На аэродроме действительно кипела работа, пленные лопатами выравнивали грунт, разбивали подготовленное место на ровные квадраты и заливали их бетоном. Работа шла непрерывно с короткими перерывами на прием пищи. Партизаны правы, с охраной разобраться пара пустяков, эсэсовцы сидят на вышках, охраняя лагерь и строящуюся взлетно-посадочную полосу. За работой следят бригадиры из пленных, да пара геодезистов контролирует соблюдение проекта.

На стоянке стоял одинокий «До́рнье 217», который в Люфтваффе считался откровенно хреновой машиной. Из-за низкой устойчивости к атакам истребителей его выпускали в варианте торпедоносца или бомбардировщика морских целей. Так что для перелета к своим он совсем не годился, собьют и «караул» крикнуть не успеешь. Олег достал бинокль и внимательно осмотрел виднеющиеся в отдалении дома и непроизвольно воскликнул:

– Опаньки! Да там казармы со стоянкой самолетов и действующая взлетно-посадочная полоса!

– До них четыре километра, пока очухаются, ты уже помашешь мне крылом, – усмехнулся Василич.

Нет, улететь он не сможет, во-первых, он не умеет летать на бомбардировщике, во-вторых, на подготовку к вылету уйдет часа два. Невдалеке заработал двигатель с характерным режущим звуком стоящих в нулевом положении лопастей. Олег встрепенулся: сомнений нет, это «Мессершмитт»! Пушка отстучала короткую очередь, после чего двигатель нехотя остановился. На каждом аэродроме есть стрельбище для согласования линии выстрела с прицелом. Вот реальный шанс угнать самолет, и его упускать нельзя!

Олег обернулся к партизанам:

– Надо перебраться поближе к тем домикам.

– Ничего интересного там нет, – возразил Василич, – в одном отсиживаются три солдата с винтовками, в другом вечно пьяные немцы в грязных комбинезонах.

В сорок первом семимиллионный Вермахт атаковал шесть с половиной миллионов советских солдат. В сорок втором Вермахт увеличили до десяти миллионов, в сорок третьем силы немцев на Восточном фронте достигли одиннадцати миллионов. Люфтваффе лишилось рот охраны, а солдаты из частей аэродромного обслуживания стали заступать в суточный наряд. Дежурство считалось наказанием, кроме того, начальники служб старались отправлять туда самых ленивых и бестолковых солдат.

– Хочу посмотреть на самолет в капонире, – уточнил Олег.

– Ты хочешь его угнать, – догадался Василич.

– Там несколько оружейников и техников, мы их тихо перебьем, и я улечу.

Чаще всего капониром служит высокая, метра под три, насыпь в виде буквы «П». При проверке бортового оружия такая насыпь обязательно есть. Мало ли что, может всякое случиться, включая срыв пушек с крепления – снаряды разлетятся в разные стороны и жертв не миновать.

– За мной! – тихо скомандовал Василич и пополз через заросли бурьяна с чертополохом.

Самолет удивлял своей странной конструкцией – передняя стойка шасси с кабиной почти на носу заставили вспомнить «Аэрокобру» с двигателем позади пилота. Приплюснутые бока напоминали «Мессер», но фюзеляж непропорционально короток по отношению к крыльям. Тем не менее это именно «Мессершмитт», пусть и незнакомой конструкции. И Олегу придется рискнуть, потому что иного шанса нет. Олег взял дедовы талмуды и свой шлемофон, тем самым прикрыв фальшивые офицерские планшеты, и направился к непонятному самолету.

– Чего, спрашивается, ходить? Я сто раз говорил командиру, что здесь заводской брак, – увидев летчика, недовольно сказал техник.

– Готовь к вылету, приказано отогнать назад. – Олег с насмешкой показал упакованные тетради. – Вон штабные всучили тонну отчетов.

– Давно пора, прислали на войсковые испытания, а он стреляет в разные стороны. Вы немного подождите, без подвесного бака до завода не долететь.

– Мне сказали, что парашют в кабине.

– Так точно, уже месяц в кабине валяется.

Олег непроизвольно вздрогнул – за месяц парашют слежался и не раскроется, а он собирался после пересечения линии фронта сразу выпрыгнуть. Придется садиться, что на незнакомом самолете да еще с крестами чревато фатальным последствием.

– Покажи новшества в кабине, – попросил он.

– Первый раз? На малых скоростях его мотает в разные стороны, поэтому при взлете и посадке энергично работай рулями.

Вот попал! При его опыте только норовистого самолета не хватало! Олег забрался в кабину, а техник, стоя на стремянке, начал объяснять назначение многочисленных тумблеров. Триммеры и элероны выставлялись электроприводом, а трехполюсной переключатель задавал фиксированные положения. Конструкторы явно позаботились о новичках, коих в Люфтваффе сейчас большинство.

Пока он осваивался, куцый тракторишка отбуксировал самолет на рулежную дорожку, техники подсоединили электрокабель и запустили пускач. После команды «от винта» захотелось сразу начать разбег, но Олег запросил командный пункт:

– Два нуля пятый к полету готов, прошу разрешить выезд на рулежную дорожку.

– Здесь тебе не Темпельхоф, если готов – уматывай восвояси, – «вежливо» ответил руководитель полетов.

