— Уважаемые пассажиры! С платформы номер пять производится посадка на автобус, следующий маршрутом «Орёл-Курск». Повторяю…

Металлический голос перекатывался под широкими сводами зала ожидания и, теряя там, в высоте, чёткость артикуляции, возвращался книзу набором знакомых вроде бы звуков, в которых с трудом угадывался смысл сказанного.

Женщина за стеклом сжимала пластмассовую стойку микрофона так, словно собиралась разломать её и смять в кулаке острые обломки. Неопределённого цвета волосы с высветленными «перьями» придавали её лицу неестественно землистый оттенок. Похоже, сегодняшний день у неё не задался. А может быть, она постоянно жила с таким настроением из-за пьющего мужа, застарелой болезни, непутёвых детей, стервозной свекрови, постоянной нехватки денег …, да мало ли причин, превращающих нашу жизнь в некое подобие ада, незаметного для окружающих, но от этого не менее мучительного.

Женщина с отвращением поставила микрофон и бросила, не глядя в сторону окошка:

— Спрашивайте.

— Девушка, — нагнулся к переговорному устройству Макс, — какой рейс идёт на Новый Оскол?

— До Нового Оскола маршрутов нет, — отрезала диспетчер и отвернулась.

Макс коротко стукнул в стекло, привлекая её внимание.

— Как добраться до Нового Оскола? — понижая голос спросил он и улыбнулся, показав крепкие зубы.

Что-то в нём подействовало на хмурую сотрудницу автовокзала, и она, вместо того, чтобы поднять скандал, ворчливо ответила:

— Поезжайте до Белгорода. Оттуда — прямое сообщение с Новым Осколом.

— Спасибо, — кивнул Макс. — Когда автобус на Белгород?

— В десять сорок пять, — отчеканила женщина, и металлические шторки в её глазах снова задёрнулись.

Макс отошёл от окошка справочной, уступив место следующему человеку из длиннохвостой очереди. Птица ждала его, стоя в двух шагах с рюкзаком за плечами. Кошмарная карусель последних событий и бессонные ночи не прошли для неё даром. Глаза девочки, всегда такие прозрачные, теперь потемнели, под ними обозначились чёрные круги. Щёки Лины запали, удлиняя лицо и резко очерчивая скулы. Впрочем, глядя на своё отражение, Макс понимал, что сам выглядит не лучше.

— Ну что? — спросила Лина, подходя к нему.

— Может, всё-таки, поедем ко мне? — в который раз безнадёжно предложил Макс. — Поешь, отоспишься, а завтра уже в дорогу.

Птица грустно покачала головой:

— Нет, мне нужно спешить.

Конечно, она могла бы остаться. И, даже, не на один день, а хоть на всю жизнь. Но, на всю жизнь не получится, потому что у Лазарева есть своя дочь, которую он, рано или поздно, заберёт к себе. И получится, что они просто растягивают своё прощание. Но, где долгие проводы, там долгие слёзы. А Лина и так держалась из последних сил, которых с каждой минутой становилось всё меньше и меньше.

— Понимаю, — вздохнул Макс, — пойдём брать билет?

— Пойдём, — согласилась Птица и взяла его за руку.

Ей очень нравилось прятать свою ладошку в его или держаться за крепкие пальцы Макса. Тогда, если отбросить всё, можно было поверить обманчивому чувству, что это и есть её родной папа, и ему не нужно искать никакую другую девочку, потому что вот она идёт рядом с ним. И сладкая волна с оттенком горечи накатывала на Лину, легонько замирая где-то под сердцем.

Просторный зал ожидания был наполовину заполнен ожидающими отъезда, которые сидели, обложившись сумками всевозможных возрастов и размеров. Некоторые из них степенно прохаживались по громадному холлу, коротая время и рассматривая яркие витрины торгового ряда, расположенного по левой стороне. Наибольшее оживление царило у отдела, торговавшего книжно-журнальной продукцией, откуда, то и дело, выходили люди, держа в руках то нечто ярко-глянцевое, то небольшой покетбук или сложенную вдвое газету. Меньший интерес вызывали отделы с сувенирами и аптека, несмотря на расцвет простудных заболеваний, характерный для этого времени года. Большинство наших граждан, приученные к запасливости, брали все необходимые медикаменты из дому. И уж почти совсем никого не интересовало фотоателье с весёлой жёлтой вывеской, на которой красными иностранными буквами было написано что-то непонятное Птице. На витрине улыбчивый разрисованный клоун держал в руках камеру с ослепительной вспышкой, на фоне которой шёл перечень предоставляемых услуг: обработка плёнок, печать фотографий, цифровые фото и моментальная фотография со снимками в течение пяти минут. Что такое цифровая фотография Птица не знала и хотела спросить Макса, но тут ей на глаза попался большой чёрный плюшевый кот из отдела игрушек. Морда у котяры была настолько хитрой и симпатичной, что Лина моментально забыла и о своих вопросах, и обо всём остальном.

