Cтранная, очень странная зима выдалась в 1492 году. В самом конце ноября подул студеный северный ветер, и – чудо из чудес – на вечнозеленых Азорских островах выпал снег.

Косые – а здешним зайцам пушистый снег был в диковинку -резвились вовсю, и путаная вязь из следов долго держалась на свежей пороше.

В белые шубы оделись горы, белые шапки прикрыли головы береговых утесов, под глубокие сугробы ушла густая, сочная трава. Холодный ветер вскоре отлетел восвояси, в края моржей и белых медведей. Солнце растопило снега, и снова настало зимнее лето. Но в четверг 6 декабря, в день святого Николая, небо заволокли свинцовые тучи, и на следующее утро ветры закружили в бешеном хороводе.

Они дули то с юга, то с севера, то с запада, они гуляли по всем островам, срывая крыши и ломая старые деревья.

Море пришло в ярость. С пушечным гулом оно билось о крутые берега, грозно клокотало между рифами, с грохотом перекатывалась галька на каменистых пляжах, сердито шипели волны на песчаных отмелях.

Дни шли за днями, недели за неделями, миновало рождество, а буре не видно было конца.

– Такого на нашей памяти не случалось, – говорили азорские старожилы.

Впрочем, даже самые давние жители этих островов понятия не имели, что там делалось лет семьдесят или сто назад. Ведь прошло только шестьдесят лет с тех пор, как португальские моряки открыли азорский остров Санта-Мария, а на остальные острова переселенцы из Португалии пришли совсем недавно и едва-едва успели обжить эти пустынные и необитаемые земли.

Старожилы и новоселы денно и нощно молили бога, чтобы он унял эту бесконечную бурю. На Азорах, островах, затерянных в безбрежном океане, все жили морем, а между тем вот уже третью неделю сети мокли под дырявыми навесами, и даже наиболее отважные рыбаки не решались выйти на промысел.

Да что там рыбаки: старые морские волки весь декабрь отсиживались в гаванях. На Азоры из Лисабона не вышел ни один корабль, и все семь островов остались без соли, оливкового масла, мяса и вина.

Без мяса, а особенно без вина невмоготу было людям белой кости. А ведь на одной только Санта-Марии угнездилось десятка три этих баловней судьбы. Губернатор, коменданты, писцы – все эти благородные мужи – доедали последние свои запасы и проклинали мятежную стихию.

Губернатор острова Санта-Мария дон Жуан да Каштаньейра страдал безмерно. Скажем прямо, сеньор губернатор не был трезвенником. Он пил по всякому поводу и вовсе без повода, а в рождественские дни он и его собутыльники выкушали последнюю пипу (десятиведерную бочку) доброго коллареса – вина из прославленных виноградников Синтры. От Синтры рукой подать было до Лисабона, и каждый корабль, идущий оттуда на Санта-Марию, обязательно прихватывал пипу-другую этого божественного зелья. Но кораблей не было и после рождества, и губернатор как манны небесной ждал оказии из Лисабона.

По его приказу на всех сторожевых башнях непрерывно дежурили дозорные, но, увы, ни один парус не появлялся на горизонте.

31 декабря, в день святого Сильвестра, губернатор дошел до крайности. Он велел подать к завтраку местное вино. Глядя на непочатый жбан, дон Жуан да Каштаньейра страдал. Страдал невыносимо. Вина ему хотелось смертельно, вина душистого и легкого. А это кислое пойло! Да за какие грехи покарал его бог…

Пить или не пить? Нет, искушение слишком велико. Преодолев сомнения, он обнял немилый жбан. Но до вина не дотянулся: в трапезную ворвался сигнальщик.

– Тревога, сеньор губернатор! На дозорной башне в Волчьей бухте красный вымпел! К острову идет корабль!

Когда губернатор прискакал в Волчью бухту, там собралось уже дюжины две островитян. Они пристально всматривались в даль, но над морем стояла сизая дымка, и с берега ничего разглядеть не могли даже самые зоркие люди. Только с дозорной башни губернатор с трудом приметил на юго-востоке темное пятнышко. Да, какой-то корабль шел к берегам Санта-Марии. Сильный ветер дул с запада, и корабль, меняя галсы, очень медленно приближался к острову. Сперва показались три стройные мачты, затем высокие надстройки на корме и на носу. Бесспорно, это был корабль-редонда – судно с прямоугольными парусами на фок– и грот-мачтах. И вел его опытный кормчий. Он плавно обогнул гряду черных рифов у восточной оконечности бухты, ловко проскользнул чуть левее опасных подводных камней, а затем круто развернулся. Теперь ветер дул в его левую скулу, и он на одной бизани шел к месту якорной стоянки.

