– Новый год на носу, а у нас ни ёлки, ни оливье, – сказала собака.
– Ёлка и ниепёт, – поддакнула кошка.
Смотрю на них – натуральные засранцы. В переносном, конечно, смысле. С гигиеной у них почище, чем у некоторых двуногих. А вот по части разводилова – это колбасой не корми!
– Вы же майонез не жрёте!
– Нам ёлка нужна, а оливье – это для тебя, чтобы спать помягче было.
– Без намёков! Я пить, между прочим, бросил.
– От темы не отходим, вернёмся к зелёной красавице, – поправляет кошка.
– Ну, собирайтесь. Пойдём за ёлкой.
– Не, мы в тылу останемся.
– Предатели!
– Ёлки обычно возле станций метро продают, – намекает собака.
– Метро – это под землёй, – подсказывает кошка.
Делать нечего, придётся Марину подключать. Одному-то идти не хочется.
Давно уже зима не баловала хорошей погодой. Всегда у нас слякоть под тридцать первое число. А тут, как у Пушкина – «мороз и солнце, день чудесный». Правда, это из окна.
Бужу Марину.
– Вставай, подруга, труба зовёт.
– Может, хватит уже?
Но без злобы, а с лучезарной такой, сонной улыбкой.
– Не, за ёлкой пойдём.
– У тебя одни ёлки-палки на уме.
– Палки вечером, – говорю, – а утром – ёлки!
Морозец грызанул за щёки. И мы с Мариной бодро поскакали в направлении предполагаемого ёлочного базара. Кругом сновали гружённые сумками, ёлками и прочей хернёй, горожане. Я, вообще, не сторонник всего этого удалого размаха, с каким у нас принято праздновать, что бы то ни было. Хотя Новый год уважаю. Есть в нём что-то бесконечно домашнее и сентиментальное. Последние года, правда, я банально просыпал торжественный бой курантов. И не по причине синевы, как могли бы предположить многие. Просто перестал относиться к этому с детской надеждой на лучшее. Привычка быть кузнецом своего счастья слишком рано победила во мне Деда Мороза.
– Вон там ёлки, – Марина махнула рукой.
Я послушно повернул направо, и через пять минут мы стояли среди множества кричащих детей, молчаливых ёлок, очумевших родителей, двух хачекянов и одной автомашины марки Жигули блевотно-зелёного цвета, выкрашенной маховой кистью. Это многообразие животного и растительного мира нашей планеты предстало передо мной во всей предновогодней красе. Мне стало немного тошно.
– Ёлку подбери нам по-пушистее, – попросил я ближайшего ко мне продавца.
– Э, дарагой, всэ как на падбор!
Я сплюнул и покосился на Марину. Та, напротив, очень весело взирала на этот дурдом.
– Тогда ты помоги – я буду добытчик, а ты критик.
И шагнув в хвойную массу, как в лес, я вынул первую жертву.
– Да ну, – Марина замахала руками. – Какая-то она драная, как хвост у твоей собаки.
«Хорошо, что она не слышит, – думаю. – А то бы Марина запросто могла про себя что-нибудь новенькое узнать. Хотя, конечно, вряд ли». Друг к другу они относились со взаимной симпатией.
Когда через мои руки прошло ёлок двадцать, я убедился, что они действительно были «всэ как на падбор», а именно – уёбищные.
– Вы их что, из бараньих рогов клонируете? – в сердцах бросил я продавцу, выбираясь, по проделанной мною просеке, к Марине.
– Ну, чего делать будем? – спросила та.
– В лес поедем.
– За ёлкой?
– Нет, за дедом морозом!
– А разве можно рубить самим?
– Тебе ёлка нужна или нет?
– Мне не помешает, но, вообще-то, с ёлкой ты муть поднял. А точно ведь! Это же четырёхногие меня спанталыку сбили.
– Что, ни адна нэ падашла? – удивлённый хачекян подал голос откуда-то справа, из хвойных зарослей.
– Полный дерибас с твоими ёлками.
– Ай, нэправда, зачем абижаешь?
«Хули я с ним, мудаком, разговариваю», – подумал я и, взяв Марину под руку, порулил к дому.
На подходе отдал ей ключи, попросив подогнать машину со стоянки:
– Я зимой не ездила ни разу.
– Попрактикуешься.
– Да ну тебя, ещё, не дай Бог, чего!
– Хорошо, вместе пошли.
«Действительно, – думаю, – чего это я?»
