Львы не любят, когда из-под самого их носа ускользает лакомая добыча. Такие неудачи портят им настроение. И не удивительно, что, выпустив из своих когтей адмирала, король Жуан захандрил.
Он затворился в своей опочивальне, никого не принимал и никого к себе не вызывал. Только дону Дуарте разрешен был вход в королевские покои, и с ним Жуан II беседовал часами и порой сидел с чернобородым капитаном до поздней ночи.
Из Лисабона в монастырь Марии Благостной курьеры-скороходы непрерывно доставляли длинные свертки в кожаных футлярах и большие шары в парусиновых чехлах. Шары эти возбуждали в придорожных селениях различные толки. И со слов какого-то шутника по всей округе пошел слух, будто к алтарю Марии Благостной везут из африканских земель головы мятежных язычников.
В конце марта эти таинственные грузы из Райской долины были переброшены в замок Торрес-Ведрас, а в первые дни апреля, в канун пасхи, туда из монастыря Марии Благостной откочевал королевский двор.
В Торрес-Ведрас свертки и шары везли с меньшими предосторожностями, и, к величайшему своему разочарованию, легковерные зеваки убедились, что в парусиновых чехлах покоятся не отрубленные головы, а большие глобусы.
Выяснилось, что в длинных футлярах путешествуют по стране географические карты.
Вслед за картами и глобусами в Торрес-Ведрас прибыл десяток людей странного облика. Это были старцы с нечесаными бородами, сивыми и пегими. Их потрепанные черные кафтаны были испятнаны чернилами и свечным воском, с собой они таскали пухлые фолианты в переплетах из телячьей кожи. Они словно призраки бродили по замку, путаясь в лабиринте его коридоров и галерей.
Этих старцев король называл звездочетами. Сами же себя они именовали космографами и членами Математического совета. А Математический совет пользовался всеевропейской славой, и заседали в нем корифеи астрономической науки, великие знатоки картографии и навигации. Лучшие в мире морские карты составляли эти ученые мастера (их и величали мастерами; местре Дього, мест-ре Родриго – так обращались к ним простые смертные). Они указывали путь в африканские моря капитанам португальских кораблей.
Именно Математический совет похоронил девять лет назад проект Колумба. Решению совета внял тогда король, и один вид этих замшелых звездочетов приводил сейчас Жуана II в раздражение.
Зато дон Дуарте быстро нашел с ними общий язык. Сперва суждения звездочетов его озадачили, но мало-помалу он освоился с их птичьим языком и пришел к выводу, что к их словам следует относиться серьезно.
Как это ни странно, но все эти старцы твердо стояли на том, что Математический совет некогда принял верное решение: мы, утверждали звездочеты, считали в ту пору и считаем теперь, что то, что затеял Колумб, – это сплошное надругательство над азбучными географическими истинами. Для нас ясно: этот человек либо невежда, либо обманщик.
Свою точку зрения они изложили королю. Король, выслушав звездочетов, вкрадчиво спросил:
– Стало быть, по вашему мнению, ошибся генуэзец?
– Безусловно! – в один голос ответили старцы.
– В таком случае, – со сдержанной яростью проговорил король, – следует считать, что земли, которые открыл генуэзец, не более как обман зрения. Полагаю, что и те индейцы, которых я собственными глазами видел в трапезной монастыря Марии Благостной, не люди во плоти, а нечистые духи.
Старцы попытались втолковать королю, что Колумб допустил грубейшие просчеты и промахи, но окончательно разъяренный монарх не стал их слушать.
– Вы сами и ваш совет, – в сердцах сказал король, – заварили кашу, которую мне нынче приходится расхлебывать. Так вам еще мало этого, и вы угощаете меня небылицами, задним числом пытаясь оправдать свои же собственные просчеты. О! Я вижу вас насквозь!
Ученые мужи поспешили покинуть поле боя.
