Маргина оставила Мо на крыше до полного отрезвления, удивляясь тому, что он так долго подвержен влиянию алкоголя. «А может он сам не хочет выходить из этого состояния?» — подумала он, намереваясь, по возвращению, подвергнуть Мо экзекуции высшего порядка.
Оставив Мо, она раскинула симпоты, пытаясь по неясным и отрывочным сведениям найти друга Сергея, Женю Сковороду. Спасибо сети интернет, куда Маргина подключилась, совсем не зная об устройстве компьютера и другой технической чепухе. Её симпоты, бросив имя и фамилию друга Сергея в сеть, тут же получили целую кучу людей с фамилией Сковорода. Немного повозившись, она перебрала все фамилии, пока, наконец, не остановилась на пятерых, которых проверила на сервере налоговой. Через несколько минут Маргина имела его адрес и, проникнув на сервер службу безопасности, знала его подноготную лучше его самого. В квартире по Толстого 21 его не было, но Маргина, проникнув внутрь, запомнила в ближайших глифомах его эго и снова раскинула симпоты над Киевом.
Бизнесмена Евгения Сковороду она нашла в баре на крыше отеля «Премьер Палас» где он в одиночестве терзал огромного лобстера, запивая его белым «Семильёном». Видно было, что до этого благородного напитка Евгений уже принял на грудь напитки более крепкие. Увидев перед собой Маргину, Евгений подал ей меню и спросил:
— Что пожелает дама?
Дама порылась в голове подошедшего официанта, удивившегося её неожиданному появлению, и выбрала себе запечённую осетрину, чтобы вспомнить вкус рыбы. Настроив вкусовые рецепторы, Маргина побаловала себя, пока Сковорода, продолжая щипцами терзать клешню омара, разглядывал её на предмет сексуальных фантазий, возникших в его голове после недолгого периода хандры. Допив вино Маргина уставилась на Евгения и спросила:
— Ты когда последний раз видел Сергея?
— Простите, Сергей – это кто? — выдавил Евгений, явно совсем не понимая, что от него хотят.
— Твой друг, Сергей Ерыгин, — сообщила ему Маргина. Сковорода попытался собраться, с сожалением понимая, что рандеву может не состояться.
— Простите, а вы кто? — соображал он.
— Я его тёща, — порывшись у Евгения в голове, нашла определение Маргина. Сковорода поднялся, поцеловал жирными губами руку Маргины и сообщил:
— Уважаю! А Сергей – промокашка! — он наклонился к Маргине и сообщил тайну: — Представляете, он свою невесту мне даже не показал.
— И ты его больше не видел? — переспросила Маргина, запутавшись в мыслях Евгения.
— Нет, — он театрально вскинул руку, — он укатил к Мише, а ко мне даже не зашёл.
— Понятно, — сказала Маргина и покинула Евгения по-английски, растворившись в воздухе. Сковорода хотел поделиться с Маргиной святым и рассказать, что его бросила жена, но его собеседница пропала. Он подозвал официанта и спросил: — Здесь женщина была?
— Была, — ответил официант.
— А куда ты её девал? — подозрительно спросил Евгений.
— Она испарилась, — доложил официант.
— Все мои женщины куда-то испаряются, — глубокомысленно изрёк Евгений.
Испарившаяся женщина подлетала к крыше, где она оставила Мо, но тот куда-то пропал. Раскинув свои симпоты, Маргина попыталась его увидеть, но совсем растерялась: Мо нигде не было. Куда можно исчезнуть с крыши? Она рассыпалась симпотамы по всей Земле, но Мо пропал, как под землю провалился.
* * *
Рохо добрался до станции репликации на Глаурии и набрал код планеты Гренааль, чтобы отправиться туда и найти Маргину и Мо. Репликатор привычно полыхнул голубым пламенем, и через несколько прасеков он был на Гренаале. Выйдя из станции репликации, Рохо превратился в лебедя и взлетел в воздух. Поднявшись высоко в небо, он раскинул симпоты, определяя знакомые вибрации, но Маргины или Мо нигде не было. Присмотревшись, он увидел яркий узел сплетённых лучей, принадлежащий Блуждающему Нефу. «Ему что, отменили наказание?» — не понял Рохо и направился во дворец Блуждающего Нефа, чтобы узнать, где находиться Маргина и передать ей сообщение Хамми. «Хорошо хоть Блуждающий Неф здесь», — подумал Рохо о своём создателе, рассматривая в сетке рой тусклых светлячков, которыми светился дворец Блуждающего Нефа и, взяв их за ориентир, Рохо пустился в путь.
Уже вечерело, и на небосвод потихоньку взбиралась распахнутая величайшим взрывом туманность, подсвеченная зелёным светом звёзд, а в самом центре горела рубинами целая горсть огромных солнц. Столь глубокое небо дистанцировалось от ближних звёзд, редкой россыпью стоящих на страже местных границ.
Ночь для Рохо была не помеха, потому он не спеша взмахивал крыльями, рассекая воздух, строго придерживаясь курса. Вскоре показались взгорья, и внизу всё затянуло ночным туманом, колыхающимся большими и медленными волнами, перетекающими в низины. В долине, где между гор располагался дворец Блуждающего Нефа, тоже был туман, а огоньки, окружающие дворец, всё также кружили в медленном танце, создавая призрачную симфонию цвета.
В ночном небе, да ещё при тумане, лааки обычно не летают, так как зрение у них было, как и у людей, в темноте не аховое. Но по дороге ему попались два молодых лаака, которые, завидев его, решили развлечься, и принялись ширять вокруг него, пытаясь задеть крылом и сбить. Как только один из них приблизился к Рохо, он высунул из лебединого крыла рука и дёрнул лаака за ногу. Тот кувыркнулся вниз и едва выровнялся возле самой земли. Второй лаак удивлённо летел параллельным курсом, не приближаясь. Вскоре их догнал первый и, сконфуженно глядя на лебедя, полетел рядом с ним.
Так они и сопровождали его до самого дворца, где на шум их крыльев взлетел молодой лаак из охраны, но, узнав Рохо, приветствовал его кивком головы и возвратился назад, на террасу, наблюдая небо оттуда. Молодые лааки улетели, потеряв к нему интерес, а Рохо приземлился на террасу, превратившись в молодого человека, и пошёл на огонёк Блуждающего Нефа, разыскивая комнату, в которой он был. Остановившись перед ней, он, на всякий случай, постучал и в ответ услышал голос Лоори: «Входите». Настолько странный ответ от Блуждающего Нефа он не ожидал и ещё раз постучал.
— Входи, что стучишь, — открыл дверь Блуждающий Неф, настороженно глядя вдоль коридора.
— Рассказывай, — кивнул он ему.
