ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ. Книга 2

Свешников Олег Павлович

НА РОДИНЕ ГЕРОЯ

 

 

I

Неизмеримо, неисцелимо устав от битв, от страдания, от скорби, быстро и стыдливо-незаметно сошел с земли двадцатый век.

человеческая обреченность,

и,конце концов, Россия оказалась на краю гибели. Но боги Руси не дали чужеземцам поднять Русь на мечи!

раскинув бесчисленные костры Джордано Бруно по земле Руси

Унося пиршество боли,

Ушел в историю.

В человеческую печаль и память.

Мы на родине Героя ─ в деревне Пряхине!

Деревня как деревня. Стоит на взгорке, у реки. Вокруг простираются поля с зеленым половодьем зреющей пшеницы, травостойные луга с медовыми запахами клевера, березовые рощи, густые леса. Избы под тесом стоят в две улицы, разделенные рекою-голубицею. Над всем густится вечная, древняя, загадочная тишина. Не слышно даже лая собак. Стоишь на взгорке, всматриваешься в деревню с избами, жердяными изгородями и огородами, с полынною околицею, и будится в душе ощущение ее сиротливости, заброшенности, безрадостного одиночества. Во всем видишь земное, человеческое отречение.

Дом Башкина ничем особым не разнится. Высится на берегу реки, на самом перекрестье дорог. Крыша тесовая, островерхая, сама изба ─ загляденье, лес по стенам обтесан тщательно, бревнышко к бревнышку, видно, что ставили ее мастеровые и с любовью. И для красоты жизни, и для уюта. Изба просторная, разведена на комнаты, с высоким потолком, светлая. В горнице раскидистая печь, прикрытая прокопченною заслонкою, полка для посуды. В углу ее божница с иконою святой Богоматери. В потолке крюк для лубяной зыбки. В жилище просторно. Пахнет топленым молоком, свежеиспеченным хлебом. В доме давно не живут, но колдовские, деревенские запахи все еще не выветрились, целительно и требовательно излечивают грусть-тоску, чувство одиночества, неумолимую сиротливость на земле.

Из окошек видны речка, яблоневый сад, он густо зарос малинником, крапивою, дикою коноплею; деревенская улица и пыльная заезженная дорога, какая уходит в небо. Под горою течет речка, где певуче плещутся гуси. Здесь и жили его дед Василий Трофимович, бабушка Арина, его отец Иван, мать, братья и сестры. И сам Герой.

Александр Башкин на все взирает смиренно, без волнения, но с особою задумчивостью. Мне же все драгоценно. И лубочная картина с лебедями на стене, и скрипучие половицы, не раз

истоптанные, пошарканные, и малинник в саду, и по-человечески одинокая, печальная яблоня с гордою завязью плодов, и осиротевшее, неочищенное лошадиное стойло, и тропки у дома к реке и к ветлам. Здесь бегало его детство, куда оно ушло, куда скрылось? В чье сердце переместилось?

В мальчике жила первобытно-языческая любовь ко всему живому. Он мог увидеть таинство в облаке, в тени цветка, в соломинке, гонимою ветром, в птице, какая стремится ввысь. Забирался на ветлы, но гнезда не разорял. Спас от гибели вороненка, что выпал по баловству, по любопытству из зеленого жилища. Учился хорошо, тяжелодумством не страдал. С семи лет пахал на Бубенчике землю, ходил с кнутом через плечо пасти коровье стадо, водил коней в ночное. И не раз стоял отроком у реки, думая о жизни, о далеком предке, о Руси.

О, юность! Как хорошо и дивно пробежаться по крутым тропам твоим! Возьми в полон, в сладкое рабство, напои любовью те дни, и счастливые и скорбные.

─ Ну что, Олеко, увидел мое детство? ─ тихо спросил Башкин и невольно смахнул слезу.

─ Увидел и благословенно, по Христу, прочувствовал!

─ И крестьянские поля видел?

─ Видел и пашни, украшение и величие земли!

