Особенности социально-экономической обстановки конца XIII — XV вв. вполне проявились и в несельскохозяйственных занятиях крестьянства. В этой области все еще бытовали традиционные формы и типы: организация вокруг барского поместья, крестьянского двора и деревенского поселения; в виде профессионального полупрофессионального или домашнего занятия. Но внутри этих форм и типов произошли изменения, имевшие в ряде случаев принципиальное значение. Остановимся на этих новых явлениях.

Новая вотчина и организация поместного ремесла

Экономическая основа крестьянских несельскохозяйственных занятий, которые складывались вокруг поместий, оставалась феодальной: нацеленной преимущественно на непосредственное потребление, на необратимые отчуждения труда и (или) его продукта. Эволюция этих занятий заключалась в изменении их масштабов, концентрации, номенклатуры, но прежде всего их функций и соответственно роли в поместной жизни и в жизни крестьян. Как указывалось, здесь огромную роль играл город, который через свое ремесло, рынок, сам факт своего существования воздействовал на [136] поместное ремесло. Последнее в этот период в самом общем виде предстает в трех вариантах. Первый, — когда поместное ремесло резко сужалось результате уменьшения или распада домениального

хозяйства после раздачи земли в держания, аренду т. д. На примере ряда областей Европы можно видеть, что в этих случаях исчезала ремесленная дворня, ликвидировались «ручные» барщины и ремесленные изделия от зависимых людей поступали лишь в виде немногих оброков, сопровождавших уже господствующую денежную ренту. Здесь, в свою очередь, были возможны варианты: например, в Швеции земледельцы, ликвидировав домен, часто предпочитали натуральные оброки, так как могли рассчитывать на хороший внешний сбыт металла, масла, кожи, пушнины, рыбы, холста, грубого сукна. Какая-то ремесленная челядь сохранялась, но она теряла производственную функцию и ее деятельность ограничивалась сферой личных услуг, при этом нередко по найму.

Второй вариант — если домен сохранялся, но в товаризующемся виде и с переориентацией на наемную рабочую силу, что наблюдалось в ряде областей той же Англии к XV в., позднее Франции. В такой новой вотчине использовались и наемные, довольно высоко оплачиваемые ремесленники-профессионалы различных специальностей, которых привлекали для квалифицированных работ, бывших не под силу вилланам. В новой вотчине мастерские и мельницы, в том числе суконные, мукомольные и другие, передавались в длительную и короткую аренду (нередко без земли, обычно за денежную плату) мелким свободным хозяевам, в том числе ремесленникам и промысловикам, которые в свою очередь применяли наемный труд.

Третий вариант — когда домен сохранялся, но с консервацией и даже усилением типично феодальных и именно барщинных форм эксплуатации населения, как это было в заэльбской Европе, в том числе России. Усадьба русского феодала XIV—XV вв. (князя, монастыря, боярина) — это классическое средневековое поместье со службами и мастерскими. В составе дворни — лично зависимые специалисты-ремесленники и холопы, приставленные к ремеслам. В духовной боярина князя Ивана Юрьева сына Патрикеева (до 1499 г.) фигурируют крепостные: бронник, серебряник, портной, мельник, повар, хлебник, рыбак. В приданое за дочерью в XV в. [137] боярин давал в числе прочих слуг тонкопряху, скатертницу. Подобных документов от XIV—XV вв. сохранилось множество. Однако хотя число холопов в хозяйстве феодала не уменьшается, в нем сокращается общий удельный вес челяди — за счет усиленной, более многообразной эксплуатации основной массы крестьянства, особенно отработок и всякого рода «ручных» работ, а также приобретения ремесленной продукции на рынке. Одновременно помещики большинства европейских стран активно вывозят полученные в оброках ремесленные и особенно промысловые крестьянские продукты, в том числе на дальние рынки, что формирует интерес феодалов к торговой политике, к выработке системы меркантилизма. Очень часто такая торговля имеет постоянный характер. Так, из поместий Вестфалии в Девентер вывозили дубовую древесину, лен и льняное полотно столь регулярно, что извозная барщина в тамошних хозяйствах именовалась «девентерской ездой».

Сложение новой вотчины, как и реставрация классического поместья, особенно характерные для многих районов Европы с середины XIV в., сопровождались возвратом, даже насильственным прикреплением к земле вилланов, отпущенных на оброки в города и другие места. Протоколы манориальных курий Англии свидетельствуют, что в числе таких лиц были ремесленники, плотники, сапожники, портные; некоторые из них «с соизволения лорда» изучили данное ремесло, переселившись в город. Теперь их вынуждали нести поземельные повинности.

В целом организация ремесла вокруг поместья, постепенно изменяясь за счет все большей роли наемного либо держательского ремесленного труда, сохраняет важное значение до конца средневековья.

Ремесленники-крестьяне

Эта форма ремесла получила еще большее распространение. На подавляющей территории континента в деревне трудятся не только пильщики, ткачи, кожевники, кузнецы и плотники, но также портные, суконщики, шляпники, пекари, повара, мясники, бронники, серебряники и архитекторы. Xapaктерно, что в регионах с сильным городским строем, который рано втянул в себя промышленный труд (в Италии, почти по всей Франции, в некоторых германских землях), где деревенское ремесло было относительно редким и не составило заметно сложившихся [138] категорий сельской экономики и населения, на втором этапе зрелого феодализма произошло как бы его вторичное, уже на новой основе, на более высокой ступени товарности, усиление в деревне, что закрепилось в виде определенного общественного обособления.

Анализ состава и положения ремесленников-крестьян показывает, во-первых, значительно продвинувшееся разделение ремесленного труда в деревне и одновременно дальнейшее размежевание с городским ремеслом. Например, кузнецы в связи с развитием в ряде стран сложного литья и холодной обработки металла, с выделением слесарно-токарных работ с их сложным и дорогостоящим инструментарием все более сосредоточивались на горячей обработке металла и изготовлении сельскохозяйственного инвентаря.

