Корабелы разом налегли на весла, и галера заскользила по глади Онеги. Несмотря на полный штиль, на палубе было зябко, поэтому Норманн накинул на плечи обшитую желтым сукном короткую шубейку. Жена забралась на дозорную башню, там она простоит не менее часа, пока маленький кораблик не растворится в весенней дымке. Поэтому он хотел как можно дольше оставаться на виду. Прощание получилось тяжелым и утомительным. Мила беспрерывно плакала, висла на шее и умоляла простить ее. Норманн попытался получить от тещи поддержку и успокоить не в меру эмоциональную жену, но теща, расцеловав дочь, не оглядываясь, поднялась на галеру и скрылась в каюте.

От Белозерска до устья Шексны оба берега реки представляли собой воинский бивуак. Мурманы натянули над драккарами тюленьи шкуры, превратив свои кораблики в уютные домики. Дружина раскинула разноцветные шатры, отряд барона Маркварта фон Мюрица сначала ютился в шалашах, но Лунд по собственной инициативе поделился парусиной, и теперь немцы блаженствовали в палатках. Над разношерстной эскадрой монстрами возвышались баржи Выга. В этом году «коммерческий директор» решил увеличить поставки пилолеса и собрал маленькую флотилию «московок». Уложенные по специальной схеме брусья и доски придавали гигантам внешнюю схожесть с огромными кораблями, наверху даже установили домики для экипажей.

Паводок вынесет баржи в море, а дальше галеры возьмут их на буксир и отволокут в Персию. Хороший бизнес, и очень выгодный. При минимальных затратах галеры привезут обратно Килиманджаро тканей и прочих «колониальных» товаров.

После царившего во дворце Норманна шумного многолюдья терем белозерского князя показался вымершей пустошью. Сам князь с сыновьями по-прежнему предавался радостям Бахуса, а на попытки зятя завести разговор неизменно повторял одно и то же:

— Мила у меня во! — И поднимал большой палец. — Держись за нее и никогда не пропадешь!

Затем следовали предложение выпить и невнятное бормотание на тему «как надо воспитывать современную молодежь».

— Андрей Федорович, оставь его, князь давно уже не в себе, — прервала теща очередную попытку наладить контакт.

— Как-то неудобно, — покраснел Норманн, — мы стали родственниками, а поговорить никак не удается.

— Не о чем вам говорить! — отрезала Ефросиния Давыдовна.

— Мне хотя бы узнать имена удельных князей. Земли за Милой взял, а до сих пор не знаю, как зовут соседей.

— И не надо! Возьмешь Белозерск под себя, и они сами с поклоном придут.

— Возьмешь, не возьмешь, белосельские не бедны и не в пример родовитее меня, — ответил Норманн.

Ефросиния Давыдовна резко встала из-за стола, отмахнулась от всполошившейся прислуги и приказала:

— Пойдем-ка, зятек, в светелку да поговорим по душам!

Норманн не возражал, ситуация с великим княжением складывалась на скандальный манер. Лучше сразу расставить все точки с запятыми, чем грызть в уголке ногти и строить друг другу козни. Светелка княгини на первый взгляд могла показаться простенькой, даже бедноватой. Ни тебе ковров, ни шелков, лишь жесткая дубовая мебель. Вдоль одной стены стоял прикрытый пуховым одеялом топчан. Вокруг высокого круглого стола расположилась стайка широких кресел с цветными подушками на сиденьях. Стену напротив окон занимал большой книжный шкаф с пюпитром для чтения книг. Чуть в стороне скромненько притулились секретер с набором для письма и пара высоких канделябров с широкими тарелками для защиты от случайного падения горящей свечи.

Вместе с тем мебель и стены светелки покрывал ковер изящной резьбы. Над топчаном красовался библейский сюжет с Адамом, Евой, змеем и яблоком, который продолжался к двери сценой изгнания из рая. В другую сторону шел сюжет «Кто из вас без греха?». Резьба между окон на первый взгляд могла показаться случайным набором завитушек, но знающий сразу узнавал руны Рода и Мары. А вот пол с потолком оказались истинной картинной галереей. Вверху молодежь водила хоровод, рядом парень с девушкой завалились в копну сена и страстно целовались, а чуть дальше к углу играли в догонялки. Под ногами рыбаки выбирали сети, детишки на мелководье поднимали тучи брызг, а на камешке пригорюнилась красавица.

Не так представлял Норманн «узилище» замужних женщин и невест. Устоявшийся штамп требовал поставить здесь прялки с примитивными ткацкими станками да пяльца с незаконченным вышиванием. Вместо этого он оказался в обычном рабочем кабинете, разве что адаптированном под женский вкус. Вот тебе и ряды поющих девственниц с мечтами о суженых, которые ряженными лезут под окна, дабы одним глазком увидеть нареченную невестушку.

— Налюбовался? — устраиваясь в кресле у окна, спросила княгиня. — Тогда садись, говорить будем.

— Я не прочь, — выбрав кресло напротив хозяйки, ответил Норманн.

— Волхвы тебе радостную весть принесли, а на твоем лице не видно гордости. Почему так? — чуть склонив голову, спросила Ефросиния Давыдовна.

— Нет повода для радости. Княжение не пряник медовый, у меня без Белозерска забот полон рот, а тут край огромный, нехоженый, да люд живет сам по себе.

— Хороший ответ, — улыбнулась княгиня, — сразу видно толкового хозяина! Удельные князья давно дорогу в княжий терем забыли.

Правду сказала хозяйка, хоть и горькую для себя. Кемский князь жил сам по себе, для него Новгород был важнее Белозерска. Белосельский князь кормился за счет Холопьего торга, доходы с которого намного превышали прибыль за собственную рожь со льном. Карголомский князь лютым псом сторожил торговый путь по реке Онеге, опасаясь нареканий купцов более гнева Белозерска. Сугорский и ухтомский князья вообще забыли обязанности удельных правителей. Василий Иванович Шелешпанский не покидал берега Онежского залива и строго контролировал добычу жемчуга. Одна беда, до великокняжеской казны не доходило ни единой жемчужинки. Александр Андожский вел свою родословную от Рюрика, а удел его граничил с полученными за Милой землями. Он да Иван Алексеевич Вадбольский честно исполняли долг удельных правителей, причем последний весьма успешно гонял вотяков. При любом раскладе Норманн неизбежно ущемит интересы каждого из удельных правителей. Поэтому ответ прозвучал без капли оптимизма:

— Пусть сами средь себя лучшего выбирают и впрягаются в великокняжескую лямку!

— Ты противишься воле волхвов? — испуганно прошептала княгиня.

Ишь как дело повернуто! Воля волхвов! Где эта воля? Поплясали парни, исполнили рэп и смылись в свою лесную глухомань, а тут уже говорят о некой воле. Норманн сказал, не скрывая усмешки:

— Ты предлагаешь мне вызвать Романа Михайловича на ристалище? Мол, покняжил — и хватит, по воле волхвов наступила моя очередь.

Ефросиния Давыдовна звонко расхохоталась, вероятно, представила мужа в ратном доспехе.

— Нет, конечно, — ответила она с улыбкой, — но перечить волхвам невозможно, как невозможно сопротивляться Року.

Интересно, а что это за Рок? Сподручный Мары или Макоши? Если этот дядя из греческой мифологии, как он перебрался на Русь и прижился в славянском языке?

— Я не собираюсь бежать впереди собственной лошади, коль скоро волхвы что-то пронюхали, то подождем аккордов увертюры.

— Апертюра уже прозвучала! — Княгиня произнесла французское слово скорее на латыни. — На тебя легла обязанность исполнить предначертанное!

— Я весь в ожидании! — ухмыльнулся Норманн. — Никому не перечу и жду повелевающего гласа небес.

— Не юродствуй! — пальчик строго постучал по столу. — На тебя ложится Бремя, и ты обязан приготовиться к тяжкой ноше!

— Как? Проехаться по удельным княжествам с инспекцией? Люди добрые, вот он я! Прошу любить и жаловать, иначе голова с плеч долой! — воскликнул он с раздражением.