Рохо сообщил о поисках Маргины и Мо, о том, как они с Хамми попали в плазменную ловушку и как оказались на планете Глаурия, на пятьдесят гигапрасеков назад. Выслушав Рохо, Блуждающий Неф подумал и сообщил:
— Они отправились на Контрольную. Полетишь туда, — он вбросил в Рохо всю последнюю информацию и, кроме того, сообщил о своих планах. Рохо, никак не ожидавший такого от Блуждающего Нефа, спросил: — А как ты это сделаешь?
— Ты мне поможешь, — сказал ему Блуждающий Неф и Рохо со своим создателем спорить не стал.
В двери постучали, и за ней раздался голос Доома: — Лоори, открой.
Блуждающий Неф вытолкал Рохо в окно, а сам пошёл открывать дверь. «Да, с ним не соскучишься», — подумал Рохо, прислушиваясь к разговору.
* * *
Альмавер посмотрела на рисунок, потом на Элайни и, внутренне собравшись, выпалила:
— Твоя мама была нам врагом.
— Правда? — искренне обрадовалась Элайни. – Как я вам завидую! Расскажи мне всё!
— Лучше бы мы её не видели, — угрюмо сказал Анапис, но Альмавер глянула на него, нахмурив брови, и он притих.
— Расскажи всё, — взяла её за руку Элайни, усаживая Альмавер на стул. Анапис так и стоял возле двери, облокотившись на откос. Альмавер начала рассказ с самого начала, когда встретила на дороге чародея Монсдорфа, но тут её неожиданно перебил Анапис и сказал:
— Если начинать сначала, то первым рассказать должен я.
И он начал рассказывать о хабиба Бата и его любви к Маргине, о своей ненависти к ней, о всём, что произошло потом. Когда дело дошло до столицы королевства, Арбинара, Альмавер остановила его и начала рассказывать сама. Элайни внимательно слушала, не перебивая, изредка улыбаясь, и смотрела на рассказчиков во все глаза, чтобы не пропустить что-нибудь важное. Алида стояла в стороне, сгорбившись, внимательно слушала, но не разделяла восторгов Элайни.
— Как хорошо, — мечтательно сказала Элайни, — вы видели мою маму. Я бы всё отдала, чтобы взглянуть на неё пусть на мгновение.
Анапис и Альмавер были немного растерянны. Выложив всё о себе, они как груз сбросили с плеч и теперь стояли, опустошённые, как будто потеряли цель жизни.
— Спасибо вам, — Элайни взяла за руку Альмавер, — а за будущее не беспокойтесь: не думаю, что мама держит на вас зло, к тому же я непременно с ней поговорю.
— Нам уже всё равно, — безразлично сказала Альмавер, и Анапис кивнул ей головой.
— Пока мы не отправимся домой, живите здесь, — попросила их Элайни.
— Пойдём, я покажу вам ваши комнаты, — сказала Алида, совсем не одобряя решение Элайни. Стукнула входная дверь и Элайни подхватилась со стула.
— Это Сергей, я вас с ним познакомлю, — обрадовалась она и побежала к двери.
Дверь неожиданно открылась, и в проёме оказался неряшливый, высокомерный тип, который пристально посмотрел на всех. Одну сторону его лица, вероятно обожжённую, закрывала кожаная маска с прорезью для глаза с нарисованными белой краской ресницами, как на детском рисунке.
Элайни всмотревшись в лицо вошедшего, вдруг вспомнила и удивлённо воскликнула:
— Шерг?
Человек в маске вначале ничего не понял, но вдруг его и так неприятное лицо исказила гримаса, и он со злобой воскликнул:
— Элайни?
— Что ты здесь делаешь? – спросила Элайни, понимая, что вопрос ни к чему.
* * *
Харом ушёл, оставив их двоих, точно знал, что им следует решить все вопросы здесь, без Элайни.
— Зачем ты это сделал? — спросил Хамми.
— Я не виноват, — обречённо ответил Бартазар Блут, — Фатенот связала меня с Элайни, а дальше я всё делал, как в бреду.
— То, что ты сделал похоже на спланированную операцию, а не на бред, — ответил ему Хамми. — А куда ты девал Сергея?
— Я не знаю, где он, — развёл руками Бартазар Блут, — он летел на глеях сзади, когда я отправлял Элайни на Глаурию. Глеи здесь, а Сергея нет.
— Не верю я тебе, — ответил ему кот. — Зачем ты притворялся Сергеем?
— Чтобы заслужить её доверие, — ответил Бартазар Блут.
— Когда она узнает, что ты не Сергей, какое к тебе будет доверие? — спросил Хамми.
— Ты не скажешь, — неуверенно произнёс Бартазар Блут.
— Пока не пройдут роды – не скажу, — сказал Хамми, заканчивая разговор. — Нам пора возвращаться.
Возвращаться, действительно, пришла пора, так как во дворце температура отношений поднялась так высоко, что огонь мог вспыхнуть в любое мгновение.
— Если он вам мешает, я могу его выбросить, — спокойно сказал Анапис, выходя наперёд и отстраняя Элайни от двери. Шерг взглянул на Анаписа жгучим взглядом, и, брызгая слюной, прорычал:
— Я найду дорогу без тебя.
Не закрыв дверь, он двинулся вдоль зала к парадному выходу. Остановившись возле него, он обернулся, и крикнул в сторону Элайни:
— Я ещё вернусь, и это будет наша последняя встреча, — он выскочил на крыльцо и сбежал по ступеням. Сердитый на весь белый свет, Шерг, подозвав змея, взлетел в воздух и направился на северо-восток, домой.
— Надеюсь, — прошептала Элайни, не совсем понимая, откуда Шерг взялся.
— У вас тоже есть личные враги, — ухмыльнулся Анапис. Элайни повернулась к нему и сказала: — Я к нему врагом не напрашивалась.
Помолчав немного, она повернулась к Анапису и сказала: — А за помощь спасибо.
Хамми и Бартазар Блут появились вместе и сразу почувствовали недоброе. Проверив симпотами Анаписа и Альмавер, они немного успокоились и спросили Элайни:
— Что случилось?
— Серёжа, представляешь, здесь был Шерг, — сказала она Бартазару Блуту, а он посмотрел на реакцию кота относительно того, что его назвали Сергеем. Хамми промолчал и Бартазар Блут сказал Элайни: — Сейчас я его найду, и он больше не будет тебе докучать.
— Не нужно, Серёжа, — остановила его Элайни, — зачем продолжать войну, которая нам без надобности. Кстати, как он сюда попал?
— Я бы тоже хотел знать, — сказал Хамми, — но мы вряд ли получим вразумительный ответ.
— Хватил о грустном, — сказал Бартазар Блут и сунул руку в карман, — я забыл передать тебе один подарок.
