Однажды, незадолго до смерти Сталина, на личный прием к председателю Президиума Верховного Совета Швернику приходит супружеская пара. Он на костылях, инвалид войны. Ему 25 лет. Она еще моложе. У них есть ребенок. Теперь она опять беременна и хочет сделать аборт. Но аборты в СССР с 1936 года запрещены. Разрешение дают в исключительных случаях. У этой семьи не исключительный случай. Таких, как они, миллионы. Но именно они рискнули идти за помощью в Москву. Этой семье негде жить. Он живет в общежитии. Она живет вместе с мачехой и ее замужними дочерьми в 15-метровой комнате. Их на 15 метрах 8 человек. Днем мачеха сидит с ее полуторагодовалым ребенком. За это мачеха берет с нее 200 рублей из ее пятисотрублевой зарплаты. Но на ночь мачеха запрещает оставлять ребенка. И его приходится нести ночевать в общежитие. Эта молодая семья стояла в очереди на комнату, но им отказали. И тогда они пошли в приемную Президиума Верховного Совета. Потому что говорят, что там ближе к Сталину и там помогут.

Их действительно приняли. У них затеплилась надежда, что им дадут комнату, в которой они будут растить двоих детей. Была создана комиссия, которая обследовала их жилищные условия и признала, что молодая семья нуждается в помощи. Но нет, им не выделили комнату. Ей разрешили "в порядке исключения сделать аборт". По личному указанию председателя Президиума Верховного Совета СССР Шверника Н. М.

Эта история характерна для существовавшей долгие годы системы. Эта система — урод. Но она отличается стабильностью. Потому что все годы настройки этой системы и ее функционирования во главе нее стоит один человек — Сталин. И вот Сталин умер.

Суть массового стресса сразу после смерти Сталина в вопросе: что же теперь будет? Как же мы без него? Смысл всех слез, пролитых страной с 5 по 9 марта 1953 года, в этом детском, инфантильном ощущении брошенности, неопределенности будущего и страхе перемен.

Из докладной министра госбезопасности Игнатьева Маленкову, Берии, Булганину, Хрущеву о реакции военнослужащих на смерть Сталина: "Машинистка штаба мотострелковой дивизии: "Как-то боязно. Кто знает, что люди думают. Встанет кто-нибудь на его пост, потом окажется врагом народа. А что, если война? Сейчас самый удобный момент к этому, потому зима кончается, а война всегда начинается летом"".

Противоположные мнения запечатлены в многочисленных доносах, поступивших в траурные дни.

Из доноса: "5 марта 1953 года я на базаре встретил Муравьева, и мы зашли в ларек. Туда же зашел и гражданин Басов, которого я не знал. Заговорили о состоянии здоровья Сталина. Кто-то сказал: "Миллионы людей будут о нем плакать". На что Басов ответил: "Не плакать, а радоваться будут миллионы людей". Мы с Муравьевым задержали Басова".

А солдат бронетанкового склада сказал: "Что Сталин умер, то это даже лучше. Увидите, как все сразу изменится".

В среде высшего руководства вопрос — как мы дальше будем? — имеет свой собственный смысл. Это вопрос о власти. Основным игрокам расклад ясен еще до физической смерти Сталина. Еще 3 марта разосланы приглашения на совместное заседание пленума ЦК КПСС, Совмина СССР и Президиума Верховного Совета СССР. Заседание проходит вечером 5 марта. Продолжается 40 минут. Председательствует Хрущев. Министр здравоохранения Третьяков делает сообщение о состоянии здоровья Сталина. То есть Сталин еще официально жив. Потом слово предоставляется Маленкову. Маленков говорит: "Важнейшая задача — обеспечение бесперебойного руководства страной". Слово предоставляется Берии. Берия говорит: "Бюро Президиума ЦК считает необходимым теперь же назначить председателя Совета Министров СССР. Бюро вносит предложение назначить председателем Совмина Маленкова Г. М.". Слово предоставляется Маленкову. Маленков назначает четырех первых замов — Берия, Молотов, Булганин, Каганович. Главная новая идея — сосредоточить власть в руках правительства, а не в партийной структуре. Это идея Берии, которую он обсуждал с Маленковым заранее. Хрущев в этой ситуации никакого правительственного поста не получает. Он секретарь ЦК, и только. Поста первого секретаря Московского комитета партии Хрущев лишается.