Ефросиния Давыдовна подошла к книжному шкафу, практически не глядя, достала толстенный талмуд в бархатном переплете и положила перед зятем.

— Для начала прочитай «Государство» философа по имени Платон.

— Я предпочитаю откровения Конфуция или Аристотеля, — сдерживая смех, отказался Норманн, — в крайнем случае, согласен на Диогена.

Теща с громким хохотом упала в кресло, несколько раз конвульсивно дернулась, затем сделала кистью движение, словно бы звонила в колокольчик. Можно и позвонить, тем более что серебряный колокольчик в тонкой вязи финифти стоял посреди стола. Служанки влетели всполошенными курами, княгине помассировали виски, сунули в нос флакончик с благовониями, подали испить морса из весенней клюквы и словно по велению волшебной палочки бесшумно исчезли.

— Вот уморил так уморил! — Княгиня еще разок хохотнула, мелкими глоточками отпила морса и продолжила: — Я-то, дуреха! Видела в тебе дуболома с бычьей шеей! — Она еще раз сделала несколько глоточков. — А ты вон как! Умен зятюшка у меня, ох умен! Ступай с Богом, а то меня, старую, начнешь учить уму-разуму.

Назвать княгиню старой ни у кого не повернулся бы язык, что не преминул заметить Норманн. В ответ ему погрозили пальчиком и указали на дверь.

Утром примчался гонец: под Рыбинском тронулся лед, проход вниз открылся, и корабли могли спускаться в низовье. Совет под председательством Шушуна принял решение отправить вниз карфи с переселенцами при поддержке передового отряда. Основные силы должны были выждать схода крупных льдин. Возражений не последовало, тем паче что подошли не все французы. В лагере начались неспешные сборы, а Норманн решил посмотреть на работу судопропускных ворот. Традиционные весенние очереди в Вышнем Волочке и под Тихвином вынудили спешащих купцов сделать крюк через Шексну. Проиграв в расстоянии, они рассчитывали получить солидный выигрыш во времени. К тому же расценки за проход ушкуя не превышали полкопейки за ворота и полкопейки за бичевание. У нижнего бьефа он неожиданно столкнулся с Софьей Андреевной, которая с секундомером в руках определяла цикл прохода корабликов.

— Приветствую вас, миледи! — Он изобразил шутливый поклон в мушкетерском стиле.

— Счастлива видеть вас, милорд! — Женщина поддержала шутку низким реверансом.

— Контролируете работу плотины в режиме экстремальной нагрузки?

— Для контроля необходимы специальные приборы, а здесь все на глазок, — усмехнулась она.

— Два колышка, три зеркала и четыре монаха? — снова пошутил Норманн.

— Откуда про монахов узнал? Подглядывал? — лукаво спросила Софья Андреевна.

Норманн неожиданно для себя густо покраснел. Разом вспомнился призывный поцелуй с откровенной тоской по мужской ласке.

— Да нет, я к слову о монахах сказал, — смешался он.

— Я замуж выхожу, позавчера приняла православие. — Разыгрывая скромницу, женщина опустила взор и разгладила сапожком песок перед собой. — Агей выходит из монашества, свадьба на Троицу.

— Как же, красавица, впредь тебя величать? — Он снова вернулся к шутливому тону.

— Ой, князюшка, из служивых мы. Тестюшка мой служил воеводой в Костроме, да по возрасту вышел. Сейчас приживала при князе. — Софья Андреевна театрально всхлипнула и рассмеялась. — После свадьбы зови меня Софьей Крячко.

— Муж из художников или из строителей?

— Он заложит на Волге крепость, мы приедем сразу после венчания.

На первом этапе работ монахи сумеют самостоятельно разметить землю и вбить колышки. Норманн не собирался возводить высоченные стены с мощными башнями, есть достаточное количество более простых и надежных вариантов. Взять Полтаву, восьмидесятитысячной армии Карла XII успешно противостояли скромная насыпь и невысокий частокол. Один полк в тысячу человек уложил десять тысяч поляков, пять тысяч запорожских казаков и две тысячи турецких наемников. Причиной послужило умное расположение равелинов, когда противник во время атаки неизбежно оказывался под фланговым огнем как минимум одной из батарей. Или попытка французов взять испанскую крепость Павия, которую защищал гарнизон в девятьсот человек с шестнадцатью орудиями. Герцог Шарль де Бурбон привел сорокатысячную армию с пятью десятками пушек и после трехмесячной осады был бит.

— Кстати, — спохватился Норманн, — почему новгородцы не делают шлюзов? Соединительные каналы всегда заканчиваются волоками.

— На Руси еще многого не знают и не умеют, но водосток равнинных рек оценивают совершенно правильно, — ответила Софья Андреевна.

— Ты не повторишь только что сказанное, но более простым языком? Для необразованных вроде меня.

— Поставь в Вышнем Волочке пятиметровый судопропускной шлюз, и река Мста обязательно обмелеет, — пояснила женщина.

Об этом он никогда не думал! Текут реки в разные стороны, ну и пусть себе текут. Нужен проход для корабликов — прорыл канал и соединил шлюзом. Че тут думать!

— Они реально способны высчитать объем речной воды? — спросил с недоверием в голосе.

— Запросто, как твои два пальца! Равнинные реки образованы таянием снегов с последующими дождями, родники добавляют лишь малую толику от общего водостока, — усмехнулась Софья Андреевна. — Да, наша встреча пришлась кстати, вот, держи, специально для тебя подготовила. — И достала из сумки-планшета пачку листов с распечаткой.

«Они прекрасные наездники, — начал читать Норманн, — могут без труда на полном скаку натягивать лук и пускать стрелы в обе стороны, как в бегущего от них, так и преследующего их неприятеля. Лук они поднимают до лба, а тетиву натягивают до правого уха…»

— Что это и зачем ты мне это дала? — поинтересовался он.

— Выдержка из книги Прокопия о персидских всадниках. Подобную тактику применяют парфяне, ты их называешь крымчаками, — пояснила Софья Андреевна.

— Я не собираюсь с ними воевать!

— Никто тебя и не призывает к покорению Ойкумены. Тактика персов поможет в борьбе со степняками, а то придумали какие-то дурацкие крылья за спиной, — ответила она со смешком.

— Неплохая идея, спасибо, — поблагодарил Норманн. — С десяти метров в цель попадет даже всадник. Для разгона степняков этого вполне достаточно.

— На досуге дочитай до конца, персы стреляли в лошадей, а после сражения на выживших врагов надевали рабские ошейники. — Как бы в подтверждение своих слов Софья Андреевна погладила ожерелье из белоснежного жемчуга.

Отличная страшилка! Кочевники не боятся смерти, для них это всего лишь короткий путь к вечной жизни, зато рабский ошейник навсегда закрывает дорогу к крылатым коням.

— Крымские татары действительно отличные воины? — спросил он на всякий случай.

— Их недостаток в упрямом своенравии, — ответила Софья Андреевна, — по этой причине Византия сделала выбор в пользу сельджуков. Как воины они вполне успешны, не так давно грабили Кастилию.

Ни хрена себе! Пройти через всю Европу и вернуться обратно! На фиг им сдались русские крестьяне, когда до золотых рудников Вены в полтора раза ближе! Причем основная часть пути проходит по контролируемым землям. Тактика персидских лучников заслуживает подражания, надо найти способ ответной благодарности за своевременную подсказку. Становится понятной причина, по которой крестоносцы ввели моду укрывать кольчугой своих лошадок. Глупенькие, укутанные лошадки на жаре сваливались с копыт и без вражеских стрел.

— Слушай, ты же не историк, откуда взята эта информация? — спохватился он.

— Среди нас вообще нет историков, мы многопрофильны, с одинаковой базой данных в личных компьютерах. По ведущей специализации я инженер, а Максим действительно медик.

— Какого лешего вас занесло в четырнадцатый век? — словно между прочим спросил Норманн.

— Мы тыркаемся слепыми котятами, это вторая попытка и вторая неудача. — Женщина внимательно посмотрела ему в глаза и попросила: — Забудь мои слова, ладно?

