Шесть подозреваемых

Сваруп Викас

ПРИЗНАНИЕ

 

 

27. Правда

Я мог бы назвать имя, которое при обыске сообщил полицейским; только оно ничего вам не скажет. Лучше намекну, в каком я был виде. Красный жилет на медных пуговицах, белая рубашка, гофрированные черные брюки, а главное — дорогие кожаные туфли ручной работы. Не забудьте про туфли, это важно.

Никто не обращал внимания на безликого человека из обслуги, призванной ненавязчиво следить за тем, чтобы большая вечеринка шла полным ходом. Это было все равно что влиться в один из бесчисленных людских потоков, наводняющих улицы во время крупного политического митинга или религиозной процессии, стать разноцветным пятном, размазанным по объективу телекамеры, оглядывающей зрительские трибуны во время матча по крикету, или никому не известным избирателем из длинной очереди перед урной для голосования.

Вы требуете подробностей? Ладно, на вечеринке я был бородатым официантом. Когда отключился свет, я стоял рядом с Вики Раем. И застрелил его в упор.

Простите, если вас потрясло мое признание. В конце концов, не зря же в Библии написано: «Не убий». В насильственном прерывании человеческой жизни всегда есть нечто жестокое, мрачное, не согласующееся с нашей совестью и с уголовным судопроизводством. Однако бывают случаи, когда убийство не просто оправдано, но еще и необходимо. Я даже не имею в виду законно санкционированную казнь террориста или борьбу с врагом на войне. Речь об убийстве как праведном ритуале очищения. Герой «Махабхараты» Арджуна, воин-кшатрия, видел свое предназначение в том, чтобы сражаться против злых Кауравов на поле битвы при Курукшетре. Вот и я тоже — солдат, который ведет борьбу со злыми силами в современном обществе. Покончив с этим человеком, я просто исполнил свой долг, свою дхарму.

Поверьте на слово, личные счеты здесь совершенно ни при чем. Нет, я не доводился родственником ни единому из шестерых бездомных, погибших под колесами автомобиля, за рулем которого сидел тогда еще юный Вики Рай. Я в глаза не видел Кишора Раджпута, убитого по его приказу лесника. И Руби Джил не приходилась мне ни сестрой, ни любовницей, ни коллегой. Мы с ней вообще никогда не встречались.

Думаю, мой поступок можно рассматривать как проявление гражданской бдительности (в просторечии — самосуда), деяние ответственного человека, который берет закон в собственные руки, когда установленные для этого власти бездействуют.

А здесь именно такой случай. Вики Рай совершал одно преступление за другим, — и раз за разом все сходило ему с рук. Последней каплей стал оправдательный приговор по делу об убийстве Руби Джил.

Наши великие национальные эпосы нередко повествуют о том, как Бог, возмущенный творящимися на земле злодействами, нисходит на землю восстановить справедливость. При всем уважении, это полная чушь. Никто не спустится с неба, чтобы вычистить наши выгребные ямы. Нагадил — убирай за собой сам. Скинь обувь, закатай штаны повыше и полезай в грязную жижу.

Так я и поступил. Совесть не оставила мне другого выбора.

Предполагается, что средний класс должен играть роль национальной совести, быть своего рода нравственным маяком, оберегающим от невоздержанности верхов и пораженческих настроений низов. Это он призван изменять существующее положение вещей, это его руками совершались великие мировые революции — во Франции, в Китае и России, в Мексике, Алжире и Вьетнаме. Но только не в Индии. Наш средний класс нерушимо верит в сохранение статус-кво. Нимало не беспокоясь из-за падения общественных нравов, не печалясь о нуждах бедняков, он с головой погряз в трясине безудержного потребления. Мы превратились в нацию вуайеристов, попавшихся на крючок бессодержательных «мыльных опер» о горемычных домохозяйках и коварных свекровях, мы пожираем объедки чужих несчастий, истекаем слюной, услышав о свадьбе кинозвезды, и завороженно следим за процессом по делу очередного политика, пойманного на взятке.

