С начала второго тысячелетия ландшафт средневековой Европы заметно изменился. Поредели леса, разрослась сеть дорог, увеличилось число распаханных территорий, выросло множество новых поселений, тут и там поднялись мощные замки, крепости, монастыри. Но главное, появились тысячи городов — центров товарного [70] ремесленного производства и рынка. Складывание городского строя ознаменовало созревание в рамках феодализма простого (мелкого) товарного уклада как системы отношений. Это означало переход от безраздельного господства натурального хозяйства, допускавшего лишь элементы мелкотоварного уклада в виде, главным образом, чрезвычайно узкого, поверхностного товарного обращения, к сочетанию господствующего натурального уклада с возникшим мелкотоварным укладом. Начался новый этап в развитии феодализма, его зрелая фаза.

Преобладающей на континенте формой поселения оставалось сельское, аграрное поселение. Абсолютным большинством населения и основным производительным классом являлось крестьянство. Деревенское хозяйство оставалось по основным параметрам самовоспроизводящимся. Сложившиеся и складывающиеся города в массе своей, за исключением нескольких десятков крупных центров, были малы, полуаграрны. Городские ремесленники более кого-либо — и с самого начала — производили для обмена, но и они получали многие нужные предметы, прежде всего продукты питания, со своей или арендуемой земли: товарность их хозяйства была неполной. Очевидно, что масштабы, глубина, роль товарного производства при феодализме были ограниченными, ведь оно находилось тогда на низшей, «простой» стадии. Но воздействие городов и товарного уклада в целом уже на первом этапе развитого феодализма привело к значительной эволюции крестьянства и, в числе главных моментов этой эволюции, — к расширению неземледельческих занятий, т. е. ремесел и промыслов.

 

Новые условия европейской жизни и развитие ремесла

Помимо развития города в европейской жизни произошли и другие перемены, связанные с экономическими, социальными, политическими отношениями внутри феодальной системы. Многие из этих перемен непосредственно затрагивали крестьянские ремесла и промыслы.

Уже первым показателем общественных сдвигов в то время служит динамика населения. Увеличение темпов и объема прироста населения, а также его плотности, которая была наибольшей в Италии, Франции, [71] Германии, отмечается многими исследователями. Возросшее население требовало больше пищи, одежды, других предметов потребления. Это расширяло масштабы и темпы вовлечения в хозяйство природных богатств, земельных и других ресурсов. В свою очередь, колонизация, развитие городов и торговли создавали новые условия для роста населения. В процессе внутренней колонизации, при освоении значительных земельных массивов возникало множество новых поселений. Одновременно происходила расчистка лесов под пашни и осушение болот. Мелиорацией особенно интенсивно занимались в Англии и Северной Италии; в Ломбардии болота исчезли уже в XIII в. Начались относительно регулярные лесоразработки, т. е. вырубки лесов для хозяйственного использования древесины.

Активное хозяйственное освоение природной среды стало важным экономическим фактором дальнейшего развития средневекового общества, хотя результаты этого процесса использовались в первую очередь господствующим классом и государством. Из-за расширения помещичьей и государственной собственности на угодья, оформления банов, исключительных прав феодалов в отношении земли и ее недр, вод, фауны и т. д., условия для использования крестьянами природных ресурсов значительно сузились.

Это еще больше побуждало к расширению сельскохозяйственного производства, к интенсификации ряда его отраслей. Заметно возросло количество крупного скота, особенно лошадей. Грубое сукноделие (в Англии, Скандинавии, Франции), а затем тонкое (в Италии и Брабанте с XII в., в Западной Германии с XIII в.) все больше распространялось, и овцеводство стало одной из важнейших отраслей европейского животноводства. С XII в. прибыльным делом в деревне стало получение красителей: красного (кошениль, добывалась из дубового червячка в Испании, Южной, а позднее и Северной Франции), желтого (из шафрана, делали в Испании, Италии, позднее Южной Германии), синего (из вайды). Все более распространялось производство хлопчатобумажных тканей: с XII в. в Италии, затем в Испании, Фландрии, Германии; в Германии быстро завоевало популярность производство бумазеи.

Ассортимент злаковых по сравнению с ранним средневековьем практически не изменился, но с X—XII в. значительно расширились посевы масличных и [72] технических культур: олив, льна, конопли, вайды и других, потребность в которых стимулировалась ростом населения, развитием судостроения, возросшим спросом на более сложную одежду, а позднее на белье и бумагу.

Интенсификация земледелия особенно коснулась «малых» форм: садоводства, виноградарства, огородничества. За X—XIV вв. виноградарство достигло уровня, неизвестного Европе ни до, ни после этого времени; виноградники простерлись далеко на север, в заальпийские районы, включая окрестности Берлина, всю Баварию, земли по нижней Висле, южные графства Англии. Успешно развивались также маслоделие, мукомольное дело, изготовление олифы, квасцов, солода и т. п. В Северной и Центральной Европе, наряду с растительным маслом, животным жиром и овечьим сыром стали употреблять коровье масло и коровий сыр. С X—XII вв. в документах все чаще фигурируют прессы — виноградные, фруктово-ягодные (для сидра), масличные. Это деревянное устройство, состоящее из рамы и нажимной балки с грузом, приводилось в движение одним человеком при помощи простого ворота. Все больше распространялись водяные мельницы (когда спадала вода, они приводились в движение конной тягой). Плотины и запруды перегородили теперь все сколько-нибудь заметные внутренние водные бассейны. В XII в. появились и ветряные мельницы, с XIV в. получившие особенное распространение в Голландии.

С начала II тысячелетия произошел и переход к систематическому бортничеству, а вслед за тем — пчеловодству.

Больших успехов достигло сельское хозяйство в Италии. Арабы завезли сюда через Сицилию и распространили, как и в Испании, хлопок, сахарный тростник. Тутовые деревья, которые раньше ценились из-за ягод (из них изготовляли напиток), с XII—XIII вв. стали использоваться для шелководства. В XIII в. на острове Кипр венецианцы заложили первые плантации сахарного тростника, снабжавшие рафинадом Италию. Передовой сельскохозяйственной страной в это время становится Англия, успешно внедрявшая новые методы земледелия и скотоводства.

Расширение земледелия сопровождалось подъемом урожайности, в том числе зерновых, которая к XIII в. достигла уровня сам-4 и затем при всех перерывах и спадах увеличивалась на протяжении всего [73] классического средневековья. Успехи сельского хозяйства способствовали общему подъему крестьянства, укреплению его экономических позиций, постепенному — в течение XIII—XIV вв. — освобождению от личной зависимости.

Воздействие городов, рынка, товарно-денежных отношений, коммутация ренты и углубление феодальной системы изменяли характер сельского хозяйства: оно все более втягивается в товарные отношения. Пока это еще не товарное производство, когда все возмещение (воспроизводство рабочей силы, сырья, орудий труда) идет через рынок, а лишь товарное обращение (обмен) преимущественно сбыт продовольствия и промышленного сырья ради уплаты ренты. Но участие в обмене стимулировало специализацию сельского хозяйства, выделение таких его отдельных отраслей, как разведение винограда, огородных и технических культур, молочное и мясное животноводство. По мере роста городов эти «отрасли» занимали все большее место в занятиях крестьян, особенно пригородных.

Торговля, финансы, сельское хозяйство, военное дело архитектура и строительство, составление календарей и ремесло требовали математических знаний, упорядоченной системы мер, астрономических исследований, новых орудий труда. Значительное развитие претерпели техника и наука, особенно после крестовых походов. Появились рычажные механизмы, толчеи, молоты, приводимые в движение водяным колесом (в ткачестве, горном и мельничном деле). Развивалась прикладная химия (красильное дело, стеклоделие, металлургия, изготовление алкогольных напитков, мозаики, эмали и др.). Распространяются очки, механические часы, ножной гончарный круг, римский водопровод, многие сложные инструменты, с XIV в. — артиллерия. Большие успехи были достигнуты в военном снаряжении, кораблестроении и технике судоходства, градостроительстве и фортификации, устройстве гидротехнических сооружений. Создавались книги под названием «Механика», где рассматривались прикладные вопросы, элементарная теория пяти простых механизмов (рычаг, полиспаст, клин, винт, ворот), а затем, с XII—XIII вв., также статика (главным образом, гидростатика) и кинематика. Появились записки и книги о различных ремеслах, в том числе переводные с арабского и греческого.

Значительно расширилась торговля, которая с появлением городов стала особой и очень важной сферой [74] общественной жизни. С начала II тысячелетия наряду со Средиземноморским все очевиднее становилось значение Североморско-Балтийского и Черноморско-Каспийского торговых регионов. В области трансконтинентальной— «большой», дальней — торговли все больший удельный вес получают так называемые «красные» товары (ткани) и «тяжелые» товары: рыба, вино, соль, металлы, мех, кожа, пенька, смола, воск, пряжа, сукно, шерстяные и льняные ткани, позднее — хлеб. Эти товары имели широкую социальную базу производства и спроса, и их распространение на рынках — существенный показатель втягивания в рыночные отношения массы непосредственных работников.

Развитие городов и торговли, разрастание политико-административной сети сопровождались ростом коммуникаций, особенно водных, более дешевых и удобных для транспортировки именно «тяжелых» товаров. Росли сухие пути, строились каналы (в Ломбардии, Южной Франции, Нидерландах, германских, северо-западных русских землях), осваивались волоки и перевалы. В результате возникали комбинированные дорожные системы, одной из мощнейших был «путь из варяг в греки», проходивший преимущественно по территории Руси и особенно развившийся с XI в. Расширение связей давало мощный стимул местной промышленности. Английская и испанская грубая шерсть-сырец и полуфабрикаты тканей домашнего производства стали сырьевой базой итальянского, в частности тосканского сукноделия. На привозном сырье базировались прославленные металлообрабатывающие ремесла Парижа, Милана, Нюрнберга. И раньше издалека доставляли некоторые красители (например, индиго) и закрепители для мощного европейского сукноделия; теперь же стало возможным издалека привозить соль. Безусловно, что «только от распространенности сношений зависит, теряются — или нет — для дальнейшего развития созданные в той или другой местности производительные силы, особенно изобретения».

Конечно, в жизнь населения вторгался прежде всего сугубо местный обмен, местные сырьевые и прочие возможности. Но в процессе более дальнего обмена закреплялось природно-хозяйственное районирование, оно перерастало в экономическое районирование — один из [75]

1, 2 – менялы; 3 – мелкое литье; 4, 5 – височные подвески. [76]

важнейших типов общественного разделения труда, сыгравший большую роль также в развитии сельских ремесел и промыслов. Так, отдельные районы Европы, которые славились виноделием, получали возможность регулярно сбывать свое вино (Аквитания, Бургундия, Анжу, Шампань, Гасконь, Тоскана, Кампанья, районы Рейна и Мозеля, Испания, Византия). Основными житницами Европы, особенно с XIV в., стали Северо-Западная и Южная Германия; соответственно там развились такие ремесла, как мукомольное, кожевенное, сыроварение. Дания славилась сконской сельдью. Грубое сукно, олово, свинец, позднее уголь поступали из Англии; вино и сукна — из Франции; железо, медь, серебро, оружие — из Германии, Чехии, Швеции; пушнина, воск, смола, деготь, поташ — из Руси; изысканные ремесленные изделия и левантийские товары — из Италии и Византии и т. д.