По-школьному аккуратно Олег вырулил на старт, затем переключил разворот лопастей на положение «взлет» и отпустил тормоза. Самолет словно нехотя покатился, но быстро набрал скорость отрыва, секунды разбега показались вечностью, и он излишне резко поднял нос. Обошлось, новый двигатель вытянул наверх, на тысяче метрах выполнил обязательную коробочку с покачиванием крыльями над местом, где затаились партизаны, и домой!

Набрав высоту, Олег взял курс на северо-восток и начал внимательно рассматривать землю. Карты нет, и самым надежным ориентиром станет железная дорога. К сожалению, внизу виднелись лишь руины городов да пепелища деревень. Люди добрые, подскажите летящему в небе парню схему железнодорожных линий Белоруссии! Пришлось подвернуть восточнее, и искомый поводырь заблестел на солнце стальными рельсами.

В небесной синеве ни единого облачка, самолет словно повис на одном месте, лишь мелкие пузырьки в стеклянной трубочке сообщали о расходе бензина в подвесном баке. Странно, по времени скоро должна быть линия фронта, в небе ни единого самолета и эфир безмолвствует. Впереди показалась белоснежная стена кучевых облаков, и он на всякий случай поднялся до пяти тысяч метров.

Вот и надежное прикрытие для пересечения зоны активных боев! Радость оказалась преждевременной, изнутри облака оказались черными с проливным дождем, а воздушные потоки нещадно швыряли самолетик во все стороны сразу. Вцепившись в «кочергу», словно котенок в бантик, он едва успевал компенсировать удары стихии и удерживать высоту. С направлением полета получалось хуже, владыка ветров одним махом разворачивал самолет на десятки градусов.

Наконец болтанка приутихла, пора пробивать облачность, надо увидеть землю. В первый момент чернота и белые облака внизу создали иллюзию, что он летит вверх ногами, но нет, авиагоризонт не может ошибаться. Он летит буквально в нескольких метрах над вершинами деревьев! Тут еще двигатель нервно зачихал. Олег торопливо переключился на основной бак и немного увеличил высоту полета. Альтиметр выставляли далеко от этих мест, а после пересечения грозового фронта давление изменилось.

Лететь над землей оказалось очень тяжело, горизонт практически не виден, а управление по приборам на малой высоте равнозначно самоубийству. На новом «мессере» у двигателя постоянные обороты, а скорость меняется пошаговым разворотом лопастей. Поразмыслив, Олег переключился на минимум, который равен заходу на посадку, и полностью сосредоточился на управлении.

Мало-помалу видимость улучшилась, и он начал высматривать признаки освобожденной территории. Ничего! Лес сменялся заброшенными полями с сожженными деревнями, и везде царило абсолютное безлюдье. Где он: у своих или у немцев? Чуть справа голубой полосой открылся горизонт, и он подвернул туда, где светит солнце. В тот же миг прямо перед собой Олег увидел аэродром с ровными рядами реактивных бомбардировщиков.

Запоздало испугавшись мелькнувших под крылом зениток, выпустил шасси, пару раз скакнул козлом по бетонке и покатил к приземистому домику под красным флагом «Полеты запрещены».

– Вылазь, фашистская морда! – направив винтовку, грозно потребовал запыхавшийся от бега часовой.

– Лестницу принеси, – попросил Олег.

– Ага, я отвернусь, а ты бежать!

– Специально здесь сел, чтоб от тебя бегать. Лестницу давай!

От стоянок гурьбой прибежали техники с мотористами и начали советовать:

– Ты стрельни, сразу сговорчивым станет!

– У меня тоже есть чем стрелять, – предупредил Олег.

– Откуда русский знаешь?

– Папа с мамой научили, как и тебя олуха. Стремянку давайте, а то ноги затекли от долгого сидения.

– Документы! – потребовал часовой.

– Держи. – Олег протянул красноармейскую книжку.

И тут все расхохотались: кабина высоко – не дотянуться, не допрыгнуть. Когда мотористы с механиками прикатили стремянку, у самолета уже собралась толпа. Олег устало выбрался на верхнюю площадку, а спустившись вниз, увидел перед собой подполковника и оказался в крепких объятиях.

– Товарищи, это Студент! Помните, прошлым летом приезжал к нам с рассказом о результатах бомбардировки.

– Качать героя!

Олега тут же подхватили на руки и под крики «ура» начали подбрасывать вверх.

– Совсем от безделья охренели! С какой радости немца качаете? – раздался гневный окрик.

Олег обернулся и увидел перед собой Веселова.

– Товарищ генерал, Студент возвращается с выполненного задания…

Он не успел договорить и снова оказался в крепких объятиях.

– Молодец, живой, как я рад тебя видеть! Сам понимаешь, война… – Генерал смахнул непрошеную слезу.

В летной столовой не протолкнуться, технический персонал с солдатами столпился у окон и все смотрят на Олега. Пренеприятнейшее ощущение, словно голый на сцене. Веселов усадил гостя за центральный стол, где супница манила ароматом наваристого супа с фрикадельками и стояла в окружении хрустальных стопочек бутылка армянского коньяка.