Честно говоря, я ничего не имею против вуайеристов. Сам, когда был подростком, время от времени поддавался искушению тайком заглянуть в окошко дома напротив, надеясь застать молоденькую соседку в ванной. Ну а вдруг вместо этого вы увидите, как мужчина душит свою давно уже не юную супругу? Ваши действия? Заберетесь в постель, ощущая легкое чувство стыда, словно что-то украли, — или же помчитесь туда и остановите убийцу?

Вот он, нелегкий выбор, стоявший передо мной во время прослушивания телефонных бесед Вики Рая, — то есть последние два года. Видите ли, если главного министра интересовали разговоры Джаганнатха Рая, то меня больше занимал его сын.

Знать бы с самого начала, во что я ввязываюсь! Прослушивание казалось мне вполне безобидным способом раздобыть нужные сведения. Индия — настоящий рай для любителей совать нос в чужие дела. Здесь никого не волнуют гражданские свободы, право человека на частную жизнь и защита информации личного характера. Достаточно обзавестись необходимым электронным оборудованием, которое можно купить в любой лавке на Палика-базар, и необходимыми связями в телефонной службе — и вот вы уже готовы шпионить. В настоящее время у меня семь точек перехвата на территории от Джамму до Джабалпура.

Два года подряд я ежедневно прослушивал разговоры Вики Рая, узнавая о новых взятках, мошенничествах, разврате. Кровь стыла в жилах от рассказов о том, как извращают и нарушают закон, как подделывают улики, как правосудие, точно уличную девку, попирают ногами, насилуют, бессовестно грабят и продают с молотка. Каждое слово сжимало мне сердце железным обручем. Каждое преступление гвоздем вонзалось в тело.

Семнадцатого марта чаша моего терпения переполнилась. Я заведу вам небольшой отрывок из того памятного разговора. Слушайте внимательно.

— Здравствуйте, Вики-баба. Узнаете меня?

— Мухтар?

— Да, Вики-баба. Простите за поздний звонок…

— Что стряслось? У тебя взволнованный голос.

— Помните, Вики-баба, как мы вместе играли в Лакхнау? Я вас вез на спине до большого фикуса, а вы потом говорили: «Отвези меня к…»

— Погоди, ты же не за этим позвонил в час ночи? Не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о моем детстве? Ближе к делу, Мухтар. У тебя опять неприятности?

— Нет, Вики-баба, у вас.

— В каком смысле?

— Час назад хозяин вызывал меня к себе.

— Ну? Кого ему понадобилось укокошить на этот раз?

— Вас, Вики-баба. Он велел убить вас. 

— Ты с ума сошел?

— Нет, Вики-баба. Клянусь памятью моего покойного отца. Он так и сказал, слово в слово.

Долгое молчание.

— Все-таки не могу поверить.

— Вы росли на моих глазах, Вики-баба, разве у меня поднялась бы рука отнять вашу жизнь?

— И когда папа велел исполнить задание? 

— Двадцать третьего марта. Вроде бы в тот день у вас, в  «Номере Шесть», будет какая-то крупная вечеринка… 

— Ясно.

Долгое молчание.

— Не знаю, что вдруг нашло на хозяина. Он уже не тот, что прежде. Борьба за кресло главного министра просто выела его мозг.

— Мухтар, ты готов кое-что для меня сделать?

— Хукум, Вики-баба.

— Я хочу, чтобы ты убил Джаганнатха Рая. В то же время, на том же месте. Получишь во сто раз больше, чем посулил тебе папа. Ну что, принимаешь заказ?. 

— Вики-баба, как же я..

— Десять лакхов — прямо сейчас. Остальное — когда закончишь. И можешь навсегда забыть об этой работе. По рукам?

— Не знаю, что и сказать, Вики-баба.

