Уже начало смеркаться, когда меня остановил хмурый грязный мужик. Увидеть его посреди леса я не надеялась, общаться мне с ним не хотелось, и я приняла очень разумное решение удрать. Но возле меня выскочил из кустов второй мужик, поставил подножку, толкнул, свалил с ног и сильно стукнул по голове. Да сколько можно бить меня по голове! У меня умственный труд, я профессор, я головой работаю, а меня по ней все время бьют! Так и отупеть недолго. Я иду по этой дороге третий раз, и в предыдущие два раза тут ни маньяков, ни сбежавших уголовников не было. Дядя вообще говорил, что сюда далеко не каждый может дойти, лес что-то там чувствует, кого-то пускает, кого-то не пускает, или что-то вроде этого. А тут не заповедная тропа, а проходной двор!

Перечисляя выпавшие на мою долю страдания, я не сразу заметила, что навалившийся на меня сверху мужик стаскивает с меня брюки вместе с трусами, а второй увлеченно ему помогает. Ну, все, я не жилец, изнасилуют и прикопают под ближайшим кустом, или даже возиться не будут, так бросят. Все правильно, чем дальше в лес, тем злее партизаны.

— Стойте, не трогайте меня я больная! — закричала я.

Оба сбежавших уголовника с неохотой прекратили меня хватать за все места и захохотали. Изо рта того, который лежал на мне, разило, и половины зубов недоставало. Будет Щербатый.

— Сейчас этот подарок судьбы скажет, что у нее СПИД! — чуть ли не хором ржали они.

Ну да, я так и хотела сказать, и как только они догадались. Надо быстренько что-то другое придумать, я же читала медицинскую энциклопедию, и не раз.

— Отойдите! — продолжила я свои вопли. — Я не хочу убивать невинных людей!

— Ой, мне плохо! — щербатый мужик так смеялся, что даже скатился с меня, чем я не замедлила воспользоваться, вернув брюки с трусами на прежнее место.

— Ну, все, без шуток, — сказал второй, который был с виду серьезней первого, и снова взялся за мои брюки.

— У меня проказа! — не своим голосом заорала я, поняв, что на счету каждая секунда. — Какие уж тут шутки…

Я говорила абсолютно честно, и они это поняли. Только я говорила о своем нежелании шутить и валяться мертвой в кустах. Статью из энциклопедии я с перепугу вспомнила неплохо. Правильно говорят, знание — сила. Сейчас им расскажу.

— До меня нельзя дотрагиваться, у меня лепра!

— Не СПИД?

— Лепроматозная проказа. В первую очередь поражается лицо и кисти рук.

Искренне верю, что им неизвестны симптомы этой болезни, а то попадусь. Я все-таки не врач, могу что-нибудь в объяснениях и напутать. Мужики отпустили меня и приглядывались с расстояния шага. Лицо-то у меня было еще ничего, а вот руки… Едва я сняла перчатки и протянула руки вперед для более пристального рассмотрения, как оба отшатнулись от меня, увеличив расстояние между нами до десяти метров.

— Самая жуткая и заразная болезнь в мире! — запугивала я, а они внимательно слушали, не отрывая глаз от моих вытянутых рук.

Как я была неправа, когда всю жизнь гневила Бога, и расстраивалась из-за аллергии. Богу виднее. Вот что бы я сейчас делала без аллергии на рыбу и на косметику?

Когда лицезрение моих рук мужикам надоело, они взяли по увесистой палке и двинулись ко мне, явно прицеливаясь к моей голове. Рано радовалась, прибьют-таки.

— Помогите мне, я вам заплачу, я знаю, где спрятаны бриллианты, я за ними шла! — отпрыгнула я назад, уворачиваясь из-под палки, и добавила: — Очень много бриллиантов!

Мои слова заинтересовали бандитов. Упоминание бриллиантов благотворно действует на людей. Не давая им снова взяться за палки и пристукнуть меня, я торопливо продолжала:

— Меня зовут Милана Леонова. Я из династии Леоновых, — тут я придала своему голосу гордости и, слегка задрав для пущей важности голову, добавила: — Да, вы не ослышались, из той самой знаменитой цирковой династии Леоновых!

Бандиты речь не оценили и промолчали.

— Вы не слышали про династию Леоновых?! Вы в цирке были?

Бандиты стали вспоминать, когда они последний раз устраивали себе приличную культурную программу. Про знаменитую династию Леоновых они ничего не слышали. Я тоже про такую династию слыхом не слыхивала, я ее прямо сейчас придумала, я вообще на сообразительность и фантазию не жалуюсь, счастья бы немножечко!

