День выдался жарким и безоблачным. С утра поедом ел гнус, но когда начало припекать, назойливые насекомые попрятались в мох и траву, и друзья имели возможность, не пользуясь надоевшими за время похода мазями, бродить по освещённой солнцем тайге, не боясь быть до крови искусанными.

Виктор видел, что Андрей никак не может оправиться от постигшей его неприятности, с трудом сдерживается, чтобы не впасть в депрессию, вызванную потерей своего главного оружия – видеокамеры. Позавчера они полдня потратили на то, чтобы попытаться зацепить хотя бы её части на дне водяного котла под мощным сливом неугомонной реки, но все старания оказались тщетными: ни кусочка, ни винтика, ни защитного кожуха от микрофона, ничего не удалось обнаружить! Горная река поглотила всё без остатка, будто приняла положенное ей жертвоприношение от путешественников, посмевших без разрешения проникнуть в этот дикий край. И Виктор старался отвлечь своего друга от грустных мыслей, найти для него какой-то интерес в том, что они пойдут снимать завораживающие своей первозданностью пейзажи на фотоаппарат. Конечно, он понимал, что Андрей – до глубины души человек киношный, он и мир этот привык воспринимать через глазок своей камеры, и вряд ли фотоаппарат сможет заменить ему эту потерю. Но они так долго сюда добирались, столько сил потратили на преодоление сплава, а потом пешей части, что уйти из этих мест, не сделав хотя бы сотни фотографий, было страшно обидно!

Вчера Виктор уговорил Андрея сходить на приток Сыни – бурную и живописную речку Хангуру, чьё устье находилось рядом с большим водопадом. Он видел, что Андрюшка скорее из вежливости согласился составить ему компанию, но всё же к концу дня лицо его порозовело, в глазах появился знакомый блеск, и Виктор был очень рад, что уговорил своего друга на эту вылазку.

Вечером, сидя у костра, Андрей прочитал своё стихотворение, посвящённое утонувшей камере. Оно было красивым, печальным, но в нём не было безысходности, а прозвучала вдруг какая-то надежда и даже лёгкая ирония над случившимся.

«Всё будет нормально! – подумал тогда Виктор. – Андрей придёт в себя, он крепкий, он переживёт эту тяжёлую потерю».

Сегодня они запланировали подняться на горку, что возвышалась над устьем Хангуры в двух километрах от их стоянки. Сверху они мечтали увидеть долину Сыни и, если повезёт, жерло потухшего вулкана Сыня. Этот вулкан находился совсем рядом и был первым из трёх, являющихся целью путешествия, планы которого пришлось изменить ввиду неожиданной потери камеры и поджимающих сроков.

Утро было многообещающим: светило яркое летнее солнце, небо налилось небывалой для этого времени года синевой, настроение у обоих постепенно приходило в соответствие с погодой, к тому же сегодняшнее восхождение было последним перед началом возвращения домой. Внутри, конечно, оставалось чувство неудовлетворённости и грусти оттого, что так долго подготавливаемая экспедиция не достигла намеченных целей, но в то же время они так устали от трудностей и мытарств, выпавших на их долю в связи с низким уровнем воды в реках и огромным количеством вещей, что возвращение домой радовало и грело их души, вселяло надежду и заглушало печаль предвкушением скорой встречи с родными и близкими, по которым они, конечно же, успели сильно соскучиться.

Со стоянки сложно было определить, насколько пологий и удобный подъём на эту самую горку, поэтому путники приготовили с собой метров тридцать верёвки, несколько карабинов и нижнюю обвязку на случай, если придётся преодолевать скальную стенку на пути к вершине. Все альпинистские принадлежности уложил в свою сумку Виктор, Андрей же взял фотоаппарат и пару плиток халвы на предмет обеденного перекуса где-нибудь на склоне горы. Пока они укладывали вещи, у палатки на кедровом стланике тревожно запищал бурундук. Он совершенно не боялся людей и смотрел на них своими чёрными глазками-бусинками, будто требуя к себе внимания и пытаясь что-то рассказать. Андрей сделал несколько снимков забавного полосатого гостя, после чего Виктор закрыл палатку, и друзья тронулись в путь.

