно возвышается большой православный храм. Он стоит гордо и одиноко, и его золотые кресты возносятся выше, чем красный флаг. В утренней мгле первый луч солнца падает на самый высокий золотой крест и дробится, рассыпаясь на тысячи искр. Я твердо знаю, что Бога нет. В своей жизни я никогда не был в церкви. Мне никогда не приходилось долго находиться возле какой-нибудь церкви, пусть даже разрушенной. Но тут, в Вене, мне приходится каждый день бывать рядом с ней. Не знаю почему, но она смущает меня. В ней что-то таинственное и чарующее. Она стоит тут больше ста лет. В ее строгом облике нет ни крупицы фальши. Столько цветов и столько узоров собрано вместе, но каждый узор и каждый оттенок неотделим от других, и вместе они образуют то, что называется гармонией. Я прохожу мимо и смотрю себе под ноги. Мне удается это с трудом, ибо церковь властно притягивает к себе взгляд.
2
"Именем Союза Советских Социалистических Республик министр иностранных дел СССР просит правительства дружественных государств и подчиненную им военную и гражданскую администрацию пропустить беспрепятственно дипломатическую почту СССР, не подвергая ее контролю и таможенному досмотру в соответствии с Венской конвенцией 1815 года. Министр иностранных дел СССР А. Громыко".
Полицейский читает документ, отпечатанный на особой хрустящей бумаге с узорами и гербом. Если ему непонятно, то можно прочитать тот же текст на французском или английском языке. Тут же все это и отпечатано. Коротко и ясно: дипломатическая почта СССР. Скрипит полицейский зубами и косится на огромный контейнер. Непривычно это.
Через Вену советская дипломатическая почта потоком идет. Водопадом. Ниагарой Через Вену пролегает ее маршрут. Это означает, что раз в неделю советские вооруженные курьеры останавливаются в Вене, следуя дальше в Берн, Женеву, Рим. Потом они возвращаются тем же маршрутом. По дороге туда они оставляют контейнеры в советских посольствах. Возвращаясь назад, они принимают контейнеры и везут их в Москву. Из Москвы они обычно везут пять-десять контейнеров килограммов по 50 каждый. А возвращаясь, они везут по 30–40 контейнеров. Иногда, случается, и по 100. За потерю контейнера курьерам грозит смерть. За каждый контейнер головой отвечает советский посол. Он обязан организовать встречу и отправку дипломатической почты. И потому мы ее встречаем и провожаем. Гоняют нас на это дело в порядке живой очереди. Пока курьеры со своими контейнерами следуют по стране, рядом с ними всегда советский дипломат находится, чтобы в случае необходимости напомнить о том, что за попытку захвата контейнера Советский Союз может применить санкции, включая и военные. Ну, а с малыми группами желающих ознакомиться с содержанием контейнеров курьеры имеют право расправиться своей властью. Это их привилегия. Защита контейнеров с помощью оружия предусмотрена конвенцией, и потому курьеры сильны, и оружия у них достаточно.
Много везут дипломатические курьеры. Много. Все, что мы соберем, все они и везут в контейнерах: патроны и снаряды, оптику и электронику, куски брони и части от ракет, и документы, документы, документы. Всякие документы: военные планы, технические описания, проекты нового оружия, которое будет когда-нибудь производиться или никогда никем производиться не будет. Везут курьеры то, что Западом принято, и то, что Западом отвергнуто. Мы посмотрим. Мы обмозгуем. Может, мы примем то, что Запад отверг. Может быть, мы придумаем противоядие против того, что Запад намерен производить. Идет информация в зеленых ящиках. Скрипит полиция зубами. Много ящиков. Совершенно секретно! Именем Союза Советских Социалистических Республик! В соответствии с Венской конвенцией 1815 года!
Едут курьеры. Везут контейнеры. Скрипит полиция зубами.