Поднявшись на второй этаж, где находились междугородные кассы, они подошли к небольшой очереди у одного из окошек, где продавали билеты на нужное им направление, и через десять минут Макс получил на руки продолговатую бумажку, заполненную цифрами и малопонятными сокращениями.

— Ну, вот, — сказал он, протягивая билет Птице. — Отправление в десять сорок пять. Ещё полчаса. Куда пойдём?

— Давай погуляем, — предложила Лина.

— Давай, — согласился Макс.

Они стали спускаться по лестнице в зал ожидания, когда Птице опять попалась на глаза жёлтая вывеска с красными буквами, и её осенила мысль, которая была столь удачной, сколь и неожиданной.

Лина ни разу в жизни не делала подарков. Никогда и никому. Раньше подобное показалось бы ей глупым и противоестественным. Но, сейчас она поняла, что должна сделать именно это. Нельзя расставаться просто так, нужно что-нибудь оставить на память. Они ведь больше никогда не увидятся, а так Лазарев будет вспоминать о ней всегда, увидев её изображение. Что может быть лучше памятной фотографии…? Только сам человек.

Поэтому, когда они спустились вниз, Птица повернулась к Максу и решительно сказала:

— Ты иди. Я тебя сейчас догоню.

— Хорошо, — кивнул Макс. Он простодушно подумал, что девочке срочно потребовалось в дамскую комнату, и предложил:

— Давай я подержу рюкзак.

— Не надо, — заявила Птица, подталкивая его к выходу на платформы. — Иди.

Она махнула ему, прогоняя, подождала, пока спина Лазарева не скрылась в плотном потоке людей, и лишь тогда направилась к двери под весёлой жёлтой вывеской.

Из всего перечня услуг, предлагаемых ателье, её сейчас интересовала только одна: «моментальные фото за 5 минут». На ходу Птица расстегнула кармашек рюкзака, доставая деньги.

Внутри, за белой дверью с затянутым жалюзи стеклом, оказалась сидевшая за компьютером девушка с неправдоподобно красными волосами и густым макияжем, из-за которого её лицо напоминало карнавальную маску.

— Здравствуйте, — сказала Лина, подходя ближе.

— Доброе утро, — неожиданно низким, мужским голосом ответила девушка. Не ожидавшая этого Птица невольно вздрогнула.

— Можно у вас сфотографироваться? — спросила она.

Существо непонятного пола некоторое время молча смотрело в экран, ожесточённо щёлкая мышкой, и лишь, когда молчание затянулось, превращаясь в еле различимую тоскливую ноту, парящую в необозримом далеке, произнесло:

— Через полчаса. Сейчас у нас технический перерыв.

— Какой перерыв? — переспросила Птица, внезапно почувствовав себя донельзя глупо.

— Технический, — полуприкрыв глаза, повторило существо.

Этого Птица не ожидала. Она настолько загорелась идеей сделать прощальный подарок Лазареву, что невозможность этого воспринималась теперь как катастрофа.

— Пожалуйста, мне очень нужно, — робко попросила Лина, забыв о том, что нужно быть нахальной, жёсткой и никогда ни о чём не просить.

Существо, наконец, оторвалось от монитора и повернуло к ней щедро обведённые чёрным глаза.

— Раньше чем через полчаса не получится, — механически отчеканило оно. — Мастера нет.

Птица бессильно уронила руку с зажатыми в кулаке деньгами.

— А рядом, ещё где-нибудь, фотографируют? — спросила она, стараясь не выдать досады, царапавшей горло.

— Да, — подтвердило красноволосое. — Напротив салона «Чёрный жемчуг». Это в сторону площади Маяковского. Две остановки на троллейбусе.

— Спасибо, — убито произнесла Лина и вышла.