— Я почти всю страну с гастролями объездила, и за границей была. У меня жизнь была, просто сказка! Знаете, как приятно стоять на арене в блестящем костюме, а все бросают цветы и аплодируют! Это лучше всех наркотиков!

— Чего ты брешешь? — спросил серьезный. — Так не бывает, чтобы из цирка и в лепрозорий.

— Я не вру! Инкубационный период проказы длится двадцать лет. Я не знала, что я не родная дочь, а приемная! У родителей детей не было, а знаменитую династию надо продолжать, вот они и удочерили девочку, меня. Они не знали, что мои настоящие родители были прокаженные! У прокаженных рождаются дети без всяких признаков болезни. Они проявляются только через двадцать или даже через двадцать пять лет. Не представляю, как меня разрешили удочерить.

Бандиты слушали, глядя на меня исподлобья, ждали продолжения, но палки не бросали. Так, развлекаем публику и продолжаем вдохновенно врать дальше. Чувствую себя Шахерезадой: как только закончу рассказывать сказку — отрубят голову. Но на тысячу и одну ночь меня не хватит. Надо провернуть мой план за сегодняшний вечер, а если точнее, то за два часа.

— Мне всего двадцать лет! Я совсем молодая! Я не хочу умирать! — слезливо ныла я.

Я скинула себе семь лет, но не беда, паспорт у меня никто не спрашивает. Выгляжу молодо, так как невысокая и худая.

— Сейчас что угодно могут вылечить, были бы деньги! А у меня есть бриллианты! Наследство династии Леоновых.

Бандиты не очень поверили. Первая эйфория от слова 'бриллианты' уже прошла, и они включили критическое мышление.

— Эти бриллианты так просто посреди тайги и лежат? — недоверчиво пробубнил серьезный.

Продолжаем сочинять. Недаром же я профессор истории. Рассказать псевдоисторическую байку для таких как я, просто плевое дело. Сейчас я им, голубчикам, намешаю в одну кучу и реальных персонажей и вымышленных. Как я поняла, ни врачей, ни историков среди них нет.

— Нет, они не лежат посреди леса, они спрятаны в заброшенном поселке. Выслушайте меня! Моя прапрабабушка, ну, то есть не моя, а из династии Леоновых, была любовницей великого князя Михаила, он ей дарил роскошные драгоценности. До революции моя семья процветала. И при Сталине все бы обошлось, но кто-то донес, что она с царями общалась, и ее с дочерью отправили в ссылку на Урал. А семейные бриллианты она взяла с собой. Не спрашивайте, как, понятия не имею. Только она из ссылки не вернулась, умерла, а дочь вернулась, но без сокровищ. Историю про драгоценности я с детства слышала, это у нас семейное предание. А недавно я разбирала семейные архивы и нашла запись в дневнике племянника той женщины. Он в детстве ее знал, и она ему сказала, что спрячет драгоценности под полом в доме, где жили. Они там так и лежат. Я узнала, где было поселенье ссыльных. Если вы поможете мне, я поделюсь с вами!

Бандиты молчали. Обдумывали предложение. Я не давала им отвлечься на посторонние мысли.

— Вы знаете, что я чувствовала, когда от меня все отвернулись? Полностью поняла выражение 'шарахаются как от прокаженного'. Если у меня будут деньги, я вылечусь.

Это называется бить на жалость, с ними не подействует, но они от меня этого ждут. Мужики переглянулись, и серьезный спросил:

— И еще один вопрос, циркачка. В каком жанре выступала? Покажи-ка нам что-нибудь.

Легко! Шишек тут валяется сколько угодно, в цирковой студии меня научили жонглировать предметами. Я туда всего полгода ходила, быстро поняла, что это не мое. А вот со старшим двоюродным братом на акробатику ходила три года, пока он ногу не вывихнул, и больше туда ходить не захотел, ну и я за компанию бросила. Еще я художественную гимнастику бросила. Но хореографическую школу я окончила. Мое представление-экспромт на поляне вместо арены зрители оценили, но аплодисментов и криков 'бис' я не дождалась.

— Ладно, верим, веди в поселок, — разрешил серьезный.

— Спасибо! — радостно бросилась я к ним и поняла, что переборщила. Оба шарахнулись от меня в стороны.

— И запомни, подойдешь близко — убью.

Ни за что не подойду, что я глупая. Я бы хоть сейчас дома оказалась. Мне теперь даже ремонт кажется приятным времяпрепровождением. Согласна всему подъезду покрасить батареи, потолки, наклеить обои и положить плитку. Но делать было нечего и мы пошли.

— Много там драгоценностей? — спросил серьезный. — А то гонишь нас неизвестно куда, а там, может, одно жалкое колечко.