С этими словами он вытянул перстень с голубовато-зелёным камнем и протянул его Элайни. Она надела его на палец и залюбовалась.
— Так похоже на то, что я оставила Байли! – воскликнула она, глядя на Бартазара Блута — Как наше, фамильное.
— Амазонит, — сказал Хамми, вскакивая на руки Элайни. – Только в нем родовая сила. Кто подарил? — спросил он у Бартазара Блута.
— Ты его знаешь, — ответил тот, открывая глифому. Хамми взглянул и удивился: — Харом?
— Кто такой Харом? — спросила Элайни, поглаживая рукой с кольцом рыжего Хамми. На его фоне кольцо смотрелось сногсшибательно.
— Тот, который хотел тебя удивить, — сказал Бартазар Блут и добавил: — У меня ещё один подарок.
С этими словами он вытащил из-за пазухи деревянное, расцвеченное радужными цветными линиями мэтлоступэ, устройство для полёта, непременный атрибут каждой фреи.
— Моё мэтлоступэ! — радостно воскликнула Элайни. – Где ты его взял?
— Я его подобрал там, где ты приземлилась, — ответил Бартазар Блут, — только не было случая, чтобы тебе отдать.
Хамми хмыкнул на руках Элайни, но она была рада, так как не видела лжи.
* * *
Через несколько дней зима повернула всё вспять, и за два дня насыпало столько снега, что ступеньки крыльца скрылись совсем, и прямо от дверей шла гладкая и ровная, искрящаяся под солнцем, снежная поверхность. Как всегда, совсем неожиданно, у Элайни начались схватки и Алида, вместе с Альмавер, с которой она успела сдружиться, принялись хлопотать вокруг неё, гоняя Бартазара Блута за чем ни попало. Анапис, как человек бывалый и знающий, находился в ближнем круге советчиков, а Хамми, роясь в головах окружающих, слизывал советы и глубокомысленно выдавал их за свои, чем вносил в данное мероприятие нужную всем суматоху и поднимал значимость каждого участника.
В конце концов, Алида выставила кота из числа помощников, убрав его из комнаты, что не мешало ему через стенку делать Элайни требуемую анестезию. Элайни, чувствуя его помощь и хитрость, вместо того, чтобы тужиться, смеялась, чем вводила Алиду, принявшую не одни роды, в ступор. «Первый раз вижу такую глупую роженицу», — буркнула она себе под нос, принимая на руки кричащую девочку.
— Мне, — потребовала Элайни, прижимая к себе крохотный комочек. Все сгрудились возле койки, а Хамми, проскользнув сквозь стену, устроился на Элайни и принялся вылизывать малышку.
— Нет, что это такое? — возмутилась Алида, и подняла Хамми за шкирку.
— Маргина, — перебила её возмущение Элайни.
— Что? — не поняла Алида и, обернувшись к Элайни, отпустила кота, а тот завис в воздухе, сообразив, что оттуда виднее.
— Мою дочь звать Маргина, — счастливо улыбнувшись всем, сказала Элайни.
— Ты хочешь назвать её, как маму? — спросила Альмавер.
— Тебя смущает имя? — усмехнувшись, поддёрнул Анапис.
— Нет, — покраснела Альмавер и сказала Элайни: — Поздравляю.
— Спасибо, — сказала Элайни, прикладывая девочку к груди. Флорелла, слушая на улице под окном, от избытка чувств пускала слезинки на грудь Бартика, которые, замерзая, сверкали на солнце, как ордена.
А в столице королевства маргов переполох был больше. Барриэт, вздумавшая рожать в тот же день, совсем не ожидала такого события, а её окружение было совершенно безграмотно в данном вопросе. Поэтому, когда у неё начались схватки, обезумевший Варевот, в других делах существо вразумительное, был повергнут в шок и, единственно, что он сделал обдуманно, нагнал пойманных женщин, полагая, что они знают о таких делах больше, чем он.
Кузнец Баруля, отец Барриэт, провёл селекцию и оставил возле дочери троих знающих, остальных выгнал, чтобы не вносили в дело суету, которая не закончилась, а приобрела признаки управляемой. Варевот и кузнец были на побегушках, исполняя мелкие прихоти повитух, так неожиданно ставших самыми важными особами королевства.
Когда через некоторое время, одна из женщин вышла и произнесла: «Всё», — мужчины не поверили: никаких криков и писков они слышали. Они бы ещё больше удивились, если бы знали, что и Барриэт, и остальные женщины не услышали от вновь рождённого мальчика ни звука. Да и своим видов он отличался от других новорождённых, так как совсем не был крохой, а его большие глаза даже пугали своей осмысленностью. Малыш не издавал ни звука, только внимательно всех рассматривал.
— Он что, немой? — растерянно спросила Барриэт у своих повитух.
— Я не немой, мама, я голодный, — сказал малыш и присосался к груди Барриэт. Одна повитуха грохнулась в обморок, а Барриэт, чуть-чуть улыбаясь, поправляла свою грудь, чтобы её говорливому сыну было удобней кушать. Упавшую повитуху вытащили из комнаты и передали оторопевшему Варевоту. Тот передал её кузницу, который предположил ещё более нелепое: «Это что, моя внучка?» — на что Варевот постучал по его голове и сказал:
— Приведи её в чувства.
Баруля облил её кружкой воды, чем заслужил от неё эпитет: «Старый дурак», — и молодка, сердитая на всех, а больше всего на себя, ушла, распространив по всему городу весть, что вновь родившийся сын короля – монстр. Реддик, услышав такие речи, схватил её в охапку и посадил в пустую каморку, намереваясь передать её на суд короля.
Ерхадин, он же Шерг, появился под вечер, был злой, как зверь, и на сообщение Варевота о сыне никак не среагировал, а наказал собирать всё своё войско и, даже, посаженных на местах бойцов. На замечание Варевота о том, что в связи с неожиданным снегопадом все дороги засыпанные, Ерхадин выругался и схватил его за грудь:
— Я не спрашиваю тебя о дорогах, подготовь мне людей.
И ушёл спать в свободную спальню, а о сыне и Барриэт даже не спросил.
* * *
«Куда же он пропал?», — подумала Маргина, собирая симпоты со всей Земли, не понимая, куда Мо мог исчезнуть. Она присела на крышу, решив, что нужно собраться с мыслями и не шебаршиться. «Подумаешь, пропал, — соображала Маргина, — я и сама могу добраться до Миши Столярчука, друга Сергея». С этой мыслью она поднялась и глянула себе под ноги.
— Вот зараза, — громко сказала она, увидев под ногами, внизу, на третьем этаже двенадцатиэтажного дома лежащего в кровати Мо. Рядом с ним, обняв его рукой, лежала дородная молодая женщина. Маргина сиганула вниз и потянула Мо из постели.