Но сегодня скрип особенный. Случай необычный. Сегодня у наших курьеров не 50-килограммовые контейнеры, нет, сегодня совсем большой контейнер — 5 тонн! Именем Союза Советских Социалистических Республик! Собралось все полицейское начальство. Ругаются тихо. На наш контейнер косые взгляды мечут. Контейнер сопровождаю я.
Я им уже все документы предъявил. И уж фраза у меня заготовлена: "Задержка дипломатической почты Союза ССР, а равно попытки ее захвата, контроля, досмотра влечет за собой…", ну и так далее.
Контейнер пригнали в Вену на особой платформе, продемонстрировав на таможне, что он пуст. Но теперь он загружен. Теперь он опечатан огромными красными печатями: "Дипломатическая почта СССР. Отправитель: Посольство СССР, Вена". Теперь у контейнера наши курьеры. Теперь у курьеров оружие. Теперь у контейнера советский дипломат. У дипломата не очень высокий дипломатический ранг. Это всегда так делается. И все же он неприкосновенный представитель СССР. Троньте его, попробуйте. Нападение на дипломата — оскорбление государства, которое он представляет. Оскорбление дипломата может быть расценено как нападение на само государство. Скрипят полицейские чины зубами.
— Можно осмотреть правильность крепления контейнера на платформе?
— Это ваше право, — соглашаюсь я.
Но трогать наш контейнер руками они права не имеют. Только попробуйте. У меня прямая связь с генеральным консулом СССР в Вене, а у него прямая связь с Министерством иностранных дел СССР. Осматривайте.
Ходят полицейские чины вокруг контейнера. Ах, как хочется им узнать, что там внутри! Но не выгорит вам, господа. Что с воза упало, то не вырубишь топором.
Когда контейнер из ворот посольства вывозили, все наши соседи из КГБ с завистью матерились: ну, прохвосты, обскакали! Не иначе, ГРУ кусок ядерного реактора сперло. У полиции местной, наверное, то же мнение. Вот один совсем рядом с контейнером трется. Не иначе, радиометр в кармане. Проверить решил, не везем ли мы атомную бомбу. Остановить того полицейского я не могу. Контейнер он руками не трогает, а просто рядом прохаживается. Ну, хрен с тобой. Прохаживайся. Твое право. Но не защелкает твой радиометр — внутри не атомная бомба и не кусок от ядерного реактора. Вот еще один полицейский у контейнера ошивается. День жаркий. Но он в плаще. Не иначе, под плащом у него аппаратуры электронной напихано. Не иначе, они стараются определить, металл там у нас внутри или нет. Может, мы двигатель секретного танка сперли? Но и тебе, братец, ничего не выгорит. Ни хрена ты своей электроникой не определишь. Вот и собаки рядом. Вроде как для нашей безопасности. Принюхиваются собаки. Ах, не выгорит вам, серые. И не нюхайте.
Курьеры наши на меня с уважением смотрят. Им-то ясно, что я к этому делу прямое отношение имею. Но что внутри контейнера, не положено курьерам знать. И никогда они этого не узнают. Ясно им, что контейнер не КГБ наполняло, а ГРУ. У дипломатических курьеров на этот счет особый нюх. Годами они эту работу делают. Знают, кто будет багаж принимать, а отсюда ясно, кто его отправляет. В данном случае им следует только переправить контейнер через границу, а в Братиславе советский военный конвой встретит, которому контейнер и следует передать.
Ах, как удивились бы дипломатические курьеры, если бы узнали, что, попав в Братиславу, контейнер будет переправлен на ближайший советский военный аэродром, и там все его содержимое будет сожжено в печке. А ведь так оно и будет.
Давно Навигатор наш у посла чердак посольства просил. Давно посол нашему Навигатору отказывал. Нет, говорит, и точка. Но у Навигатора нашего растет хозяйство. С каждым годом увеличивается количество серых ящиков с лампочками да антенн разных. Нужен Навигатору чердак. Просит посла, умоляет. Пропадает место, а мне электронику подслушивающую устанавливать некуда. Плюнул посол. Хрен с тобой, говорит. Забирай чердак. Но авгиевы конюшни там. Вычистить их надо. Сумеешь — твой чердак. Только, чур, меня не подводить. И грязь с чердака убрать своими силами.
