Кто-нибудь когда-нибудь задумывался о судьбе простой телефонной трубки в новогодние праздники? В эти дни бедняги пашут, как не пахали весь год, принимая очень и не очень важные звонки, делая повсеместный обзвон, а еще накапливая совершенно невменяемое количество смсок. Телефоны посовременнее нагружены еще больше. В силу наличия интернета летят открыточки и фото в mms по всем сторонам, во все волости, а несчастные батареи садятся в разы быстрее. Может быть, это и к лучшему? Особенно если нерадивый хозяин забыл подзарядить своего питомца. Можно хотя бы сделать не вполне благопристойное «Ввжуууухх!» и отрубиться.
Телефон Леши Берга-Соколовского, валявшийся на соседнем кресле автомобиля, в этом смысле был счастливее других. Дежурный звонок родителям. Пару звонков по работе. Один – Димону, сожителю. Все. Коллеги Лешу в его нынешнем состоянии не трогали. Баба с дедом сами ждали, когда он позвонит, а в новогоднюю ночь это случалось не ранее пяти минут первого. Вот, пожалуй, и все.
В общем, не жизнь – малина. Или малиновое варенье, что среди зимы гораздо логичнее. Если бы не тяжелый Лешин взгляд, который тот поминутно бросал на агрегат. От взгляда этого становилось страшновато. Но делать было нечего. Когда большая и теплая рука хозяина легла на корпус, а палец разблокировал кнопки, телефон покорно врубился, правда, слегка притормаживая.
- Я подъезжаю! – перекрывая шум мотора, раздался звучный голос Берга-Соколовского. – Буду через пять минут.
- И тебе «здравствуй», – недовольно прогнусавили в ответ.
- Рената собрала?
- Угу! Еще вчера.
Ее уникальная привычка все делать заранее всегда его поражала. И раздражала, чего уж теперь-то… Может быть, с самого начала следовало обратить внимание на эту мелочь, чтобы избежать более крупных неприятностей.
Вынудив внутренний голос заткнуться, Леша сдержанно ответил:
- Ладно. Жди. Сейчас буду.
И с этими словами отключился. Бросил телефон на соседнее кресло. Посмотрел прямо перед собой. Еще и в зеленую волну не попал.
- Зараза!
- Сам дурак! – буркнула она отключившейся трубке. – Хоть бы раз что-нибудь сделал вовремя.
Даниэла Берг-Соколовская аккуратно примостила телефон с изящной подвеской в виде ящерицы, инкрустированной изумрудными стразами, на прикроватной тумбочке среди спреев для носа и ингаляторов, звонко чихнула два раза и со стоном нырнула под одеяла. Голова ныла нещадно, а тело разваливалось на мелкие кусочки.
Протяжный звонок в дверь раздался двадцатью тремя минутами позднее. Леша вперся в квартиру, отряхивая снег с шапки и отрешенно глядя на нее.
- Новый год. Пробки, - звучало как извинения.
Она снова чихнула и громко высморкалась.
- Обязательно нужно было меня из кровати вытаскивать? У тебя же ключ есть!
- Чтобы потом выслушать лекцию о том, что я неотесанный дикарь и ломлюсь в чужие двери? Нет, спасибо, не хочется больше.
- Можно подумать, я была не права. От выводов, которые ты умудряешься делать на основе первичных визуальных наблюдений, - она закашлялась, в голове застучало, и все-таки Даниэла договорила: - у меня происходит… смещение реальностей.
- Знаю я твои реальности, - буркнул он, стаскивая ботинки, и встал во весь свой богатырский рост. – Че у тебя? Сопли?
- Ничего ты не знаешь! – она поежилась и запахнула посильнее халат. – Ну сопли… Тебе-то что…
- К счастью, уже два месяца как ничего. Ренат где?
- А я-то как счастлива, что ты счастлив, - она развернулась и потопала обратно в спальню. – Ренатиииик!
