Симон смотрел особенно: глаза навыкат, зрачки останавливались. Как будто сканировал. Он с детства такой. Мы вместе заканчивали университет. В настоящее время работаем эменесами (младшими научными сотрудниками) в одном НИИ, специализируемся по информатике. Признаться в том, что ты с кем-то дружишь, и при этом не быть полностью в этом уверенным – риск. Симон не спешил внести ясность в этот вопрос. Мягко говоря, он не отличался экспрессивностью. Моя персона эмоций у него не вызывала. Иногда он заметно оживлялся после того, как немилосердно обыгрывал меня в шахматы. Победитель хихикал и строил потешные рожи. Однажды его матушка проговорилась, под величайшим секретом сообщив мне, что её чадо собирается стать писателем…

– Вот только маленький компьютер купит, – сказала она с некоторым благоговением, имея в виду лэптоп, который точно был не по карману моему приятелю. Пока ему осталось только таращиться на окружающих.

Как-то в моём присутствие Симон выудил своим взглядом из проходящей толпы девушку. Она приостановилась, в неуверенности пригарцевывая. На её лице чередовалось одно состояние за другим – любопытство, ложное узнавание, виноватость, вызов, кокетство, раздражение. Я хотел исправить положение и обратился к ней с тривиальным вопросом – спросил время. Она не ответила и смотрела на плюгавого очкарика с непроницаемой физиономией. Потом, опомнившись, девушка фыркнула, топнула рассерженно ножкой, повернулась и бросилась догонять подружек. Они не могли уйти далеко, так как заминка продлилась полминуты.

– Родственница Б.П., – проинформировали меня.

– Почему не поздоровался с ней? – спросил я.

– Мы не знакомы, притом её никто не просил останавливаться, – ответил мне приятель.

– А кто такой Б.П.? – уточнил я.

– Точно не знаю, – был ответ.

Мой приятель был охоч до зрелищ, но зевакой себя не считал. Он мне рассказал случай:

– Я шёл по мосту через железную дорогу, вижу – народ толпится. Смотрят вниз, на перрон. К вагону подкатили карету скорой помощи. Люд изнывал от нетерпения и был разочарован, когда из вагона два молодых человека вывели под руку старушку и помогли ей сесть в карету. Смотриво оказалось пресным.

– Да, зеваки, по идее, народ недобрый, – заключил мой собеседник.

Я высказался, что он зря отрицает свою принадлежность к этой братии. Мой приятель ответил философски:

– В отличие от неё я созерцаю сути! Ей частности подавай, мне же общее в частном. Хобби у меня такое.

Симон созерцал сути постоянно и без устали. Однажды мы сидели во дворе жилого корпуса. Ждали институтского коллегу. Неподалеку в песочнице играли дети.

– Обрати внимание на мальчугана в сером пальто, – говорит он мне.

– Что в нём особенного?

– Только у него манера в ухо шептать заговорщически. Остальные детишки к этому не прибегают. Типичный интриган растёт.

– Вот и ребёнка обругал! – заметил я ему.

Такую манеру смотреть вполне можно было посчитать беспардонной. Симон не раз попадал в щекотливые ситуации.

– Ты что, пидор? Пялишься как… – спросил Симона пассажир, на которого в троллейбусе засмотрелся мой приятель. Случайный попутчик привлёк его внимание тем, что насвистывал французскую мелодию «Маленький цветок», популярную в 50-х годах, но совсем неизвестную в 90-х. Насвистывать её в тбилисском троллейбусе мог только человек с развитым вкусом. Симон попытался достойно выйти из положения, заговорил о мелодии. В ответ этот хам ему ответил:

– А я подумал, что ты пидор.

Как-то к Симону и его матери на Руставели подошёл странный с виду прохожий. Семейство совершало обычную прогулку.

– По-прежнему сплетничаешь? Зачем людей в покое не оставляешь?! Глаза инквизиторские! – обратился к Симону мужчина средних лет в черных очках. Сын и матушка сильно разволновались, даже были напуганы. Через некоторое время в газете появилось фото душевнобольного человека, совершившего несколько убийств разом в коммунальной квартире. В нём Симон узнал того прохожего.

Или история в ресторане.