Согласованность назначений и удивительная ладность в распределении постов говорят о том, что все это обдумано и проговорено заблаговременно. Экспромт во всем этом не ощущается. Зато просматривается инициативный силовой источник. Берия последние годы жизни Сталина находится в связке с Маленковым. Еще до финальной болезни Сталина Берия имел виды на Маленкова. Хрущев вспоминает: "Берия мне как-то сам сказал о Маленкове: "Слушай, это безвольный человек. Он такой козел. Он может прыгнуть, если его не удержать. Поэтому я его держу, с ним хожу. Он русский человек, культурный человек, он может пригодиться"". Именно Берия на заседании 5 марта заявляет Маленкова на пост председателя Совмина. Константин Симонов, наблюдавший Берию и Маленкова на том заседании, пишет: "Что до Берии и Маленкова, они оба говорили с трибуны живо, энергично, по-деловому. Что-то в их голосах не соответствовало скорбным концовкам их выступлений, связанных с болезнью Сталина. Они были какие-то распеленатые, что ли". Молотов, Ворошилов, Микоян еще со времен октябрьского пленума 1952 года, после разгромного сталинского наезда, в ожидании ареста. В финале собственной жизни Сталин начинает очередную кампанию по истреблению своего окружения. Включая Берию. Из всех, намеченных на отстрел, Берия наиболее инициативен, информирован и обладает рычагами в силовых структурах, включая военных и интеллигенцию, связанную с производством атомного и водородного оружия. Берия готов к игре со Сталиным на выживание. В этих обстоятельствах, при живом еще Сталине, Молотов, Микоян, Ворошилов поддерживают распределение постов, намеченное Берией. На заседании в Кремле 5 марта 1953 года эти потенциальные сталинские жертвы получают посты в руководстве страной. Молотов — министр иностранных дел. Микоян — нарком торговли. Ворошилов — председатель Президиума Верховного Совета. Симонов пишет: "Назначения, произведенные на заседании, говорили о том, что Сталин вот-вот умрет. У меня было чувство, что старые члены Политбюро вошли с каким-то затаенным ощущением облегчения. Это как-то прорывалось в их лицах".

Выступление Л. Берии на сессии Верховного Совета

Маленков продолжает свое выступление. Он предлагает объединить Министерство государственной безопасности СССР и Министерство внутренних дел СССР в одно министерство — Министерство внутренних дел СССР. Назначить министром внутренних дел СССР товарища Берию Л. П.

Главные действующие лица после заседания в Кремле в 20:40 поехали на сталинскую дачу. После их приезда в 21:50 официально констатируется смерть Сталина.

Хрущев в своих воспоминаниях, наговоренных в конце 60-х, уверяет, что заподозрил усиление Берии к 50-м годам: "К 50-м годам я даже считал, что если допустить Берию занять ведущее положение в партии, то он повернет развитие в стране не по социалистическому пути, а по капиталистическому. Такое у меня было мнение".

Хрущев вспоминает: "Когда Сталин был при смерти, мы попарно дежурили при нем". Хрущев дежурил в паре с министром вооруженных сил Булганиным. Хрущев, сидя возле умирающего Сталина, говорит Булганину: "Ты знаешь, какой пост для себя возьмет Берия?" "Какой?" — спрашивает Булганин. — "Министра госбезопасности. Никак нельзя допустить этого. Это начало нашего конца. Он возьмет его только для того, чтобы истребить, уничтожить нас. Этого никак нельзя допустить, никак нельзя". "И мы с Булганиным, — говорит Хрущев, — стали обсуждать, как будем действовать".

Эта тема несколько отступает на время похорон Сталина.

После сообщения по радио о смерти Сталина, которое прозвучало 6 марта в четыре утра, московский корреспондент газеты "Нью-Йорк таймс" немедленно отправился на Центральный телеграф, чтобы передать информацию. Телеграммы о Сталине не пропускались. Не только не принимали телеграмму, но на коммутаторе международного телеграфа все провода были вынуты из гнезд. Потом прибежал механик, который рванул заднюю дверцу коммутатора и выдернул главный кабель.

Около шести утра 6 марта в центр города входит колонна грузовиков с солдатами спецбатальонов МВД. Солдаты становятся вдоль и поперек всех больших и малых центральных улиц. Грузовики образуют баррикады. На улице Горького появляется танковая колонна. Танки усиливают баррикады из грузовиков в ключевых точках. О маршруте движения народа к Колонному залу, где выставлен гроб с телом, по радио не сообщают. Людская масса, заполнившая весь город, спрессовываясь на ходу, ищет пути к Колонному залу. Очередь спонтанно возникает на площади Белорусского вокзала. Потом по улице Горького толпа идет до площади Маяковского. Дальше ее гонят налево на Садовое кольцо. По Садовому — до улицы Чернышевского, с которой поворачивают на Бульварное кольцо. Наконец людская волна добирается до горки Рождественского бульвара. Тут на мгновение замирает от открывающегося внизу зрелища сплошной массы человеческих голов.