— Вставай, Мо, — прошептала Маргина, стараясь не разбудить женщину. Мо не отвечал. Маргина дёрнула его сильней и увидела, что женщина удивлённо смотрит на неё.
— Это мой Мо, — сказала она. Маргина, не спрашивая её, подняла Мо и исчезла вместе с ним в потолке. Женщина лихорадочно включила свет и набрала по мобильному телефону милицию.
— Милиция, у меня жениха украли, — сообщила она в трубку.
— Откуда? — спросил дежурный, кивнув другому, чтобы тот засёк телефон шутницы.
— Из кровати, — сообщила женщина.
— Фамилия? — спросила трубка.
— Мо, — ответила женщина.
— Имя?
— Мо.
— Женщина, что вы заладили, мо, мо, — возмутился дежурный, поняв, что она не шутит, а является жертвой любви. — Имя у него есть?
— Я не знаю.
— Что же вы ложитесь в постель и имени не спрашиваете, — укорил её дежурный и миролюбиво добавил: — Если через трое суток не придёт, несите заявление участковому. Только он вряд ли вам поможет.
И положил трубку. А воровка её жениха тащила за собой по ночному звёздному небу Мо, удивляясь устойчивости отравления хмельными эмоциями.
* * *
Лааки готовились к первому союзу этого сезона между с Лоори и Реесом, занявшим второе место в соревновании женихов. Нельзя сказать, чтобы Реес был рад своему выбору, но дочь вождя была первой в ряду девушек, и он не мог нарушить традицию. А брать он собирался зеленоокую Гаам, но против совета племени идти он не мог.
Реес ожидал на самой нижней террасе дворца в окружении остальных женихов, такая была традиция, а Лоори должен был привести вождь, Доом, в окружении всех невест. Вскоре показалась процессия из двенадцати девушек, укрытых с головой прозрачным конусом из белой ткани, сотканной из пуха птицы хави. Подойдя к жениху, они остановились полукругом и застыли, ожидая, когда он угадает невесту. Реес её сразу угадал, девушку своей мечты, а так как это была Гаам, то его снова заставили угадывать. Остальные женихи помогали ему, угадывая своих невест, и вскоре Реес указал на Лоори, которая вышла вперёд.
— Вы мне обрезали крылья, запретив любить того, кого я хочу, — сказала Лоори, — и они мне больше без надобности.
С этими словами она сбросила белую ткань, и все увидели её подрезанные крылья.
— Лоори! — воскликнул Доом. — Что ты сделала?
— По традиции, обрезавший себе крылья не может находиться в племени, — сказал Блуждающий Неф, и обернулся к Лоори: — Ты должна уйти.
Лоори, под взглядами всего племени, спустилась вниз, туда, где ступеньки обрывались, а внизу была видна тень от дворца Блуждающего Нефа, пересекающая реку, которая текла под ним. Два лаака взяли её за руки, взлетели в воздух и опустились в долине, далеко внизу. Оставив Лоори, они взмахнули крыльями и приземлились на террасе, а она пошла от дворца вдаль, к перевалу, чтобы покинул долину между гор.
#_8.jpg
— Так, я могу выбрать себе невесту? — воскликнул обрадованный Реес, глядя на Гаам, не скрывающую своего счастливого лица.
— Можешь, — сказал Блуждающий Неф, а потом шепнул на ухо потерянному Доому, стоящему возле него: — Я присмотрю за Лоори.
Тот благодарно кивнул и отвернулся, чтобы Блуждающий Неф не заметил непорядка в его глазах.
Когда Блуждающий Неф догнал Лоори, она уже перешла перевал и двигалась по дороге к станции репликации.
— Может, прекратим этот маскарад, — спросила она, превращаясь в Рохо.
— Нет, вдруг нас увидит какой-то лаак, — ответил ему Блуждающий Неф и Рохо вновь превратился в Лоори.
— Этот обычай с невестами придумал ты, — сказал Рохо. — Он что, неправильный?
— Правильных законов нет, — ответил Блуждающий Неф, — любой закон можно использовать и для зла, и для добра. Я придумывал такие обычаи, чтобы племя росло сильным. Но могут быть исключения, которые не предусмотришь никакими правилами.
— Ты с Лоори сделал так специально? — спросил Рохо.
— Нет, Лоори, действительно, влюбилась в Русика, — ответил ему Блуждающий Неф, — но этот случай пришёл кстати. Вождю есть над чем подумать.
* * *
На следующее утро Ерхадин немного отошёл и не так пылал злобой. С самого утра он с холодной головой принялся готовиться к походу на дворец, чтобы уничтожить Элайни и всех, кто там есть. Варевот ещё с вечера разослал гонцов во все концы королевства, чтобы собрать бывалых бойцов, а с утра готовил запасы для похода, написав списки Берл Варшалу. В любом случае раньше нескольких дней в поход не собраться, о чём он и доложил Ерхадину. Тот поморщился, но ничего не сказал: понимал, что быстрее не получиться, криком задержать можно, а ускорить – нельзя.
А во внутренних покоях новорождённый сын Ерхадина не перестал удивлять свою мать. Когда одна из повитух спросила у Барриэт, как она назовёт ребёнка, малыш выдал матери:
— Меня звать Гинейм, — чем поверг присутствующих в шок. Барриэт, понимая, что её сын сразу стал неординарной личностью, не удивлялась, а гордилась им и не понимала, почему Ерхадин, который уже приехал, не пришёл посмотреть на своего сына. Гинейм заматываться в пелёнки категорически отказался, сообщив матери:
— Ты что, хочешь, чтобы я орал дурным голосом? — на что Марриэт покачала головой, удивляясь не по годам умному сыну. Всё же, завидев во дворе мужа, Барриэт не выдержала и, замотав Гинейма в толстое одеяло, вышла на крыльцо.
Змей, только что прилетевший с охоты, увидев на руках Барриэт малыша, не смог сдержать комментарии:
— Какой милый малыш, — воскликнула Горелла.
— В хозяина, — подтвердил Гарик.
— А малыши вкусные? – спросил Горелый, наклоняясь к Гинейму.
— Ты что, совсем поглупел? — накинулась на него Барриэт. Ерхадин, услышав крик, направился к ним.
— А я что? — оправдывался Горелый, но тут Гинейм, не говоря ни слова, дунул на Горелого синим пламенем и тот вспыхнул, как факел.
— В снег, в снег! — закричал Ерхадин и метавшийся Горелый догадался сунуть голову в сугроб, благо за последние дни весна разразилась неожиданным снегом. Когда Горелый выдернул голову из снежной кучи, она дымилась паром, а морда была вся в черных разводах.