"Много ли грязи?" — Навигатор интересуется. "Все, что есть, — все твое, — посол отвечает. — Как ее убрать, я не знаю. Знал бы, давно бы там все очистил. От предшественников наследие там осталось…" Ударили по рукам. Отдал посол Навигатору ключик и еще раз попросил не болтать о том, что там, наверху, лежит.
Вскрыл Навигатор чердак, личную печать посла нарушил, включил фонарь и обомлел. Забит чердак книга ми. Красивые книги. Бумага мелованная, обложки глянцевые. Названия у книжек разные, а автор один: Хрущёв Никита Сергеевич. Сообразил Навигатор, откуда это богатство. Много лет назад хотела Коммунистическая партия, чтобы голос ее весь мир услышал. Оттого речи самого умного в партии человека на все языки переводились, на лучшей бумаге печатались, по всему свету рассылались. В зарубежных странах советские посольства эти творения всем желающим даром раздавали, во все библиотеки рассовывали. А партия внимательно следила, какой посол слово партии хорошо распространяет, а какой — не очень. Между послами соревнование: кто больше книг бесплатно распространит. Рапортуют послы: я — сто тысяч! Я — двести тысяч! А я — все триста! Ну, хорошо, в Москве говорят, раз так легко они расходятся, раз народы мира без ума от сочинений нашего дорогого вождя, вот тебе еще сто тысяч! И тебе тоже! Распространяй да помни: в Париже посол лучше тебя работает! А в Стокгольме необычайный интерес! В Канаде люди так и прут валом, чтобы книги те заполучить..
Как там в Париже и Оттаве эти книжки распространяли, не знаю, но в Вене их спустя много лет на чердаке обнаружили. Пошел Навигатор к послу:
— Выкинуть на свалку!
— Что ты! — посол взмолился. — Узнают газеты буржуйские, скажут, что прошлого лидера нашей родной партии мы обманывали, так, может, и нынешнего лидера так же обманываем. Что будет, если такая статья появится?
— Ну так сжечь их! — Навигатор предложил. Да тут же и осекся. Сам понял, что нельзя такую уймищу книг жечь. Всякий знает, что если в посольстве несколько тонн бумаги сжигают, значит, война. Паника начнется. А кому отвечать? Сжигать их понемногу тоже нельзя — так чердак и за год не очистишь.
Выругался Навигатор непотребно, шифровку в Аквариум настрочил: получим чердак для электроники, если посла выручим без особого шума. Аквариум согласие дал. Контейнер прислал и документы соответствующие.
Две ночи мы, борзые, книги на себе с чердака в контейнер таскали. Тронешь их — чихаешь потом два часа. Пыль, жара на чердаке. Лестницы крутые. Пробежишься вверх-вниз по ступенькам, сердце прыгает. Пот льет. Ах, как же мы тебя, Никита Сергеевич, матом крыли!
Контейнер к самым дверям подогнать пришлось, и просвет между дверью и контейнером брезентом укутать да караул установить. Смотрят соседи из КГБ на охрану да на огромный контейнер, с завистью посвистывают.
Посмотрели полицейские чины еще раз на контейнер, сняли копии с бумаг, махнули рукой: черт с вами, проезжайте. Ничего не поделаешь. Ясно полиции, что сперли ушлые советские шпионы, нагло прикрывающиеся дипломатической неприкосновенностью, что-то важное, и непонятно, как сумели эту штуку в посольство протащить. А уж если это удалось, то тут ничего не поделаешь. Проезжай!
3
В ГРУ новые веяния. В ГРУ новые люди. Фамилии новых начальников Второго, Седьмого и Двенадцатого управлений, 8-го направления Шестого управления и 4-го направления Одиннадцатого управления мне ничего не говорят. Генералы да адмиралы. Но фамилия нового начальника Пятого управления знакома до боли. Кравцов. Генерал-лейтенант. Пять лет назад, когда я уходил в академию, он получил свою первую генеральскую звезду. Теперь у него их две. Наверное, скоро будет три. Все его предшественники на этом посту были генерал-полковниками.