Сыни перебраживали в привычном месте – в пятидесяти метрах от стоянки. Река была мелкой, хотя и довольно бурной, и путники шли не торопясь, опираясь на лыжные палки. Достигнув другого берега, они надели сухие портянки, проверили, не забыли ли чего, и зашагали по извилистой тропе вдоль русла реки. Справа в просветах редких лиственниц просматривалась небольшая марь, они вчера ходили по ней к Хангуре, но сегодня их путь лежал в другую сторону – вверх по реке к подножию горки, которую Андрей окрестил «Демоном Сынийского водопада». Дело в том, что у самой её вершины, на отвесной скале, будто выбитое скульптором, отчётливо проступало изображение человеческого лица с «кутузовской» повязкой на слепом глазу. Друзья не сразу заметили этого «демона», но когда Андрюшкина камера улетела в водяной котёл, неожиданно они, посмотрев наверх, увидели эту странную, даже пугающую своей формой, скалу. Виктор скептически отнёсся к рассуждениям Андрея по поводу того, что именно этот «демон» и принял жертвоприношение. Он вообще не любил разговоров о мистике и прочем доморощенном бреде. Андрей не то чтобы всерьёз говорил о «демоне», скорее иронизировал по поводу своей неудачи, но Виктору неприятны были даже эти его слова. Он был истинным христианином, и любые языческие «пережитки» с их многочисленными духами, шаманами и демонами вызывали в нём раздражение и снисходительную усмешку. Андрей же на самом деле не верил ни в «демонов», ни в Бога, ни во что, кроме человеческого разума, в котором, по его мнению, и жили все религии, предубеждения и мистика. Но он не прочь был иногда в шутку «постращать» самого себя, а заодно и товарища, получая от этого какое-то одному ему понятное удовольствие. Вот и сейчас он пригрозил указательным пальцем изображению на скале, с серьёзным видом произнеся: – Смотри у меня! Сегодня – без фокусов, с тебя и так довольно!

Тропа начала делиться на множество маленьких еле заметных тропок, впереди идущий Андрей наугад выбирал ту из них, которая своим направлением больше соответствовала выбранному маршруту, но всё же друзья в итоге залезли в заросли кедрового стланика и теперь с трудом из них выбирались. – На обратном пути надо идти ближе к реке! – предложил Виктор. Выйдя из стланика, он достал свой фотоаппарат и принялся снимать разноцветные камушки в русле почти пересохшего ручейка. Андрей, понимая, что у него есть как минимум минут двадцать свободного времени, тоже вытащил фотокамеру, но камушки его заинтересовали мало, и он в качестве съёмочного объекта выбрал стволы шерстистой берёзы. Эта разновидность всем известных деревьев отличалась от своих собратьев тем, что береста её, будто кем-то специально подрезанная, свисала живописными закрученными свитками. Берёза напоминала раздевающуюся девушку, забывшую про стыд и скромность. Что-то вульгарное, но в то же время завораживающее было в шерстистой берёзе, как и во всяком соблазне и грехе. И Андрюшка сделал несколько кадров этих лишённых скромности берёзовых стволов, а также успел выкурить пару сигарет, пока ожидал Виктора, фотографирующего цветные камушки. Виктор, в отличие от Андрея, тратил уйму времени на то, чтобы сделать один снимок. Жизнь научила его бережливости, он не умел набирать фотоматериал за счёт его количества, ему хотелось в каждом кадре поймать главное, не прибегая к дублям и повторам. Такое фотографирование было не самым удобным и результативным, но оно приносило ему творческое удовлетворение, а не это ли главное в любом страстном увлечении?