Надеется вернуться? И Норманн не терял надежды. Итак, пришельцы по какой-то причине поставили крест на Матисе с Леа, что уже хорошо, он найдет работу для канадских полицейских. За подсказку с персидскими конными лучниками Софья Андреевна заслуживает отдельной благодарности. У барона Маркварта фон Мюрица полсотни рейтар, плюс сотня Нила да сотня от Нерля. Боевой лук сидя не натянуть, зато мордовские охотничьи вполне подойдут для верховой стрельбы. Не зря этот Прокопий особо выделил «от лба до уха» — натяни так боевой лук, и ухо улетит вместо со стрелой. Придется в срочном порядке посылать в Нижний Новгород разведку, иначе никаких сведений о степняках не собрать, и полтысячи луков в одночасье не купить.

К вечере в тереме появился князь Иван Алексеевич Вадбольский, как пить дать, тещины проделки. От Вадболы до Белозерска рукой подать, по логике, назавтра следует ожидать Александра Ивановича Андожского. Решив не спешить и не предпринимать никаких шагов для знакомства, Норманн отправился в свою комнату, где с интересом прочитал подготовленную Софьей Андреевной распечатку. Наряду с именами родовых старейшин и сухими цифрами количества семей с личной скотиной здесь оказались переведенные с персидского языка народные баллады. Представления о посмертном Рае в первую очередь отражали совсем не радостное земное бытие:

Нашлась баллада о воине, которого взяли в плен и увели в улус Тохта:

Подсказка о страхе перед рабской долей нашла косвенное подтверждение: степняки не сдадутся в плен, неволе с рабским ошейником они предпочтут смерть. Итак, кочевники слабы в атаке, если противник проявляет стойкость, они разворачиваются и уходят восвояси. Аналогично с обороной, они никогда не сражаются до последнего воина, убегают от врага при малейшем сомнении в исходе битвы. Отсюда и тактика — напасть на заведомо слабого и сбежать от сильного. Самая главная изюминка содержалась в приложенной карте, от Камышинки до северной границы ногайских пастбищ без малого три сотни километров. Более чем достаточная буферная зона! Улус мишарей оказался маленьким и не внушал опасений. Они кочевали в Цимлянской степи и обязаны были охранять плывущие по Дону торговые караваны. По этой же причине летом на берег Волги приходило два стойбища.

— Знакомься, зятюшка дорогой, с моими друзьями, князья Иван Алексеевич и Александр Иванович. — Княгиня представила гостей перед началом завтрака.

— Рад встрече! — изображая радость, расцеловал князей Норманн.

За столом немного поговорили о дороге и погоде, затем перешли к прогнозам на урожай. Как водится, погода была «не та, что раньше», закупочные цены на Холопьей ярмарке ниже низких, а виды на лен с рожью крайне пессимистические. Ефросиния Давыдовна повздыхала и поохала, посетовала на непомерные расходы и трудности с ведением хозяйства. Норманн смел тарелку бычков под маринадом, затем подхватил немалый кусок холодца, завалил его салатом из репы с морковью и, не вступая в пустопорожний разговор, многозначительно закивал головой.

— Да, чуть не забыл! — наигранно воскликнул андожский князь. — Я приехал вместе с новыми соседями. Андрей Федорович привел из Франции рачительных хозяев. Земли разом подняли, дома поставили, в поход каждый привел по дюжине воинов.

Вот и повод смыться из-за стола! Норманн заспешил, второпях буквально выхлебал полулитровую кружку парного молока, извинился и быстренько покинул трапезную. Дидык с Шушуном дожидались князя в бывших комнатах княжны Анастасии, которые после замужества перешли в статус семейных покоев карельского князя.

— Ну что, все в сборе? — первым делом поинтересовался Норманн.

— Дружина в сборе, Андрей Федорович, — начал докладывать Дидык, — дело за Шушуном.

— Захар Иванович, при чем здесь я? — не согласился воевода корабелов. — Надо переждать как минимум пару деньков, большие льдины должны сойти.

— Что де Оньян сказал? Почему сам задержался и людей около себя оставил? — строго спросил Норманн.

— Они заезжали к андожскому князю, просили присмотреть за уделами да оберечь от бродячих шаек вотяков с черемисами, — пояснил Дидык.

— А тебе, Андрей Федорович, следует незамедлительно уходить в Ярославль, — строго заметил Шушун. — Нельзя молча проходить с войском мимо, уважь свояков.

— И мне грамотки ласковые дай, — потребовал Захар Иванович, — я гонцов по крепостям разошлю, людей предупредить надо, чтобы не пугались.

Писарь оказался в комнатах вадбольского князя, причем Иван Алексеевич диктовал послания от имени Великого князя. Правитель Белозерска упреждал нижние крепости о скором спуске по Итилю большого войска под предводительством своего зятя. В каждом письме особо подчеркивалась конечная цель, дружина карельского князя шла воевать Дикое поле. Норманну оставалось поблагодарить за помощь да послушать стилистику подобного рода посланий. Как-то между прочим завязался разговор «за жизнь». Водбольский князь сетовал на разбойный промысел вотяков с черемисами да жаловался на северного соседа, который совершенно не заботился о своей земле. Оно и верно, Федор Иванович Устюжский жил добычей серебра да соляным промыслом. Вскоре подошел андожский князь, и Норманн сразу же поблагодарил за добровольное согласие присмотреть за беспризорными поселениями. Серьезный и деловой разговор затянулся далеко за полночь.

Кормщик ловко обходил льдины, а Норманн с интересом разглядывал торчащие из разломов прутья. Он много слышал о зимних дорогах и только сейчас смог оценить их конструкцию. Наши предки поступали очень просто, с наступлением холодов плели из веток небольшие маты и бросали их на воду. Затем обрызгивали, и буквально на глазах вырастала крепкая льдинка. Шаг за шагом, льдинка за льдинкой — ледовый мост был готов за два дня. Точно так же поступали при обустройстве санного пути вдоль рек. Крепкие и надежные зимники позволяли купеческим караванам спокойно путешествовать без какой-либо опасности угодить в полынью или провалиться под лед. Точно так же построили Дорогу жизни — весь зимний период блокадный Ленинград получал снабжение и автотранспортом, и озерными корабликами.

На Средней Волге уровень воды в половодье поднимался на двадцать метров, и Ярославль выглядел неприступным островом. Кто скажет, что город построен на высоком обрыве, если сейчас речные воды плещутся у самых стен? Василий Давыдович с женой снова встретили гостя у городских ворот. Что интересно, оба даже не посмотрели на сына, как будто за спиной Норманна стоял рядовой воин. Интересный нюанс! Или сейчас так принято, дитя отдано в обучение, и родители на этот период самоустраняются от его воспитания?

— Почему один? — первым делом поинтересовался ярославский князь. — Ты обещал молодую жену показать.

— Мы соскучились по Миле, — поддержала мужа Евдокия Ивановна, — уж два года прошло с последнего приезда крестницы.

Серьезное замечание! Сейчас крестные родители почитаются не меньше родных.

— Письмо просила передать с извинениями, — он протянул князю рулончик на полкило, — Анастасия Романовна в заботах, впрягается в тяжкий труд ведения хозяйства.

— Настырная девочка, — добродушно заметил Василий Давыдович. — Если взялась за дело, то не отступится, обязательно доведет до конца.

— И зря, — не согласилась Евдокия Ивановна. — Юные годы промелькнут быстрее стрижа, а хозяйство как было, так и останется.

Ярославский князь недовольно глянул на жену, но промолчал. Видимо, случались у них семейные раздоры на этой почве.

— Надо помочь девочке, — не обращая внимания на мужа, продолжила княгиня, — обязательно проведаю да подскажу.

— Тебе только других учить да людей смешить! — с ядом в голосе прокомментировал Василий Давыдович. — Можешь хоть сегодня отправляться!

— Это ты у нас торопыга! — парировала Евдокия Ивановна. — Я спешить не привыкла! Уеду на Весенний мясоед, а вернусь с дарами от Андрея Федоровича! — Явно дразня мужа, она взяла Норманна под руку и, сделав несколько шагов, спросила: — Скажи, свет наш князюшка Андрей Федорович, когда тебя с добычей да кареглазыми пленницами ждать?