─ Я собирался стать пахарем, но стал воином! Я не думал, что вернусь живым с поля битвы. Вернувшись, не думал, что проживу больше, чем пять лет! Я вернулся с пожарищем в сердце! И ждал, когда лютые, сумасшедшие костры отгорят, распадутся на уголья и пепел! И можно будет пусть мгновение пожить на Руси по покою. Тогда и умирать было бы сладко! Но лютые костры Джордано Бруно все горят и горят во мне, а пиршество боли, пиршество слез за жизнь, за Отечество совершенно не исчезают. И, как видишь, живу, ибо боги Руси, похоже, не желают, дабы я взлетел одиноким журавлем в небо, в свою вечность!

Я проявил наивность:

─ Почему не желают?

─ Считают, мало помучился на земле. Не выбрал свое.

Я не согласился:

─ Ты прошел все девять кругов ада по Данте! Куда еще больше? Всем, кто жил и ушел, Мефистофель дарует только один круг ада! Только один!

Воин подумал:

─ Было такое, было! Но я не о том! И не будем о том! Во мне живут более светлые чувства! Я знал, я верил, если погибну, не доживу до Победы, то непременно, непременно явлюсь на Русь ─ хлебным колосом, березкою или ромашкою, дабы посмотреть, что стало с Отечеством! Но я вернулся живым, Олеко! Понимаешь? Вернулся не облаком, не грозою, не снегом, идущим над родною деревнею, над пашнями, а человеком! Странно! Во мне такое ощущение, ─ будто я, не есть я! Будто живу и не живу! Живу случайным и одиноким ветром за стогом сена и не разберу, каким образом все вижу наяву!

Опуститься мыслями в колдовское таинство его души, услышать в себе то, что слышит он, воин России, кому выпала завидная и праведная доля встать с мечом за русское Отечество и вернуться живым с поля сражения, мне было не совсем под силу. Я понимал Александра Башкина, как Христос Человечество, как Сократ загадочное бытие, я проник в его психологию, в его характер, в его печаль и радость, ─ но чувствовать смерть сына может только матерь Человеческая! Я могу только сострадать!

Все живут и умирают в одиночку!

Конечно, Александр Башкин мог бы тысячи и тысячи раз погибнуть в Великую Отечественную. Куда бы ушла его жизнь? В какие таинства вечности, глубины Вселенной? Ведь это страшно несправедливо умирать молодым, когда можешь быть на земле еще долго-долго и даже дожить до восьмидесяти лет! Сколько же не дожило воинов Руси! Ушли с земли в загадку! Совсем молодыми! Могли бы жить и жить! Куда делось то Земное Время, какое им было отпущено?

В какое таинство?

Или боги неба, заранее знали, сколько им жить?

Куда не повернись, всюду растревожишь в себе одну загадку, загадку!

II

Время шло, и мы решили на прощание навестить на околице Мордвеса кладбище, где покоилась его матерь Человеческая, Мария Михайловна.

Я попрощался с домом Александра Башкина, поклонился ему. Сам дом опустел, он полный сирота! Все, кто жил в нем, умерли, сошли на погост, в свои могилы, вечные жилища. Человеческая жизнь в его святилище детства прекратилась. Сам воин Герой живет в Мордвесе. Окна, правда, досками крест-накрест не забиты, но дверь на замке. Так и возвышается он на крутом берегу реки заблудшим и одиноким странником, что остановился погрустить-погоревать у реки, под синим небом!

Хочется верить, со временем на доме вывесят мемориал: «Здесь родился и жил Герой Советского Союза Александр Иванович Башкин, гордость земли Русской».

Мы спустились с косогора, перешли по бревенчатому мосту через реку Мордвес, в свое время полноводную, а теперь обмелевшую, заиленную. И оказались по другую сторону деревни. Башкин задумчиво остановился около красивого, уютного дома. Похоже, тоже одинокого! Вокруг жизнь остановилась, замерла, как в последний день Помпеи. Разваленный амбар, брошенное колесо от телеги, разбросанные кирпичи от печки, и все приютилось в густом бурьяне, в котором ласково и беззаботно пела себе в радость неунывающая овсянка.