У ручья друзей атаковал гнус. Здесь, в Забайкалье, как, впрочем, и по всей Сибири, водилось много видов мокрецов, мошки и прочей кровососущей твари. Но самым неприятным был всё же мелкий мокрец, практически не видимый глазом и проникающий через любой накомарник, забирающийся под энцефалитные костюмы и выедающий куски кожи так сильно, что после него оставались долго не заживающие и сильно зудящие раны, приносящие немало неприятных минут человеку. Во время сплава путники сполна хлебнули бед от этого насекомого. И если Виктор пользовался накомарником, то Андрей его вообще не надевал, поскольку, по его мнению, он убирал как минимум «две диафрагмы» и мешал любоваться окружающим пространством. Сейчас, в сыром и безветренном месте, мокрец облепил друзей и заставил их прибавить шаг, чтобы быстрее покинуть царство гнуса и выйти на спасительное тёплое солнышко. Тайга редела, справа проглядывал скальный склон, и Виктор предложил подойти к нему, чтобы выяснить, возможно ли уже здесь начать подъём на горку.

От подножия склона в сторону Сыни простиралась довольно широкая каменная река – курумник. Кое-где под валунами виднелись струйки чистой, как слеза, воды. Она стекала с самого склона, образуя под ним небольшую чашу, напоминающую искусственный бассейн на дачном участке, а потом растворялась среди камней. Место было красивым, необычным, и друзья принялись фотографировать его с разных точек, подыскивая наиболее удачные ракурсы и освещение. Становилось жарко, и пришлось скинуть куртки, так как предстоял долгий подъём в гору. В воздухе наступило полное безветрие. В природе ощущались умиротворение и покой. Лиственницы замерли и сделались совсем светлыми, будто вылепленными из воска, от ручья подымался пар, насекомые исчезли, и даже нарисовавшиеся на небе кучевые облака вдруг притормозили свой бег и, заняв наиболее выгодные положения, с удовольствием позировали счастливым фотографам. Виктор подумал, что наступил наконец тот редкий момент в их путешествии, когда можно получить то, за чем они сюда пришли. Очень непросто выразить словами возникшее ощущение, но, по-видимому, это была радость от всеобщей гармонии, которая из окружающего природного ландшафта постепенно перетекала в души людей. Природа была гармонична и раньше, она вообще, в отличие от человека, не может пребывать в ином состоянии, но Виктору и Андрею до сих пор постоянно что-то мешало это почувствовать: тяжёлые рюкзаки, непроходимые заросли стланика, отсутствие воды в реке, заливающий глаза пот. А теперь ничего такого не существовало, вернее, оно было где-то в прошлом, о котором на время удалось забыть. И друзья наслаждались свободой и покоем, которых они так долго искали в своей зажатой городскими условностями жизни, к которым шли и плыли все эти бесконечные километры по Забайкальской тайге и с радостными воспоминаниями о которых они теперь смогут пережить и перетерпеть до следующего сезона, до очередного погружения в притягательный мир покоя и свободы! Виктор смотрел на Андрея и чувствовал, что не только он переполнен подобными мыслями. Лицо товарища светилось радостью, и Виктору захотелось выразить словами свои чувства, но он не стал этого делать, прекрасно осознавая, что никакими фразами не опишешь своё удивительное состояние. Андрей заметил внимательный взгляд друга и рассмеялся: – Хорошо? – Хорошо! – ответил Виктор и, зажмурив глаза, поднял голову к небу. – И я никому ничего не должен: камеры нет, обязанностей нет. Свобода! В ответ на реплику Андрея откуда-то сверху, с размашистого кедра, растущего на скалах, зычно запричитала кедровка. И трудно было понять – вторила она человеку, догадываясь об охватившем его чувстве, или предупреждала о чём-то. Но кричала она долго, протяжно, резким гортанным голосом, заставив друзей вспомнить, что им предстоит ещё восхождение на горку, а затем возвращение к палатке, так что особо засиживаться у подножия не стоит. Пока друзья собирали свои фотоаппараты, у стоящих неподалёку лиственниц что-то промелькнуло. Виктор боковым зрением заметил движение и вскоре с удивлением разглядел там целую стайку чернобурых белок, вьюном бегающих по стволам деревьев. Зверьки затеяли какую-то весёлую игру, гоняясь за пушистыми хвостами друг друга, и были так увлечены ей, что совсем не обращали внимания на людей, находящихся всего в двадцати метрах от них. У одной из белок в зубах торчала кедровая шишка. Возможно, остальные догоняли её, пытаясь отнять. Но в этом не было никакой озлобленности, просто желание порезвиться, продемонстрировать недюжинную способность виртуозно владеть своим телом. Белки развивали сумасшедшую скорость, тёмными молниями вворачиваясь, будто штопор, в стволы лиственниц. Шкурки их блестели на солнце, отливая всеми цветами: от чёрного до тёмно-бурого и даже синего. Хвосты были распушены и помогали в этой бешеной гонке. Белки перелетали с одного дерева на другое, ни разу не замешкавшись и не изменяя дистанцию между собой, подтверждая догадку о том, что перехватить у товарища шишку вовсе не было для них целью. Друзья с улыбкой и восхищением наблюдали за белками, поражаясь их юркости и отменной координации движений, но вскоре зверьки перескочили на верхние «этажи» и их уже невозможно было рассмотреть сквозь ветки деревьев, хотя ещё долго раздавался их радостный писк и шуршание когтистых лапок. – Вот бы нам так бегать! – сказал, улыбаясь, Виктор. – Мы бы уже давно взлетели на горку и вернулись назад! Андрей усмехнулся: – Ага, и чтобы в зубах только по шишке, и никаких рюкзаков! – Шишка относительно белки примерно такого же размера, как наши рюкзаки относительно нас! – продолжал Виктор. – И почему человек рождён таким неуклюжим и неприспособленным, что не может жить так же – весело и радостно! – Ну что ж, Вить, у нас сейчас будет шанс доказать, что мы тоже что-то можем! – слегка иронизируя, проговорил Андрей, кивнув головой в сторону склона. – Намёк понял, – улыбнулся в ответ Виктор. – Фотоаппарат в зубы – и вперёд! И друзья полезли по склону, хватаясь за ветки низкорослых кедров и кустов ольшаника. Вначале пришлось карабкаться по довольно пологому участку, заросшему буйной растительностью, затем угол подъёма стал увеличиваться, и друзья искали пути обхода неожиданно возникающих каменных преград. Но в целом место для покорения горки было выбрано правильно, с северной стороны она почти отвесной стеной обрывалась в исподнюю лиственничную тайгу. Взобравшись на первый уступ, с которого уже видна была долина Сыни, Андрей предложил сделать маленькую остановку, чтобы иметь возможность достать фотоаппарат и запечатлеть открывшийся вид. Виктор был настроен дойти до самого верха, а уже