На стене тускло поблескивал ночник. Тяжелые бархатные с золотыми кистями шторы на окне плотно задвинуты. Столик с розовой мраморной столешницей украшает большой букет живых цветов в красивой вазе. Навскидку — династия Мин. Такая ваза большую кучу денег стоит, а в нее цветы втолкнули.

Покрывало на кровати, где я лежала, расшито золотой тесьмой и райскими птицами, явно ручная работа. Пол-Китая целый год вышивали. Я приподнялась на локте и осмотрелась. Можно сказать только одно — роскошь, а-ля восемнадцатый век. Здесь явно поработала команда дизайнеров интерьеров. Все дорого и со вкусом. Лишней в этой нарядной комнате выглядела только я в своей нелепой ночной рубашке и растрепанным узлом волос на затылке. Из узла во все стороны торчали шпильки, как иголки из ежа. Для этой обстановки подошла бы очаровательная барышня в кружевах, а не такое замызганное недоразумение. Что же, я сюда в гости не просилась.

На ощупь цветы оказались искусственными. Есть примета — чем больше в доме искусственных цветов, тем меньше там денег. Дизайнеров я переоценила.

На меня очень плохо действует наркоз. Никогда не забуду, как наркоз подействовал через два часа после операции по удалению гланд, а не до нее. Врач сказал, что впервые видит такое чудо, и посоветовал больше на операционный стол не попадать. Сейчас я, скорее всего почему-то раньше очнулась. Надо что-нибудь предпринять, пока ко мне не пришли. В том, что ко мне придут обязательно, я ничуть не сомневалась. Иначе, зачем меня сюда принесли? Сначала хотят поговорить по-хорошему, а то сидела бы я в подвале, а не в роскоши. Они мне душевно что-нибудь пообещают, я поверю, сделаю, что они хотят, тут и конец мой придет.

Пошатываясь, я подошла к двери и подергала ручку. Закрыто. Разумеется, а чего я ожидала? Окно тоже закрыто. Разбить стекло? Тогда сюда сбежится вся охрана. В том, что дом охраняют, я тоже не сомневалась. Пришлось снова отправляться к двери. Замок не поддавался.

Я потерла лоб и решила прибегнуть к своим многочисленным талантам. Вытащив из волос шпильку, я принялась ковыряться в замке. Через минуту что-то щелкнуло, и дверь открылась. Надо будет при случае сказать папе спасибо за то, что научил открывать шпилькой простые замки. Он начинал трудовую деятельность в милиции и приобрел там кое-какие полезные навыки, которыми поделился с единственной дочерью.

Длинный коридор, по которому я шла, пошатываясь после наркоза, сворачивал вправо, и за углом я заметила окно. Если попробовать его открыть? Я спряталась за длинные темные шторы и попыталась это сделать. Ничего не вышло. Наверное, в этом доме вообще окна не открываются, гвоздями их, что ли, забили. Надо искать дверь. Хорошо еще, что камеры слежения в коридорах не стоят, или я их не заметила.

По коридору раздались шаги. Я осторожно выглянула в щель между шторами и увидела хорошенькую девушку-брюнетку с модной стрижкой. Она, озираясь по сторонам, шла прямо к двери, из которой я только что вышла. Девушка постучала в дверь и позвала:

— Есть здесь кто-нибудь? Я в этом доме впервые, наверно заблудилась. Куда мне идти?

Я хотела выйти к ней, но не успела. Услышав голос, из-за угла появился здоровый как танк мужик. Выходить я не стала и притаилась за шторой, глядя в щелочку.

— Ах ты, стерва, — злобно сказал он при виде стоявшей у двери девушки. — Куда это ты собралась? Как ты дверь открыла?

Он не стал слушать ее объяснения, с силой стукнул девушку головой о стену и швырнул обмякшее тело в комнату. Потом закрыл дверь и встал рядом.

Я в ужасе выбралась из-за шторы и тихо побежала вниз по лестнице. Внизу я свернула в боковой коридор и сразу же натолкнулась на другого мужчину. Только взглянув на него, я сразу вспомнила и его, и того типа со второго этажа, который ударил девушку. Именно эти двое приходили к нам на кафедру, переодетые в форму.