─ Дом жены Капитолины, ─ тихо пояснил Башкин. ─ Его я часто видел перед атакою. И в землянке. Во сне. И, конечно, с принцессою в тереме.

Я невольно залюбовался им. Он ожил в таинстве, ─ как святилище любви! Как завязь земного целомудрия! Как девичья верность! И как загадка чувств! Я огляделся. Вдали тянулись поля с хлебным зеленым разливом. По небу тихо плыли облака. У дома-терема шла дорога на Мордвес. Вековые глубокие колеи ее густо заросли травою. Под вязами, в прохладной тени, высился деревянный колодец, с высоким журавлем и бадьею на цепи. Далее ниспадал скат к реке. Сюда его россиянка-принцесса ходила за водою, полоскать белье, безвинно, неосмысленно поднимая платье, обнажая белые девичьи красивые ноги. Он видел ее. Из избы своего окна. И влюбился. На всю жизнь. Я заглянул в глаза Героя, там горело пиршество дивного света.

Несомненно, несомненно, воин выстрадал свою любовь. Он через всю юность нес в себе чистое, молодецкое, чтя целомудрие жизни, ее дивность и красоту, верность женщине и Отечеству.

Соединились Две Девственности!

Почему любовь и обрела сказание вечное, бессмертное.

 

ПРИЗНАНИЕ ДЕВОЧКИ КАПИТОЛИНЫ

теперь жены Героя

Я не раз видела Александра Башкина на вечерке у реки Мордвес, где играл гармонь и шли удалые пляски, он смотрелся смиренно, дивно. И мне нравился. Но за любовь я совсем не думала. Я дружила с его сестрою Аннушкою, и мы вместе провожали его в армию, а платок ему я уже вышивала сама, отдельно. Как воину! Со временем, невольно, возникло чувство, но чувство душевное, родственное.

В войну я училась в школе и работала на почте. Я первою узнала страшную правду о гибели моего отца Михаила Осиповича, получив похоронку. Он пал смертью героя в битве под Курском в 1943 году. Я шла по деревне и плакала, плакала, никого не стесняясь! В то время горе не скрывали! Я смотрела на небо, тянула руки, слезно просила: «Звезды, милые, возьмите меня к себе, я не хочу больше жить на земле!» Потом мы плакали вместе с мамою, ее зовут Евдокия Ивановна; плакали, обнявшись, бесконечно растревоженные одною тоскою, одним горем. Как это страшно потерять любимого человека! Мама не верила, что ее любимый погиб. И все ждала его, ждала, как Ярославна князя Игоря, присеву окна, до боли в сердце, всматриваясь вдаль.

Но он не вернулся!

На Руси шла битва!

Любимые остаются в земном Мавзолее!

Смерть отца преследовала болью постоянно, я мучила себя жалостью. Часто плакала. Как это тяжело всю жизнь носить в сердце траур!

Едва Александр Иванович вернулся с фронта, и я увидела его, во мне все встрепенулось. Я разбудилась, как спящая царевна! Мир траура отступил! Он стал для меня не только любимым человеком, он стал моим спасением от тоски и горя, моею целительною памятью об отце. Что осталось от Михаила Осиповича? Только портрет в горнице. Он смотрит, чуть прищурившись, с ласкою и добротою на мир.

И на меня.

Он смотрит, а его нет!

Он еще не знает, что его больше нет на земле. И смотрит. А я знаю, что он погиб. И он все же смотрит. Страшно все это. Можно сойти с ума. Неужели он был на земле? Если был, то где он? Убит? Кто же убийца?

Александр Иванович воплотил в себе быль моего отца. Мы стали одним сердцем, одним дыханием.

Такую исповедь я выслушал лично от Капиталины Михайловны, И нашел, Любовь Герою досталась на земле воистину благодарением за его скорбные земные скитания и за его битву за Русь, великую, православную.

 

ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ С МАТЕРЬЮ

Мы на кладбище. Жаркий летний день угасал, заливая таинственную землю лучами закатного солнца. Кладбище истинно русское, ровные ходы от ограды к ограде отсутствуют, полная скученность могил, хаотичность. Но в хаотичности чувствуешь необычную прелесть, невыразимую уютность; такая обратная связь может приятно возникнуть только в русском сердце.