затем, на обратном пути, фотографировать окрестности отсюда. Возможно, что тактически он был прав. Но Андрей не любил откладывать что-либо на потом. Он считал, что если перед ним пейзаж, достойный того, чтобы зафиксировать его на плёнку, не надо ни о чём думать – надо снимать. Потом может произойти всё, что угодно, – они пойдут другим путём, изменится положение солнца, польёт дождь. Состояние в природе меняется настолько быстро, что никогда с точностью не угадаешь, что будет уже через пятнадцать минут! В итоге Андрей победил, и друзья больше часа потратили на «освоение объекта». Когда, наконец, они достигли максимально возможной высоты, перевалило уже за четыре часа. На самый верх они решили не забираться. Вершина представляла собой скалу, преодолеть которую можно было только с помощью альпинистских приспособлений, для чего пришлось бы вбивать скальные крючья и натягивать страховочную верёвку. Заниматься этим совершенно не хотелось, к тому же ни Виктор, ни Андрей не были профессионалами в этом деле, хотя перечитали множество книг и учебников по альпинизму во время подготовки к походу. Вся долина Сыни от каньона на западе до самых верховьев на востоке была видна с этого места. Река казалась мелководным ручейком, неутомимо извивающимся среди светлой лиственничной тайги. Впереди, на севере, простирались горные хребты Удокана, за которыми притаилась река Эймнах. Они были пологие, раскрашенные разноцветным лишайником и прорезанные курумами различных форм и оттенков. Природа здесь вообще не скупилась на художества, и Виктор угадывал в нагромождении камней изображения животных, птиц, рыб, а также сценки охоты, какие обычно встречаются в древних петроглифах. Странно, ни в одном из рисунков природы не было и намёка на силуэты городов, машин и тому подобных атрибутов цивилизованного мира. Среди дикой природы возникали только картины дикой природы, как будто у своеобразной выставки существовал строгий и требовательный цензор, не пропустивший к показу чуждые по тематике произведения. Особенно приковывала взгляд одна из «картин» – на ней был изображён тигр, прыгающий на оленя. «Художник» поймал тот момент, когда до кровавого финала охоты остались считанные секунды. Андрей тоже увидел эту удивительную картинку, и она поразила его своей экспрессивностью и разнообразием цветовой гаммы. Солнце уже начало скрываться за горку, на которой находились путники, и поэтому они вытащили свои фотокамеры и приступили к работе. Не сговариваясь, друзья сняли несколько вариантов широких панорам. Когда дело было сделано, Андрей закрепил свой фотоаппарат на штативе и предложил сфотографироваться на фоне величественного пейзажа. Это была первая совместная фотография за весь поход, и друзья на ней счастливо улыбались, глядя в объектив аппарата. Кадр стал как бы подведением итогов их долгой и трудной экспедиции. Когда Андрей поставил на камеру длиннофокусный объектив и направил на соседний склон, то заметил там отчётливо выделяющиеся своим красноватым оттенком застывшие лавовые потоки, стекающие из вулкана Сыня. Самого кратера, к сожалению, видно не было, его перекрывала высокая гора на переднем плане. Но всё же друзья были искренне рады, что хотя бы в объектив фотоаппарата сумели рассмотреть подножие вулкана, до которого им уже не суждено было в этом сезоне добраться!