Мы с мужиком смотрели друг на друга, и у меня мурашки побежали по спине. Ноги не слушались и в глазах начали мелькать звездочки. Все, я труп.

— Ты что, заблудилась? — поморщившись, спросил он, разглядывая меня.

Я молчала. А что тут скажешь? Тем более, от страха язык онемел.

— Ты от Матильды? Первый раз? Чего возле лестницы стоишь? Тебе не на второй этаж, а на первый. На второй этаж тебе нельзя. Поняла?

Я продолжала молчать. Лучше с ним не спорить. Я вообще по жизни покладистая.

— Ладно, пошли, я тебя сам отведу.

Он взял меня за локоть и потащил по коридору. Я не сопротивлялась, да и незачем. Худшей ситуации даже представить себе нельзя.

— Почему Матильда тебя прислала? Хозяин любит синеглазых брюнеток, а ты…

А я шатенка. И глаза у меня карие. И ростом я не вышла. У хозяина плохой вкус. Джентльмены обычно предпочитают блондинок. Наверно он это хотел сказать.

— Постой-ка, что у тебя за вид? — остановился вдруг мой тюремщик, и уставился на мою пожилую ночную рубашку. — Зачем ты вырядилась в это тряпье? Так не пойдет! Сначала ты переоденешься, а то Хозяин испугается. Надеюсь, ты хорошо танцуешь стриптиз?

Да, я хорошо танцую… Что?! Стриптиз?! Он шутит? Не похоже… Мой провожатый толкнул какую-то дверь, и я очутилась в маленькой темной комнате без окон.

— Жду пять минут, переодевайся.

Мужик встал в дверях, и отворачиваться не собирался.

— Не подглядывайте!

— Ты что, застенчивая?

— Вы за просмотр не платили.

Мужик захлопнул за собой дверь. Я стала думать, во что переодеться. Возле стены стояла круглая кровать под черным атласным покрывалом. На кровати валялись наручники, веревки, хлыст. По полу разбросаны детали женской одежды. Я открыла встроенный шкаф. Опять какие-то железяки, женский корсет и несколько прозрачных пакетов с очень откровенными трусиками.

Значит, та хорошенькая брюнетка — стриптизерша? Она заглянула в открытую комнату, из которой я убежала, и нас перепутали. Получается, что меня в этом доме никто в лицо не знает? Это их ошибка. Может быть, если я исполню стриптиз, то меня отпустят? Если я не умею танцевать стриптиз, то это не значит, что я его не станцую. Чему-то же меня учили семь лет в хореографической школе! Я вспомнила большой зеркально-паркетный зал и Марию Сергеевну, которая не уставала повторять, что у всех ее учениц кривые ноги растут из задницы, и что танцуют они как коровы на льду.

Я скинула ночную рубашку и тапки, вытащила шпильки из волос и натянула трусики, которые вытащила из прозрачного пакета. Трусами эту вещь можно было назвать с большой натяжкой, так, шнурки и кружева. Со стула свисали несколько полупрозрачных ярких шарфов, и я соорудила из них некое подобие древнегреческого хитона. Отлично, теперь макияж. Елена учила меня правильно краситься, но мне редко приходилось это делать из-за аллергии на косметику. Сейчас как раз подходящий случай, придется потерпеть. После этого я смело вышла из комнаты к моему тюремщику.

— Вот так-то лучше, — одобрил он и снова потащил меня за локоть по коридору.

— Музыка будет? — на бегу спросила я. — Поставьте что-нибудь ритмичное на четыре четверти, можно в гармоническом миноре.

— Музыка? — переспросил он. — Зачем?

— Без музыки не танцую! — я капризно надула губки, в точности скопировав Елену. Надеюсь, получилось похоже. Когда Елена так делала, то все парни бежали выполнять любой ее каприз.

— Хорошо, стой возле этой двери и не шевелись, я сейчас приду.

Он куда-то убежал, а я сразу приложила ухо к двери и прислушалась. Бояться и падать в обморок буду в другой раз, а сейчас появилась возможность слинять отсюда, и надо постараться это сделать. За дверью кто-то разговаривал, любопытство — не порок, тем более что, возможно, решается моя судьба, и мне хотелось быть в курсе. В холле никого нет, а если кто-то придет, то я успею от двери отскочить.

