Сидя в затхлой темноте кинозала, Кейли лихорадочно дрожала. По ногам пробегали судороги. Подошвы ее кроссовок прилипали к полу, потому что кто-то разлил кока-колу под креслом. Впереди нее, развалившись и положив ноги на спинку впереди стоявшего кресла сидел Томми. Он хохотал над эпизодами, которые казались смешными только ему. Немногочисленные зрители бросали на него злые взгляды, но он их или не замечал, или просто игнорировал.

Казалось, его поведение становилось все более наглым и вызывающим, словно ему выло наплевать на то, что о нем подумают. Последствия шалости с почтовым ящиком обнаружили все плохое, что было в нем.

Кейли почувствовала, как рука Эвана легла на её запястье, и ее сердце быстро забилось от волнения. Его прикосновение было успокаивающим. Ей становилось намного лучше, даже когда она просто находилась с ним в одной комнате. По крайней мере, так было раньше. Теперь все изменилось. С того дня в лесу мир Кейли изменился, и не в лучшую сторону. Не то, чтобы ее жизнь была такой уж безоблачной прежде, но с тех пор как Ленни попал в клинику, Кейли очень хотелось, чтобы все вернулось на свои места. Все было бы лучше, чем жизнь в страхе, в постоянном ожидании, когда Томми в очередной раз сорвется.

Эван слегка пожал ее руку, и она посмотрела на него. Он натянуто улыбался, словно пытался быть храбрым и сильным за них обоих. Раньше от этого Кейли сразу стало бы намного лучше, но не сейчас. Сейчас ей казалось, что темнота кинотеатра проникла в ее жизнь, удушающий мрак надвигался на нее со всех сторон.

На большом экране в это время двое полицейских проникли в темную квартиру, и Томми хрюкнул, когда показали труп тучного человека.

— Охренеть! Посмотрите на этого жирного урода! — проревел он, с шумом разрывая пакетик с арахисом в шоколаде. — Нужен подъемник, чтобы ему задницу вытереть!

Кто-то из первых рядов призвал соблюдать тишину, его поддержали еще несколько зрителей, которых не было видно в темноте. Томми высыпал несколько орешков на ладонь и швырнул их в сторону экрана.

— Заткнись, пидор! — крикнул он. — С тобой никто не разговаривает!

В его голосе были вызов и готовность к скандалу.

Эван вздохнул и поерзал в кресле. Ему хотелось убраться отсюда не меньше, чем Кейли, которая почувствовала, что краснеет от отвращения и стыда. На экране Брэд Питт нагнулся над ведром с протухшей рвотой мертвеца и, почувствовав вонь, дернулся назад. От этой сцены у Кейли внутри все свернулось, а рот наполнился едкой желчью. Она выпрыгнула из кресла и бросилась в проход. Выбегая, она услышала, как Томми издал еще один рев удивления.

Она сделала несколько неуверенных шагов по холлу, жадно глотая воздух и еле сдерживая подступившую тошноту. Кейли ощутила чье-то присутствие рядом и почувствовала как твердая, но нежная рука Эвана поддерживает ее.

— Ты в порядке? Это из-за фильма?

Не только… — выдавила Кейли. — Меня немного тошнит.

Сцена в фильме сыграла роль спускового крючка. Кейли балансировала на грани срыва весь день, измотанная страхом и тяжелыми предчувствиями, а фильм просто оказался последней каплей.

Они прошли незамеченными мимо группы старшеклассников, стоявших у буфетной стойки, смеявшихся и подтрунивающих друг над другом. Кейли пришлось сглотнуть горькую слюну, когда она вдохнула теплый воздух, пропахший хот-догами и попкорном. Она хлебнула воды из питьевого фонтанчика и позволила Эвану усадить себя на скамейку. Кейли изучала вытертые узоры ковра — сворачивающуюся кольцами кинопленку, — повторяющиеся снова и снова. Ей хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, не оставив следов ее существования.

— Прости, Кейли, — сказал Эван, нарушив молчание. — Мне казалось, что если мы все вместе пойдем в кино, то сможем расслабиться, но это была плохая идея.

Она подняла голову и встретилась взглядом с теплыми карими глазами Эвана, о которых так часто мечтала. Она спросила:

— А ты правда не помнишь, что случилось там, в лесу?

