Ночной воздух был тихий и холодный. В этом странном, как будто подводном холоде небольшая группа людей гуськом двигалась к воротам фермы, огибая высокую траву. Темплетон шел первым просто потому, что все именно этого от него и ожидали. Он уверенно прокладывал путь в мокрой траве, словно командир, возглавляющий боевой военный отряд.

Но за ним шли не солдаты, а всего-навсего бывшие рабы да две единомышленницы, которым он помогал переправлять людей туда, где им больше не грозила опасность. Все беглецы были мужчины, молодые и решительно настроенные. У них хватило сил бежать с ферм и подземных рудников.

Они носили следы своего рабства. У одного шрамы делали выражение лица более угрюмым, чем оно было на самом деле; другой не мог плотно прислонить руку к телу, потому что сбоку у него торчали неправильно сросшиеся сломанные ребра.

Натан, самый старший из них и общепризнанный лидер, был здоров, но выглядел усталым. Рядом всегда держался преданный ему Юэлл, самый большой и сильный в группе. Темплетону никогда не приходилось встречать среди своих солдат таких сильных людей. Юэлл всегда подозрительно смотрел одним глазом на все, что происходит вокруг него; все, что осталось от второго глаза, было спрятано под черной повязкой, которую он никогда не снимал.

— Нам сегодня придется совершить дальний путь? — спросил Натан.

— А вы в состоянии уйти далеко? — в свою очередь спросила София, пытаясь определить, каков запас сил у этих людей. — Мы постараемся накормить вас как можно скорее. И мы можем остановиться передохнуть, как только вы об этом попросите. — Она мягко дотронулась до руки Юэлла. — Вы можете попросить. Вы имеете право попросить нас о чем угодно. Вы должны это знать.

Юэлл не сказал ничего, но Натан издал в темноте какой-то смущенный звук.

— В чем дело? — откуда-то сзади спросила Скаска.

София сначала не поняла, затем покраснела; слава богу, в темноте этого никто не видел.

— Скаска, будьте добры, пойдемте проверим, в порядке ли фургон.

Скаска несколько грубовато ответила, что лично она проверила свой фургон по дороге сюда, но тем не менее они с Софией оставили мужчин одних, чтобы те справили свои потребности.

Вскоре все дела были сделаны и беглецы перелезли через старый забор. Темплетон в последний раз бросил взгляд на кипарисы. Почему-то именно теперь ему стало интересно, кто их посадил, кто построил этот уже старый дом и сарай и в силу каких причин хозяева покинули свою ферму. Местность здесь отличная, почва богатая с толстым плодородным слоем. Он чувствовал запах земли, который не мог перекрыть даже невесть откуда дотянувшийся сюда запах пороха.

«Кровь, пролитая на поле битвы, делает почву богаче», — мрачно подумал он. В считанные секунды все влезли в фургон. Темплетон обошел его, чтобы проверить, нет ли перекоса. Это был тяжелый приземистый, почти ломовой фургон, почему-то сделанный со смехотворно маленькими колесами. Колеса были расположены близко друг к другу и надежно укрыты под днищем фургона. Вообще фургон производил впечатление и, кажется, был в состоянии проехать нужное расстояние.

Кони тоже были не кони, а звери. Однако Скаска, похоже, несколько загнала их, пока ехала сюда. Ему не понравилось, как они дышат, как стоят с опущенными головами. Они, конечно, не были загублены, но явно шокированы. Они не думали, что придется скакать в полночь, поскольку больше привыкли к тяжелой неторопливой работе днем, чем к скачкам в темноте. Он выпряг более слабую лошадь и вместо нее пристегнул свою. Уставшее животное он привязал сзади фургона, чтобы лошадь отдохнула без нагрузки и по дороге восстановила силы.

Темплетон запрыгнул на сиденье и взял у Скаски вожжи. Он даже не подумал о том, что она сама намеревалась править. Он дернул вожжи, оторвав лошадей от дремоты. Они потоптались немного, нерешительно ставя одну ногу впереди другой. Фургон тронулся, легко и неторопливо переваливаясь с боку на бок в глубокой колее дороги.

