Не часто богиня выходит за смертного. На свадьбу Пелея были приглашены все боги Олимпа и все земные властители. И мир не видел ещё такой свадьбы! Сам громовержец Зевс сошёл со своего трона и обошёл гостей, приветствуя их, даже обменялся с некоторыми парой слов. Рядом с женихом он задержался, положил ему руку на плечо и ласково, по-отечески сказал: «Молодец, Пелей. В чём-то я тебе даже завидую… А в чём-то нет».

В первый раз в жизни в присутствии всех олимпийских богинь самое большое внимание привлекала к себе Фетида. Но радости у неё на лице не было. Она принимала поздравления спокойно и сдержано. Лишь когда к ней подошла Гера и, нежно взяв её за руки, тихо сказала: «Фетида, дорогая, я ведь всё знаю: ты отказала Зевсу, и он в наказание выдал тебя за смертного. Но ты не должна ни о чём жалеть: ты поступила мужественно, достойно богини, и я этого никогда не забуду. Будь счастлива несмотря ни на что», Фетида всхлипнула и сказала: «Мой сын всё равно будет бессмертным, и он отомстит за меня».

Гости веселились вовсю. Вино и нектар текли рекой, слуги выносили одни яства за другими, а чтобы гости не устали есть и пить, между сменами блюд сам Аполлон исполнял свои лучшие музыкальные композиции, а музы пели и танцевали под его кифару. Дионис тоже пытался петь, у него получалось хуже, но ему тоже аплодировали, и веселье, затихавшее было при выступлениях муз и Аполлона, вновь разгоралось от блатных песен и похабных анекдотов в исполнении сильно подвыпившего Диониса.

Гости всё прибывали и прибывали. Привратники едва успевали проверять приглашения. Гермес сновал от гостей на кухню, из кухни ко входу, от входа снова к гостям, давая на бегу указания.

К турникету на входе подошла небрежно одетая богиня с неприятным злобным лицом.

— Ваше приглашение?

— У меня нет приглашения, — ответила богиня таким же неприятным скрипучим голосом.

— Ваше имя, простите?

— Эрида моё имя. Надо бы знать, милок.

Это была та, чьё появление на свадьбе наименее уместно. Зловредная богиня раздора, нудная, сварливая и скандальная стерва.

— Вашего имени нет в списках приглашённых.

— А мне есть дело до твоего списка? Я пришла, и изволь меня пропустить.

— Я не могу пропускать тех, кто не в списке, меня начальство накажет, — жалобно сказал привратник, незаметно дёргая у себя за спиной верёвочку звонка.

— Ну и кто твоё начальство?

Из-за турникета выскочил радостный, излучающий гостеприимство Гермес.

— Эридочка! Ласточка! Душечка! Как же мы тебя заждались! Где ж ты пропадаешь? Почему не проходишь? Что ты здесь делаешь?

— С привратником вашим препираюсь, как видишь.

Гермес зарделся от гнева.

— Несчастный! — закричал он на привратника. — Как ты смеешь препираться с богиней, которой не достоин даже поднести воды!

Он сделал широкий театральный жест, превратив привратника в рукомойник, и, снова расплывшись в улыбке, обратился к Эриде:

— Очень большое мероприятие, приходится набирать персонал на стороне. Берут необученных, неотёсанных, просто кого попало берут. Я разберусь, кто нанял этого наглеца, и примерно накажу. Обещаю.

— Но, прежде чем разбираться, ты меня, надеюсь, пропустишь? — мрачно спросила Эрида.

— Обязательно! Непременно! Безусловно! Покажи мне твоё приглашение, драгоценная.

— У меня нет приглашения.

— Как же ты могла его забыть! Но это не важно. Не надо никого за ним посылать, мы не будем проявлять не свойственный нам бюрократизм. Достаточно, чтобы ты была в списке приглашённых.

На лице Гермеса одновременно отразились ужас, смущение и возмущение.

— Не может быть! — воскликнул он. — Какой негодяй составлял эти списки! Я руки ему оторву! Нет, оторвать руки недостаточно. Нет такой ужасной казни, которой не заслужил бы этот бездельник! Мир не знал ещё такой вопиющей халатности! Тебя нет в списке!

— Извини, что прерываю твою искромётную клоунаду. Надеюсь, теперь, когда ты прояснил это недоразумение, я могу наконец пройти. Я проголодалась уже.

Выражение лица Гермеса стало таким несчастным, что сейчас его пожалел бы даже самый отъявленный воинствующий безбожник.

— Но это невозможно, Эридочка, — ты знаешь, что за люди там собрались? Одних царей под сотню. Меры безопасности беспрецедентные. Из не приглашённых мышь не проскочит. Это я к тому, что не надо превращаться в мышь и проскакивать: на дежурстве свора специально обученных котов, и это только одна из мер безопасности, а их тысячи, я даже сам и половины не знаю. Я обещаю, что больше такое не повторится, но сегодня я никак не могу тебя пропустить. Если хочешь, я велю тебе вынести по порции всех блюд, что подают сегодня гостям.

— Откупаетесь? Милостыню предлагаете? Не надо уж. Сами ешьте. Повеселитесь без меня. Веселья вам сегодня хватит!

Эрида сплюнула себе под ноги, решительно развернулась и пошла прочь. Лицо Гермеса сразу стало серьёзным и озабоченным. Он тоже развернулся и пошёл в другую сторону. У турникета он резко остановился, взглянул назад, превратил рукомойник в привратника и быстро пошёл дальше.

