О. Сергий живет не один. Он ученик старца о. Исаакия. Келья у них просторная «на двоих». И огород больше, чем у других пустынников. Поляна открытая, с трех сторон окружена вековым пихтовым бором, а с одной стороны, прямо против кельи, открывается вид на снежные вершины.
Подходим. Никого нет. Обошли келью кругом.
— Должно быть, молятся, — сказал о. Иван, и громко произнес:
— Молитвами святых отец наших…
— Аминь! — послышалось из кельи.
Дверь отворилась, и в дверях, не выходя к нам, показался монах. Невысокого роста, смуглый брюнет, с проседью. Очень худой. На босу ногу. В руках четки. Лицо спокойное, серьезное.
Это был о. Исаакий.
— Мы молимся, — сказал он, — проведи их, о. Иван, в ту келью.
И снова затворил дверь.
О. Иван ввел меня в сени. Одна дверь из сеней направо, за ней слышно равномерное церковное чтение. Другая налево, в пустую келью. О. Иван отворил дверь, и мы вошли в очень маленькую комнатку с одной койкой.
— Я пойду к ним, — сказал о. Иван, — отдохните пока.
Ушел.
Я сел на койку «отдыхать». Это единственная «мебель» кельи. Нет ни стульев, ни стола. В углу иконы. На стенах написано карандашом несколько изречений Исаака Сирина. Над койкой символическая картина, изображающая монашеские добродетели. Старец с большой седой бородой. Вокруг него добродетели: смирение, пост, молитва. В углу на коне мирская страсть, в виде толстой женщины с распущенными волосами. Женщина стреляет в старца из лука. Но старик неуязвим, и стрелы до него не долетают…
В келье пахнет как в церкви — ладаном, восковыми свечами, и сразу почему-то чувствуется, что здесь живут люди, которые молятся долго, истово, по-церковному.
Я жду с полчаса. Наконец, в сенях слышится движение, топот босых ног. Входит о. Сергий.
Он совершенно такой же, каким я видел его на Новом Афоне. Только босые ноги придают еще более трогательно-убогий вид. Он очень худой. Маленькая мочального цвета бородка. Волосы длинные, прямые, тоже мочального цвета. Подрясник совсем, совсем ветхий, весь пропитан масляными пятнами. На голове выцветшая и такая же ветхая скуфейка. Опоясан широким кожаным поясом.
О. Сергий — тип послушника в высшем и лучшем смысле этого слова. Нести послушание, — делать что-нибудь для других, — в этом для него все.
О. Сергий послушник о. Исаакия, который руководит его духовной жизнью. Но он «послушник» каждого и это выражается во всех чертах его, в движениях, в лице, решительно во всем…
О. Исаакий долгое время жил монахом на Новом Афоне. О. Сергий десять лет прожил там же послушником, и на них особенно ярко легла печать монашества. Они свободны и духовно смелы, как и все пустынники, но в тоже время «уставщики», свято хранящие монастырский уклад жизни, молитвенники не только в «мистическом» смысле, как о. Никифор, но и в церковном. Четки, ладан, громадные книги в кожаных переплетах, — здесь не случайные предметы, не «обстановка», которой могло бы и не быть, — а органические части живого целого. Здесь на первом месте правила, послушание и церковная молитва, а потом уже лес и безмолвие. Но в самой церковности этой, — выражаясь словами о. Никифора, — «все живое», — она часть души тех, кто живет здесь, ее любят, она служит выражением своеобразного душевного склада…
Рис. Пустынник о. Сергий
О. Сергий поклонился мне, касаясь рукой пола. Потом быстро поправил свои длинные прямые волосы и поцеловался со мной трижды крест-на-крест.
Мы встретились с ним, как старые, старые друзья, — хотя я видел его один раз на Новом Афоне и то не более получаса.
— Вы не сердитесь, что не пришел я в Драндский монастырь? — сказал о. Сергий.
— Что вы… Я же знаю, что вам нельзя было…
— Огород не мог бросить. О. Исаакий больной. Тяжелую работу работать не может, мне и за него и за себя пришлось, — никак нельзя было оставить…
— Спасибо, что прислали о. Ивана. Мы с ним подружились дорогой.
О. Сергий улыбнулся и засиял весь.
— Я знал, что он понравится вам! Как пришло время идти за вами… думал, думал… огород никак оставить нельзя… А так как между нами с о. Иваном большая любовь братская, я и решил — лучше всего ему пойти… Потрудились на гору-то? Устали? Я боялся за вас… А о. Иван говорит — хорошо шли.
— Да, ничего… конечно, устал немного, но гораздо меньше, чем думал. Я сам на себя удивлялся всю дорогу!.. Я очень, очень рад видеть вас, о. Сергий.
— И я рад. Я вас тогда на Новом Афоне полюбил… О. Сергий говорит отрывисто, тихо, часто покашливает. Он не произносит буквы «л». Вместо «ла» говорит «уа» — это придает его произношению особенную мягкость…
— Теперь пойдемте, о. Сергий, покажите ваше хозяйство и познакомьте меня с о. Исаакием.
— Пойдемте, пойдемте…