В глазах Эвана мелькнула искра досады.

— Нет. Вообще ничего. Просто большой кусок пустоты.

Кейли почувствовала резкий укол зависти и ревности к провалу в его памяти. Ей хотелось также навсегда избавиться от этих жутких, неизгладимых воспоминаний.

— Тебе так повезло. — Она начала всхлипывать. — Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу это…

Эван посмотрел вокруг, не видит ли кто, но подростки были увлечены разговором, болтая и шутя, они понятия не имели, что происходит за их спиной. Он мягко погладил непослушные волосы Кейли.

— Все будет в порядке. Ленни поправится, вот увидишь.

Кейли шмыгнула носом и вздохнула. Ей хотелось сказать, что она беспокоилась вовсе не о Ленни, но не смогла. Эван прикоснулся к ее руке, и Кейли почувствовала резкую боль.

— Ой!

О, п-прости! — заикаясь, извинился Эван.

— Ты что, поранилась там, в лесу?

Кейли закатала рукав и показала ему синяк — огромный, черно-желтый. Эвану приходилось драться в школе, и он знал, что такой синяк может появиться от удара кулаком, а не от обычного ушиба.

— Это не твоя вина, — сказала она, вытирая слезы. — Миссис Кэган позвонила папе и обвинила в том, что случилось с Ленни, нас.

У Эвана заиграли на лице желваки.

— Черт, это твой отец тебя избил? Кейли оттянула ворот майки, показывая ему еще один синяк, в два раза больший, под ключицей.

— Я заслуживаю худшего, — сказала она, и слова Эвана умерли у него на губах. Кейли была наказана за свое преступление, и она знала, что заслужила это, как бы ни утверждало обратное выражение лица Эвана. Она мрачно смотрела в сторону.

— Что ты говоришь, Кейли? — сказал он. — Ты заслуживаешь лучшего брата и отца. Они заставляют тебя чувствовать себя дерьмом. Ты заслуживаешь, чтобы кто-то заботился о тебе.

Как, например, я, подумал он.

Нежность в его голосе заставила Кейли снова посмотреть ему в глаза. Его слова шли прямо из сердца.

— Ты не знаешь, какая ты красивая. Она протянула руку к его лицу, нежно погладив скулу.

Кейли глядела ему в глаза, ища подтверждения истинности его слов, и она была там, на глубине его глаз. Их лица были рядом, они чувствовали на губах дыхание друг друга. Кейли закрыла глаза, полностью отдавшись этому моменту. Внезапно все, чего она боялась, исчезло, и на смену пришло прекрасное и невероятное настоящее.

Но в следующую секунду их поцелуй был разбит, словно тонкий лед, криком Томми, перешедшим в рев:

— Какого хера вы там делаете?

Он стоял у дверей кинозала и смотрел на них поверх группы старшеклассников.

Кейли и Эвана отбросило друг от друга, словно два полярных магнита. Эван попытался найти слова, а Кейли увидела выражение глаз брата. Потрясение, ненависть, боль предательства отразились в его взгляде.

Группа в буфете уставилась на Томми. Некоторые из ребят и девчонок засмеялись над грозным выражением на лице сердитого тринадцатилетнего парнишки. Они думали, что он обращается к ним, а не к Кейли и Эвану.

— Какого хера я делаю? — переспросил он из парней в джинсовой куртке. — Я познаю попкорн. А какого хера ты делаешь?

Томми проигнорировал насмешку и рванулся напролом мимо них, сжав кулаки. Он был в нескольких шагах от Кейли и Эвана, когда, споткнувшись о чью-то ногу, упал лицом в ковер. Подростки расхохотались и замяукали.

— Смотри под ноги! — сказала одна из девушек.

— О, — Джинсовая Куртка сделал фальшиво-заинтересованное лицо и тоном, каким разговаривают с малолетними детьми, нараспев сказал: — Наш малыш упал. Какая досада. Мы сейчас позвоним твоей мамочке.

Томми нарочито медленно поднялся с пола, едва удостоив взглядом девушку, подставившую ему подножку, и посмотрел на Эвана. Кейли увидела в его глазах животную ярость и отчаянное желание излить ее на кого-нибудь.