– За возвращение, обманщик, – предложил генерал.

– Какой еще обманщик, я никогда не вру, – возмутился Олег.

– А кто в прошлом году говорил, что не умеет летать?

– Я говорил и летать действительно не умею, кое-как могу взлететь и сесть, не более того.

– Кое-как, говоришь? Неумеху не пошлют за новым секретным самолетом!

– Ты об этом? У меня было другое задание, а самолет угнал, чтобы скорее вернуться.

– Вы слышали? – встав, громко крикнул замполит. – Он просто так угнал самолет! Лень было пешком возвращаться.

От дружного хохота стены столовой заходили ходуном, а генерал добавил:

– Летать, видите ли, не умеет, сел на первый попавшийся самолет и спокойно долетел почти до Москвы.

– И гроза с нелетной погодой побоку! – сквозь хохот крикнул кто-то из пилотов.

– Где мы? – тихо спросил Олег.

– В Миталово, полторы сотни километров до Москвы, – ответил замполит.

Тоска! Люди считают его героем, а он ничего особенного не совершил. Летать учили немцы, а сказать об этом нельзя, в преодолении грозового фронта заслуга создателей самолета, но об этом тоже говорить нельзя. Олег огорченно налил себе коньяка.

– Ого! Далеко махнул, хотел прыгать с парашютом, да он оказался залежалый, пришлось тянуть до ближайшего аэродрома.

– Далеко, говоришь? А добыча в тех мешках? – Генерал кивнул в сторону дедовых записей.

Олег достал одну из тетрадок и показал начерченный от руки разрез турбины:

– По расчетам самолет полетит быстрее звука.

Генерал внимательно посмотрел на рисунок и громко позвал:

– Где инженер дивизии? Ну-ка глянь на эту штуку! Самолет быстрее звука полетит!

В столовой моментально притихли, а группа инженеров склонилась над тетрадкой, затем вынесла вердикт:

– Это нечто фантастическое, с такими турбинами нам никто не страшен! Документы особой важности, их необходимо срочно доставить по назначению.

– Ты там никого не пожалел? – поинтересовался замполит.

Олега неожиданно повело, и он пьяно ответил:

– Весь конструкторский отдел положил, никто не успел даже пикнуть. И контрольный выстрел в голову, для гарантии.

– Сколько сейчас находился в воздухе? – участливо спросил генерал, заметив мгновенное опьянение разведчика.

– Два часа с лишним.

– Два часа на высоте без кислорода?

– Не нашел кислородного оборудования, самолет незнакомый и подвесной бак не смог сбросить, побоялся не за ту ручку дернуть.

– Официантки! Бульон и шоколад! Он два часа летел без кислорода!

Для летчиков понятная ситуация, они никогда не пьют перед полетом, на высоте это закончится фатальным исходом. И сразу после посадки не пьют, даже если летали в кислородной маске. Олега начали заботливо отпаивать, насильно, словно маленькому ребенку, засовывая в рот кусочки шоколада.

Примерно через час в столовую пришла еще одна группа летчиков под предводительством двух Героев Советского союза. После дружеских взаимных приветствий они сели за стол генерала, и тот, что в погонах майора, неожиданно спросил:

– Это правда, что ты у Геринга коробку сигар стащил?

Олег недовольно поморщился, но байка одобрена на самом верху и отрицать ее ни в коем случае нельзя. Пришлось подтвердить:

– Честно говоря, помогло стечение обстоятельств, я не собирался брать эти сигары.

– Вы слышали! А то говорят вранье! Вот он герой, совершивший дерзкий поступок!

Стены столовой снова задрожали от криков, а снаружи кто-то от избытка эмоций начал палить из пистолета.

– Покажешь чертеж турбины, я одним глазком посмотрю и никому не скажу, – попросил майор.

Олег не стал выпендриваться и снова раскрыл тетрадь в нужном месте. Летчики явно ничего не поняли, но глубокомысленно покачали головами и спросили:

– И самолет полетит быстрее звука?

– Намного быстрее, в теоретических расчетах указана скорость в две тысячи девятьсот километров в час.

– Мы их как мух перебьем!

Что тут скажешь? Прежде чем создать подобные турбины, надо построить заводы с уникальными станками, обеспечивающими точность обработки металла до микрон. И подшипники со смазочными маслами должны быть особыми, не говоря о самих самолетах. Так что до запредельных скоростей и высот пройдет не один год.

– На трофейный самолет сам сядешь? – поинтересовался майор.

– Я боюсь, – честно ответил Олег, – месяц назад сажал на воду фоккер и чуть шею себе не свернул.

– Надо было хвост ниже опустить и ждать, когда он зацепит воду. Затем дать форсаж, и плюхнулся бы словно в ванну, – посоветовал один из пилотов.

– У меня палка встала, вокруг лес и речушка, вот и сел с фонтаном и кульбитом.

Летчики понимающе переглянулись, а генерал спросил:

– У тебя сколько боевых вылетов?

– Ты о чем? – засмеялся Олег. – Только грузопассажирские перевозки.

К столу протиснулся ординарец и тихо пошептался с Веселовым, тот сразу встал:

– По самолетам, товарищи, дело к вечеру, а Москва уже ждет.

