Илья надолго задержался у Красавчика, который собрал большую бригаду и контролировал все близлежащие деревни и маленькие городки от набегов пришлых варягов. Взамен получал оброк в виде пищевого довольствия и денежную мзду от торгового люда. В большие города он не совался, так как там орудовали местные шайки, а наступательные бои в городских застройках чреваты большими потерями, что Красавчика не устраивало. Илья не спешил проведать мать и отца, так как не любил родительских проповедей, а в отряде Красавчика было интересно и он, как историк, находил свою жизнь в лесу познавательной. Илья в отряде обучал отобранных бойцов Красавчика военной магии. Когда Соловей уходил с поручениями в дальние деревни или в другие отряды, то Илья приставал к нему в напарники. Дружба и соперничество, возникшие в начале их знакомства, взаимно притягивало их, поэтому со стороны, несмотря на их антагонизм, Илья с Соловьём казались, как друзья – не разлей вода.

Однажды они отправились в Потьму.

Там находился самый дальний отряд Красавчика, возглавляемый Кежаем, человеком жёстким и беспощадным. Своих людей Кежай держал в кулаке, но и местным поселянам в мордовских деревнях приходилось несладко, так как атаман тиранил их тяжёлыми поборами. Красавчику давно жаловались на ненасытного атамана, и он отправил Соловья увещевать супостата умерить аппетит. Места в этой мордовской глубинке лесные и болотные, а тамошние жители сплошь и рядом потомки лагерных надзирателей. В советские времена в окрестных лагерях сидели политические заключённые: эсеры и меньшевики, троцкисты и каменевцы, зиновьевцы и бухаринцы, а вместе с ними воры и раскулаченные крестьяне, национальная оппозиция и диссиденты. Перед самым распадом Советского Союза в Дубравлаг сажали евреев, посмевших пожелать уехать за границу: в Израиль, Соединённый Штаты Америки, Францию и Германию. Бывшие лагеря и вырубленные дубравы давно заросли кустами и вездесущей осиной. Эти места, усыпаны костями многочисленных поколений зеков, источали липкий дух неволи, навечно застрявший в местных болотах. Этот дух тушил всякую инородную мысль, признавая только одно – тупое и беспрекословное подчинение.

Им предстоял длинный путь через малонаселённые или совсем пустые деревни и посёлки: Старый Город и Барашево, Явас и Заречный, Парца и Ударный, Леплей и Пионерский, Сосновый и Молочница, Волковка и Потьма. Илью интересовали исторические подробности здешних мест, а Соловей, абориген мордовского края, был здесь, как рыба в воде. Преимущественно ночевали в деревнях, в которых имелись известные только Соловью хозяева, представляющие скрытные ночлежки, так как их могли выследить шныряющие в воздухе государственные дроны Казанского или Волжского региона. Идти приходилось заснеженным лесом, опасаясь тех же дронов, которые сканировали лицо и если находили его в базе – стреляли без предупреждения. Белые маскировочные халаты спасали мало, так как дроны имели инфракрасную оптику поэтому, при их появлении, зарывались с головой в сугроб.

Это случилось на второй день их похода, когда они покинули посёлок Парца, с двумя брошенными женскими лагерями. Стоило им выйти из посёлка и скрыться в еловом лесу, как странным образом исчезла земля под ногами, а верхушки деревьев застыли, а потом дёрнулись в сторону, осыпаясь снегом, точно их кто-то встряхнул. Дрон, от которого они спрятались перед этим, тоже повёл себя странно: три пропеллера жёстко замерли на месте, но летающая смерть не грохнула вниз, а неподвижно замерла в вышине. Через несколько секунд дрон разморозился и резко включился, чётко оставаясь на том же месте. На немой вопрос Ильи о странном происшествии его попутчик сразу выдал свою версию:

— В Сарове проводят атомные эксперименты.

Илья, пусть и далёкий от современной физики, так не считал, понимая, что они наблюдали какое-то редкое и глобальное явление. Внезапно дрон бросился в сторону и сразу открыл огонь. Взглянув туда, Илья увидел бредущего по снегу человека в долгополом одеянии и с обнажённой головой. Дрон стрелял издали, и пули вспахивали снег вокруг безумца, который стоял на месте и не прятался.

— Ложись! — крикнул Илья, но незнакомец не собирался падать, а смотрел на приближающийся дрон. Илья полыхнул огнём в летящую смерть и подбитый дрон свалился в пике, а потом зигзагами ушёл в сторону Сарова.

— Сейчас прилетят, вороны! — воскликнул Соловей и сердито добавил, рассматривая незнакомца: — Нашли дурачка на свою голову!

Илья подбежал к незнакомцу, который оказался юношей, и потащил его за руку, объясняя неразумному:

— Бежим! Сейчас прилетит стая дронов.

На него непонимающе смотрели широко раскрытые глаза юноши, который не стал кочевряжиться и побежал рядом с Ильёй. Всего в километре от посёлка Парца находился посёлок Ударный с двумя бывшими зонами, и Соловей направлялся туда, собираясь скрыться в разрушенных постройках. Сзади послышался шум, а когда Илья обернулся, то увидел чёрные точки воздушных ос, которые быстро к ним приближались. Они успели продраться через периметр зоны, на котором ещё оставалась ржавая путанка и куски колючей проволоки. Бараки без крыш едва ли спасли бы беглецов от пуль дронов, которые стаей коршунов высматривали свои жертвы. Возможно, что они уже заметили их и неслись прямо к ним.

— Сюда! — крикнул Соловей, ныряя в приземистое здание ШИЗО с бетонной крышей. Стоило им заскочить в тёмный проём без двери, как застрочили пулемёты, выбивая на крыше тревожную дробь, словно перед расстрелом. Илья присел у стенки и рядом с ним прислонился юноша. На противоположной стене кто-то увековечил название колонии, изобразив чёрной краской «ИК-10» и череп с костями. Взглянув на занесённый снегом пол, Илья с ужасом увидел, что незнакомец босой, а одна нога кровоточит. Вероятнее всего, что юноша наступил на колючую проволоку. Илья осмотрел ногу и вытер её горстью чистого снега. Из рюкзака вытащил бинт и перевязал рану, а потом натянул на ногу незнакомца две пары шерстяных носков из своих запасов. Соловей, наблюдая за действиями Ильи, смущаясь, вытащил из рюкзака домашние тапочки с помпончиками и дал два целлофановых пакета. Засунув ногу юноши в пакет, Илья надел на него тапочки и привязал их к ноге бечёвкой. Осмотрев своё сооружение, Илья довольно произнёс:

— До Потьмы дойдёшь, а там купим тебе обувку.

— Не дойдёт, — в пику ему сказал Соловей и выглянул наружу. Тут же ударила пулемётная очередь, а бетонные стенки отозвались барабанной дробью. Один дрон опустился ниже и принялся стрелять в проём. Стены брызнули отщёлкнутыми кусочками бетона, но Илья выставил наружу руку и полыхнул огнём. Дрон вспыхнул, а его обгорелые останки с шипением упали в снег.

— Придётся ждать темноты, — сказал Соловей, забираясь подальше, и вытащил из рюкзака спальный мешок. Забравшись в него с головой, Соловей беспечно закрыл глаза, намереваясь проспать до вечера. Илья вытащил свой спальный мешок и предложил незнакомцу: «Залезай». Когда юноша забрался, Илья снял с себя меховую куртку и тоже заполз в мешок. Выходило тесновато, но вскоре стало тепло. Юноша затих где-то под мышками, а Илья тревожно прислушивался к рокоту дронов. Вскоре и он заснул, убаюканный их ритмичной мелодией.

***

Илья испытывал странные ощущения: умиление, смущение и растерянность. Когда он проснулся, то обнаружил, что их новый знакомый, пригретый в спальном мешке Ильи, прижался к нему всем телом, положив голову на грудь, а руку закинул на шею. Вдобавок, нога юноши обхватила его ногу, словно они были любовниками. Такая «братская» любовь заставила Илью, кроме смущения, покраснеть, так как Соловей, давно уже поднявшийся, ехидно спросил, взирая на «сладкую» парочку:

— Чем вы там занимались целый день?

Илья принялся выбираться из мешка, чем разбудил юношу, который испуганно спросил: — Дроны?

— Вот, возьми, — сказал Соловей, протягивая юноше старые кирзовые сапоги, которые, видимо, нашёл в каком-то бараке. Юноша выбрался из спального мешка в своей хламиде, а потом принялся натягивать на ноги ссохшиеся сапоги. Илья невольно увидел, что у юноши под хламидой ничего нет и он совершенно голый. «Что за чёрт, — подумал Илья, — откуда он свалился на нашу голову». Он снял свой свитер, который связала ему мать, и сунул его юноше. Тот с благодарностью посмотрел на Илью своими большими глазами и прямо под хламидой изловчился одеть свитер. Рассматривая его бледные ноги, торчащие из кирзовых сапог, Илья снова полез в рюкзак и вытянул оттуда тёплые спортивные брюки, которые тоже отдал юноше. Пока юноша надевал брюки, отвернувшись от любопытных глаз, Илья спросил: — Как тебя звать?

Илье, показалось, что в его голове появились тараканы, которые изучают его мозг, а юноша, не мигая посмотрел на него и произнёс: — Иван!

— Откуда ты, Иван, — спросил Илья и юноша, после некоторых колебаний, произнёс: — Не помню.