— Ты все это подстроил! — услышала я незнакомый голос. — Сначала надо было найти рукопись, а уже потом убивать профессора!

Ничего себе! Как вовремя я появилась у замочной скважины. За дверью — убийцы профессора. Надо бы испугаться, но некогда.

— Я ничего не подстраивал! — раздался голос Сыченюка. И он, и его собеседник были не совсем трезвые, судя по невнятным голосам, или даже совсем не трезвые. — Не забывай, что мы вместе договаривались отправить к профессору твоих людей.

Так-так, каких это людей? Не тех ли, которых я видела в квартире Кросова с простреленными головами? Ну и работнички! Им доверили важное дело — человека убить, а они этого не сделали. У них были пистолеты, а профессор лежал с перерезанным горлом, значит, это не они его убили. Да к тому же убили и их самих. Киллеры из них никакие. Надо было парням поискать другую работу, список вакансий в Москве чрезвычайно широк.

— Я уверен, что это ты подстроил убийство и украл рукопись! Зачем было так грубо работать? Мы все обговорили — только несчастные случаи! Когда ты обратился ко мне за помощью, то я предупредил, чтоб ты мне не мешал и не лез в мои дела. И что я получаю? Трупы моих людей! Знаешь, Сыченюк, ты ведь можешь из этого дома и не уйти.

Я допустила неточность — за дверью убийцы не профессора, а профессоров. Несчастные случаи, это мне знакомо. Если они такими темпами и дальше будут убивать профессоров, то к следующему учебному году в стране некому будет учить студентов. Я посильнее прижала ухо к двери. У меня хоть и музыкальный слух, но у них языки от водки заплетаются, дикция ужасная и слышно плохо.

— Зачем же сразу угрожать? — заискивающе сказал собеседнику Сыченюк. — Клянусь, что у меня нет монографии Кросова, и я не знаю, где спрятаны сокровища. Я сам заинтересован в том, чтоб их найти. Вы же знаете, Хозяин, что они принадлежат семье моей дочери, баронессы фон Шнайер.

Своего собеседника Сыченюк называет Хозяином. Вряд ли это фамилия, скорее, кличка. Судя по кличке — он главный. Отец мне как-то говорил, что всякие неудачники любят придумывать себе красивые клички: крутой, атаман, хозяин, и все подобное. Дом, в котором мы все находимся, не дом Сыченюка, я бы об этом знала, а если бы не знала, то Марина бы мне сказала, что у него такой шикарный дом. А если это не дом заведующего окружным архивом, то выходит, что это дом Хозяина. Следующая мысль, которая логически вытекает из этого положения — от трудов праведных не наживешь палат каменных. Не мог Хозяин отгрохать такой дом на государственную зарплату. У меня такого дома не будет, даже если я свою университетскую зарплату буду копить двести лет, а питаться травой с клумбы и пить воду из Москвы-реки. И последний вывод — если у Хозяина есть роскошный дом, а у меня нет, то кто из нас двоих неудачник?

— Кому принадлежат сокровища, мы уже обсуждали.

— Конечно-конечно, я помню! — сразу согласился Сыченюк. — Не беспокойтесь, скоро они будут у нас.

— Насколько скоро?

— Это мы спросим у нашей гостьи. Я с ней никогда не встречался, но говорят, что соображает она неплохо. Когда она очнется, мы заставим ее все нам рассказать. Поговорим по-хорошему, по-душевному, женщины это любят.

Какой заботливый мужчина! Обо мне подумал! Хотя у меня и нет интуиции, но я считаю, что из этого дома меня живой никто не выпустит. А я еще расстроилась, когда пришла поговорить с Сыченюком, а его не было. Что ни делается — все к лучшему. Он бы сейчас меня узнал, а так у меня есть шанс сбежать. Очень неплохой шанс.

— Спасибо нашему консультанту, это он надоумил, что она может нам помочь. Ведь так? К твоему большому счастью, Сыченюк, я еще не успел о ней позаботиться.

Большое спасибо, подумала я. Его заботами я чуть было в гробу не оказалась. И еще огромная благодарность этому самому консультанту. Не знаю, кто он, но человек хороший. Стоп, какому еще консультанту? Что же это, получается, что их в комнате не двое, а трое? Кто третий?