— К ледоставу вернусь, раньше не управиться, — ответил Норманн и шутливо добавил: — Мне по нраву голубоглазые, так что дружине придется постараться при поисках полона.

— Ишь, какой разборчивый! — поддержала шутку княгиня. — Почему нашу Милу взял? У тверского князя дочь-краса, русая коса!

— Потому и взял, что девица краса, добрая душа! — ответил он в тон.

Так в шутливой словесной дуэли они и дошли до княжеского терема. У самого крыльца Евдокия Ивановна тихо шепнула:

— Спасибо за сына! Года не прошло, а ты сделал из него настоящего мужчину! — затем чмокнула в щеку и ушла в дом.

Норманн непроизвольно оглянулся на княжича, который гордо шел в окружении братьев и друзей. Он действительно сильно изменился, мышцы откликнулись на ежедневный спортзал. Теперь это был статный широкоплечий воин, вместо прежней показной гордыни в нем чувствовалась уверенность познавшего вкус сражений бойца. Его жена немного отстала, судя по жестикуляции, княжна чем-то хвасталась перед своими подругами.

— Встреть я в поле Василия Васильевича, не узнал бы, ей-богу, не узнал бы! — так охарактеризовал воевода происшедшие с княжичем изменения.

— Ну что, Судила Микульчич, берешь княжича себе в сотники? — пошутил подошедший князь.

— С таким учителем через год он и меня заткнет за пояс, — отшутился ярославский воевода.

— Будет из парня толк, сейчас над тысячей стоит, поднялся вровень с Ольгердом Гедиминовичем, — скупо похвалил Норманн.

Упоминание имени взятого в заложники сына литовского князя послужило поводом для расспроса о деталях проведенной операции. Слухов по этому поводу ходило великое множество. Как же, сын великого князя увезен в далекую Карелию вместе с семьей и дюжиной воинов из личной охраны! Вот и строили люди догадки о подвиге княжеских охотников, которые сумели и наказ выполнить, и никому не навредить даже малой царапиной.

На этот раз спуск по Волге проходил без спешки, гребцы выбрали неутомительный темп и даже отвечали на приветственные крики с берега. Ратники Руси всегда пользовались всеобщим уважением, каждый человек осознавал свою зависимость от их тяжелого и опасного труда. Ярославский князь трезво оценил силу Норманна с его возможностями подмять под себя восточные княжества. За время пребывания в Ярославле разговор в той или иной мере касался смещения политического центра в сторону Новгорода. В первую очередь это обернулось «подарком из Константинополя». Византия признавала московского митрополита, но присланные новгородскому архиепископу белый клобук и крещатые ризы делали Василия саном выше. Пытаясь сопоставить текущие события с известной историей, Норманн насел на Максима с требованием объяснить причины, по которым новгородцы отвезли подарок в Москву.

— Ты пытаешься найти интригу там, где ее нет и не может быть! — оторвавшись от компьютера, ответил тот.

— Я не ищу интриги, — вспылил Норманн, — а прошу объяснить причину!

— Она на твоей ладони! Люди бизнеса никогда не высвечиваются в политике, предпочитают оставаться в тени и незаметно управлять правителями, — устало ответил профессор.

— По-твоему, Новгород дал Москве взятку?

— Ты слишком примитивно мыслишь, взятка дается за конкретное действие или бездействие, здесь же заключили трехстороннее «вечное соглашение».

— Почему трехстороннее?

Максим убрал компьютер, после чего развернулся к Норманну и налег грудью на стол.

— С одной стороны Новгород со своими интересами, с другой стороны великий князь как политический лидер, третьим участником соглашения являлся московский митрополит. Понятно?

— Лоханулись господа новгородцы! — ухмыльнулся Норманн. — Иван Грозный чихать хотел на все договоренности! Скольких новгородских купцов он лишил жизни?

— Не лишал… — С некоторым удивлением в голосе ответил профессор. — Ты вообще о чем меня спрашиваешь?

Интересный ответ! Об учиненном московским князем «разгроме» Новгородской республики Норманн слышал не раз, поэтому уточнил свой вопрос:

— Я не помню дат, о казни купцов и вывозе вечевого колокола в Москву написано в школьном учебнике.

— Та-ак! — с довольной усмешкой протянул Максим и неожиданно спросил: — Тебе приходилось бывать в Новгороде? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Сколько там вечевых колоколов?

Норманн даже опешил от явного ляпа. Вечевой колокол находился в особой звоннице Софийского собора, на которой отсутствовал крест, чем подчеркивалось ее гражданское назначение. Второй колокол был установлен на Ярославовом дворе рядом с торговыми конторами и доступен каждому, желающему добиться правды. Колокол на Софийской площади отличался приятным тембром, отлили его на Валдае, второй привезли из Любека.

— В Москву увезли Колокол споров и обид, да? — спросил он удрученно.

— Сие случилось при дедушке Ивана Грозного, а куда увезли, то истории неизвестно, — весело ответил Максим.

— Ну и что! — не сдавался Норманн. — Опричники все равно разгромили Новгород!

— Купцы «казнились» царю, что не в силах более удерживать Пермскую и Югорскую волости. В то же время не желали выпускать богатый кусок из своих рук, вот и все.

— Ты не можешь говорить понятнее? При чем здесь волости и купцы?

— Да при том! Новгород требовал от царя, чтобы он послал в Сибирь карательную экспедицию, а тот поставил встречное условие — передать обе волости Москве, — продолжал веселиться профессор.

— Ермака хочешь приплести? — догадался Норманн.

— Ладно, — вздохнул Максим, — разложу по полочкам. Опричники насильно вывезли в Москву двадцать тысяч купеческих семей, а царь оставил за ними доходы с Сибирских волостей.

— Не путаешь? Там вроде фигурировал договор с поляками?

— Ну торговались новгородцы с поляками, пытались нанять их для похода в Сибирь. Где ты здесь измену увидел?

Разговор с Максимом заставил по-другому взглянуть на принятие Василием сана митрополита и возможные последствия происшедшего. Двадцать первый век отчетливо демонстрировал зависимость политических лидеров от теневых кукловодов. А здесь, в четырнадцатом веке, кого новгородцы выставят на подиум в качестве говорящей куклы? Норманна? Но Карельское княжество вполне самодостаточное, взаимозависимости с Новгородом нет. Москва-река повязала интересы новгородцев и москвичей, а последовавший выкуп Белозерского княжества окончательно объединил торговую империю. Или тихая политика посадников преследовала слишком далекие и пока невидимые цели? Норманн получит Белозерск с контролем выхода на Волгу и в Белое море, а Москва-река останется рычагом политического давления? В идеале вече желало получить сильного и послушного военно-политического лидера.

На подходе к Нижнему Новгороду галеру встретил драккар с гонцом от Кивача. Бывший староста, а по нынешним временам боярин, передал весточку о благополучном начале переговоров с кокшайским князем Вадломом. Если мордва уже организовалась в царство, то обитавшие на противоположном берегу Волги черемисы с бесермянами по-прежнему жили родовыми общинами. Норманн не питал иллюзий на тему какого-либо взаимодействия и не собирался призывать соседей к мирной жизни. Расположенное у берегов Волги Кокшайское княжество находилось всего лишь на пути к оседлой жизни, его жители только начали осваивать засечное земледелие. Именно это и послужило причиной для отправки посольства. Кивач должен был сманить на правый берег как можно больше семей, желательно вместе с князьком.