— Иван Непомнящий, — хихикнул Соловей и приказал: — Поднимайте свои жопы и вперёд за мной!

Начало темнеть, но в небе уже проявилась бледная луна. Пока они дошли до конца посёлка Ударный, красное солнце скрылось за горизонтом, а впереди темнел молчаливый заснеженный лес. Сразу стало холодать, но маленький отряд, разгорячённый ходьбой, этого не заметил. Лес погрузился в сон, окутанный страхами, и неодобрительно стряхивал на головы путешественников снег с задетых веток. Иван Непомняший шагал посредине, ступая по следам Соловья, а Илья замыкал тройку.

Луна с наступлением темноты засветилась ярче, запутывая деревья призрачными тенями. Небольшой мороз заставил снег хрустеть под ногами с вкусным звуком, поощряя быструю ходьбу. Показались дома с тёмными глазницами окон, оставляя загадкой то, живёт там кто-либо или нет. Слева и справа от дороги потянулись остатки периметра зоны.

— Здесь сидели судьи и менты, — тихим голосом произнёс Соловей и сплюнул в сторону зоны. Они в полном молчании проследовали центральной улицей посёлка, казавшегося вымершим, так как ни одна собака не подала свой голос. Слева, на выходе из посёлка, они увидели ещё одну разрушенную зону, в которой, по сведениям Соловья, отбывали срок преступники-иностранцы. По выходу из посёлка дорогу совсем замело, видать здесь давно не ездил транспорт. Луна всплыла вверх и деревья вдоль дороги прятались в своей тени, где испуганный глаз легко находил леших и старичков-боровичков. Присмотревшись, глаза обнаруживали свою ошибку, но воображение уже дорисовало страшную картину того, чего не существовало.

Слева снежными горками ютились несколько разрушенных домов, отмечая место, где когда-то был посёлок Пионерский. Совсем рядом за ним оказался следующий посёлок, Сосновка, мимо которого прошли не останавливаясь. Из какого-то дома, далеко от дороги, длинной серой лентой струился к небу дым, говоря о том, что жизнь не покинула это место. Они не стали останавливаться, а шли дальше по едва заметной дороге, заросшей кустами и засыпанной снегом. Через пару километров, которые показались десятью, появился следующий посёлок, Молочница. Дорога резко поворачивала влево, не заходя в посёлок. Соловей объяснил, что это к лучшему, так как в посёлке находилась исправительная колония строгого режима, а местные, работающие в зоне – хуже собак и сдадут с потрохами за понюшку табака.

— Можем остановиться, переночевать или идём дальше, — предложил Соловей, рассматривая в сумраке лицо Ильи. Будь он сам, то шёл бы дальше, но, глядя на сморённого Ивана, Илья согласился на ночёвку. Они свернули от дороги вправо, на дорогу, ведущую в посёлок. Не успели дойти до первого дома, как увидели человека, курившего у забора.

— Куда путь держите, служивые? — спросил мужчина, подсвечивая своё лицо огоньком сигареты. Его острый взгляд не понравился Илье, а Соловей тихо прошептал: «Идите, я поговорю…» — а сам подошёл к мужчине и спросил: — Огоньку не найдётся?

Илья и Иван ушли на десяток шагов вперёд, когда увидели, как Соловей быстро их догоняет. Мужчина стоял, опираясь на забор, а потом медленно сполз в сугроб.

— Быстро, влево! — прошипел Соловей и первым нырнул между домами в сторону огородов. Илья не стал оглядываться, так как знал, что мужчина убит, но хотел, чтобы Иван об этом не догадывался. Соловей объяснил Илье, что нужно идти быстро, так как на них могут спустить собак, как только обнаружат тело. Страх подстегнул путешественников, поэтому подгонять никого не пришлось. Уже под утро, когда луна снова побледнела на фоне светлого неба, они добрались до Потьмы. Соловей повёл огородами и вышел к какому-то дому за высоким забором. Во дворе залаяла собака, извещая хозяина о ранних гостях. Видать, хозяин уже не спал, так как открыл заднюю калитку с топором в руках. Вряд ли он с утра рубил дрова, видимо, шёл с топором встречать гостей. Окинув взглядом пришедших, хозяин ехидно заметил: — Зачем столько ртов притащил? Красавчик не кормит?

— Прослышали о твоих пирогах, вот и напросились, — легко согласился Соловей, а атаман Кежай, как догадался Илья, распахнул калитку шире и произнёс: — Проходите, нечего понапрасну масть светить.

Овчарка бесновалась на цепи, но Кежай на неё цыкнул, и она обиженно заткнулась. Хозяин повёл в гостей дом. На невысоком крыльце стряхнули снег с ног и нырнули в раскрытые сени. Дверь в дом встретила приятным запахом сытности, а когда разделись, то увидели, как две молчаливые женщины накрывают стол. Кежай что-то шепнул молодой женщине, и она вручила Соловью и его компашке свежее бельё: белые кальсоны и просторные белые рубахи, а вдобавок – три больших махровых полотенца. Кежай отвёл их в натопленную баньку, словно ждал гостей с утра. Соловей и Илья быстро разделись, нырнули в парилку и сразу плеснули на каменку, поддавая жару. Выхлёстывая себя вениками, они потели на верхних полках, соревнуясь в выдержке. Соловей ехидно спросил у Ильи: — Что-то твой дружок застрял в предбаннике!

— Он такой же мой, как и твой, — парировал Илья и выглянул в предбанник.

— Что сидим? — спросил он у Ивана, который отмахнулся: — Я потом.

Соловей вопросительно уставился на Илью.

— Потом помоется, — сообщил он распаренному Соловью и объяснил: — У него, вероятно, какой-то дефект тела, вот и стесняется.

Когда они ополоснулись и выскочили в тесный предбанник, Иван юркнул в баню и закрыл дверь. Его не стали дожидаться, чтобы не смущать, а ушли в дом, где их ожидал готовый стол, который не блистал разносолами, предлагая солёные грузди, картошку и наваристый суп с какой-то дичью. В большой плетёной хлебнице горкой лежал домашний хлеб. За столом сидел заспанный белобрысый парень и Кежай. Хозяин вытащил квадратную бутылку и налил в стаканы самогон, шибанувший в ноздри. Белобрысому парню не налил, буркнув, как объяснение: «Мал ещё!»

— За знакомство! — произнёс Кежай и опрокинул стакан в рот. Когда закусили солёными груздями, Кежай придвинул к себе глубокую чашку с супом и спросил, пронзительно глядя на Илью:

— Соловья я знаю, а ты, чьих будешь?

— Я из Санкт-Петербурга, — ответил Илья, с наслаждением хлебая суп.

— Что же забыл в этих краях, аль по какой надобности? — спросил Кежай, поглядывая на Илью.

— Мать и отец в Сарове работают, — ответил Илья.

— Мать и отец, стало быть, работают, а ты в тати подался? — спросил Кежай, а Илья не знал, что ему ответить.

Соловей ответил вместо него: — Он Красавчику приглянулся, вот и оставили в живых.

— Даже так! — сказал Кежай и добавил: — Ну-ну!

В комнату зашёл раскрасневшийся Иван, и Илья взглядом показал на табуретку возле себя. Когда все доели суп, чашки забрала хозяйка и все наложили в тарелки картошки. Кежай налил стаканы, минуя своего сына и Ивана, и произнёс: — Чтобы дело не стояло, — после чего выпил и крякнул. Закусывая груздём, Кежай спросил, рассматривая Ивана: — А вьюноша, чей будет?

— Мой брат, — неожиданно выпалил Илья, а Соловей только посмотрел на него, но ничего не сказал. «Не объяснять же Кежаю, что Ивана нашли в лесу!» — подумал Илья, а Кежай с усмешкой спросил: — Что же ты брата не бережёшь? Обувка, вон, никакая, да и лапсердак в дырах.

— Обокрали нас на постое, — объяснил Илья, а Соловей ехидно добавил: — Не уважают нас в здешних местах.

Кежай и Соловей выпили ещё по стакану, а Илья отказался. После обеда Кежай увёл Соловья в другую комнату, чтобы поговорить, сообщив Илье: — Вы тут пока почаёвничайте.

Молодая хозяйка молча вынесла самовар, а на стол поставила стеклянные чашки с мёдом и вареньем из смородины и малины. Они успели выпить по паре чашек душистого чая из лесных трав, когда Соловей вернулся в комнату и сообщил: — Пошли спать.

За окном вовсю светило солнце, расцвечивая снег радужными блёстками, но они за ночь совсем умотались, да после застолья клонило ко сну, так что красоты зимы их не трогали. Сын Кежая отвёл их в какой-то сарай возле бани, который оказался не сараем, а однокомнатной избой. В комнате стояли две кровати, одну из которых занял Соловей, объявив Илье: — Вы на второй.

***

— Рассказывай! — снова потребовала Людмила, так как Маргина застыла на диване с закрытыми глазами.

— Тебе сообщить хорошее или плохое? — спросила Маргина, укладываясь полежать на спине. Людмила забралась ей на грудь, положив лапки на шею Маргины, и заглянула ей в глаза. Их выражение ей совсем не понравилось.

— Говори хорошее, — выбрала она и Маргина со вздохом сообщила: — Хороших новостей нет!

— Куда девался Руслан? — догадалась Людмила и со слезами на глазах спросила: — Он погиб?