Во-вторых, лица, постоянно занимавшиеся в деревне ремеслом, являлись уже отдельной категорией сельских жителей: так трактуют их составители поместных и законодательных документов в ряде стран, особенно там, где деревенское ремесло было традиционным и не поглощенным городами. Сравнительно рано и четко это проявилось в скандинавских странах, где после складывания городов (XI—XII вв.) профессиональное ремесло стало существовать в двух «равноправных» формах: городской (бюргерской), усиленно развивавшейся, и деревенской (преимущественно крестьянской), эволюционирующей медленнее. В областных законах XIII в. ремесленники в деревне — портные, сапожники, кожевники, кузнецы, каменщики, столяры и другие — особый объект законодательства. Они имеют право свободно покупать сырье и продавать свои изделия, а также переходить из поселения в поселение, из дома в дом, занимаясь ремеслом, только подати должны платить в местности постоянного проживания. Затем законодательство XIV—XV вв. также включило специальные разделы о «ремесленниках, которые живут в деревне», могут, как и городские, беспошлинно торговать на периферии, а в местах постоянного жительства платят подати и имеют «такие же права во всем», как крестьяне-общинники. По существу развитие сельских ремесел в Швеции и вообще в Скандинавии XIV—XV вв. является образцом адаптации и перестройки рудиментарной, сохранившейся со времен свободной общины хозяйственной формы.

Дальнейшее развитие получило крестьянское [139] ремесло в Северо-Западной России. Судя по материалам Шелонской пятины, деревенские ремесленники-специалисты обозначались писцами по своей специальности: «Ивашко кузнец», или «Софронко горонъчар» «захребетник Нестерко швец». Хотя число таких ремесленников было, вероятно, невелико, но их специализация в деревне стала весьма продвинутой, так как только по дереву там работали бердник (делал бёрда), решетник, ситник (делал сита), бочарник, ведерник, ковшечник; по коже — сапожники, шорники, овчинники и др. Все эти ремесленники формально оставались пашенными, оброчными крестьянами. И в их рядах, как и в рядах всего крестьянства, происходила дифференциация. Более богатые или состоятельные, которых было немного, обращали накопления в сферу торговли и ростовщичества, иногда уходили в город. Бедные («худые», «худяки», «бобыли») и непашенные крестьяне больше обращались в сторону найма, ремесел и промыслов, и этот процесс становился все более необратимым. В писцовой книге Обонежской пятины описан целый поселок на монастырской земле, в котором жили «молодые люди» (т. е. наименее зажиточные), вовсе не занимавшиеся хлебопашеством. Среди них — кожевник, пивовар, швец, просвирня. Этот пример не единичный.

Еще резче трансформация прослойки крестьян-ремесленников происходила в Англии. Лица, занимавшиеся в деревне ремеслом, обозначаются чаще всего в соответствии с этим занятием, и выделены в ocoбую категорию сельских жителей. Например, в описи поголовного налога 1380 г. по графству Сэффолк перечислены следующие категории населения: рыцари (milites), земледельцы (agricole), ремесленники (artifices), рабочие (laboratores), слуги (servientes). В сотне Stowe из 51 налогоплательщика было 11 сельских ремесленников (2 мясника, 3 плотника, 6 портных), 19 земледельцев и 19 слуг. Особенно много имен и специальностей ремесленников-крестьян встречается в «рабочем законодательстве», где эти люди фигурируют обычно среди тех, кто брал «незаконно» высокую оплату за свой труд. Судя по рабочему законодательству, сельские ремесленники либо берут заказы на дом, либо, что гораздо чаще, нанимаются за поденную, поурочную оплату. В каких-то случаях они еще недавно занимались сельскохозяйственным трудом, как пахарь [140] (pflowman) Роджер, который «сделался корабельным мастером». Подобные документы вызывают интерес в частности потому, что ремесленники там выступают как лица, стоящие на грани между ведением собственного хозяйства и трудом по найму. В рабочий ордонанс 1360 г., касающийся именно сельских жителей, включены «как плотники и каменщики, так и все другие рабочие, слуги и ремесленники», оплата которых нормируется. Там также говорится «о рабочих и ремесленниках, которые уходят со своей службы в другую деревню или в другое графство».

Сближение деревенских ремесленников, лишившихся земли, с наемными работниками — очень яркая линия деревенской жизни того времени, и не только английской. Это сближение, которое объяснялось превалированием в деревенском ремесле (а долго и в городе) работы на заказ, часто на дому у заказчика, имело место и раньше. Но тогда оно было обратимым: бедный ремесленник становился наемным работником, наемный работник мог перейти к самостоятельному занятию ремеслом. Теперь процесс стал необратимым — и не в пользу самостоятельного занятия ремеслом малоимущих лиц. Выделение деревенских ремесленников, а затем сближение с наемными работниками и вообще лицами, потерявшими в деревне возможность вести свое хозяйство, являлось частью процесса раскрестьянивания и более широкого процесса экспроприации мелких, соединенных со средствами труда, производителей. Поэтому деревенские ремесленники, рабочие и слуги в официальной документации того времени чаще всего идут в одном ряду с аналогичными категориями городского населения. В большинстве рабочих ордонансов никак нe уточняется, категории сельского или городского населения имеются там в виду, и по всему содержанию документов видно, что речь идет об общей, одинаково характерной для города и деревни категории бродячих, неустроенных людей, на которых не распространяются ни общинная защита, ни городские привилегии. Гораздо меньше известно о разбогатевших сельских мастерах, ставших предпринимателями или купцами: эта узкая группа также формировалась за счет деревенских ремесленников. В целом же очевидно: на фоне экспроприационных потоков сословно-корпоративная рознь тружеников города и деревни стирается, уступая место [141] различию и розни по имущественно-профессиональному и социальному признакам. Одновременно распадается и система личностных связей, характерная для феодального общества.