К месту, которое вскоре получит название Саратов, подошли с первыми лучами по-летнему теплого солнца. Спрыгнув на берег, Норманн неторопливо направился к заброшенному стойбищу хана Увека. Велика сила природы! Не прошло и двух лет, а чертополох с прочей дикой растительностью полностью скрыл следы былого присутствия людей. Осели засыпанные землей корзины, перевоплотившись в поросшие репейником кочки. Саратов — главная житница России, центр торговли мясом, рыбой и солью. Сюда свозят уральские металлы, которые выходят из заводских цехов станками и самолетами. Сейчас о десанте Карельского княжества свидетельствовал столпившийся в реке огромный флот. Крестьяне засевали пограничные с мордвой земли, часть воинов помогала возводить хлевы, амбары и жилые дома. Вторая половины дружины была брошена на вырубку окрестных зарослей. Именно вырубку, ибо ни одна коса не возьмет толстенные пожухшие прошлогодние стебли. Плюс ко всему здесь вольготно плодились такие ядовитые травы, как белена и черемис. Эдакие двухметровые стебли, одно прикосновение к которым могло дорого обойтись человеку, не говоря о домашней скотине.

— Андрей Федорович, выбирай! — Нил подвел к князю пару красивых жеребцов.

— Мордва подогнала всего лишь парочку лошадей?

— Табун на выпасе в верховьях Трещихи. Помнишь татарскую конную атаку, когда брали стойбище Увека?

— И лагерь там? — догадался Норманн. — А я головой кручу-верчу, да никак никого не высмотрю!

— Как княжеский шатер поставили, так люди работу побросали и сбежались полюбоваться! — похвастался Нил.

Новый шатер начали шить еще по осени. Голубой всем хорош — и красив, и удобен, только глупо возвращаться на Волгу со старым трофеем. Засмеют, назовут скрягой. Софья Андреевна подготовила масштабные выкройки, кораблестроители выполнили на плазе разметку и раскроили желто-золотистый шелк. Кожевенники изготовили тиснением и раскрасили злобные медвежьи морды, стекольщики добавили алые глаза и языки. Прогнав эскиз через компьютерное моделирование, Максим придумал схему цветных стекол и зеркал. Вспомнив проект, Норманн посмотрел на солнце и невольно улыбнулся:

— Что, сияет всеми цветами радуги?

— Глаз не оторвать! — подтвердил Нил. — Чудо дивное, а не княжеский шатер!

— Много ли земли успели очистить? — поглаживая выбранного скакуна, поинтересовался князь.

— Трудно татарник рубить, очень трудно! Я умаялся за неполный часок, — пожаловался Нил.

— Что за татарник? Никогда не слышал о подобной траве.

— Вот он, — сотник раздраженно пнул ногой ближайший колючий куст, — прям лесорубы, а не косари!

Местный репейник совсем не похож на привычный сорняк средней полосы России. К двухметровым кустам трудно подобраться, длиннющие острые шипы рвут одежду, нанося болезненные раны. В период подготовки к десанту Максим выкопал в компьютере чертежи пароконной косилки для кукурузы, а кузнецы сумели-таки за зиму сварганить парочку экземпляров. По нынешним временам безумно дорогой агрегат, и не только по причине высоких цен на железо. Большинство деталей сейчас просто нереально выковать. Умельцы нашли выход, покопавшись на складе разобранных автомобилей, они подобрали и приспособили подходящие железяки. Осилить Дикое поле можно или тяжелым трудом, или техникой.

— Косилки уже выгрузили или нет? — поинтересовался Норманн.

— Первую машинку кузнецы обещали подготовить к завтрашнему дню, — ответил Нил.

На спуске с холма открылась панорама освоения Дикого поля. Широкая дуга косарей буквально рубила неподатливые стебли татарника, порой прикрываясь рукой от ядовитого сока черемиса. Скошенную траву собирали в мелкие стожки, которые после просушки должны были сжечь. На готовых участках пахари погоняли неторопливых волов. Рядом сеяли пшеницу, а ближе к лагерю мурманы ставили мазанки с подсобными строениями. Армия Норманна поднимала целину и готовила землю для пока еще гипотетических крестьян.

На первом этапе освоения Нижнего Поволжья строительство крепости Саратов не предусматривалось, как и не было смысла закладывать город. Астраханский тракт у стойбища Увека разделялся на две дороги, одна шла к Нижнему Новгороду, вторая в Рязань. Через три века на юго-восточных торговых маршрутах появятся такие сторожевые крепости, как Пенза, Тамбов и Саранск. Благодаря плодородному чернозему и высоким урожаям пшеницы они быстро вырастут в зажиточные купеческие города. Сейчас незачем спешить, первопоселенцам предстоит освоить землю вдоль дорог со стороны Мордовского царства и засечной крепости Сердобск. Отсюда, со стороны будущего Саратова, пойдет встречная волна крестьянских хозяйств. Город вырастет сам по себе, сначала купцы откроют конторы с амбарами и причалами, затем настанет время для строительства крепости. После приезда Норманна не прошло и десяти дней, как со стороны Рязани потянулись крестьяне со своим скарбом. Добровольные переселенцы кланялись князю и просили землю. Кто бы возражал!

— Андрей Федорович! — В шатер вбежал взволнованный Дидык. — К нам пополнение из Твери во главе с воеводой!

Интересный расклад! Дружина пришла по велению тверского князя, иное невозможно по определению. Но с какой стати Александр Михайлович собрался воевать? Или слух по земле пробежал о шевелениях среди половцев или монголов?

— Зови! — разрешил Норманн. — Кстати, как воеводу зовут?

— Павша Якунович, — ответил Дидык, — ни разу в сече не бывал, но дружину готовил усердно.

На вид тверскому воеводе было лет тридцать с небольшим, статен и широкоплеч. Войдя в шатер, первым делом перекрестился, затем отвесил хозяину низкий поклон:

— Приветствую тебя, князь, и низкий поклон от всей Твери за приют нашего князя и учение Федора Александровича. — Он еще раз поклонился, на этот раз до самого пола.

Норманн внимательно присматривался к нежданному гостю — на лице ни тени усталости, чистая и опрятная одежда. Тысячекилометровый марш-бросок никак не отразился на его внешнем виде. Сколько же они топали? Месяца полтора, не меньше. В чем же причина нежданной помощи?

— Садись, воевода, да расскажи, как осилил столь нелегкий и дальний путь, — заинтересованно спросил князь.

Павша Якунович неожиданно потупил взор, несколько раз провел ладонью по колену, словно разглаживая невидимую складку, и виновато ответил:

— Мы хотели тебя у Рыбинска встретить, да лед с Вологи долго сходил. Пришлось вдогонку бежать.

Вот оно что! Они добирались не пешодралом, как подумал Норманн, а Волгой! Осталось разузнать последние новости, поэтому он перешел к главной теме:

— Что слышно из Рязани? В княжеском тереме по-прежнему грызутся или временное перемирие?

— В змеюшнике перемирий не бывает, — усмехнулся тверской воевода, — за зиму отравили двух дядьев и одного племянника.

Рязань славилась не только своим богатством. За последнее столетие там ни разу не передавалась власть от отца к сыну или по лествичному праву. Постоянные родственные разборки сопровождались «несчастными случаями» и «язвенными болезнями». Огромное княжество начиналось в пятидесяти километрах от Москвы и простиралось на юг чуть ли не до Воронежа. При этом оно фактически не делилось по уделам, если не считать двух важных торговых центров. Муромом «управлял» внук правителя, в Пронске, что стоял на Муромском тракте, сидел старший княжич. Опасаясь в равной мере как нестабильности рязанской власти, так и немалой дружины великого князя, Норманн держал под Саратовом всю свою армию.

— Коль скоро в Рязани пока не шевелятся, мы сами сделаем первый шаг и посмотрим на результат, — сказал он с хитринкой.

Оба воеводы переглянулись, а Дидык на всякий случай уточнил:

— Де Оньян придет через неделю, но в бою от него не будет проку. Новички толком к седлу не привыкли, не говоря о сече.

— Неделя, говоришь? — в задумчивости переспросил Норманн. — Хорошо, пусть будет неделя. Готовься, Захар Иванович, к княжению, за неделю заканчивай церковь и собирай всех воевод! Будет народу праздник, а тебе честь и княжеский удел!

Ошеломленный Дидык с минуту не мог проронить и слова, затем упал на колени:

— Князь! Андрей Федорович! Смогу ли я? Три года назад ты поднял меня из нужды, а сейчас возвышаешь до княжеского удела!