Ко второму периоду средневековья значительно возросли роль и масштабы промыслов: добыча и переработка металлических руд, соли, рыбы, леса и лесных продуктов, удобрений и др. Особенно поднялось горное дело, где с XII в. стал применяться шахтный способ, а уже через три столетия оно становится одной из первых в Европе сфер раннекапиталистического производства. Значительно развилась и металлургия, составившая базу самой разветвленной и продвинутой отрасли средневековой промышленности — кузнечного дела. По мере подъема горнометаллургические промыслы начали бороться за освобождение от сеньориальной зависимости и подобно городам добиваться фиксации своих обычаев: особого горного права, привилегий, личной свободы участников. Правда, комплексных привилегий добились лишь крупнейшие промысловые районы, прежде всего немецкие, чешские, венгерские, шведские, прочие же либо довольствовались отдельными привилегиями (как английские промыслы известного Форест оф Дин — Динского леса), либо оставались в зависимом состоянии. Но и ограниченные привилегии, закрепляя повышенный статус промыслов, способствовали превращению их к XIV в. в особую — в производственном, административном, социальном и правовом отношениях — и очень важную сферу жизни. Это означало следующий за выделением города этап и параллельное направление общественного разделения труда. Большинство промыслов, однако, оставалось на более низких [77] производственных и социальных стадиях; обычно в рамках домашнего хозяйства, хотя и они эволюционировали под воздействием городов и обмена и также превращались в важные участки общественного производства.

Еще заметнее, чем добывающие отрасли, изменялось ремесло, не связанное со статичной производственной базой и встречающее неизмеримо меньше трудностей на пути организации труда, выработки новой техники и технологии. Развитие ремесла стимулировалось и более активным освоением среды, и хозяйственными условиями, но также, во все большей мере, социальными и политическими факторами.

Сложение господствующего класса с его бытом и военно-административными обязанностями, усиление политико-административной и военной систем феодального государства, рост церковных учреждений, разрастание городов, междоусобицы и развитие фортификационных сооружений — все это давало значительный импульс строительству. Строили очень много, дома, дороги, корабли. В строительном деле (включая архитектуру, украшение и убранство зданий) увеличились темп, качество, затраты средств и труда. С XI в. интенсифицировалось каменное строительство, особенно военное — замков, крепостей, все шире внедрялся кирпич. Мощными сооружениями стали, в частности, северофранцузские замки с их донжонами (с XII в.). Город, монастыри, даже поместья окружались стенами. Те же обстоятельства стимулировали кузнечное, оружейное и ювелирное дело и монетную чеканку, привели к расширению сферы обслуживания. Ведущие позиции в товарном промышленном производстве занимали города. Как ни слаб и малонаселен был город, но концентрация в нем профессиональных ремесленников и торговцев по сравнению с деревней была внушительной: он имел по несколько десятков, а в крупных городах и сотен, мастеров и десятки торговцев. И только с возникновением городов ремесленники и купцы составили самостоятельные, со своими функциями и особенностями, категории самодеятельного населения.

По мере складывания городов в них перемещались многие ремесла: ювелирное и монетное, точная металлообработка (слесарное и токарное дело), оружейное, изготовление военного снаряжения. В городах, по преимуществу, сосредоточились ремесла архитектурное и стекольное, сапожное и кожевенное, ткацкое и [78] сукнодельное, кораблестроение и изготовление наземных средств сообщения, с XII в. — производство книг и многое другое. В городе развивались тонкие, специализированные ремесла, появился более сложный инструментарий, сложились наиболее благоприятные на том этапе условия труда и сбыта. В городе усовершенствовалась ремесленная мастерская как производственная ячейка, сложились институты подмастерьев и ученичества. Там возникли наиболее передовые для своего времени формы организации ремесленников и торговцев — цехи, гильдии, компании.

С развитием города профессиональное ремесло в деревне потеряло свои ведущие позиции, а специализация промыслов снизила значение разобщенных сельских старателей. Наиболее важным вкладом деревни в промышленную историю на этапе зрелого феодализма стало домашнее ремесло, которое под воздействием городов также претерпевало серьезные сдвиги: с одной стороны, происходило его определенное профилирование, товаризация и распространение вширь; с другой — шло ограничение по номенклатуре, качеству, концентрации, формам организации и рынкам сбыта.

 

По совокупности данных XI—XIII вв. ясно, что основная масса ремесленной продукции деревни, идущей в оброк, на рынок и на местные нужды, по-прежнему изготовлялась крестьянами. Однако выявить особенности этого этапа, его новые формы и социальные позиции в деревне ремесла и работников сложно. Ведь источники все еще отражают занятие ремеслом в деревне по преимуществу сквозь призму земельных и личных повинностей, много реже — через состав имущества или профессиональное обозначение. Тем не менее все же можно составить представление о формах организации деревенских ремесел, их ассортименте и, соответственно, отраслевом разделении труда, о районировании, специализации производства и, косвенно, о действительной или потенциальной его товарности.

Развитые феодальные отношения закрепили все три [79] характерные формы организации деревенского ремесла — вокруг барского поместья, в крестьянском подворье и сельском поселении, — придав каждому из них свое направление.

 

Эволюция и специализация ремесла в вотчине

Возникновение и рост городов не прекратили развитие ремесел и промыслов в вотчине. Напротив, в XI—ХIII вв., и позднее сеньоры стали задерживать своих мастеровых людей, предпочитая не покупать ремесленную продукцию на городских рынках, даже близких. Как и к концу раннего средневековья, поместная деятельность была нацелена прежде всего на присвоение продукции, в том числе ремесленной, что осуществлялось путем: а) изымания в виде оброка продуктов ремесленного труда держателей, реже — всей его массы, чаще — в размере, соответствующем доле избыточного продукта; б) прямого и полного отчуждения ремесленного труда в самом процессе его отправления — т. е. труда дворни и ремесленных барщин держателей.

Значительную часть ремесленных барщин крестьяне по-прежнему производили на территории господского подворья, где их ремесло получило благодаря своей концентрации и определенной кооперации наиболее четкое организационное оформление. Многочисленные данные об этом имеются прежде всего в немецких и французских монастырских материалах и достаточно известны по примерам, собранным, в частности, Г. Маурером и Ю. А. Корховым. Вот некоторые из них.

Верденское аббатство в XII в. имело два хозяйства: аббата и монастырской братии. В числе прислуги поименовано около 60 ремесленников и лиц, сходных с ними профессий. Аббата обслуживали 7 кузнецов, по 4 строителя, пивовара, пекаря, повара и рыбака, седельник, кожевник и 26 слуг обоего пола. Кузнецы, строители и 9 комнатных слуг были подчинены особым магистрам. Повара, пекари, рыбаки, слуга, отвечающий за доставку рыбы, и кухонный мужик подчинялись стольнику. Виночерпий командовал пивоварами и мужиком при винном погребе; маршалу, помимо гонца и посыльных слуг, подчинялись седельник, кузнец, кожевник, строители и др. Монастырскую братию обслуживали по 4 пивовара, пекаря, повара и банщика (цирюльника), 8 строителей, 2 сапожника; повара и пивовары подчинялись особым магистрам, а вся дворовая прислуга в целом — старосте-пробсту. [80]

Монастырь Вейхенстефен (около Фрейзинга) в 1146 г. обслуживали пивовар, пекарь, кожевник, ткач, сапожник, меховщик, бондарь, художник, кузнец, каретник.

Хозяйственные записи монастыря Сент-Тронд (совр. Бельгия) за 1249—1272 гг., включенные в жизнеописание аббата Гильома Рикеля, в числе «служащих» монастыря и аббата наряду со стольником, келарем, судьей, лесником и стиральщиками называют 5 поваров, по 4 портных, пекарей белого и ржаного хлеба, 4 пивоваров и мельников.

Судя по материалам, собранным Ю. А. Корховым, в отдельных поместьях насчитывалось в среднем по 20-30 дворовых ремесленников, причем число лиц одной специальности достигало 4-6 человек, не считая собственно прислуги, также выполнявшей некоторые ремесленные работы. Конечно, автор прав, говоря что подобное изобилие ремесленников было характерно лишь для крупных и прежде всего именно монастырских хозяйств; в прочих поместьях ремесленная дворня была значительно скромнее. Но даже если, как полагает Г. Маурер, было принято иметь в дворне лишь по одному специалисту каждого или наиболее важных из ремесел, то и в этом случае дворовым ремеслом в XI—XIII вв. в целом занималось множество людей — особая категория сельских ремесленников-специалистов, в той или иной мере зависимых.

Можно даже предположить, учитывая расцвет поместного строя в XI—XIII вв., а также значительное расширение господствующего класса и развитие государства, что общее число вотчинных ремесленников увеличилось (в том числе, как это будет подчеркнуто же, за счет наемного ремесла); это нельзя не учитывать при оценке разделения труда, характера промышленности и рынка.

Но, во-первых, номенклатура поместного ремесла по сравнению с предыдущим периодом сузилась. Редки в вотчинах ювелиры, оружейники и металлисты, ткачи и золотошвеи, меховщики, художники или витражники. Даже кожевников и сапожников здесь мало, они вряд ли могут удовлетворить нужду насельников барского двора в обуви, других употребительных тогда изделиях из кожи. Разумеется, в каких-то аббатствах и дворах светских господ были отдельные представители исчезающих из усадеб профессий. Наиболее распространено [81]

Кожаная обувь [82]

было поместное сукноделие: сведения систематической вальцовке и окраске сукон, например, в некоторых крупных монастырях (Реймском, Прюмском, Сен-Жерменском, Корби XI в., Клерво XIII в.), о наличии там постоянных, в том числе наемных, суконщиков, красильщиков и других мастеровых людей достаточно определенны. Однако в целом с возникновением городов ремесло в вотчинных центрах как бы законсервировалось, сохранив ограниченный круг профессий, по-прежнему включенных в натуральное барское хозяйство. Поместные мастера-одиночки нередко были талантливыми художниками. Но они не боролись за рынок, не имели необходимой профессиональной среды. И если в предшествующий период усадебное ремесло занимало отношении специализации и техники ведущие позиции, тo теперь оно эти позиции теряет в пользу товарного городского производства, от которого со временем все более отстает.

Во-вторых, на данном этапе доля ремесленных работ, выполнявшихся в поместье не безземельной дворней, а земельными держателями, значительно увеличивается.