Зевс сидел на троне с умиротворённым видом, на небе не было ни облачка, ничто не могло сейчас испортить настроение громовержца.

У ног его приземлился орёл. Он потоптался и негромко прокашлялся, привлекая к себе внимание. Зевс вопросительно на него посмотрел. Орёл расправил крылья и, стараясь подражать голосу Фетиды, прокаркал: «Мой сын всё равно будет бессмертным, и он отомстит за меня». Зевс кивнул и отвернулся. Перед ним стоял слегка побледневший Гермес.

— Кроныч, у нас неприятности.

— Эрида?

— И откуда узнала, не понимаю. Кто рассказал? Кажется, она поняла, что мы её нарочно не пригласили.

— Пустое, — махнул рукой Зевс. — Что за свадьба без драки!

Зевс понимал, что если за скандал взялась сама Эрида, то дело не сведётся к обычной драке между гостями, но никто в мире не умел, как он, хранить олимпийское спокойствие и скрывать свои истинные чувства. Ещё никто не видел Зевса испуганным или растерянным, хотя, естественно, ему как и всем свойственны и страх, и сомнения. И сейчас его лик остался невозмутимым, а на небе не появилось ни тучки. Нельзя предугадать, что учинит Эрида, нельзя подготовиться, остаётся только ждать.

Беда пришла вместе с десертом. Перед богами на стол поставили большую корзину фруктов, на вершине которых лежало красивое, спелое, отливающее золотом, аппетитное яблоко. К его черенку была привязана яркая ленточка, на которой золотыми буквами было написано: «Самой красивой».

Три божественные ручки одновременно потянулись к яблоку, три божественных голоска одновременно сказали: «Это мне!», и три божественных личика обернулись к Зевсу со словами: «Ну, скажи же им, что я самая красивая!»

Зевс на мгновение оторопел. Любой ответ сулил вечную ненависть двух богинь, а этого не мог себе позволить даже властелин богов. Уже в следующее мгновение он дипломатично ответил: «Я предлагаю передать это яблоко невесте, ведь она…», но было поздно: катастрофа произошла, Зевса уже не слушали.

— И когда это ты успела стать красавицей? — ехидно спросила Афродита. — Ты в зеркало-то на себя давно в последний раз смотрела?

— Да уж красивей тебя буду, — ответила, покраснев, Афина.

— То-то ты шлем никогда не снимаешь. Чтоб лицо твоё лучше видно было?

— Кто б говорил! Таких красавиц, как ты, в Афинах в любом публичном доме полно!

— А тебя с твоей рожей и в публичный дом не пустят! На тебя за всю жизнь ни один мужчина не позарился!

— Зато на тебя зарятся все кому не лень!

Гера развела спорящих богинь руками и примирительно сказала:

— Девочки, что вы спорите? Зевс уже показал, кого он считает самой красивой, когда женился на мне.

— А из кого ему было тогда выбирать? На безрыбье и не на такой кикиморе женишься! Детей-то он не с тобой делает!

— Как разговариваешь со свекровью, дрянь!

Затрещина. И сразу раздался визг Геры, которой Афродита вцепилась в волосы. Афина, звеня доспехами, напрыгнула на обеих, все три повалились на землю.

Бессмертные отвели взгляды, смертные гости ошалело смотрели, как на их глазах рушился авторитет богов. «Амброзии перебрали», — несмело предположил какой-то царь.

И тут грянул гром среди ясного неба. Зевс встал с трона, спустился со своего возвышения и подошёл к сцепившимся богиням. Удар грома привёл их в чувство, они отпустили друг дружку и встали на ноги.

«О красоте смертных судят боги, о красоте богинь пусть судят смертные, — сказал громовержец. — Найдём беспристрастного юношу — он и рассудит, кто из вас самая красивая. Но это потом. А сейчас приведите себя в порядок: в таком виде нельзя людям на глаза показываться».

Богини действительно выглядели неважно: у Афродиты фингал на пол-лица, у Геры волосы дыбом, лицо расцарапано, одежда разорвана так, что приходится прикрываться, а у Афины из носа текла благоуханная божественная кровь вперемешку с не менее благоуханными божественными соплями.

Богини поспешно удалились, а Зевс поднялся к трону и обратился к гостям с такими словами: «Почтеннейшая публика! Только что наши самодеятельные актрисы разыграли перед вами фольклорную сатирическую сценку под названием «Три завистливые дуры на чужой свадьбе». Поздравим их с дебютом и пожелаем им в следующий раз выбрать для постановки пьесу, где будет больше психологизма и меньше буффонады».

Он сел на трон, и праздник продолжился. Но веселье было уже не таким беззаботным и непринуждённым. Все стали как-то тише и осмотрительнее. До Зевса стали долетать мысли гостей вроде: «Так вот на что наши жертвы тратятся», «Вкалываешь весь день, не разгибаясь, с утра до вечера с трона не встаёшь, а они тут сценки разыгрывают», «Всё разворовали олимпийцы проклятые».

Зевса эти слова не очень беспокоили. «Богов почему-то не волнует, что смертные делают с тем, что им бог послал, — думал он, — а вот для смертных очень важно, куда деваются их жертвы, им всё время кажется, что боги что-то лишнее себе присваивают, будто весь мир и так не принадлежит богам. Впрочем, не стоит, пожалуй, в будущем приглашать смертных на божественные мероприятия, а то от таких сцен им начинает казаться, что мы ничем от них не отличаемся. Чем меньше они о нас знают, тем, пожалуй, лучше».

Пелей в это время думал: «Вот и положено начало новой семейной жизни».

А Фетида думала только о будущей мести.