— Колечек сорок штук. Еще браслеты, ожерелья, броши. И все с бриллиантами. Другие камни моя прабабка не признавала, называла булыжниками.

Я шла, приняв самый разнесчастный вид. Пусть верит, что я тихая и смирная. Ясно же, как божий день, что как только они получат мнимые бриллианты, то настанет мой смертный час. Надо им еще сказок рассказать, пока они согласны слушать.

— Чтобы купить моей прабабке один только бриллиантовый комплект: колье, серьги и перстень, великий князь Михаил продал какой-то особняк в Москве. Царь его за это сильно ругал.

— Ну и подфартило нам, а, Покин! — радостно обратился к серьезному щербатый. Он уже мысленно держал в руках бриллианты.

Серьезный промолчал, но я уже вспомнила фамилию и не сдержалась.

— Покин? Тот самый?

— Какой еще тот самый? — недобро переспросил он.

— Ну, тот самый знаменитый Покин, который зарезал двенадцать человек, включая грудных младенцев!

Я остановилась и восхищенно уставилась на него, напоминая своим видом маленькую влюбленную девочку, увидевшую живого актера, героя ее снов и девичьих грез. На взрослую женщину, встретившую убийцу я уж точно не походила. Покин тоже это сообразил.

— Откуда ты знаешь, ты же циркачка. Да и было это десять лет назад. Сколько тебе тогда стукнуло? Десять лет? В этом возрасте куклами интересуются.

— Кто же вас не знает! Вся страна про вас говорила, я хоть и маленькая была, но запомнила.

Как же не запомнить, имея отца-прокурора. Он все громкие преступления наизусть знает. У него даже каталог есть, сам составил. Я читала, но все не помню. Покина помню. Он не поделил что-то с бывшим товарищем по работе, кажется, там было написано про полезные ископаемые. Обидевшись, он пришел с толпой бандитов в дом бывшего друга, и убил всех, кто там находился. И ничего ему за это не было. Ему с подельником дали по десять лет, так они и то кричали, что незаслуженно много. Оказалось, что, во-первых, у них есть справка из дурдома, где написано, что они могут делать, что хотят. Во-вторых, они никого не убивали, а так, постояли на шухере у забора. Убийство, оказывается, совершили двое несовершеннолетних. Ну а с теми вообще все просто. Суд у нас самый гуманный в мире, и детей не обижает. Парни на суде поплакались, что любят маму с папой и родную школу, а убийство — это досадное недоразумение, которое ни коим образом не должно омрачить их дальнейшую долгую и радостную жизнь. Те малолетки уже давно из тюрьмы вышли, а этих мужиков должны были отпустить на днях. Стоп! Если им не сегодня — завтра на волю, то зачем устраивать побег. Очень не логично, а Покин человек умный, такое убийство совершить, и выйти сухим из воды!

— Зачем вы убежали, вас все равно должны были скоро выпустить?

Вот не умею я держать язык за зубами. Оба мужика так на меня посмотрели, что впору самой копать себе могилу и в нее зарываться. Нет бы, промолчать. С другой стороны, терять мне абсолютно нечего, хоть так, хоть этак, все кошмар.

Кстати, остальные, кто приходил убивать, разбежались и их не нашли. Шум в прессе был до небес, а толку никакого. Покричали и забыли. Я вот уже дожила до тех дней, когда в нашей стране свободно обсуждаются любые проблемы. Теперь бы дожить до того времени, когда что-то делать начнут.

Мы шли уже около часа, и скоро должны выйти к нужному мне месту. Теперь все зависит от того, правду ли мне сказал дядя. Он говаривал, что если придти на поляну в сумерках, то можно попросить у местных что-то одно и то, не факт, что они помогут.

'Вы нам мешаете' — услышала я голос, покосилась на бандитов. Они тоже услышали, заозирались. Я шла вперед с уверенным видом.

— Стой, — приказал Покин.

— Нам уже совсем немного осталось, нельзя останавливаться, а то стемнеет. Тогда придется ждать до утра. Ночью мы не сможем найти бриллианты! — уговаривала я.

Мужики все еще оглядывались.

'Давите вы на нас!' — продолжали голоса. Послышался шум поселения: лай собак, перебранка женщин, низкий бас мужчин, детские крики.

— Ты сказала, деревня заброшена?

— Так оно и есть. В первую же зиму почти все умерли. Их же осенью сюда привезли, ни еды, ни вещей не оставили, а на Урале сами знаете, не курорт, зимы морозные.

— Откуда тогда шум?

— Какой шум? — сделала я наивные глаза.

— Такой шум! Деревня тут рядом! Ты нас сдать решила!