Тот, к кому обратился Хозяин, промолчал. Он пока еще ни одного слова не сказал. Зато снова заговорил Сыченюк:

— Моя дочь с мужем сейчас в Германии. Они с нетерпеньем ожидают, когда я привезу им наследство их деда. Оно по праву принадлежит им. Любой закон на их стороне…

— Я уже сказал, сколько кому принадлежит.

— Да-да, помню… Если отправить с дипломатической почтой, ее не проверяют?

— Помолчи. Мне очень хотелось бы знать, кто убил старого профессора и наших людей.

А уж мне бы как хотелось это знать, вы, дорогие, даже представить не можете! Вот бандиты пошли — сами не знают, кто кого убил! Хоть бы записывали в тетрадку, или план какой-нибудь заранее составляли. Постороннему человеку совершенно невозможно ни в чем разобраться. Они и сами запутались.

— Какая разница, кто их убил? — ответил Хозяину Сыченюк. — Наши люди для того и пришли, чтоб убить старого профессора.

— Но их тоже убили! И я очень хочу знать, кто это сделал! Что об этом скажет наш консультант?

Консультант опять ничего не сказал. Почему он молчит? За весь разговор и слова не вставил. Или он у них самый пьяный, и говорить уже не может? Сыченюк с Хозяином тоже не сильно трезвые.

Я услышала шаги и отошла от двери, почти сразу из-за угла вышел мой тюремщик. Ничего подозрительного в моем поведении он не отметил. Я смотрела на него ясным тупым взором.

— Будет тебе музыка, — сказал он, открыл дверь, и сильно толкнул меня в спину. — Иди, пляши.

Я и опомниться не успела, как оказалась стоящей посреди большого зала, вернее веранды, одна стена которой сплошь состояла из открытых окон. Это радует. За окнами торчал высокий забор, а за ним темнел лес. На просматриваемом из окон куске неба переливались звезды. Два часа ночи, про себя отметила я.

Из-за своих невеселых раздумий по поводу тяжелого жизненного положения, я не сразу услышала музыку и начала танец не вовремя. Танцевать босиком на ковре было мягко, но не очень удобно. На ходу вспоминая, где у меня плечи, талия и бедра, я стала потихоньку осваиваться. Стриптиз, так стриптиз, подумала я и скинула с плеч прозрачный шарф.

Немного привыкнув, я решила внимательней рассмотреть своих благодарных зрителей. Удалось это не сразу, потому что на меня был направлен свет, а они сидели в полумраке. Трое мужчин, этого и следовало ожидать. Заведующий архивом Сыченюк облизывался на меня, как кот на сметану, вернее, как моя кошка Милка на йогурт. Я бы ему сейчас глаза выцарапала, а приходится призывно улыбаться. Второго я не знала. Кажется, это его называли Хозяином. Ничего особенного, среднестатистический мужчина лет около пятидесяти. На улице встретишь — пройдешь мимо и не оглянешься. Таких тысячи ходят.

А вот третий… Это и есть консультант? Я так на него засмотрелась, что сбилась с такта. Вот кого я не ожидала увидеть в этой компании, так это того красавца, который спрашивал у меня адрес Кросова в день убийства, и которого я сперва приняла за студента. Он, несомненно, меня сразу узнал! Я это по его взгляду поняла, не только у меня память на лица и имена хорошая. Глупость конечно, но я почему-то обрадовалась, что он меня помнит.

Ну, вот и все. Кажется, мое везенье сегодня закончилось. Сейчас этот красавчик во всеуслышание объявит о том, что профессор Леонова Миля Николаевна вместо того, чтобы тихо сидеть взаперти в комнате на втором этаже, исполняет стриптиз, неудачно прикинувшись девушкой совсем легкого поведения. Я постаралась, чтоб ужас, нахлынувший на меня, никак не отразился на моем лице, и старательно изобразила соблазнительную улыбку. Парень молча смотрел на меня и вид у него был… Да! Всего лишь удивленный.