В соответствии с поместной системой, в распоряжении господина обычно было определенное число зависимых крестьян, которых он мог использовать для постройки или починки зданий и прочих сооружений на своем дворе, для работы у кирпичных печей, на мельнице и т. д. Иногда крестьянин выполнял в поместье все виды определенных ремесленных работ (по дереву, по металлу, крыл кровли и т. п.); ремесленные работы составляли либо всю сумму повинностей такого держателя, либо их 1/2, 1/3 и меньшую часть. В книге ежегодных доходов архиепископа и собора города Трира (область среднего Мозеля) от 1220 г. фигурируют мансы кузнецов, бочаров, стекольщиков, пергаменщиков; в составе оброков — деревянные поделки, лен, вино и др.; в составе барщины — различные работы в поместье. Дворни же в это время аббатство не имело вообще. Ремесленную челядь Сент-Трондского монастыря называли «домашние слуги» (ministri или husgenot, ф. нем. Hausgenossen). Однако из 20 с лишним перечисленных там ремесленников лишь 13 человек были включены в список превендариев, ежедневно получавших господское содержание. Несколько раз упоминались превенды за определенную работу, возможно, нерегулярную: например, двум портным за шитье одежды для [83] монахов. Остальные ремесленники содержания от монастыря не получали, т. е. имели свое хозяйство. Аналогичное положение было и в Верденском аббатстве, где лишь немногие лица из «дворовой челяди» (gesinde) принадлежали к собственно дворне, большинство же проживало в своих домах, имело собственное хозяйство. Но и среди той части дворни, которая жила в самом аббатстве, полное содержание имели лишь некоторые лица, остальные получали частичное содержание (хлеб, сельдь, свечи), что не могло не вынуждать их зарабатывать на стороне. Очевидно, что большая часть ремесленников, работавших на барских дворах и включенных в магистерии, имела свои хозяйства.

В третьих, в XI—XIII вв. постепенно изменяется социально-правовой состав лиц, выполнявших в поместье ремесленные работы. Среди специалистов, обслуживавших «ручным трудом» барские усадьбы, все еще сохранялось немалое число лиц сервильного состояния; для них ремесло было буквально «службой». Некоторые сервы были членами дворовой челяди, другие имели свои хижины и тяглые наделы, за которые полагались «ручные» барщины, некоторые были приставлены к промысловым угодьям — рыбным ловлям и т. п. Однако повышение требований к ассортименту и качеству ремесленных изделий (на фоне профессионального городского ремесла), приводило к тому, что ремесленник сервильного статуса — дворовый министериал и держатель, т.е. наиболее квалифицированные поместные специалисты, неуклонно вытеснялись в той или иной мере свободым мастером — оброчным или наемным. В Англии зависимое ремесло в вотчинах почти полностью сменилось наемным. Во Франции к середине XIII в. поместные магистерии были уже автономными организациями свободных ремесленников, сохранявшими остатки зависимости от сеньоров.

В. Зомбарт полагал, что вотчинное ремесло стало изменяться (точнее распадаться) лишь с середины XIV в., под влиянием уже полностью развившихся городов, причем иногда некоторые вотчинные ремесла, особенно монастырские, перерастали в художественно-прикладные занятия. Последнее бесспорно, с первым же согласиться трудно. Прежде всего перелом в эволюции поместного ремесла начался раньше — с возникновением городов. Кроме того, его изменения были многообразнее. И импульсы для своего развития вотчинное ремесло [84] получало не только из городов, но и из самой вотчины, от крестьянства, меняющейся деревенской жизни и ее местных условий.

Непосредственное воздействие на господское ремесло оказывала судьба домена: по мере того как домениальное хозяйство разрушалось, уступая место раздаче земли в держание, распадалось и дворовое ремесло. Существовал и другой путь, который также начался еще в X—XIII в.: товаризация поместной промышленности вплоть до появления на домене специализированных мастерских, основанных на различных формах предпринимательства, применяющих наемный труд и целиком или по преимуществу нацеленных на рынок. Это относилось особенно к горно-металлургическому промыслу, но также к сукноделию, художественным и некоторым другим ремеслам. В этих случаях, даже если поместное ремесло основывалось на барщинном труде, его характер был уже качественно трансформирован.

Столь же непосредственное воздействие на домениальное ремесло оказывала близость рынка. Во всяком случае, крупные поместья, удаленные от городов или рыночных местечек, обычно вынуждены были держать больше ремесленной дворни и получали больше ремесленных барщин и оброков, нежели те, которые располагались вблизи торговых центров (Примечание: Еще в XV в. в составе дворни аббатства Бедекен, расположенного в глухом лесном районе Вестфалии, было 5 пекарей, 3 плотника, 2 кожевника, 4 сапожника, 5 портных, 3 кузнеца, 4 строителя.).

 

Специализация и товаризация домашнего деревенского ремесла

 

Как уже отмечалось, состояние и эволюция крестьянской промышленности лучше всего иллюстрируются материалами оброков. Их состав и объем в XI—XIII вв. убедительно подтверждают вывод, полученный при анализе внутрипоместного ремесла: на первый план деревенской промышленности выходит домашнее крестьянское ремесло. Его доля в оброках по всей Европе значительно возрастает, расширяется его ассортимент, усиливается специализация; оно начинает втягиваться в товарные отношения.

Крестьяне регулярно поставляли не только многие готовые продукты питания (сыр, вино и др.). Среди их поделок все большее место занимает готовая шерстяная и льняная ткань. Упоминания об оброке тканью постоянно встречаются в «Книге Страшного суда», в «Черной [85] книге» Питербороуского монастыря, документах Сен-Бертинского, Фульдского, Прюмского, Вейсенбургского аббатств. Организация дела здесь была самая разнообразная. Иногда все производили члены одной семьи: сеяли и убирали лен, обрабатывали его, делали пряжу, ткань, а подчас и одежду из этой ткани. Такое классическое домашнее крестьянское ремесло поставляло вотчиннику и другие готовые изделия и полуфабрикаты: дрова и строевой лес; подрешетины, тесины и черепицу (в Англии сланец) для крыш; мельничные жернова и строительный камень. Одним из наиболее распространенных ремесленных оброков с крестьян были в XI— XIII вв. кузнечные поделки: серпы, пилы, топоры, сошники, ножи, косы, вилы, даже копья (например, в итальянском монастыре Боббио) и многое другое, а также различная деревянная тара, утварь и хозяйственные поделки (бочки, ушаты, кружки, фляги, чаши, тарелки, колеса).

На развитие ремесленных и промысловых занятий крестьян непосредственно воздействовали природные условия. Наличие рыбных ловищ, больших лесных массивов, залежей металлических руд и т. п. всегда отражалось в оброке и, соответственно, определяло круг занятий больших групп крестьян. Нет сомнений, что ремесленно-промысловые домашние занятия крестьян значительно сильнее были связаны с местными природными возможностями, нежели дворовое ремесло, имеющее традиционно-целевой характер, и даже «ручные барщины». Уже одно это свидетельствует как о большей гибкости, так и о большей специализации домашнего ремесла, а, следовательно, и его перспективности в плане развития товарных отношений.

Домашнее ремесло сильно зависело также от экономико-социальных особенностей каждого района, в частности, от таких факторов, как характер поместного строя и уровень развития строя городского. Там, где поместье и аграрная сфера в целом сохраняли замкнутый характер, или там, где города развились особенно значительно, домашние ремесленные занятия, и, соответственно, их продукция в оброках могли быть относительно бедны. Наиболее ярко преимущественно аграрный характер оброка проявлялся в Италии, что, без сомнения, было связано с такой исключительной ее особенностью, как густота городской сети в сочетании с полностью подчиненной городу сельской периферией (немалая часть [86] которой по европейским меркам была чуть не пригородом).

Большое значение для того или иного крестьянского ремесла имело общее состояние данной отрасли промышленности, где домашняя форма могла получить важное, либо подсобное, либо вовсе незаметное место. Например, строительное дело уже было сложной отраслью, составленной из различных, по-разному организованных направлений. В строительстве зданий, дорог, мостов, запруд, кораблей, крепостей, водопроводов, стен были заняты плотники, каменщики, резчики камня, обжигальщики кирпича, архитекторы, витражники, кровельщики (делали покрытия из дранки, шифера, черепицы, свинцовых пластин, сланца).

Как специализированные отрасли, данные ремесла особенно успешно развивались в городах. Но свидетельства о них идут и из сельских местностей. Это сведения о доставке крестьянами строительного леса, дранки и шифера, о работе их в каменоломнях, у печей для обжига извести и кирпича, на строительстве отдельных сооружений в имениях. Последнее обычно было уделом особой группы лиц (до 15 и более человек), которых вызывали на барщину — «строить, когда имеется такая работа», «когда необходимо чинить здание, находящееся на господском дворе», «строить забор», «строить стену», выполнять кровельные работы и т. д. Однако для возведения в сельской местности сложных сооружений — многочисленных в XI—XIII вв. каменных замков и монастырей — обычно приглашали артели наемных мастеров, с архитектором, подмастерьями и подсобниками.

Заметно расширилось кораблестроение, особенно морское и каботажное. Большие суда сооружались обычно в городах и пригородных доках. Но деревня продолжала снабжать себя и вотчинников малыми плавучими средствами, поставляла на верфи строительный материал, возможно, сезонную рабочую силу (в порядке барщины или по найму).

Сведения о деревенских плотниках и столярах, проживавших вне барских усадеб, единичны. Вероятно, крестьяне обходились своими силами, обычными навыками. Другое дело — мелкие деревянные предметы, которые во многих районах Европы оставались продуктами лишь домашнего деревенского ремесла, которое довольно рано товаризовалось. В России, Швеции, Финляндии деревня снабжала все население посудой, [87]

Деревянная бытовая утварь. [88]

разнообразной мелкой тарой из дерева; на этих ремеслах специализировались иногда крестьяне целых поселений. На товарном бочарном промысле специализировались некоторые деревни Германии, Франции.

Подобные закономерности можно отметить и в кожевенном деле, широко распространенном в деревне и особенно развившемся в то время в лесных и животноводческих районах Европы, где оно подчас становилось объектом законодательства, например, вошло в известную «Лесную Ассизу» Генриха I (Англия, 1184 г.). «Лесная Ассиза» интересна еще и потому, что показывает наличие в деревенском кожевенно-дубильном деле двух специальностей: дубильщика или кожемяки-сыромятника, который отделывал сырую кожу-голье, и кожевника-«отбеливателя», который очищал, дорабатывал кожу. С развитием дубильного ремесла было связано и распространение в первой половине XIII в. водяных мельниц для размягчения коры (tanning mills); их география показывает, что кожевенное дело по мере своего укрупнения стало тяготеть к городам, сосредоточиваясь в пригородах. Судя по топонимике, в деревне была распространена и специальность сапожника. Довольно обычны сведения о сапожниках, дубильных заведениях и кожевенных мастерских также в поместных документах. В то же время в оброчных материалах по всей Европе сравнительно редко встречаются упоминания об обработанной коже и изделиях из нее, совсем редко об обуви и практически не встречаются — о кожаных перчатках, штанах, куртках и т. п. Очевидно, эти предметы изготовлялись профессионалами и, таким образом, в области обработки кожи и меха домашнюю форму сохранили только «сырьевые» ремесла и стадии.