На вечном прибежище возникает скорбная сиротливость, странная тревожность, душевная неуютность. Над травою и цветами, над могилами, вьются белые бабочки, сытно кружит над цветком иван-да-марья шмель. Ветер тихо и грустно раскачивает у изножья траурных холмов синие колокольчики. Едва перекликаются кузнечики, словно осмысливают, что величают себя на погосте, и надо блюсти траур. Совсем неожиданно выпорхнула из кустов неизвестная птица, как из глубин земли, ошалело вознеслась ввысь и белым привидением полетела меж деревьев в сторону деревни. От ее вознесения, небесного полета на сердце еще сильнее разбудилась скорбная тоска, неуютность, горестная тревожность.

Всматриваясь в вечную обитель, в могилы с саркофагами, где смиренно и покорно лежат земляне, отжив свое земное время на земле, невольно думаешь: зачем же вы были, милые, зачем? Пробежала жизнь с печалями и радостями и ушла в покои, в тишину, вечную уединенность. И уже никогда-никогда не вернетесь на землю. Жизнь будет еще катить миллионы и миллионы лет с карнавалами и хороводами, бессмысленным весельем и серьезным взиранием на мир, с любовью и разлуками, с поцелуями и ненавистью, с яблоневыми садами, лунными ночами, с грозами и идущим снегом, с вином и летящими тройками, а вам лежать и лежать. И даже краешком глаза во веки вечные, пока крутится земля во Вселенной, не увидите больше луча солнца, не подержите в руке ветку черемухи.

Ласковую, отзывчивую руку любимой.

Никогда. Никогда!

Странно и страшно.

Как же остро чувствуешь на кладбище истину: «Все проходит!».

Мы долго стоим под березами, у могилы матери Героя. Лицо Башкина каменно непроницаемое, губы плотно сжаты. Он углублен в себя. О чем думает? Сказать затруднительно. Скорее всего, за свою земную сиротливость. Он похоронил и братьев, и сестер, и сына Михаила, осталась одна Аннушка в Ярославле.

Но больше всего он скорбит о матери. Для каждого матерь Человеческая ─ святое существо! Но любовь Башкина к Марии Михайловне, которую он пронес через всю жизнь, необъяснимо велика. Сильна и велика! Это от правды. И еще раз от правды. Я еще не видел такую любовь к матери. И не могу себе объяснить, откуда она взялась, где и в чем ее завязь? И почему? Почему с такою силою возникла?

То была любовь-загадка!

Я пытался ее разгадать. И считал, такая любовь может возникнуть, ибо он ─ сын земли, сын крестьянки, исступленно чувствует природу, ее красоту, ее ликующее величие, ее целомудрие и дивную первозданность, отсюда чистота и светлость его души! Отсюда и непостижимо долгая, необъяснимо нежная любовь к матери! Возможно, постоянно неся крест на Голгофу, ожидая распятья, постоянно находясь на битве между жизнью и смертью, он сумел постичь для себя загадку жизни и загадку смерти, таинство разлуки с землею, и сумел, как никто оценить по достоинству дивность жизни, своего прихода в мир? Но, где исток его прихода? В ком и в чем? В матери!

Как ее можно не любить?

Воин Руси очень велик душою, мыслями! Но сам в себе. Без колокольного звона.

Но со временем мне открылась ─ истинная, превеликая разгадка-правда его любви к матери? Александр Башкин мог совсем не родиться! Совсем-совсем не явиться в мир и пролететь таинственным привидением мимо земли, раствориться синим светом там, где величает себя звездная Вселенная! Дело в том, что мать, чувствуя в себе его плоть, вынашивая его, сильно, гибельно заболела. И деревенские знахарки ей сказали: рожать тебе нельзя, Михайловна, можешь умереть.

Когда пришел срок, пришел и выбор чести! Матерь слабо улыбнулась, произнесла: «Буду рожать. Какая печаль, что я умру. Зато дам жизнь человеку!» Роды были трудные, затяжные. Мария Михайловна приняла немыслимые муки, но сына Александра миру явила. Властная и гордая, необычно сильная духом, женщина неожиданно выжила и сама, только опять же долго болела, но однорукая бабушка Арина выходила ее.