Зато Хозяин и Сыченюк взирали на меня так, словно до этого момента ни разу в жизни не видели полуголую женщину. Может быть, на их состоянии отразилось количество пустых бутылок, стоящих перед ними на стеклянном столике. Еще я заметила на блюде бутерброды. Жаль, что кормить меня не будут.

Сейчас самое время подумать о том, что со мной будут делать после того, как я закончу танцевать. Судя по выражению лиц Хозяина и Сыченюка, у них имелось много идей, чем заняться с голой девушкой. К сожалению, ни одна из них меня не устраивала. Оказывается, с грустью думала я, для того, чтобы довести мужчин до безумия, нужны всего лишь напоминающие веревочку трусы и семь лет в хореографической школе. И пусть больше мне не врут про душевные качества и порядочность.

Музыка оборвалась, и я оказалась на коленях у Сыченюка. Он стиснул меня до боли в ребрах и стал целовать. Сейчас или ребра сломает, или помаду размажет. С макияжем можно проститься, зря старалась.

— Я думал, что эта девочка — подарок для меня, — услышала я пьяный голос Хозяина.

— Давай, мы договоримся? — предложил заведующий архивом. Видела бы его сейчас жена!

— Вряд ли.

— У Матильды лучшие девочки, — Сыченюк и не думал меня отпускать.

Хозяин ухватил мою лодыжку и потянул к себе. Кажется, они собрались из-за меня драться! Кривая на графике моей самооценки плавно поползла вверх. Нет, решила я, разругались они потому, что пьяные. Были бы трезвые, договорились бы спокойно. Скорее всего договорятся, или поделят.

Парень в конфликт не вступал и с интересом ждал, чем все это закончится. Закончилось все неожиданно: вошел телохранитель, похожий на танк, и что-то прошептал Хозяину. Хозяин отпустил мою ногу, и Сыченюк снова втащил меня на колени.

— Нам придется ненадолго прерваться. Наша гостья очнулась, хотя еще не должна была, и колотится в дверь. Надо ее навестить.

Хозяин пошел к двери. Парень встал и, не оглядываясь на меня, ушел за ним. Сыченюк неохотно отпустил меня и, шатаясь, поплелся за ними следом.

— Не скучай, крошка, я скоро вернусь, — помахал он мне от двери.

Скучать я не собиралась. Без долгих раздумий я подняла с пола прозрачный шарф, схватила с блюда на столе бутерброд и выскочила в окно, благо тут не высоко. Я плавно приземлилась на бархатную травку газона, не выронив при этом бутерброд и ничего себе не сломав.

Высокий железный забор тянулся за полосой кустов. Перелезть через него невозможно, но я и не собиралась этого делать. Крепко держа бутерброд, я протиснулась между железными прутьями. Имея талию пятьдесят три сантиметра, это сделать несложно. Несомненная польза вынужденной диеты. Готовить я совершенно не умею.

Бежать по лесу босиком было неудобно и больно. Ступни все время натыкались на острые ветки и камни, но я терпела, потому что хотелось жить. Дом стоял не в коттеджном поселке, а в лесу. Или это усадьба.

Минут через двадцать бега трусцой по пересеченной местности, я наткнулась на ручей и пошла вдоль него. Я шагала, осторожно наступая на пятки, и жевала вкусный бутерброд. Погони не видно, но я на всякий случай готова была прыгнуть в кусты. Я шла и радовалась тому, что лето в этом году теплое, дождя сегодня нет, и идти по берегу ручья в трусах и прозрачном платке не холодно. В Москве всегда так: тепло — к дождю, холодно — к дождю, ветер — к дождю, нет ветра — тоже к дождю. Если синоптики сообщают, что местами небольшой дождь, то можно не сомневаться — все эти места над моей головой. Стоит один раз забыть зонт, как наступает всемирный потоп.

Какое счастье, что мама с папой не знают, в каком виде шляется ночью по лесу их дочь. Вот бы удивились. Зато Елена с Настей не удивились бы. Они ничему не удивляются после того, как я у них на даче свалилась в выгребную яму.

Единственным светлым впечатлением этой ночи оказался большой бутерброд, который я бережно несла и изредка откусывала от него по кусочку. Я его сегодня честно заработала. Права была учительница Мария Сергеевна, когда говорила, что умение хорошо танцевать пригождается в жизни, и является необходимым элементом воспитания для девушки из хорошей семьи. Если захотите, то на кусок хлеба всегда себе заработаете, любила повторять она. Учителя, как выясняется, очень часто оказываются правы.