Спорить с венценосцами они не привыкли, да и опасное это дело – у королей всегда в запасе решительные и грозные доводы. Силу их испытывали многие правдолюбцы, которые за свою склонность к истине лишались не только королевских милостей, но и головы.
Над звездочетами сгустились тучи. Царедворцы, вчера еще такие учтивые, повернулись к ним спиной. Звездочетов посадили за один стол со слугами, их лишили вина и сладких блюд.
И тогда в дело вмешался дон Дуарте.
Прежде всего он навестил в библиотеке замка крайне угнетенных звездочетов. Они собрались там по его просьбе.
– Я пришел к вам, – сказал дон Дуарте, – с одной-единственной целью: помирить вас с королем. Скажу вам откровенно: его величество на вас разгневан и считает, что вы, спасая свою честь, не хотите признать ни своих прежних ошибок, ни нынешних открытий Колумба – ведь как-никак он все-таки нашел эти новые острова в море-океане. А король держится такого мнения по той лишь причине, что вы недостаточно ясно изъяснили ему свои доводы и чересчур пристрастно отнеслись к открытиям генуэзца. Я же думаю, что ошиблись не вы – ошибся Колумб. Но дай бог, чтобы все мореплаватели совершали побольше подобных ошибок. В свое время вы справедливо внушали генуэзцу, что западный путь в Индию, Китай и Сипанго очень длинный и тяжкий. Вы доказывали ему, что море-океан вдвое, а может быть, и втрое шире, чем он это полагал. Не буду ссылаться здесь на ваши расчеты: вы, бесспорно, отлично их помните.
Скажу только: вы тогда убеждали Колумба, что, следуя из Лиссабона на запад, он должен будет пройти по меньшей мере десять -двенадцать тысяч миль до первой азиатской земли. Между тем острова, которые он открыл в прошлом году, находятся всего лишь в четырех тысячах миль от наших берегов. Бог мне судья, но сдается мне, что ни в Индии, ни в Китае, ни на острове Сипанго Колумб не был, земли же, им открытые, – это какие-то до сей поры неведомые острова. И лежат они посреди моря-океана, причем от Азии, пожалуй, так же далеки, как и от Европы. Не поручусь, но, как знать, пожалуй, в это море могут вместиться десятки и сотни неизвестных нам островов и даже целый материк.
Что это так, не отрицаете и вы сами. На любой карте мира, на любом глобусе в море-океане плавает множество островов. Говорю, плавают, потому что вы всякий раз показываете их на разных местах. Никто воочию этих островов не видел, а слухи о них ходят уже не одно столетие, ну, а все мы знаем, что нет дыма без огня.
Никто не вправе осуждать вас за то, что вы когда-то отвергли домогательства Колумба. Вы не боги – вы люди, и вам не дано было предвидеть, к каким неожиданным и неприятным последствиям приведет ошибка упрямого генуэзца. Пусть он невежда, хотя я в этом склонен сомневаться. Пусть он обманщик, хотя мне кажется, что он прежде всего обманывает самого себя, полагая, будто открыл путь в Индию. Не в этом суть. Королю нужно во что бы то ни стало дознаться, как велики и богаты новооткрытые земли, а затем овладеть ими. Помогите ему, и я ручаюсь: он забудет сегодняшнюю размолвку с вами.
Семена, посеянные доном Дуарте, пали на изрядно каменистую почву. Звездочеты как коршуны набросились на капитана.
Дон Дуарте попал под перекрестный огонь. Его яростно обстреливали тяжелыми ядрами цитат – старцы прекрасно знали труды великих и малых книжников.
Звездочеты настолько увлеклись, что вскоре позабыли о виновнике спора. Они принялись сводить между собой старые счеты, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы их не призвал бы к порядку белый как лунь старец местре Жозе Визиньо.
Местре Жозе коллеги уважали и ценили. И не только за то, что свою карьеру он, в ту пору безвестный еврейский лекарь, начал в Сагреше, резиденции прославленного принца Генриха Мореплавателя, в том самом Сагреше, где пятьдесят – шестьдесят лет назад родились замыслы первых португальских экспедиций в воды Африки. На девятом десятке местре Жозе сохранил живость ума и остроту суждений.