– Какой неприятный тип! – отозвалась о моём приятеле видная блондинка. Она сидела у соседнего столика в ресторане. Мы праздновали событие (не помню какое). Когда к нам подошёл её ухажёр, Симон прикинулся, будто отключился, – смотрит, но не видит. Наученный горьким опытом, он прибегал к такой хитрости. Обошлось без выяснения отношений. Кавалер вернулся к своей даме и покрутил пальцем у виска, глазами показывая на Симона.

Хобби помешало наладить моему приятелю личную жизнь. Он завёл дружбу с девицей. Его мать облегчённо вздохнула: наконец-то её сын о 30 годов, далеко не самый завидный жених, обзавёлся подружкой. Она поделилась со мной своими чувствами, когда я наведался к ним играть в шахматы. Но скоро Симон опять подал ей повод для беспокойства. Девица была без претензий, но своего кавалера она долго выносить не смогла. Тот ни разу не догадался пригласить её в кино, кафе, зато водил то к грузинской, то к русской церкви, то к костёлу и к мечети. С вполне определённой целью – «наблюдать типы». Внутрь церкви они не входили, а только стояли в сторонке и глазели на прихожан. На предложение девушки поставить в церкви свечку ухажёр никак не отреагировал. Разрыв произошёл в тот день, когда, простояв битый часть со своей подружкой у сефардской синагоги, Симон предложил ей пройтись к ашкеназской синагоге – «чтоб сравнить». Для этого надо было спешить. Девушка вдруг вспыхнула, повернулась и побежала в сторону метро.

Симон переживал эту неудачу, как и все перипетии, в которые попадал. Он даже обвинил меня в том, что я не помог ему избежать одну из них. Его прорвало, и он бросил мне:

– Ещё другом называешься!!

– Друг всё-таки! – сделал я про себя заключение и не ответил на выпад.

Иногда Симон вызывал страх у людей, когда наводил на них свои моргалы. Мой приятель досадовал по таким случаям, особенно когда из-под носу ускользал интересный для коллекции персонаж. Как один иностранец, шотландец по имени Джесси.

Это был молодой человек с миловидной внешностью. По стилю он подходил под стандарт мужской внешности, заданный Дэвидом Бекхэмом. Правда, Джесси не отличался атлетизмом известного футболиста, но в несколько местных рекламных клипов попал. В них он изображал иностранца, пьющего с видом знатока высокосортные грузинские вина. Для таких случаев его наряжали в шикарные смокинги. В быту же этот тип обходился потёртым джинсовым костюмом. От него часто пахло вином, но не из-за того, что его снимали в клипах, – у грузинского гостеприимства есть обыкновение неумеренно потчевать гостей спиртными напитками. Создавалось впечатление, что гость нашего города не просыхал.

Но самая приметная его особенность – шевелюра. Светлая, с вьющимися волосами. Её пронизывал ряд дредов – грубо сплетённых локонов. Однажды в Тбилиси вместе с футбольной командой понаехало несколько тысяч шотландцев. Они расхаживали в кильтах и без них, но ни у кого не было дредов.

– Такие локоны-косички – личная блажь Джесси, ничего общего с шотландскими штучками, – сказал мне Симон, который, без сомнений, тоже зафиксировал пришельца.

Джесси работал в кукольном театре, водил куклы, озвучивал их, когда те изображали иностранцев.

Познакомились с ним на проспекте Руставели. Мы, я и Симон, стояли у кафе вод Феофана Лагидзе. В этот момент мимо нас проходил шотландец. Его пригвоздил к месту взгляд Симона. Он вопросительно посмотрел на нас.

– Привет, Джесси, – сказал я ему на английском. Иностранец не стал выяснять, откуда мне ведомо его имя, даже принял это за должное и стал проявлять самодовольство. Джесси точно был обласкан вниманием.

– Мы о философии говорим, – сказал я и вспомнил, как в студенческие годы написал курсовую о Давиде Юме, как я выразился, «об его земляке».

Джесси принял дидактическое выражение лица и заметил, что такие беседы им приветствуются. Хотя видно было, что имя Давид Юм ему ничего не говорит.

– Ты случаем не из Эдинбурга? Юм родом оттуда, – спросил я.