Берег ликовал. Губернатор тоже. Но внезапно он побледнел как мертвец. На грот-мачте взвился королевский штандарт. Тысяча чертей! От короля и королевских гонцов вина не дождешься. И ради чего, спрашивается, Жуан Второй Португальский, а нрав у него крутой и решения быстры, отправил эту каравеллу (ну конечно, ведь это же «Санта-Анна», каравелла-скороход, посыльное судно его величества) на далекую Санта-Марию? Отправил наперекор стихиям, в пору, когда добрый хозяин и собаку из дома не выгонит…

Между тем саженях в двухстах от берега каравелла отдала якорь. Через несколько минут на дозорной башне приняли сигнал: «Губернатора на борт». Матросы знаками дали понять, что высаживаться на острове они не собираются и что никаких грузов для Санта-Марии на корабле нет.

Берег опустел, и только стайка замурзанных мальчишек проводила на «Сайта-Анну» вконец перепуганного губернатора.

Дуарте Пашеко Перейра, капитан «Санта-Анны», стоял на носу и, оглаживая длинную, иссиня-черную бороду, поджидал губернаторскую лодку.

Он не отрывал глаз от амполет – больших песочных часов. Шурша, ссыпался желтый песок. Последняя его горсточка истаяла в верхней склянке на тридцатой минуте. Сняв перчатку, дон Ду-арте перевернул амполеты.

– Скверно, – сказал он своему помощнику. – Лодка тащится как улита, а ветер отходит к югу. Если не поднимем якорь через час-полтора, из бухты нам не выбраться.

Песок тихо струился в нижнюю склянку. На дне ее выросла заметная горка, когда губернатор поднялся на борт. Каравелла качалась на сердитых волнах, и губернатор, пританцовывая на шаткой палубе, утиным шагом проследовал на нос.

– Высокородный сеньор капитан, – проговорил он, отдав поклон дону Дуарте, – я счастлив приветствовать в вашем лице…

Дуарте Пашеко Перейра… Это имя кое-что говорило губернатору. О доне Дуарте ходили любопытнейшие слухи, и даже до Санта-Марии докатывались их отголоски. Всякие капитаны состояли на службе короля Жуана Португальского, но по пальцам можно было пересчитать капитанов грамотеев, которым Цицерон да Вергилий были знакомы не хуже компасной розы ветров. Поговаривали, будто этот чернокнижник силен и в астрологии, и во всякой магии, утверждали, что мавританские книги, которые добрый христианин и в руки не возьмет, чтобы не угодить на костер, он читает так же бойко, как священник читает молитвенник. И не понятно, когда он успел одолеть всю эту премудрость, если с двенадцати лет вот уж четверть века носит его по всем морям. Был он и юнгой, затем водил корабли в Гвинею, там искал не то золото, не то слоновую кость. Года четыре назад его выловил в африканских водах капитан Бартоломеу Диаш, тот самый, который обогнул Африку. Выловил после того, как Дон Дуарте не то на обломках своего корабля, не то в дырявой лодке дней десять плавал без пищи и без воды по синему морю. А в последнее время его приблизил к себе король, так что с этим доном Дуарте ухо надо держать востро…

– Я счастлив приветствовать в вашем лице… Дон Дуарте резко оборвал губернатора:

– У меня, – сказал он, – на счету каждая минута. Через две амполеты, то есть ровно через час, я отправлю вас на берег. Следуйте за мной!

Дон Дуарте провел губернатора в кормовую рубку и плотно затворил дверь.

– Я прибыл сюда, – проговорил он, – чтобы вручить вам повеление его величества.

Дон Дуарте передал губернатору тонкий свиток, стянутый алой ленточкой. Губернатор отдал земной поклон королевской грамоте и снял печать с алого пояска.

– Читайте! – приказал дон Дуарте.

Губернатор неловко развернул тугой свиток, голос его дрожал:

«Правителю нашего острова Сайта-Мария, дону Жуану да Каштаньейре, рыцарю.

Неукоснительно следите за всеми кораблями, идущими к Азорским островам с запада. Буде появятся близ берегов упомянутых островов три кастильских судна – большой корабль «Санта-Мария» и каравеллы «Пинта» и «Нинъя», – оные суда далее не пропускать, а команды их, избегая насильственных мер, свести на берег, где и содержать впредь до особого нашего указания.