Закрепление за домашней крестьянской промышленностью первичных стадий и изготовления полуфабрикатов было характерно почти для всех ремесел, представленных в крестьянской среде, в том числе крестьян-ремесленников. Исключений было немного: в какой-то степени гончарное ремесло, очень широко распространенное в деревне (Примечание: Деревенские гончары работали преимущественно в свободное от полевых работ время, т. е. осенью и зимой, и сами сбывали свой товар. Формовали изделия на ручном круге: уже к концу X — началу XI в. лепная посуда в деревне была вытеснена круговой. Обжигали посуду в печах жилых помещений, реже в специальных горнах.), канатное, прядильное, какие-то виды деревообработки, т. е. опять же относительно простые [89] занятия, не требующие сложного оборудования и особого обучения. Среди них важное место по-прежнему занимало производство продуктов питания.

Известно, что в Европе того времени были распространены поборы виноградным вином, сыром, мукой, зерном, хмелем, медом, растительным и животным маслом; платили барщины и соответствующими видами работ. Известно также, что эти предметы были в числе самых употребительных «тяжелых» товаров местной и международной торговли, в том числе ярмарочной. Они находили путь к рынку как через поместный двор, так и из рук изготовителя. Состав продуктового оброка нередко указывает на специализацию платящего его хозяйства, что, в свою очередь, предполагает коммерческое отчуждение изделия, например, муки, сыра. В отдельных местностях селяне варили на продажу пиво, возможно, среди них были и специалисты-пивовары.

В южных районах континента очень важное место занимало приготовление оливкового масла и вина, для чего использовались давильни для виноградных ягод (palmentum) и масличные прессы (trapetum oliaria). Даже в XIII в. приобретение пресса было не под силу крестьянам, его устраивали на паях. Некоторые монастыри обязывали крестьян сооружать давильни для совместного пользования, причем доли прессов могли отчуждаться. Так, в 1240 г. к архиепископу Салернскому явился некий крестьянин, который вместе с другими двумя крестьянами построил в деревне оливковый пресс, снабженный двумя жерновами и прочими принадлежностями (totus apparatus eisdem machine), а теперь предложил архиепископу купить 1/4 пресса, т. е. стать членом их крестьянского сообщества.

Хотя хлебопеки, булочники и кондитеры обычно были городскими и поместными профессионалами, имелись и домашние занятия крестьян такого рода. Об этом свидетельствуют наименования некоторых поселений, происходившие от слова «булочник» (например, от baecestre — в Англии XII—XIII вв.), и частые городские предписания против хлебопечения в деревне, особенно пригородной.

В целом можно отметить, что в XI—XIII вв. крестьянское ремесло по техническому уровню уже заметно отставало от ремесла специализированного, прежде всего [90] городского. Это проявлялось не только в характере операций, более простых в деревне, но и в сужении номенклатуры отраслей домашнего ремесленного труда. Одновременно все больше специализировались промыслы, причем в обычной деревне они по своему техническому уровню также стали отставать от городского производства.

Это видно хотя бы по кузнечно-литейному делу, которое специализировалось раньше других. В деревне металлисты были профессионалами и довольно регулярно поставляли продукцию также на городские рынки, особенно в Англии, Северной Руси, Швеции, Германии. Число кузнечных заведений в деревне определялось местной нуждой в них и, как показывают многие источники, редко превышало 1-2 на несколько поселений. Но упоминания о стационарных кузницах и кузнецах относятся ко всем районам. Сырье покупали на местных ярмарках, зачастую сами же плавили. В повинностях деревенских кузнецов даже в XIII в. часто фигурируют оброки простыми изделиями и полуфабрикатами (заготовки для подков, гвозди), а также барщины поковочными работами; но уже с XI в. стал все более учащаться денежный чинш, причем довольно значительный. Бродячие кузнецы нанимались со своими помощниками за поденную оплату при хозяйском сырье. Отчасти это были «черные» работы (ковальские), которые не требовали тяжелого оборудования. Но в числе металлистов-отходчиков были и такие мастера высокой квалификации, как колокольники: колокола было трудно доставлять издалека, их старались лить на месте, для чего и приглашали специалистов.

В целом по мере развития городов железоделательные и кузнечные ремесла в деревне сохраняли за собой в первую очередь добычу и доводку сырья и тот ассортимент изделий, который был нужен именно деревне, в первую очередь крестьянам: сошники, подковы, гвозди, кирки, молоты. До XIV в. крестьян обеспечивали необходимым железным инвентарем прежде всего местные кузнецы. Это не следует, однако, понимать так, что кузнечные изделия были легко доступны крестьянам. Напротив: известны, например, жалобы свободных держателей на то, что они не могут обработать землю из-за отсутствия лопат.

В то же время деревня знала и известную специализацию кузнецов, прежде всего по характеру сырья. В [91] Англии «черные» кузнецы (blacksmyth) были ковалями и работали с железом, «коричневые» кузнецы (brownsmyth) работали из меди, латуни, бронзы; «белые» (whytesmyth) — из олова (посуду и др.) и свинца (покрытия крыш, оконные переплеты, трубы); «золотые» (goldsmyth) — из драгоценных металлов. Русский материал подтверждает, что иногда в деревнях были особые ювелиры. Они использовали медь, бронзу, низкопробное серебро, делали литье, ковку, чеканку, орнаментовку, кручение. Городские же использовали золото и серебро, применяли эмаль, зернь, скань, высшие типы кручения, тонкую пайку и сварку, т. е. более сложные методы.

Концентрация кузниц наблюдалась в королевских и некоторых монастырских имениях, но особенно вблизи мест добычи руды; часто здесь были и большие лесные массивы (например, в Англии — Динский и Рокингемский леса), удобные водные магистрали и рыночные местечки. В этих случаях кузнецы явно были связаны со специализированным горнометаллургическим промыслом. Высокие суммы платимых ими денежных рент позволяют видеть в некоторых кузнецах лиц, связанных с рынком, или во всяком случае, с массовым заказом (Примечание: Ср.: железное производство в местечке Weiden, где по заказу Генриха III было изготовлено сразу 30 тыс. подков и 60 тыс. гвоздей. Оружейники из деревень Нортгемптоншира делали даже военную амуницию, например, кольчуги, которые отправляли на продажу в г. Лейстер. Известно также, что английские кузнечные изделия вывозили в крестоносные государства Ближнего Востока.).

По ряду технико-экономических причин особенно развился во многих европейских странах этого периода, в том числе в сельской местности, мельничный промысел. Мельницы, как известно, применялись не только для размола муки, но в сукновалянии (с XII в.) (Примечание: Первоначально сукна валяли ногами, поэтому, например, в Англии этот процесс назывался также Walking («гуляние»), а сукновал (fullers) — walker. Применение водяных мельниц (molendunum fulere, первое сведение ок. 1185 г.) сильно увеличило выработку сукон.), кузнечном, металлургическом деле и некоторых других ремеслах, благодаря чему сыграли огромную роль в развитии средневековой экономики. Цена держания с мельницей обычно превышала сумму цен держания и мельницы; по этой и другим причинам вотчинники всячески стимулировали сооружение мельниц на своих землях. С XI в. и позднее в документах все чаще [92] фиксируются держания части мельницы (до 1/8) и части запруды. Дробность владельческих и держательских прав в отношении мельниц заставляет с осторожностью относиться к подсчетам числа мельниц, например по (Книге Страшного суда», но многие десятки и сотни упоминаний о них по отдельным графствам производят сильное впечатление и убеждают в широком размахе мельничного промысла в Англии уже на рубеже XI и XII вв.: тогда в стране было не менее 5 тыс. мельниц. Аналогичная картина была, вероятно, и в других развитых странах Европы. Так, во владениях Сен-Жерменского аббатства при населении в 18 тыс. человек была минимум 81 мельница, т. е. 1 мельница обслуживала в среднем 220 человек (40-50 семей). С конца XII в. в Англии и Северной Франции получили широкое распространение ветряные мельницы.

 

Мельницы в сельской местности Англии (графства Норфолк и Линкольншир) конца XI в. (по материалам Книги Страшного суда)

Графство	Число описанных деревень	Чесло мест, где платили чинш с мельницы или ее долей	Из них мест с числом мельниц	Примечание	2	3	4	5	6	7	8	9
Норфолк	726	304	83	28	14	9	1	2	1	1	В остальных местах — по 1 мельнице или ее части: 1/2, 1/4, 1/6, 1/8.
Линкольншир	755	256	—	15	18	5	4	1	1	1

В Вустершире 104 1/2 мельницы располагались в 69 из 264 описанных местностей, при этом названо всего два мельника. В Глостершире мельницы упомянуты в связи со 178 из 363 поселений, там имевшихся; из них городских было лишь три. В Стаффордшире мельницы записаны в 65 поселениях 341, в Шропшире — в 87 из 440, в Герефордшире — в 86 из 312 и т. д.

Известно, что мельницу нередко держали на паевых началах. Многие мельницы, в частности, сукновальные, построенные землевладельцами, затем сдавались в держание, либо в аренду предприимчивым людям, в том числе самим сукновалам. Обычные мельницы платили смешанный оброк, в котором по-разному комбинировались зерно или мука, деньги, угри (с запруд), а также солод и прочее. Но чинш за суконную мельницу втрое [93] превышал чинш за зерновую! Возможно, там часто применялся наемный или личнозависимый труд.

Особое место в крестьянской промышленности Европы заняли прядильно-ткацкие ремесла, особенно сукноделие. Производство тканей в средние века было одним из наиболее распространенных ремесел; формы его организации, степень концентрации довольно точно отражали особенности общественного разделения труда — водораздела между городом и деревней в различии районах, странах, регионах.

В Средиземноморском регионе и вообще районах с «римским прошлым» центрами изготовления шерстяных и льняных тканей были города. Фома Аквинский (1227—1274) писал о французском городе, что это прежде всего множество улиц, на одной из которых занимаются кузнечным ремеслом, на другой — ткацким и т. д. В города переместилось и сукноделие, прежде всего в тех странах, где оно особенно бурно развивалось и имело общеевропейский спрос (Нидерланды). В то же время на севере континента, например в Швеции, ткани делали по преимуществу в деревне. Англия, Северная Франция, Германия, Русь знали и городское, и сельское ткачество сукноделие.

Особенности эволюции ткачества заложены, как известно, уже в его технологии, в обилии отдельных операций, что определяло многоформность этой отрасли относительную легкость перехода ее технологической иерархии в социальную. Именно так произошло, например, во Фландрии. Фламандцы издревле владели секретами сукноделия и окраски сукон; они же изобрели сукновальную мельницу. Фламандцев привлекали для постановки сукноделия в Вену, в Англию, Пикардию. Расцвет фламандской суконной промышленности наступил уже с середины XI в., в связи с городским производством, с XIII в. там уже отмечается предпринимательство. Но в течение XI—XIII вв. сукноделие переместилось в города.