Возле трофейного самолета полным ходом шла фотосессия, а столпившийся народ потребовал от Олега встать в центре.

– Вы в своем уме? – воскликнул он и похлопал по своим погонам.

Желание моментально пропало: за фото в обнимку с немецким летчиком на фоне самолета с крестами им светит трибунал. Олег с генералом и замполитом забрались в «Ли-2», а после взлета их окружил полк истребителей с «Мессершмиттом» «Ме 509» во главе. Посадка прошла в обратном порядке, сначала приземлился транспорт, затем немецкий самолет, а истребители, качнув крылом, улетели восвояси.

Встречающая делегация ошеломила обилием генеральских звезд и многочисленностью серьезных дяденек в шляпах. Олега начали обнимать и целовать, а он беспомощно озирался, стараясь увидеть в окружившей толпе свое начальство. Никого, даже привычного автомобиля нет. Судя по погонам, встречают только чины от авиации, и он благоразумно прижал бумаги к груди.

– Дай только на минутку, мы посмотрим и сразу вернем, – попросил один из генералов.

– Не положено, – строго ответил Олег. – Покажу лишь то, что показывал в летной столовой.

Казалось бы, простенький рисунок на листочке, а какой ажиотаж с настоящей давкой! Причем некоторые начали торопливо списывать формулы с другой половины, и он решительно убрал тетрадь.

– Потрясающе! Ты видел эвольвенту лопатки?

– А скорость протока газов? С таким двигателем можно на луну лететь!

Конструкторы в генеральских погонах? Или сейчас так принято? Один из генералов взял Олега под локоток и тихо спросил:

– Ты точно никого не оставил в живых? И ни одного листочка из документов не забыл?

– Все здесь, – Олег похлопал по кожаным мешочкам, – там не осталось даже мусора в урнах.

– Товарищи, я еду в Кремль, документы получим к обеду, а трофейный самолет в вашем распоряжении, – прервал шумную встречу Веселов.

Олега усадили в шикарный автомобиль и до самого дома больше не беспокоили. Неведомый генерал всю дорогу обсуждал с Веселовым варианты применения полученных из арсеналов морской авиации самоуправляемых бомб.

* * *

Едва первый солнечный лучик пробился сквозь шторы, Олег привычно открыл глаза. Последнее время он жил не по часам, а по солнцу и привык по московским меркам вставать очень рано. Валя тихо посапывала, и он осторожно выбрался из постели. Встреча оказалась совсем не такой, как он себе представлял. Вначале пришлось долго звонить в дверь, а когда она открылась, перед ним предстала рассерженная домработница со шваброй наперевес.

– А ну прочь! – Она замахнулась и уронила свое оружие. – Олег? Свят, свят, свят. – И начала мелко креститься.

Из спальни в легком халатике выглянула Валя и кулем свалилась в обморок. Здесь уж не до объятий и объяснений, оба бросились к девушке. Олег перенес ее на кровать, а Мария Васильевна приподняла подушки, затем принесла кагор и влила в рот почти полбутылки.

– С чего это вдруг вы стали открывать дверь с метлой в руках? – поинтересовался Олег.

– Выселяют нас. Новые жильцы суют в нос ордер и грозятся выкинуть силой, – ответила Мария Васильевна.

– Выселяют? С какой это стати!

– Убили тебя. Бумаг никаких не видела, но твое начальство получило достоверное известие.

– Вот те раз! Там же тихо прошло, без стрельбы, и вдруг убили, – растерялся Олег.

– То не моего разума дело, а квартиру велели сдать. Спасибо девочке нашей, уперлась, папу с мамой не послушалась, осталась тебя дожидаться.

– Олег, – наконец очнулась Валя, – я сердцем чувствовала, что ты жив!

Мария Васильевна тихо вышла, плотно прикрыв за собой дверь, а они слились в страстном поцелуе. Ночь прошла в слезах радости и жарких объятиях, но спать Олег не хотел, как и не чувствовал усталости. Неспешно одевшись, собрал разбросанную по полу одежду и тихохонько вышел из спальни.

В столовой сидела толпа народа под предводительством Петра Николаевича и изучала привезенные бумаги.

– Проснулся? А мы тут всю ночь лопатим непонятно что. Где ты их надыбал?

– Партизаны отвели к лесной травнице, а там старенький дедок одарил собственными трудами.

– Дедок, говоришь? Сколько ему лет?

– Не знаю, не спрашивал, – пожал плечами Олег. – На вид за восемьдесят.

– Ого! Александра второго должен помнить, – хохотнул один из штатских.

– Вроде того, назвался инженером из Петербурга.

– Имя у этого инженера есть? – спросил куратор.

– Имя? – переспросил Олег. – Не знаю, я его дедом звал, а он сказал только свою фамилию – Киреев.

– И все?

– Ну да. Хвастал, что служил на Вагоностроительном заводе Речкина и К°, но работал на какого-то Сикорского.

– Еще имена называл? – с напряжением в голосе спросил один из штатских.

– Называл Глушкевича, Пулавского и Мишталя, после Великой Октябрьской революции вместе с ними уехал в Польшу.

– На белополяков работал?

– Говорил о каком-то КБ на «Панствове заклады лотниче». Вероятно, это название военного ведомства или завода.