Побродив с фотоаппаратами ещё с полчасика, друзья решили перекусить халвой, а затем, немного отдохнув, отправиться в обратный путь. После сладкой халвы на обоих навалилась приятная усталость, и путники прилегли на тёплые прогретые камушки, покрытые чёрным накипным лишайником. От прикосновения лишайник ломался, превращаясь в мелкую пыль. Андрей впервые видел такое, создавалось впечатление, что кто-то специально опалил его огнём. Как только Виктор закрыл глаза, розовые зайчики запрыгали перед ним, подобно белкам, что кружились у лиственниц. На душе стало так спокойно и радостно, что никуда уже не хотелось идти. Вот так лежать бы вечно на солнышке и думать о чём-то добром и приятном! «Как бы то ни было – мы увидели Удокан, увидели район вулканов и травертиновых источников! – рассуждал Виктор. – И пускай мы до них совсем чуть-чуть не дошли, в конце концов, это не самое важное. Главное – мы прикоснулись к этой удивительной земле, осуществили свою давнюю мечту! А то, что не сумели добраться до конечной цели – не беда! Может быть, мы ещё раз приедем сюда, только уже большой группой, и сможем завершить маршрут, и Андрей снимет на новую камеру фильм, и всё-всё будет хорошо…» И Виктор на какое-то время погрузился в спокойный и безмятежный сон. Очнулся он оттого, что солнце, раньше светившее ему прямо в глаза, куда-то скрылось. Он приподнялся и понял, что проспал не меньше часа. Склон поглотила глубокая чёрная тень. Вместе с солнцем закончилось и тепло, зато появилась ненавистная мошка, пока ещё вялая и разморенная дневным зноем, но уже набирающая силу и готовящаяся к разнузданной вечерней трапезе. Андрей тоже очнулся, огляделся вокруг и удивлённо воскликнул: – Мы с тобой что-то совсем расслабились! И друзья, собрав свои вещи, начали спускаться вниз. Пройдя метров двести, они оказались перед густыми зарослями кустов ольхи вперемешку с кедровым стлаником. Похоже, что они немного сбились с пути, и Андрей предложил: – А давай выйдем к ручью и уже вдоль него попробуем спуститься к подножию. Так ведь быстрее! Виктор согласился. Заодно ему хотелось посмотреть, откуда течёт этот самый ручей. Весь снег на склоне давно растаял, и он предполагал, что где-то среди скал имеется источник, дающий начало ручью. Спуск был довольно крутым, но более коротким. Путники, помогая друг другу и стараясь аккуратно ступать на всю ступню, продвигались вперёд. Ноги у Андрея стали ватными и еле слушались – всё-таки зря они позволили себе так расслабиться, теперь путь домой покажется тяжёлым и длинным. Справа послышалось журчание воды, и друзья направились на этот звук, мечтая увидеть источник. Но когда они с трудом преодолели последние на пути заросли, то оказались на пологой и гладкой каменной плите, по которой бежал ручей. Исток находился где-то выше, и его не было видно. Андрей осторожно ступил на камень, и сердце его вдруг усиленно забилось. – Чёрт, здесь можно сломать себе шею! – обратился он к Виктору. Андрей достал фотоаппарат и сделал несколько снимков ручья. Близко к мокрому камню подойти он побоялся, так как тот был покрыт скользкой зелёной слизью. Поэтому он даже встал на четвереньки и, придерживаясь одной рукой за плиту, попятился обратно. Виктор же немного поднялся по склону. – Представляешь, какая тут замечательная горка зимой! – крикнул он Андрею, который к тому моменту уже покинул опасный участок и сел на камень рядом с зарослями ольшаника. – Ага, только потом костей не соберёшь, – ответил Андрей, которого никак не покидал неожиданно возникший испуг. – Я тебя прошу, Вить, аккуратней! – Да ты не переживай, у меня ботинки хорошо держат, это вот ты в сапогах лучше сюда не ходи. Я сейчас, пять минут – и будем спускаться! – Темнеет уже, к ночи придём, – недовольно отозвался Андрей, закуривая сигарету.