- Ренат! – гаркнул Берг-Соколовский. Снял еще и куртку. Повесил ее на вешалку. И удовлетворенно отметил про себя, что никаких изменений в районе этой самой вешалки не произошло. В смысле мужской верхней одежды. Осталась только его старая дачная шерстяная куртка в крупную черно-красную клетку. Ничего постороннего.
- Ну и скажи на милость, какие лыжи, если ты еле дышишь? – поинтересовался он, оказавшись на пороге комнаты и наблюдая, как бывшая, согнувшись в три погибели, заглядывает под кровать.
- Самые обычные, - отмахнулась Даниэла, - самолет только завтра, я ударную дозу лекарств приму – отойду. Ты же знаешь, я долго не болею.
Она вынырнула из-под кровати с откормленным сфинксом на руках и заворковала:
- Мальчик мой хороший, что ты там опять делал? Снова обои драл? Или дождик умыкнул?
Неожиданно она чихнула, а Ренат тяжело брякнулся на пол. Но тут же встал и решительно проследовал к Леше. Однако остановился, не дойдя и до середины пути, и принялся старательно выдраивать свою уродливую толстую морду.
- Он точно жрал мишуру, - пробурчал Берг-Соколовский. – Вот ты укатишь, а мне с ним возись потом.
- Это всего неделя, - снова недовольно загундосила Даниэла. – Еще скажи спасибо, что я его себе оставила. Избавила тебя от лишних хлопот. Заводили мы его, между прочим, вместе.
- Лучше бы мы ребенка заводили. Ты нафига его так откормила? Сфинксы должны быть тощие. А у него… грудь появилась!
- У него был стресс, врач сказал, ему необходимо усиленное питание, - она зло посмотрела на бывшего мужа и проворчала: - Или ты хотел, чтобы стресс был у ребенка, которого, оказывается, было завести лучше?
- Ничего я не хотел, - как-то слишком уж быстро стушевался Леша. – Ты температуру-то мерила?
- Мерила!
- И?
- Высокая.
- Та по тебе и так видно, что не низкая. Сколько?
- Тридцать восемь с половиной, - она забралась обратно в постель. – Переноска в прихожей. В его сумке еда, шлейка и пальто. Если мороз отпустит, своди Рената погулять.
- У моих олигофренов с третьего сессия. И я буду торчать в универе. Это так, для справки. Чаю можно?
- Ты забыл, где кухня?
- Господи, когда ты больная, ты еще хуже, - заржал Леша и, подхватив кота, ретировался из комнаты.
Пока ставил чайник и доставал заварник с той самой полки, на которой его и оставил, подумал, что, наверное, только в их доме чай всегда заваривался по всем правилам. В общем-то, в жизни студента аспирантуры Алексея Берга-Соколовского было не так уж много правил. Чай заваривать в заварнике. Соблюдать правила дорожного движения. Зимой есть чеснок. Любить Даньку всегда-всегда.
Но в квартире Димона, где он теперь поселился, предпочитали пиво. Чеснок купить забыл. С Данькой развелся 30 октября уходящего года. Оставались только ПДД. В общем, терять особо нечего.
Хотя развелись они цивилизованно. Почти. Даже хладнокровно, что, по сути, круто, учитывая масштабы скандалов до этого. Имущество делили по справедливости. Машину дарили Берги-Соколовские. Потому машина – его. Квартиру – Ляпкины. Потому квартира ее. Кота она оставила себе. Как и его фамилию. И его заварник.
Леша невесело усмехнулся и ополоснул символ их семейной жизни кипятком. Через семь минут разливал чай по чашкам. Поставил обе на поднос. Присовокупил к имеющемуся блюдце с дольками лимона и мед. Выдохнул и поплелся обратно в комнату.
- С Новым годом, с новым счастьем, - поздравил он ее и поставил поднос на прикроватную тумбочку.
- Сахар принеси, пожалуйста, - попросила Даниэла, шмыгнув носом.