Но в спину уже напирают новые волны. И толпа, не владея собой, катится вниз, под горку. Внизу, в левом углу бульвара, выходящего на Трубную площадь, открыт узкий проход. Это и есть единственный проход к Сталину. Толпа постоянно прибывает. Подвернувшему ногу, упавшему, помочь никто не может. Иногда людям приходится поджимать ноги, потому что идут по телам. Многие бегут с детьми. Детей в давке начинают передавать на грузовики офицерам. Людей засасывает, давит в узком проходе между грузовиками. Люди кричат: "Уберите грузовики!" Офицер на грузовике плачет и кричит: "Указания нет!" В сдавленной многотысячной толпе возникает водоворот. Вырваться нельзя. Так продолжается два дня. Раздавленных свозят в Лефортовский морг. Он всех не вмещает. Затоптанные трупы лежат прямо на снегу.

8 марта вдруг объявляют, что по многочисленным просьбам трудящихся в последний раз открывается доступ к телу товарища Сталина. По сути, это провокационное объявление. У многих появляется ощущение, что они упускают шанс. 8 марта пускают не через Трубную, а через улицу Чехова. Узкая старая московская улица забита толпой, как и в первый день. Над толпой сплошной гул криков и стонов. Под ногами сдвигаются крышки канализационных люков. Люди падают в люки. Люки доверху заполняются людьми. В два часа ночи объявляют перерыв до пяти утра. Люди ждут, греются в подъездах. Цель близка. На лицах выражение спортивного азарта. Из московской школы на Пресне попытать счастья посмотреть на Сталина пошли все. В классе остался один мальчик. Он сидел за партой и читал книжку.

6 марта 1953 года гроб Сталина проверен специальной комиссией на наличие отравляющих веществ, радиоактивных веществ и часовых механизмов. Комиссию по похоронам возглавляет Хрущев. Литератор, спецкор "Огонька" Александр Авдеенко в Колонном зале встречает своего фронтового друга Василия Мефодьевича Верховых. Они выходят в фойе. "Судя по опухшим глазам, ты, роднуша, дни и ночи плачешь", — говорит Василий Мефодьевич. "Как все", — отвечает Авдеенко. "Не все, роднуша, не все плачут и рыдают. Немало и таких, кто крестится: "Слава тебе, Боже, прибрал наконец", — говорит Василий Мефодьевич и гладит испуганного Авдеенко по плечу. — Не бойся, роднуша. Он теперь не дотянется до нас. Кончился временщик. Испустил дух. Своей смертью Хозяин принес стране больше пользы, чем всей долгой жизнью". Авдеенко поднимается, прощается. "Иди, роднуша, иди, — говорит фронтовик Василий Мефодьевич. — Иди рыдай".

Из Грузии на похороны Сталина выписаны профессиональные плакальщицы.

В один день со Сталиным умирает великий русский композитор Сергей Прокофьев. Близкие и друзья не могут пройти в его квартиру в Камергерском переулке. Всюду оцепление и кордоны. Цветы нигде не купить. Все на гробе Сталина.

Период с марта по июнь 1953 года — это время записок Берии и документов, принятых или не принятых в результате этих записок. Первый же документ за подписью Берии в новом качестве министра МВД демонстрирует изменение терминологии. Профессора, проходящие по "делу врачей", давно и повсеместно именуемые "врачами-вредителями", в документе, вышедшем всего через неделю после смерти Сталина, названы "арестованными врачами". Формулировка, невозможная неделей раньше и отдающая реабилитацией.

Далее, в тот же день, 13 марта, следует записка о пересмотре дел о выселении граждан из Грузии. Выселение этих граждан в Казахстан было произведено в рамках так называемого "мингрельского дела", затеянного Сталиным в 1951 году и нацеленного против Берии.

В апреля 1953 года появляется записка Берии в Президиум ЦК КПСС о неправильном ведении дела о так называемой "мингрельской националистической группе". Берия в своей записке воспроизводит показания арестованных о применении к ним пыток. Более того, и это впервые, Берия пишет: "И. В. Сталин требовал применения к арестованным физических мер воздействия… По прямому указанию И. В. Сталина ЦК ВКП(б) принял Постановление о выселении граждан с территории Грузинской ССР".

И никакого "товарищ" перед именем Сталина.

18 марта 1953 года выходит приказание Берии о пересмотре дела против бывшего руководства ВВС и Министерства авиационной промышленности. Затем следует реабилитация руководителей указанных ведомств.