— Нет, он не погиб, — успокоила её Маргина, вытирая ей мордочку рукой, и попыталась объяснить: — Руслан отравился на Перию.

— Это ты его послала? — недоумевала Людмила.

— Нет. Он по глупости повернул перстень Эрземии и отправился на Перию, — сказала Маргина. Она не стала говорить Людмиле, что в кошку её превратил Руслан, так как не понимала, зачем он это сделал. Если хотел оставить себе их общую димензиальную сеточку, то, по отношению к Людмиле, это жестоко с его стороны. В любом случае, пока всё не выясниться, не стоит рассказывать об этом Людмиле.

— Что ты собираешься делать? — спросила Людмила.

— Я вызову подкрепление, — ответила Маргина, отправляя свои симпоты в Атлантический океан.

Чтобы скрасить ожидание, Маргина принялась приводить квартиру в порядок. Людмила, убитая горем, осталась лежать на диване. Занятая работой, Маргина отвлеклась от мыслей о Руслане и тихо мурлыкала под нос какую-то мелодию, происхождение которой она не помнила, да и не хотела выяснять. Для неё оказалось неожиданностью, когда она в прихожей нос к носу столкнулась с Лилит. Удивлённо застыв на месте, Маргина смотрела на свою подругу и родственницу, как на привидение. Лилит, прищурив свои глаза, ехидно спросила:

— Разве не ты вызвала нас сюда?

— Вас? — удивилась Маргина, так как послала сообщение только Лилит. Перед ней возникла Морти с косой за спиной, а за ней оказалась Марико и её подобревший Тарас. Он тут же окинул орлиным взглядом квартиру и с пафосом прочитал:

— Наймиліше мені в світі – там, де я родився,

Там я зріс, пізнав там Бога, в школі там учився.

Деревце там кожне знаю, і дуби старії,

Там пізнав я дні веселі, літа молодії.

Там і рибка веселенька у річці гуляє,

А в садочку у вишневім соловей співає.

Село рідне, рідні ниви, я к я вас не бачу,

То я тужу і сумую, а часом заплачу.

Пусть стихи о родине Тараса были не к месту в городской квартире, но он попытался сквасить лицо, собираясь выдавить слезу, но не получилось. Марико с умилением дотрагивалась до каждой вещи в доме и проникновенно произнесла: — Нет ничего лучшего в мире, чем возвращение домой!

Морти сердечно обняла Маргину и доверительно прошептала на ушко: «Я по тебе соскучилась…» Маргина пустила слезу и расчувствовалась, отчего Морти растаяла, как мороженое в жару. Маргина снова прижала её к груди и тоже шепнула на ухо: «У меня есть хорошие новости для тебя, Морти».

— Ты где пропадала столько лет? — возмутилась Марико, тиская Маргину, а Тарас чмокнул её в щеку и душевно произнёс: — Здравствуйте, мама.

К Маргине продвинулся смущённый Сет, который, со своими кожаными крыльями, походил на откормленного и ощипанного петуха с мордой зверя. Он быстренько присосался к Маргине, обслюнявив её щеку, но она и ему была рада. Все прошли в зал. Марико, увидев Людмилу, восхищённо промолвила: — Какой красивый котик! Почему он такой печальный? Ты, что, его не кормишь?

Сет взял кошку на руки и принялся гладить, подозревая, что ему подарили товарища.

— Мама, ты меня не узнаёшь? — спросила Людмила печальным голосом, перепугав Сета. Марико, ошарашенная тем, что кошка говорит, удивлённо спросила Маргину: — Это, случайно, не Туманный Кот?

— Мама! Ты, что, совсем сбрендила!? — возмутилась Людмила и спросила: — Ты меня не узнала?

— Такой тебя узнать не просто, — ответила Марико и спросила у Маргины: — Дэда, что случилось? Как только ты появляешься, так сразу рушится окружающий мир!

— Чему же тут удивляться, ведь я для всех стандартная дура, — пошутила Маргина, вспомнив слова Эрземии, и вдруг услышала внутри себя чей-то знакомый голос: «Ты ошибаешься! Ты полная дура!» Маргина присела на диван, чтобы не упасть, так как этот голос навевал в памяти страшные ассоциации. Она так и не вспомнила, кому принадлежал голос, а Морти тревожно её спросила:

— Что с тобой случилось? У тебя что-то болит?

— Фантомная боль из прошлого, — пробурчала Маргина и подняла глаза. Все устремили на неё взгляды, и она поняла, что нужно рассказывать с самого начала.

— Всё началось с того, что я взорвала атомными бомбами Маскву и улетела на небо… — начала Маргина, а Марико сразу прервала её вопросом: — Кстати, зачем ты взорвала Маскву?

— Это не я, а Хутин…и Сатанаил …— продолжила Маргина, понимая, что некоторые вещи объяснить трудно. Она стала рассказывать о своём знакомстве с Анимо и его задании. Когда она рассказала, как попала в Женеву, её снова перебила Марико.

— Ты хочешь сказать, — спросила её Марико, — что двадцать лет летела к Анимо, а потом, посланная им, очутилась на Земле, в Женеве?

— Я ничего не знаю о временных сдвигах, — ответила Маргина, а Марико ехидно буркнула: — Я знаю о некоторых сдвигах моей мамы, но буду молчать.

Заметив, что на неё осуждающе смотрит Морти, она повернулась к Маргине и сказала: — Дэда, пожалуйста, продолжай свой рассказ.

Маргина снова принялась рассказывать, и её никто не прерывал до тех пор, пока она не сообщило о посещении Перии. Маргина рассказывала о семье Эрземии, когда Морти странно схватилась за голову, словно её что-то беспокоило.

— Морти, вспомни, как ты попала в наш мир? — неожиданно спросила Маргина, присев на корточки возле сидящей Морти.

— Я не помню … — ответила Морти, отводя свой взгляд, а потом задумчиво продолжила: — Мне кажется, что меня подобрал Лучезарный и Сатанаил на границе Света и Тьмы … они сказали мне, что я их сестра и мне судьбой назначено судить человеческие души… я чувствую склонность души к добру или злу…

Морти растерянно посмотрела на всех, а Маргина погладила её по голове и сказала:

— Твоё предназначение – управлять Вселенными и у тебя есть сестра и брат, а Лучезарный и Сатанаил не братья, а проходимцы, воспользовавшиеся твоей беспомощностью и принадлежащей тебе силой.

Маргина видела, что Морти её не совсем поняла, но решила поговорить с ней отдельно, поэтому продолжила рассказ о Перии, её обитателях и коллизиях их жизни.

— Дэда, а тебе это всё не приснилось? Может, ты проспала двадцать лет в укромном месте? — спросила Марико и мягко добавила: — Нам не нужны твои сказки, мы любим тебя в любом случае.

— Марико, перестань, — остановила Маргина свою дочь и рассказала о том, как она вернулась на Землю, и как пропал Руслан.

— Пропал не Руслан, — сказала Лилит, молчавшая до этого момента. Маргина повернулась к ней и удивлённо спросила: — Объясни?

— Попробуй Людмиле вернуть её облик, — предложила Лилит. Маргина попробовала, но не смогла, а Людмила возмущённо воскликнула: — Бабушка, мне больно!

— Не могу, — разочарованно ответила Маргина.

— И я не могу, — сказала Лилит, повернулась к Морти и спросила: — А ты сможешь?

Морти смущённо посмотрела на Людмилу, которая неожиданно вскрикнула и, вместо кошки, приняла свой прежний вид. Людмила крутонулась на пятке и чуть не задушила Морти: — Спасибо Мотя, как я тебя люблю! Ты самая крутая и я твой фанат!

— А что же с Русланом? — спросила Маргина у Лилит.

— С перстнем Эрземии был не Руслан, — уверенно произнесла Лилит и спросила у ошалевшей от радости Людмилы: — Когда вы с Русланом последний раз занимались сексом?

Людмила покраснела, как рак в кастрюле, и растерянно спросила: — К чему вы клоните?

— Когда вы с Русланом последний раз занимались сексом? — снова спросила Лилит, пристально глядя Людмиле в глаза. Маргина хотела заглянуть внучке в голову, но та закрылась, как сейф федерального резервного банка в Нью-Йорке. Понимая, что ей от вопроса не увильнуть, Людмила обречённо сообщила: — Перед тем, как мы покинули Женеву и улетели в Саров.

— Морти, ты забирала душу Руслана? — спросила она у Морти и та удивлённо ответила: — Нет, я бы никогда не смогла это сделать.

— Я не вижу Руслана среди живых, но его нет и среди мёртвых, — сказала Лилит, а её печальное лицо почернело.

— Ты хочешь сказать, что в Сарове я была не с Русланом? — спросила Людмила и сама поняла, что так. Она не могла и подумать, что живёт с кем-то другим, и считала, что Руслан повзрослел и изменился. Внезапно её осенила другая неожиданная мысль, и Людмила обвела всех глазами.

— А где Илья? — спросила она.

— Как, где? — удивилась Марико и возмущённо воскликнула: — Он же отправился к тебе? Я сама перенесла его в Муром.

Людмила застыла на месте, поражённая услышанным, и удивлённо спросила: — Зачем ему Муром?

— Он хотел исследовать исторические места, — парировала Марико, так как внук, как и она, избрал любимым делом историческую науку, что ей неимоверно льстило.

— В данный момент наш внук исследует какую-то девушку, — хмыкнула Лилит, а Людмила успокоилась и тихо спросила у неё: — Так, где же Руслан?