Взгляд на часы, висевшие над жужжавшим роем пассажиров, которые двигались одновременно во всех направлениях, показал ей, что ни к какому «Жемчугу» она уже не успеет. Не стоит даже пытаться. Птице было жаль своей неудавшейся затеи, и она изо всех сил сжимала зубы, чтобы горечь разочарования, жёгшая её изнутри, хоть немного утихла. Лина понимала, что ещё двадцать минут, они с Лазаревым расстанутся навсегда и больше никогда не встретятся. Но, ей так хотелось протянуть ниточку между ними. Хотя …

Птица остановилась. Кто сказал, что подарок должен быть дешёвым. Наоборот, если даришь самое дорогое, что у тебя есть, ниточка становится крепче. Лина принялась лихорадочно расстёгивать рюкзак.

Когда она через пять минут вышла на платформу, Макс стоял спиной к длинной веренице автобусов, неуклюже держа в руке пакетик с мороженым.

— Вот, — он увидел Птицу и шагнул к ней, протягивая цветастую упаковку. — С орехами и сгущённым молоком. Продавщица сказала — это самое вкусное.

Лине впервые в жизни не хотелось мороженого. Но и обижать Макса ей тоже не хотелось. Поэтому она, изображая радость, развернула шелестящую фольгу и принялась откусывать маленькие кусочки, которые сейчас казались ей абсолютно безвкусными.

— Осторожно, — тревожно сказал Макс. — Не так быстро, не то — горло простудишь.

— Ага, — кивнула Птица и оглянулась по сторонам. — А где автобус?

— Сейчас подадут, — ответил он. — Туда, к третьей платформе.

На какое-то время повисло неловкое молчание, в которое вмешивалось лишь урчание моторов да гомон окружающих.

— Давай я подержу сумку, — предложил Макс, чтобы хоть как-то разорвать эту мучительную бессловесность.

Птица кивнула и, сбросив с плеча свою драгоценную поклажу, протянула ему рюкзак. Ей тоже хотелось сказать что-нибудь значительное, что Лазарев запомнил бы на всю жизнь, но слов не было, они куда-то исчезли, оставив после себя ощущение бессилия и пустоты.

Всё тот же металлический голос сообщил о начале посадки на автобус до Белгорода. Лина и Макс, не сговариваясь, взялись за руки и направились к, попыхивавшему синеватым дымком, «Икарусу» уже довольно почтенного возраста.

— Бабушка знает о твоём приезде? — спросил Макс.

— Конечно, — соврала Птица. — Я же написала. Она, наверное, уже волнуется, куда это я подевалась.

— Может быть ей позвонить?

— У неё телефона нет, — заявила Лина. — Да и не стоит. Скоро уже приеду.

— Ну, раз так …

— А ты куда теперь?

— Не знаю, — пожал плечами Макс. — Наверное к вам, в Рыжеватово.

— Только не говори, что видел меня, — предупредила Птица. — Хорошо?

— Хорошо, — серьёзно кивнул Макс. — Что, серьёзные неприятности?

— Ты же видел, — сказала Птица, имея ввиду вчерашнее происшествие неподалёку отсюда.

— Да уж, — подтвердил Макс. — Больше помочь ничем не нужно?

— Да нет. Правда…, - Лина остановилась, секунду раздумывая, говорить Лазареву или нет, потом решилась. — Та девочка, новенькая … Вита. Помнишь, я тебе о ней говорила? Даже если она не твоя дочь, помоги ей, ладно? Обязательно помоги. Ей очень плохо …

Птица замолчала, запутавшись и не зная, как толком выразить то, что засело у неё внутри и не давало покоя всё это время.

— Я не помню её фамилии. Но тебе, наверное, скажут. У нас в группе одна Вита. Помоги ей.

— Хорошо, — серьёзно ответил Макс. — Помогу.

— И ещё мальчишка. Он живёт в пятьдесят второй квартире, на третьем этаже возле подвала, в котором мы ночевали. Его зовут Юра.

— Знаю, — подтвердил Макс. — Тысяча шестьсот за мобилку?

Птица кивнула и протянула деньги, лежавшие у неё в кармане платья.

— Отдай, если сможешь. А то ему влетит от родителей.

Макс отстранил её руку с деньгами:

— Оставь. Тебе ещё может понадобиться. Мало ли что, дорога всё-таки. А к нему я заеду. Не беспокойся, всё будет в порядке.

— Спасибо, — опустила глаза Птица.

Мимо них деловито прошагал низенький, крепко сбитый шофёр в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и кожаной жилетке поверх неё. Сжимая в руке путевой лист, он легко поднялся по ступенькам внутрь салона, где замер на площадке, пересчитывая взглядом пассажиров.