Декабря 19-го дня,

тысяча четыреста девяносто второго года от воплощения господа нашего и спасителя Иисуса Христа.

Я, король».

– Вам понятно, сеньор губернатор, о чем идет речь? – спросил дон Дуарте.

Губернатор развел руками:

– Я… мне кажется, высокородный сеньор адмирал (сгоряча он повысил в чине дона Дуарте), что вышла – как бы это сказать? -ошибка.

Дон Дуарте желчно усмехнулся.

– Ошибка? И вы, сеньор губернатор, полагаете, что я сломя голову примчался сюда, чтобы передать фальшивую бумажонку по чистому недоразумению, скрепленную печатью и подписью его величества?

– О нет, высокородный сеньор капитан, я никогда не осмелился бы… то есть я хочу лишь сказать, что тут говорится о кораблях, идущих с запада. Должно быть, следует читать: «идущих с востока». Ведь к западу от Азорских островов никаких земель нет…

– А вы в этом уверены? – быстро спросил дон Дуарте.

– Да, конечно, то есть не совсем. Моряки поговаривают, будто на западе есть какие-то острова, но если бы эти острова и взаправду лежали где-то в той стороне, то я бы об этом знал.

– Вот как? Ну так слушайте: королю ведомо, что третьего августа этого года из кастильской гавани Палое вышли на юг три корабля…

– На юг! – радостно проговорил губернатор. – Так их тогда следует искать у берегов Африки, где-нибудь близ Сенегала или Гвинеи, а не здесь, ведь…

– Прошу меня не перебивать, сеньор губернатор. Повторяю: вышли на юг три корабля. Этим курсом они следовали до Канарских островов, а затем повернули на запад. Понимаете, на запад, а не на юг! Кастильской флотилией командует генуэзец Коломб, или Колумб. Кастильцы называют его Колоном.

– Колон! – воскликнул губернатор. – Генуэзец! Да ведь я его знал. Он у нас в Португалии прожил лет семь-восемь. И его тестем был губернатор острова Порту– Санту старик Бартоломеу Пере-

стрелло. Я видел этого Колона, или Колумба, на Мадейре в восемьдесят первом году. Высокий такой, худой, глаза голубые. А вот куда он подался из Португалии, не припомню. Кажется, он нашему королю, да хранит его господь, предлагал отыскать какие-то земли, да больно дорого запросил за услуги… Дон Дуарте утвердительно кивнул головой.

– Верно, – сказал он, – его величество отверг домогательства этого генуэзца. Тогда Колумб отправился в Кастилию. По правде говоря, я не знаю, что он там делал, но полагаю, даром времени не терял. Этой весной его величество узнал, что королева Изабелла Кастильская и ее супруг Фердинанд Арагонский исполнили все просьбы Колумба. А просил он корабли и уверял при этом королеву и короля, что отыщет новый путь в Индию. Вам, сеньор губернатор, известно, что наша Земля – шар?

– Гм… да, я слышал. Я знаю, она круглая…

– Благодарю вас, – с язвительной вежливостью проговорил дон Дуарте, – не все губернаторы столь осведомлены, как вы. Так вот, насколько я могу судить, Колумб полагает, что раз Земля наша -шар, то из Испании или Португалии можно добраться до Индии, идя либо на восток, либо на запад.

На восток ведут два пути. Один из них старый, как мир. Этим путем ходил в Индию еще Александр Македонский, но в наш век легче пролезть сквозь игольное ушко, чем пробиться в Индию через турецкие и египетские земли. Эти нехристи ни за что на свете нас в Индию не пропустят.

Поэтому-то мы, португальцы, вот уже семьдесят лет прокладываем новую дорогу в Индию. Четыре года назад наш Одиссей, Бартоломеу Диаш, обогнул самый южный выступ Африки, и хоть до Индии он и не дошел, но, видит бог, лет через пять-десять мы по его следу приведем наши корабли в эту страну.

Западным же путем никто в Индию не плавал. Колумб избрал этот путь, потому что ему кажется, будто дорога на запад куда короче дороги на восток. Он утверждает, что море-океан, в котором лежат ваши Азорские острова, совсем не широкое и что за ним находится Индия.