— Мне самой хочется знать, куда он пропал, — задумчиво ответила Лилит, а Маргина подошла к ней и сказала: — Ты знаешь, в том Руслане, который был в Сарове, я не заметила никакой фальши.

Лилит на её слова ничего не ответила, только напряжённо нахмурила брови, то ли собирая мысли по глифомах, то ли соображая, как найти исчезнувшего сына.

***

Лилит ошибалась – в это время Илья был не с девушкой, а Иваном Непомнящим, который, как и в предыдущую ночь, раскинулся на кровати, словно спал один. Илья подозревал, что новый знакомый рос в семье маменькиным сынком и, вероятнее всего, был единственным ребёнком. Илья не верил в то, что Иван ничего не помнит из своего прошлого. Ему казалось, что их новый знакомый по какой-то причине недоговаривает всего. «Видимо, у него есть какая-то личная тайна», — рассуждал Илья, разбуженный тем, что Иван снова закинул на него ноги. Бороться с этим бесполезно, так как, оттолкнув одну ногу, Илья был придавлен второй, а вдобавок Иван закинул на него руку. Правда, если не обращать на это внимание, то можно и уснуть, что Илья и сделал.

Пробуждение оказалось неожиданным, так как Илью тормошил Соловей. Он прижал палец к губам и поманил за собой пальцем. Илья надел штаны и натянул рубаху, а сверху накинул куртку, после чего вышел во двор.

— Я ухожу в ночь, а ты с Иваном остаёшься, — сказал ему Соловей.

— Ты уходишь один? — спросил Илья, не понимая причину, по которой Соловей их оставляет.

— Я ухожу с сыном Кежая, ты его видел за столом, — ответил Соловей и объяснил: — Тебя оставляю заложником у Кежая, а его сын, заложник у Красавчика. Так мы решили.

Илья расстроился оттого, что никто с ним не советовался, хочет ли он остаться здесь или нет. «Сбегу, — подумал он, — только нужно, чтобы Соловей забрал с собой Ивана Непомнящего. Он сказал об этом своему другу, но Соловей отрицательно помахал головой.

— Ты назвал его своим братом, а Кежай хочет адекватный обмен, — разъяснил Соловей.

— Разве я не стою его сына? — возмутился Илья, а Соловей положил ему руку на плечо и произнёс: — Он отдаёт родного сына, а для Красавчика ты – никто. Ты стоишь намного больше, только Кежай об этом не знает, а я ему не рассказал, — прошептал Соловей и добавил: — Если что-то случится, ты со своим умением выкрутишься

Соловей был прав, и Илья вынуждено с ним согласился. Они обнялись на дорогу, а потом Соловей постучал в окно дома, из которого вышел сын Кежая. Сам хозяин его не провожал, чтобы не дать слабину перед чужими. Илья вернулся в сарай, где они проживали и сообщил Ивану, что они остаются вдвоём. Сообщение Ильи его ничуть не расстроило, а, кажется, даже порадовало. «Хоть поспим на отдельных кроватях», — подумал Илья. Правда, спать не хотелось, так как они и так провалялись весь день, а заняться ночью нечем. От нечего делать, Илья включил коммуникатор и позвонил матери. Увидев его, Людмила радостно хлопнула ладошками и спросила:

— Ты где пропал? Мы сбились тебя искать?

— Со мной всё в порядке, — ответил Илья, заметив то, что мама находится в санкт-петербургской квартире, а её окружают куча бабушек, но нет отца. Это его немного озадачило, и Илья спросил: — А где отец?

— Отец в командировке, — поспешно ответила мама, и перевела разговор на другую тему: — Как зовут твою подругу?

— Ваня, — машинально ответил Илья и снова спросил: — В какой командировке?

— Он в Цюрихе, — ответила мама, но Илья сразу понял, что она врёт. Поэтому спросил о самом главном: — Он живой?

— Конечно, живой! — уверенно сказала бабушка Лилит и заинтересованно спросила, разглядывая за спиной Ильи его спутника: — Вы давно с … Ваней?

— Несколько дней, — ответил Илья, и тут в разговор влезла бабушка Марико, которая эмоционально начала расспрашивать его о Муроме и об окрестных церквях. Они тут же затеяли научный спор о житии Муромских святых, князя Петра и княгини Февронии. Марико стала доказывать, что рассказы о змее, домогавшегося Февронии – сказки. В спор тут же влезла Лилит и сообщила: — Какая же это сказка, если в образе змея княгиню посещал сам Сатанаил!

Марико и Лилит, забыв о внуке, принялись спорить между собой, и Илья решил попрощаться:

— Я вам ещё позвоню!

— Звони, Илюша! — хором ответили бабушки, не прекращая спорить, а Илья помахал рукой и отключил коммуникатор на пальце.

— Тебя любит твоя семья, — произнёс Иван, и в его голосе послышалось лёгкая зависть, а ещё сожаление, отчего Илья понял, что у него не всё в порядке в семье. «Иван, видимо, сбежал из дома!» — догадался Илья и понял, почему он так ластится к нему. «Он считает меня своим старшим братом!» — сделал заключения Илья и тепло посмотрел на Ивана. Его умозаключения прервал Кежай, который без стука заглянул в дверь и приказал:

— Через десять минут пойдёте со мной, одевайтесь!

Он бросил на кровать большой узел и вышел из их комнаты. Развязав узел, Илья увидел пару выглаженных костюмов и два кожаных полушубка, которые, вероятно, им придётся одеть. Размеры, оказалось, были подобраны и Илья стал быстро одеваться. Иван ещё мялся и Илья его поторопил: — Одевайся, Кежай ждать не будет!

Иван быстро разделся до кальсон, отворачиваясь от Ильи, и натянул на себя костюм, который выглядел на нём, как на бабе, чересчур гламурно. Они одели полушубки, и вышли на улицу. Кежай уже ждал и коротко бросил:

— Пошли!

Они двигались по посёлку, петляя, словно заметая за собой следы. Тёмные дома напоминали Илье вымершие деревни, которые они проходили по пути в Потьму, но дворовые овчарки, неистово лающие на ночных гостей, говорили о том, что здесь кто-то живёт. Вскоре они оказались в каком-то тупике, возле большого приземлённого деревянного дома, во всех окон которого колебался неяркий свет. Над заснеженным входом в дом висела одинокая лампочка, которая освещала своим тусклым светом вывеску с неровными буквами в два ряда «Харчевня в Потьме». Кежай потянул на себя дверь, заходя внутрь, а Илья и Иван последовали за ним. В нос ударило перегаром и сомнительным запахом пищи. Если судить по освещению внутри заведения, то красноречивое название харчевни означало не город, а отсутствие света в забегаловке. Сидящие за ближайшими от входа столиками обернулись на вошедших людей, но быстро отвели глаза в сторону.

Видимо, Кежай был не тем посетителем, которому здесь рады. Все столики оказались заняты, но к Кежаю уже бежал низкорослый и лысый хозяин. Испуганно улыбаясь, он повёл Кежая за собой к только что вынесенному столику, который уже накрывали, на две персоны. Кежай сел, а Илья и Иван благоразумно стали позади него, полагая, что стол накрывали не для них. Хозяин поставил на стол литровую бутыль с самогоном, а официанты вынесли незамысловатую местную закуску: грузди и картошку. Кежай налил себе стакан и выпил до дна, закусывая груздём, потом умял пару кусков картошки. Откинувшись на стул, он внимательно изучал посетителей, которые предпочли спрятать глаза в стаканы и тарелки.

Внезапно в помещении стало тесно, так как в зал ввалился с десяток мужчин в камуфляжной форме, вооружённых автоматами. Между ними протиснулся длинный и худой мужчина в пальто и лисьей шапке и направился к столику Кежая. Он без спроса сел на стул и налил себе водки в стакан, который легко опрокинул в горло, даже не занюхивая.

— Я слушаю тебя, Кежай, — сказал он, выпучив на атамана водянистые глаза.

— Лодарев, ты на зеках наживаешься, сука, а не заплатил за прошлый месяц, — спокойно сказал Кежай, не обращая внимания на людей с оружием. Взглянув на наглого Лодарева, он добавил: — За каждый день пеня два процента.

—Ты, Кежай, не залупайся, за мной Тёмная зона стоит, а ты, мурран, знай своё место, — сказал Лодарев, встал из-за стола и пошёл к двери, бросив на ходу одному мордатому бугаю с автоматом: — Вирясов, разберись!

Вирясов передёрнул затвор и с мерзкой улыбкой нацелил автомат на Кежая. Неожиданно для всех, Илья выбросил руку и Вирясов, объятый огнём, завопил не своим голосом. Остальные бойцы не успели поднять автоматы, так как они вырвались из рук и упали на землю перед столиком Кежая. Лодарев, поражённый больше всех, застыл на месте, опасаясь, что его тоже зажгут. Кто-то догадался набросить на Вирясова какую-то мешковину и тот упал на пол, потеряв сознание. Кежай поднялся, подошёл к Лодареву и металлическим голосом произнёс:

— За это заплатишь вдвойне! Завтра!

Они вышли на улицу и прошли несколько шагов. Кежай обернулся к Илье, идущему за ним, и произнёс:

— А ты молодец!

Илья знал, что он молодец, только не понимал, кто забрал оружие у бойцов Лодарева, так как точно знал, что сам этого не делал.