Пятое управление! Под контролем этого небольшого жилистого человека все части СпН Советской Армии. Это не всё. И даже не главное. Ему подчинены диверсионные и добывающие агентурные сети шестнадцати военных округов, четырех групп войск, четырех флотов, сорока одной армии и двенадцати флотилий. Ему сейчас сорок четыре года. Успехов вам, товарищ генерал.
А у меня нет успехов. Знаю, что нужно искать выходы к секретам, но на это не остается времени. Дни и ночи я в агентурном обеспечении. Без выходных, без праздников. Одометр моей машины словно взбесился. Не проходит недели, чтобы на одометре тысячи километров не прибавилось. Иногда эти тысячи прибавляются катастрофически быстро, и тогда Сережа Нестерович, наш автомеханик, по приказу Младшего лидера подкручивает одометр, сбрасывая лишние тысячи. У него для этого есть специальный приборчик: коробка и длинный металлический тросик в трубочке. Был бы я на его месте, непременно сбежал бы с этим приборчиком в Америку. Покупал бы старые машины, прокручивал одометры и продавал их как новые.
Крутит он одометр не мне одному. Много нас, борзых, в резидентуре. И каждый носится по Европе, словно та рыжая белочка в колесе в пивной напротив посольства.
Одометр — лицо разведчика. И не имеем мы права показывать своего истинного лица. Крути, Сережа!
4
Навигатор руки потирает:
— Заходите. Рассаживайтесь. Все?
Младший лидер окидывает нас взглядом. Пересчитывает. Улыбается Навигатору:
— Все, товарищ генерал, за исключением шифровальщиков, группы радиоконтроля и группы радиоперехвата.
Навигатор ходит по залу, смотрит в пол. Вот он поднимает голову и радостно улыбается. Таким счастливым я его никогда не видел.
— Благодаря стараниям Двадцать Девятого наша резидентура сумела добыть сведения о системе обеспечения безопасности на предстоящей в Женеве выставке "Телеком-75". Подобные материалы сумели добыть дипломатические резидентуры ГРУ в Марселе, Токио, Амстердаме и Дели. Но наша информация наиболее полная и получена раньше других. Поэтому начальник ГРУ, — он выжидает мгновение, чтобы придать заключительной фразе больше веса, — поэтому начальник ГРУ доверил нам проведение массовой вербовки на выставке!
Мы взвыли от восторга. Мы жмем руку Двадцать Девятому. Зовут его Коля Бутенко. Он капитан, как и я.
В Вену он приехал позже меня, но уже успел совершить две вербовки. Варяг.
— Двадцать Девятый!
— Я, товарищ генерал! — Коля вскочил.
— Благодарю за службу!
— Служу Советскому Союзу!
— А теперь тихо. Восторги будут после выставки. Как делается массовая вербовка, вы знаете. Не дети. На выставку выезжаем всей резидентурой. Все работаем только в добывании. В обеспечении работают дипломатическая резидентура ГРУ в Женеве генерал-майора Звездина и бернская резидентура генерал-майора Ларина. Если потребуется выход на территорию Франции, то марсельская и парижская резидентуры ГРУ готовы к обеспечению. Общее руководство осуществляю я. На время операции мне временно будет подчинен начальник 3-го направления Девятого управления ГРУ генерал-майор Фекленко. Он прибывает во главе мощной делегации. Николай Николаевич!
— Я, товарищ генерал! — заместитель по информации вскочил.
— Встреча делегации, размещение, транспорт на твоей совести.
— Да, конечно, товарищ генерал.
— В ходе массовой вербовки применяем обычную тактику. Если кто совершит глупость, то я принесу его в жертву общему успеху точно так, как парижский лидер ГРУ пожертвовал пешкой — помощником военного атташе — в ходе массовой работы на выставке в Ле-Бурже. Мой первый заместитель (Младший лидер встает) познакомит каждого из вас с теми членами делегации, с которыми вы будете работать. Желаю удачи.