Мать и сын вместе знали эту земную быль! Почему она и отдавала ему большую любовь своего сердца; сильнее каждого любила, значит, и сильнее страдала, видя и осуждая его непутевость, необузданную стихийность. И даже в горе, не совладав с чувством, отреклась от сына. Но в себе, сердце своем, его носила всю жизнь. И, скорее всего, живет с Александром и там, где успокоение и бессмертие.

Мария Михайловна явила миру одиннадцать детей. Без любви к родственной плоти, к человеку такой подвиг невозможен. В то время жизнь была тяжелая, голодная; на земле свирепствовал хаос. Не было никакого уюта и лада в душе человека. Никто не знал, куда несется тройка-Русь? Но матерь Человеческая праздновала и праздновала новые жизни! Не все дожили до зрелости, полюбовались жизнью, через сердце пропустили любовь к женщине и правду земли! Есть, кто еще детьми сошли в маленькие, скорбные саркофаги.

Как говорится, кому как выпало!

Кому как осветила мир семилучевая звезда!

Сама святая Мария покинула мир в возрасте 86 лет, живя в Москве у дочери. Александр Иванович, когда пришла на его имя горькая телеграмма о смерти, настоял, дабы ее похоронили на погосте, где похоронены Башкины, на окраине Мордвеса. И сам поехал в Москву за матерью, привез ее домик, в нимбе траура, на автобусе. И прощание устроил, как надо, по чести, как велено на Руси.

Могилка ее ухожена. Сын приходит к холмику скорби часто, не ждет поминального родительского дня, приходит по зову души. Возможно, по ее зову! Они неразлучны! На все времена соединились сердцем! И живут вместе, пусть сын еще на земле, а матерь в вечности. Сын Александр, как в жизни, как рядом, слышит голос матери. И видит ее, какою она была, когда вернулся с фронта. Там, на войне, он перестал понимать гибель, чувствовать ее роковую неизбежность, ее властность. И только со смертью матери он понял, она существует! И он с матерью часто и близко разговаривает, разрушая, силою воли, силою любви, все расстояния, Время, земное и небесное, само бессмертие.

Матерь Человеческая не умерла для сына!

Губы его и теперь скорбно шепчут: мама, мама! Взглянула бы, мир вокруг таинственен, величав и бессмертен, а тебя нет, ты исчезла. Исчезло то, без чего жизнь ─ уже не полная жизнь.

Облака живут вечно.

Трава живет вечно!

Но человек умирает. Зачем?

Я смотрю на Башкина, он плачет. Я наливаю стакан самогонки, подношу:

─ Помянем святую Марию!

Он потер грудь, там, где сердце:

─ Больно, больно! Тоскующий крик зверя рвется из груди. И совсем замучили слезы. Прощай, моя радость, моя боль. Земля тебе пухом!

Он выпивает.

Я выпиваю тоже. И тоже, как он, разбрызгиваю брызги над могилою. Мне как раз вспоминается траурное стихотворение поэта-фронтовика Михаила Львова о матери:

Это страшно. Ты в землю ушла навсегда,

Ни дожди, ни рассветы тебя не касаются больше.

Далеко загорается в небе звезда,

Далеко до могилы твоей. Сознавать это больно.

Навсегда, навсегда, на века, на века

Безвозвратно в планету уходят любимые люди.

Снова ночь на глаза мои тьму навела.

И закрыла весь мир, и в душе одиночество будит.

Александр Иванович знает его. И, не пряча, не стесняясь, слез, читает тоже:

И ничем я тебе не сумею помочь.

Если даже я в землю уйду за тобой добровольно.

Только тьма над землей. Только ночь. Только ночь.

Только вечная ночь! Сознавать это жутко и больно.

Помолчав в трауре, я спросил:

─ Скажи, боишься умереть?