26 марта 1953-го следует бериевская записка о проведении амнистии. Амнистии подлежат осужденные на срок до 5 лет за должностные и хозяйственные преступления, беременные женщины и женщины с детьми до десяти лет, несовершеннолетние, пожилые мужчины и женщины и неизлечимо больные. Амнистированы 1 201 738 человек. Это без малого половина всех советских заключенных. Не подлежат амнистии отбывающие срок за бандитизм и убийства, а также осужденные по 58-й, политической статье. Через два дня, 28 марта, появляется письмо Берии в президиум Совмина о передаче лагерей и колоний из МВД в Министерство юстиции. В составе МВД остаются особые лагеря для осужденных по 58-й статье и бывших военнопленных. Еще через неделю выходит приказ Берии "О запрещении применения к арестованным каких-либо мер физического воздействия". Документ начинается словами: "МВД СССР установлено, что в следственной работе имели место аресты невинных граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток. Изуверские методы допроса доводили невинно арестованных до потери человеческого облика". Далее Берия пишет: "Следователи подсовывали им сфабрикованные признания об антисоветской и шпионско-террористической работе". То есть в бериевском приказе от 4 апреля 1953 года черным по белому написано, что масса людей безосновательно обвинена в шпионаже и терроризме. И осуждена по 58-й статье, на основании показаний, данных под пытками. То есть в приказе министра внутренних дел Берии произнесено "а", за которым маячит "б" — пересмотр дел и вал реабилитаций невинно осужденных на сроки и расстрелы по политической статье. А это уже ревизия трех десятилетий жизни страны, ревизия всего сталинского правления. Теперь, весной 1953-го, для этого нужна только политическая воля руководства страны. Ведь Сталина уже нет.

Между тем Сталин умер всего месяц назад. Только месяц прошел с того дня, как страна отрыдала по Сталину. Готовность страны взглянуть на себя свежим взглядом в начале апреля 1953 года совершенно неочевидна. У Берии есть возможность в этом убедиться. 1 апреля Берия пишет записку о реабилитации лиц, привлеченных по так называемому "делу врачей". 3 апреля на основании его записки выходит постановление Президиума ЦК, реабилитирующее арестованных врачей. 4 апреля сообщение об этом появляется в газете "Правда". Аналитики МВД фиксируют ответную реакцию. Вот наиболее характерная: "Но как же так?! Народ был возмущен врачами-убийцами, народ устраивал митинги, и вдруг — врачи не виноваты. После смерти великого Сталина творятся дела, вызывающие недоумение". Это пишет в "Правду" Крюков В. Ф. из Свердловска. Пишут студенты юридического факультета Львовского университета: "Это же в корне подрывает авторитет наших юридических и следственных органов. А в какое положение поставлено МВД? В кого же теперь верить? Где искать правду?"

Тысячи подобных писем идут после реабилитации 37 арестованных врачей. Реабилитация сотен тысяч невинно осужденных оказалась бы непосильным переживанием для страны, еще не отошедшей, не очнувшейся после Сталина. И в 1956-м осуждение культа личности будет шоком. Многотысячную реабилитацию, начни ее Берия в 1953-м, трудно было бы расценить как популистский шаг с его стороны. Берия ставит не на популизм. В этом смысле ему бесполезно тягаться с только что ушедшим Сталиным. В своем рывке во власть Берия ставит совсем на другое: он, да-да, он, душегуб Берия, хочет войти во власть, а значит, в историю, как человек, выводящий страну из сталинизма. Тактически он обречен именно на это. Он сотрет Сталина и вместе с ним собственное прошлое. И всех соперников. Все оставшееся после Сталина руководство страны — не меньше в крови, чем он, Берия. Он владеет информацией на них. Они — Хрущев, Маленков, Молотов — это знают и ощущают постоянно. Берия торопится. Сейчас он как никогда близок к власти. А он властолюбец. Больше, чем сластолюбец.

Г. Маленков и Л. Берия

Пришедшие после Берии Маленков, а затем Хрущев также возьмут на вооружение идею отказа от Сталина. И будут применять ее в разных дозах в целях внутрипартийной верхушечной борьбы. То есть в целях получения личной власти. Берия — первый и наименее удачливый из тех, кто вступил на этот путь.

Всех проходивших по "делу врачей" освобождают 4 апреля 1953 года.

На машинах их доставляют с Лубянки домой. Машины подъехали к профессорскому дому в Серебряном переулке ночью, за несколько часов до выхода газет с сообщением о реабилитации. Дворничиха, бывшая понятой при обысках и арестах, увидев, что недавно при ней арестованные профессора возвращаются в свои квартиры, бросилась в отделение милиции с криком: "Враги сбежали!"