— Доигрался, — довольно хихикнула Горелла, на что Горелый благоразумно промолчал.
— А ну-ка, покажи мне богатыря? — сказал Ерхадин, беря из рук Барриэт свёрток. Отец и сын оценивающе смотрели друг на друга несколько мгновений, пока Барриэт не забрала Гинейма со словами:
— Хватит его морозить. Захочешь, дома увидишь.
Ерхадин некоторое время стоял на месте, о чём-то размышляя, но потом взмахнул рукой, как будто отгоняя привидение, и направился на склады Берл Варшала, где его ожидал Варевот.
* * *
Прошло несколько дней, Елайни немного окрепла и стала выходить на прогулки вокруг дома. Солнце, точно вспомнив свои весенние обязанности, принялось мочить снег, так, что он поплыл и закапал, собираясь в ручейки, которые журчали под остатками снега. То, что намело всего несколько дней назад, потемнело, скукожилось и опало водой.
Однажды, прогуливаясь с Маргиной на руках, Элайни попросила Альмавер подержать малышку, а сама вытащила мэтлоступэ и попробовала полетать вокруг дома. Давно забытые ощущения, испытанные в полёте, привели Элайни в неописуемый восторг, и она решила, что будет каждый день тренироваться.
— А мне можно попробовать? — спросила Альмавер и Элайни, подробно рассказав всё, вручила ей мэтлоступэ.
— Вообще, каждое мэтлоступэ индивидуально и делается для конкретной фреи, — добавила Элайни, — но попробовать можно.
Альмавер потренировалась, пару раз приземлилась в грязь, но к концу тренировки уже могла летать по ровной линии. Её лицо, так давно не знавшее улыбки, расцвело точно цветок, сияя от радости.
— Ах, я хочу иметь такое мэтлоступэ, — грязная и довольная, мечтательно сказала она.
— Я попрошу Хамми, чтобы он помог сделать тебе мэтлоступэ, — пообещала Элайни.
— Было бы здорово, — вздохнула Альмавер.
* * *
Солнце поднималось над равниной из-за Днепра, заглядывая в дома на берегу, отражаясь от волн, поднятых ранней проходящей лодкой и мелькая весёлыми зайчиками там, куда солнцу добраться никак нельзя.
Миша Столярчук стоял на балконе и любовался тёплым субботним днём, когда увидел плывущую в небе женщину, которая тянула за собой рыжего мужика. Миша, будучи человеком прогрессивного склада ума, не удивился, тем более, что имел уже друга, связанного с инопланетянкой, и позвал на балкон свою жену, Галю:
—Галю, іди сюди.
—Чого тобі? — спросила Галя, выходя на балкон.
—Дивись, жінка чоловіка додому по небу тягне, — сказал Миша, показывая на женщину, тянущую мужика.
—То якась відьма чужого чоловіка вкрала, — констатировала Галя и, на всякий случай, перекрестилась.
—По-моєму, вона його сюди тягне, — хохоча, сообщил Миша.
—Міша, закрий вікно, бо вона й тебе забере, — забеспокоилась Галя, пытаясь закрыть окно. Женщина подтянула к себе рыжего мужчину и попыталась придать ему вертикальное положение, но он всплывал и висел горизонтально.
— Вы Миша Столярчук? — спросила болтающаяся возле балкона женщина.
— Да, Миша, — ответил он, несмотря на попытки Гали закрыть окно.
— Я мама Элайни, — сообщила женщина, — меня звать Маргина.
— Заходите, — сказал Миша, шире открывая балконное окно. Маргина проплыла сама и затянула в комнату Мо, который остался висеть возле люстры.
— Что с ним, — спросил Миша, глядя на Мо.
— Употреблял алкоголь, — сообщила Маргина, найдя в голове Миши определение.
— Может, его подлечить? — спросил Миша, но Маргине метод Миши не понравился.
Галя приготовила завтрак, больше похожий на обед и расставила всё на столе. Миша вытащил бутылочку коньяка и налил рюмки:
— Давайте выпьем за встречу, — сказал он, чокаясь с гостьей. Маргина решила проверить, как же действует алкоголь на её новое тело, и, может быть, она напрасно напустилась на Мо, но открыв свои вкусовые симпоты ничего особенного не обнаружила.
—Як там Єлайні? — спросила Галя, которая немного успокоилась, несмотря на то, что висящий возле люстры муж Маргины её немного смущал.
— Я как раз за этим к вам приехала, — сказала Маргина. – Сергей и Элайни куда-то уехали, и я думала, что они у вас.
—Та ні, вони як поїхали до Америки, так звідти не повертались, — сообщила Галя.
— Добрый день, — сказал Мо, спускаясь с потолка.
— Добрый, — сказал Миша, и спросил: — Вам налить?
Мо кивнул головой.
— Мо, я тебя больше тащить не буду, — сообщила Маргина.
—Та нічого, хай чоловік підлікується, — пожалела его Галя. Выпитая рюмка коньяка, поправила Мо, и он стал говорливый, как попугай, расточая комплименты и Гале, и Маргине. Завтрак постепенно перешёл на обед, а Мо, наученный Галей, так душевно и самозабвенно выводил украинские песни, что с соседских балконов раздавались аплодисменты, и Мо, как истый артист, выходил на балкон и, перегибаясь, кланялся, чуть не выпадая вниз. На замечание Гали: «Та він же розіб’ється», — Маргина её успокоила: «Ничего, соберём».
#_94.jpg
Под вечер гости заторопились. Всё, что им нужно, они прочитали в голове Мишы, а подстанцию триста тридцать киловольт было видно с балкона. Прямо через балкон они и отчалили, провожаемые Мишей и Галей, которые, стоя возле окна, махали им вслед рукой. Мо тянул Маргину за пояс, а она, пока не добрались до ОРУ, долго отправляла воздушные поцелуи Мише и Гале.
Через несколько минут Миша и Галя увидели молнию, вспыхнувшую на ОРУ, которая ударила вверх, в небо, унося Маргину и Мо. Галя плакала, вытирая платочком глаза и приговаривала: «Які гарні люди».
* * *
Рохо попрощался с Блуждающим Нефом и отправился на Контрольную, чтобы передать Маргине сообщение Хамми, полагая, что, возможно, Хамми его опередил и тоже находиться на Контрольной. Выйдя из станции репликации, он увидел жаждущего информации Ай-те-Кона и, пожалев его, выложил ему в голову всё, что знал, заодно считав всё, что знал Ай-те-Кон. Такой способ передачи информации уже не смущал Ай-те-Кона, который был продвинутым потребителем спама.