Английский вариант эволюции ремесленников не получил в тот период всеобщего распространения. Например, в германской деревне аналогичные явления выступали скорее как тенденция. Районы к востоку от линии Эльба—Заале отличались преимущественно домашним ремеслом. К западу от этой линии еще в XII—XIII вв. можно было чаще всего встретить кузнецов и мельников. С XIV в. в деревне уже обычны пекари, обслуживающие общественные хлебные печи, мясники, ткачи, портные, плотники, тележники, причем наличие некоторых ремесленников вменяется обычным правом (например, правом Мюнстерталя, XIV в.). Сельские ремесленники, выделившиеся в Швабии, Тироле, Рейнской и Мозельской областях, были преимущественно из числа малоземельных крестьян и поденщиков.

Однако гораздо типичнее было дальнейшее профессиональное обособление ремесла в деревне, закрепление статуса и позиций крестьян-ремесленников и одновременно усиление борьбы с ними со стороны городов. Часть сельских мастеров боролась с городами их же оружием, создавая корпоративно-защитительные coюзы. Наиболее яркий пример тому — строители, которые опираясь на артельные формы своего труда, создавали организации по типу городских ремесленно-торговых братств. Самыми сильными были братства «вольных каменщиков» («масонов»), возникшие и, невзирая на многие запреты, набравшие силу во многих европейских странах. Но чаще всего крестьяне, становясь ремесленниками, все же вынуждены были уходить в города либо из-за нужд своей профессии, либо под давлением городов, их монополии на производство и сбыт изделий ремесла. В некоторых странах города применяли такую меру, как насильственное переселение в свои пределы деревенских мастеров.

В целом с этого времени сельские ремесленники, постоянно торгующие изделиями своего ремесла, но сидевшие на земле, оставались четко выделившейся категорией и составили характерную черту деревенской жизни Европы.

Домашнее ремесло крестьян и скупщик

Развитие домашнего ремесла на данной стадии особенно [142] стимулировалось ростом денежной ренты, усилением рыночных связей деревенского хозяйства и экономической дифференциации крестьян. Характерной особенностью домашних ремесел на второй стадии развитого феодализма была активная товаризация и превращение в постоянное занятие определенных, подчас значительных групп крестьянства.

В марксистской литературе справедливо указывалось на необходимость соблюдать особую осторожность в оценке товарности крестьянского хозяйства. Е. А. Косминский, С. Д. Сказкин, М. А. Барг, Л. А. Котельникова, Ю. Л. Бессмертный и другие авторы предостерегали как от прямого сопряжения характера (уровня) ренты, особенно денежной, с мерой товарности крестьянского хозяйства, так и от непосредственного отождествления объема (степени) этой товарности с объемом торговли крестьян, недооценки скрытой части товарных связей крестьянства и т. д. К сожалению, имеющиеся источники и сегодняшние методы их обработки далеко не всегда позволяют применить все эти требования в практическом исследовании. Пока можно только примерно разграничивать участие в товарном обращении и собственно товарное производство.

Для Европы с конца XIII в. было характерно именно все более расширяющееся участие крестьян в товарном обращении, притом, в значительной степени по линии несельскохозяйственной продукции. Это факт бесспорный, зафиксированный фискальными, торговыми и многими другими документами. Крестьяне регулярно доставляли на рынок самые различные товары: от лесоматериалов до бочек, от глиняной посуды до сукна, от пушнины и соленой рыбы до головных уборов. Сырье, которое для этого употреблялось, было свое, либо покупное, но не полученное от сеньора. И во многих случаях то или иное несельскохозяйственное занятиe, продукт которого вышел на рынок, меняло свой характер, становясь, во-первых, товарным по своему назначению; во-вторых, единственной (или важнейшей) частью товарной сферы хозяйства данного крестьянина, группы крестьян или поселений; в-третьих, занимало в этом хозяйстве уже не подсобное к земледелию, но равноправное по доле вложения и даже ведущее место.

Такой товарной продукцией крестьянских семей в Англии, Нидерландах, Швеции и остзейских областях были грубая шерсть и сукно — один из главных [143] предметов тогдашней торговли; в южно-славянских и ряде немецких земель — глиняные и деревянные товары, в Северо-Западной Руси — пушнина и т. д.

Формы, которые принимала домашняя промышленность в разных отраслях производства, разных районах и регионах, степень и масштабы ее развития были очень различными. В районах с консервацией или ростом отработочной ренты домашние ремесла товаризовались медленно, поделки крестьян в основном шли на нужды собственного или помещичьего хозяйства. Сохранение и некоторая товаризация семейного ремесла крестьян наряду с выделением специализированных ремесленно-промышленных слобод, было в этот период характерно для Восточной Европы, в том числе основной территории Руси. Тот факт, что денежный оброк во многих русских вотчинах имел промысловое происхождение, свидетельствует, что формирование связи с рынком крестьянского хозяйства шло во многом за счет несельскохозяйственной продукции.

Более продвинутый тип эволюции домашней промышленности наблюдался там, где недостаточность земледелия, необходимость ведения многоотраслевого хозяйства и связанное с этим сохранение определенной независимости крестьянства побуждали его хозяйственную инициативу. Обычно в этих условиях социально-экономический антагонизм между городом и деревней не получал столь выраженного характера, как в классическом регионе; не был сильно выражен и монопольно-корпоративный режим городов. Так было, в частности, в Балтийском регионе с его регулярной крестьянской торговлей, причем важную роль в товаризации крестьянской экономики играли именно несельскохозяйственные занятия.