– Кто был инициатором знакомства?

Олег задумался и неопределенно пожал плечами:

– Не знаю, в доме только бабка с этим дедом, и я лежал. Между собой они говорили по-польски, а со мной по-русски.

– Лежал? – удивился Петр Николаевич. – Ты, вообще, где был и как туда попал?

– Переправил Занозу, а утром угнал с аэродрома «Фоккер» и полетел на восток. Когда закончилось топливо, попытался сесть на речку и разбился.

– Документы в управление! – приказал куратор. – А мы позавтракаем и поедем следом.

Завтрак получился невеселый, к столу вышла заплаканная Валя и все время хлюпала носом. Тут еще примчалась будущая теща, по-родственному обняла и расцеловала Олега, затем села за стол напротив Петра Николаевича и уставилась на него взглядом сурового прокурора.

* * *

В управлении прямиком прошли в кабинет начальника Оперативного отдела, где уже собралось с полдюжины человек в погонах и без оных. Олега усадили на стул, а первый вопрос показался по-дружески добродушным:

– Как ты умудрился угнать секретную разработку немцев?

– Я здесь ни при чем. Партизаны привели к дальней стоянке аэродрома, а этот стоял с работающим двигателем.

– Партизаны сразу тебе поверили или ты показал им свои документы?

– Все намного проще, среди них были мои знакомые по Пинскому обкому, третий секретарь и командир взвода НКВД.

– Ты им сразу доверился?

– Разумеется, мы эвакуировались в одном поезде, а расстались в Саратове.

Вопросы сыпались непрерывной чередой, причем разрывая хронологию событий и саму тему. Его попросили назвать уплаченную на Рюгене сумму за бэушную форму, затем поинтересовались питанием у партизан. При этом за спиной сидели два стенографиста, а напротив еще одна парочка личностей в гражданской одежде внимательно отслеживала мимику и жесты. Олег отвечал уверенно и искренне, ибо о том, что он скрывает, никто не догадается спросить.

Допросы продолжались шесть дней, и он воспринимал это как должное. Человек месяц пропадал неведомо где и недоверие более чем обосновано. Утром его отвозили в кабинет начальника, после обеда передавали на руки врачам Центрального военного госпиталя. Затем он садился за составление отчета, и снова начинались допросы до позднего вечера, когда его отвозили домой.

Через неделю, после заключительного медосмотра, начальство госпиталя вручило копию заключения, по которому Олега признали годным к службе. При этом категорически запретили прыжки с парашютом и ограничили вес заплечного груза тремя килограммами. Олег прочитал непонятный диагноз: «Травма брюшной полости, вывихи тазобедренных суставов, искривление позвоночника, хронический остеохондроз». Он не горбат и не кривобок, посему никакого искривления не может быть в принципе. На этот раз из госпиталя привели прямо в кабинет начальника, где с ходу предъявили обвинение:

– Почему твой отчет расходится с реальными действиями?

– Я честно описал свои поступки, ничего не утаил и не добавил, – возразил Олег.

– Честно, говоришь? Тогда послушай сообщение партизан: «Проявив отвагу и находчивость, захватил бронемашину карателей и пулеметным огнем уничтожил взвод СС. Затем сменил позицию и расстрелял роту полицаев». У тебя написано лишь об участии в боестолкновении партизан с карателями.

– Я правильно написал, у партизан было два пулемета, а я был за рулем. Из пулемета стреляли партизаны.

– Партизаны, говоришь! Здесь написано о семьях партизан, которых ты спас от уничтожения.

– Не семьи, а жены, и стреляют они отлично, сначала меня хотели пристрелить. После захвата бронемашины поставил женщин за пулемет, вот они и выкосили полицаев.

– Не увиливай! За недостоверное составление отчета объявляю тебе выговор! Вот бумага за подписью командира и замполита отряда с круглой печатью! А ты один и доверия твоим словам нет!

Далее пошел полноценный разнос с обвинениями в близорукости и легкомысленности. Он был обязан предпринять все меры для скорейшего возвращения с задания, а не помогать гражданскому населению в боях с карателями.

– Мне требовалась медицинская помощь, а они видели перед собой говорящего по-русски немецкого пилота, – напомнил Олег.

– Это ты не мне говори, а вот сюда, – начальник потыкал пальцем в отчет, – напиши! Бумаги уйдут к не знающим нашего дела людям, а вернутся с большими неприятностями!

Пришлось садиться за дополнения к уже написанному тексту и собственноручно описывать личный героизм, которого в реальности не было. Попутно он получил еще один втык и добавил несколько строк о недоверии со стороны местных жителей, постаравшись представить это как бдительность.

Из всего сказанного Олег понял главное: от партизан прилетел связник, и он полностью реабилитирован. Начальник отдела внимательно перечитал дополнения, затем взял красный карандаш и жирно написал на полях: «Указанные действия подписант совершал, будучи тяжело раненным. Факт ранения и последующее месячное лечение у партизан подтверждены комиссией Главного военного госпиталя». Расписавшись и поставив дату, начальник отдела достал из стола золотую нашивку за тяжелое ранение:

– Держи, пусть невеста пришьет, иначе на свадьбе придется заносить ее в дом на руках.