И стоило ему тоненьким, едва слышным голоском заявить о себе, как страсти мгновенно улеглись.
– Сеньоры, – проговорил местре Жозе, – ваш Иисус Христос учил: богу богово, а кесарю кесарево. Именно эту полезную мысль и внушает нам достойный капитан дон Дуарте Пашеко Перейра. Прав он или не прав – о том судить будут наши потомки. Нам же следует прекратить напрасные споры и принести жертву кесарю. Его величеству не так уж важно знать, что говорили древние греки о море-океане и верно ли александриец Эратосфен измерил длину земной окружности. Королю не терпится присоединить к своим владениям новооткрытые земли. Так посоветуем ему, как лучше это сделать, и я убежден, что, если наши советы ему придутся по душе, он охотно вознаградит нас по заслугам.
Заслуги… Несомненно, они бывали в прошлом и у местре Жозе, и у его коллег. И не раз за эти заслуги они получали награды, не всегда, правда, щедрые.
Португальские короли и принцы, нечего греха таить, были прижимисты и скуповаты. Однако местре Жозе перепало пять золотых в 1442 году, когда его высочество, принц Генрих Мореплаватель, получил первую партию рабов – двести тридцать пять душ, доставленных капитаном Лансароти из Сенегала.
Местре Жозе наизусть знал то место из летописи своего давно умершего друга Гомиша Азурары, где была описана памятная сцена дележа первой партии африканских рабов на грязном рынке Видория в портовом городке Лагуше:
«…Ранним-преранним утром, дабы избежать жары, моряки, как им было приказано, начали снимать пленников с кораблей и переправлять их на берег.
И эти пленники, собранные все вместе на том поле, представляли удивительное зрелище, ибо среди них были довольно светлые, красивые и хорошего сложения. Другие были потемнее, подобно мулатам, третьи же, напротив, черны, как эфиопы, и столь безобразны лицом и телом, что казались выходцами из преисподней. Но какое сердце оказалось бы столь черствым, чтобы не проникнуться жалостью при виде этих людей?
Одни, опустив голову, с мокрыми от слез глазами, глядели друг на друга. Другие очень жалобно стонали и, устремив свои взоры к небу, громко плакали, как бы вымаливая помощь у отца природы. Иные колотили себя руками по лицу, ложились ничком на землю, кое-кто выражал свои жалобы, по обычаю своей страны, похоронными причитаниями. И хотя мы и не могли понять их речи, звуки ее вполне выражали всю их печаль.
И чтобы еще более увеличить их страдания, тут появились те, кому было поручено разделить пленников. Они стали отделять одного от другого, с тем чтобы разбить их на пять равных частей, и пришлось разлучать отцов с сыновьями, мужей с женами, братьев с братьями. Не обращали внимания, кто кому друг и кто кому брат – каждый попадал туда, куда указывал слепой жребий.
И великого труда стоило разделить их. Ибо как только пленных ставили в какую-нибудь группу, дети, видя, что их отцы попали в другую, из всех сил вырывались и бросались к ним. Матери крепко обнимали своих детей и ложились с ними на землю и принимали удары, совсем не жалея своей плоти, лишь бы только не отпустить от себя детей.
И весьма беспокойно проходил этот раздел еще и потому, что, кроме самих пленников, поле было полно народа, пришедшего из города и из окрестных селений: в этот день люди дали отдых своим рукам, трудами коих они кормились, чтобы поглядеть на невиданное зрелище.
И когда они увидели, как одни рыдали, а другие разбивали пленников на группы, то так от этого расстроились, что люди, распоряжавшиеся разделом, немало были смущены.