Через пару дней после того, как по ночной Москве бегала дворничиха, у которой от всего происходящего сдали нервы, в Кремле в трех комнатах членов и кандидатов в члены ЦК знакомят с документами, свидетельствующими о личном участии Сталина в "деле врачей". Вспоминает Константин Симонов: "Идея предоставить нам эти документы для прочтения принадлежала, несомненно, Берии. Он хотел показать себя человеком, который никак не склонен продолжать те жестокость, беззаконие, которые, судя по предъявленным нам документам, были связаны непосредственно со Сталиным, с его инициативой, с его требованиями. Берия как бы утверждал, что он не собирается покрывать грехи Сталина. Вот он вам ваш Сталин, как бы говорил Берия, не знаю, как вы, а я от него отрекаюсь. Я намерен сказать о нем всю правду. Документы, которые я видел, не являлись фальшивыми. Поэтому к тому нравственному удару, который я пережил во время речи Хрущева на XX съезде, я был, наверное, больше готов, чем многие другие люди".

Хрущев о Берии в марте — начале апреля 1953 года говорит: "Берия ко мне проявлял большое внимание и уважение, чем я был удивлен. Он не порывал связей с Маленковым, но начал отношения устанавливать со мной. Если, бывало, они соберутся с Маленковым пройтись по Кремлю, то меня тоже приглашают. Как-то мы ходили, гуляли, и Берия вдруг говорит: "Все мы под Богом ходим. Стареем мы уже. Все может случиться с каждым из нас. Надо подумать о старости и о своих семьях. Поэтому я предложил бы построить персональные дачи, которые надо передать в собственность тем, для кого они построены"".

К. М. Симонов, кандидат в члены ЦК партии

Хрущев скажет, что у Берии "некоммунистический ход мышления". Берию действительно трудно заподозрить в коммунистических взглядах. Впрочем, как и всех других. Но в истории со строительством дач он выходит за рамки принятых правил игры. Дачи, высокие заборы, обслуга — непременный стиль жизни сталинской номенклатуры. Но они давались Сталиным и отбирались Сталиным. Часто вместе с жизнью. Номенклатурные блага за народный счет — это плата за страх. А тут вдруг Берия произносит крамольное слово "собственность". Хрущев вспоминает: "Я был убежден, что все это он делал в провокаторских целях".

А Берия уже в деталях делится с Хрущевым и Маленковым своими планами. Строить дачи будем не под Москвой, а в Сухуми. Там такие персики растут, такой виноград. Разрабатывать проекты и вести строительство будет Министерство внутренних дел. Главным на строительстве будет человек, специализирующийся на возведении атомных объектов. Хрущев говорит: "Я слушаю его, не противоречу". Поговорили, поехали за город, на дачу, на Рублевское шоссе. Сначала вместе, втроем ехали — Берия, Маленков, Хрущев. Хрущеву с Маленковым налево надо поворачивать, а Берии прямо. Хрущев с Маленковым пересаживаются в другую машину, которая все время шла сзади. Хрущев говорит Маленкову: "Эти дачи — чистейшая провокация. Давай сейчас ему не противоречить, пусть он этим занимается и думает, что его никто не понимает". Берия и Молотову предлагает дачу. Молотов соглашается. Только просит, чтобы ему строили не на Кавказе, а под Москвой.

В связи с дачной историей Хрущев продолжает: "Для меня уже был неудивителен такой некоммунистический ход мышления Берии. Он полностью вязался с его образом". Хрущев имеет в виду ряд документов, вышедших из-под пера Берии и произведших шоковое впечатление на партийную верхушку.

Прежде всего, это бериевский проект по оздоровлению политической обстановки в Германской Демократической Республике.

На самом деле этот документ — молниеносная реакция на события в странах Восточной Европы. В ГДР — волна забастовок в мае 1953-го, в июне — в Чехословакии. То же самое в Польше. В Румынии — голодные бунты. Большие проблемы в Венгрии.