Я уже почти убежала, и была, по моим подсчетам очень далеко. Какое счастье, что меня до сих пор не поймали!

— Это твои вещи?

Мне под ноги полетели мои тапки и ночная рубашка. Из темноты передо мной возник тот самый парень, которого назвали консультантом. Я даже не услышала, как он подошел.

— Ты один? — я огляделась.

Он один. Если я добегу вон до тех колючих кустов, то он меня не найдет. Увы, затея не удалась — не успела я пробежать нескольких шагов, как он вывернул мою руку и прижал меня к своему твердому боку. Все-таки мне кто-нибудь сегодня ребра сломает, думала я, отчаянно болтая в воздухе ногами и не забывая цепко удерживать недоеденный бутерброд.

Одной рукой парень держал меня, а другой вытащил из кармана сотовый телефон, набрал номер и сказал: «Я ее не нашел, ведите поиски вдоль дороги». Я перестала дергаться и спросила:

— Значит, ты меня здесь убьешь?

Он сунул трубку в карман пиджака, отпустил меня и приказал:

— Одевайся.

Я затолкала в рот остатки бутерброда, сунула ноги с тапки и натянула свою монашескую ночную рубашку. В этом типе нет ни капли романтики. Ночь, луна, голая девушка, а он — одевайся! И все-таки, если честно, я рада его видеть.

— Куда ты шла? — без интереса уточнил он.

— В деревню.

— Ты знаешь, где находишься? Откуда ты узнала, в какую сторону идти? У тебя есть карта?

— Нет у меня никакой карты. Просто каждый знает, что если идти вниз по течению реки, то обязательно придешь в какой-нибудь населенный пункт.

Я взглянула на спутника и поняла, что он удивлен. Раз он настроен миролюбиво, и убивать меня пока не собирается, то я решила продолжить объяснение:

— Сейчас половина третьего ночи. Думаю, что через час приду.

— У тебя нет часов, как ты определила время?

— По звездам.

Парень посмотрел на меня как на дрессированное животное в цирке — необычно, любопытно, и только.

— Ты хорошо танцуешь, — сказал он.

Тоже не комплимент, а констатация факта. В его устах это звучит так: «эта дрессированная зверушка имеет ученую степень доктора наук, да еще и пляшет».

— Научилась за семь лет в хореографической школе. Или ты думаешь, что каждый человек с рождения умеет танцевать и определять время по звездам?

Ему было все равно. Он тащил меня за руку вдоль ручья. Сегодня меня всю ночь за эту руку таскают. Синяк будет.

— Можно помедленнее, у меня сегодня был тяжелый день, — осторожно попросила я.

— У меня тоже. Кстати, как ты выбралась из закрытой комнаты?

— Поковыряла шпилькой в замке.

Он кивнул. На его лице читалось: это я и предполагал. Еще один талант в моем длинном списке. Мужчины не любят очень умных женщин. Справедливости ради надо сказать, что дебильных они тоже не любят. Ищут золотую средину. Да, золотую, с золотыми локонами и голубыми глазами. Если бы на моем месте была сейчас Елена, то он не волок бы ее так небрежно. На руках бы нес. И через каждые десять шагов спрашивал бы, не сильно ли ее укачало. Я взяла свои чувства в железный кулак и предложила:

— Слушай, хочешь, я познакомлю тебя со своей подругой? Из вас получится отличная пара!

Мне все-таки удалось заставить его остановиться и посмотреть на меня. Кажется, он за всю жизнь не слышал подобного заявления. Я решила его добить:

— Не хочешь? Ты голубой?