— Не возвышаю, а взваливаю на твои плечи тяжкий груз! Тебе предстоит построить в Диком поле русское княжество! — с некоторым пафосом ответил Норманн.

— Не подведу! — твердо ответил Захар Иванович, перекрестился на иконы и поднялся с колен.

— Слово за тобой, Ольгерд Гедиминович! — Норманн повернулся к сыну Гедимина. — Осилишь ли в Диком поле свой удел? Сумеешь построить на Камышинке город и крепость? Дашь приют и защиту генуэзским и персидским купцам?

Лицо Ольгерда стало белее мела, словно ища подсказки, он растерянно оглянулся на персов и китайцев, затем резко встал.

— Ты… Андрей Федорович, ты доверяешь мне удел?

— Пока что я доверяю тебе заросшее татарником с черемисом поле, — спокойно ответил Норманн. — Сумеешь развернуться — на Верблюжьем холме вырастет крепость с церквями, рынком и постоялыми дворами. Ты не спеши, подумай, при любом ответе я помогу тебе взять стол отца.

— И сделаешь Гродно своим уделом, — горько усмехнулся Ольгерд.

— Только что я просил тебя не спешить, — сохраняя спокойствие, ответил Норманн. — Гедимин создал великое княжество за десять лет, а разодрать его в клочья хватит и двух годков. Повторяю, ты волен в своем выборе.

— После смерти отца я могу остаться здесь? — уточнил Ольгерд.

До гибели литовского князя осталось менее двух лет, это без учета отправленных гроссмейстеру денег и охотничьих команд. Что за два года можно сделать на реке Камышинка? Построить несколько дюжин домов и обнести их невысокой стеной, вот и все. Учитывая ушедших на Дон пиратов и спустившиеся в устье Волги воинские отряды Ганзы, торговля в регионе замрет как минимум на год.

— Еще раз повторяю, ты волен в своем выборе, — решительно ответил Норманн.

Ольгерд опустился перед князем на колени и твердым голосом произнес:

— Благодарю за честь, Андрей Федорович, клянусь служить тебе верой и правдой!

Надолго ли? Усидит ли он в низовье Волги, когда начнут рвать на части Литву? Польское княжество, столица Познань, Мазовецкое княжество, столица Варшава и Вислянское княжество со столицей в Кракове объединят в этой борьбе свои усилия. В результате сначала появится Речь Посполитая, а затем о Литве вообще забудут, выведя куцые земли в статус гетманства. Гедимин собрал княжества от Волыни до Полоцка в единое государство, заложил Ковно — Каунас, Вильно — Вильнюс и Троки — Тракай, а сыновья влет профукали завоевания отца.

Конным строем по двое княжеская сотня не спеша выходила на дорогу вслед французским шевалье. Норманну пришлось задержаться, норвежцы успели махануть на Каспий и вернуться с двумя сотнями пленных. Придется подождать, пока уляжется пыль, и нагнать отряд к обеденному привалу. Коротая время, он выехал на утес, где когда-то находилось стойбище Увека. Разлив практически скрыл противоположный берег, создав иллюзию безбрежного океана. Волга не просто красивая река, это старейший торговый путь в истории цивилизации. Никто не назовет имя первого купца, как и неизвестны некогда жившие здесь племена. В алмазных кладовых Эрмитажа хранятся найденные в курганах уникальные ювелирные изделия доисторических времен — тех времен, когда Европа еще не знала греков. Тончайшая и искусная работа до сих пор недоступна ювелирам двадцать первого века. Вместе с тем непонятен конечный покупатель китайских и индийских товаров. Да, золото и серебро добывают на севере Швеции с незапамятных времен, вместе с тем на Готланде совсем недавно узнали письменность. Раз нет письменности, значит, нет и торговли. Даже примитивная сделка — обмен самородка на кусок шелковой ткани — требует определенного уровня развития цивилизации. Дикарям не нужны бархатные камзолы, для решения вопроса «кого бы сегодня съесть» требуется дубинка.

— У вас есть новости от пиратов или отрядов Ганзы? — спросил Садиги ас-Хафиз.

Норманн обернулся к персидскому послу, который подъехал к обрыву вместе с генералом Ян Вэй Джуном. Наивные, какие могут быть новости! И безразлично ответил:

— Между нами нет и не может быть никакого взаимодействия. Они пришли грабить, а я строить города.

— Разве вы не планировали никаких совместных акций? — озадачился перс.

— С какой стати? Перед нами стоят совершенно разные цели. Пираты и отряды торговых домов Ганзы ищут быстрого обогащения, я хочу обезопасить торговый путь.

Здесь Норманн немного приврал, он не альтруист и никому не собирался оказывать бескорыстную помощь. Интересы кочевников и торговцев давно связаны в один узелок, сейчас он пытался добавить новую ниточку и двинуть Русь на юго-восток. Последствия предсказать невозможно. Разгром кочевых племен Тамерланом продолжился нашествием калмыков, остаткам половецких улусов пришлось искать убежище в горах Кавказа.

— Вы жертвуете союзниками, обрекая их на смерть! — недовольно заметил Ян Вэй Джун.

— Вы правы в одном, уважаемый генерал, союзники действуют сообща по заранее выработанному плану. Вы предлагаете мне броситься сломя голову в степь в надежде ограбить как можно больше китайских купцов? Или спуститься на ушкуях по Дону и захватить Азов? — с нарочитой горячностью воскликнул Норманн.

— В степь идти нельзя, — согласился Ян Вэй Джун. — Ваш поход на Азов принесет реальную пользу и может решить исход войны.

Наивный генерал! Вмешательство в боевые действия приведет к обратному результату!

— Азов нужен Персии, Генуе, Византии и половцам, для меня эта крепость лишь ненужная обуза. — Норманн мельком глянул на Садиги ас-Хафиза и продолжил: — Генуэзцам не дотянуться до атабека Атсиз Тутуша, а мне не вырваться обратно.

— Почему вы в этом уверены? — заинтересовался персидский посол.

— Сейчас у меня с ногайцами мирный договор, но стоит купцам потрясти кошельком, и кочевники о нем забудут.

— В равной степени они могут забыть о договоре с Персией и напасть на почтенного Атсиз Тутуша, — возразил Садиги ас-Хафиз.

— Исключено! — улыбнулся Норманн. — Ногайцам три недели идти до Азова, а мне до их стойбищ рукой подать.

— Князь абсолютно прав, — поддержал генерал. — Порой угроза вторжения намного эффективнее самой войны.

— К тому же пираты Рюгена заблокируют Азов с моря и создадут для мишарей множество проблем, — в раздумье добавил персидский посол.

— Андрей Федорович, поделитесь вашими прогнозами на результаты атак отрядов торговых домов Ганзы. — Генерал Ян Вэй Джун снова трансформировался в вежливого китайца.

Не прост генерал, совсем не прост! Знает, что европейцы воспринимают традиционную форму общения китайцев как услужливую подчиненность, и ловко этим пользуется.

— Карфи вернутся сюда не далее чем через месяц и практически без воинов.

— Вы предвидите поражение своих союзников? — уточнил Садиги ас-Хафиз.

— Не поражение, а полный разгром, — ответил Норманн. — Степь диктует свою манеру войны, с которой европейцы совершенно не знакомы. Чистый горизонт не синоним отсутствия врага, конные отряды легко обойдут по ложбинам и ударят с тыла.

— Неужели вы не предупредили комендантов отрядов? — продолжал допытываться персидский посол.

— И предупредил, и каждому вручил специальную памятку! Беда в том, что ганзейцы привычны к морским сражениям, а здесь совершенно иные условия и неизвестный враг. Плюс ко всему они уверены в своем превосходстве, первая же неудача подорвет общее моральное состояние.