Иначе оно развивалось в Англии, торговля и политика которой в средние века во многом были «построена на шерсти». Это ремесло, базой которому служило раннее развитие овцеводства, широко распространилось уже к началу зрелого феодализма в деревнях и мелких городках графств Йоркшир, Норфолк, Уилтшир, Сомерсетшир, Девон и других. Свидетельство тому — множество терминов в «Словаре Эльфрика» (конец X — начало [94]

Мукомольные мельницы [95]

XI в.), относящихся к различным сторонам текстильного производства и к тканям, обширные пассажи в законах. В центре и юго-восточных районах страны быстро внедрились сукновальные мельницы. Грубое сукно, которое валяли в поместьях глафордов и в крестьянских дворах, было традиционным материалом для одежды населения, а также вывозилось за рубеж через городские рынки (самые ранние сведения — 1185 г.).

Основные разногласия среди ученых в связи с английским ткачеством идут по вопросу о социально-экономических его формах. Одной из наиболее влиятельных является концепция о преимущественно внегородском развитии ткачества и сукноделия в стране с XI в. и до промышленного переворота (особенно обоснованная в трудах М. Ходжин). Другие же исследователи (например Р. Хилтон, Д. Титов) отрицают коммерческий, товарный характер деревенского шерстоткачества до XIII в. Решить вопрос о том, деревенские или городские ткани превалировали на рынке, на базе имеющихся источников невозможно. Поэтому применительно к XI—XIII вв. целесообразно (вслед за Я. А. Левицким) говорить лишь о «размежевании» этой отрасли промышленности между городом и деревней таким образом, что в городе развивалось профессиональное и технически более продвинутое производство, в деревне же господствовало домашнее производство, соединенное с земледелием и имеющее вспомогательные функции. Правда, есть сведения, что уже со второй половины XII в. некоторые городские гильдии занимались отделкой и окраской деревенского сукна, и можно предположить, что в деревенском сукноделии возникли элементы скупки, но это не меняло его характер в целом.

Помимо шерсти крестьяне делали ткани из льна, парусину и мешковину (с XIII в.), сети, канаты и веревки. Эти предметы также широко ходили на рынках, спрос на них предъявляли промыслы, судостроение, быт. Льняное полотно стало употребляться (состоятельными людьми) для изготовления носильного, постельного и столового белья. Его изготовлением славились Франция (Шампань, Бургундия), Германия (Лотарингия, окрестности Констанца и Сен-Галлена), Италия (Тоскана и Ломбардия), ткали его в Англии, Испании, Швеции. И повсюду прядильное дело было прежде всего занятием женщин, в деревне — целиком домашними ремеслами. Специализация имела место только при дворах [96] вотчинников, особенно в цистерцианских монастырях. Другой примечательной чертой деревенского ткачества была его отчетливая «имущественная привязка»: уже с XII в. оно все более становилось регулярным подсобным занятием беднейших селян.

Аналогичная картина наблюдалась на Руси, где ткачество, в том числе на рынок, было обычным крестьянским делом, а специалисты — высоко ценимые помещиками домотканы, сукновалы-сермяжники, тонкопряхи, бральи-скатертницы — были, как и портные, лишь при дворовых мастерских. Но и при наличии этих специалистов феодалы покупали хорошие ткани на рынке, чаще всего из зарубежного привоза. В Швеции, где город до XVI в. вообще практически не знал ткачества, хорошие ткани получали исключительно из-за границы; лен и грубое полотно-вадмаль, которое носила вся страна и вывозили за ее пределы, вырабатывали крестьяне.

Важные сведения о специализации деревенского ремесла дают ономастика и топонимика. Многие наименования поселений и прозвища сельских жителей свидетельствуют о занятии текстильным и кожевенным производством, обработкой металлов, деревообделкой, пищевыми ремеслами, промыслами, равно как торговлей.

Таким образом, домашнее ремесло на данном этапе обнаруживает тенденцию, с одной стороны, к дальнейшей специализации, к выделению ремесленников-профессионалов, т. е. определенному сужению своей сферы, с другой стороны — к общей товаризации, связи с рынком.

 

Товаризация крестьянских отходных промыслов

Весьма заметно в рассматриваемый период товаризовались и специализировались крестьянские несельскохозяйственные добывающие занятия — промыслы. Часть из них, как и в ремесле, была связана со все более расширяющимся отходничеством, которое именно с этого времени становится систематической сферой деятельности крестьян. Первоначальное выделение этих занятий происходило уже в раннее средневековье и диктовалось, как мы видели, самой их географией: многие источники промыслового сырья — соль, руда, уголь, строительный камень, промысловая рыба и т. д. — локализуются в ограниченных местах континента, нередко к тому же малопригодных для сельского хозяйства. Важнейшим фактором развития промыслов был бурный рост спроса на промысловую продукцию, хорошо [97] прослеживаемый по материалам ярмарок, от Сен-Дени и Шампанских до Брюггских. К началу развитого феодализма промыслы, как отмечалось выше, стали превращаться в особую отрасль хозяйства, связанную с прочими отраслями через рынок.

Наиболее могучие сдвиги претерпели горное дело и металлургия. Качественным скачком, переворотом в развитии этого промысла явился переход с конца XII в. от открытых (ямного, карьерного, болотного и т. д.) способов добычи руды к шахтному способу. Если раньше работы в копях являлись уделом самых низших категорий населения, то в результате переворота XII—XIII вв. их место заняли тысячи в разной мере свободных и наделенных землей старателей. Следующим шагом был распад крестьянско-старательских и сложение профессиональных методов труда.

Скорее и резче всего обособлялись промыслы драгоценных и цветных металлов, особенно добыча серебра, в котором нуждалось денежное обращение. В добыче монетного сырья были заинтересованы и феодалы, получавшие с серебряных промыслов и монетной чеканки очень большие доходы. Были известны промыслы золота и серебра в Чехии, Трансильвании и на Карпатах (особенно в Кремнице), серебра в Шварцвальде, на Юре, в Эльзасе, Тироле, Северной Италии, Швеции, среброносного свинца в Англии. Самые богатые рудники были в немецких и чешских землях: с X в. — в Гарце, с XII в. еще и в Саксонии, по линии от Мейсена до чешской, Яхимова, особенно Фрейберге (северный склон Рудных гор) и около Хемница. Германия и Чехия были главными — до потока американского серебра — поставщиками этого металла в Европе.

Железные промыслы действовали в Штирии, Каринтии, Тироле, Вестфалии, Силезии, Чехии, Англии, Испании (Астурия), средней Швеции, Южной и Северной Италии. Олово добывали в копях Англии, немного в Испании, Фландрии, Богемии, Саксонии и Чехии. Медь — главным образом в центральной Швеции, в Англии, Фландрии (под Динаном и Гюи), Германии (около Гослара), позднее в Тироле (Швац). Цинк и свинец — также в Польше (силезско-краковские залежи). На Руси среди рудных районов главное место принадлежало Новгородской, Галицко-Волынской землям и Поволжью. Самые богатые руды добывали на землях Центральной Европы — немецких, чешских, [98] австрийских, силезских, где функционировали сотни разнообразных рудников.

Специализация и обособление добычи и обработки металлов были в этот период настолько общим процессом, что происходили даже в тех районах, где шахтный способ в силу природных условий не внедрился, а техника плавки и ковки оставалась почти неизменной до конца средневековья. Так было в северной части Водской земли (Новгородская область), где вплоть до XVIII в., а у карелов и в XIX в., сохранялось промышленное значение открытой руды, но уже в XIII в. сформировался район (подобно Устюжью в Поволжье и междуречью Тетерева и Гнилопяти в Галицко-Волынской земле), профилированный по литейному делу, с массой специалистов — литейщиков и кузнецов.

Производство железа до конца XIV — первой половины XV в. все еще осуществлялось при помощи прямого процесса, когда ковкое железо (вязкий ком-крица) извлекалось прямо из руды и затем очищалось с помощью проковки. Поэтому кузница (fabrica, fabrica ferri), которая часто упоминается в документах XI—XIII вв. в связи с рудниками, — это скорее железоделательная мастерская, где кузнец не только производил изделия из металла, но и доводил сырье. Вне городов концентрировалось прежде всего именно железоделательное производство. При этом специализированный металлопромысел с самого начала приобрел комплексный характер, соединяя в непосредственной близости от добычи руды ее обогащение, плавку, проковку металла и изготовление некоторых, относительно простых, массовых кузнечных изделий, например, наконечников для стрел, гвоздей, серпов и др.

По сохранившимся документам можно довольно ясно представить себе горнометаллургический промысел того времени: неглубокие разработки, ручной характер и универсальность производства, теснейшая связь с землей и соответственно с правом владения ею. Можно с полным основанием сказать, что для промысла земля тогда оставалась основным средством производства, и не только потому, что содержала непосредственный объем труда, но и потому, что вся его последующая обработка в условиях техники того времени строилась на прямом использовании угодий: текучей воды — для обогащения руды и вообще устройства мельниц; пастбищ — для содержания животного тягла, приводящего [99] в движение кузнечные меха, подъемные, водо- и газоотводные приспособления; леса — для поставки топлива и крепежного материала.

Такому характеру производства соответствовало и его экономико-социальное состояние: здесь, как и повсюду, крупная земельная собственность сочеталась с мелким хозяйством непосредственных производителей. В свое время В. Зомбарт (на материале Италии, Германии, Франции) и позднее Р. Хилтон (на материале Англии) подчеркнули, что добыча, доставка, обработка металлической руды, особенно железной, равно как изготовление предметов из металлов — обычная и для XII в. часть внутриманориальных оброчных, барщинных, дворовых работ. Мелкий индивидуальный непосредственный производитель, держатель рудоносной земли, был главной фигурой на горнометаллургических промыслах. Он разрабатывал свой участок в одиночку, с помощью семьи или батрака, либо на пару. Столь же мелкими были плавильни и кузни, где трудилось не более чем по 3-4 человека. Мастера-металлисты зачастую учитывались среди обычных держателей, т. е. их отличный от крестьянского профессиональный статус долго не получал соответствующего социального и правового закрепления. Промысловик-старатель был столь тесно сращен со своим участком, а последний столь точно входил в рамки держательского или мелкого свободного владения, что будет справедливо отнести многих из этих людей к категории крестьян-ремесленников.

В рассматриваемый период и до конца средневековья наиболее развитой тип горно-металлургического промысла сложился в Германии, Чехии, Венгрии, Австрии. Саксонских рудокопов, самых искусных в тогдашней Европе, в XIII в. приглашали для внедрения передовых методов на разработки Швеции и Англии. К XIV в. это было специализированное, высокоорганизованное, целиком товарное, основанное на применении сложных механизмов и предпринимательстве, вбирающее значительные капиталы производство, где главный слой работников составляли лица, постоянно работающие по найму. Но и там среди рабочих, особенно забойщиков, было много сезонников, имевших семьи, землю и имущество в окрестных деревнях. Администрация рудников австрийского Тироля, медно-рудного Мансфельдского и других районов не жаловала таких рабочих, так как они не боялись умереть с голоду, а поэтому сильнее [100] сопротивлялись властям, настойчивее добивались улучшения условий труда. Не случайно горная администрация «подталкивала» пауперизацию в районах промыслов, дабы обрести полную власть над работниками.