— Пора, — грустно сказал Макс.

Птица выбросила обёртку от мороженого в стоявшую рядом урну, аккуратно вытерла руки носовым платком и повернулась к Максу.

— Пора, — тихо подтвердила она.

Макс качнул головой, как будто ему мешал туго накрахмаленный воротник сорочки, взглянул на стоявшую перед ним Лину с распущенными по плечам волосами, хотел что-то сказать, но не издал ни звука. Вместо этого он шагнул к раскрытой двери «Икаруса»:

— Послушайте, — водитель, закончивший подсчёт, вопросительно уставился на него, — с вами едет девочка. Девять лет. Позаботьтесь о том, чтобы всё было в порядке.

— Выходить где будет? — деловито осведомился коротышка.

— В Белгороде. На автостанции.

— Без проблем, — кивнул водитель. — Не волнуйтесь, папаша, доставим в лучшем виде. Пускай проходит и занимает место. Уже отправляемся…

Обращение «папаша» смутило Макса, и он почувствовал, как его щёки обдало жаром. Поправлять низкорослого ковбоя дорог он не стал; вместо этого лишь откашлялся и бросил коротко:

— Спасибо.

Водитель, сверявший по ведомости количество имевшихся в наличии пассажиров с числом проданных билетов, рассеянно кивнул, не поворачивая головы.

— Ну, вот и всё, — Макс протянул Птице рюкзак.

Лина, кусая губы, взяла свои пожитки, а затем, не в силах сдержаться, бросилась к Максу и обняла его. Он, задохнувшись, обхватил девочку руками, присел на корточки и крепко прижал её к себе. На несколько долгих, как жизнь, мгновений они замерли вот так, на глазах у всех, зажмурясь, не чувствуя ничего, кроме друг друга. Затем Лина шепнула Максу на ухо: «Прощай!» и, подхватив рюкзак, взбежала по ступенькам автобуса.

Она миновала длинный проход, по обе стороны которого тянулись кресла, занятые пассажирами, и остановилась почти в самом конце салона, где два ряда пустых сидений отделяли её от ближайших соседей. Лина взобралась на своё место, отдёрнула занавеску и увидела Макса, жадно выискивавшего её в широких окнах «Икаруса». Когда он заметил Птицу, губы его дрогнули и сложились в вымученную улыбку. Лина тоже попыталась улыбнуться, но и у неё ничего не получилось.

Дверь «Икаруса» закрылась с недовольным ворчанием. Автобус дрогнул и медленно отошёл от платформы. Макс подбежал к окну, чтобы лучше видеть лицо девочки, и вскинул руку в прощальном взмахе. Лина тоже помахала ему в ответ.

Водитель ускорил ход. Макс шагал всё быстрее и быстрее, не отрывая взгляда от окна, за которым сидела Птица. Она продолжала махать ему рукой, но «Икарус» деловито фыркнул, разгоняясь, и покатил вперёд, глотая асфальтированные метры. Лина взобралась с ногами на сидение и прижалась щекой к стеклу, жадно ловя взглядом удаляющегося Макса, пока его высокая фигура не стала совсем крошечной, а затем, и вовсе, исчезла из виду.

Тогда Птица медленно повернулась и застыла, чувствуя, как что-то оборвалось у неё внутри. Она сжала губы, пытаясь сдержать несущиеся из груди рыдания, но одинокая слезинка уже выкатилась из её глаз и упала вниз, на подол дешёвого ситцевого платья. За ней другая пробежала по щеке, оставив после себя мокрую дорожку. А затем слёзы полились неудержимо, словно одолев невидимую преграду внутри Лины, и она заплакала горько, навзрыд, обхватив руками свой многострадальный рюкзачок, крепко прижимая его к себе и раскачиваясь вместе с ним на сидении. Она глотала слёзы, давясь рыданиями, и иногда постанывала, как маленький волчонок, который в боли и страданиях стал превращаться в человека. Лина плакала, и ледяная корка, сковавшая её сердце за последние годы, таяла и исчезала, смешиваясь со слезами, унося с собой всю злобу и жестокость, которые окружали её до сих пор. Она хотела остановиться, но не могла и лишь вздрагивала всем телом, кусая кулак, пытаясь хоть как-то заглушить свои слёзы, чтобы к ней не начали приставать с ненужными расспросами.

Но, остальные пассажиры были заняты своими делами, и никто из них не обращал внимания на маленькую девочку, безутешно плакавшую на заднем сидении.