Принц, сидя на могучем скакуне, в сопровождении своей свиты, был тут же. Награждая своих любимцев, он выказывал мало интереса к своей личной добыче, ибо скоро роздал все сорок шесть душ – причитавшуюся ему пятую часть пленников. Самое ценное было для него то, что достиг он своей цели…
И тут же он возвел Лансароти в рыцарское звание, щедро наградив его по заслугам и дарованиям, а другим вожакам дал высокие награды, так что те полагали, что труды их вознаграждены, даже если не считать их основной доли».
Да, в те дни принц Генрих оценил по заслугам и работорговца Лансароти, и юного звездочета Жозе. Как-никак кормчие капитана Лансароти свои корабли, до отказа нагруженные черными невольниками, вели по картам, к которым приложил свою руку мес-тре Жозе Визиньо.
И не пять, а тридцать три золотых получил местре Жозе в пятьдесят втором году. Тогда принц наградил всех своих советников, и было за что. Папа Николай V даровал королю Португалии право вывозить из Африки рабов в любом количестве. Папа считал, что коль скоро в Африке живут язычники, то сам бог велел добрым христианам охотиться на них, клеймить их каленым железом, набивать ими трюмы невольничьих кораблей и торговать ими, как бессловесным скотом на лисабонском рынке.
Ни папа Николай V, ни принц Генрих Мореплаватель не дожили до тех времен, когда весь западный берег Черного материка стал португальским. Им обоим и не снились те барыши, которые достались на долю короля Жуана: рабы из Гвинеи и Бенина, золото из Сьерра-Леоне, слоновая кость из земель, орошаемых водами великой реки Конго… Да, королю Жуану было за что благодарить своих звездочетов…
– Итак, сеньоры, король вознаградит нас по заслугам. Не правда ли, дон Дуарте?
– Святая правда, местре Жозе, – ответил капитан. – Король оценит ваши мудрые советы.
И, низко поклонившись местре Жозе, дон Дуарте покинул умиротворенных старцев. С легким сердцем он направился в покои короля.
Часа три совещался с чернобородым капитаном Жуан II, и далеко за полночь дон Дуарте известил звездочетов, что в большом зале замка в среду 10 апреля соберется весь цвет португальской науки и что на этот чрезвычайный совет будут вызваны самые прославленные мореходы королевства.
Местре Жозе и его коллеги затворились в библиотеке. Три дня и три ночи седые и пегие бороды шелестели бумагами, скрипели перьями и, ловко орудуя линейкой и циркулем, колдовали над секретнейшими морскими картами.
Утром 10 апреля в замке Торрес-Ведрас открылся великий совет.
Под стрельчатыми сводами зала гулко отдавался железный звон мечей и воинской сбруи, простуженный бас длиннобородых капитанов заглушал учтивый шепот царедворцев и боязливый говорок старых звездочетов.
Король запаздывал: в этот день он поднялся с немыслимым трудом и долго приводил себя в порядок. Никто не должен видеть ни черных теней под глазами, ни следов мучительной бессонницы на землисто-бледном лице монарха.
И, как обычно, он вошел в приемный зал твердым шагом, с высоко поднятой головой.
Король оглядел зал: да, ему есть, чем гордиться. Подпирая темные дубовые панели, стояли, положив руки на меч, ветераны заморских походов. Угрюмый бородач Бартоломеу Диаш, и его капитаны и кормчие Перо д'Аленкер, Жуан Инфанти, Алвар Мартине – герои легендарного плавания к мысу Доброй Надежды. Чуть левее широкоплечий и кряжистый Васко да Гама. Пока он еще ничем себя не проявил, но решимости у него хоть отбавляй, а хватка волчья. Уж если случится его послать в Индию, то корабли свои он туда доведет во что бы то ни стало. Еще левее капитаны Руи да Соуза, Франсиско д'Алмейда, Дуарте Па-шеко Перейра и Педро Алвариш Кабрал.
Эти люди, стоит только дать им приказ, пойдут на край света, и горе тем, кто станет на их пути.