Еще сильнее аграрно-крестьянские элементы были представлены в горно-металлургическом деле Швеции, где наряду со специалистами были заняты почти все местные крестьяне. В качестве подсобного промысла они занимались розыском руды, первоначальной выборкой рудничных ям, выжигали уголь, делали крепежный материал для шахт, тару для угля, металла, руды, занимались извозом, подрабатывали в качестве рабочих. Промыслы преобразовывали жизнь всего местного крестьянства.

В тех районах и местностях, где в силу природных условий сельское хозяйство не развилось, стабильными формами производства являлись именно промыслы, зачастую нескольких видов одновременно. Так было, например, в некоторых районах Новгородской земли. Редкое население обширного английского Динского леса специализировалось главным образом на добыче, обработке цветных металлов и серебра, на кузнечном деле, по занималось также рыболовством и охотой. Аграрные занятия были там вторичными и подсобными к основному, комплексно-промысловому виду деятельности. Успехи горно-металлургического промысла Динского леса в XII—XIII вв. привлекли большой поток колонистов, за счет чего прирост населения здесь и темпы колонизации стали выше, чем в целом по стране. Заимки на этой территории брали крестьяне, лорды, монастыри — и преимущественно ради промысловых разработок. В Динском лесу трудились не только «вольные горняки», объединенные в корпорации; на регальных рудниках применялся также принудительный труд крестьян, находившихся в поземельной и личной зависимости. Таким же был характер труда на многих других горных разработках континента.

Благодаря специализации горно-металлургического промысла, которая была одной из важнейших частей общественно-отраслевого разделения труда, в период развитого феодализма отрывались от агросферы, «раскрестьянивались» значительные в местных масштабах группы населения. И хотя в рамках континента этот промысел еще долго имел мелкий, крестьянско-старательский характер, для своего времени он являлся [101] самым передовым, находясь наряду с городом в центре товарного уклада феодального общества.

Тенденции, характерные в этот период для горнометаллургических промыслов, были, хотя в более слабой мере, свойственны и другим промыслам, основанным на разработке земных недр: добыче извести, которую получали из меловых или известковых копей, затем обжигали в печах и применяли как в строительстве, так и для разрыхления почв, уничтожения мха и некоторых вредных насекомых; мергеля, также добывавшегося в копях и употреблявшегося для удобрения сухих почв; различных глин, вывозимых из карьеров, — для удобрения, изготовления гончарных изделий, позднее кирпича; облицовочного материала типа сланца, пластинами которого крыли крыши (например, черный сланец ордуаз в Северной Франции откалывали глыбами в шахтах, а уже затем в наземных мастерских расщепляли на тончайшие пластинки); строительного камня — туфа, мрамора, известняка, который добывался в карьерах; торфа, добыча которого в XIII—XIV вв. была, в частности, одним из распространенных сельских промыслов Голландии, и т. д.

На добычу каменного угля, не сразу оцененного как промышленное топливо, шахтные методы стали распространяться лишь с XIV в. Его добыча и вывоз в очень небольшом объеме фиксируются в Северной Англии примерно с XII в. Вплоть до периода Реформации добыча угля велась крестьянами в манорах. Обычно каменный уголь употреблялся тогда в качестве бытовою топлива и лишь изредка — в металлургии. Но более всего в быту и в промышленности применялся не дорогой каменный уголь, а дерево и древесный уголь. Даже после распространения домен плавильни и кузницы работали на древесном угле. Применялся он и в солеварении; во многих случаях вотчинник получал из одного поселения соль, из другого — топливо для ее выпарки. В лесах была масса ям для углежжения, где трудились угольщики. Сведения о товарном сезонном занятии этим промыслом крестьянского населения имеются также по Швеции и России.

На Руси, в Поволжье, в Литве распространенным лесным промыслом было бортничество и воскобойное дело. Воск являлся вторым по значению экспортным товаром Великого Новгорода, откуда через ганзейских купцов расходился затем по всей Европе. Из лесных [102]

1 – Саксонская повозка: колесо со спицами и составным ободом; 2 – экипаж для путешествий; 3, 4 – способы запряжки: старинная (3) и новая (4). [103]

промыслов бурно развивались также добыча строительной и поделочной древесины, необходимой судостроению, градостроительству, транспорту, быту. Древесина в этот период — один из наиболее заметных «тяжелых» товаров, на рынках она шла (судя, например, по французским материалам) наряду с полотном, вином, вайдой, оливковым маслом.

Необходимо отметить, что условия для развития лесных промыслов уже изменились, особенно к концу периода. В результате промыслов и особенно бурной колонизации XI—XIII вв. леса в Европе были сильно сведены, их площадь уменьшилась к концу средневековья в 3-4 раза. Изменился состав леса: исчез мачтовый лес, широколиственные породы заменялись хвойными, разрослись кустарники. Одновременно складывались и расширялись лесные привилегии феодалов, баналитеты, регальные права королей, герцогов, князей. Такое же наступление господствующий класс и государство вели на рудоносные участки, богатые рыбой бассейны и т. п. Результатом явилось удорожание промысловой продукции, сужение для крестьянина возможности вести на свой страх отходные промыслы.

Широко товаризовавшимся промыслом стала также добыча соли, которая теперь повсеместно применялась не столько для непосредственного употребления, сколько для консервации продуктов питания (муки, рыбы) и в некоторых ремеслах. По-прежнему соль была важнейшим товаром средневековой торговли, а ее источники и разработки, подобно промыслам металлических руд, были объектом яростной борьбы внутри класса феодалов, добивавшихся в этой области монопольных прав. Рудничная добыча соли (каменной) практически ограничивалась знаменитым Зальцбургом. Все еще преобладала горькая соль, которую добывали в солеварнях Южной и Юго-Западной Франции (эта соль считалась очень хорошей), а также в Каталонии. На Руси промыслом соли занимались в районах Белого моря (Ненокса) и Северной Двины, Старой Руссы, Галича, Костромы, Переяславля-Залесского, но добытой соли не хватало даже для феодалов. На южно-русские земли ее ввозили из соляных озер степного побережья, Прикарпатья, Перемышля, Крыма; оттуда по Днепру вел Солоный (Соляной) путь. В Англии солеварни зафиксированы по всем графствам побережья — от Линкольншира до Корнуэлла с его обильными соляными [104] болотами и источниками. Судя по английскому материалу, поместья на побережье обычно имели в своем составе по одной солеварне, самые крупные — по нескольку, с тем чтобы иметь свою соль в течение всего года. Но можно выделить несколько маноров или отдельных поселений, в которых были десятки, даже до 100 салин. В некоторых районах, в частности Йоркшире, добыча соли сыграла такую же роль, как рудный промысел в Динском лесу: стимулировала осушение болот, расчистку земли, колонизацию новых районов, возникновение новых поселений, преимущественно в виде мелких хуторов и одиночных ферм. К 1300 г. этот край также стал плодородным и преуспевающим.

Обычно выварка соли для вотчинника входила в число сезонных деревенских работ, выполняемых крестьянами. Существовали и особые солевары, специально занимавшиеся добычей соли; но многие места, где они группировались особенно густо, были уже в XI—XII вв. скорее городками и промысловыми слободами, нежели аграрными поселениями (например, знаменитый город Дройтвич и ряд местечек в Чешире). Рента с салин шла деньгами, солью или в комбинации соли и денег, что свидетельствует о непосредственных рыночных связях солеваров. В целом можно говорить о значительной специализации в области соледобычи, которая, оставаясь в рамках манориальной деревенской системы, формировала профессионально-экономический профиль отдельных лиц и целых поселений.

Из других промыслов крестьянства более всего товаризовалось рыболовство, важность которого, как уже указывалось, еще более усиливалась из-за особого места рыбы в рационе христианской Европы. Наряду с единичными рыбаками и специализированными рыболовецкими поселениями, более всего характерными, конечно, для прибрежных районов и островов, рыбу на рынки — непосредственно или через оброки — поставляли многие рядовые крестьянские хозяйства. Развивалось и рыбоводство, прежде всего разведение угрей в прудках, у мельничных запруд; в этих случаях мельница нередко входила вместе с запрудой в состав одного держания, оброк с которого обычно взимался угрями. [105]

 

В предыдущей главе отчасти говорилось о социальных последствиях эволюции сельских ремесел в этот период — для них самих, для класса крестьянства и для города. Тема эта, вследствие своей важности, заслуживает специального рассмотрения.

 

Ремесленные занятия в деревне XI—XIII вв. и дифференциация крестьянства

Как можно было убедиться, степень ремесленно-промыслового уклона деревенских хозяйств была неодинаковой. В тех странах, где крестьянские промыслы и ремесла в XI—XIII вв. являлись заметным общественным явлением, они были представлены одновременно в трех формах: 1) домашней — как подсобные к земельным занятиям крестьянских семей, 2) полупрофессиональной — как занятие крестьян-ремесленников и 3) в форме профессионального занятия особых деревенских специалистов.

Профессиональное, а затем и социальное размежевание выходило за местные рамки, смыкалось с процессом экономического районирования, так как концентрация ремесел и промыслов, выделение промысловых и ремесленных поселений и районов сообщало своеобразное направление развитию соответствующих областей. Так, в Англии X—XIII вв. Ланкашир и другие животноводческие районы славились шерстью и дубильным промыслом; Йоркшир, особенно его возвышенные районы (Упланд) — горнорудным и кузнечным делом, шерстоткачеством и сравнительно молодым там сукноделием; те же ремесла получили распространение в графствах по реке Северн, в поясах больших городов и в деревнях вокруг болот. В кентских деревнях, как и на юге Англии, особенно в Сассексе, занимались ремеслами, связанными с местным же городским судостроением: обработкой дерева, изготовлением гвоздей, болтов и полос из железа, канатов, парусины и т. д. На Руси также выделились районы, известные особенным развитием ремесел и промыслов: железодобычей и обработкой металла — Новгородская, Галицкая, Черниговская земли; добычей соли — междуречье Волги и Клязьмы земли по Вычегде, на побережье Белого моря и др.; [106] медом и воском славилась Муромо-Рязанская земля и т. д. Углубление районирования деревенского ремесла и промыслов составило, как видно и из истории других стран, важную часть складывания внутреннего и международного, рынков.

Товаризация деревенских ремесел и специализация ремесленников по-прежнему были связаны также с характером ренты, особенно ее коммутацией. Возрастание доли денежных рент очевидно уже в конце XI в., когда деньги не только включались в большое число смешанных повинностей, но были исключительной формой чинша с ряда категорий держателей. Соотношение размера, вида и состава ренты варьировали по районам континента, но в целом с рубежа XII—XIII вв. денежная рента стала преобладать. Иногда и за натуральным оброком фактически стоял денежный чинш, в частности если продукты проходилось покупать на рынке, например перец, соль, сельдь, шпоры или перчатки.

Развитие денежной ренты активизировало участие деревни не только в товарном обращении, но и в товарном производстве. Если продуктовый оброк, как мы видели из материалов раннего средневековья, допускал и стимулировал товаризацию крестьянского хозяйства за счет части избыточного труда, не поглощенного рентой, то денежный чинш, распространившийся с развитием городов, рынка, государства, стимулировал и закреплял прямые рыночные связи крестьянского хозяйства. К товарному потоку первыми подключались обычно наиболее динамичные разделы крестьянского хозяйства. «Легче отчуждаемой» продукцией очень часто оказывались именно продукты несельскохозяйственных занятий, так что товаризация рядового крестьянского хозяйства путем его непосредственного контакта с рынком нередко начиналась и происходила именно за счет несельскохозяйственного производства. Одновременно денежный чинш фиксировал профессиональную трансформацию крестьянина — там, где этого требовала совокупность местных условий.