***

Не договорившись ни о чём, Лилит ушла к себе домой, забрав Сета, чтобы не мешался под ногами, а Людмила разговорилась с родителями, так как давно их не видела. Маргина задержала Морти, которая жила у Лилит, чтобы более детально описать то, что она видела на Перии, и рассказать ей о брате Дееземине и сестре Эрзимии.

— Эрземия? Так её зовут? — переспросила Морти.

— Да, — подтвердила Маргина и с улыбкой сообщила: — Тебя там называют Мортиземия.

Морти прошептала про себя несколько раз своё новое-старое имя, но не определила своего отношения к нему.

— Почему ты покинула Перию? — спросила её Маргина, но Морти неуверенно ответила: — Я не помню тот периода времени.

— Мне кажется, что это связано с Саатземином, — сказала Маргина, а Морти от её слов неожиданно затряслась. Маргина прижала её к себе и успокоила: — Не бойся, твой брат, Дееземин, заключил Саатземина в яйцо.

— В какое яйцо? — не поняла Морти и Маргина объяснила: — В каменное, чтобы не брыкался.

Она посмотрела Морти прямо в глаза и тихо её спросила: — Мотя, ты мне доверяешь?

Морти ей кивнула, а Маргина попросила: — Тогда пусти меня в свои глифомы, я узнаю правду и помогу тебе и твоей сестре, так как ваша тайна, как мне кажется, общая.

— Я тебя пущу, — после некоторых раздумий сказала Морти и попросила: — Только я не хочу погружаться в своё прошлое.

— Договорились, — сказала Маргина и запустила свои симпоты в глифомы Морти.

«Мортиземию разбудил чей-то весёлый смех, и она поднялась, чтобы узнать, не вернулся ли отец, Кеерземин, так как она давно его не видела. На улице ещё был день и есть время поиграть с отцом. Когда подошла ближе к залу, то расслышала, что голос принадлежит Саатземину и нахмурилась. Ей не нравилось, что он ежедневно посещает их дом и приводит своего сына, противного Уреземина. Дееземин, её брат, и Уреземин уходят вместе на речку, где строят крепости и лодки, разыгрывая сражения, а Мортиземии приходится сидеть одной, так как мальчишки не берут её в свои игры.

Она подошла поближе, надеясь на то, что отец вернулся, но в зале разговаривал только Саатземин и Аирземия, её мать. Она не увидела их, окидывая взглядом зал, только слышала, как её мать восторженно восклицала: «Ещё, Саатземин, ещё!» Саатземин рычал что-то в ответ, а Мортиземия удивлённо подумала: «Что они делают?» Ничего не понимая, она обошла диван и увидела, что они совокупляются на полу. Мортиземия поняла, что происходить, но не могла это принять, и только стояла, разинув рот, не зная, что сказать. Саатземин натужно выкрикнул, изгибаясь всем телом, а голая мать обхватила его руками и прижимала к себе. Мортиземия увидела, как бычьи глаза Саатземина уставились на неё, а сам он по-прежнему с громким криком совокуплялся с матерью.

Мортиземия не могла этого видеть и бросилась в сад, а ей вслед неслись стоны Аирземии. Она затаилась в кустах недалеко от берега, не смея возвращаться домой. Ра спрятался за горизонтом, и наступили сумерки. Мортиземия решила, что лучше уйти в свою комнату и там дождаться отца. Стоило ей пройти несколько шагов, как она наткнулась на Саатземина.

— Попалась! — зловеще произнёс он, и тут Мортиземия услышала голос Уреземина, идущего от берега в сторону дома. Ему что-то отвечал Дееземин.

— Будешь за мной подглядывать, я расправлюсь с тобой и твоим отцом! — грозно произнёс Саатземин и оттолкнул её в кусты, а сам пошёл на голос Уреземина. Мортиземия стремглав понеслась подальше от дома, преследуемая страхом, более сильным, чем страх темноты и одиночества. Она знала, что по её лицу отец определит, что что-то случилось, и её придётся всё рассказать. Об этом обязательно узнает Саатземин и убьёт её и отца. Чтобы её не смогли найти, она заглушила все мысли и захлопнулась в димензиальный кокон.

Над собой Мортиземия заметила стаю чаек, несущихся в сторону мыса Пасть, поэтому подпрыгнула и унеслась в небо, распавшись на десяток вновь появившихся чаек. Таким способом её никто не заметит, и она осторожно бросила взгляд вниз. Дом остался сзади, а впереди поднимались обрывистые склоны гор Головы. Так называлась это неуютная местность, весьма похожая с высоты на голову крокодила. Вершины гор белели шапками снега, сползая по крутым склонам ледниками и разбиваясь на многочисленные ручейки, бегущие к Первичному океану. Мортиземия собиралась затеряться в этих суровых местах, надеясь на то, что здесь её никто искать не будет.

Чайки легко преодолели горную цепь и вырвались к побережью, направляясь к самому дальнему мысу Нос. Мортиземия не стала лететь с ними, а повернула свою стаю в то место, где у настоящего крокодила находились зубы. К её неудовольствию данное место тоже казалось негостеприимным и открытым, поэтому она опустилась ниже. Зубы, как и настоящие, оказались огромными провалами до самой воды, а на его отвесных стенках вряд ли какая птица осмелиться свить гнездо. Мортиземия направила своих чаек туда, где должна была быть глотка и увидела, что Боохземин, сооружая этот остров, словно в насмешку, сделал отверстие, уходящее глубоко внутрь. Мортиземия не стала собираться, а летела дальше в тёмную каменную глотку, пока не заметила, что огромный каменный туннель расходится в две стороны.

Она опустила свою стаю вниз и собралась в человеческую фигуру, хотя этому месту больше подходил вид какого-нибудь страшного чудовища. Стенки туннеля, ощупанные симпотами, оказались гладкими, словно их кто-то специально шлифовал. Вокруг царила кромешная темнота, но Мортиземии свет не нужен, так же, как и тепло, о котором здесь мечтать не приходилось. Главное достоинство этого места – отсутствие кого-либо и тишина, позволяющая погрузиться в себя или посещать свои миры, сосредоточившись на перстне с Вселенными.

Мортиземия ещё раз проверила свою димензиальную сеточку, чтобы та не фонила, и пошла вправо. Ей долго пришлось идти по прямому и круглому каналу, пока он не стал раздваиваться. Мортиземия снова свернула вправо и долго шла, наблюдая, как в разные стороны отходят ответвления. Свернув в один туннель, Мортиземия опять увидела кучу ответвления и нырнула в первый попавший. Через некоторое время Мортиземия оказалась в большой камере с большими шарообразными углублениями по всей поверхности.

«Этот интерьер что-то напоминает?!» — подумала она и вспомнила: «Бронхи! Боохземин, не мудрствуя лукаво, изобразил остров, повторяя внутренности Фиитземии!» Бронхиальная каморка оказалась удобной и Мортиземия остановилась в ней, чтобы подумать. Последние происшествия требовали размышлений, так как Мортиземия не знала, что ей в дальнейшем предпринять. Если она расскажет всё отцу, то их семья разрушится, а если не расскажет, то отец догадается по её лицу, что что-то случилось и ей придётся рассказать. Она не могла винить свою мать, но понимала и то, что не сможет смотреть ей в глаза. Больше всего пугало то, что Саатземин может убить её и Кеерземина, её отца. В любом случае домой ей не следует возвращаться. Мортиземия пристроилась в одном углублении и заснула. Разбудил её странный шорох в темноте. «Меня нашёл Саатземин!» — испуганно подумала Мортиземия и замерла на месте, чтобы он её не обнаружил.

— Жертвенный младенец! — произнёс кто-то тихим зловещим голосом, и Мортиземия с ужасом почувствовала, как чьи-то длинные и холодные пальцы дотронулись до её лица. Она закричала от ужаса и услышала отражение тысячи голосов, вопящих, что есть мочи».

***

По приходу домой Кежай отпустил их и Илья отправился в свой сарай. Днём они выспались, и ложиться ничуть не хотелось. За окном была ночь, а Кежай, стоило им раздеться, выключил электричество. «Экономит на святом, гад!» — беззлобно подумал Илья и завалился на кровать. В потёмках почувствовал, как Иван заполз под одеяло и прижался к нему. Кровать, на которой спал Соловей, была свободна, и Илья напомнил об этом Ивану. Кажется, что его слова никто не услышал, так как Иван по-прежнему прижимался к нему.

— Ваня, вторая кровать свободна и ты можешь на ней спать! — ещё раз напомнил Илья твёрдым голосом, но добился того, что Иван буркнул: «Вдвоём теплее!» — и повернулся к нему спиной. «Что же он так привязался ко мне?!» — подумал Илья, размышляя о том, как поступить с Иваном: быть с ним строже или пожалеть несчастного юношу, покинувшего свою семью. Так ничего не решив, Илья отвернулся к стенке и незаметно заснул.

Когда он проснулся утром, то его ждал обычный сюрприз: Иван, как всегда, задрал на него ноги и сопел в ухо, обняв его рукой. С этим нужно было что-то решать, поэтому Илья выбрался из-под одеяла, а потом перенёс спящего Ивана на другую постель. Прикрыв его одеялом, Илья вышел на улицу, чтобы сделать гимнастику и увидел огромные чурки возле забора, где Кежай колол дрова. Чтобы не тратить время зря, Илья схватил топор и принялся раскалывать чурки, чуть-чуть помогая себе волшебством: полено, отскакивая от топора, аккуратно ложилось в поленницу.