Взлетев любимым лебедем, Рохо отправился на юг, в Паллас, намереваясь застать там Русика и Лоори и передать сообщения Блуждающего Нефа о том, что их судьба зависит только от них. Впереди летело что-то крупное. Вначале Рохо подумал о обыкновенной птице, но медленные взмахи крыла говорили о том, что размеры птички намного больше воробья. Рохо бросил вперёд симпоты и с радостью понял, что навстречу ему летит Онти. Обрадованный, он сильнее взмахнул крыльями, поспешая к ней.
Онти была в своём образе, только сзади сделала крылья, как у лааков и Русика. Рохо тут же трансформировался в лаака и, взмахивая крыльями, с улыбкой спросил у Онти:
— Ты вылетела меня встретить? Как ты узнала?
— Ничего я не знала, я просто тренируюсь, — удивилась Онти, а её ответ сильно огорчил Рохо. Увидев мимику его лица, Онти удивлённо раскрыла глаза и спросила:
— Ты был рад, что я тебя встречаю? — Рохо обречённо кивнул, выдавая себя с головой. Онти полетела рядом, назад к дому Лотта и, немного подумав, сказала Рохо:
— Можешь считать, что я встречала тебя. Кстати, куда вы пропали с Хамми на Гренаале?
Рохо принялся рассказывать о своих приключениях, начав с плазменной ловушки, о которой сказать было нечего, дальше сообщил о том, что они с Хамми обнаружили на планете Глаурия и поделился тем, как они с Блуждающим Нефом провели лааков. Последний эпизод вызвал у Онти бурный смех, и она чуть не свалилась в пике. Дальше они не сказали ни слова и обходились тем понимающим молчанием, которое говорит лучше всех слов, иногда прерываемое неожиданным смехом Онти, вспомнившей спектакль, разыгранный Рохо и Блуждающим Нефом. Рохо, перед самой посадкой у дома Лотта, запоздало спросил:
— А Маргина здесь?
— Маргина, вместе с Мо, отправились искать Элайни и Сергея, — сообщила Онти, стараясь приземлиться у самого крыльца. Последняя стадия полёта для Онти всё ещё оставалась трудной задачей, и часто она, приземляясь, размазывалась по земле, как сырая глина. Онти стыдилась, когда кто-то видел, как она, собирая себя из комка глины, появлялась вначале голой, а потом восстанавливала свой наряд. Её названный брат, Хабэлуан, увидев однажды такое приземление, подошёл к ней, побелевший, и сказал:
— Ты, это… как-нибудь аккуратней, — и прижал её к себя так сильно, что Онти пришлось вырываться:
— Не бойся ты, я живучая, — чем его нисколько не убедила.
Русик и Лоори готовились отправиться к королю Ладэоэрду, чтобы стать первыми «летунами». Представить их король собирался на приёме иностранных послов и последующем празднике, на котором, кроме Лоори и Русика, Ладэоэрд демонстрировал свои флаэсины: одну капитана Краббаса и вторую, сделанную волшебником Тартифом и управляемую Аделом. Онти согласилась сопровождать Лоори и Русика, поэтому развлекалась полётами, пока они собирались.
Собственно говоря, Русику и Лоори собираться было нечего, но Лотт, а больше всего Вета, пытались нагрузить их на дорогу едой, одеждой и деньгами, собранными им за всё время их жизни. Возражение Лоори, что все это им не нужно, не воспринималось серьёзно, и Русик с грустью думал, как они будут лететь, держа в руках неподъёмные гири.
Появление Рохо внесло новую неразбериху в суматоху сборов и сломало все планы Веты. Сообщение Рохо о том, Лоори изгнали из племени, и она вольна делать что хочет, вначале обрадовало её, но потом, осознав в полной мере своё отчуждение от племени, она заплакала и долго рыдала.
Русик беспомощно пытался её успокоить, пока Онти не выгнала его и поплакала вместе с Лоори. Причём, стала плакать так добросовестно, что поплыла лицом, чем вызвала испуг Лоори, так как та не знала о способностях Онти. Когда Онти объяснила свои метаморфозы, плакучесть Лоори изменилась неудержимым хохотом и Вета, не зная причины смеха Лоори и Онти, опасалась за их психическое здоровье.
* * *
Движение по размытым дорогам нельзя было назвать быстрым, и Ерхадин бесился, глядя, как внизу под ним медленной многоножкой двигалось его войско. Ерхадин ясно понимал, что ему повезло, и он застал Элайни врасплох, а сам дворец говорил о том, что зодчие, его построившие, сродни тому страшному существу, выгнавшему его из другого дворца, находящегося в его королевстве.
Ему, несомненно, повезло, что вместе с Элайни он не встретил кого-нибудь, кто мог бы изрядно его потрепать, или лишить жизни. Такое соседство было ему ни к чему и следовало уничтожить врага в его доме, чтобы обезопасить себя и своего сына, так не похожего ни на одного младенца в мире.
От осознания того, что он причастен к появлению такого малыша, Ерхадин запоздало возгордился, чувствуя и свою исключительность. Приободрённый своими мыслями, Ерхадин изгнал из себя злобное томление, считая, что враг никуда не денется.
А враг даже не подозревал о том, что кто-то идёт на него войной. Жизнь во дворце шла своим чередом, причём, после рождения Маргины, атмосфера в доме приобрела мягкие, акварельные оттенки. Альмавер и Анапис, насытившись приключениями по самое горло, как будто попали в рай и предпочли остаться в нем, чем снова предпринимать попытки мести. После всего пережитого, мнение о мести они изменили, полагая её дорогим капризом и свойством несдержанного характера. Альмавер сдружилась с Алидой, так как обе были травницами, и их профессиональным разговорам на эту тему мешали только разные наименования одних и тех же трав.
У Хамми и Бартазара Блута было перемирие, они ожидали, когда малышка Маргина немного окрепнет, чтобы переносить перемещение через репликатор, а о дальнейшем они не загадывали. Хамми очень интересовало, куда девался Сергей, но Бартазар Блут, похоже, и сам не знал. Впрочем, Хамми не особенно ему верил, так как Бартазар Блут не открывался ему полностью.
Элайни, помня обещание, попросила Хамми помочь ей сделать для Альмавер мэтлоступэ.
— Серёжа, ты тоже поможешь, — попросила она Бартазара Блута.
— Элайни, мы сделаем всё без тебя, — сказал Бартазар Блут, — а тебе нужно беречься.
Хамми поддержал его, но Элайни упёрлась, так что пришлось делать мэтлоступэ вместе. Хамми выбрал дубовую ветку нужной толщины и сделал круглую чурочку. Потом они втроём стали в круг и подняли заготовку в воздух. Затанцевали три разноцветных луча, и мэтлоступэ покрылось неповторимым узором, впитывая волшебство. Закончив, Элайни взяла в руки мэтлоступэ и зачарованно его разглядывала, поглаживая по бокам.
