Я спешил домой и остановил такси – старенькие «Жигули». Водитель оказался разговорчивым. Беседу начали с того, что в городе стало трудно ориентироваться. Многие улицы переименовали.

Я направлялся на улицу Отара Кинкладзе. Не хочу обижать человека с этой фамилией, надо полагать – уважаемая личность, но кто он, я точно не знаю. Совсем недавно улица носила имя Петра Ширшова – академика, полярника. Крупного учёного и героической натуры в одном лице.

– Признаться, я не имел представления об академике. Теперь буду знать. Для меня улица с его именем была известна тем, что вела на старое Кукийское кладбище, – сказал мой собеседник.

– Да, много разных похоронных процессий навидался, пока живу на этой улице! – поддакнул я.

– Веяние времени. Сносят и переносят памятники, меняют названия улиц, – философски заключил водитель и насупил брови.

Как оказалось, он – бывший инженер, «уже не временно безработный». Его организацию закрыли лет десять назад.

– Веяния времени, – печально повторился он, – благо у меня жигулёнок имелся. Начал таксовать. А что мои сотрудники, кто машины не имел?! На бобах остались.

Узнав, что у меня есть работа, шофёр крепко сжал руль и с горечью в голосе сказал:

– Сколько бы отдал, чтоб проснуться однажды утром и поспешить на службу! Потрудился бы всласть!

Его глаза увлажнились. На некоторое время мы замолчали. Разговор возобновился, когда наше авто застряло в очередной пробке.

– Вкалываю с утра до ночи, – оживился после молчания мой собеседник, – другого дохода нет. Иногда такое приходится выносить!

Он посмотрел на меня и, убедившись, что я заинтригован, с готовностью начал рассказ. Таксист располагал к себе. У него была приятная манера общения, просторечная, без затей.

– Если помните, в начале 90-х годов у нас совсем плохо было. Энергокризис, голод. Ещё преступность бушевала.

– Как не помнить, – поддержал я тему.

– В то утро я долго стоял на стоянке у метро «Вокзальная». От недосыпа глаза слипались, погода мерзкая была, серая, ноябрьская. Тут ко мне подсели. Не спросясь, двое верзил в форме «Мхедриони» втиснулись в салон.

Здесь рассказчик повернулся ко мне с видом – мол, знаешь, о чём речь.

– Да, известные были бандиты! – подтвердил я. В этот момент мы ещё находились в пробке, шумной из-за непрекращавшихся гудков и нервных криков водителей, вонючей из-за выхлопных газов.

– Тот, что сел рядом, приказал мне ехать в Мухрани. Я говорю, что бензина не хватит, за город надо ехать.

Пассажир холодно посмотрел на меня и ничего не сказал. Физиономия у него был типично уголовная. Взгляд тяжёлый, с вызовом. Ещё шрам на щеке. Я не ожидал от него хороших манер, но всё равно был ошарашен. Уж таким подавляющим было его хамство.

Второго сначала я не рассмотрел, и в зеркале заднего обзора его не увидел. Раза-два он подал голос, его тон не показался мне жёстким. От сердца немножко отлегло.

За окнами всё ещё была пробка. Казалось, что мы остановились навечно.

– Некоторое время ехали молча, – продолжил таксист, – когда подъезжали к Дигоми, тот, что сидел рядом, приказал притормозить у торговых палаток. Оба пассажира вышли. Я рассмотрел второго. Действительно, выглядел не так круто. Вроде студент. Помните, сколько молодёжи тогда к «Мхедриони» примкнуло. Романтика какая-то была, махновская.

Я ответил утвердительно и сослался на пример своего родственника.

– Они пошли торговок грабить. Прямо с лотков всякую всячину сгребали в сумку, которую тут же в одной из палаток приватизировали. Торговки начали причитать. Когда мои клиенты возвращались, тот, что рядом со мной сидел, порывался пистолет из кобуры достать, угрожал женщинам, а студент его удерживал.

Когда они в салон вернулись, мужик со шрамом некоторое время хорохорился. Дескать, эти беженцы совсем обнаглели, он за них кровь проливал в Абхазии, а они сюда прибежали торговать. «Всего-то «сникерсов» для сына прихватил и выпивки», – уже успокаиваясь, сказал он. Мне показалось, что могу своё слово вставить, раз этот брутальный тип смягчился. Но меня опять осадил тяжёлый, холодный взгляд, в который ещё примешалась насмешка.