Сижу в машине. Марина вокруг порхает, сгребает снег, раскраснелась – согрелась, видать. Дублёнку на заднее сиденье скинула. Натуральная снегурочка. Я же злой на весь белый свет, замёрзший – кутаюсь в воротник, как подмосковный немец.
– У тебя телефон.
А я и не слышу. Кому я ещё нужен? Смотрю – номер домашний. Ну, сейчас будет цирк.
– Да?
– Как там с ёлкой? На проводе кошка.
– Мимо.
Надо говорить, так как-то, чтобы ещё Марина не пропасла, с кем это я там базарю.
– Кто это? – ревниво затыкала она меня в бок. Ну вот, началось.
– Вован это, – ей говорю.
– Слышь, Зорге, мы тут с собакой чуть-чуть похулиганили.
– Что там у вас?
– Решили оливье забацать и случайно всю колбасу схомячили.
– Что-о-о?! – Марина аж подпрыгнула, как я заорал. – Там же кило с довеском!
– Нам показалось сначала, что она подпорченная.
И тему развивать нельзя, Марина беспокоится уже, снегурочку нельзя расстраивать – растает.
– Ладно, я учту.
Говорю, как можно более равнодушно. Сам на Марину кошусь, та строит недовольные рожи. Пытаюсь жестами показать, что Вован «на кочерге». Получается не очень. Рядом чувак какой-то тоже прогревается на «классике», на мою пантомиму смотрит через замерзшие стёкла с явной классовой неприязнью.
– Давай, теперь для легенды про алкоголь чего-нибудь, – советует кошка.
– Не, выпить никак. Извини, Вован!
– Скажи ему, что ты не пьёшь больше! – шипит на ухо Марина. – Он пьяный – поймёт!
Господи! Женщины хоть понимают, что они иногда говорят?
– Не-не, я не могу, у меня… эта… абстиненция!
– Попринимай трихопол!
И, захохотав, кошка повесила трубку. Вот ведь сволочь! Ладно, сейчас вам будет ёлка с колбасой…
– Подожди в машине, я мигом. Тебе взять чего-нибудь?
– Косметичку захвати.
– Мы в лес едем.
– Да шучу я, термос возьми с чаем.
А вот это мысль! Я бы и не вспомнил о таком благе цивилизации.
Захожу в квартиру. Сидят перед дверями, вурдалаки.
– Значит так, будете отрабатывать колбасу на лесозаготовках.
– Это как это? – подозрительно спрашивает собака.
– С кайлом в зубах.
– А если поймают?
– Скажу, что я у вас в заложниках. Рубил под угрозой расправы.
– А с колбасой как быть?
– А ну хватит ахинею нести, быстро собираемся!
– Ты пилу возьми. Стук топора издалека слышно, а пила почти не шумит, – советует кошка. Ну, вот в кого они такие умные?
– А влезет ёлка в машину? – собака тоже проявляет подозрительное участие.
– Мы же не сосны корабельные едем валить. Рубанём что-нибудь в районе метра.
– Жалко!
– А колбасу не жалко?
– Но и ты пойми, хотели-то как лучше!
Я махнул рукой и полез за инструментом.
Машин на дороге было мало. Собака пялилась в окно, кошка дремала у Марины на коленях. Я настроил «климат», чтобы на неё дул горячий воздух, и она откровенно балдела. Мы с Мариной, посмеиваясь, вспоминали наш неудачный поход за ёлкой, я как бы невзначай стал гладить её по коленке. Кошка сразу же недовольно зафыркала. Я рукой тёплый воздух перекрывал. Сказать бы ей что-нибудь, да боюсь ответит…
Отъехав прилично (от города), я свернул на какую-то лесную дорожку, благо снега на ней было немного. Пришлось углубиться на приличное расстояние, чтобы машину не было видно с трассы. Зимой, оказывается, лес так хорошо просматривается!
– Так! Я – в лес, вы сидите в машине.
– Может, выпустить животных прогуляться?
– Хорошо, только если что, ты их искать будешь.
– Да не убегут они. Я, вообще, иногда думаю, что они у тебя всё прекрасно понимают.
– Даже чересчур.
Взяв пилу, я побрёл в лес. Вот как раз там-то снега было достаточно. Ходил я, наверное, с час. Пару раз провалился в припорошённые окопы, матеря себя на чём свет стоит за неуклюжесть. Снег набился в ботинки. Елок не было. Нет, конечно, ёлки были, но совсем не те, какие бы хотелось мне. Чтобы их везти, нужен был лесовоз.