Н. Хрущев и Г. Маленков

Документ от 2 июня 1953 года констатирует массовое бегство жителей ГДР в Западную Германию. Большая часть бежавших — трудовые элементы: рабочие, крестьяне, а также домашние хозяйки, представители интеллигенции и члены правящей партии СЕПГ. Документ указывает: "Причина бегства сотен тысяч людей — неправильный курс на ускоренное строительство социализма. А именно: форсированное развитие тяжелой промышленности, ограничение частной инициативы, насильственное создание сельскохозяйственных кооперативов. Все это привело к нарушению снабжения населения промышленными и продовольственными товарами, к разорению мелких собственников. Пятьсот тысяч гектаров земли брошены бережливыми немецкими крестьянами, которые перебираются в Западную Германию. Курс немецкой марки резко падает". То есть Берия говорит, что политический и экономический курс, введенный в ГДР Сталиным, — пагубный и разрушительный. Между тем это тот самый курс, по которому Сталин гнал СССР в течение тридцати лет. И, значит, Берия, говоря о ГДР, позволяет себе, пусть в узком кругу, ревизию сталинского строя.

"Для исправления создавшегося в ГДР положения, — пишет Берия, — необходимо отказаться от курса на форсированное строительство социализма. Привлечь в экономику частный капитал. Принять меры по обеспечению демократических прав граждан". И, наконец: "В настоящее время главной задачей является борьба за объединение Германии на демократических и миролюбивых началах". На дворе начало июня 1963 года.

Берия сам зачитывал текст. Первым против предложений Берии выступил Молотов. Хрущев поддержал Молотова. Их в свою очередь поддержал министр вооруженных сил Булганин. В том же духе выступили другие члены Президиума ЦК. Молотов в тот же день предложил Хрущеву перейти на "ты".

Между тем крайне важны причины, по которым Берия решился на обсуждение столь радикальных предложений, как отказ от социализма в ГДР и начало объединения Германии. Берию толкает на это советская экономика. Прежде всего ситуация в сельском хозяйстве. Оно требует вложения денег. Но всякие вложения неэффективны. Сельское население деградировало вследствие многолетней сталинской политики. Советская промышленность не обладает достаточным потенциалом для увеличения вложений в сельское хозяйство. Сводки МВД, которые имеет Берия, реалистично отражают картину. Проблемы в сельском хозяйстве могут легко перерасти в проблемы политические. Маячит необходимость повышения мен на продукты. Это грозит стихийными возмущениями. Через девять лет, после всех усилий и средств, брошенных на освоение целины, повышение цен вызовет массовый бунт в Новочеркасске, раздавленный войсками и принесший огромные жертвы.

Л. Берия

Об отмене колхозов речь не идет. В 1953-м Берия с Маленковым предлагают снизить сельскохозяйственный налог, чему категорически противился Сталин и за что он клеймил Микояна на октябрьском пленуме 1952 года. Но и снижение налога не решает проблему. Все послевоенное восстановление хозяйства не привело к структурным изменениям в экономике. Разрыв между военно-промышленным комплексом и гражданскими отраслями увеличивается. Берия, как никто другой, знает истинную цену атомного проекта для советской экономики. Поэтому он ищет кредиты за границей. Надежд на помощь США на фоне холодной войны нет. Ожидать содействия от международного еврейского капитала, который помогал СССР во время войны, больше не приходится. Предсмертный сталинский государственный антисемитизм и переориентация Израиля на США исключили помощь с этой стороны. Остается Германия. Вот за объединение этой Германии Берия и хочет получить отступные, а именно долгосрочный кредит. Прощупывание почвы Берия намерен поручить актрисе Ольге Чеховой, уже имевшей опыт щепетильных заданий со стороны советского руководства. В Германию в июне 1953-го прибывает начальник немецкого отдела внешней разведки полковник Зоя Рыбкина Она встречается с Ольгой Чеховой 26 июня, в день ареста Берии. Этим операция и исчерпывается.

13 мая 1953 года появляется записка Берии об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей.

"Если взглянуть на карту СССР, — пишет Берия, — то можно увидеть, что вся страна пестрит режимными городами и запретными зонами, где запрещено проживать гражданам, имеющим судимость и отбывшим наказание. Это создает трудности не только для этих граждан, но и для их семей. Это вызывает справедливое недовольство.

Такой практики паспортных ограничений не существует ни в одной стране. В США, Англии, Канаде, Финляндии, Швеции о судимости никаких отметок в личных документах граждан не делается. МВД СССР считает необходимым упразднить существующие паспортные ограничения как не имеющие необходимости. Режимность и паспортные ограничения тормозят экономическое развитие".

Это уже похоже не на что иное, как на подготовку к массовой реабилитации.

Далее. Берия предлагает строительные управления и промышленные объекты ГУЛАГа передать из МВД в отраслевые министерства. То есть он предлагает ликвидировать лагерную основу советской экономики.