— Ловко работаешь! — неожиданно услышал Илья и, обернувшись, увидел Кежая.

— Завтрак на столе, — сказал Кежай, а сам направился к калитке. Илья не стал спрашивать, куда он идёт, а отправился в свой сарай и разбудил Ивана. Проснувшийся Иван, рассматривая кровать, на которой он очутился, как-то странно спросил у Ильи: — Ты перенёс меня на руках?

— На граблях, — ответил Илья на нелепый вопрос и добавил: — Нас ждут на завтрак.

Когда они появились в доме, то там уже хозяйствовали две женщины, одну из которых звали Маша, а вторую именовали Даша. Илья не знал, кем они приходятся Кежаю, и предполагал, что старшая, Маша, его жена, а Даша приходится ему дочерью. В отсутствие хозяина женщины разговорились, и оказалось, что они обе – жены Кежая. Несмотря на своё удивление, Илья подумал, что у Кежая губа не дура, раз отхватил таких красавиц. «Видимо, у мордвы так принято!» — решил Илья, поставив себе задачу разузнать об этом подробнее, и навести исторические справки в отношении местных обычаев.

— А вы с Ваней женаты? — спросила Маша, с улыбкой поглядывая на Илью и Ивана. Илья пил чай и поперхнулся, так как ехидная Маша вкладывала в слова совсем другой смысл. Вытирая лицо, он возмущённо произнёс: — Нет, мы холостые!

— Ну-ну, — сказала Маша, а Даша как-то странно хихикнула, поглядывая на Ивана. «Заметили!» — подумал Илья и решил, что поведение Ивана недопустимо – нельзя ластиться к нему при людях, а то подумают, черт знает что. «Уже подумали!» — подсказало сознание, и Илья покраснел, как переспелый помидор, чем доставил жёнам Кежая явное удовольствие. После завтрака Илья решил, что стоит ознакомиться с Потьмой, раз судьба занесла их сюда. Они вышли из дома и переулками выбрались на центральную улицу, которая называлась Школьная, но, как потом выяснил Илья, её следовало назвать Лагерной или Тюремной, так как по одной стороне находилась действующая пересыльная тюрьма, а на второй – исправительная колония с номером восемнадцать. Они зашли в продуктовый магазин с экзотическим названием «Дельфин», где Иван долго рассматривал товары, точно видел их в первый раз. «Из какой глуши он выбрался?!» — с сочувствием подумал Илья и купил ему шоколадку «Сормово». Иван шоколадку взял, но есть не стал, а долго рассматривал и нюхал.

Они миновали общественную баню и увидели пересылочную тюрьму, а рядом, на другой стороне улицы, исправительную колонию с вышками по углам. Илья долго объяснял Ване смысл заключения людей в колонию строгого режима, пока в шутку не сообщил, что за колючей проволокой содержат таких, как Лодарев или их знакомый Кежай. Ваня нашёл, что Кежаю место подходит, чем весьма насмешил Илью. Нужно сказать, что улицы Потьмы не очень многолюдные и только на рынке царило оживление, видимо, этот день был базарным. Они побродили по рынку, и оказалось, что их уже знают в посёлке, так как бросали на них пытливые взгляды. Ванька остановился возле тента с женской одеждой и долго щупал ярко-красное платье. Илья подумал, что у Ваньки есть взрослая сестра и купил ему платье, чем привёл его в дикий восторг. Когда Илья расплатился с продавцом, Иван взял сторублёвую купюру и долго её рассматривал.

— За эту бумажку можно купить всё? — спросил он у Ильи, который подтвердил слова Ивана. К удивлению Ильи, Иван запустил руку в карман своей кожанки и вытащил оттуда толстую пачку сторублёвых купюр.

— Откуда они у тебя, — удивился Илья и строго приказал: — Спрячь, а то своруют.

— Это тебе, за платье, — упрямо сказал Иван, протягивая ему пачку. Чтобы не спорить на людях, Илья засунул пачку во внутренний карман, собираясь дома, у Кежая, сделать допрос с пристрастием и узнать, откуда у его «брата» такие деньги. На доме культуры висела афиша на вечерний сеанс кино. Содержание фильма несложно было узнать из названия: «Наши не сдаются», но сложно объяснить Ивану, который, как оказалось, никогда не видел кино. Илья не мог обещать, что сводит его вечером, так у Кежая другое расписание, которое он с ними не согласовывал. Храм Покрова Пресвятой Богородицы не впечатлил Ваню, видимо, в его семье молились другим богам, или он был атеистом и безбожником.

Они зашли в торговый центр напротив храма, и Иван снова застрял возле вешалок с платьями. Илья решил, что пусть побалует свою сестру, поэтому оставил его с продавщицами, а сам зашёл в бар и выпил кружку пива. С хорошим настроением он возвратился в отдел с платьями и оторопел. В зелёном длинном платье с блестками стоял Иван, в окружении хихикающих продавщиц. В платье Иван выглядел сногсшибательно и никто бы не сказал, что он мужик. Несмотря на это, Илья покраснел, как вареный рак, сделал сердитое лицо и приказал:

— Немедленно раздевайся!

Продавщицы в стороне укатывались от смеха, украдкой бросая завистливые взгляды на Ваню, вероятно, завидуя его красоте, которая попала не по назначению. Илья затянул Ивана в примерочную и зашипел: — Как ты додумался надеть на себя такое?

— Разве нельзя? — наивно спросил Иван, а Илья ответил вопросом: — Ты же не голубой?

По дурацкому виду Ивана он сразу понял, что тот не знает значение этого слова и Илье пришлось объяснить его смысл. Закончив рассказывать, Илья, для убеждения в том, что его поняли, снова спросил у Ивана:

— Ты же не голубой?

— Голубой, — ответил Иван, и разгневанный Илья выскочил из примерочной, бросив напоследок: — Сними с себя платье или я сдеру его сам!

Когда Иван вылез из примерочной, продавщица с улыбкой спросила: — Платье брать будете? — а для убедительности сообщила Ване: — Оно вам идёт!

Илья взял пакет с платьем и вытащил несколько сотенных купюр, которые дал ему Иван. Девушка пробила чек и забрала деньги, а Илья застыл на месте – в отличие от кассирши, он заметил, что купюры имеют одинаковые номера. «Фальшивые!» — ужаснула Илью мысль, как будто его деньги, полученные на житьё от разбойника Соловья, намного чище и законнее.

***

Маргина вздрогнула, так как почувствовала ужас, который испытывала Морти, и нечаянно выдернула свои симпоты из её глифом. Морти открыла глаза и удивлённо уставилась на неё.

— Что случилось? — спросила она, рассматривая испуганное лицо Маргины.

— Твои воспоминания похлеще триллера, — сказала Маргина, разглаживая ладонями лицо.

— Я тебя предупреждала, — равнодушно сказала Морти, словно её это не касалось, и спросила: — Будешь продолжать?

— Непременно! — бодро ответила Маргина, а Морти ответила: — Тогда я посплю.

Маргина с опаской сунула свои симпоты в глифомы Морти, отыскивая эпизод её жизни, который так её напугал.

«— Жертвенный младенец! — произнёс кто-то тихим зловещим голосом, и Мортиземия с ужасом почувствовала, как чьи-то длинные и холодные пальцы дотронулись до её лица», — нашла эпизод Маргина и погрузилась в воспоминания: «Мортиземии закричала от ужаса и услышала отражение тысячи голосов, вопящих, что есть мочи. Её прервал тот же тихий голос, который прошипел:

— Не ори, мы здесь одни.

«Мне от этого не легче!» — подумала Мортиземия и воспользовалась, наконец, своими симпотами. Перед ней находился неизвестный анимо и она опешила. Мортиземия знала всех анимо на Перии, но этот загадочный анимо, живущий в пещере, был ей не знаком.

— Кто ты? — спросила Мортиземия, не чувствуя к этому анимо страха, так как он был не Саатземин, которого она боялась.

— Я тот, кто проведёт тебя сквозь огонь, — с пафосом ответил анимо. Мортиземия показались странными его речи, но она всё равно его не боялась, поэтому спросила:

— Как мне тебя называть?

— Моё имя Неоземин и я повелеваю огнём, — ответил анимо, а Мортиземия подумала, что новый её знакомый немного не в себе.

— Покажи мне свою Вселенную, — сказала она, хотя ей следовало спросить по-другому: «Покажи мне свою Вселенную, и я скажу, кто ты!» Неоземин протянул руку, и Мортиземия увидела ярко-красный огонёк. Взглянув на Вселенную, она увидела только пламя, которое бушевало всюду. Отправив в перстень симпоты, Мортиземия обнаружила, что Вселенная так и осталась плазмой, и никакие процессы звездотворения не происходят. «Почему?» — подумала она, а Неоземин, словно прочитал её мысли, так как нервно повторял:

— Нужно принести в жертву младенца, … нужно принести в жертву младенца…

«Да он безумен!» — подумала Морти и примирительно сказала: — Не нужна никакая жертва, я тебе помогу.