Место ремесел и промыслов в поддержании уровня жизни и платежеспособности крестьянина прекрасно понимали люди средневековья. Из хозяйственных документов видно, что теперь еще внимательнее, чем на заре эпохи, изучаются местные возможности: при оценке [107] держаний и фиксации рент специально оговаривается пригодность участков для выпаса свиней или волов, для охоты с соколами или на зверя, для ловли рыбы или добычи металлических руд.

Ремесла и промыслы справедливо рассматривались как часть материальной первоосновы деревенского хозяйства и положения крестьянина. Соответственно и природные условия все еще играют огромную роль в развитии ремесленных занятий в деревне, располагая к ним не только там, где имелись обильные естественные богатства, но и там, где были скудные возможности для сельского хозяйства; часто оба эти условия сочетались.

Но на данном этапе среди стимулов развития деревенского ремесла все более заметными становятся именно социально-экономические факторы, прежде всего имущественная дифференциация крестьян, зависевшая от обеспеченности землей, инвентарем, угодьями, также степени их личной независимости. В настоящее время все увереннее звучит тезис, что ремеслом в деревне систематически занимались представители категорий крестьянства, почти или вовсе лишенных земли.

В свое время общее положение о том, что в условиях развивающегося рынка социально-экономическая дифференциация деревни стимулирует развитие «сторонних заработков» в виде промыслов и ремесел, был сформулировано В. И. Лениным. В. И. Ленин обратил внимание на обратную связь между состоятельностью крестьянского хозяйства и удельным весом в нем несельскохозяйственных занятий.

Эта зависимость была затем прослежена в Англии XII—XIII вв. Е. А. Косминским, который показал, что дополнительное занятие было необходимо крестьянину в условиях нажима феодалов, захвата ими земель, угодий, монополии на рыбную ловлю, охоту и т. п., что существование без компенсирующего подсобного заработка стало для более бедных крестьян вообще невозможным. Одновременно подрывалось значение надела в качестве экономической основы крестьянского хозяйства. Действительно, уже в XI—XII вв. наделы некоторых групп английских крестьян опустились до голодной нормы. К концу XIII в. треть вилланов составляли держатели половинных наделов (полувиргатарии); для уплаты повинностей сеньорам и государству [108] преимущественно в денежной форме они должны были продавать большую часть произведенных продуктов. Более мелкие держатели могли просуществовать, лишь прибегая к наемному труду или домашнему ремеслу. Не случайно, например, жители деревни, обозначенные в документах, как изготовители сукон и шерстоткачи (clothier, webster, weaver), были коттерами. Применительно к Франции вопрос о крестьянском ремесле в рассматриваемый период специально не разработан, но есть некоторые наблюдения, также позволяющие говорить о тенденции к ремесленным занятиям низших групп крестьянства, которые обычно сохраняли и сильную лично-наследственную зависимость от господина.

Безземелье и малоземелье природного и затем социального происхождения весьма способствовало специализации и распространению ремесел и промыслов там, где ранее они имели лишь сугубо внутривотчинный, местнопотребительский характер, это ярко видно и из материалов о солеварении или рудничном деле, где было занято много безземельных крестьян, часто сервов.

Ремесленные занятия бедной части крестьянства имели различные формы: от домашней, «семейной», промышленности — до труда по прямому найму, требующему либо не требующему специальных ремесленных навыков. Именно малоземельные крестьяне, составлявшие основной резерв наемной рабочей силы в деревне и поместьях, в значительной части ремесленничали. Это видно, например, из материалов Глостерского аббатства XII—XIII вв., 380 (из 519) коттеров которого, обязанные барщиной, искали на стороне работу в качестве ремесленников, слуг и поденщиков, отдавая затем деньгами оброк в маноре. В барщинные же их обязанности входила починка мостов, поставки тмина и тростника, изготовление сошников — операции, не требующие рабочего скота и часто имеющие поделочный характер. Резерв регулярного наемного труда составляли примерно 118 семей малоземельных и вовсе лишенных земли коттеров, среди которых было свыше 50 ремесленников (плотники, кузнецы, мельника, медники, красильщики, рыболовы, а также свинопасы). Из 100 дворов чиншевиков 47 несли барщины в качестве мельников и кузнецов, оброк медом и т. п., но большинство платило денежный чинш — за счет наемного труда или сбыта ремесленных изделий.

Роль внутриманориальных элементов, прежде всего [109] малоимущих, которые занимались несельскохозяйственными видами труда, в регулярном обеспечении поместий наемными руками убедительно выступает и из материалов других стран. Например, во Франции XII—XIII вв. вотчинники подразделяли своих людей на полнонадельных держателей и малоземельных или вовсе лишенных земли домениальных работников, часть которых жила только за счет труда по найму, путем временного соглашения с вотчинником. Близко к ним стояли чиншевики,

Интересные для нашей темы итоги дало исследование М. А. Барга в отношении фригольда: держатели внутриманориальных фригольдов, представленных обычно в виде мелких и мельчайших участков, также были почти профессионально связаны с ремеслом и торговлей. Как показал автор, в вопросе о внутриманориальном фригольде еще не все ясно (например, был ли он новообразованием, или какое место занимал «чисто» крестьянский фригольд). Но принципиальный вывод о преобладании неземледельческой основы мелкого крестьянского свободного держания и соответственно об обратной связи между размером, экономическим качеством держания и развитием ремесла безусловно доказан. Позднее он был исследовательски подтвержден материалом Северо-Западной Руси, Швеции, Финляндии, также отличающихся распространенностью деревенских ремесел.

Интересны данные о связи между статусом крестьян и их занятиями и общими особенностями общественной жизни. Так, свободные держатели мелких свободных наделов, как уже говорилось, занимались преимущественно ремеслом. С другой стороны, ремесло и промыслы были очень развиты в Восточной Англии, где еще со времен скандинавской колонизации сохранялось значительное свободное население. Оказывается, далее, что в районах, где свободные мелкие собственники более всего занимаются ремеслом и промыслами, роль земледелия, в силу природных возможностей, — не ведущая, даже подсобная. Очевидно, что ограниченные условия для земледелия, порождавшие развитие компенсирующих, но уже товарных неземледельческих занятий, одновременно тормозили установление лично-поземельной зависимости сельского населения или способствовали ее кратковременности, непрочности. Это заключение подтверждают факты истории и [110] Северо-Западной Руси, и скандинавских стран, где личная свобода и относительная хозяйственно-поземельная независимость значительных групп крестьянства тормозили вымывание из деревни профессиональных ремесленно-промысловых слоев, т. е. были одной из главных причин активного развития сельской товарной промышленности. Другие страны шли к тому же итогу.

Примечательно также, что если в раннефеодальный период ремесло было часто связано с сервильным статусом работника и держания, т. е. с сильнейшей формой зависимости, то в новых условиях занятие ремеслом приводит к разрыву не только связи с землей, но и лично-правовой зависимости от землевладельца.

В феодальную эпоху, когда товарное производство и рынок не имели всеобщности и поэтому экономические отношения выступали чаще всего не в скрытой, вещной форме, а в форме открытой, личностной, в виде непосредственного господства и подчинения, личная свобода работника была одним из динамичных элементов развития. Ф. Энгельс не раз подчеркивал этот момент, когда, например, обсуждал с К. Марксом вопрос о «почти полном — правовом или фактическом» исчезновении крепостного права в Германии XIII и XIV вв., или когда писал о том, что отсутствие крепостного права, в частности, в Норвегии и Кастилии, давало «всему развитию... совсем другой фон». Безусловно, личная свобода стимулировала и занятия ремеслом, особенно у бедных крестьян: в этом убеждают данные М. А. Барга и Р. Хилтона об английском фригольде, наши данные о шведских крестьянах. Е. А. Косминский справедливо говорил в этой связи о положительной роли дофеодальных пережитков в виде личной свободы. Свободные крестьяне были хозяйственно независимее и мобильнее, шире мигрировали, в их среде была сильнее имущественная дифференциация, побуждавшая к несельскохозяйственным видам деятельности. Таков же был результат и «вторичной» свободы, т. е. освобождения крестьян в течение XIII—XIV вв., в результате эволюции самого феодализма. В частности, в Германии XIII в. это породило соседство обнищавшего рыцаря и свободного, зажиточного крестьянина-майера, способного держать откупа или промыслы с наемным трудом. А в Италии освобождение крестьян привело к их пауперизации, частичному переселению в города, — и [111] частичному обращению в сторону ремесел, т. е. к возвращению ремесла в сельскую периферию.

Конечно, личное освобождение крестьян не было ни повсеместным, ни быстрым. В сфере деревенского ремесла долее всего терпели личную зависимость дворовые холопы. Но еще и в XIII в. сохранялся социальный статус некоторых групп держателей, который, как неоднократно подчеркивалось, как бы обязывал или подталкивал к ремесленным работам. Характерно, что низшие в правовом, обычно и в имущественном отношении категории крестьянства, прибегая к ремеслу и промыслам, занимались самыми «дешевыми» их видами, не требующими особого снаряжения и обучения: прядильным, ткацким, канатным, углевыжиганием, солеварением; эти занятия занимали и в городе чаше всего приниженное положение. Очень часто ремесло этих людей фактически было трудом по найму, в том числе в качестве бродячих наемных работников.

Свободные ремесленники, сидевшие на свободных держаниях, были, как правило, экономически сильнее. В Англии наиболее сильными были ремесленники в позиции внеманориальных фригольдеров, особенно держателей in capite. В «Книге Страшного суда» среди них можно найти металлиста-сбруйщика, плотника, булочника, повара, мастера по стеклу и витражам, ювелира, медника. Подобные «богатые» ремесла требовали особого оборудования и навыков, подчас значительных затрат на сырье, а сами ремесленники нередко имели или держали обширные, дорогие земли в деревне. Но они, конечно же, не были крестьянами, а зачастую вообще не были сельскими жителями. В деревне такие ремесленники — министериалы господ и состоятельные свободные мастера, связанные с городом, — выступали в качестве вотчинников, эксплуатирующих своих держателей. Это очень интересные свидетельства о типично феодальном «круге движения», когда в ходе одного или нескольких поколений ремесленной семьи, некогда вышедшей из деревни, возможно, переехавшей в город вместе с двором лорда манора, происходит своеобразное «возвращение на землю», но уже в иной социальной позиции. Здесь видно и то принципиальное изменение, которое произошло в положении ремесла и ремесленников по сравнению с догородским периодом, когда ремесленный мастер в глазах общественного мнения выглядел бродягой или рабом. Такие превращения [112] немало способствовали росту самосознания деревенских ремесленников, особенно под воздействием престижа свободного и уважаемого городского ремесла.