Мой собеседник поёжился. Мне показалось, будто он снова переживает ту жуткую ситуацию. В это время в окно жигулёнка постучали кто-то из нетерпеливых водителей. Мой собеседник ответил грубой бранью. Наступил долгожданный момент – пробка начала рассасываться, и мы понемногу стали продвигаться вперёд.

– Что было дальше? – спросил я.

– Они вели свои разговоры и не обращали на меня внимания. Первый рассказал второму, как за день до этого он со своими подельниками явился в главную прокуратуру, зашли к прокурору, который вёл дело его товарища. «Помнишь такого? – спросил первый у второго» и назвал имя. – Он армейского офицера из вертолёта с высоты скинул. Раскомандовался тот!» Продолжает: «Приставил я дуло пистолета ко лбу прокурора и говорю, чтоб никаких «высших мер наказания». Прокурор уделался. Обещал попросить у судьи срок по минимуму». Потом они стали перебирать знакомых. Звучали одни только кликухи типа «Гробовщик», «Грызун», «Амбал».

Я опять попытался встрять. Вспомнил своего родственника-мхедрионовца. Поймал себя на мысли, что заискивать пытаюсь. Снова ноль внимания к моей персоне. Может быть, к лучшему, а то сам себе противным делался. На бензоколонке, где мы заправлялись, тамошние, от рабочего до директора, всячески угодничали перед моими пассажирами. Рабочий, который бензин заливал, юродствовал – мол, дядечки, копейку подайте. Не подали. Я ещё подумал – чуть таким, как тот рабочий, не стал. Но испытания были ещё впереди!

Наше такси вышло на оперативный простор. Чем выше была скорость, тем больше распалялся рассказчик.

– Мы въехали в деревню, потом во двор. Ворота открыла женщина с испуганным лицом. Во дворе крутились-хлопотали ещё несколько испуганных женщин. Их погонял один хлопец лет пяти-шести. Более отвратительного ребёнка я в жизни не встречал. Явно чадо того, что сидел рядом со мной. Папаша вышел к сынишке и протянул ему сникерсы. Мальчишка потянулся к пистолету родителя, но тот был строг и оружие из кобуры не достал. Затем он пнул одну из женщин и зашёл в дом. Второй пассажир последовал за ним. Я же остался стоять у машины. Стою и маюсь. Не знаю, что делать. Рвануть обратно в Тбилиси? Но что-то я к этим негодяям привязался.

Водитель осторожно перевёл на меня свои глаза. Я про себя хмыкнул, но ответил с сочувствием. Он продолжил:

– Тут мои «родненькие» появились, пьяненькие. Как ни в чём не бывало они приказывают: «Гони в Тбилиси. В Ресторан «Пепела», к 21-00 надо успеть». Всю дорогу до Тбилиси пассажиры забавлялись тем, что всякую живность постреливали, собак, индюшек, поросят. Ликовали, когда в цель попадали.

К ресторану подъехали с опозданием. Оттуда доносился шум разудалой компании. Забавы ради пьянь постреливала из пистолетов. Пассажиры вышли. У входа их ждал мхедрионовец – толстый мужчина в форме. Они обнялись, обменялись словами. Толстяк звал тех двоих поскорее присоединиться к застолью. Потом, будто что-то вспомнив, в мою сторону повернулся тот, что со шрамом. Я похолодел от ужаса…

В это время такси подъехало к моему дому. Мне надо было выходить, но я не пошевелился. Спрашиваю, что дальше произошло. Шофёр продолжил:

– Первый раз в моей жизни на меня смотрели с желанием убить, а я ничего не мог поделать! Тут на помощь поспешил студент. Он начал отговаривать своего дружка. Видимо, знал, что бывает после такого его взгляда. Потом студент подбежал к машине и крикнул мне:

– Чего рот разинул, чмо! Беги отсюда!

После той поездки я несколько дней дома отсиживался. Тип со шрамом мерещился на каждом углу.

Мы посидели немножко. Помолчали. Потом я спросил:

– Сколько?

– Пять лари, – последовал ответ. Цена показалась мне завышенной, но я не стал возражать, безропотно расплатился.