– Эй, мужик, ты чего тут с пилой?
Я обернулся на окрик. Двое деятелей в полушубках, на лыжах и с немецкой овчаркой.
– Поссать пошёл.
– Ага, пизди-пизди. Ёлку ищешь?
При упоминании о ёлке собака зарычала. Натасканная, видать. Надо бы её нейтрализовать на всякий случай. Я свистнул.
– Чего свистишь?
Мужики явно теряли спокойствие.
– А вы сами-то кто?
– А сам не видишь? Патруль ёлочный, таких, как ты ищем. Я лесник, а это… – тут говоривший замялся, показывая на своего кореша, – в общем, тоже лесник.
Вот блин! Небось на весь лес только эти двое мудозвонов и патрулируют, и надо же было прямо на них нарваться. Чего ж им пиздануть-то?
– Не, ребята, я – не ваш. И ёлки у меня тоже нет.
– Давай-давай, оглобли заворачивай. Денег что ли не хватает на ёлку?
Меж деревьев я увидел собаку. Она прыжками приближалась к нам, то, проваливаясь в снег по брюхо, то выскакивая из сугробов, как пробка от шампанского. Было это похоже на полёт ласточек перед дождём.
– Это твоя бежит? – нервно выкрикнул один из мудозвонов.
– Моя. Не боись, не укусит.
– Да мы-то не боимся, – усмехнулся он. – Как бы наш её сам не задрал.
– Это вряд ли, – говорю.
Собака подбежала и села справа.
– У нас тут недопонимание, – её говорю. – Уболтай собрата по экологической нише, чтобы не кусал.
Та кивнула и смело направилась к рвущемуся с поводка кобелю.
– Слышь, держи своего, а то сцепятся! – закричали лесники. Последовала серия обнюхиваний и виляний хвостами. Иногда проскакивали какие-то не то порыкивания, не то повизгивания. Наконец, собака повернулась ко мне.
– Порядок, нас не укусят. А эти двое, – она махнула мордой на лесников, – просто на бутылку стреляют, ходят тут, лохов кошмарят. Юридических прав не имеют ни хуя.
Лесник, державший собаку, аж поводок отпустил. Второй просто сел в сугроб с выпученными глазами.
– Бля, завязываю, – прошептал оставшийся на ногах.
– Ну чего, бириндеи, позвольте откланяться.
Я развернулся и, не спеша, пошёл по своим же следам к машине. Собака в скорости присоединилась ко мне. Незадачливые лесники всё ещё оставались без движения, сколько я их мог наблюдать меж веток и стволов. И только кобелёк жалостно поскуливал нам вслед.
– Охмурила, значит, да ещё и при исполнении, – подъебнул я собаку. – Не влюбилась сама-то?
– Есть немножко…
– Может, вам «чё-как», погулять пока?
– Не, холодно, обещала, что летом заедем, так что с тебя причитается.
– Замётано! А ты ведь сегодня хорошее дело сделала.
– Какое?
– Из-за тебя два человека пить бросили…
Марина дремала. Кошка балдела. Собака романтически молчала, думая, видимо, о лете. Ёлки не было.
Выехав на трассу, я, не спеша, развернулся и взял курс домой. Надо было торопиться, если стемнеет, то точно ни хера не найти будет. А, может, и к лучшему, расхотелось мне рубить!
Вскоре меня тормознул гаишник. Предполагая обычное вымогательство перед Новым годом, я негромко ругнулся сквозь зубы. Кошка привычно повела ухом во сне. В принципе меня нахлобучивать было не за что, но время терять не хотелось. Перепрыгивая через снег, смёрзшийся у обочины в небольшие горные хребты, ко мне приближался гаишник. Шапка была лихо сдвинута на затылок. Пару раз он чуть не наебнулся.
– Слы, зёма, тут такая канитель… Горючка – «ёк», своих – никого на дороге этой бляцкой, похоже, хуй не ночевал, – обрушил он на меня свой словарный запас. Вся живность, включая Марину, вынырнула из сна и уставилась на эту суету.
– У меня дизель.
– Ох, бляха-муха, – зачесал он затылок и, заметив Марину, всё-таки поправился. – Пардон!
Я вежливо ждал. Наконец, гаишник, видимо, проведя нехуёвую рекогносцировку своего серого вещества, предложил другое решение.
– Зёма, ты меня подбрось до поста, а то я без связи тут…
И, спохватившись, добавил:
– С наступающим вас, япона мать!