5
Московский экспресс прибывает в Вену в 5:58 вечера. Мимо нас медленно проплывают зеленые вагоны. Чуть скрипят тормоза. Здравствуйте, товарищи! Приветствуем вас на гостеприимной земле Австрии! Носильщиков звать не надо. Их много. Они знают, что официальная советская делегация не поскупится на чаевые.
Делегация огромна. Офицеры информации ГРУ, специалисты Военно-промышленной комиссии (ВПК), эксперты из военной промышленности, конструкторы вооружений. Конечно, ничего этого не вычитаешь в их паспортах. Если верить паспортам, то они из Академии наук, из Министерства внешней торговли, из каких-то несуществующих институтов. Но разве можно верить нашим паспортам? Разве в моем дипломатическом паспорте указано, что я офицер добывания ГРУ? Здравствуйте! Здравствуйте.
На нашей маленькой смешной планете происходят удивительные вещи. Но они почему-то удивляют только меня, и никого более. Никому никакого дела нет до огромной советской делегации. Никто вопросов не задает. А неясных вещей множество. Почему, к примеру, советская делегация прямо в Женеву не едет, зачем она на три дня в Вене останавливается? Отчего делегация в Вену прибыла единым монолитным строем, как батальон, а в Вене вдруг раздробилась, распалась, рассыпалась? Отчего делегаты направляются в Женеву разными путями, разными маршрутами: кто поездом, кто автобусом, а кто самолетом летит? Что за чудеса: до Вены поездом не спеша, а дальше самолетом? Отчего на выставке в Женеве советских дипломатов сопровождают советские служащие ООН в Вене, а не советские служащие ООН в Женеве? Вопросов много. Но никого они не интересуют. И никто на эти вопросы ответов не ищет. Что ж, тем лучше для нас.
6
В комнате для инструктажей в прозрачных креслах, в которые невозможно вмонтировать никакую аппаратуру, сидят двое незнакомцев. Младший лидер представляет меня:
— Это Виктор.
Я сдержанно кланяюсь им.
— Виктор, это Николай Сергеевич, полковник-инженер НИИ-107.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
— Это Константин Андреевич, полковник-инженер из первого направления Девятого управления службы информации ГРУ.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
Я жму протянутые руки.
— Меня интересуют, — ухватил быка за рога Николай Сергеевич, — приемные устройства, захватывающие отраженный лазерный луч, который используется для подсветки движущихся целей при стрельбе с закрытых огневых позиций…
— Вы, конечно, понимаете, что мои знания в этом вопросе поверхностны.
— Конечно, мы это понимаем. Поэтому мы и находимся тут. Ваше дело вербовать, наше — осуществлять технический контроль, — Николай Сергеевич раскрывает свой портфель. — По данным службы информации ГРУ, наибольшего успеха в данной области добились фирмы "Хьюз", США, и "Силаз", Бельгия.
— Против них я на выставке работать не могу.
Они с недоумением смотрят на Младшего лидера.
Но он поддерживает меня:
— Это наш закон. У стендов больших компаний на выставках постоянно находятся сотрудники безопасности этих компаний. На выставках мы работаем только против очень небольших фирм, у стенда которых находится лишь один человек. Как правило, это сам владелец фирмы. Вот против таких мы и работаем.
— Жаль.
— Ничего не поделаешь, стиль нашей работы резко меняется в различных обстоятельствах.
— Хорошо. Вот рекламные проспекты и статьи о небольших фирмах, работающих по этой тематике. Вот схема их расположения на выставке. Вот фотография устройства, которое нам нужно. За эту черную коробочку ВПК готова платить сто двадцать тысяч долларов, ибо разработка подобной системы в Союзе потребует многих лет и миллионов. Дешевле скопировать.
— Деньги у вас с собой?
— Да.
— Можно посмотреть? Я должен к ним привыкнуть.