— Элайни, ты что, никогда не держала мэтлоступэ в руках? – промурлыкал Хамми.
— Нет, — возразила, улыбаясь, Элайни, — я первый раз изготавливала мэтлоступэ.
Когда они, собрав всех, торжественно вручили мэтлоступэ Альмавер, она, как и Элайни, светилась изнутри, поглаживая деревяшку, а на лице играла отрешённая полуулыбка. Алида, стоя с маленькой Маргиной на руках, вдруг заплакала и, передав Элайни ребёнка, ушла к себе в комнату.
— Что с ней? — растерянно спросила Элайни.
— Я думаю, она обиделась, — всё так же улыбаясь, сказала Альмавер.
— Почему? — не поняла Элайни.
— Я видела её лицо, когда рассказала ей, что мне сделают мэтлоступэ, — ответила Альмавер. Хамми, переглянувшись с Элайни и Бартазаром Блутом, вышел в ближайший лес искать подходящую ветку то ли дуба, то ли ореха, то ли дикой груши, чтобы вырезать заготовку для нового мэтлоступэ.
* * *
Как они попали на Глаурию, Маргина не помнила совсем. Эксперимент с алкоголем прошёл для неё с неприятным эффектом: она в полной мере почувствовала похмельный синдром, когда пришла в себя. Бросив вокруг дрожащие симпоты, она поняла, что лежит на Мо, который превратился в привычного огромного рыжего кота.
— Мо, мы где? — спросила она его, хотя уже знала, но желала подтверждения.
— На Глаурии, — кратко ответил ей Мо.
— У тебя голова болит? — спросила его Маргина.
— Как ты знаешь, у меня, как и у тебя, её нет, — ответил Мо, не поворачивая к ней головы. И, вообще, разговаривали они виртуально, но мысли тревожили у Маргины то, что считалось головой. Мысли тревожили не только голову, но и всё симпоты её тела, которое возлежало на пушистой шкуре Мо. Маргина решила, что такие эксперименты с воздействием органических веществ на органы осязания она не будет делать никогда, а Мо запретит даже вспоминать о них.
Несмотря на своё состояние, она понимала, что лучшим средством избавить симпоты от губительного влияния алкоголя является работа, поэтому раскинула их, чтобы оглядеться. Они были уже у подножья зелёной горы с острым частокол скал наверху, окружавших верхнее озеро, где находился остров со станцией репликации.
«Да, — подумала Маргина, — а до озера Сван ещё шагать и шагать». Маргина решила, что лучшее в такой ситуации – созерцать окружающее и нежить симпоты приятными, красивыми эмоциями. Тем более что вокруг разноцветными красками красовалась та пора года, когда весна постепенно переходит в тёплое лето, когда нет палящего солнца, и воздух не дрожит от жары.
Маргина соскучилась по своей дочери Байли. Пусть она не родная мать, но сердцем, пусть и виртуальным, она прикипела к дочери и беспокоилась так же, как о родной, Элайни. Следовало раскинуть симпоты, чтобы узнать, где она находиться, но Маргине хотелось побывать в столице, Фаэлии, увидеть то место, откуда ей так долго пришлось управлять страной.
Сейчас, по прошествии некоторого времени, она ничуть не жалела, что отдала управление в молодые руки. У неё появилось так много времени для себя, что она нашла человека, пусть и не человека, но всё же родную душу, с которой ей хорошо и уютно. Она пошамкала руками рыжую шерсть родной души, и та отозвалась ироничным хмыканьем. «Не лезь в мои глифомы» — лениво отозвалась она, продолжая свой неторопливый экскурс по своим воспоминаниям.
Как-то мягко и неожиданно в её воспоминания заплыла флаэсина и Маргина, отвлечённая на мгновение, раздосадовано подумала: «При чем здесь флаэсина?» — но та не исчезала, а, наоборот, росла в размерах. Маргина поняла, что действительность заползла в её реминисценцию не спросив, испортив состояние эйфории и созерцания.
— Приятно видеть вас в добром здравии, — сказал ей стратег Вейн, спускаясь по лесенке с борта флаэсины
— Здравствуй Питер, — обрадовалась Маргина, приподнимаясь на спине Мо, — как я рада тебя видеть.
— А как я рад, — широко улыбаясь, ответил Вейн. — Вам никто не говорил, что вы необычайно похорошели?
— Слышал, Мо? — Маргина дёрнула кота за шкуру.
— Рад видеть вас, Мо, — сказал Вейн, протягивая коту руку, а тот в ответ вытянул свою, человеческую, на что Вейн заметил: — Никак не привыкну к вашим трансформациям.
— Как дела в Фаэлии? — спросила Маргина.
— Дела в Фаэлии никак, — ответил Вейн с лёгким сожалением.
— Почему? – убрала улыбку Маргина.
— Потому, что все в новой столице, Боро, — улыбнулся Вейн. — Вы что, забыли? — он посмотрел на Маргину и добавил: — А за Фаэлией присматриваю я.
Решили лететь на флаэсине, чтобы бедному Вейну составить компанию, который тут же пожаловался, что в Фаэлии ему не с кем даже поговорить.
— А что, Джозеф Фрост тоже в Боро? — удивилась Маргина.
— Да, — печально ответил Вейн, — одна радость Вася Филимонов, интереснейшая, скажу вам личность.
— Это тот, что с Земли? — удивилась Маргина. — А что он в Фаэлии делает?
— Он ведёт линию передач в Фаэлию, — сказал Вейн и с довольной улыбкой добавил: — Скоро в бывшей столице будет электричество.
Вейн не поленился и сделал крюк в сторону Литу, где Вася Филимонов, бывший житель Земли и работник Каневской ГЭС, вместе с бригадой ставил опоры и тянул провода ЛЭП. Издали увидев флаэсину, он вышел вперёд и помахал им рукой. Когда флаэсина села, он тепло поздоровался с Вейном и внимательно всмотрелся в лицо женщины.
— Вы?! — воскликнул он, узнавая. — Как Байли обрадуется! Откуда вы?
— С Земли прилетели, — рассмеялась Маргина, — были на Каневской ГЭС.
— Да, — восторженно сказал Вася и с ностальгией в голосе спросил: — Как там?
Вася Филимонов бросил бригаду и вместе с ними отправился в Фаэлию, по пути дотошно расспрашивая Маргину о Каневе, ГЭС и вообще, о Земле. Маргина, понимая его желание, поскребла по сусекам, то есть по глифомам и выдала всё, что там было записано прямо в голову Васи. До самой Фаэлии он отрешённо сидел, молчаливо переваривая информацию.
Когда они приземлились прямо в замке, перед дворцом, Вася кинул на ходу:
— Вечером ко мне, — и пошёл к выходу из замка.