- Мед есть, - пожал плечами Леша, но покорно сбегал за сахарницей. Кстати, вот сахарница была новая. Синяя, прозрачная. Вернувшись, он услужливо взял ложку и, набрав сахару, уточнил: - Две?
Она утвердительно чихнула.
- Лыжи у нее! – подавая чашку, возмутился он. – Елку нарядила? Или Ренат из ящика мишуру таскал?
- Да! У меня лыжи, - возмущенно зашипела Даниэла, пропустив вопрос о елке мимо ушей. – Я наконец-то могу в новогодние каникулы делать то, о чем мечтала несколько лет. И не выслушивать нытье про универских олигофренов. Между прочим, шикарный отель в Альпах, все включено, более двухсот километров трасс, скидки на ски-пассы! А ты сиди тут, как… как болван!
- Ах, наша принцесса решила развлечься! В кои-то веки! Ее муж-неудачник раньше никуда не отпускал! А тут возможности совпали с желаниями! Причем такие возможности, каких с лузером-мужем у нее никогда не было бы!
- О, господи, - выдохнула устало Даниэла, - опять двадцать пять!! Ну почему неудачник, почему лузер? Ну что с того, что я больше зарабатываю, а? Я хотя бы раз хотя бы что-то тебе сказала? Я всего-то хотела, чтобы мы вместе поехали. ВМЕСТЕ!!! А ты…
Она сердито шмыгнула носом и отвернулась.
- А я не могу позволить себе больше, чем могу себе позволить! И ты это знала, когда в своем банке по головам топала в нужное кресло. И не только по головам.
- Да ничего не было! Вернее, не могло быть. Тот идиот вообще всех домогался. Но и это не главное. Я пашу как проклятая, чтобы у нас все было, чтобы ты мог спокойно учиться в своей чертовой аспирантуре. И что я получаю в итоге? Оказывается, я шлюха и карьеристка. Ну и прекрасно! Забирай Рената и вали к своему Димону.
- Ну спасибо тебе, родная! – побагровев, протянул он. – Я прекрасно помню о своей несостоятельности! Но если раньше это касалось только заработной платы, то, знаешь ли, когда он тебя на столе разложил, у меня появились некоторые сомнения и во всем прочем! Да, да! Я помню, нехер врываться к тебе на работу без предварительного звонка! Извини уж, теперь всегда звоню! Елку нарядила?!
- Что ты прицепился к этой елке? При чем здесь вообще елка? Он идиот озабоченный! Ну получил бы тяжелым предметом по голове. Не в первый уже раз, - она снова вздохнула. – А ты все понял по-своему, по-дурацки. Заметь, совершенно безосновательно! Но сделал удобные для себя выводы, правда? А знаешь, я передумала, не надо забирать Рената. Извини, что побеспокоила.
- Нет уж, - хмыкнул Леша. – Я его забираю. И сажаю на диету. К твоему возвращению будет как новенький.
С этими словами он вскочил со стула и вышел из комнаты. Через пару секунд из гостиной донесся его воодушевленный голос:
- Я так и знал!
- Кота я тебе не дам! – раздалось от дверей гостиной еще через пару минут.
- То есть даже кота мне доверить нельзя? – невозмутимо поинтересовался Леша, разбираясь с треногой для елки.
- Дурак! – она устроилась на диване и завернулась в плед, наблюдая за его уверенными движениями. – Как ты все умудряешься вывернуть наизнанку?
Установив подставку на пол, Леша поднял на нее глаза. Оказалось, невозмутимым был только тон. Глаза были на редкость обиженными. Таким его взгляд она видела раз в жизни. Во втором классе, когда ее пересадили к другому мальчику за парту поближе к доске. А он остался сзади.
- Накинь чего-нибудь на голову. Я на лоджию за елкой.
Даниэла послушно натянула на голову плед, и теперь среди шотландской клетки синего с белым цветов торчал красный нос, которым она усиленно сопела, да сверкали слезящиеся глаза.