– Спасибо, товарищ генерал!

– Тебе спасибо, задание выполнил на отлично, немцев двух самолетов лишил и неведомого гения разыскал!

– Он сам меня нашел.

– В том-то и дело, что вокруг было много наших людей, а доверился он только тебе, значит, и заслуга твоя. Посиди немного, почитай свежие газеты.

Олег перевел дух и примостился с газетами у окна. Отношения начальства с некими вышестоящими личностями его не интересовали, но втык сверху всегда доходит до низов, причем чем ниже, тем больнее. В кабинет кто-то зашел, а через мгновение Олег оказался в крепких объятиях первого секретаря Пинского обкома:

– Герой, наш белорусский герой! Прошлым летом отличился, и сейчас дал нацистам прикурить! Лично отряд карателей уложил! Две бронемашины захватил и три грузовика! Обеспечил транспортом наши колхозы, после победы начнем не с пустого листа! Вернешься? Машеров обещал тебе область дать!

Соглашаться? Ну уж нет! После войны партизаны поселятся в пригородных лесах, а через три года там начнут работать вывезенные из Германии заводы. Белорусы совершили поистине титанический труд, который осилит далеко не каждый, и Олег скромно ответил:

– Извините, я нашел свое место.

– Не торопись, время еще есть, а сейчас держи награду! Знаю, заслужил большего, но это мой предел.

С этими словами Геннадий Игнатьевич приколол Олегу на грудь медаль «Партизану Отечественной войны» первой степени, которая в данном случае действительно была пределом. Награда не государственная, а ведомственная от НКВД, для других медалей и орденов надо подавать представление по партийной линии в ГПУ.

– Свободен! Дуй к Петру Николаевичу, там для тебя приготовили новое задание, – приказал генерал.

При виде Олега куратор отложил в сторону бумаги и огорошил неожиданным заявлением:

– Готовься к обратному перелету в Белоруссию, заберешь того деда и обратно.

– Почему я? В стране нет других пилотов?

– Польский конструктор требует тебя, с другими отказывается лететь.

– Фокус не получится, я не умею управлять большими самолетами.

– Для тебя нашли «Шторьх», сделаешь несколько вывозных вылетов и полетишь в Белоруссию.

– Отличная идея, осталось найти того, кто покажет дорогу. Я и сюда-то летел наобум, а ты предлагаешь найти полянку среди лесов и рек.

– Подучим, в Москве хватает высококлассных специалистов.

– В три дня годичный курс обучения? – фыркнул Олег.

– Навигации два года учат, уж я-то знаю – мой сын летает штурманом в дальней авиации, – поправил Петр Николаевич.

Оба замолчали, куратор размышлял над разрешением непредвиденной проблемы, а Олег продумывал варианты отказа. Он налетался – вывиха тазобедренных суставов сначала почти не почувствовал, затем воспринял за простые ушибы о всяческие рычаги, что торчат по бокам кабины. Аналогично с диафрагмой, ну болит живот, так он сутки толком не ел, а затем навернул гору мяса, вот и заболел желудок.

– Ладно, отправляйся домой, я постараюсь что-нибудь придумать. Завтра в десять утра приезжай на Центральный аэродром.

«Шторьх» не является немецким аналогом «У-2», самолет создан для армейской разведки и корректировки. Крейсерская скорость самолета менее ста километров в час, а просидеть весь день в тесной кабине хуже изощренной пытки.

Олега можно назвать трусом или малодушным, но он решил увильнуть от полета в Белоруссию, а предлогом для этого может быть только свадьба. Сейчас обручальных колец никто не носит, это считается буржуазным пережитком, но Валя на выход всегда надевала золотые украшения. Олег попросил шофера остановиться у ювелирного магазина и выбрал самый дорогой перстенек с огромным рубином. В продаже были украшения с изумрудами или сапфирами, но продавщицы посоветовали взять с рубином.

В квартире его дожидались гости, будущие тесть с тещей в простой летней одежде чинно сидели в кабинете, а Валя с домработницей хлопотали на кухне. За несколько скованными объятиями последовало приглашение к столу, где для мужчин выставили грузинский коньяк выдержки «ОС», а алый ликер из лепестков розы предназначался женщинам. Александр Сергеевич на правах старшего по возрасту наполнил рюмки, смущенно кашлянул и произнес тост:

– За нашего героя! Сегодня ко мне приходила белорусская делегация во главе с Пономаренко и Машеровым, рассказали о твоих подвигах. Горжусь! Твое здоровье, Олег!

Вторым тостом «обмыли» партизанскую медаль, и вечер грозил превратиться в прославление. Олег решительно встал, поставил перед Валей открытую коробочку с перстеньком и обратился к ее родителям:

– Прошу руки вашей дочери!

Возникла продолжительная пауза, судя по лицам Александра Сергеевича и Светланы Филипповны, они одновременно обрадовались и растерялись. Зато Валя вмиг оказалась у него на коленях и прильнула с жарким поцелуем.

– Одобряю выбор дочери, – наконец нашелся будущий тесть, – лучшего кандидата в мужья ей не найти.

– Совет да любовь! – всплакнула Светлана Филипповна.