Интересный материал об эволюции домашнего производства в условиях господства комплексного хозяйства дают Северо-Западные и отчасти поволжский районы Руси, история которых — сплав земледельческой славянской и неславянской промыслово-скотоводческой культур. Земледелие там было более отсталым, города — более редкими; в то же время там не происходило такого широкого, как в центре, наступления на крестьян и посадских людей феодального государства и поместного дворянства, не было крепостного права. Промыслы играли для населения этих районов почти ведущую роль; в XIII—XV вв. они, как всяческие [144] «мелкие доходы» крестьян, чаще, чем хлебные оброки, переводились на деньги и в первую очередь товаризовались. Главным предметом крестьянской торговли были пушнина, воск (второй после пушнины экспортный товар страны), рыба, железная руда, моржовая кость («дорог рыбий зуб»), смола, луб (лыко), с XV в. — соль. Сочетание в местном крестьянском хозяйстве патриархального земледелия с домашней промышленностью и торговым звероловством привело к созданию там (как и в Скандинавии) характерного типа северного крестьянина, не столько земледельца, сколько промышленника и торговца. Но и здесь товаризовались прежде всего отходные промыслы. Поделки домашних ремесел — холст, льняное полотно, домашние грубые сукна — попадали на рынок, как и по всей России, по преимуществу через оброки.

Тот же тип хозяйства, но с более «равномерной» товаризацией крестьянской экономики — как по различным ее сторонам, так и в отношении различных категорий крестьянства — развивался в Швеции, где рыночные связи крестьян в XIV—XV вв. также стали рядовым явлением. Именно от крестьян поступали на шведские рынки и на экспорт веревки, пенька, лен, растительное масло, хмель, пиво. Крестьяне усиленно торговали наловленной ими рыбой (особенно в Западной и Северной Балтике и на Аландских островах), которую сами же коптили, вялили, солили; пушниной (особенно в Норланде, в финских и карельских землях); древесным углем и крепежным материалом для шахт (в центральных районах); занимались горнорудным старательством, изготовлением лодок. Именно крестьяне снабжали страну грубым сукном-вадмалем и льняными тканями, гончарными изделиями, бочарной древесиной, деревянной посудой и тарой; экспорт пушнины, древесины, вадмаля, льна из Швеции осуществлялся преимущественно за счет сбыта этих товаров крестьянами. Характерно, что крестьяне торговали не только на городских рынках, но и на сельских рынках и ярмарках, часто возникавших стихийно, не в «узаконенных» местах. Отсутствием таможен и регламентации, возможностью иметь любую форму сбыта (в частности розничную, столь преследуемую — в отношении чужаков — горожанами) эти незаконные места торговли привлекали как крестьян, так и купцов.

Материалы европейской жизни XIV—XV вв. [145] свидетельствуют, что товарные крестьянские ремесла и промыслы не только питали профессиональную торговлю, но стали основой некоторых ее типов и форм, прежде всего скупки.

В принципе скупничество, скупка — это форма профессиональной торговли: приобретение торговцами сельскохозяйственной, ремесленной и промысловой продукции непосредственно в производящих хозяйствах. Скупщик действовал прежде всего среди мелких хозяев (которым было труднее связываться с рынком), особенно в деревне. В таком виде скупничество возникло и развилось вместе со складыванием рынка. Так, в английской деревне скупщик был привычной фигурой уже с конца XIII в.; в рассматриваемый период английские купцы скупали деревенские продукты даже в других странах: например, вино — в окрестностях Бордо.

Закономерно, что скупщики, действовавшие в деревне, нередко выходили из числа регулярно торгующих крестьян. Разбогатевшие сельские хозяева становились владельцами амбаров, торговых складов, лавок, маслобоен и воскобоен, суконных и хлебных мельниц, судов или судовых паев. Такие «хозяева» скупали на местах по дешевке, уловы рыбы, шкуры и жир морского зверя, соль, меха, холсты, хлеб, вино, сыр и т. д. Мелкого торговца-скупщика из крестьян, действующего в деревне, в шведской литературе называют «торговым мужиком» (handelsbond). Интересно, что в русской литературе часть «крестьянской предбуржуазии» обозначают тем же термином.

Однако чаще всего скупщиками становились бюргеры-купцы, разбогатевшие мастера. Так, в XV в. Амстердам подчинил себе судоходство и рыболовство деревень Ватерланда, пивовары голландского города Делфта распоряжались торфяными промыслами округи и мн. др. Имея дело с продукцией промысловых селений и домашних занятий крестьян, скупщики весьма способствовали втягиванию деревни в рыночные отношения, товаризации крестьянского производства, в частности, домашнего ремесла.

Факторы интенсификации несельскохозяйственных домашних занятий крестьян, как и углубления ремесленной специализации в деревне, имели исторический характер: они были итогом, свойством, знамением фазы азвившегося в рамках феодализма простого товарного хозяйства, уже несущего в себе первые зародыши [146] капиталистического уклада. В большинстве случаев эти факторы влияли не порознь, а во взаимодействии. Конечно, большую роль играли 1) географические условия: наличие или отсутствие естественно-исторической основы для ремесла и промыслов, наряду с недостатком условий для пашенного земледелия; 2) расширение спроса на соответствующие товары; 3) наличие в городах корпоративно-монопольных ограничений, касаю-щихся ассортимента, объема, характера, качества, технологии и организации производства товаров, а также закрывающих доступ к производству не членам городских корпораций; 4) наличие или отсутствие личной свободы работника: в этот период, в условиях возникновения прокапиталистических элементов, личная свобода крестьян в виде дофеодальных пережитков или как результат освобождения крестьян в ходе феодальной эволюции играла особенно положительную роль в высвобождении всех ресурсов хозяйства; она стимулировала и занятие ремеслом, прежде всего бедных крестьян; 5) более стабильный в тех условиях характер самого ремесла как занятия: в ремесле не было такой зависимости от размера и качества надела, от урожаев и стихийных бедствий; было легче с сырьем; устойчивее были состав и размеры рынка и соответственно цены на продукты ремесла, которые хотя и отставали от цен на сельскохозяйственные продукты, но зато значительно меньше колебались. К тому же занятие крестьянина ремеслом позволяло лучше применять внутрисемейные ресурсы рабочей силы (ресурсы естественного разделения труда); 6) имущественная дифференциация крестьян и разорение их значительных групп. То, что в земледельческих районах особенно активно занимались производством и сбытом домашней ремесленно-промысловой продукции более бедные, разоряющиеся слои крестьянства, метавшиеся в поисках «сторонних приработков», известно из истории многих стран Европы, особенно с конца XIII в. и после эпидемии середины XIV в. В конечном счете это был результат феодального нажима, связанного с эволюцией вотчины, ростом государственной централизации и товарно-денежных отношений. И повсюду разоряющиеся крестьяне, не вмещающиеся в узкие рамки наемного труда в городе, в самой деревне или на специализированных промыслах, обращались к домашнему ремеслу, как к компенсирующему началу, в тех условиях более [147] стабильному источнику жизненных средств, чем сельское хозяйство.