Константин Андреевич кладет на прозрачный стол прямоугольный поблескивающий портфель и открывает его. Внутри портфель набит газетными вырезками, рекламными проспектами и еще какими-то бумагами: ведь на входе и выходе — полицейский контроль, вся эта макулатура — для полицейских глаз.
Он щелкнул чем-то, открывая второе дно.
О, какое великолепие! Зеленое сияние очаровало меня. Я замер. Наверное, так граф Монте-Кристо рассматривал свои сокровища. Какие человеческие усилия, какая роскошь сконцентрирована в этих аккуратных пачках хрустящей зеленой бумаги.
Я равнодушен к деньгам. Вернее, почти равнодушен. Но то, что я увидел в этом маленьком чемоданчике, заставило меня чуть прикусить губу.
— Это демонстрационный портфель, — объясняет Константин Андреевич. — Деньги в нем настоящие, но их не так много, как кажется. Мы не можем проносить с собой на выставку много денег. Поэтому потайное отделение сделано так, чтобы создавалось впечатление нескольких сотен тысяч долларов. На самом деле потайное отделение не такое глубокое, как кажется. В ходе выставки мы не платим, а только демонстрируем. Для демонстрации лучше использовать крупные новые купюры. Оплату мы производим вдали от выставки и используем мелкие и потрепанные купюры. Вот они.
Он открывает старый побитый чемоданчик, до краев наполненный пачками денег. Я трогаю их. Я беру в руки десяток пачек. Нюхаю их и кладу обратно. Все вокруг меня смеются. Чему?
— Не обижайся, Виктор, — объясняет Младший лидер, — во втором чемодане денег гораздо больше, чем в первом, но ты к ним равнодушен. А первый, демонстрационный, чемоданчик тебя просто очаровал. Это настолько разительно, что невозможно не засмеяться. Что ж, мы рады, что демонстрационный чемоданчик так хорошо действует даже на тебя.
7
Выставка — это поле битвы для ГРУ. Выставка — это поле, с которого ГРУ собирает обильные урожаи. За последние полвека на нашей крошечной планете не было выставки, на которой не работало бы ГРУ.
Выставка — это место, где собираются специалисты. Выставка — это клуб фанатиков. А фанатику нужен зритель. Фанатику нужен кто-то, кто кивал бы головой и слушал его бред. Для того они и устраивают выставки. Тот, кто слушает фанатика, кто поддакивает ему, тот — друг. Тому фанатик рад. Тому он верит. Верь мне, фанатик. У меня работа такая, чтобы мне кто-то поверил. Я как ласковый паучок. Стоит тебе только поверить мне, и не выпутаешься.
Для ГРУ любая выставка интересна. Выставка цветов, военной электроники, танков, котов, сельскохозяйственной техники. Одна из самых успешных вербовок ГРУ была сделана на выставке китайских золотых рыбок. Кто на такую выставку ходит? У кого денег много. Кто связан с миром финансов, большой политики, большого бизнеса. На такую выставку ходят графы и маркизы, министры и их секретарши. Всякие, конечно, люди на выставки ходят, но ведь выбирать надо.
Выставка — это место, где очень легко завязывать контакты, где можно заговорить с кем хочешь, невзирая на ранги. Но ГРУ никогда не работает в первый день выставки. Первый день — открытие, речи, тосты, суета, официальные лица, излишне нервная полиция. Любая выставка принадлежит нам, начиная со второго дня.
День, когда выставка открывается, важен для каждого из нас, как для командира последний день перед наступлением. В этот день командир вновь и вновь томительными часами прощупывает поле битвы своим биноклем: овраг обойти, вон там ребят дымовой завесой прикрыть, черт, в болотце бы не утонуть, неприметное на вид, а вон там заградительный огонь поставить десятью батареями, оттуда контратака будет.
Огромные силы агентурного добывания, обработки и агентурного обеспечения стянуты сейчас в этот милый город. Но мы пока не на выставке. Первый день — не наш. Мы разбрелись по бульварам и набережным, по узким улицам и широким проспектам. Каждый снова и снова прокручивает в голове план своей операции на поле битвы: не обошли бы с фланга, не ударили бы в тыл.