— Нет тут деревни! Клянусь своим здоровьем! — я клялась абсолютно искренне, потому что деревни тут не было. Ну, по крайней мере, последние десять тысяч лет. А когда местные тут жили, и почему остались, я не знаю. Дядя мне не позволил подойти близко, чтобы рассмотреть. Сказал, что могут обратно не отпустить.

'Уходите, смрад от вас' — не успокаивались голоса. Мужики не выдержали. Я тоже. Пора было просить. Дядя предупреждал, что просить надо вслух и внятно. Дядин наказ выполнить не смогу. Только шепотом и сквозь зубы.

'Помогите мне, пожалуйста! Они меня убьют, а я им ничего плохого не сделала! Очень прошу, сделайте так, чтобы я целая и невредимая вернулась домой!'. Я шла и сквозь слезы шептала одни и те же слова, понимая, что все это детские сказки, и верить в них наивно. Одна в лесу с двумя убийцами, которым грудных младенцев прирезать — как с добрым утром сказать. Иду и прошу призраков мне помочь. Кому скажи — засмеют.

— Что ты там шепчешь?

— Ничего. Деньги считаю. Я заплачу врачам, и они меня обязательно вылечат.

Я осторожно повернулась к Покину, но он больно ткнул меня в спину палкой.

— Иди, не пялься по сторонам.

Пришлось идти дальше, снова шепча свою просьбу к местным призракам. Так как сопровождающие шли сзади, то момент нападения я пропустила. Напал щербатый на Покина. Хрустнула палка в чьих-то руках, и оба покатились по земле.

— Хочешь все, что мы имеем, себе забрать! — орал щербатый до того, как ему выбили последние зубы.

У меня вопрос: что они имеют? Гипотетические бриллианты вряд ли достойны упоминания. Что-то еще? Драка между тем приближалась к финалу. Победителем выходил Покин. Я бы на него поставила. Он молотил соперника, тот вяло отбивался. Он замахнулся, намереваясь нанести решающий удар. Типа, морда-морда, я кулак, сажусь в районе глаза.

Вот теперь пора удирать. Ладно, я заползу вон в те кусты, и тихонечко в них отсижусь до лучших времен? Я бросилась в кусты, но мой порыв был замечен и пресечен. Оба бандита в едином порыве бросились за мной, позабыв про свои разногласия. Я припустила еще быстрее, но они сразу меня догнали, а поскольку глаз на затылке у меня нет, то я никогда не узнаю, кто именно ударил меня палкой по голове. На этом мое участие в событиях этого вечера закончилось.

Очнулась я на рассвете. В глаза и нос забились еловые иглы и земля, лицо в грязи, бока болят, должно быть пнули пару раз. Ничего, зато живая. Пошевелила головой, и сама диагностировала у себя легкое сотрясение мозга. Или просто так само болит, мало ли, что в медицинской энциклопедии написано. Поднимать голову и смотреть на бандитов не хотелось. Все равно они уже успели понять, что никакой заброшенной деревни в радиусе ста километров нет, и начнут меня добивать. Медленно, растягивая удовольствие. Они и стукнули меня не насмерть специально, только оглушили, чтобы не путалась под ногами. Поморгав глазами, вытерев с лица грязь, пришлось приподняться и с трудом встать на колени. Сбежавшие уголовники лежали метрах в десяти от меня, не подавая признаков жизни. Я взяла брошенную кем-то вчера на землю палку и пошла к ним.

Признаков жизни у них и не должно было быть, откуда им взяться у трупов. Я ткнула каждого палкой, прежде чем дотронуться, надо же убедиться наверняка. Как это, интересно бы узнать, им удалось убить друг друга? Видимо, после того, как я упала, драка продолжилась. А я тут была, только в отключке после удара по голове. Нет, хватит бить меня по голове! Больше не дамся, отобьюсь. Больше, надеюсь, поблизости нет маньяков и сбежавших уголовников, а то мне не до них, у меня важные дела.

Как хорошо жить на белом свете! У меня столько дел незавершенных, столько желаний. Одно уже желание сбылось. Надо сделать все по правилам, так, как учил дядя. Повернувшись лицом к деревьям, между которыми, несмотря на рассвет, не исчезала темнота, я поклонилась, коснувшись рукой земли.

— Примите мою благодарность, больше я вас не потревожу.

'Уходи'.

С радостью. Я хотела попросить сократить нам путь. Дядя говорил, что если местные помогут, то путь любой длины можно преодолеть за один день. Мне очень хотелось попасть на место назначения как можно раньше. Теперь не получится. Второй раз просить нельзя. Придется терпеть моих спутников еще два дня туда, и три дня обратно. Но это, как говорится, мелочи по сравнению с Мировой Революцией.