Выдержки этому парню не занимать. Вместо того чтобы придушить меня на месте, он вдруг со злостью сжал мою руку, но сразу отпустил и пошел дальше. Синяк на руке все-таки будет. Обычно я веду себя спокойно, и разозлить меня сложно, но тут вдруг у меня началась истерика. Я остановилась, затопала ногами и заорала:

— Никуда я с тобой не пойду! Я даже не знаю, как тебя зовут! Ты спрашивал у меня адрес Кросова, и через три часа его убили! И еще убили троих профессоров! Если ваша банда решила уморить весь профессорско-преподавательский состав…

Когда я почти договорила, он вернулся ко мне и с размаху ударил сперва по одной щеке, потом по другой. Затем схватил меня за волосы и окунул лицом в ручей. Пока я выплевывала воду и смывала с лица остатки косметики, он отряхнул мокрые руки и небрежно сказал:

— Можешь звать меня Владислав Данилович. Кажется, при нашей первой встрече ты назвала меня именно так.

— Хочешь сказать, что я угадала?

Он промолчал. Я и не настаивала на ответе. Он запомнил наш разговор! Так, о чем это я… Надо отвести восхищенные глаза в сторону и прикинуться, что он меня не интересует.

— А можно «Влад»? — спросила я. — Не люблю отчества.

— Можно.

— Извини, я обычно не устраиваю истерик.

— Знаю. Умойся еще раз, у тебя аллергия на косметику.

— Ты ведь все обо мне знаешь? — снова начала злиться я. — Какие конфеты люблю, как училась в школе?

— Трюфели с орехами. Школу окончила экстерном. А сейчас послушай меня внимательно. Сегодня ты уедешь вместе с родителями в санаторий. Билет на самолет для тебя заказан.

Он разговаривал со мной, как директор школы с двоечницей-второгодницей. Того и гляди, потребует дневник и запишет замечание, или вызовет в школу родителей! Это его манера себя вести меня крайне раздражает.

— Все свои двадцать семь лет я отлично жила без твоих советов! И в деревню я все-таки пришла! — я отвернулась от Влада и показала рукой в сторону пригорка. — Видишь, вон на той горке кладбище? Значит, рядом есть деревня! Надо просто пройти через кладбище, постучать в любой дом и попросить помощь. Я уверена, что утром кто-нибудь поедет в город и возьмет меня с собой. Я бы и без тебя справилась, так что не строй из себя героя! Если ты сейчас исчезнешь, то я горевать не буду!

Я обернулась. За моей спиной, там, где только что стоял Влад, было пусто. Сквозь землю он провалиться не мог, значит ушел.

— Влад, вернись!

Не вернется. Понял, что деревня рядом, и караулить меня больше нет смысла. Находиться в моей компании ему не понравилось. Ну и ладно, без него обойдусь. Видали мы таких защитников! Это из-за него все мои беды! Тогда почему хочется, чтобы он вернулся?

Злясь на весь белый свет, а больше всего на Влада, я продиралась сквозь колючие репьи и крапиву к кладбищу. Ограда, сложенная когда-то давно из камней, почти везде обвалилась и не доставала мне до плеча, так что перелезть через нее было вполне возможно. Я осторожно шла по заброшенному кладбищу, стараясь не наступать на покосившиеся могилы. Кладбище оказалось больше, чем я предполагала.

Я остановилась, поняв, что не представляю, в какую сторону идти. В каждой уважающей себя деревне лают собаки, но я ничего не слышала. Я прошла еще немного и не поверила своим глазам. Я протерла глаза кулаком, решив, что не до конца смыла косметику, поморгала, но виденье продолжалось: крест впереди меня падал, у соседней могилы появилось подозрительное свечение. Это что, остатки наркоза не до конца выветрились? Нет, тут что-то другое. Я вообще-то совсем не суеверная, но это просто перебор. День был ужасный, ночь еще хуже, еле спаслась от бандитов, а эта милая ночная прогулка по кладбищу, похоже, меня вообще доконает.

У меня подкосились от страха ноги, и поэтому я не сразу заметила маленькую девочку. Она появилась метрах в ста левее и пошла прямо ко мне. Значит, деревня рядом, иначе, откуда здесь взялся ребенок? И что это за родители, которые отпустили шестилетнюю девочку ночью одну на кладбище? Девочка все также целеустремленно шла ко мне, не отвлекаясь на падающий крест, и не глядя по сторонам. Смотрела она только на меня. Тут где-то рядом раздался скрежет и стон, словно кто-то продирается ко мне из-под земли.

— Ааа! — громко завизжала я и в очередной раз свалилась в обморок. Это уже становится моей вредной привычкой.