Скажу, не обинуясь: мне сдается, что путь на запад не в пример длиннее восточных путей. И клянусь моей бородой, этот генуэзец никогда в жизни не дойдет до Индии и утопит свои корабли в открытом море… И поделом! Нечего ему соваться куда не следует.

Все пути в Индию должны быть португальскими. И восточные, и западные.

Кулак обрушился на дубовую столешницу. Как гвозди, вбил в нее дон Дуарте железные слова:

Все пути должны быть португальскими!

Португальские пути… Эти красные нити на карте мира врезались в память Дуарте Пашеко Перейры, как хироманту – линии его собственной ладони. Португальские пути – они тянутся к берегам Мавритании, Сенегала, Гвинеи, они вползают в пасть великой реки Конго, они цепляются за острый шип Игольного мыса, самого южного, самого дальнего выступа Черного материка.

Не без помощи чернобородого капитана доплеталась эта огромная паутина, но первые ее узелки завязались лет за сорок до его появления на свет.

Между 1425 и 1435 годами паутинки новых морских дорог появились на архисекретных картах португальского принца Генриха Мореплавателя.

Принц Генрих никогда не водил кораблей по неведомым морям. Но зато он знал, куда и как надо посылать белокрылые каравеллы. Судно за судном, флотилию за флотилией снаряжал он, сиднем сидя в замке Сагреш. Замок Сагреш угнездился на высокой скале, он стоял над самым морем, близ мыса Сан-Висенти, которым кончалась на юге португальская земля. В угрюмых залах этого замка принц долгие годы нес бессменную вахту.

Шаг за шагом, миля за милей капитаны Генриха Мореплавателя продвигались к югу вдоль берегов Африки. Сперва они оставили позади голые мысы Мавритании, затем открыли берега Сенегала, потом обогнули Зеленый Мыс.

А за Зеленым Мысом берег круто повернул на восток. Корабли португальских аргонавтов вступили в воды Гвинейского залива. Сенегальские пустыни, бесплодные, опаленные жестоким солнцем, сменились буйными чащобами Гвинеи.

Берег Перца, Берег Слоновой Кости, Золотой Берег, Невольничий Берег – сами названия этих обетованных земель возбуждали у португальских мореплавателей страсти. Еще бы, эти райские берега, которые тянулись на тысячи миль, на долгие недели пути, которым не было ни конца ни края, сулили немыслимую и несметную добычу.

Слоновая кость… На вес чистого серебра ценились эти чуть тронутые желтизной могучие бивни.

Золото… Грязноватый золотой песок с берегов Вольты и Нигера. Цены ему не было на рынках Лисабона, от самых тяжких грехов можно было откупиться горстью этой тяжелой африканской пыли.

Рабы, черные африканские рабы… Не было на свете промысла прибыльнее охоты за гвинейскими невольниками. Дешевой ценой доставался этот живой товар, и велик был спрос на него в Лисабоне. Поэтому работорговцы до отказа загружали черными невольниками тесные трюмы каравелл. Случалось, в пути погибало девять десятых живого груза, но и тогда не оставались в накладе португальские добытчики.

…В 1460 году умер принц Генрих Мореплаватель. Ушли на тот свет его капитаны, но по их следам шли все новые и новые искатели легкой наживы, расставляя на дальних африканских берегах заявочные столбы с португальским гербом.

Позади осталась Гвинея. В 1485 году капитан Дього Кан водрузил заявочный столб у самого устья Конго, а три года спустя Бар-толомеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды и вошел в Индийский океан.

Итак, пути к новооткрытым африканским берегам, пути, явно ведущие в Индию, были освоены португальцами.

Но открыть и проведать новые морские дороги – это еще полдела. Их надо еще отстоять от соперников, а соперники, как грифы на падаль, всегда слетаются на лакомые приманки.

За несколько дней до азорского рейда дона Дуарте вызвал во дворец его старый друг, секретарь короля Жуана – дон Руи да Пина. Дон Руи был не только королевским секретарем, но и королевским летописцем. Много лет он с муравьиным усердием собирал всевозможные грамоты, юные и древние.

Дон Руи отыскал среди связок обтрепанных свитков небольшую вязанку каких-то бумаг и показал ее дону Дуарте.

– Смотри, – сказал он, – здесь вся история нашей борьбы за африканские моря и земли. Вот эти свитки – они перевязаны жел-

тыми ленточками – хранят память о давних распрях с Кастилией. Еще жив был принц Генрих, когда по нашим следам кастильцы проникли в Гвинею. Видишь, эти длинные трубочки – письма кастильского короля Хуана. За месяц до смерти, в пятьдесят четвертом году, он грозил нам войной, требуя, чтобы мы уступили ему Гвинею.