Как ни странно, никто о свадьбе не заговорил, сразу подняли тему будущих перспектив самого Олега, и началось с упрека:

– Ты почему отказался от партийной работы? Белорусские товарищи тебя знают и обещают высокий пост, – строго спросил Александр Сергеевич.

– Послевоенное восстановление требует хозяйственных знаний, а их у меня нет. И жену с детьми держать в землянке не хочу.

Дополнение о жене, детях и землянке было откровенным давлением, партийным функционерам подобные жилищные условия не грозят. Далее началась раскладка достоинств будущего зятя с примеркой к тем или иным столичным должностям. Наконец бутылки опустели, кофе с пирожными закончились.

– Не забывайте, он у нас летчик и почти окончил автодорожный институт, – провожая родителей, напомнила Валя.

Утром Олег поехал на Центральный аэродром. Его мучили по десять часов в день: взлет, круг над аэродромом, выход в зону пилотирования и возвращение. Домой возвращался уставший, с единственной мыслью добраться до кровати. Он налетал двадцать часов и сделал две дюжины взлетов и посадок, но главного инструктор добился, страх перед полетом исчез. На четвертое утро Мария Васильевна передала ключи от машины:

– Езжай в управление, вроде бы все на мази.

Интересно, что начальство придумало? Читать карты его учили в учебной роте, но штурман на самолете сначала прокладывает курс, затем контролирует полет, задавая летчику необходимые корректировки. От линии фронта до предполагаемого места посадки примерно шестьсот километров, а управлять и одновременно выискивать ориентиры у него не получится. Это фронтовые пилоты заучивают наизусть обстановку в радиусе ста километров, а здесь на маршруте десятки похожих рек и озер.

– Вылет сегодня ночью, – огорошил Петр Николаевич. – Туда летишь с радистом для партизан.

– Он разбирается в штурманском деле? – с надеждой спросил Олег.

Куратор расстелил на столе карту:

– Нет, в штабе ВВС нанесли для тебя маршрут и приложили пояснительную записку. Учи в моем кабинете, затем сожжешь.

С первого взгляда стало ясно, что работу выполнял высококлассный специалист. Кроме того, предстоящий полет обеспечивало несколько бомбардировщиков дальней авиации. Ночной участок маршрута дополнительно подсвечивался сигнальными бомбами красного света. Утром авиация будет наносить удар по железнодорожной станции, на которую Олег должен выйти и продолжить полет вдоль путей. Финальный отрезок обеспечивали партизаны, указывая дымами костров в местах уничтоженных деревень.

Ночной полет от одной ярко горящей бомбы до другой оказался проще простого. С восходом солнца Олег увидел на небе заковыристые загогулины инверсионного следа реактивных бомбардировщиков, а чуть левее курса на земле взметались разрывы бомб. Вскоре завиднелся железнодорожный разъезд с лежащим на боку польским паровозиком и разнесенные в щепки пассажирские и товарные вагоны. Олег раскрыл планшет и проверил расчет курса и времени. Раньше он был уверен, что темно-желтый целлулоид всего лишь дефект, а вчера сам писал на нем белым стеклографом.

– Командир, держи кофе и бутерброд с тушенкой. – Радист передал корытце с завтраком.

Кофе в стакане-термосе с маркировкой «АДД» порадовал натуральным вкусом, а бутерброд оказался нарезанным пшеничным хлебом с толстым слоем масла и открытой банкой американской тушенки. На самом деле консервированное мясо привозили из ЮАР, Индии и Кении, что наводило на подозрение о буйволятине или прочих парнокопытных из африканской саванны.

Полет вдоль железной дороги составлял основную часть пути. Олег летел через крупные города и был прав, немцы беспрепятственно пропускали «свой» самолет, даже не пытаясь вызвать его по радио. Но вот расчет времени указал на последнюю станцию, откуда требовалось повернуть на юго-запад и пролететь последние полтора часа, а дыма нигде не видно. Странно, с такой отличной видимостью, миллион на миллион, он должен отчетливо просматриваться километров за пятьдесят, а горизонт девственно чист.

Прочитав на карте название последней станции, Олег решил снизиться, прочитать табличку на здании вокзала и удостовериться в правильности своего маршрута. Указатель высоты медленно закрутился против часовой стрелки, а когда вышли на двести метров, Олега неожиданно охватил страх с физическим ощущением летящих в него пуль. Не раздумывая, он заложил боевой разворот и буквально в пике пошел на лес. В то же мгновение от железнодорожной насыпи по самолету ударили два пулемета, а пули начали рвать перкаль фюзеляжа.

– Партизаны! – панически крикнул радист.

– Ты цел?

– В меня вроде не попали, а хвост самолета весь в дырках.

– Совсем обнаглели ребята, до станции три километра, а они засели на рельсах, – прокомментировал обстрел Олег.

После станции поднялись на полторы тысячи, а условный сигнал заметили лишь на подлете. Партизаны развели действительно большой костер, но от еловых веток поднимался практически незаметный сизый дым. Помахав крыльями, они продолжили полет и вскоре подошли к конечной точке.

– Чего полетел дальше? Нам на эту поляну, – заволновался радист.

– Надо осмотреться, иначе после приземления можно оказаться в гестапо.