Далее. Берия предлагает отменить введенные Сталиным и непосильные для граждан госзаймы. Он предлагает отказаться от увеличения оборонных расходов. Предлагает прекратить дорогостоящие стройки как не имеющие первостепенного значения для нужд народного хозяйства. Повысить закупочные цены в сельском хозяйстве. Переориентировать экономику на производство товаров народного потребления.

Далее. Берия предлагает написать новую, более объективную историю Великой Отечественной войны.

Предлагает ограничить роль партии в государстве, упор — на органы советской власти. Повысить роль национальных кадров в республиках. Поднять вопрос о возвращении Японии спорных островов Курильской гряды. Восстановить отношения с Югославией. Сократить численность советской разведки в капиталистических странах.

Предлагает запретить использовать во время демонстраций портреты вождей, как умерших, так и живых.

Прекратить издание собрания сочинений Сталина. Осуществить внутрипартийное осуждение Сталина.

Трудно сказать, как долго обдумывал Берия эти предложения. Три месяца весны 1953 года — слишком короткий период, чтобы понять, что в этих предложениях. Короткий расчет, нацеленный исключительно на захват власти, или это результат долгого анализа, знание неэффективности режима, понимание его исчерпанности вопреки кажущейся незыблемости. Вероятно, весна 1953 года могла бы оказаться контрапунктом всей последующей отечественной истории. Страна ошарашенно приняла бы новый курс. В особенности еще молодые, совсем недавние фронтовики, которые помнят свои европейские впечатления. Фронтовики могли бы стать мотором новой страны. Вообще, в 1953 году страна отстоит от 1917-го всего на одно поколение. Но все это в сослагательном наклонении. В реальности вторая жизнь Берии не состоится. В первой жизни Берия рука об руку со Сталиным участвовал в зверской эксплуатации и уничтожении населения страны. В этом смысле он легко может быть сочтен шпионом и признан террористом. Однако такой взгляд на присталинскую деятельность Берии расходится с партийной оценкой.

Хрущев пишет: "Мы видели, что Берия форсирует событий". Это несомненно. Противостояние с группой Хрущев-Молотов-Булганин для Берии очевидно. При обсуждении ряда вопросов на президиуме ЦК противостояние уже вошло в острую фазу. Вопрос стоит просто: кто кого? Берия идет напролом; либо они поддерживают его в его программных действиях, включая обличение Сталина, и тем самым обеспечивают его фактическое восхождение на высшую ступень власти в белых одеждах освободителя от тирании, либо он арестовывает их, открывает свои архивы и устраивает открытый процесс, где все они, по локоть в крови сталинского террора, оказываются врагами народа, а он, такой же как они все, выступает их судьей и защитником измордованной страны.

Хрущеву остается одно — действовать. И он действует. Времени у него мало. Счет идет на дни. Хрущев разговаривает с Маленковым. "Слушай, товарищ Маленков, неужели ты не видишь, куда дело клонится? Мы идем к катастрофе. Берия ножи подобрал". — "Я вижу это, — говорит Маленков, — но что делать?" Хрущев говорит: "Сопротивляться". Маленков, по должности, — первый человек в государстве. Постоянный нажим со стороны Берии в противоход остальным страшит его. Конкуренция со стороны Берии очевидна, хотя Берия трезво в этом смысле оценивает ситуацию: грузину сейчас не бывать на высшем посту. Но смерть Сталина, исчезновение Сталина, срывает тормоза даже у такого опытного игрока, как Берия, и его несет, в одиночку, несмотря на отсутствие тыла, несмотря ни на что.

Маленков в разговоре с Хрущевым дает согласие на общую игру. Хрущев уже переговорил с министром вооруженных сил Булганиным. Булганин правильно понимает опасность. Хрущев едет к Ворошилову. Хрущев вспоминает: "Как только я переступил порог его кабинета, Ворошилов сказал: "Товарищ Хрущев, какой у нас замечательный человек Лаврентий Павлович Берия, какой это замечательный человек!""

Хрущев уезжает от Ворошилова и едет к Молотову. "Берия очень опасен, — говорит Молотов. — Я считаю, что надо, так сказать, идти на крайние меры".

Хрущев вспоминает: "Мы решили, что надо форсировать события, потому что могут нас подслушать или кто-либо может как-то проговориться".

Переговорили с членами президиума Сабуровым и Первухиным. Тут в Москву возвращается Каганович. Хрущев пишет: "Каганович был на лесозаготовках, проверял, как идут дела". Так вот, Каганович возвращается и говорит, что он "за". Маленкову поручают переговорить с Ворошиловым. Маленков приезжает к Ворошилову и рассказывает ему о выработанном решении. Ворошилов обнимает Маленкова, целует и принимается плакать.