Садиги ас-Хафиз затеял с Ян Вэй Джуном диспут на тему тактики степных сражений, а Норманн вернулся к размышлениям. Между кочевниками и норвежцами много общего. Обе цивилизации еще не доросли до феодальных отношений, остались на уровне архаической демократии родовых общин. Кочевники собирались на курултай, норвежцы на тинг, где лучшие воины оспаривали право стать вождем племени или главой похода за добычей. В степь пришли монголы и разослали по улусам родственников Чингисхана. На Скандинавский полуостров пришли латиняне и поставили над норвежцами крещеных королей. В обоих случаях законы предков оказались грубо попраны, во главе встали далеко не лучшие из лучших. Норвежцы штурмовали королевские резиденции, а кочевники выжидали. Но вот в Самарканде умер хан Узбек, в Каракоруме началась резня между его сыновьями, и степь тут же откликнулась восстанием против Чингизидов. Именно этот фактор и собирался использовать Норманн для внедрения в низовья Волги и создания двух городов.

Сердобск оказался небольшой рубленой крепостью, расположенной у брода через небольшую речушку. Что интересно, на другом берегу сплошной стеной стоял настоящий сосновый лес. В понимании Норманна между голой степью и лесом должна была находиться промежуточная полоса кустарника с рощицами лиственничных деревьев. А тут как будто невидимая рука провела резкую границу. За рекой вековые сосны, а здесь ни одного деревца, лишь буйство татарника с черемисом. С этой стороны у дороги уже выросло несколько добротных деревень первопоселенцев с обширными полями. В ближайших оврагах воины насыпали дамбы, и следующей весной там появятся пруды. Пройдет время, и глинобитные домики утонут в благоухании садов.

Километрах в пяти от крепости сделали небольшой привал, надо было почиститься, привести себя в порядок и дать хозяевам время на подготовку к встрече. Посланный к воеводе Сердобска гонец вернулся два дня назад, но это было предупреждение общего характера. Норманн с интересом разглядывал стены, вдоль которых ровной линией висели на кронштейнах утыканные острыми кольями бревна. Надежная защита! Висящее на цепи бревно помешает поставить штурмовую лестницу, а между бревном и стеной не пролезть даже безоружному. В дополнение к бревнам через равные промежутки на балках висели такие же шипованные колобахи. Защита по полной программе! Чуть качни комель бруса, и колобаха начнет мотаться вдоль стены, сметая идущих на штурм безумцев.

Не так-то просто взять крепость даже с гарнизоном в пятьдесят человек, тем более что здесь заранее подготовили средства защиты. Малые силы повернут обратно, большой отряд пройдет дальше, и только войско остановится для штурма. На это и расчет, гарнизон обязан предупредить о приближении врага. На высоких столбах заготовлен материал для двух костров, одиного — дневного — с едким черным дымом, другого — ночного — с сильным пламенем. Норманн покосился на спутников, но те приводили в порядок одежду, крепость их совершенно не интересовала. Действительно, что здесь увидишь нового? Шипованные бревна на уровне зубцов? Болтающаяся защита? Общеизвестная методика обороны применялась с дохристианских времен от Китая до Балтийского моря. Что интересно, Европа застыла в трепете перед мощью греко-римских осадных башен, так и не найдя достойного противодействия.

Человечество придумало великое множество различных способов как защиты крепостей, так и их штурма. Некоторые из них вошли в историю как образцы изворотливости. В шестнадцатом веке Турция решила взять под свой контроль все острова Восточного Средиземноморья. Турки успешно крушили чужие крепости, пока не добрались до рыцарского ордена Ионитов, прозванного впоследствии Мальтийским орденом. Приготовив мощную осадную артиллерию, османы обложили стены и принялись усердно долбить ракушечник.

Нападающие и защитники в равной мере предвидели скорый конец осады, но великий магистр Жан Паризо де Ла Валетт нашел оригинальный выход. Дело в том, что в начале шестнадцатого века Франция заключила с Турцией военно-политический союз, который просуществовал до Первой мировой войны. Великий магистр в спешном порядке продал Мальту французам, а вырученные за остров деньги в качестве моральной компенсации отдал Стамбулу.

— Андрей Федорович! — встрепенулся Нил. — Из крепости вышли верховые, на рысях к нам повернули!

Ну что же, одежда вычищена, а переодеваться нет смысла, не тот уровень встречи. Остался последний штрих!

— В седло! — скомандовал Норманн. Это обязательное условие, как бы подчеркивающее равенство приезжающих и встречающих.

Шестеро всадников во главе с Нилом возглавили колонну и развернули над головой черно-желто-белый флаг со стоящим на задних лапах медведем. В четырнадцатом веке мишка присутствовал на гербах практически всех княжеств. Это и символ Макоши, и дань владыке лесов. Здесь, в лесостепном районе, главным зверем являлся тур, а крупнее волка хищников не водилось.

— Воевода в красной мурмолке, зовут Колыш, — шепнул полусотник, что ехал по левую руку от князя.

Норманн присмотрелся к приближающейся шестерке верховых: нарядная одежда из простых тканей, каждый при мече. У передового в руках пика с желто-зеленым флажком. Интересно! Четырнадцатый век, а на Руси уже есть полковые вымпелы! Позади всадников начала просматриваться панорама прилегающих к крепости полей и огородов.

— Не забыл предупредить воеводу о количестве наших воинов и лошадей? Вокруг крепости совсем мало посевов!

— Сразу предупредил, чтоб не пугались, — успокоил полусотник, — а сеют они только для себя. Здесь с десятины берут берковец хлеба.

Полусотник принялся рассказывать о встрече с сердобским воеводой. О чем говорил, что спрашивал, чем накормил.

Норманн только делал вид, что слушает, его одолевали мысли о заселении Поволжья. Он внедрялся на ничейные земли, где исторически никогда не было постоянных хозяев. Вместе с тем это не давало никакой гарантии безопасного развития создаваемых городов. Что на север, что на юг — ближе полутысячи километров никого не увидишь. На западе вообще первое жилище — литовская крепость Гомель. Рязань на северо-западе и пока что потенциальный враг. Зато восточное направление обещало сюрпризы. Здесь недалеко в Волгу впадает река Большой Иргиз, которая выходит на башкирские земли Южного Урала. Вот и думай, где найти союзников и чем их заинтересовать.

Если со стороны крепость показалась крошечной, то изнутри она напоминала маленький город с центральной площадью, церковью и добротным домом воеводы. Единственные ворота в городской стене служили наглядным подтверждением того, что перед гарнизоном не ставилась задача задерживать врага. Брод находился вблизи угловой башни, что позволяло противнику пройти мимо крепости. Въезд в город оказался с заковыркой. Норманн впервые увидел так называемый «косой прируб», широко распространенный на Руси и практически неизвестный в Европе. Под угловой башней находились широкие ворота, а сам прируб в конце сходился клином с боковым въездом в город. Прорвавшись внутрь, враг неизбежно создаст давку и будет легко уязвим для удара сверху. Кроме того, для штурма вторых ворот практически не было пространства.

Угловая башня за счет прируба получилась очень широкой, поэтому на верхней площадке поставили аркбаллисту, которую воевода назвал «самострелом». Считая себя специалистом по древнему метательному оружию, Норманн не удержался и поднялся наверх. Сюрпризец, однако! Натяжение осуществлялось при помощи бегающей по рейке шестеренки. Причем весь механизм взвода был сделан из дерева! Нет, никто не вырезал из дуба зубчатую рейку и шестерни, деревянная механика внешне выглядела совершенно иначе. Суть в том, что реечный взвод принято связывать с развитием кузнечного дела, и датируют его не ранее шестнадцатого века.

— Откуда у тебя это чудо? Из Рязани прислали? — поглаживая аркбаллисту, спросил Норманн.

— Как же, дождешься! От князя нет ни денег, ни помощи! — обиженно воскликнул воевода.

— Сами себя обеспечиваете?

— Приходится, — шмыргнул носом Колыш. — Мы пытались зерном торговать, так бояре сразу мзду затребовали.

— Неужели самострел в складчину покупали? — с недоверием спросил Норманн. — Он стоит немалых денег!

— Не, — хитро прищурился воевода, — купцы от башкир шли, а денег на лодки не хватило, вот железом и расплатились.

Протекающая под стенами крепости Сердоба впадает в Дон, так что караванам с уральским железом здесь самый короткий путь.