Снизившись до макушек деревьев, Олег увидел в толпе лица знакомых женщин, после чего смело развернулся на посадку.

– Здравия желаю, товарищ майор, – без тени шутовства поздоровался Василич.

Зато женщины игнорировали официоз и по-родственному расцеловали Олега, а самая бойкая лукаво заметила:

– Жаль, что муж рядом, иначе на ночь к себе бы увела!

– Хватит болтать, девоньки, дружно взялись и ходом самолет под деревья, – пресекла разговоры жена Василича.

– Его надо заправить, – встрепенулся Олег, – бензина на обратную дорогу не хватит.

– Не волнуйся, ради такого дела у немцев бензовоз угнали, – успокоил один из партизан. – Сам заправлю, до войны в Щучине авиатехником служил.

Олег спешил встретиться с дедом и даже обрадовался, что отпала необходимость присутствовать на заправке самолета. Техник в любом случае лучше его справится, даже если впервые встретился с этой моделью самолета.

Встреча с дедом произошла на следующий день, когда его привезли на бричке. На людях они дружелюбно поздоровались, не более того. Олег даже позволил себе упрек на тему выбора персонального пилота, который отнюдь не является профессионалом, и тут же получил отпор:

– Я не могу доверяться каждому. Прилетит летчик НКВД, и получу посадку на Колыме.

Ответ развеселил партизан и вызвал многочисленные шутки. Каждому известно, что советская власть невиновных не наказывает, перегибы были, но Ежов за это строго наказан. Деду тут же напомнили польское беззаконие, когда людей расстреливали или бросали в тюрьмы без суда и следствия. До создания ООН в Европе и Америке особо не заморачивалась с правами человека, особенно если это выходец из низов. Виктора Кингисеппа прилюдно четвертовали лишь за приверженность коммунистическим идеям.

– Ты действительно опасаешься карающей руки НКВД? – выбрав момент, поинтересовался Олег.

– Страной правят коммунисты, и без приказа политорганов меня никто не тронет. Мне ничего не грозит, но пропагандистскую страшилку надо озвучить, – с усмешкой ответил дед.

– Ты получил какие-то гарантии?

– Разумеется! Потребовал поселиться у тебя, и это сразу одобрили!

– Как? – несдержанно воскликнул Олег. – Мне не сказали ни слова! И вообще, зачем это тебе? Лучше потребуй подмосковный санаторий!

– Нам надо поработать вдвоем. Рассчитаешь турбовинтовой двигатель и поможешь доработать автомат бортового прибора управления пушками.

– Я газотурбинных двигателей с приборами управления пулеметами не изучал!

– Централизованное управление бортовыми пушками появится в сорок шестом. Ничего нового, на бомбардировщики поставили уменьшенную корабельную копию.

– В таком случае зачем тебе я?

– Надо алгоритм шестеренок пересчитать. На кораблях и береговых батареях нет ограничений по весу и размерам.

– Ну ты даешь, – засмеялся Олег, – при уменьшении размера до часового механизма количество зубчиков на шестеренке не меняется!

– И правда, что-то я притупил. Но теория переделки турбореактивного двигателя Люльки в турбовинтовой остается за тобой.

– Ничего не выйдет, это не моя тема. Одно дело добавить к английской газовой турбине реактивное сопло, другое дело пересчитать работу газовых колес.

– Не юли! – прикрикнул дед. – Пересчитай форму и площадь лопаток, чтобы скорость газов на выходе получилась минимальной.

Легко сказать «пересчитай», для начала надо вспомнить теорию, но это вторично, Олегу очень не понравилось желание деда жить с ним. Темнит и что-то скрывает, причина не в двигателях, и козней ему никто не будет строить. Перед войной многие вернулись в СССР, начиная от певца Вертинского и заканчивая белогвардейским офицером Александром Куприным. О каких-то тайных расправах над боевиками ГРУ Олег не задумывался. Это вам не СВР, которую НКВД регулярно процеживал и давал собственным резидентам длительные сроки. Дед заметил смену настроения внука и тихо пояснил:

– В этом году Люлька закончит проект своего первого серийного двигателя.

– И что? Я должен ему помочь? – фыркнул Олег.

– После войны Сухой создаст под него сверхзвуковой истребитель «Су-17», а конкуренты его «съедят». В сорок девятом КБ вместе с конструктором передадут Туполеву.

– Хочешь вытянуть меня за уши в авиаконструкторы? Не выйдет, я автодорожник, мой удел грузовики.

– Сейчас идут работы над «Су-7» с модернизированным английским двигателем, наш совместный проект отдадут в КБ Сухого, – продолжал настаивать дед.

– Я женюсь! Если дадут отпуск – помогу, не дадут – увиливать от боевого задания не стану.

Перелет в обратную сторону получился проще, но намного продолжительнее. Сначала Олег не мог найти железную дорогу, затем его нагнал транспортный «Юнкерс», и пилот по рации предложил лидировать до аэродрома посадки. Пришлось сослаться на разведку партизанских лагерей и свернуть в лесной массив. С наступлением темноты на горизонте вспыхнула гирлянда сигнальных бомб, а после пересечения линии фронта его повели наземные станции слежения с посадкой на Центральном аэродроме.