Не знаю почему, но завтрашняя массовая вербовка меня пока не волнует. Не стучит и не сжимается сердце. Нет. Не оттого, что я великий разведчик, бесстрашно идущий на рискованную операцию. Наверное, просто оттого, что я занят другим. Меня занимает не предстоящая вербовка, а великий город Женева. Словно какой-то добрый волшебник бросил меня в царство прошлого, где на одной улице смешались все эпохи. Улица эта, rue de Lausanne, — улица ГРУ.
Тут, на рю де Лозанн, до войны в большом старом доме, в незаметной квартире на третьем этаже находился центр нелегальной резидентуры ГРУ, которой руководил Шандор Радо. Дипломатический резидент ГРУ и не подозревал, что всего в двух кварталах от него работает сверхмощная тайная резидентура "Дора", опутавшая правительства Европы своими цепкими щупальцами.
Тут же, на этой улице, находился узел связи нелегальной резидентуры ГРУ "Роланд", которой управлял генерал Мрачковский. Резидентура "Роланд" раскинула свои сети от Шанхая до Чикаго. Но навигатор "Роланда" не подозревал о существовании "Доры". А навигатор "Доры" не знал о Мрачковском и его чудовищной организации "Роланд". А дипломатический резидент не знал о существовании обеих.
Яркий осенний день. Жарко. Но листья уже шуршат под ногами. Иностранные рабочие, испанцы или итальянцы, одетые в оранжевые комбинезоны, спешат убрать первое золото осени с дорожек парка. Эй, не делайте этого! Неужели вам не нравится ходить по багровым и червонным коврам? Неужели шуршание осени вас не волнует? Неужели серый асфальт лучше? Нет у вас, братцы, поэзии ни на грош. И оттого ваш маленький прожорливый трактор так быстро и жадно заглатывает красу природы. А были бы вы чуть более поэтичны, бросили бы работу да наслаждались. Сколько красок! Какое великолепие! Какая роскошь! Человек никогда не сможет сделать лучше того, что делает природа. Вот напротив входа в парк Монрепо — школа. Красивая, как замок. И часы на башне. Загляденье. Но ведь серая она. Нет бы пятнами ее изукрасить золотыми, да багровыми, да оранжевыми.
Под часами на башне школы дата — 1907. Значит, и Ленин этой школой любовался. А может быть, буржуазный стиль ему не нравился? Во всяком случае, он тут жил, на рю де Лозанн, где потом разместились резидентуры ГРУ, где сейчас огромные дома для дипломатов громоздятся. Голову даю на отрез: нелегальные резидентуры ГРУ и сейчас тут работают, не снижая производительности. Хорошее место. Понимал Владимир Ильич, где жить. Понимал, в каких парках гулять. Рабочих он любил, а буржуазию ненавидел. Поэтому он не жил в рабочих кварталах Манчестера или Ливерпуля. Он жил в стане врагов, в буржуазных кварталах Женевы. Наверное, хотел глубже понять психологию и нравы буржуазии, чтобы бить ее наверняка, чтобы всех сделать свободными и счастливыми.
В те дни тут, по парку Монрепо и по рю де Лозанн, гуляли террористы, мечтавшие убить русского царя, — Гоц, Бриллиант, Минор. Наверное, встречая Ленина, они раскланивались, приподнимая черные котелки. А может быть, они принципиально не замечали друг друга и не раскланивались. Во всяком случае, когда Ленин взял власть, он всех террористов, попавших в его руки, перестрелял, а заодно и царя, которого террористы не суме ли убить.