Эван попытался найти какой-нибудь способ успокоить Томми, но все его оправдания рассыпались в прах.

— Эй, мы просто… Это… Это не то, что ты думаешь… — неубедительно сказал он.

Без предупреждения Томми бросился. Только не на Эвана, а на парня в джинсовой куртке, обрушившись на него с кулаками. Парень был на голову выше брата Кейли, но Томми напал на него внезапно и застал врасплох. Избивая парня, Томми поглядывал Эвана, как бы говоря: «На его месте должен быть ты». Послание было ясным.

Стремительность атаки Томми заставила остальных попятиться, лишь два охранника вносились разнимать дерущихся. Старшеклассник начал отбиваться, но в его ударах отсутствовала координация, и большинство из них не достигало цели, в то время как Томми бил с жестокостью профессионального боксера. Когда его начали оттаскивать, он поначалу сопротивлялся, но потом понял, что со взрослыми тягаться бесполезно.

— Аххх! — у парня в джинсовке вместо лица было опухшее и окровавленное месиво и его голос был густым от боли. — Этот маледький говдюк сломал мде дос!

Когда охранники тащили Томми на выход, он бросил на Эвана еще один полный презрения взгляд, и нездоровая ухмылка перекосила его лицо. Странным образом он одержал над Эваном победу.

— Пошли отсюда, пока они не начали задавать вопросы, — сказал Эван, потянув за собой Кейли. — Выйдем через другой выход.

— А как же Томми?

— А что с ним будет? Ты же видела, что произошло. Он как с цепи сорвался. Набросился на парня из-за какой-то ерунды, а если бы этого и не случилось, то могу спорить, что он бы отыгрался на нас с тобой.

— Он мой брат, — настаивала Кейли. — И к тому же, если он расскажет папе о том, что произошло… — ее голос упал.

Эван судорожно сглотнул, когда его глаза метнулись к синяку, скрытому под майкой.

— Ты не можешь снова это ему позволить. Это противозаконно, тебе надо рассказать кому-нибудь…

Ее лицо исказила гримаса страдания.

— Пожалуйста, Эван. Просто отвези меня домой.

Кейли почти поверила в то, что все проблемы исчезнут из ее жизни, если она спрячется от них дома.

В конце концов, он кивнул и выудил из кармана монету.

— Хорошо. Я позвоню маме, чтобы она забрала нас. Если это то, чего ты хочешь.

Она заколебалась.

— Ты могла бы пожить у нас, — сказал Эван в отчаянии. — Моя мама медсестра, и она могла бы осмотреть синяки. Мы могли бы позвонить в полицию…

— Нет. — Она оборвала Эвана одним словом, вложив в него всю накопившуюся усталость. — Я хочу домой, Эван.

Так и не найдя слов, чтобы объяснить то, что он чувствует, Эван пошел к телефонной будке и набрал номер.

— Буду через пять минут.

При других обстоятельствах Эван бы заметил странные нотки в голосе матери, но сейчас он ничего не заподозрил.

Потом они сидели на скамейке, и когда Кейли почувствовала, как рука Эвана осторожно коснулась ее руки, она крепко ее сжала, словно боялась, что это последний раз, когда они так близки.

>

Ребята сели в подошедшую к выходу из кинотеатра «тойоту». Домой ехали в тягостной тишине. Эван разместился на переднем сиденье, а Кейли забралась назад. Андреа не удивилась, увидев их вдвоем. Эван пробормотал что-то вроде «Томми доберется до дому самостоятельно», что было, в общем-то, недалеко от истины.

«Почему все так усложнилось?» — подумал Эван. Он никак не мог уложить в голове мысль о том, что маленький выбор, вроде то или это, здесь или там, был сделан неправильно, и теперь вся его жизнь летит к черту. Что же произошло тогда, в лесу? Что же такого они сделали? Проблема в том, что воспоминание об этом дне было спрятано за стеной, через которую невозможно было проникнуть, а потому у него не было возможности узнать. Ленни не может отвечать на вопросы, Томми наверняка вцепится ему в глотку, а Кейли… Кейли никогда не откроется ему, пока у нее такой ублюдок отец, который портит ей жизнь.