Возникновение кустарной промышленности в деревне

Особенно эффективной была эволюция домашнего ремесла при соединении таких социальных и экономических факторов, как усиленная имущественная дифференциация крестьян и одновременно резкое повышение роли каких-либо отраслей промышленности, доступных крестьянскому труду. Именно так призошло в XIV—XV вв. с шерстяным производством, давшим наиболее яркий образец трансформации подсобного крестьянского ремесла в условиях расцвета товарного производства.

Уже с XIII в. шерсть и сукно становятся одним из наиболее ценимых и распространенных предметов европейской торговли. Их производство и сбыт принесли славу многим европейским городам, районам, странам, которые специализировались на каких-то определенны сортах ткани, различающихся окраской, длиной, шириной, качеством. Аррас славился легкой саржей («раш»), Сент-Омер, Брюгге, Валансьен — тонкой шерстью и полосатыми материями, Гент и Ипр — ярко-красными тканями из английской шерсти, Бургундия, Шампань, Прованс, Лангедок — сукнами зеленого и красного цветов и т. д. В торговых книгах ганзейского купца Хильдебранда Фекенгузена, который в начале XV в. возил товары из Вестфалии, Прибалтики и Любека по всей Европе, обнаружено свыше 300 наименований различных тканей, главным образом шерсти и сукон, а также 10-12 сортов саржи. Сукна происходили из 37 городов Европы, из которых лишь 6 дали свыше 50 сортов: Сент-Омер (13 цветов, 14 сортов), Ипр (21 цвет, из них 6 только синих), Поперинг (дешевое сукно 10 цветов), Аахен (6 цветов), Турнэ и Камбрэ (7 цветов).

Емкий, особенно внешний, рынок в условиях имущественной дифференциации городских ремесленников, характерной для XIV—XV вв., вызвал в сукноделии и шерстоткачестве большие перемены: проникновение в цеховую систему купеческого капитала, разложение этой системы, основанной на индивидуальном самостоятельном производстве мелких мастеров-собственников, постепенное низведение последних в положение наемных рабочих. Процесс обычно начинался со скупки: торговец приобретал продукцию ремесленников. Этот акт имел сложные последствия. Дело в том, что [148] городское ремесло было с самого начала и по всем своим параметрам нацелено на рынок; связь с рынком, выход продукции в товарное обращение были непременной частью, «моментом» городского ремесленного производства. Вмешательство скупщика означало отрыв ремесленника от рынка сбыта, ограничение его производственно-экономической самостоятельности в пользу купцa. Следующим шагом был отрыв ремесленников от рынка сырья путем внедрения раздачи сырья. Затем следовала организация самого производства и его финансирование. Купец, либо выступающий в той же роли богатый цеховой мастер, превращался в предпринимателя, а прочие ремесленники — в кустарей. Кустарь — это мелкий товаропроизводитель, находящийся в зависимости от предпринимателя, но работающий у себя на дому при помощи данных ему или собственных орудий труда. Кустарное производство — это товарное ручное, раздробленное и мелкое производство отдельных работников-надомников, которые были подчинены капиталу, оторваны от рынков сбыта (чаще всего и сырья), в лучшем случае сохраняли свой интрументарий, но при всех условиях были квазисамотоятельными работниками, фактически наемными рабочими. Очевидно, что кустарная форма производства имела двойственную, переходную природу: сохраняя феодальные экономические показатели, характерные для простого товарного уклада (индивидуальный, мелкий, самостоятельный труд, частью соединенный с его средствами), она имела социальные показатели капиталистического типа: подчинение труда капиталу, лишение работника части или всех средств труда, функций организатора и распорядителя в сфере производства и сбыта своей продукции.

Возникновению раннекапиталистических форм в ткачестве способствовала и сама технология производства: изготовление тканей распадается на ряд отдельных, «вертикально» последовательных стадий таким образом, что продукт предшествующей стадии является сырьем для последующей. Наиболее длительным, трудоемким и сложным был процесс изготовления шерстяных тканей (20 операций) и особенно сукноделия, насчитывавшего до семи необходимых этапов (до 70) операций): подготовка (очистка, расчесывание, пушение и т. д.) шерсти-сырца вплоть до образования слабо скрученной пушистой нитяной заготовки — [149] ровницы; прядение; свивание (приготовление основы); тканье; валка; отделка (ворсование, стрижка, прессовка) и окраска. В льноткачестве операций было меньше: обработка сырья (мочка, мятье, трепание, чесание), прядение, ткачество, окраска. Шелк не пряли: нити разматывали с предварительно размягченных коконов.

Каждый из этапов ткацкого производства, выделившись в особую специальность, занял свое место в цепной зависимости от раздатчика сырья.