Целый час никто не проронил ни слова, даже Скаска, что было совершенно нехарактерно для нее; и все же она нетерпеливо нарушила молчание.

— Темплетон, мне совершенно безразлично, прибудем ли мы в Пенсильванию в этом или в следующем году, но нашим гостям назначены деловые встречи, на которые они должны успеть вовремя.

Темплетон, оторвавшись от своих мыслей, фыркнул:

— Это тяжелый фургон, специально сделанный для перевозки тяжелых грузов. Он не может ехать с большой скоростью.

— Дайте мне вожжи. Я покажу, как надо управлять лошадьми, — вызывающе сказала Скаска.

Ее лицо, насколько это можно было увидеть в темноте, просветлело; возможно, в мыслях она летела в санях, запряженных лихой тройкой, по замерзшей реке Ладоге.

— Я покажу, как должна лететь настоящая лошадь. Вперед, Аркадий! Гони, Вячеслав! Давай! Давай! — Она негромко, но весело рассмеялась.

— Скаска, да ведь это…

Темплетон наморщил лоб и чуть не подпрыгнул, когда до него дошла вся суть дела. Была, была причина того, что колеса были тяжелыми и близко расположенными друг к другу. Ему стало ясно, почему так непривычно и потому трудно было править лошадьми.

— Это железнодорожный вагон-фургон! Вы — мое несчастье, Скаска.

— Вы мне сказали добыть фургон, — пробормотала Скаска. — Вы же не уточнили, как и где, железнодорожный или еще какой. Но если, — в ее голосе вновь зазвучали лихие нотки, — если вы не можете ехать галопом, то будьте уверены, что я могу делать это!

София, не вполне уловив суть разговора, наклонилась вперед и, держась за планку, расположенную позади сидения возницы, спросила:

— Что случилось, Темплетон?

— Эта… легкомысленная особа украла фургон, в котором мы едем.

София в течение некоторого времени обдумывала ситуацию.

— Осмелюсь предположить, — медленно сказала она, — что в данном случае цель оправдывает средства.

— Вот видите, — счастливо защебетала Скаска. — Я торжествую. Я достала вам средство передвижения.

— А теперь, — крикнула она, обращаясь как к Темплетону, так и к лошадям, — гони!

— Но, Скаска, — сказала София с непривычной для нее жесткостью. — Я не понимаю, что беспокоит Темплетона. Лейтенант?

— Да. — Он старался сдержать свои эмоции.

— Этот фургон слишком заметен? Мы уже в большой опасности?

— Подождем до рассвета, — ответил он сквозь стиснутые зубы. — Тогда и увидим.

Но он уже знал ответ. Только благодаря кромешной тьме он мог так глупо обмануться. Теперь, уже готовый к этому, он расслышал характерный звук колес. Реборды на них издавали характерный грохот, вгрызаясь в песок и гравий. Темплетон знал, что через некоторое время он уже будет сходить с ума от этого звука.

— Вы могли бы, по крайней мере, заставить лошадей хоть как-то двигаться, — проворчала Скаска.

От этих звуков Темплетон тоже начинал сходить с ума.

* * *

В темноте неторопливо они преодолели несколько миль. Несмотря на свое раздражение, свербевшее в его голове и горле, Темплетоном овладело гипнотически-обманчивое чувство тишины и спокойствия. Сидя на дрожках фургона и управляя лошадьми с помощью вожжей, он представлял, что сидит на корме лодки, а мимо проплывают берега реки. Чувство относительной неподвижности он еще мог понять, но вот почему ему казалось, что он скользит назад, было загадкой. Вдобавок все еще чувствовался запах пороха, хотя они отъехали на добрых пятнадцать миль от вчерашнего поля битвы. Перед его взором возникла яростная атака двенадцатого корпуса. Он словно сверху, находясь на воздушном шаре, увидел солдат, бегущих по жесткой стерне поля.