Мне нужно спешить. У меня только один день. Последний день перед боем, перед моей первой зарубежной вербовкой. Я должен знать поле битвы, как свою ладонь, как командир батальона знает изрытое воронками поле, по которому завтра пойдут в наступление его ребята. Но я не спешу. Меня очаровал старый парк, который видел так много. Тут в октябре 1941 года на какой-то скамеечке состоялось совещание нелегальных резидентов ГРУ в Европе. Пока Советский Союз не принимал участия в европейской войне, гестапо не трогало его агентуру, хотя и имело некоторые сведения о ней. Но в первый день войны начались провалы. Начались массовые аресты. Операции по локализации провалов результатов не давали. Провалы множились. Провалы групповые. Провалы по цепочке. Провалы, как круги на воде от брошенного камня. Провалы на линиях связи. Связь потеряна. Явки ненадежны. Под подозрением все. Каждый резидент подозревает каждого своего офицера и агента, а каждый из них подозревает всех остальных. Каждый резидент уже чувствует дыхание гестапо за своей спиной и запах теплой крови в камерах пыток. Каждый бессилен.
В этой обстановке они собрались в Женеве. В парке Монрепо. Им запрещено было это делать. Ни один из них не имел права знать что-либо о деятельности таких же резидентов ГРУ. Такая встреча — преступление. За такую встречу, если в Москве узнают, — расстрел.
Но они встретились. По собственной инициативе. Как они нашли друг друга? Не знаю. Наверное, по "почерку". Точно как проститутка в огромной толпе среди тысяч женщин безошибочно может найти незнакомую подругу по профессии. Как вор видит вора. Как сидевший в тюрьме без труда, по каким-то неуловимым признакам узнает того, кто когда-то тоже был в тюрьме.
Они встретились. Они сидели угрюмые, может быть, под этим каштаном. Волки разведки. Высшая элита агентурного добывания — нелегальные резиденты. Навигаторы. Командиры. Они сидели тут и, наверное, больше молчали, чем говорили. Может быть, для них это молчание было и прощанием с жизнью, и моральной подготовкой к пыткам, и взаимной братской поддержкой.
Вряд ли кто-нибудь, глядя со стороны, мог подумать, что тут собрались лучшие представители руководства сверхмощной организации, которая не единожды сжимала глотку Европы невидимой, но железной хваткой. Вряд ли, глядя на этих людей, кто-то мог подумать, что каждый из них безраздельно повелевает тайной организацией, способной проникать в высшие сферы власти и расшатывать устои государственности, смещая министров и целые правительства, потрясая столицы топотом миллионных демонстраций. Кто бы мог подумать, что эти люди, сидевшие на скамеечке в парке Монрепо, обладали почти неограниченной властью! Они сидели в поношенных пальто, в потертых пиджаках, в стоптанных ботинках. Настоящий разведчик не должен привлекать к себе внимания окружающих. Он незаметен, как асфальт. Он сер. Внешне.
Это были загнанные волки. Зажатые в угол. У них не было выхода. То, что они делали, каралось в Советском Союзе высшей мерой наказания и именовалось страшным термином "горизонтальные связи в агентурном добывании". Но в затылки им дышало Гестапо.
Они сидели долго. Они о чем-то спорили. Они приняли решения. Они изменили тактику. Они изменили системы связи, способы локализации провалов, проверок и вербовок. Каждый делал это якобы по собственной инициативе, не докладывая в ГРУ о тайном сговоре. Да и связи с ГРУ тогда не было.
Они все пережили войну. Каждый из них добился блестящих результатов. Они все вместе доложили руководству ГРУ о несанкционированном совещании 1941 года только в 1956 году. Все они стали героями. Победителей не судят.
Но кто за рубежом взвешивал вклад этих людей в Победу? Кто принимал их в расчет, когда планировал молниеносный разгром Красной Армии? Германские генералы рисовали на картах стрелы, рассекающие Советский Союз до самой Волги. Но они, словно увлекшиеся игрой картежники, забыли о том, что кто-то может стоять за их спинами и заглядывать в их карты, раскрывать их хитроумные замыслы и срывать их самые блистательные планы. Эти неприметные, скромно одетые люди, встретившиеся в октябре 1941 года в женевском парке Монрепо, были очень грозной силой — силой, которую германские генералы не принимали в расчет, силой, которая стоила многих дивизий, корпусов и армий.