Делать нечего, пришлось подвозить. Всё-таки Новый год.
– У-у, какой барбос!
– Садитесь, не съест.
– Да я сам сейчас, кого хошь, сожру. Понимаешь, часа два уже тут скачу. Не согреться. С утра не жрал, а на холоде сами понимаете…
– И, что, кроме нас никого на дороге? – удивлённо спросил я.
– Да на дороге-то я минут двадцать, а так всё по лесу шоркался.
– А в лес-то тебе на кой? – я незаметно перешёл на «ты».
– Да за ёлками маханул. Ещё летом присмотрел тут. Знак мы вывешивали периодически, ну и дежурили, так сказать «за превышение»…
Я только покачал головой.
– Ёлки-то срубил?
– А как же!
У меня стал созревать коварный план.
– Далеко до твоего поста?
– Километров пятнадцать, дорога только дрянь. Меня, пока ехал, два раза кидануло, – он осторожно, косясь на собаку пытался устроиться поудобнее, – Правда, я на летней…
– Гнать не будем тогда, – сбавляя скорость, ответил я. – Там у меня на задней полке пакет, согреться не хочешь?
– Водка?
– Вискарь!
– Ух, ты! Прямо точно Новый год.
– Стаканы там же. Пластиковые, правда. А! И шоколадка ещё где-то должна быть. Марин, глянь в «бардаке».
Та подозрительно косясь на меня – чего это я расщедрился – достала закусон и протянула гайцу.
Тот уже, маханув в два приёма грамм сто, бодро захрустел шоколадом. «Такая, видать, у них натура хозяйская», – подумалось мне.
– А я вот тут женился недавно, – начал он ни с того, ни с сего.
Смотрю – собака мне в зеркало подмигивает, мол, поняла уже, что к чему.
– Ну и как? – спросил я, не оборачиваясь – дорога и впрямь была паршивая.
– Да как? – гаец задумался, потом выпил ещё. – Да никак!
Собака рыкнула. Судя по тому, как кошка вскочила, выгнув спину, то позвала именно её.
– Ух, ты, ещё и кошара! Ну, у вас тут прямо зоопарк!
Кошка, выразительно глянув на меня, перепрыгнула к собаке.
«Ну всё, пиздец гайцу», – почему-то весело подумал я и прибавил печку.
Тем временем наш пассажир «поплыл». Видимо, мороз и голод сыграли с ним плохую шутку. Расстегнув куртку, он продолжил беседу:
– Я ведь, бляха муха, не только на своей свадьбе побывал. Приглашали меня, бывало, и друзья-товарищи. Даже подруги приглашали. Зачем? Ни тогда, по молодухе, понять не мог, ни теперь тем более.
Всё это стало походить на театр одного актёра, гаец рассказывал, повернувшись к животным, отчаянно жестикулируя и корча всевозможные рожи. Те сидели и с трудом, я это спиной чувствовал, сдерживались, как бы чё не пиздануть.
– Но одна была непруха, – продолжал гаец, – драки не было. Не везло ни хуя. Я, как воспитанный на традициях вековых, был уверен, что если свадьба, то непременно кто-то кому-то должен ебач своротить. Такое вот у меня было социалистическое воспитание. Теперешней молодёжи не понять. Романтика пятилеток. Смычка стройотрядов. «Догнать и перегнать». Последнее, естественно, про самогон. Стоп – Машина, отвлёкся как хуёвый танцор на блядину-балерину. Короче, если позагибать пальцы рук и ног, то из всего этого грибкового великолепия, символизирующего свадьбы, на которых я отметился как гость, ни одна не была омрачена мордобоем. И как-то я уже махнул на это всё рукой (если уж с коммунизмом наебали, что уж тут об такой херне печалиться), как забросила меня судьба в один ничем неприметный городок. Надо сказать, что и оказался-то я там, хуй знает почему. Типа на спор, кто дальше по пьянке на паровозе уедет. Молодость! Ну и я, как мудак, победил. Но не из-за решимости и воли к победе, а пьяный был в сосиску. И весь свой победный марафон хрючил как свинья, распугивая мерзким храпом культурных пассажиров. И даже майка в те минуты была у меня ни хуя не жёлтая. До сих пор помню минуту пробуждения. Открываю глаза – свет и тошнота. Закрываю – тошнота и потеря ориентации (в пространстве!). Отсюда делаю вывод, что в начале времён была только тошнота, и так боженьке, видимо, хуёво было, что он единым порывом всю эту канитель земную и отрыгнул вместе с палёной водкой. Ну, он-то отрыгнул и забыл, ему можно, а мне на перрон пиздовать, как на голгофу. И только там уже родил и я свою маленькую вселенную.