Резко дернув головой, Темплетон выпрямился и незаметно посмотрел на Скаску: не увидела ли она, что он едва не заснул. Она молчала, но глаза ее блестели в темноте. Приближался рассвет, а пока света хватало только на то, чтобы были видны контуры ее лица.

Беглецы вели себя тихо, будто фургон вез не людей, а железнодорожные рельсы. И вот наступил момент, когда начало светать. Это был бледный свет раннего утра; сегодня он пришел вместе с влагой, которую испаряла покрытая росой трава. Дорога, извиваясь, вела на северо-запад и слегка заваливалась набок там, где она проходила у подножий холмов.

Темплетон не стал дожидаться восхода солнца и, свернув с дороги, подъехал к довольно обширному, огороженному забором пастбищу.

— Ну, а теперь в чем дело? — осведомилась Скаска. Ее кулачки, лежащие на бедрах, вместе с согнутыми в локтях руками изображали пародию на женскую ярость. — Вам, похоже, снова нужно проверить ваш фургон?

Она горделиво задрала голову и усмехнулась.

Темплетон повернулся к ней с изогнутыми от нарастающего гнева бровями. Но усилием воли он удержался от резкого ответа и даже попытался улыбнуться. Скаска была нездешняя, непривычная к Америке. Она пользовалась привилегиями аристократки в снежной России, где графини могут воровать фургоны, когда им вздумается. Она знала мало об Америке, но о людях знала чуть больше. Темплетон видел сейчас, что она преднамеренно дурачилась не столько перед ним, сколько для того, чтобы как-то ободрить людей в фургоне.

— Думаю, надо замаскировать фургон. Его слишком легко узнать. Видно даже, где военные выжгли свой знак на дереве.

Скаска наклонилась и посмотрела туда, куда показывал Темплетон. На серебряной стенке фургона раскаленным железом были выжжены буквы «U.S.».

Темплетон посмотрел, что было под рукой: доски от забора, кукурузные стебли, несколько бревен и проволочные отходы. Больше в их распоряжении не было ничето. Он начал обкладывать вагон чем попало.

— Давай, я помогу тебе, — сказала София.

Темплетон поднял голову, чтобы ответить, но его, сверкнув единственным глазом, опередил Юэлл.

— Нет, эта работа не для вас. — Он встал с сиденья и спрыгнул через боковую дверь на землю. — Это я знаю наверняка.

Он сделал знак, и все мужчины, включая Натана, приступили к работе. Буквально через несколько минут вид фургона совершенно изменился. То, что было грубо, но крепко сделанным для нужд войны фургоном, превратилось в ветхую на вид крестьянскую повозку. К нему как попало были прикручены проволокой сломанные и расщепленные доски, а щели между ними были кое-как залеплены грязью. С боков свисали, прикрывая колеса, кукурузные стебли. Даже постромки и дышло пострадали — их изрезал ножом Юэлл, чтобы придать им изношенный вид.

Они достали из-под сиденья возницы большой квадратный кусок холста, который также для вида изрезали ножом и измазали грязью.

София помогала, несмотря на уговоры и протесты мужчин. Она старательно втаптывала грязь в холст и потом помогала Натану натягивать его на повозку.

Только Скаска не принимала участия во всем этом; она отошла в сторону и влезла на вершину близлежащего холма, где и оставалась в полном бездействии. София смотрела на нее, озадаченная и отчасти возмущенная ее отчужденностью. И только спустя некоторое время она догадалась: графиня выполняла роль часового.

«Это правильно», — подумала она и мысленно поблагодарила свою подругу за столь необходимую для их безопасности предусмотрительность.

После того как работа была сделана, все отошли в сторону и полюбовались безобразно ветхим видом фургона. Затем со смехом и радостными криками беглые рабы залезли обратно в фургон и для маскировки накрылись холстом. Фургон теперь был не чем иным, как полуразбитой телегой, везущей на свою ферму всякий хлам.