Виктор решил подняться выше и сфотографировать небольшой водопад, шум которого раздавался из-за широкого камня, напоминающего своей формой голову медведя. Он, в отличие от Андрея, не боялся поскользнуться, поскольку был уверен в протекторе своих ботинок, да и поверхность здесь имела совсем маленький уклон. От камня до водопада оказалось ещё метров двадцать, и Виктор пошёл дальше, внимательно поглядывая на воду, растёкшуюся по каменной плите блестящей плёнкой. «Главное – не попасть в неё ногой!» – подумал он мимоходом.

Хотя солнце уже давно покинуло это место, мокрый камень переливался множеством оттенков, создавая ощущение небывалой насыщенности цвета. Виктору хотелось подойти как можно ближе, поскольку на фотоаппарате стоял широкоугольный объектив. Глядя в глазок камеры, он подыскивал удобный ракурс и постепенно смещался к ручью. Ещё немного надо было сдвинуться, хотя бы полметра!.. И тут Виктор ступил на зелёную слизь. Только секунду назад он специально смотрел вниз, но, видимо, не заметил её! Нога выскользнула вперёд, он сильно ударился спиной о каменную плиту и начал съезжать. В первые секунды он даже не понял, что именно произошло, и надеялся, что сейчас ухватится за что-то и сможет встать. Но руки беспомощно скребли по поверхности и не находили ни одного выступающего камня, ни единого кустика или травинки. От неудачных попыток схватиться за что-либо на пальцах с хрустом ломались ногти, шероховатая, как наждачная бумага, каменная плита сдирала кожу на оголившейся спине. И тут Виктор осознал, что уже ничего не сможет сделать, что ему не остановить это стремительное движение вниз! Скорость увеличивалась с каждой секундой. Его бешено трясло на неровностях плиты, от вибрации разум стал отключаться, всё вытеснила невыносимая физическая боль. Он только успел подумать о том, что сейчас его разгонит, подбросит на очередном водопадном уступе и швырнёт на камни. Мысль эта была простой, понятной и не вызывала никаких эмоций, кроме какой-то детской обиды на собственную беспомощность. И ещё он помнил, что где-то рядом находится Андрюшка… Но в следующее мгновенье страшный удар пополам сложил горящее от боли тело, превратив его во что-то маленькое и не имеющее к нему никакого отношения, и чёрная, обитая бархатом, дверь захлопнулась перед глазами. После этого время потекло совершенно по-иному. Множество картинок в голове то возникали, то исчезали, не оставляя следа. Это было что-то отстранённое, напрямую не связанное с его жизнью, но дорогое сердцу, согревающее материнской заботой, как в детстве. Секунды растягивались в минуты и часы. Он видел очень странный, но не страшный сон. В нём присутствовали незнакомые люди, говорящие голосами жены, отца, его родного брата, Андрея. Их внешнее отличие от реальных людей, которых он хорошо знал, не вызывало какого-то удивления или испуга. Просто так вот они изменились, такими стали, но это ничего, это нисколько не мешало им общаться. Затем он увидел какие-то горы с высоты птичьего полёта. Они тоже не были похожи ни на одни из известных Виктору гор. Но при этом он почему-то чувствовал, что места ему хорошо знакомы. От кого-то тихо, будто сказанное на ухо, прозвучало слово «Саяны», и Виктор обрадовался, что ему подсказали. Конечно, это Саяны, правда, совсем не похожие на те, которые он когда-то видел, но сейчас это не имело значения. Скорее всего, он ошибался тогда, раньше, а теперь ошибки быть не может – Саяны именно такие! Вообще казалось, что сейчас всё происходящее истинно, что он узнал какую-то тщательно скрываемую от него тайну, объясняющую буквально всё – его жизнь, жизнь близких ему людей, дорогие сердцу места, с которыми связаны те или иные события. Будто открылось наконец настоящее лицо этого запутанного мира, и лицо это оказалось знакомым, хотя и имело необычные очертания. Ясность ощущалась не на уровне сформулированной мысли, а где-то внутри, и она отзывалась в унисон настроенным инструментом, натянутыми до определённого состояния струнами, совпадала с неким камертоном, о существовании которого Виктор лишь догадывался. Но теперь-то уж он непременно перенесёт это знание в обычный мир, туда, где всё так запутано, обманчиво и сложно. Эти и ещё множество каких-то обрывочных, но светлых мыслей, сменяя друг друга в логичной и необъяснимой последовательности, проносились в голове, оставляя взамен пустоту. Потом вдруг несколько раз что-то вспыхнуло перед глазами, и вначале сделалось тепло и сладко во рту, а потом всё тело как будто ошпарило кипятком! Виктор почувствовал обжигающую боль в правом колене и, наконец, открыл глаза и увидел совсем рядом