Объединенное единым капиталом и целиком от него зависевшее производство являлось уже мануфактурой. Мануфактура — это промышленное предприятие ранне-капиталистического типа; его производственной основой является разделение и кооперация труда на базе ручной техники, социально-экономической основой — соединение наемного труда и капитала. Наиболее развитой формой была централизованная мануфактура, где наемные работники, окончательно лишенные средств производства, были территориально объединены в принадлежавших предпринимателю помещениях и таким образом целиком подчинены капиталу. В централизованной мануфактуре раньше появилось «горизонтальное», т. е. технологическое, внутриоперационное разделение труда, позволившее впоследствии применять машины. Первоначальной и более распространенной для конца средневековья была, однако, рассеянная мануфактура: объединенное единым капиталом определенное число кустарей, отдельные группы которых осуществляли в процессе производства того или иного товара «вертикальное», межоперационное разделение труда.

Система скупки-раздачи, а затем и мануфактуры в обеих ее формах, первоначально имела спорадический, т. е. единичный, не массовый характер. Сначала oна сложилась в городах с их более широким, технически продвинутым, дифференцированным товарным производством. Именно города, точнее, промышленность отдельных городов в Италии и Англии, Фландрии и Голландии, Испании (Барселона) и на Балканах (Константинополь), стала в XIV—XV вв. базой возникновения раннего капитализма. Еще в XIII в. в Тулузе и Париже ткачи, сукновалы, ворсильщики, красильщики подчинялись раздатчикам сырья, так называемым суконщикам. Так же обстояло дело и в городах французской Фландрии, где скупщик раздавал сырье прядильщикам, затем продукт через него же последовательно [150] поступал к ткачу, валяльщику, сукностригу, красильщику. Аналогичная зависимость от суконщиков сложилась в североитальянских городах (Флоренции, Венеции, Генуе), английских (Лондоне и др.), немецких; (особенно рейнских — Страсбурге, Шпейере). Во Флоренции и некоторых других итальянских городах XIV—XV вв., как и в городах французской Фландрии, наряду с кустарным надомничеством возникли смешанная и централизованная мануфактуры.

Во Франции и Голландии шерстяное производство и сукноделие остались по преимуществу в рамках городов, где зависимые и низшие категории работников рекрутировались из бедных горожан, вчерашних жителей деревни. Но в большинстве передовых европейских стран система скупки-раздачи, а затем и мануфактуры, придя в столкновение с мощными цехами очень скоро выплеснулась в деревню, где нашла свободу от корпоративных пут, близость к сырью, более дешевый труд. В деревне предприниматель, проникнув в домашнее крестьянское и отчасти профессиональное ремесленное производство, трансформировал его в кустарное производство, на базе которого создавал рассеянную мануфактуру. Ремесленничавший крестьянин превращался в деревенского кустаря, по терминологии В. И. Ленина, — общеевропейский тип живущих в деревне «рабочих с наделом».

Бочки и веревки, корзины и игрушки, деревянную обувь, утварь и щетки, пряжу и ткань, кружева и ковры, пеньку и воск получал скупщик-раздатчик от деревенских кустарей. Нередко он создавал в деревне совершенно новую отрасль производства, которую в городах тормозили цехи: так было с ткачеством бумазеи в Германии. Но «перенос в деревню» (по выражению К. Маркса), в сельские округа уже развившихся в городах раннекапиталистических форм ведения хозяйства первоначально и более всего коснулся опять же ткачества, как разновидности труда, в большинстве своих операций не требующего большого искусства. Действительно, в процессе ткачества и сукноделия первые два этапа не требовали ни профессиональной подготовки, ни особого оборудования, да и последующие два вполне укладывались в возможности крестьянской семьи и обычно производились женщинами. Именно эти [151] операции чаще всего приходились на долю деревенских кустарей. Такая же закономерность была характерна и для других ремесел, где на долю деревни отводились более простые изделия или частичные операции: в шорном деле — изготовление ремней и кнутов, в сапожном — матерчатой, деревянной, плетеной обуви и т. п.

Проникая в деревню, система скупки — раздачи опиралась и на другие особенности и условия деревенского ремесла, например, практику работы на заказ, когда материал чаще всего давал заказчик.

В Германии кустарные формы деревенской промышленности прежде всего сложились в производстве бумажных и льняных тканей, традиции которого были развиты на востоке, севере и особенно юге страны. Немецкие ткани из смеси льна и хлопка (бумазея и бархент), чистое льняное полотно имели обширный сбыт, городские цехи льна и бумазеи постоянно применяли труд сельских кустарей. Констанцские купцы из красильщиков, получая пряжу из внутренних областей Германии, раздавали ее в городе ткачам, организованным по типу рассеянной мануфактуры; так же было в Равенсбурге, Сен-Галлене и др. Цехи Ульма и Меммингена в течение многих лет принуждали городские советы запретить работу сельских ткачей бумазеи, но власти считали этот труд основой городского процветания и очень удобным, так как сельские ткачи были довольны невысокой оплатой, а в периоды перебоев с сырьем, кормясь от земли, не увеличивали беспокойную армию безработных. Прядением и ткачеством на городских раздатчиков-скупщиков были заняты сотни пригородных крестьян. В городах производилась отделка и продажа льняных и бумажных деревенских тканей, а целиком изготовлялись лишь лучшие их сорта. Сведения о раздаче цехами пряжи деревенским мастерам имеются и по шелкоткачеству (например, в Кельне XV в.). Даже в немецком шерстоткачестве и сукноделии, где были очень мощные городские цехи с жесткой монополией, практиковалась раздача работы «за город» — «ткать и отделывать», как гласит устав франкфуртских сукноделов 1345 г. (§13). Но на среднем Рейне с его прославленным сукноделием (особенно по правому берегу, где сложилась густейшая сеть мелких и средних городов и городская промышленность достигла такого уровня, что из этих районов, столь богатых землей и ее недрами, практически не вывозили сырье, а лишь готовые товары) [152] деревне допускалось только товарное прядение, обслуживавшее свободный городской рынок.