Маргина первым делом обошла все комнаты во дворце, умиляясь каждой знакомой финтифлюшке, разжигая в своих симпотах ностальгию по прошедшим годам. Мо, как всегда, бессовестно пасся в её глифомах, но Маргина его не гнала, пусть смакует, вряд ли когда в своей длинной жизни он испытал такие чувства. Видимо, кое-какие вещи Байли забрала с собой, а всё остальное было оставлено, как есть.
Маргина зашла в свою комнату и присела на узкую деревянную кровать, которая сиротливо стояла в спальне, точно подчёркивая походной характер хозяйки. «Действительно, — подумала Маргина, — сюда я приходила усталая, как загнанная лошадь, падала на кровать и засыпала».
Вечером стратег Питер Вейн нашёл Маргину в библиотеке, где она перебирала остатки книг. Большую их часть перевезли в Боро, где снова разделили: часть забрала Байли, а остальные книги отдали в Академию Фрей. Маргина с умилением листала свои детские книги, которые ей читала её сестра Селивия, мама Байли.
С сожалением оторвавшись от книг, Маргина и Мо отправились за Вейном к Васе Филимонову. Тот, на время командировки, жил в доме своей жены Розарии Дюмон. Маргина помнила умненькую, по-взрослому серьёзную дочку Югюста Дюмона и стала расспрашивать о ней Вейна. Тот рассмеялся и сообщил:
— Розария держит своего Васеньку в ежовых рукавицах, но и любит его безмерно.
То, что супруга Васи Филимонова чуть ли пылинки с него не сдувает, Маргина увидела сразу, а ещё увидела её ревнивый взгляд, окинувший Маргину сверху вниз, но, увидев рядом с ней Мо, рыжего красавца, успокоилась и стала совершенно приятной и гостеприимной хозяйкой. Маргина мысленно посоветовала Мо открыть свои симпоты, чтобы насладиться вкусовыми изысками стола, но Мо, подлец, свои симпоты раскидывать не стал, а присосался к рецепторам Маргины, а потом вообще озверел и выуживал вкусовые ощущения прямо из глифом.
«Ну, погоди!» — мстительно подумала Маргина и закрылась напрочь. Мо состроил такую обиженную рожу, что Маргина не выдержала и расхохоталась. Розария удивлённо посмотрела на Васю, воодушевлённо рассказывающего об электрификации всей страны, не понимая, почему гости над ним смеются.
— Извините нас, — через смех оправдывалась Маргина, — мы с Мо вспомнили своё.
— Да, — поддержал её Мо, — мы вспомнили свою электрификацию.
— Вы тоже занимались электрификацией? — обрадовался Вася Филимонов и Мо стал вешать ему лапшу из его же головы, пересыпая речь параметрами трансформаторов и сечениями проводов линий электропередач. Потом Маргины, по просьбе Васи, повторила рассказ о Земле, который, в основном, слушала Розария, а Вася только поддакивал, сияя от удовольствия.
Вдруг дом вздрогнул, и пол под ногами зашатался. Розария вскрикнула и прижалась к Васе, а Вейн вопросительно взглянул на Маргину. «Как будто я всё знаю», — возмутилась Маргина и посмотрела на Мо. Тот раскинул симпоты и с удивлением увидел источник толчков: в глубине ворочалась какая-то особь, имеющая такую же структуру, как и они с Маргиной. На её левой конечности чёрной глыбой торчало то, что осталось от плазмоидного драха. «Кто ты?» – спросил Мо и через некоторое время из глубины прозвучал ответ: «Когда-то меня звали Харом». «Тебе нужна помощь?» – спросил Мо и услышал ответ: «Нет».
— Не беспокойтесь, землетрясение, — успокоил всех Мо.
— У нас никогда такого не было, — испуганно сказала Розария, но Вася её успокоил, сказав, что на Земле землетрясения сплошь и рядом. Вечер после столь неожиданного события само собой закончился. Вейн пожелал сопровождать Маргину и Мо в Боро и отправился спать, чтобы подняться с самого утра, а Вася и Розария на прощанье просили обязательно зайти в гости на обратном пути.
Мо и Маргина вернулись во дворец и всю ночь бродили по нему в темноте. Вейн, спящий в правом флигеле дворца, слышал чьи-то шаги, но по своей привычке не лезть другим в душу, оставил их без внимания, а перевернулся на другую сторону и заснул.
Вылетели ранним утром, когда солнце ещё не поднялось над горизонтом, и встретили его на высоте, по правому борту, яркое и ослепительное и по—летнему жаркое. Маргина не уставала любоваться раскинувшейся внизу Страной Фрей или, как сейчас она называлась, Страной Маргов и Фрей. Не проснувшиеся ещё деревни казались безлюдными и только в некоторых домах торопливые хозяйки разжигали огонь, тревожа небо извилистыми столбиками дыма.
Патриархальный вид страны всегда успокаивал Маргину, когда она летала по делам королевства, и сейчас она испытывала аналогичные чувства, но без примеси беспокойства, мешавшего раньше в полной мере насладиться сельской картинкой. Мо стоял рядом, бессовестно питаясь её чувствами, но родство ощущений, испытанных ими, не могло рассорить их, а только объединяло.
Внизу быстро проплыла Литу и флаэсина, не сворачивая, отправилась дальше, направляясь к Ханзе.
— Как там Байли? — спросила Маргина у Вейна, стоящего у штурвала.
— У них с Хенком всё хорошо, — прищуривая глаза от солнца, ответил Вейн, глядя вперёд, — и Марэлай растёт замечательной девочкой.
— Какая Марэлай? — не поняла Маргина.
— Ты не знаешь? — удивился Питер Вейн. – Свою дочь Байли назвала Марэлай.
Что-то вздрогнуло внутри Маргины: то ли симпоты перенапряглись, то ли глифомы зациклились, но она судорожно глотнула воздух, который ей был не нужен, и переспросила:
— Она назвала свою дочь Марэлай?
— Да, — ответил Вейн, — по этому поводу в прошлом году несколько дней был праздник.
— Что же ты мне раньше не сказал? — возмутилась Маргина.
— Я думал, ты знаешь, — широко улыбаясь, ответил Вейн.
— Так, Вейн, я на твоей колымаге долго лететь не собираюсь, — сообщила Маргина и повернулась к Мо: — Полетели.
Маргина и Мо ракетами сиганули в небо, оставив стратега Питера Вейна с раскрытым ртом и в расстроенных чувствах: путешествие, так прекрасно началось и так неожиданно оборвалось. В душе понимая Маргину, Питер стал набирать высоту, чтобы разогнавшись с горки, планировать с высокой скоростью вперёд, но понимал: минуты встречи он, без сомнения, пропустит.
#_a1.png