Она взяла руку Неоземина, и тот послушно позволил ей снять его перстень. Мортиземия надела его себе на палец и запустила свои симпоты в перстень. Закрутив вихрями плазму, она подобрала параметры Вселенной, чтобы протоны и электроны собирались в ядра атомов водорода и гелия. Прокрутив Вселенную на тысячи лет вперёд, Мортиземия снова установила параметры космоса. Отдельные атомы скапливались в неоднородностях Вселенной, а потом стали собираться в отдельные скопления протогалактик. Неоземин, заглянув в перстень, увидел светящиеся бляшки галактик и зачарованно смотрел на них, точно на чудо. Мортиземия отдала перстень Неоземину и сказала:

— Твоя Вселенная ожила и не нужно никакого младенца. Будем с тобой заниматься каждый день, и ты научишься ей управлять. А сейчас, с твоего позволения, я хочу поспать, — закончила Мортиземия и улеглась в углубление.

— Я буду тебя охранять! — пообещал Неоземин, не отрывая восхищённого взгляда от своего перстня.

Мортиземия проснулась от громкого храпа. Отправив свои симпоты, она увидела, что Неоземин, который обещал её охранять, спит без задних ног, да ещё и громогласно храпит, резонируя во всех углублениях. Она не стала его будить, а отправилась в путешествие по пещерам острова, полагая, что время у неё есть и ей никто не мешает. Прогуливаясь по бронхам и бронхиолам, она услышала странные удары, точно огромное сердце бухает под ногами. Опустив симпоты вниз, Мортиземия засмеялась, так как вместо сердца у острова Благоденствия бился в огромной камере гейзер горячей воды. Послушав немного его ритмичный стук, она поднялась в пасть острова и повернула в пищевод, который оказался прямым и длинным каналом. По идее, этот ход должен был закончиться в желудке.

Пустив симпоты вперёд, Мортиземия обнаружила огромную полость, которую она тут же обозвала Пузом. Когда Мортиземия там очутилась, то увидела над собой далёкий потолок, который подсвечивался снизу каким-то колыхающимся огнём. Симпоты просматривали впереди неровную и каменистую поверхность, напоминающую длинный склон, усыпанный осколками скал. Казалось, что купол играючи пулял вниз огромные валуны, разбивая их на куски. Чем ближе она подходила к светлому пятну по центру купола, тем больше и отвратительней пахло серой. Когда Мортиземия поднялась на вершину длинного бугра, то оказалась возле огромного озера кипящей лавы, которая полыхала в темноте жёлтым ярким пламенем. «Вот это желудок, всё перетравит!» — с некоторым восхищением воскликнула Мортиземия и присела недалеко от берега, наблюдая за огненными танцами лавы.

Внезапно ей на плечо опустилась чья-то холодная рука. Мортиземия вздрогнула, так как её симпоты никого не видели, а голос за спиной произнёс:

— Жертвенный младенец! Я едва тебя нашёл! Сейчас уже каждый день?

«Какой «каждый день»?» — не поняла Мортизамия, а потом вспомнила, что обещала заниматься с Неоземином каждый день. Подумав, что в подземелье «каждый день» может быть и сейчас, она погрузила свои симпоты в голову Неоземина.

— Щекотно, — как ребёнок, засмеялся Неоземин, а Мортиземия строго наказала: — Терпи!

Она стала направлять симпоты Неоземина в его Вселенную и учила искусству выращивания галактик. Когда он немного научился, то Мортиземия в качестве бонуса зажгла пару сверхновых звёзд, чтобы создать элементы, сложнее водорода и гелия. Она научила его передвигаться по времени, чтобы можно было корректировать результаты. К её удивлению, Неоземин учился с удовольствием и быстро. Мортиземия подумала, что он с детства немного запущенный и спросила у него, кто его отец.

— У меня нет отца, — ответил Неоземин, не отрываясь от своей Вселенной. Мортиземия, чтобы уточнить, спросила у него: — Как звали твою мать?

#doc2fb_image_03000011.jpg

— У меня не было матери, — ответил Неоземин, по-прежнему погружённый в строительство своей Вселенной.

— Разве Фиитземия не твоя мама? — допытывалась Мортиземия.

— Жертвенный младенец! Фиитземия жертвенный младенец! — несколько раз повторил Неоземин, уставившись на огненную кипящую магму.

— Ты хотел принести в жертву Фиитземию? — догадалась Мортиземия, а Неоземин удовлетворённо кивнул головой.

— Кто сказал тебе так сделать? — допытывалась Мортиземия, а Неоземин разволновался, вскочил и воскликнул: — Он сказал, что принёс жертвенного младенца ради науки.

— Кто это сказал? — допытывалась Мортиземия, а Неоземин стал прыгать возле кромки огненного озера и возбуждённо воскликнул:

— Мой брат Боохземин! Мой брат! Мой брат!

Мортиземия поняла, что Боохземин и Неоземин появились вместе, только один из них не получился, вернее, был недоразвит. Боохземин не занимался его воспитанием, а, учитывая то, какими они получились, создал нового анимо, Фиитземию. Её, ещё маленькой, Неоземин чуть не сбросил в кипящую лаву, предполагая, что он совершает жертвоприношение. Боохземин говорил о том, что создавая двух анимо, в жертву науке принесли младенца. В качестве младенца он, вероятно, подразумевал своего брата, Неоземина. Последний вложил в его слова другой смысл. Оставалось неясно, почему никому нет дела до Неоземина.

Рассматривая грубые черты его бородатого лица, и огромное нескладное голое тело, Мортиземия решила отправить свои симпоты в Неоземина и только тогда её осенило! Он не светится и его нельзя обнаружить! Если знаешь место, где находится Неоземин, то только тогда можно до него дотронуться симпотами, в ином случае он невидим. Боохземин его потерял!

«А видят ли меня?» — засомневалась Мортиземия и отправила свои симпоты по кругу, огибая бублик планеты. Когда она приблизилась к острову Благоденствия, то с удивлением обнаружила, что её не видать.

«Неоземин меня экранирует!» — догадалось она, и почувствовала себя защищённой рядом с этим огромным и странным анимо.

Прошло триста тридцать три дня.

Для Перии это целый год, а для Мортиземии он пролетел совсем незаметно. За это время она успела досконально изучить внутренности острова, добравшись по прямой кишке до клоаки, которая находилась в основании хвоста и выходила в океан. В отличие от предыдущей жизни, Мортиземия чувствовала себя внутри острова счастливой и востребованной. Неоземин, с настойчивостью на грани назойливости, поминутно требовал у неё «каждый день» и она рассказывала всё, что знала об управлении Вселенной.

Они не поднимались на поверхность острова и Мортиземия, как привидение с бледным лицом, носилась по каменным внутренностям Фиитземии, иногда задерживаясь в желудке, где было тепло и вечно горело пламя расплавленной магмы. По своей домашней жизни она не скучала, так как встречаться с матерью не хотелось, а за отца боялась – вдруг Саатземин захочет его убить. Мортиземия изредка, в глубокую ночь, отправляла свои симпоты, чтобы почувствовать своих родителей, и быстро забирала их назад.

Как-то раз, она таким же образом отправила свои симпоты и обнаружила в родительским доме нового анимо. Она осторожно дотронулась него и даже заглянула в глифомы. К её удивлению анимо оказался её новой сестрой, которую назвали Эрземией. Мортиземия догадалась, что ребёнок от Саатземина, но осознание своей догадки для неё оказалось шоком. В одну из ночей она взяла с собой Неоземина, чтобы он её прикрывал, и наведалась к себе домой. Родной дом вызвал в Мортиземии приступ меланхолии и ностальгии. Они на цыпочках миновали родительскую спальню и в комнате, расположенной рядом, Мортиземия увидела подвешенную к потолку корзиночку. Заглянув в неё, она рассмотрела маленький комочек, который тихонько посапывал во сне. Растроганная видом сестры, она потрогала её маленькую ручку, на которой заметила крохотный перстень с её Вселенной. Ему предстоит расти вместе со своей маленькой хозяйкой, пока она не станет взрослой.

Неоземин не к месту пробурчал ей на ухо: «Маленький жертвенный младенец!» Мортиземия саданула его локтем и прошипела: «Не смей к ней даже прикасаться!» От их возни проснулась маленькая Эрземия, которая выпучила глаза на Неоземина и сквасила лицо. В спальне раздался шорох, и Мортиземия услышала голос матери:

— Кто там?!

«Беги!» — прошипела Мортиземия, и Неоземин полез в открытое окно. Он немного застрял, а Мортиземия искала глазами, куда ей спрятаться. Она увидела сверкнувший на кулачке Эрземии перстень с её Вселенной и мгновенно нырнула туда. Её закрутило, как на карусели, и Мортиземия полетела по бесконечному каналу с нарастающей скоростью. Она пожалела о том, что прыгнула в чужую Вселенную, но вскоре, вероятно от переживаний, её охватила странная эйфория. По её глифомах прошла спасительная волна, смывая страхи, и образовался информационный вакуум. Она забыла своё недавнее прошлое и приказала себе никогда не тормошить глифомы воспоминаниями.

Открыв глаза, она увидела, что находится на облаке, а вокруг простирается тёмное пространство. Вдалеке виднелся тёмный казан, накрытый ослепительным облаком, подобным тому, на которое приземлилась Мортиземия. Два юноши: один крепкий и колючий, а другой красивый и мягкий тихо спорили между собой в стороне от неё.

— Орёл или решка? — спросил красивый, а колючий сразу же выкрикнул: — Орёл.

Красивый подбросил монетку, и она упала между ног. Они наклонились и красивый довольно сообщил:

— Я выбираю Свет!