─ Боюсь. Мне страшно умирать, зная, что у России разрушено бессмертие. Хочу увидеть светлость! Я, Олеко, воевал за Россию. И пахал за Россию! Выходит, все зря? И жил зря? Без смысла? Зачем же я был на земле? В своем времени? Для чего? Птица в небе ─ смысл! Зверь в лесу ─ смысл! Я на земле, где смысл? В чем он будет? Что я без Отечества? Я ее правда, ее боль, ее печаль, ее радость. И ее воин! Теперь, оказывается, никто. Жил! И не жил! Сиротливо мне на земле, да. Но и в бессмертии будет еще сиротливее. Осмысливаешь мою печаль?

Мне оставалось вселить веру:

─ Поднимемся, Александр Иванович. Мы есть руссы с бессмертным именем! В тебе живет великий смысл ─ты спас Россию! Как Александр Невский,

Дмитрий Донской,

Минин и Пожарский,

как Александр Башкин и русское воинство! Спасли в самом страшном, двадцатом веке!

Что делать? Так руссу выпало! История Руси есть история страдания и битв. Все века живем в тревоге, ратном напряжении. То в падении, то в воскресении! Духовные силы не истощились. Они есть, они неисчерпаемы. И пока затаились в глубине человеческого сердца, ждут крепости, мудрости и зова к топору, к справедливости! Ты прав, русского народа в крепости, в соборности не существует! Русские люди живу отдельно, сами в себе, чуждыми звездными мирами! И не мудрено! Слишком много легло в братские могильные курганы! Гражданская битва, голод, Великая Отечественная! В сложности легло в Мавзолеи пятьдесят миллионов! Если взять семью русса, где пять чад, пять Солнц не предел, то получается, за век мы потеряли целую Русь! И погибали в битве, в бунте лучшие, лучшие!

Сколько надо восполняться?

Жила бы Русь, а народ воскреснет! И в душе народа мечутся печали Стеньки Разина, копится и зреет сила! Я сам слышал, как в народе говорили: Попили кровушки на Руси пришельцы-Иуды, и еще попьют!

Да, народ терпит насилие завоевателя, но он слышит себя, слышит жизнь, ее боль, ее глумление над душою Русскою! Он не отдаст пришельцу свою правду, свою справедливость, чем жили вы, чем жили руссы при великом князе Владимире Красное Солнышко, при Минине и Пожарском!

Русь жива!

И будет жить!

И будет жить, ибо вы спас ее!

Ты и русское воинство!

Спасли, как герои из былины!

Какой еще нужен тебе смысл? Ты есть святая история Руси, ее воин, ее правда, ее бессмертие. Вы неотсоединимы! Как мать и сын, ибо у вас одно сердце! Так что, оставь свои печали!

Время шло к ночи, на кладбище быть стало просто страшно, за каждым кустом появились загадочные свечения, и я по трауру произнес:

─ Остается выпить на посошок!

Воин Руст взял стакан и лукаво спросил:

─ За Минина и Пожарского?

Я отозвался в лад:

─ Несомненно, за Минина и Пожарского! И за русское соборное Воскресение!

Едва мы вышли из ворот кладбища, как мимо по лугу бешеною пленительною рысью пронесся табун лошадей, земля гнулась и гудела от громового топота. Его гнали мальчики, важно восседая на вороном коне, хлестко прищелкивая кнутами, по-разбойничьи подсвистывая, гнали в ночное за реку Мордвес. Как раз сгустились сумерки, ярче засверкали небесные звезды, и получалось, что по Руси неслись-мчались голубые кони.

Александр Башкин невольно остановился, залюбовался.

Не его ли кони?

Не из ли юности?

Он и сам не меньше, чем его ратники, осознавал, не его это дело, не артиллерийское. Больше того, он совершал военное преступление. Нельзя в бою летчику оставлять самолет, танкисту танк, моряку корабль и по своей воле, по стихийному желанию идти с пехотою в атаку. Нельзя оставлять орудие, рисковать боевым расчетом! Узнай о его прегрешении новый командир батареи капитан Иван Федорович Помоталкин, мог бы и расстрелять сгоряча. И расстрелял бы, окажись рядом. Но и пехоту он не мог бросить. Не мог обречь ее на бессмысленную смерть. Не ему, так Зарембе брать амбразуру штурмом. Никто не выживет. Он, получается, станет их убийцею. Позволит так совесть? Не позволит. Изменишь ей, проявишь силу, будет потом мучить всю жизнь. И всю жизнь будут сниться ребята, погибшие по его вине.