— Кузнецы сделали дуги, остальное сами смастерили?

— Ну да, — словно что-то само собой разумеющееся, подтвердил Колыш и не удержался от бахвальства: — Железа хватило на три самострела, так мы два продали с хорошим прибытком!

Торговая смекалка присуща каждому человеку, одни умеют выгодно продать, другие купить. Здесь живут не просто горожане, а единый воинский коллектив, поэтому торговля для «общества» обязательно возьмет верх над самым ловким и говорливым купцом.

— Конструкцию самострела сами придумали или делали по образцу? — с деланным безразличием поинтересовался Норманн.

— Чего тут выдумывать? — Воевода даже удивился вопросу. — Подобные стрелялки увидишь в любой крепости. В Рязани их вообще не счесть, на каждой башне стоят, да князь в ружейной палате дюжину прячет.

К воротам подъехал обоз, и дружинники принялись перегружать имущество с телег на ручные тачки, иначе через прируб не завезти. Крепость не способна была вместить весь отряд, поэтому сотники завернули часть возничих к месту будущего лагеря. Резвая конница на марше — всего лишь киношный вымысел. Под открытым небом можно покемарить пару ночей, затем усталость свалит человека. Для полноценного отдыха нужна палатка с набитым теребленой пенькой тюфяком, подушкой и шерстяным одеялом. И горячее питание никто не отменял. Лошадкам требуется не только корм, но и уход. Обоз приписан к каждой сотне, где кроме возничих с поварами в телегах сидят кузнецы и шорники, лекари и ветеринары. Воин упал на подушку, а тыловая служба начинает осмотр лошадей, сбруи и подков.

— Завидую твоим воинам, князь Андрей! — со вздохом сказал воевода. — У дружинников продумана каждая мелочь, взяли даже разборные столы со стульями.

— Как же иначе? — пожал плечами Норманн. — Если я требую от воинов постоянной готовности к бою, значит, должен освободить их от бытовых неудобств.

Колыш с грустной улыбкой рассказал о прошлогоднем сборе ополчения, куда привозил на смотр троих новичков. Половина уделов забыла о шатрах, и почти все пришли без поваров. Экономия, никто не хочет попусту тратить деньги. За разговором спустились с башни, после чего воевода провел князя по коротким улицам, не утаив три подземных хода «последнего шанса». Норманну понравилась обустроенность засечной крепости. Крыши и стены домов были добротно окрашены известью, которая служит прекрасным огнезащитным средством. На площади под навесом стояли два пожарных насоса, или «качалки», как их сейчас называли. Чистота и порядок радовали глаз, лишний раз подчеркивая добросовестную службу гарнизона.

Первый день посвятили праздному отдыху и знакомству с населением крепости. Как выяснилось, гарнизон находился на полном самообеспечении, включая набор пополнения за счет естественного прироста населения. Рязань практически не помогала и не вмешивалась в дела воеводы. Просьбы обновить оружие или броню неизменно пересылались пронскому князю, который каждый раз от этого открещивался. Засечные крепости были под рукой рязанского воеводы, а он и рад бы помочь, да не смел вмешиваться в великокняжеские дела. Одна радость, люди здесь не платили подати и втихаря приторговывали, получая порой неплохую прибыль. На третий день под стенами крепости устроили состязания, одни отчаянно сражались в лапту, другие показывали умение, играя в городки. После игр воевода устроил пир, там и состоялся главный разговор.

— Не по правилам ты поступаешь, Андрей Федорович, граница между княжествами проходит аккурат посредине между крепостями, а ты поставил деревню у меня под боком, — выпив хмельного, укорил Колыш.

— Не беда, — усмехнулся Норманн, — если хочешь, завтра заложу острог на том берегу Сердобы.

— Как так! Нельзя! Ты нам всю торговлю сломаешь! — испуганно ответил воевода.

— Вот видишь, зачем здесь еще одна крепость? На Масленицу кулачные бои устраивать?

— По долгу службы я должен отписать в Рязань, а там за нерадивость строгий спрос. Высекут, не слушая оправданий, и выгонят, — потупив глаза, пояснил Колыш.

Что-то подобное Норманн предвидел. По уму следовало посылать в Рязань посольство и договариваться о совместной границе. Затея не только колготная, она давала правителю Рязани незаслуженные козыри, карельский князь изначально оказывался в роли просителя. Нет, такой хор петь не будет, он ничего не собирался просить у Ивана Ивановича Коротопола!

— Можешь отписать, что крепость заложена на Камышинке, а линия разделения проходит южнее стойбища Увека, — с прежней усмешкой предложил Норманн.

— Так далеко никто не пойдет! — отшатнулся воевода. — Степняки жизни не дадут, как пить дать всех вырежут!

— Вот видишь! Сами боитесь идти на юг, а на чужие деревни заритесь!

— Я-то что? Я ничего! Мне и без этого хватает на жизнь, каждый год продаю по несколько дюжин лодок, — с покорным видом ответил Колыш.

— Есть другое предложение, я покупаю Сердобск, за крепость плачу сто гривен серебром. — Норманн вмиг стал серьезным.

Сто гривен? Всего четыре килограмма? Князь нисколько не сомневался в успехе предложенной сделки. По большому счету Рязани с этой крепости никакого проку. А если предположить, что княжеский воевода подворовывает, то Иван Иванович Коротопол окажется в выигрыше. Кроме того, местный воевода с гарнизоном явно не прочь переметнуться под руку карельского князя. Не просто так дружина в лапту и городки играла. Сейчас в Сердобске каждый пацан знал размер воинского жалования и условия службы у Норманна, не говоря о шелковых одеждах. Колыш с надеждой посмотрел на Дидыка как на своего будущего князя и осторожно спросил:

— Вдруг не согласится или серебра много потребует?

Норманн выдержал паузу, ибо был уверен в полной заинтересованности местного гарнизона. Ради смены сюзерена они наизнанку вывернутся, а то и сами доплатят. Денег не жалко, надо помнить простую истину: щедрость развращает людей, стимулирует желание получить еще раз, причем много и на халяву. Гарнизон Сердобска сам должен постараться, в противном случае выгоднее построить свой пограничный острог.

— У меня выбор небольшой, — как бы раздумывая, заговорил он. — Могу по Оке подогнать к Рязани несколько тысяч воинов. Пока князь думать будет, они рыбу половят или в Муроме порезвятся.

— Иван Иванович в родстве с половцами, — осторожно заметил воевода.

— Какая покойнику от этого радость? — снова усмехнулся Норманн. — Мне проще дать денег Андрею Ивановичу, а тот в благодарность Сердобск даром отдаст.

— Следующий засек в Чембере, отсюда день вскачь идти. Так что эта крепость, — для наглядности Колыш топнул ногой, — для Рязани значения не имеет.

— Вот видишь, — Норманн сменил усмешку на доброжелательную улыбку, — собирайся в дорогу, а результат доложишь князю Захару Ивановичу.

— Мне бы в помощь кого, — попросил Колыш. — У наших в Рязани нет ни друзей, ни знакомцев.

— Не беда! — по-прежнему доброжелательно ответил Норманн. — Спроси купца Островуга да на меня сошлись. Он тебе поможет, я ему помогу.

— За старания получишь деревню, что в пяти верстах от Сердоболя, — добавил Дидык на правах удельного князя.

От этих слов Колыш зарделся. Еще бы, ему был обещан удел! Это совершенно иной общественный статус! Из простого воеводы засечной крепости он поднимался на уровень владетеля маленького города с деревней! Как бы там ни было, Норманн был абсолютно уверен в успехе затеянной авантюры. На его стороне личный интерес не только воеводы, но и всего гарнизона, это раз. Сейчас Рязань большой торговый центр, купцы продают местную пшеницу, спускаются по Волге в Астрахань и Сарай. Кроме того, находящийся в Пронском уделе шлюз, который называется ряж, соединял притоки Оки и Дона. Рязанские купцы имели в городе большой вес и оказывали серьезное влияние на политику правящих князей. Островуг не последний из них, изворотлив и умен. Он сразу оценит личную выгоду и обязательно поможет, это два.