Хрущев должен переговорить с Микояном. Разговор состоится в тот самый день, на который намечено заседание президиума Совмина, на котором будет поставлен вопрос о Берии. Микоян заезжает к Хрущеву на дачу по дороге на заседание. Разговаривают долго. Хрущев вспоминает: "Позиция Микояна была такая: товарищ Берия имеет отрицательные качества, но он не безнадежный, он в коллективе может работать. Это была совершенно особая позиция, которую никто не занимал".

Микоян с Хрущевым садятся в машину и едут в Кремль.

В пятницу 26 июня 1953 года академик Курчатов и будущий академик Александров находятся на объекте, где идет сборка водородной бомбы. За несколько дней до этого на объекте появились несколько генералов, направленных Берией, который курировал проект. Александров вспоминает, что было получено задание по моментальному завершению работы. Первый образец нового термоядерного изделия следует передать генералам. "Генералы просто сидели над нами", — вспоминает Александров. Курчатов по два раза в день докладывает Берии, как идут дела. 26 июня Курчатов звонит Берии — Берии нет.

В Москве, в Кремле, в это время начинается заседание президиума Совмина. Маленков председательствует. Слово просит Хрущев. Так условились заранее. Хрущев предлагает обсудить вопрос о товарище Берия. Хрущев вспоминает: "Берия сидел от меня справа. Берия взял меня за руку, посмотрел на меня и говорит: "Что ты, Никита? Что ты мелешь?"" Хрущев ему отвечает: "Вот ты и послушай. Я об этом как раз и хочу рассказать". Хрущев говорит о записках и действиях Берии после смерти Сталина, об отказе от социализма в ГДР, о том, что Берия хотел объединить националистов в республиках против русских, о том, что еще в 30-х годах говорили, что он, Берия, агент мусаватистской разведки, работающей на англичан. А люди, которые говорили об этом, исчезли. Хрущев заканчивает словами: "У меня сложилось впечатление, что Берия не коммунист, что он карьерист".

Потом говорит Молотов, другие. Потом Микоян. Он держится своей позиции: Берия не безнадежный человек. Маленков должен подвести итог. Но он теряется. Возникает пауза. Слово опять берет Хрущев. Предлагает поставить вопрос об освобождении Берии от всех постов, которые он занимал.

Маленков должен поставить вопрос на голосование. Вместо этого он нажимает кнопку и раньше условленного времени вызывает военных.

Военные ожидали сигнала в комнате ожидания при кабинете Маленкова. До заседания с ними беседовали Хрущев, Булганин, Маленков и Молотов. Вспоминает маршал Москаленко: "Они начали нам рассказывать, что Берия в последнее время нагло ведет себя, шпионит за членами президиума ЦК, подслушивает телефонные разговоры, следит, кто куда ездит, грубит со всеми. Они сказали нам, что по сигналу нам нужно войти и арестовать Берию". В числе этих военных — маршал Жуков. Маршал Москаленко вспоминает, что Хрущев дал добро на участие Жукова в перевороте. Но сказал, чтобы Жуков был без оружия.

После условного сигнала именно Жуков первым входит в зал заседания. Растерянный Маленков произносит: "Именем советского закона арестовать Берию". Жуков обыскивает Берию. На дверях, у входа в кабинет, где арестовывают Берию, стоит Леонид Брежнев. Берию уводят.

На следующий день, 27 июня 1953 года, руководство страны идет в Большой театр на оперу "Декабристы".

28 июня 1953 года академики Курчатов и Александров получают газеты. Александров вспоминает: "Спектакль в Большом театре, правительство сидит в ложе, Берии среди них нет. Мы были посланы на объект с четким поручением Берии — быстро закончить работу и передать изделие, т. е. бомбу, генералам. Но все генералы вдруг исчезли. Вот у меня такое впечатление получилось, что Берия хотел использовать эту подконтрольную ему бомбу для шантажа. И не только у меня — у Курчатова тоже было такое впечатление. Мы по этому поводу с ним говорили, прогуливаясь там в садике".

Было два варианта. Вариант номер один. Перекрывается шоссе Энтузиастов и дальше все улицы, ведущие к Кремлю. В Кремль ввозят водородную бомбу, которую создал Сахаров. Окончательная сборка производится в спецпалатке возле Царь-пушки. Затем объявляется, что бомба в Кремле и может быть взорвана в любую минуту.

Второй вариант — публичный. Объявляется, что водородная бомба находится на шоссе Энтузиастов. После объявления начинается движение в сторону Кремля. Под охраной бомбу ввозят в Кремль.

Берии нравился вариант № 2. Публичный.