- Ренатииииик! – скорбно прокряхтела она.
Но в последний вечер года лысый уродец решил ее игнорировать. Как же! Лешка пришел! И по этому поводу животное ломанулось за ним на лоджию. Откуда было выдворено за шкирку под Лешино ворчание:
- Тоже заболеть решил, придурок? Мало тебе сопливой хозяйки, да? Нормальные коты, вообще-то, своих хозяев лечат, а не жрут мишуру и шарятся по морозу!
Кот недовольно заверещал. Дверь заскрипела. Сосновые ветки зашуршали по стене. По комнате разлился божественный хвойный запах.
- Между прочим, тоже терапия! – провозгласил Берг-Соколовский.
- Какая забота! – послышалось из-под пледа.
- На правах твоего бывшего одноклассника, бывшего одногруппника и бывшего мужа я не могу лишить тебя елки на Новый год. Поставлю. Сделаю тебе глинтвейн. И свалю с котом.
- Ты как-то странно оперируешь бывшими правами.
- Совершенно верно. И выворачиваю все наизнанку, - пожал он плечами. Дотащил сосну до треноги и решительно воткнул ее в отверстие. – Так ровно?
- Вот скажи, кому она будет нужна в пустой квартире?
- Не знаю, Дань.
- Тогда зачем ты с ней возишься? – вздохнула она.
- Мы встречали Новый год вместе с семнадцати лет. Я всегда ставил елку. Это моя обязанность.
- У тебя было много разных обязанностей. И привычек. Но однажды ты согласился, что у нас ничего не вышло. А значит, освободил себя от всего. Например, от меня в целом и от установки елки в частности.
- Был неправ. Каюсь. Так ровно или нет?
- Да не нужна мне эта чертова елка! – взорвалась Даниэла и вскочила на ноги. – Ни ровная, ни кривая, ни даже к потолку привинченная!
- К потолку было бы креативно! – повысив в свою очередь голос, отозвался Леша. – Но только это тебе всегда что-то надо или не надо! Тебе! Ты хотела делать карьеру. Ты хотела завести кота. Ты хотела ездить в Альпы. Ты захотела развестись. Теперь ты решила, что тебе не нужна елка. А мне нужна! Мне нужна эта гребанная елка! Я ее хочу! Здесь! Хоть на потолке, хоть посреди кухни! Потому что я всегда и со всем соглашался! А сейчас я просто хочу елку. Просто. Хочу. Елку!
- Не ори на меня! Это моя квартира. И моя елка. Ты согласился на развод. И ушел отсюда. Вот и скатертью дорога. Ставь себе елку у своего Димона в его холостяцком притоне и приглашай туда его многочисленных белочек и ежиков. А я улечу в Альпы!
- Да каких нахер белочек? Ты сдурела?
- Ну, допустим, сдурела, и что? Мне можно, у меня температура!
- Черт! – вырвалось у него, и он замолчал.
Наклонился к окаянной треноге и, громко сопя носом, принялся крутить ствол в отверстии, периодически разгибаясь, чтобы оценить угол наклона. В конце концов, принялся закручивать болты. Во время процесса на Даниэлу не смотрел. Злился. Он злился на нее последние два месяца с продолжительными интервалами, во время которых начинал злиться уже на себя. То, что ничего с бывшим начальником у нее не было, он начал соображать уже через несколько часов после грандиозного скандала с дракой в ее офисе. Незадачливый ухажер ушел домой с живописным фингалом под глазом. А Отелло Берг-Соколовский остался без жены. Вернее, в тот момент, когда он был уже готов ее выслушать, она выдала, что больше мириться с его постоянной и беспричинной ревностью не намерена и подает на развод. Он снова психанул. Они ругались, не переставая, несколько дней. Потом она ему сообщила, когда нужно явиться в ЗАГС. Дальше он уже молчал. Просто молча поставил свою подпись на документах и молча укатил к Димону, у которого поселился. Ходил на работу. Бесился от тупости студентов. Забросил кандидатскую. Два раза попадал в ДТП. Периодически появлялся у нее на пороге, чтобы забрать еще что-то из своих вещей – в те моменты, когда уже почти совсем на стену лез без нее. Но оторвать себя до конца, обрубить, сил не хватало.