В ответ Джесси назвал городок, о котором я услышал впервые.

– Там священные леса, где живут шаманы. Кстати, я сам шаман, – заявил он.

Я поёжился. Было утро, и напоить его вряд ли кто мог успеть. Пьяная шутка исключалась.

– Я понимаю птиц, они беседуют со мной. Мой дед иногда превращался в медведя, чтобы излечиться от болезней, а выздоровев, снова воплощался в человека. С этой целью старик удалялся в лес и там пропадал, – продолжал шаман.

Я хотел спросить про локоны-косички, имеют ли они какое-нибудь магическое назначение. Вдруг последовало:

– Я настоящий шотландец-сепаратист. Не признаю власть Лондона!

Пока я приходил в себя после этой реплики, подал голос хранящий молчание Симон. Он сказал по-грузински:

– Бред этого парня столь невероятен, что не может быть похожим на дуракаваляние.

Произнося фразу, мой приятель смотрел на меня и Джесси как обычно, с превеликим любопытством, но потом он… неожиданно перекрестился. Шаман вдруг заторопился и быстро-быстро удалился.

– Как жаль, а я так хотел поговорить с ним о друидах, – сказал Симон. Потом добавил:

– Теперь этот язычник будет от меня шарахаться, как черт от ладана.

– Откуда такая набожность с твоей стороны? – спросил я Симона.

– Нашло вдруг! – сказал он задумчиво. Потом, как бы придя в себя, заметил: – Вообще я агностик, как Давид Юм, твой друг и земляк этого шамана.

…Так оно и получилось. С тех пор иностранец избегал Симона, как монстра.

– Сегодня встретил Джесси. Он сделал вид, что не заметил меня, и свернул в первую же попавшуюся подворотню, где его облаяли собаки, – рассказал через некоторое время Симон. Люди, которые вышли унять псов, смотрели на него, как на чудо-юдо. Всё это мой приятель успел рассмотреть, когда проходил мимо, бросив взгляд внутрь подворотни.

– Я хотел вызволить его из ситуации, но потом передумал. Кто его знает, как на моё появление мог отреагировать шаман, – заключил Симон.

Кстати, Симон был не единственным, кто наводил страх на бедного шотландца…

Каждое утро по дороге на работу я со своим другом направлялся к метро на проспекте Плеханова. Для меня стало привычным притормаживать у одного из старинных особняков. Инициатива исходила, конечно же, от Симона. Именно в это время на балконе второго этажа появлялся один оригинал. Как правило, в пижаме, заспанный. Он никуда не спешил и производил впечатление беззаботного увальня. «Авось, что услышим!» – говаривал мне Симон, когда мы проходили под балконом. Склонившись над поручнями, этот субъект вёл беседы со знакомыми прохожими. Его собеседники подолгу стояли, задрав голову вверх. Говорун разнообразил темы и проявлял эрудицию. Однажды, переминаясь с ноги на ногу, его слушал с виду интеллигентный мужчина. У него не хватало характера прервать разговор. Между тем мы узнали, что Земля передвигается в космосе со скоростью 30 километров в час, что пантеры – те же ягуары, только черные пятна у них крупнее. Иногда, перекрикивая шум транспорта, неугомонный мужик зычным голосом приветствовал знакомых, шедших по другой стороне проспекта. Потом он заходил в комнату. До следующего утра. На проспекте я его не видел ни разу.

Сегодня погода была мрачная. Видно, на балконе второго этажа пребывали в миноре. Я услышал фразу:

– Эх, Звиад, быть бы тебе посланником где-нибудь в Тринидад-и-Табаго. Вот где солнце, пляж!

Звиадом звали самого этого мужика. И вдруг сверху донёсся вопль ликования:

– Джесси, Джесси идёт!!! Шаман!

Действительно, на проспекте появился наш старый знакомый. Услышав крики со второго этажа, Джесси остановился как вкопанный и покраснел. Мне показалось, что парень собирался с духом, чтобы пробежать под балконом и таким образом избавить себя от домогательств Звиада. Но не тут-то было! Он увидел Симона, который стоял, вперив в него свои глаза. Бедняга растерялся. Потом повернулся и бросился во все лопатки в обратную сторону.