— Тебе всегда везёт, а мне досталась Тьма, — с горечью произнёс колючий и спросил: — Кто будет судить?

— А вот она, — произнёс красивый, показывая на стоявшую у края облака Мортиземию. Заглянув ей в лицо, он спросил: — Как тебя зовут?

— Морти … — начала она, а дальше не помнила.

— Морти, ты наша сестра и будешь судить добро и зло, — сказал красивый, а колючий ему подмигнул. Он вытащил из-за своей спины косу и сунул её Морти.

— Зачем? — не поняла Морти.

— Тебе судить, сколько человеку жить и куда ему отправляться: в Эссенариум, за праведные дела или в преисподнюю к Сатанаилу за грехи, — закончил красивый и наклонился к Морти: — Поняла, сестричка?

— Поняла, — сказала Морти, хотя сама ничего не поняла».

***

Рассерженный Илья потащил Ивана домой, к Кежаю. Когда они очутились в сарае, Илья закрыл входную дверь и прижал Ивана к деревянной стене, сунув ему под нос пачку сторублёвых купюр.

— Что это? — требовательно спросил он, а Иван спокойно ответил: — Деньги.

— Почему на всех купюрах одни и те же номера, — затряс пачкой Илья.

— Все купюры копии с твоей сотки, — с невинным видом сказал Иван, а Илья понял, что его претензии к Ивану бессмысленны: он наивен, как трёхлетний ребёнок.

— Ты мурран? — догадался Илья. Словно подтверждая его слова, Иван утвердительно кивнул головой. Правда, как-то неуверенно, видимо, не знал значение этого слова. Илья вспомнил «Харчевню в Потьме» и ему стало ясно, кто забрал оружие у бандитов Лодарева. Поняв, что воспитывать наивного Ивана бесполезно, Илья не стал его корить, надеясь на то, что тот со временем поумнеет. Иван вытащил свои платья и, спрятавшись за занавеской в углу, принялся их примерять. Илья посчитал это, как необходимое зло, и если Ивану нравиться носить женские платья, то пусть носит их дома. Красное очень шло Ивану и будь он женщиной, то произвёл бы настоящий фурор среди местных красавиц. Неожиданно дверь открылась и вошла жена Кежая, Даша. Она взглянула на Ивана и улыбнулась, а потом скороговоркой сообщила:

— Кежай приглашает на обед.

Иван с сожалением переоделся, и они отправились в дом Кежая. Нагулявшись по городу, Илья с удовольствием уматывал щи с говядиной, изредка поглядывая на хозяина. Тот находился в благодушном настроении, видимо, после вчерашней бучи в харчевне, дань ему заплатили сполна. После обеда они отправились в свой сарай, так как Кежай их не задерживал. Илья лежал на кровати, а Иван примостился на другой, так как в свою кровать Илья его не пустил. Рассматривая деревянный потолок, Илья спросил:

— Ваня, ты о чём мечтаешь?

Иван затаился, но потом, всё же, вымолвил:

— Я хочу, чтобы обо мне все забыли.

«Видимо, хорошо ему насолили родственники, если он не хочет их видеть, а пристал к бандитам», — с горечью констатировал Илья, размышляя о том, что бы такое придумать, чтобы пристроить Ивана в хорошее место. «Женить бы его на какой-то молодке, — размышлял Илья, с горечью понимая, что мужчина, который наряжается в женские платья, вряд ли понравиться какой-либо девушке. «Разве что сумасшедшей!» — подвёл итог Илья и от неразрешимых забот уснул. После ужина, когда они с Иваном хотели уходить, Кежай твёрдо сказал:

— Иван, останься!

— Если что-то нужно сделать, я пойду, — сказал Илья, так как Иван, несмотря на то, что он мурран, чересчур простодушный для дел Кежая.

— Нет, мне понадобится именно Иван, — сказал Кежай и Илья, несмотря на то, что ему не нравилось, вынужден был согласиться. Возвратившись в сарай, он прилёг на койку, но сон не шёл, а в душе копошилось какое-то беспокойство. «Что-то ты сильно переживаешь за парня!?» — спросил внутренний голос, но Илья не мог сказать, отчего такое происходит. Если быть честным с собой, то Иван не должен здесь оставаться, не его это место. Илья подумал, что и ему подвизаться в компании с бандитами тоже не всласть. Им бы следовало, вместе с Иваном, уехать в Санкт-Петербург. Лучше всего это сделать, если найти в Сарове отца с матерью, которые быстро переправят их домой.

Неожиданно для себя Илья услышал взрыв и выскочил на улицу. Из разбитых окон дома Кежая валил дым, и вырывались языки пламени. На крыльцо выскочил обезумевший Иван в разодранной рубашке, который, увидев Илью, помчался к нему. Между обрывками рубашки Илья заметил у Ивана округлую грудь, явно не мужскую. Удивиться этому он не успел, так как на улицу выбежал Кежай, обгорелый сверху донизу, а за ним, как курицы, кудахтали Даша и Маша.

— Что случилось? — спросил Илья. Кежай, набычившись, ничего не говорил и шёл на него, а Иван, прячась за Илью, растерянно произнёс: — Он хотел меня изнасиловать.

— Остановись, Кежай! — грозно произнёс Илья, но Кежай не собирался его слушать и пёр точно танк. На обгорелом лице с запёкшейся кровью сверкали злобой глаза, подходящие демону из преисподней, а не человеку. «Шутки кончились!» — подумал Илья, взмахнул рукой и рассёк Кежая пополам. Не глядя на два шевелящихся обрубка, Илья потащил Ивана в сарай и решительно сказал:

— Мы уходим!

Они быстро собрали свои вещи, и вышли на улицу. Вместо полушубка, который остался в дымящем доме Кежая, Иван надел куртку Ильи. Во дворе пуще прежнего низким басом выла Даша, а ей вторила дискантом Маша. Закинув рюкзак на плечи, Илья без слов двинулся к задней калитке и услышали за спиной голос Кежая.

— Ты думаешь, что убил меня?! — в два голоса пищал Кежай. — Меня нельзя убить, потому что я – мурран!

Илья, обернувшись, увидел двух Кежаев небольшого роста, которые направлялись за ними. Голова одного не успела дорасти до нормального размера, и выглядела непропорционально маленькой. «Вот обрадуются Даша и Маша – каждой по одному Кежаю достанется!» — не к месту развеселился Илья, а два Кежая, схватив топор и колун, наступали на него с двух сторон. Без всякой жалости Илья полоснул по двум мерзким фигурам, рассекая их на несколько частей. Пока окровавленные куски превращались в восьмерых Кежаев, Илья сказал Ивану: «Бежим!» — и припустил через огороды напрямик к дороге в сторону Молочницы. Илья знал, что через час за ними отправятся в погоню, прихватив собак, ружья и автоматы. Пусть они и владеют некоторыми силами, но им с Иваном не спрятаться от пуль, которые лишат их жизни быстрее звука выстрела. Они с Иваном смертные и не выживут от пуль, как Кежай. Тот отрастает телом, как ящерица, словно потерял не голову, а всего лишь хвост.

До посёлка Молочница идти прилично, километров десять. По хорошей дороге пару-тройку часов ходьбы, но зимой, по снежным сугробам, да ещё в ночь, то дай боже добраться до утра. Они выскочили на основную дорогу, и припустили по ней быстрым ходом, так как её уже начала заметать позёмка. Илья вспомнил о том, что произошло в доме Кежая, и спросил у Ивана:

— Кто ты такой, говори мне, только честно?

— Меня звать Вера, — признался Иван, а Илья застыл на месте, открыв рот, и выпуская клубы пара в морозное и тёмное небо.

— Почему же скрывал… скрывала от меня, что ты девушка? — спросил Илья, понимая, что должен был давно догадаться.

— Так получилось, — сказала Вера, если это её имя, и она снова не лжёт. Они двинулись дальше, понимая, что нужно спешить. Илья шагал впереди, размышляя о том, как себя вести с девушкой, и с некоторым смущением вспоминал их совместную жизнь. Вера пряталась за его спиной, так как, стоило им чуть-чуть отойти от Потьмы, как разразилась приличная пурга. Дорогу изрядно занесло и пришлось утопать в снежных сугробах. Когда они, перед самым утром, добрались до посёлка Молочница, то уже не чувствовали под собой своих ног. В посёлке им оставаться не стоило, так как их может настигнуть Кежай с погоней, а за Молчницей они могут свернуть в лес и поспать в спальном мешке.

— Зайдём посёлок, чтобы купить что-нибудь из еды и сразу же отправимся дальше, — решил Илья. Вера ничего не сказала, только кивнула головой. Интуитивно Илья чувствовал, что заходить не следует, так как здесь, совсем недавно, Соловей зарезал местного жителя. На любое новое лицо жители будут поглядывать искоса.

Как только они оказались возле околицы, что-то остановило Илью, и он внимательно всмотрелся в посёлок. Неожиданно, из снега вынырнуло несколько человек в белых маскировочных халатах, и открыли по ним огонь из автоматов. Илья, сражённый короткой очередью, боком повалился на белый снег, засевая его ярко-красными пятнами.

Вера неистово завыла, словно подраненная волчица, а цепь в маскировочных халатах двинулась к ним, непрерывно стреляя, пока все рожки автоматов не опустели.

#doc2fb_image_0300000A.png