А теперь она попросила забрать на праздники Рената.
Покрутив еще немного елку на треноге, он смирился, что все-таки кривовато. И выбрал для нее положение, в котором это было наименее заметно.
Повернулся к жене. И спросил:
- Порошок давно пила?
- Давно.
- Ела хоть что-нибудь?
- Ага, мандарины. Сто лет их в таком количестве не ела, кажется, с самого детства, - хихикнула Даниэла.
- Нормально. Витамин С. Организм требует. Давай я тебе бутерброд сделаю. А потом дозаправишься лекарством?
- Спасибо, Леш, - кивнула она и устроилась удобнее. – Я полежу пока, голова болит.
Он улыбнулся, подхватил кота и отправился на кухню – тарахтеть посудой и заваривать свежий чай. Глянул на часы, висевшие над дверью. Скоро девять. Достал кошачий корм. Насыпал в миску. Посмотрел на кота, шевелившего от нетерпения усами. И сказал:
- Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста.
Повторного приглашения Ренат дожидаться не стал.
Тем временем Леша рылся в холодильнике, где мышь, если и не повесилась, то была близка к суициду. Для бутерброда ничего и не нашлось, кроме заплесневевшего куска сыра. Тот самый случай, когда кот питался лучше хозяйки. Но бывший муж не унывал. На него внезапно нашло вдохновение. На дверце оставался еще пяток яиц. А в банке было соленое сало. Теща старалась.
Потому через пару минут на сковороде шипела яичница, на которую Берг-Соколовский увлеченно натирал сыр, предварительно очищенный от плесени. Потрясающее новогоднее меню. К тому моменту, пока Ренат расправился со своей долей, незамысловатое блюдо было разложено по тарелкам. Леша заканчивал заваривать чай. Кот удовлетворенно замурчал. А хозяин ему ответил:
- Я в курсе, что я дурак!
Ренат фыркнул. В конце концов, мужик мужика всегда поймет.
В гостиную Берг-Соколовский возвращался триумфатором. С яичницей и приборами. Возвращался, чтобы наблюдать уснувшую жену, громко сопящую заложенным носом. Леша вздохнул и поставил тарелки на журнальный столик. Потом выдвинул оставленную Даниэлой под столом коробку с елочными игрушками и извлек из нее гирлянду. Неторопливо распутывал проводки и улыбался, глядя на жену. Стукнул себя по лбу. Сгонял в комнату. Вернулся с еще одним одеялом и накрыл ее ноги. Во время простуды у нее всегда мерзли ступни. Они становились ледяными, и отогреть их было нереально. Но он пытался. Разными способами.
Неторопливо отломил себе вилкой кусок яичницы. Отправил его в рот. И обреченно кивнув, поплелся вешать гирлянду на елку.
Спустя полтора часа он удовлетворенно взирал на результат своего труда, улыбаясь во весь рот. Ренат радостно пытался дотянуться до одного из шаров.
- Пшш! – зашипел Берг-Соколовский, и кот ретировался под кресло. А Леша передислоцировался на пол возле дивана, вытянув ноги перед собой, а голову откинув на сиденье так, что упирался макушкой в коленки жены. Просунул руку под одеяла. Так и есть. Не спасло. Как и шерстяные носки. Лед, а не ноги! Осторожно, чтобы ее не разбудить, он принялся их массировать.
Она вскоре проснулась, но еще долго не открывала глаз. Потому что тогда придется снова вспомнить, что они уже два месяца в разводе. И завтра она улетит в чертовы Альпы. Вот что она там будет делать сама? «Сидеть в номере, лакать рислинг и заедать его камамбером, - сердито ответила сама себе Даниэла Берг-Соколовская, в девичестве Ляпкина, - весьма романтично!»