Кроме того, в связи с развитием шерстоткачества в немецкой деревне чрезвычайно распространилось производство вайды. Ее выращивали и превращали в полуфабрикат в зажиточных крестьянских хозяйствах с применением наемного труда. Доработка красителя производилась в городе, всем делом заправлял купец-скупщик и раздатчик. Этот монопромысел с XIV в. распространился в Тюрингии, Гессене, нижнерейнских и других областях. За время с середины XIV и до конца XV в. в окрестностях Эрфурта стали специализироваться на этой культуре до 80 деревень, включая несостоятельных их жителей.

В Италии, Фландрии, Англии столкновения между ограничительной политикой цехов и требованиями расширяющегося сукноделия завершились втягиванием домашнего крестьянского производства в систему скупки-раздачи, превращением крестьян целых деревень в кустарей.

В Италии, этой «первой капиталистической нации», процесс выплескивания шерстяной промышленности за пределы городов вызвал вторичное развитие этого ремесла в деревне — возрождение там, уже в товарной форме, занятия, некогда переместившегося в цветущие города. В центре итальянского сукноделия — Флоренции — компании, владевшие сукнодельными мастерскими и занимавшиеся крупной торговлей шерстью и сукном, в XIV в. подчинили крестьян окрестных деревень, составивших основную массу прядильщиков. Как и повсюду, это были главным образом женщины. Одну из них описал Боккаччио: она имеет свою прялку, которую время от времени чинит в городе, там же по субботам получает сырье и сдает готовую пряжу, имея дело с раздатчиком, надзирающим также за качеством ее работы; она очень бедна, и чтобы приобрести пищу, вынуждена подчас закладывать свою и мужа праздничную одежду. Известно, что деревенские прядильщики иногда вовсе не имели прялок, а обходились веретеном. Но центр тяжести раннекапиталистического производства в Италии в это время все же оставался в городах; заинтересованные в рабочих руках города специально освобождали от личной и поземельной зависимости крестьян окружающих деревень, стимулируя их переселение в город. Товарное ремесло в целом не получило [153] заметного распространения в итальянской деревне этих столетий, тенденции его переноса туда наметились лишь позднее, в XVI в., и коснулись, главным образом, шелкоделия (Ломбардия, Тоскана, Венеция с округой).

Напротив, во Франции ремесло в деревне, также вторичное, развившееся именно в связи с рассеянной мануфактурой, стало ее основной базой. Как известно, во французских городах XIV—XV вв. раннекапиталистическая мануфактура не могла тягаться с традиционным мощным цеховым производством. Вероятно, по этой причине базой рассеянной мануфактуры там стала деревня, а в окрестностях больших городов — Парижа, Бордо, Тулузы, Руана — рассеянная мануфактура нередко сочеталась с централизованной.

Подлинно интенсивное вовлечение деревни в сукноделие произошло в Нидерландах, где были древние традиции этой отрасли. Уже в XII—XIII вв. сукноделие стало экспортной отраслью производства фландрских городов, с XIV в. — голландских. Во Фландрии и Брабанте, где в городах, по мнению некоторых ученых, проживало до половины населения, сортовые сукна делали из английской шерсти или «доводили» английское сукно путем окраски и аппретуры. Высококвалифицированные специалисты — сукновалы и красильщики составляли элиту фламандских городов Ипра, Брюгге, Гента, Сент-Омера, Арраса, Дуэ, Лилля, массы мелких городков и местечек. В XIII в. возникший там институт скупки подчинил себе и крестьянские семьи, в которых женщины занимались прядением. К XV в. стало обычным делом, что крестьяне устраивали у себя ткацкие станы или — на паях — валяльную мельницу и работали на предпринимателя. Расцвет предпринимательства привел к развитию мануфактур, сочетавших рассеянную и централизованную форму, основанных на сельских промыслах и державших кустарей, особенно деревенских прядильщиц, в весьма зависимом положении. Центр составляли «дома» суконщиков (drapier), где производились раздача сырья и скупка готовой продукции, находились склады; там же окрашивали и отделывали сукна, клеймили и оптом сбывали. С XIV в. главным районом сукноделия становится Брабант, где многие деревни превратились в ремесленные слободы.

Иначе получилось в «стране городов» Голландии, где суконная промышленность также распространилась на деревню. Крестьянский труд в окрестностях Лейдена [154] использовался особенно на чесании и прядении, жители многих городов Ватерланда — на всех предварительных операциях: сортировке и мойке шерсти, кордовании, прядении; заказы они получали от «суконщиков» Наардена. Для пригородных деревень этот (и другие промыслы) стал основным средством существования, жители их превратились в наемных рабочих, опутанных долгами и обиравшихся купцами-суконщиками из городских цехов, выступавшими в качестве предпринимателей — мануфактуристов. К концу XV — началу XVI в. для суконной промышленности Голландии было характерно сочетание капиталистического предпринимательства (особенно развившегося в Амстердаме) с корпоративным строем все еще могучих городских организаций. В результате яростной борьбы последних против сельских промыслов, которая велась на протяжении почти всего рассматриваемого периода, к его концу деревенское производство было задавлено, что привело к упадку всей отрасли.

Наиболее сложные и резкие последствия для крестьянства — и для феодального строя в целом — породила суконная промышленность в Англии. О развитии в Англии овцеводства уже говорилось, как и о том, что на первом этапе зрелого феодализма значительная часть шерсти-сырца вывозилась из Англии в Италию (Тоскану) и Нидерланды. Шерсть вывозили купцы, прежде всего те же итальянцы, в руки которых она попадала разными путями, нередко из крестьянских дворов, через скупщиков, приобретавших и сырец, и пряжу, и грубое сукно, доработкой которого занимались в местных и зарубежных городах. В XIV в. производство и сбыт шерсти и сукна приняли весьма широкие размеры, чему способствовал приток в страну великолепных мастеров — сукноделов из Брабанта, Фландрии и Зеландии, эмигрировавших отчасти из-за преследования крупных корпораций, отчасти из-за посулов англичан. Они селились более всего в деревнях, где их встречали как вестников процветания. Особенно много занимались сукноделием в Юго-Западной и Восточной Англии, в городах и селах по реке Стор, в округах Лондона, Норича, Бристоля и др. Известно, например, что продававшиеся в Нориче шерсть и сукна из окрестных селений составляли на мировом рынке конкуренцию даже фламандским сукнам, особенно продукция из деревень Керси и Уорстед (которые и дали названия своим сукнам). [155] С конца XIV в. начались запреты вывоза шерстяной ткани до ее валяния, т. е. вывоза полуфабрикатов. В XV в. Англия полностью перешла на сбыт готовых шерсти сукна.