— Это же легче легкого, Мухтар! Проберешься в усадьбу через служебный вход, его оставят незапертым. Я буду в баре, в большой гостиной, а отца как-нибудь отправлю в противоположный угол, к окну, выходящему на подъездную дорожку. Ровно в пять минут пополуночи мой надежный слуга Шанкар отключит свет. В это время вокруг уже будут греметь фейерверки. Как только выстрелишь — беги обратно к служебному входу. Чего уж проще?

Долгое молчание. 

— Договорились, Мухтар? 

— Да, босс.

— Отлично. Думаю, тебе лучше пока исчезнуть. Будет звонить мой папа — не бери трубку.

— Да, босс. Отсижусь у себя, в Сарай-Мир, а двадцать третьего приеду в «Номер Шесть».

— Чудесно. Значит, аванс я перешлю тебе в Азамгарх.

— Мехербани. Кхуда хафиз.

Конец связи.

Когда я дослушал этот разговор, у меня внутри словно что-то оборвалось. Сколько можно наблюдать за происходящим вокруг и делать вид, будто тебя это не касается? Сколько можно прикидываться, что ты не гражданин своей страны, не мыслящий и чувствующий человек? И я сказал себе: хватит! Я сам убью Вики Рая, своими руками свершу справедливость. Раз уж порочному отцу суждено умереть, пусть его испорченный сын отправится следом.

Чтобы убить человека, нужны три вещи. Убедительный мотив, крепкие нервы, подходящее оружие. Я верил в свою правоту и был достаточно уравновешен, оставался только последний пункт. Компактный полуавтоматический пистолет тридцать второго калибра, произведенный в окрестностях Бамхаура, вполне отвечал моим целям — он дешев, надежен, и его невозможно отследить. Кроме того, мне пришлось нанести визит Акраму Бхаю, старенькому, сморщенному сапожнику, хозяину маленькой мастерской, в которой обувь изготавливают на заказ. Он сшил для меня пару особенных кожаных туфель, внутри которых, если поднять подметку, скрывалось потайное отделение, где легко разместилась бы пачка купюр или золотой слиток. Или компактный пистолет.

Итак, двадцать третьего марта я пронес оружие на территорию «Номера Шесть». Проникнуть в усадьбу не составляло никакого труда. Я просочился через незапертый служебный вход, нацепив поддельную бороду и красную, с черным, униформу официанта из ресторана «Элит тент хауз», который, по моим сведениям, и должен был обслуживать вечеринку. С подносом в руках я побродил по саду, наблюдая за гостями. Кругом лился беззаботный смех, текли реки спиртного. Типичная вечеринка делийского богача: воздушные поцелуйчики, лишенные теплоты объятия, ритуальный обмен визитными карточками, хищные взгляды женщин, выставляющих свои тела напоказ.

Около полуночи в саду начался фейерверк. С визгом взлетали в небо ракеты, оглушительно хлопали петарды — и все в честь оправдательного приговора хозяину роскошной усадьбы. Когда начало бить двенадцать часов, я переместился в большую гостиную и увидел, как Вики Рай выступает у окна перед микрофоном. Потом он передал слово отцу, а сам отошел в дальний угол, к барной стойке, и принялся смешивать себе напиток. Я осторожно приблизился. В комнате находилось множество людей, включая кинозвезду Шабнам Саксену; выстрелить при таком скоплении людей и не попасться просто невозможно. Все мои мускулы напряглись, в животе образовался твердый ком. Оставалось ждать минуты, когда погаснет свет. Это произошло ровно в двенадцать ноль пять, и я молниеносно вытащил пистолет. Грянул выстрел, раздался крик Джаганнатха Рая. Полагая, что Мухтар совершил свое черное дело, я в тот же миг в упор застрелил Вики Рая. Он стоял у окна, и пуля, должно быть, пролетела насквозь. По воле случая в ту же секунду на улице разорвалась шутиха и заглушила выстрел.