Есть на Руси песня, написанная еще в добрые незабвенные времена: «Два берега». Александр Иванович несказанно любит ее. По его мнению, она несет в себе великую печаль, великую радость и бессмертное чувство любви. Больше всего нравятся вот эти лунно-снежные строки: Мы с тобой два берега у одной реки.

Два берега для Башкина не поэтический, не песенный символ, а как раз самая-самая правда жизни. Два берега ─ это он и его милая, симпатичная супруга Капитолина Михайловна.

VI

И напоминал по силе с копьем Пересвета

Но время брало свое. Все больше слабело сердце, не подчинялось тело, наломанное в битвах, выстуженное в окопах и ледяных реках, избитое, извороченное шомполами в плену. Двигаться приходилось с усилием, каждое движение отзывалось немыслимой болью. Сильно страдали раненые ноги, расхаживать их становилось все труднее. Не помогало уже и нерастраченное мужество. Никто не знал, что он сильно болен, ходил по краю могилы. И однажды сердце не выдержало, остановилось. Прямо из райкома партии его отвезли на «скорой помощи» в больницу. Откачали, вернули к жизни. Он долго и тяжело болел. Врачи ВТЭКА признают его инвалидом второй группы. В пятьдесят три года!

!!!За расхристанность, за то, что идешь против военного закона. Кто он, этот беглец? Не шпион ли генерала СС Вальтера Шелленберга? Воевал! И что? И в то время мог быть шпионом генерала СС Шелленберга! Все печальники рвутся до дому, на вольное, сладкое житие, где не стреляют, не убивают, а он рвется в армию! Хорошо, если с чувством героя, а если с чувством шпиона Третьего Рейха?

Александр Башкин смирил свои мрачные раздумья, какие пронеслись проклятьем в мгновение ока; как не суди, а чекисты из Тулы все еще держат его на распятье, на Голгофе!

Что, стал Героем Советского Союза, и пришло помилование?

Еще и кандалы могут быть!

И клетка Емельяна Пугачева!

И Соловки!

Но мог ли Александр Башкин смириться с жалкою долею старца? Он ничуть не изменился, каким был на фронте, таким и остался. Непокорным перед бедами, не покоренным ими. Он вступает в битву за себя со своими недугами. И побеждает. Трудится в разное время освобожденным секретарем партийной организации колхоза «Коммунар», инструктором Мордвесского райкома КПСС, заместителем директора совхоза «Веневский»; неоднократно избирается членом Мордвесского райкома КПСС, депутатом Мордвесского районного Совета депутатов трудящихся.

Поражает невообразимая живучесть Героя Советского Союза. Он не раз признавался, что больше пяти лет после фронта не проживет. Здравствует уже 80 лет! Он перенес несколько инфарктов, но живет полноценною жизнью. Ни на мгновение не .ощущая ни старости, ни ослабевшего сердца, ни боли ран. Он чувствует жизнь как праздник. И все еще воспринимает первозданность голубого неба, танцующие березы на берегу реки Мордвес, запах клевера и скошенного хлеба и в душевной человеческой радости саму Русь.

Благодарность Героя

Выражаю глубокую благодарность за оказание государственно-финансовой поддержки для издания документально-эпического романа «Прощание славянки»:

Тульской областной администрации в лице губернатора СТАРОДУБЦЕВА Василия Александровича, ХАРИТОНОВУ Сергею Алексеевичу, главному федеральному инспектору по Тульской области аппарата полномочного представителя Президента Российской Федерации в центральном федеральном округе.

Пока жива память о воинах Великой Отечественной – России быть. И год от года, век от века прибавляться в красоте, культуре, мудрости и богатстве.

Александр БАШКИН,

Герой Советского Союза.