На левом крыле жмутся друг к другу хилые и сгорбленные звездочеты. Разумеется, они не чета могучим капитанам королевского флота. Но все же польза от них есть: недаром же весь свет славит португальских космографов, недаром стремятся переманить их к себе короли Кастилии и Арагона.
Вот оторвался от стены ветхий – в чем только душа держится -местре Жозе. Семеня тощими ножками – с правой спустился черный чулок, – он пересек зал.
Король пошевелил бровью, и двое служителей бережно подхватили под руки местре Жозе и усадили его перед высоким троном на обтянутую красным бархатом скамеечку.
Местре Жозе невнятно отшептал какие-то ученые слова, а затем вполне членораздельно, обычным своим козлиным тенорком проговорил:
– Мы, ваше величество, не теряли здесь даром времени. Мои достопочтенные собратья (медленно и четко он перечислил их имена) составили карту путей, ведущих в те земли, откуда недавно возвратился якобы их открывший генуэзский моряк Христофор Колумб. Мы твердо надеемся, что эта карта поможет нашим испытанным капитанам и кормчим привести корабли вашего величества в ту часть моря– океана, которая по праву и по справедливости должна принадлежать Португалии.
Местре Жозе сидел у самых ног короля и речь свою держал, глядя на круто изогнутые носки королевских сапог. Но, зная, что королю будут приятны последние слова этой речи, он не удержался от искушения и заглянул в лицо своего повелителя.
Нет, это было не лицо, а маска, бесстрастная, холодная, мертвая. Незрячие глаза, запавшие щеки, рот приоткрыт, чуть приподнята верхняя губа, но король не улыбался, нет, ему было не до улыбок.
Король прекрасно слышал местре Жозе, каждое слово, сказанное этим старым, облезлым лисом, доходило до его ушей, но он внезапно утратил интерес и к чрезвычайному совету, и к далеким островам в море-океане.
«Скоро, очень скоро я умру, – думал он. – Меня, Жуана Португальского, не будет… Генуэзец, новые земли, линия папы Сикста, права на море-океан… Какое до всего этого дела будет той горсти праха, которая от меня останется?..»
Странно, старый звездочет кончил говорить, а король молчит… Немая, жуткая тишина, слышно, как за наглухо закрытыми окнами ржет застоявшийся конь.
Король очнулся. Так о чем говорил этот старец? Карта, поход на якобы открытые острова. Хорошо. Все понятно.
– Я весьма признателен вам, местре Жозе, за ваш дар. Конечно, ваша карта пригодится. Я в самое ближайшее время пошлю большую флотилию на запад, и ее командир введет новооткрытые острова во владение португальской короны.
Все еще затененным взором король обвел шеренгу капитанов. На одно мгновение взгляд его задержался на бороде дона Дуарте. «Нет, – подумал он, – дон Дуарте пригодится мне здесь. А его сосед? Пожалуй, это неплохой выбор. Да, я знаю, этот плешивый юнец с огромной бородавкой на правой щеке жесток, нрав у него коварный и злобный. Но он дьявольски честолюбив, и лавры Диа-ша не дают ему покоя. Он-то мне и нужен».
– Дон Франсиско д'Алмейда, вы поведете мои корабли на запад! Кастильцы, я в этом не сомневаюсь, снова пошлют туда адмирала Колумба. Ваша задача: любой ценой упредить их и овладеть всеми землями в море-океане. Вряд ли их обитатели окажут вам сопротивление: они смирны как ягнята и им неведомы ни железо, ни порох. Если же они проявят непокорность… Впрочем, не мне вас учить, как надо поступать в таких случаях. А теперь обсудим, что предстоит нам сделать в ближайшие дни.
Совет затянулся до полуденной мессы и прошел успешно. И назавтра во всех гаванях королевства португальского закипела работа. Король приказал: не позже троицы флотилия д'Алмейды должна покинуть Лисабон, взять курс на острова Зеленого Мыса и оттуда пройти к Кубе и Эспаньоле.