Скаска величественно сошла с холма и влезла вместе со всеми в фургон.

Ее манера держаться была жизнерадостной, но очень величественной, как будто она и не принимала участия в контрабанде людей и конокрадстве. Темплетон, сменивший свою лейтенантскую форму на серый кожаный жакет Юэлла, превратился в простого сельского парня. Он погонял лошадей и насвистывая незатейливую мелодию. Для такой старой, разбитой дороги они ехали с вполне приличной скоростью, хоть и не так быстро, как хотелось бы Скаске.

* * *

Первым человеком, которого они нагнали, был ссутулившийся, понуро бредущий по дороге солдат. Более тощих вояк Темплетон не встречал ни разу за полтора года службы. Бледнокожий и рыжий, он казался тоньше, чем винтовка, которая висела у него на плече и прикладом касалась дорожной пыли.

Темплетон притормозил фургон.

— Эй, парень, ты что, потерял свою часть?

Испуганный юноша обернулся, и Темплетон понял, что тот даже не слышал едущего по дороге фургона. Парень слегка подтянулся и автоматически перечислил слова в том порядке, в котором они, видимо, приходили ему в голову:

— Вэверли, Уилфред, рядовой, бригада Ферреро, Девятый корпус, сэр.

Он выговаривал слова с сильно выраженным канзасским или миссурийским акцентом.

— Мне это ни о чем не говорит, — проворчал Темплетон с нарочитым местным выговором. — Мне нужно только, чтобы ты слегка поторопился и дал проехать.

Парень почти отпрыгнул на обочину фута на четыре от дороги, прямо в грязную траву. После этого, набравшись храбрости, он осмелился задать вопрос:

— Вам не встречались дезертиры, сэр?

— Что? Не понял.

— Дезертиры, сэр.

Он посмотрел на Скаску, но ему не пришло в голову, что по внешнему виду вряд ли она может быть женой фермера. Не привлекли его внимания ни старый фургон, ни его накрытый грязными тряпками груз.

Темплетон потер подбородок:

— Нет. Не встречались.

— Мне приказано разыскивать дезертиров, сэр, поэтому я должен был вас спросить.

Он казался таким несчастным, что Темплетон с трудом удержался от смеха.

— А что ты будешь делать, если найдешь их?

Парень немного приподнял винтовку, и лицо его приняло строгое выражение.

— Я заставлю их вернуться в свои части.

— Ты пешком, парень?

Солдат, ноги которого давно стерлись, устало кивнул головой.

— Давай-ка, парень, прыгай сюда. — Темплетон похлопал рукой по сиденью между собой и Скаской. — Мы подвезем тебя.

Смущенный Уилфред неуклюже устроился там, куда ему показали, робко стараясь держаться подальше от Скаски. Она приветливо улыбалась, но умудрялась сделать так, чтобы Уилфред не видел этой улыбки.

— Благодарю вас, сэр, — прошептал он, неуклюже бросив винтовку на тряпки позади сиденья.

Он не заметил ни огромную мозолистую руку Юэлла, протянувшуюся за винтовкой, ни нежную руку Софии, которая удержала Юэлла от этого намерения. Винтовка продолжала лежать там, куда ее положили, пока фургон неторопливо продвигался на север по залитой солнцем дороге.

— Дезертиры, говоришь? — вернулся Темплетон к прерванной теме.

— Да. сэр.

— А почему? Как ты думаешь, почему они бегут домой?

Уилфред опустил голову, после чего последовало такое длительное молчание, что Темплетон подумал было, что он и не думает отвечать. Затем юноша сказал хриплым голосом:

— Почему он остаются — вот в чем загадка.