Я, признаться, охуел от такого изложения материала. В гайце явно пропадал актёр с писателем.
– Опять увлёкся – лиричное, бля, настроение. Ну хули, стою как Гойко Митич. Торжественно и качаясь. По сторонам смотрю. Смотрел-смотрел и, махнув рукой, побрёл в направлении вокзала. Шаг мой был тяжёл, а думы ваще неподъёмные. Есть в градостроительстве такой термин – архитектурная доминанта. Она ещё в музыке тоникой называется.
Тут я уже, не выдержав, заржал, а работник гос. автоинспекции продолжал:
– Так вот эта самая доминанта моих мыслей была такова: «На хуя мне этот блудняк?!!» и без всякой музыки. Карманы вывернул, они висят как уши у кролика. Пустые. До дна. А какого хера я хотел? За что пил, то и получил. В пизду Максима Горького!
Тут его речь прервала икота, которую он победил хорошей порцией алкоголя.
– И станция ещё так называлась! Дно! Во бля, бывает же. Я побродил, побродил, да и сел в первый паровоз до Питера. Собственно, к чему вся эта история-то?..
Гаец явно забыл, к чему вёл свой рассказ.
– А! Вот на обратной дороге я познакомился с кренделем, ехавшим к корешу на свадьбу. Ехал он из приличных ебеней. Всю дорогу, естественно, пил, и планка у него периодически падала. Но меня он похмелял исправно. Выслушав мою побасенку, проникся чувством сострадания и твёрдо решил, что к его корешу на свадьбу мы вместе должны идти. Единым фронтом. А если я ещё и подруг боевых организую, городских и начитанных, чтобы семечки не лузгали в общественных местах, то ваще миру – мир, Богдану – титомир. Ясен пень, подруг я ему пообещал безотказных, как трёхлинейки.
– Чё страшные такие? – спросил я.
Марина демонстративно смотрела в окно, а гаишник полностью ушёл в творчество:
– Да не, пиздатые бабцы! Кое-как добрались мы до дома, – продолжал гаец. – Вскрыв заначку, я честно вернул всё, что он на меня потратил в паровозе, и начал этих «пиздатых бабцов» вызванивать. Ну и в результате завалились мы на эту свадьбу…
Гаец уже окончательно потерял нить.
– Ну и?
Я решил не сбавлять темпа повествования.
– Там я и подрался…
Гаец спёкся. Он так и уснул, откинув голову с пустым стаканом в руке. А жаль, рассказ его меня повеселил. Но шибко расстраиваться я не стал, а, резко развернув машину, погнал назад. Главное, чтобы этот «генерал свадебный» не проснулся.
– Давай, бери след, где он эти ёлки спрятал, – подлетая к одинокой гаишной машине, сказал я собаке. Марина удивлённо обернулась, но собаченция, не моргнув глазом, выскочила и поскакала в лес. Я за ней. Ёлки нашлись мгновенно. Я загрузил их в багажник. Благо, он у меня большой. Отдельно постарался положить, приглянувшуюся мне.
– Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево, – пробормотал я. Собака одобрительно глянула на меня и тихо, чтобы не слышала Марина (заднюю дверь я уже закрыл), сказала:
– Ну, ты – стратег!
– Не те ребята! – гордо отвечал я.
До поста гаишник так и не проснулся. Я бодро забежал в стеклянный аквариум, где уже явно витал запах алкоголя.
– С наступающим! Гляньте, не ваш там у меня?
Гаишники, подозрительно косясь, всё же пошли со мной.
– Вот это да, а мы уж думали пропал без вести! – заржали они. – Где ты его нашёл такого?
– На дороге, где ж ещё. Забирайте и ещё там две ёлки ваши.
– Ух, ты, вот спасибо!
Кое-как, под руки, они отволокли его к себе. Я выложил прямо на обочину пару ёлочек. Подбежал гаишник.
– Спасибо тебе, выручил! Если, что… Ну там, проблемы, заезжай, поможем! И с наступающим!
Я тоже поздравил его и, сев за руль, наконец-то улыбнулся. Хорошо, когда под Новый год случается что-то хорошее. Хотя смутно мне всё же казалось, что что-то я забыл. И только уже приехав, домой, вспомнил, что термос с горячим чаем остался в машине, и колбасы мы так и не купили.
Но это уже другая история…