Эван серьезно подумывал, не рассказать ли матери о синяках на теле Кейли, но даже если он это и сделает, то что с того? Если вмешается полиция, он больше никогда не увидит Кейли. Ее и Томми отправят в интернат или, может, даже отдадут в другую семью, и от мысли о том, что он ее потеряет, у него холодело внутри.

Если бы Эван не был так поглощен своими размышлениями, то заметил бы, что Андреа напряженно молчит и бросает на Кейли странные взгляды в зеркало заднего обзора, пытаясь найти ответы на свои собственные вопросы. Когда она наконец заговорила, то оба подростка чуть не подпрыгнули от неожиданности.

— Ну и как фильм, Кейли? — спросила Андреа без предисловий.

Девушка поколебалась, прежде чем солгать:

— Наверное, хороший. Я не люблю ужастики…

Мать Эвана наблюдала за ней, выдерживая паузу.

— А там не было случайно взрывающихся почтовых ящиков или чего-то вроде этого? — Ее голос был притворно-спокойным.

Эван резко повернул голову, чтобы посмотреть на Кейли, и тут же понял, что таким образом он выдал себя с головой. Девушка согнулась, словно ее ударили. В глазах обоих читалось: «Господи, она знает!»

— В… в каком смысле? — попыталась прикрыть свой промах Кейли, но безуспешно. На ее побледневшем лице без труда можно было заметить виноватое выражение. Андреа резко свернула на обочину и остановила «тойоту». На секунду Эвану показалось, что мать собирается прочесть нотацию, но Андреа молчала. Кейли поняла, что они находились у ее дома. Схватив пальто, она быстро выскочила из машины, не в силах более находиться под прицелом глаз Андреа.

— Спокойной ночи, — в никуда сказала Андреа. Она посмотрела на Эвана, но сын был занят своими мыслями. После продолжительной паузы, которая тянулась почти вечность, Андреа, наконец, переключила скорость и тронулась. Один или два раза Эван набирался духу, чтобы спросить ее, что это значит, но так и не решился.

Когда она снова с ним заговорила, то всего из пары слов он понял две вещи: что она узнала о взрывчатке, заложенной в почтовый ящик Халпернов, и о трагической роли Ленни во всем этом. Два слова, разбили ему сердце.

— Мы переезжаем.

Эван надеялся, что со стороны матери это всего лишь родительское предупреждение, что-то вроде проявления ее раздражения, потрясания кулаками. Обычное дело с родителями, если они чувствуют, что дети отбиваются от рук. Вроде, подожди, вот вырастешь и будешь очень жалеть о том, что сделал.

>

Но Андреа Треборн не бросала слов на ветер. Она была матерью-одиночкой, и она была двойне строга, чтобы компенсировать отсутствие отца. На следующий день после драки в мультиплексе, которая, к его большому удивлению, не получила пока должной огласки, Эван умолял мать передумать. Он перепробовал все возможные способы, от криков до плача, чтобы упросить остаться.

Она отказалась. Все его доводы и просьбы натыкались на стену холодной и несгибаемой уверенности Андреа в правильности ее выбора, и к концу недели на газоне перед домом красовалась табличка «На продажу», вбитая агентами Саннивейлской риэлтерской компании.

Мать начала упаковывать вещи в картонные коробки, добытые в супермаркете; она уже подобрала новое место жительства в соседнем штате, недалеко от большого города, где ей прежде предлагали работу, но тогда она ее отклонила. Вакансия все еще была открытой, и теперь Андреа приняла предложение, и вот они переезжали, оставляя Саннивейл позади.

Эван сидел на диване — единственной вещи в доме, на которую еще не натянули полиэтиленовый чехол. Пустая комната словно отражала внутреннее состояние Эвана: все то, что было частью его жизни, унесла сила, которую он не мог контролировать. Он словно находился в центре урагана, систематически разрушающего мир вокруг него.

Он услышал, как хлопнула входная дверь, и увидел свою мать, направлявшуюся к машине в ослепительно белой в свете яркого солнца униформе. В ее руке был желтый конверт, сегодня она собиралась подать заявление о переводе.

Эван подождал, пока не затих звук мотора уезжающей «тойоты», потом, вскочив на ноги, схватил с вешалки пальто. Сунув ключи в карман, он захлопнул дверь пустого дома и выбежал на улицу.