Темплетон после этих слов перестал дразнить парня, и в фургоне установилась довольно тягостная тишина. Впереди по дороге и сзади на привязи лошади равномерно и неторопливо цокали копытами. Темплетон следил за тем, чтобы они время от времени отдыхали, и поил их каждый раз, когда они проезжали поблизости от речки или ручья. Примерно в десять часов утра он снова сменил упряжку, пристегнув позади фургона самую усталую лошадь. Когда он вернулся, то увидел, что Уилфред и Скаска смотрят друг на друга; юноша глупо ухмылялся, а Скаска пустила в ход одну из своих обезоруживающих и успокаивающих улыбок.

Миля за милей неторопливо ползли мимо. Дорога вела то на северо-восток, то на северо-запад; небо постоянно угрожало затянуться облаками, но большую часть времени оставалось ясно-голубым. Примерно в полдень, когда фургон проезжал по короткому мосту из струганых досок, показались две группы людей.

Первая из них представляла большую опасность: Темплетон увидел едущего верхом генерал-лейтенанта артиллерии. Это был стройный, сильный человек с узким гордым лицом. С ним было восемь человек, все верхом. Было ясно, что они, по всей видимости, возвращались с совещания у командующего. Среди них были полковник, майор, два капитана, два лейтенанта и два боевых сержанта, чья форма от дыма и пыли была скорее черной, чем голубой.

Запах пороха, который всю ночь и весь день преследовал Темплетона, сейчас еще больше усилился.

— Эй, рядовой. — Голос генерала был строг, но не враждебен. — Интересно, почему это вы держите путь в направлении, противоположном тому, где находится ваша часть?

В его голосе зазвучали жесткие угрожающие нотки.

Уилфред вскочил, едва не свалившись с фургона. С безумной быстротой он отдал честь. Далее он никак не мог решить, садиться ли ему обратно или продолжать стоять, в результате пытался делать и то и другое одновременно.

— Я ищу дезертиров, сэр. Я получил такой приказ, сэр.

Генерал, которому на вид было лет сорок, бросил мрачный взгляд на Темплетона.

— А что скажешь ты, фермер?

Темплетон некоторое время обдумывал ответ.

— Я предложил парню подъехать с нами. Он немного утомился, как мне показалось.

Следующего вопроса генерала Темплетон боялся больше всего, хотя и предвидел его.

— Что там под тряпками?

Был не более чем один шанс из двадцати, что Темплетон найдет, что сказать и как сказать. Его пальцы судорожно сжали вожжи; он почувствовал, как застыла от напряжения Скаска, лихорадочно соображавшая, что делать. Было очевидно, что если произойдет худшее и завяжется сражение, то их шансы будут равны нулю. У каждого офицера в окружении генерала имелось личное оружие, и, кроме того, у них были породистые и тренированные лошади.

— Там…

Темплетон собирался промямлить что-нибудь о досках для бочек или о кукурузе.

В этот момент подошла вторая группа, двое пеших мужчин взбирались на довольно крутой берег реки. Они были в гражданской одежде, которая, правда, была сшита довольно странно; судя по виду, эти двое были иностранцами. Первым подошел тот, что был пониже ростом, тощий, черноволосый, с грустными глазами. Он посмотрел на Темплетона, и его лицо побледнело от удивления.

— Хуан! Ay, compadre! — Он прокричал еще несколько слов на незнакомом Темплетону языке.

— Мы… знакомы? — спросил Темплетон.

Человек застыл на месте. Следующий за ним мужчина подошел и сказал, обращаясь к Темплетону:

— Не беспокойся, дружище. Он просто очень скучает по дому.

Маленький грустный человек слегка ссутулился.

— Он так похож… — Он снова повернулся к Темплетону: — Мне показалось, что вы человек, которого я очень хорошо знал когда-то; правда, это было давно, очень давно.

— А вы кто такие будете? — спросил властным голосом генерал, сидя верхом на лошади.

Валентин, изгнанный каталонец, пришедший из далекой страны и еще более далекого прошлого, взглянул на генерала, и лицо его исказилось от самого сильного потрясения за весь этот ужасный день.

— Генерал Стэнхоуп?! — выдохнул он, глядя снизу вверх на завоевателя Барселоны, который одновременно был и спасителем, и карателем Каталонии.