Застрелить человека легко. Куда труднее сохранить после этого хладнокровие. Руки у меня затряслись, едва не выронив оружие, а сердце заколотилось так, что дело чуть не дошло до инфаркта. Сняв левый ботинок, я трясущимися пальцами поднял подметку и убрал пистолет в тайник. И даже успел завязать шнурки до того, как лампы загорелись, а в гостиную ворвались полицейские. Когда мне велели назвать свое имя и адрес, я представился официантом и показал поддельный документ. Меня обыскали с головы до ног, но ничего не нашли. А потому отпустили на все четыре стороны.

Поступил бы я как-то иначе, если бы знал, что Мухтар Ансари уже не сможет исполнить заказ? Трудно сказать. Когда при вспыхнувшем свете передо мной возник совершенно невредимый Джаганнатх Рай, я понял: что-то пошло не так. Но теперь все стало на свои места. Первая пуля, тоже тридцать второго калибра, выпущенная Ашоком Раджпутом из местного самодельного револьвера, пролетев мимо цели, засела внутри деревянной стойки бара. Зато вторая — моя — убила Вики Рая наповал. Если бы полицейские удосужились как следует обыскать окрестности, они бы нашли в саду вторую гильзу тридцать второго калибра,

Понимаете, в чем ирония? Вики Рая признали невиновным по делу Руби Джил на том основании, что, по словам полицейских, пули были выпущены из двух разных стволов. Зато в этот раз копы решили забыть о втором пистолете, и Ашока Раджпута арестовали! Не подпиши он чистосердечное признание, хороший адвокат мог бы все уладить.

Много лет назад я смотрел фильм… Сейчас уже не помню названия. Это была одна из тех картин с претензией на художественный вкус, где люди не разговаривают, а камера движется очень медленно, фиксируя мимолетные обыденные события (к примеру, на экране битых две минуты показывали пустые качели, которые со скрипом раскачивались туда-сюда на ветру). В фильме рассказывалось об одной обнищалой деревне, где жителей нещадно эксплуатировал феодальный землевладелец. Сюжет почти стерся из памяти, однако финальная сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Маленький мальчик бросает камнем в богатый дом заминдара и разбивает окно. По молодости лет я тогда еще не мог осознать всей важности этого камня. Зато понимаю теперь. Великие революции разгораются из крохотной искры.

И я зажег эту искру. Революция движется полным ходом. В ее рядах — молодые люди, подобные Мунне Мобильнику. Они во весь голос требуют того, что принадлежит им по праву. И больше не станут молча мириться с беззаконием.

У каждой революции есть свой герой — и свои нежелательные побочные эффекты. Немного грустно думать о судьбе Ашока Раджпута. И конечно же, мое сердце скорбит о погибшем Экети. Я пытался ему помочь, но, видимо, было слишком поздно. Его смерть навсегда останется тяжким бременем на моей совести. Однако нельзя сказать, что эта жертва пропала втуне. В конце концов, Вики Рая больше нет на свете. Его отец все равно что мертв. Справедливость восторжествовала. Отныне преступники-богачи не будут спасть спокойно. Им дали понять, что возмездие способно настичь любого из них и в любую минуту.

Пожалуй, я мог бы гордиться: все-таки не каждый день совершается идеальное убийство. Никто даже не подозревает о произошедшем — ни жена, ни мои товарищи по газете. Я попрежнему прихожу на рабочее место в урочное время, а вечерами засиживаюсь допоздна. В перерывах обедаю вместе с коллегами, смеюсь бородатым шуткам, вступаю в нелепые разговоры о политике и карьерных перестановках. Хотя меня буквально тошнит от пустого трепа и мелочных интересов. А еще — поражает их самодовольство и самоуспокоенность. Неужели мне одному открыто, что значит быть журналистом -расследователем, глубоко преданным своему делу? Или у меня одного в этой жизни есть высшая цель?

Я понимаю, что взялся пахать одинокую борозду, но теперь уже не поверну назад. Потому что вокруг еще много грязи. Я продолжаю слушать чужие разговоры, от которых кровь закипает и голова начинает гудеть.

А знаете, ведь убийства тоже затягивают.