Бог вовремя убрал короля Хуана. Его слабоумному сынку, королю Энрике, было не до Гвинеи, при нем, хвала спасителю, Кастилия впала в ничтожество, и двадцать лет ее раздирали усобицы и смуты. К сожалению, сестра Энрике, донья Изабелла, которая стала королевой в семьдесят четвертом году, оказалась куда умнее своего брата. Она одолела всех кастильских врагов и в самую пору вышла замуж за Фердинанда Арагонского. Кабы не этот брак, Кастилия и Арагон не вступили бы в союз, очень я этого опасаюсь: союз этот на долгие времена.

Гляди, вот донесения наших капитанов. Тысяча четыреста семьдесят пятый, семьдесят шестой, семьдесят седьмой годы. Кастильские корабли снова появились в гвинейских водах.

А этот свиток в кожаном футляре – наш договор с Изабеллой. Договор тысяча четыреста семьдесят девятого года. Признаться, мы заключили тогда хитрую сделку. Уступили Кастилии Канарские острова, но зато королева обещала, что ее корабли никогда не будут заходить в гвинейские воды.

А вот эти свитки, стянутые красными ленточками, – грамоты покойных римских пап.

Святейшим папам принадлежит только клочок итальянской земли, но законники считают, что папы, как наследники Христа, владеют всей нашей планетой и поэтому могут раздавать королям и императорам любые ее куски.

И португальских королей папы охотно жаловали заморскими землями. Разумеется, не за прекрасные глаза. И вот этот кожаный договор семьдесят девятого года в восемьдесят первом году одобрил папа Сикст IV, да будет земля ему пухом. Он объявил, что только португальцы могут плавать южнее Канарских островов, и только им дано право на любые, пусть даже еще не открытые острова в южной части моря-океана. Индия же, к берегам которой направился Колумб, лежит южнее Канарских островов, и западный путь в нее, следовательно, проходит не в кастильских, а в португальских водах.

Именно эти слова дона Руи да Пины и припомнил дон Дуарте, когда заявил губернатору, что не только восточные, но и западные дороги в Индию должны принадлежать Португалии.

И, желая пояснить свою мысль, капитан схватил уголек и на дощатой переборке набросал контуры Африки.

– Это, – сказал он, – наши берега – Сенегал и Гвинея. Вот Канарские острова. Южнее их кастильцы плавать не имеют права. А этот Колумб, следуя в Индию западным путем, скорее всего, должен туда пройти через нашу, южную, половину моря-океана. Стало быть, его надо перехватить на обратном пути и наказать как дерзкого нарушителя морских рубежей нашего королевства. Повторяю, он вряд ли вернется в Кастилию. Для вас, сеньор губернатор, это весьма утешительно. Весьма. Думаю, есть десять шансов из ста, что генуэзец доберется до цели – я имею в виду Индию, – и три шанса, что он благополучно возвратится восвояси.

– Три шанса из ста, – задумчиво проговорил губернатор, – ну что ж, это не так плохо.

– Не советую вам, – тихо сказал дон Дуарте, – уповать на милость фортуны. Боюсь, что, если вы упустите корабли Колумба, король… Впрочем, вы не хуже меня знаете: король шутить не любит. Вторая амполета на исходе, сеньор губернатор.

Дон Дуарте распахнул дверь рубки.

– Ради Христа и пречистой девы, – взмолился губернатор, -ради всех святых, скажите мне, о высокороднейший сеньор адмирал, как же я задержу эти треклятые корабли, если его величество требует, чтобы я избегал насильственных мер?

Дон Дуарте слегка подтолкнул губернатора к трапу.

– Это уже не моя, а ваша забота, сеньор губернатор. Но запомните: с Кастилией мы в мире и ссориться с ней не собираемся. И напоследок еще два слова: избегать можно и прибегая…

Через полчаса «Санта-Анна» снялась с якоря и взяла курс на юго-восток.

Последний день 1492 года подходил к концу.

Азорское вино («Боже правый, и за какие только грехи, – думал губернатор, – эта мерзость досталась на мою долю?») не гасило ни тоски, ни жажды.

«Избегать, прибегая, прибегать, избегая, – бормотал дон Жуан да Каштаньейра, допивая второй жбан. – Господи, и чего ради этого Колумба понесло на край света?»