Суконная промышленность в стране рано организовалась на предпринимательской основе. Как и в Нидерландах, производством здесь заправляли суконщики, по преимуществу выходившие из валяльщиков. С XIII в, они все более отрезали производителей от рынка сырья и сбыта, а к концу XV в. уже имели помногу сукновален и целиком поставили в зависимость от себя валяльщиков, стригалей и красильщиков. Судя по спискам подушной подати Йорка, в городе действовали по преимуществу именно эти специалисты, ткачество же и все подсобные операции осуществлялись в деревнях; аналогичные сведения дают документы Норича, суконщики которого подчинили себе ткачей и прядильщиков, в основном женщин и детей. Началось с продажи пряжи и скупки готовых сукон, а завершилось системой рассеянной мануфактуры и грабительской оплатой продуктами. Городское и сельское производство срастались настолько, что настойчивые петиции городов об ограничении дела в деревне, имеющие в виду прежде всего интересы городской купеческой верхушки (и ссылающиеся на жесткие меры в этой области голландцев), оказались в противоречии с интересами промышленных слоев и в конечном счете малоэффективными. В конце XIV — начале XV в. система домашнего производства вытеснила средневековую гильдию. К XVI в. в деревне появились централизованные мануфактуры: богатые сукноделы, иногда даже из бывших овцеводов, нанимали мужчин и женщин из окружающих деревень для переработки в сукно шерсти из своих имений.

Успехи английского сукноделия и все возрастающая роль деревенского производства опирались на широкую базу неземледельческих промыслов в названных выше районах страны, сохранение и подъем которых стимулировались все большей невозможностью для крестьянина существовать без дополнительного заработка. Соединение крестьянского мелконаделья и традиций деревенского несельскохозяйственного производства с сильными торгово-ремесленными элементами внутри майоров, распространением наемного труда в деревне, предпринимательскими методами ведения хозяйства, сложившимися в городе, но не уместившимися в его рамки и [156] перенесенными в деревню, — это соединение и породило в Англии наряду с городской промышленностью широчайшую сеть деревенского кустарного производства типа рассеянной ранней мануфактуры.

Раннекапиталистические отношения, спорадически возникавшие в европейском ремесле и промыслах с XIV в., а в XV в. уже доказавшие свою жизнестойкость, проявились раньше, шире всего именно в сукноделии, но вовлекали в сферу своего действия и другие производственные отрасли, в том числе доступные крестьянскому домашнему производству: ткачество и производство вайды (особенно в Германии), лесопильное дело и судостроение, канатное и парусное производство, морской и речной извоз и др.

Разработка земных недр и другие важнейшие сельские отходные промыслы, продукция которых в период развитого феодализма стала наряду с зерном важнейшим предметом внутренней и интернациональной торговли, к концу XV в. были уже организованы на предпринимательских началах; горожане, купцы, разбогатевшие крестьяне превращали иногда население целых деревень в наемных рабочих на торфяных, известняковых, соляных, камнедобывающих копях. Особое историческое место заняло горное дело, где в период возникновения раннекапиталистических отношений ранее всего (наряду с судоходством, текстильной промышленностью и производством книг) сложились условия для формирования промышленного капитала, хотя и в его особой, монопольно-корпоративной форме. Огромную роль в ходе первоначального накопления и в процессе разложения класса крестьянства сыграли и другие отрасли, выросшие из отходничества. Роль отходничества прослеживается по всему континенту среди, по выражению К. Маркса, «хаоса переходных форм» и распространяется на такие традиционные сельские занятия, как различные виды морского (от рыболовецкого до шкиперного) и лесного (от охоты, добычи воска и меда — до углевыжйгания и гонки дегтя) промыслов. И здесь, в качестве предпринимателей нередко выступали местные разбогатевшие промысловики, мастера-ремесленники и, просто сельские богатеи. На русском Севере в предпринимательство сплошь и рядом перерастало складничество зажиточных людей, которые на паях устраивали [157] небольшие «лопские заводцы» (сыродутные, кричные печи) на землях лопарей, солеварни, рыболовецкие артели, верфи, воскобойные печи, где тяжело эксплуатировали наемных, либо зависимых от пайщиков людей. Так же обстояло дело на торфяных промыслах в Голландии, развившихся с XIII в., где мелкие предприниматели, часто из местных сельских людей, арендовали промысловые территории и превращали в наемных рабочих население целых деревень.

Однако надо иметь в виду, что внедрение предпринимателя, купца или промысловика в крестьянское ремесло еще не стало системой, а наблюдалось лишь в отдельных районах Европы, где сложились для этого определенные условия, и лишь в некоторых отраслях, продукты которых имели массовый спрос.

Таким образом, в XIV—XV вв. феодальное деревенское ремесло в Европе дало наивысшие в тех социальных условиях формы в виде домашнего товаризованного ремесла и стабильной прослойки профессиональных мастеров. Одновременно начался распад его классической организации, в связи с частичным разрушением либо товаризацией зависимого поместного ремесла (вместе с трансформацией самой вотчины) и одновременно возникновением элементов новых, раннекапиталистических отношений в виде кустарного ремесла и рассеянной мануфактуры.