лицо Андрея. Тот держал его под мышки и куда-то тащил. Каждое прикосновение правой ноги к чему-либо – к камню, к веткам, к телу Андрея – вызывало острую пронизывающую боль, от которой затуманивался разум, и на мгновение Виктор вновь оказывался в другом мире, где время текло по-иному. Но провалы становились всё реже и реже, и постепенно Виктор приходил в сознание. Почему-то больше всего поражало лицо Андрея – оно было искажено страшной му́кой, из глаз крупными каплями текли слёзы, а губы постоянно шептали одну и ту же фразу: – Господи, Витька! Дорогой мой, как хорошо, что ты живой, как хорошо! Виктор старался помочь Андрюшке перемещать своё непослушное тело, но это плохо удавалось. Наконец, они оказались на сухом месте среди кустов ольшаника и мелких берёзок. Андрей прислонил друга к стволу одного из деревьев и стал своим платком протирать его голову. С удивлением Виктор увидел, что совершенно белый платок в руках Андрея становится красным. У Андрея из глаз продолжали литься слёзы. Виктора это почему-то раздражало. И ещё раздражало, что Андрей всё время что-то делает с его головой, которая беспокоила его меньше всего. – Там всё нормально, вот только правая нога… – сказал Виктор, сам удивившись, насколько теперь сложным оказалось произносить обычные слова. И тут его вдруг затрясло от холода. Озноб был таким сильным и нестерпимым, что он не выдержал и попросил: – Костёр бы развести! После этих слов Андрей куда-то надолго исчез. А холод продолжал сдавливать голову и тело, проникать всё глубже внутрь, и казалось, ещё немного, и он доберётся до сердца – и тогда всё закончится. У Виктора создалось впечатление, что прошло очень много времени. Но когда он вновь ощутил реальность, рядом с ним уже горел небольшой костер, а Андрей опять что-то делал с его головой. – У меня не болит голова – только нога! – с трудом проговорил Виктор, с сожалением отметив, что Андрей никак не может его понять. Следующей картинкой, возникшей перед Виктором, была та, в которой Андрей снимал с него всю мокрую верхнюю одежду и взамен надевал что-то сухое и тёплое. – Сейчас я тебя переодену и, пока не наступила ночь, пойду за медикаментами и спальниками, – сказал Андрей чужим голосом. Виктор догадался, что друг отдал ему свою одежду, поскольку сидел рядом с ним в одной жилетке на голое тело. – Ты замёрзнешь, – тихо произнёс Виктор. – Нормально, я согреюсь в пути, – ответил Андрей, и глаза его вновь сделались влажными. – Витька, чёрт побери, ну как же это! Что же ты натворил? Но Виктор не знал, что ему отвечать. Он и сам не очень понимал, что именно произошло. Ясным оставалось только одно – двигаться самостоятельно он не может, скорее всего, повреждена нога. Но насколько всё это серьёзно? Кроме правой ноги сильно жгло спину – от шеи до самого копчика. Похоже было, что там просто не осталось кожи, и оголённое мясо чувствовало каждое дуновение ветерка, каждый изгиб коры дерева, к которому Виктор был прислонён. – Мне надо идти. Ты сможешь поддерживать огонь? Веток должно хватить! – спросил Андрей, глядя другу в глаза и пытаясь понять, в каком состоянии он находится. – Иди, всё нормально, – еле шевеля губами, ответил Виктор. – Подбрасывай ветки в огонь, иначе он погаснет! – не успокаивался Андрей, боясь чего-то и не решаясь уйти. «Господи, зачем он со мной, как с маленьким! – подумал Виктор. – Я в своём уме, чего он тянет, чего ждёт?»

Виктор никак не мог согреться. Руки залезали в самое пламя, но по-прежнему оставались ледяными, с негнущимися ободранными пальцами. Андрея уже очень давно не было. На склоне потемнело, только небо ещё не превратилось в чёрное, и на его фоне различались ветви деревьев, и прорисовывались очертания гор с той стороны долины. Интересно, когда придёт Андрей? Может, завтра утром? Или не придёт вообще? И что надо делать теперь, как поступать? В одиночку он его отсюда не вытащит, это ясно, значит, придётся Андрею идти за помощью, но сможет ли он, ведь путь сюда занял почти полтора месяца! И перед Виктором мысленно стали возникать события, произошедшие с ними во время их путешествия. Вот они целую неделю челноком таскают рюкзаки от Большого Леприндо до озера Леприндокан, потом плывут по этому озеру, но им мешает встречный ветер, и приходится дожидаться ночи и уже в темноте грести вдоль берега, затем они очень долго идут по реке Куанде, именно идут, волоча за собой по камням лодки, и каждый вечер вместо ужина заклеивают их разодранные днища, а в конце, что же было в конце? Непролазная тайга, длинный путь по Сыни, курумам и марям, обессиленный Андрей падает и не может встать, они ночуют на болоте…