До Нового года оставался один час пятнадцать минут.
- Мне щекотно, - сказала она, дернув ногами, - а елка красивая.
Руку он, естественно, не убрал, хотя массаж прекратил. Повернул голову так, чтобы было видно ее лицо. И очень серьезно спросил:
- А фонарь у него под глазом классно смотрелся, да?
- Классно, - подтвердила она с улыбкой.
- Если бы я тогда извинился, ты бы простила?
- За что конкретно?
- Ну… явно не за его фингал. Это дело чести… За то, что потом было. Я всю жизнь сижу за последней партой, а тебя отсадили вперед, к другому мальчику.
- Чушь! – возмутилась Даниэла. – Какая еще задняя парта?
- В двадцать третьем кабинете. В торце школы.
- Может быть, ты, наконец, повзрослеешь? И вспомнишь, что мы давно уже не в школе, - она вздохнула. – Леш, я не брошу работу. И буду дальше делать карьеру так же, как ты будешь писать свою диссертацию. Разве я была когда-то против? А ты, если не хотел кота, зачем соглашался?
На несколько мгновений он завис, глядя, как животное крадется по полу, внимательно следя за собственной тенью. Редкостный идиот.
- Ну… вообще-то… я тоже хотел кота, - наконец, признался Берг-Соколовский.
- Ну а с Альпами что не так?
- Та все с ними так. Просто запланировать надо как-то… не во время сессии чтобы…
Данька вздохнула.
- У тебя если не сессия, то приемная комиссия, - замолчала. Когда пауза затянулась, полувопросительно добавила: - Ладно, тебе пора, наверное…
В пустую квартиру Димона, где он спал на неудобном диване и ходил по стенам? С котом, который, конечно, начнет драть обои и драгоценные занавески матери сожителя? Чтобы до утра курить на кухне в одиночестве и прокручивать этот их разговор в своей голове до тех пор, пока не взвоет волком?
- Ну да, пора, - мрачно сказал Леша и поднялся с пола. – Хорошо тебе слетать. С наступающим.
- Спасибо. И тебе всего хорошего. Ренат если пакостничать начнет, так домой его привези. Ключ у тебя есть.
- Справлюсь. Как-нибудь. Ты лекарство выпить не забудь. И спи. В котором часу самолет?
- В полдвенадцатого.
- Может, тебя подвезти? Я все равно бухать не собираюсь.
- Да я и так тебя Ренатом нагрузила.
- Он, конечно, теперь тяжелый, но не настолько, чтобы не дотащить твой чемодан до терминала.
- Смотри сам…
- Тогда я приеду к половине девятого. Пробки, то-сё…
- Ну да, пробки… завтра… с утра, - она усмехнулась. – А у меня на завтрак ничего нет, и мандарины закончились.
- Я все привезу. И мандарины. Или могу сейчас метнуться к Димону. Его все равно нет, а холодильник затаренный. Даже к курантам успею.
- Не успеешь. Гнать будешь, опять машину разобьешь.
- Откуда знаешь? – охнул он.
- Мир не без добрых людей, - пожала она плечами.
- Вот козлы. Там ерунда была, правда. Об руль долбанулся. Уже ничего нет.
- Я, по-твоему, за руль переживаю?
Он не ответил. Некоторое время они ничего не говорили, глядя друг другу в глаза. Потом он снова сел на пол возле дивана и прошептал:
- У меня без тебя ничего не получается, Дань.
- А мне без тебя плохо.
- Тогда выходи за меня… снова, а?
Ответить она не успела. Желудок Рената не справился с мишурой. И в этот самый момент та начала свое движение по кишечнику на выход. С громкими стонами, волоча за собой зад и изображая умирающего, он вполз в комнату. Остаток ночи Берги-Соколовские откачивали кота.