Очевидно, что положение ремесленников в деревне было сходно с крестьянским, подчинено ему, но с ним не тождественно. Особенно это заметно по прослойке профессиональных мастеров, плативших оброки изделиями своего ремесла, державших мастерские на земле за натуральный или денежный чинш и прямо обозначенных в хозяйственных документах по своей специальности. Хозяйственные документы уже учитывают профессионально-производственное положение держателей, включают его в число критериев, разделяющих зависимое население деревни на отдельные категории, — процесс, в «классическом» регионе хорошо прослеживаемый по кутюмам. Но если не считать дворовых профессионалов, данный критерий еще не стал решающим. Это означает, что внутри деревни социально-правовое отделение ремесленников от крестьян происходило намного медленнее, чем их профессионально-экономическое вычленение. И хотя положение ремесленников по некоторым социальным показателям, например характеру повинностей, не совпадало с положением «обычных» крестьян, общего в сословно-правовом отношении в этот период было между ними значительно больше, нежели различного: связь с землей, позиция земельного держателя, отступление личного статута перед имущественным, воздействие типа держания на повинности и т. п.

 

Место деревенского ремесла в развитии городов, рынка и социальной структуры деревни

Процесс общественного разделения труда идет по двум увязанным линиям: через изменение производства и изменение позиций производителя. Вычленение и уход ремесла из агросферы означали одновременно отслоение и уход ремесленника из состава крестьянства. Став необратимым, этот процесс получал общественную значимость, закреплялся в социальных и правовых отношениях. Наиболее четко в Европе процесс отделения ремесла ремесленников выразился в подъеме городского строя: города в XI—XIII вв. не только расцветали, но и продолжали возникать заново, нередко на базе деревенских ремесел и промыслов, торговли их продукцией. Благодаря соляной добыче и торговле выросли Дройтвич в Англии, Люнебург, Галле, Зальцбург в Германии; [113] на рудниках и кузнечном деле развились и разбогатели Глостер, Гослар, Яхимово, Хедемура и Фалун; на добыче угля — Ньюкасл; на рыбной ловле и рыботорговле — Амстердам, Бервик, Ярмут, Гримсби, Скарборо, Стокгольм; на сукноделии, в том числе сельском, и торговле сукном — Йорк и Норич в Англии, многие города Италии и Фландрии. Вокруг поселка кожевников сложился первый бург Тулузы.

Одновременно происходил бурный «окологородской» процесс: промышленно-торговое развитие пригородов и торговых сел, которые превращались в товарно отмобилизованные сельские территории. Города использовали такие поселения как поставщиков продуктов питания и промышленного сырья. Городские судебники Страсбурга и Трира (конец XII в.) свидетельствуют об обязанности пригородных деревень приготовлять бревна для моста, привозить в город древесный уголь и пеньку. Из повторяющихся предписаний о «заповедной миле», в том числе в Италии, явствует, что пригороды постоянно соперничали с собственно городами и в производстве ряда предметов широкого потребления.

Дальнейшее развитие в пригородах ряда ремесел, составлявших производственную основу соответствующих городов, видно из документов, связанных с peмесленными гильдиями, которые обычно числили пригородных ремесленников среди основных нарушителей своей монополии, запрещали им торговать на своем рынке изделиями «городских» ремесел. С другой стороны, анализ состава широко распространенной в городах Англии XI—XIII вв. ремесленно-купеческой «торговой гильдии» (gilda mercatoria) показывает, что она нередко объединяла торговцев и ремесленников не только города, но и округи, включая также лиц, которые числились крестьянами. В Скандинавии уже позднее городские ремесленники, даже цеховые мастера на годы уезжали работать в деревню.

Города стимулировали товаризацию пригородной земли, особенно занятой под монокультуры — технические, пищевые. В Далмации, например, уже с XI в. 20% земли, отчуждаемой в округе Сплита, составляли виноградники. Способствовали города и распространению пригородных садоводства, огородничества, животноводства.

Одновременно росли промысловые и ярмарочные местечки, села, хутора. Небольшие по размерам, они [114] составили целую сеть, более густую у известных промыслов и узлов торговых путей; ее ячейки глубоко вросли в местную жизнь, местные интересы. Лишь редкие из них превращались в города, большинство же — как Трелазе и другие во Франции, или многие английские местечки, занесенные в «Книгу Страшного суда», — столетиями оставались промышленными слободами, где регулярно занимались одним, чаще несколькими ремеслами. Были совсем мелкие поселения, профилированные на одном-двух промыслах, жители которых оказывались без земли или с очень маленькими держаниями. Яркий пример торгово-промыслового местечка в Англии — королевский манор Нортон (графство Нортгемпшир, рядом с Рокингемским лесом), где денежный чинш шел с 9 мельниц, леса, пасек и очень большой денежный чинш — с кузнецов. Во Франции торговые местечки успешнее развивались на базе «освобожденных» сельских коммун и вообще получивших привилегированный юридический статус общин. В ряде областей, например, в Лотарингии, они появились в XII в., в XIII в. сильно возросли в числе, в XIV в. сократились и в XV в. сошли на нет. Развитие внегородских центров торговли и промышленности под воздействием городов и торговых отношений, как и специализация пригородов, это тоже «окологородской процесс». Если села с промысловым уклоном вырастали чаще всего из аграрных поселений, обычно со своим рынком, промышленные хуторки узкоспециального профиля чаще всего были новообразованиями, сложившимися иногда и на «пустом месте», либо в стихийном процессе крестьянской внутренней колонизации, либо в результате направленной политики вотчинников, культивировавших на своих землях прибыльные промышленные занятия и усиленно приобретавших перспективные в этом отношении земли. При всех условиях концентрация промышленности в сельских поселениях обычно сопровождалась расширением торговой сети, складыванием новых местных рынков. Иногда рынки в деревне получали официальное признание правительства, как в «Купеческой хартии» (Англия, 1303), когда Эдуард I разрешил купцам, в том числе иностранцам, «вывозить что угодно, кроме вина, из любого места (страны)». На Руси проникновение торговли в жизнь деревни, крестьян видно из обычного употребления в крестьянском быту городских [115] изделий и импортных вещей, попадавших в деревню через городские рынки, но также через коробейников, ярмарки и рынки на погостах. В Швеции торговля крестьян на сельских торжищах также была очень распространенной, к концу XIII в. она вызвала серию правительственных запретов (организованных городами). Свидетельства о торговле немецких крестьян-держателей имеются уже в первом городском праве Страсбурга (конец XII в.), где зависимым людям местной церкви разрешается беспошлинно продавать в городе «вещи, которые сделаны своими руками или выросли» у них в хозяйстве, но запрещается совершать перекупки. Здесь о торговле крестьян своими изделиями говорится как об обычном явлении. В немецких документах того же времени масса сведений о бродячих мелочных торговцах (kremere), которые также скупали местные товары в деревне. Стабильная сеть рынков в сельской периферии многих европейских стран XI—XIII вв. свидетельствует о широком развитии товарных отношений, причем как в концентрированной, городской, так и в рассеянной по деревенским поселениям форме. Промышленность и торговля постоянно переплетаются с деревенской, аграрной жизнью, да и само их развитие во многом идет через деревню.

Можно говорить о типичности для европейского феодализма того времени именно социально смешанного, двоякого — через город и деревню — развития простого товарного производства. Это правило касалось, естественно, тех стран и районов континента, где внегородское, прежде всего крестьянское, ремесло стало особым общественным явлением, своеобразной отраслью экономики, которая развивалась наряду с городским ремеслом и подвергалась товаризации, подчиняясь общим закономерностям эпохи. Таких районов было, вероятно, большинство: Северная Франция, Германия, Англия, часть Испании, Фландрия, Северная и почти вся Восточная Европа.

Какое выражение получил этот процесс со всеми его особенностями в судьбах самих крестьян?

Сохранилась масса свидетельств о ремесленниках-крестьянах и сельских мастерах-профессионалах, переселяющихся в города, промысловые села, торговые местечки и таким путем социально закрепляющих свой профессионально-экономический статус. В свое время представители вотчинной теории считали, что основу [116] производительного населения городов составили дворовые ремесленники-профессионалы. Затем Н. П. Грацианский уточнил этот тезис, указав, что речь должна идти скорее о тех дворовых, которые оставили поместье и стали держателями на оброке. По данным Я. А. Левицкого, ремесленники, переселявшиеся в город, выходили не из дворни, а из среды зависимых крестьян-ремесленников, обязанных поземельной податью; т. е. именно крестьянское ремесло являлось базой для вырастания ремесла профессионального, в том числе городского. Был и иной путь выделения ремесленного труда из крестьянского производства: когда приобретение нового социального статуса, переход в новое сословие предшествовали формальной смене занятия.

М. Стам на материале Южной Франции показал, что складывание производительного населения городов происходило именно за счет крестьян, преимущественно бедных; явившись в город, они перво-наперво требовали участок земли. Последующее занятие ремеслом либо торговлей чаще всего было развитием их домашних peмесленно-промысловых занятий в сельской местности. Бегство бедных крестьян в города в XI—XII вв. в период бурного развития городского строя было одним из каналов миграции обезземеленного крестьянства — наряду и в русле внутренней колонизации, походов на Восток. Связь градообразовательного процесса как выражения общественного разделения труда — отделения ремесла и торговли от сельского хозяйства — с такими явлениями феодализма, как имущественная дифференциация и обезземеливание крестьян, столь же несомненна, как и связь его с развитием класса феодалов и государства.

Вряд ли стоит спорить о том, какой путь вымывания из крестьянства и концентрации промышленных элементов был более массовым. Преобладание любого из них обусловливалось особенностями развития каждой страны на разных этапах эпохи, зависело от уровня эксплуатации и степени личной зависимости крестьян, наличия (Северная Франция, Англия) или отсутствия (Южная Франция, Италия) заметного и перспективного массива крестьянских ремесел.

Уходили из деревни чаще всего представители низших имущественных и правовых категорий. Гораздо менее изучен, хотя известен (например, по истории Флоренции), другой вариант, когда из агросферы [117] уходили, в частности, в города, не обезземеленные и (или) личнозависимые, а состоятельные и (или) лично менее зависимые крестьяне. Классический для нашего сюжета материал Англии показывает, что вилланская, т.е. средняя, подавляющая по величине, часть крестьянства занималась домашним ремеслом; профессионально же ремесленным и торговым занятиям предавались либо низшие категории крестьян — коттеры и сервы, либо высшие слои — верхушка вилланства, фригольдеры. При этом ремесло крестьянских низов граничило с работой по найму, а верхов — с предпринимательством. Соответственно, переходя к профессиональному ремеслу, представители разных слоев крестьянства формировали в деревне и городе разные его «слои».

Конечно, масштабы процесса размывания крестьянства под воздействием разделения труда и рынка (и даже под воздействием процесса обезземеливания) для периода XI—XIII вв. не следует преувеличивать: города и специализированные промыслы даже в передовых странах удерживали в то время не более 15-20% населения континента. Другое дело, что город сильно воздействовал, как мы видели, на развитие ремесла в самой деревне.