В прифронтовом городке

Валдай. Тихий уютный городок на перепутье дорог, ведущих в Москву и Псков, Ленинград и Новгород, Боровичи и Ярославль…

Впервые он упоминался в «Писцовой книге Деревской пятины Новгородской земли» без малого пятьсот лет назад. Спустя триста лет, 28 мая 1770 года, императрица Екатерина II указом повелела село Валдай учинить городом «наподобие прочих российских городов».

Древен, седовлас город. И не менее древни легенды и народные поверья, связанные с ним. Вот одно из таких поэтических преданий.

Будто в XV веке разбился здесь новгородский вечевой колокол, который вывозил из города на Волхове московский князь Иван III. С тех пор и зазвенели по всей Руси знаменитые валдайские колокольчики. И звон-то у них не простой. Валдайские мастера постигли тайну литья, поэтому колокольчики, изготовленные когда-то местными умельцами, издают звон то серебряный, то малиновый…

Немало знаменитых людей побывало в Валдае: останавливался в нем Александр Сергеевич Пушкин; город провожал в кавказскую ссылку Михаила Юрьевича Лермонтова; проезжал через Валдай, совершая путешествие из Петербурга в Москву, Александр Николаевич Радищев; выступал здесь Лев Николаевич Толстой. Изумляли красоты Валдая Надежду Константиновну Крупскую…

В грозовое лихолетье сорок первого года красавец Валдай, тихий немноголюдный центр Ленинградской области, стал прифронтовым городом. Здесь, в лесу на берегу озера Ужино, разместился штаб Северо-Западного фронта. Отсюда, из Валдая, осуществлялось оперативное руководство действиями фронтовых частей, партизанских отрядов, разведывательных и диверсионных групп.

…Короткий зимний день угасал. В точно назначенное время в кабинете уполномоченного Ленинградского обкома партии по руководству партизанским движением на Северо-Западном фронте старшего батальонного комиссара Гордина собрались руководители отделов, представители Валдайского районного комитета партии и районного Совета депутатов трудящихся. Приехал и начальник партизанского отдела штаба Северо-Западного фронта полковой комиссар Асмолов.

Каждый, кто присутствовал здесь, знал, что уже полгода в тылу противника, юго-западнее озера Ильмень, активно действуют партизаны Ашевского, Белебелковского, Дедовичского, Дновского, Залучского, Молвотицкого, Поддорского, Славковского и других районных отрядов. Все они объединены в партизанскую бригаду. Военный совет фронта назначил ее командиром батальонного комиссара Николая Григорьевича Васильева, начальника Новгородского Дома Красной Армии, человека решительного и мужественного. Комиссаром бригады обком ВКП(б) утвердил Сергея Алексеевича Орлова, секретаря Порховского районного комитета партии, опытного партийного работника, отзывчивого, душевного человека.

Партизаны держат под своим контролем почти десять тысяч квадратных километров отвоеванной у оккупантов земли. В деревнях и селах Партизанского края люди живут по восстановленным законам Советской власти, работают сельские Советы, школы, медицинские пункты.

Но за последнее время сведения, поступавшие из-за линии фронта от разведчиков и подпольщиков, свидетельствовали о том, что вокруг «Партизанской республики» стали усиленно концентрироваться гитлеровские части, переброшенные сюда из тыловых районов и оттянутые с фронта, а также карательные отряды.

— Вот радиограмма командира Второй партизанской бригады Васильева, — сказал Гордин, открывая совещание. — По сообщению подпольщиков, в городе Дно появился новый карательный батальон. В поселок Дедовичи прибыло подкрепление фашистскому гарнизону подполковника Шмидта. А вот информация из разведотдела фронта: по донесению разведгруппы, на станции Чихачево разгружаются железнодорожные платформы с пушками и минометами. Вам известно, товарищи, что принято решение отправить для усиления обороны края свежие силы. Надо подумать, какие отряды пойдут в первую очередь.

В кабинете царила строгая деловая обстановка. На совещании обсуждались все, даже самые мелкие детали будущей операции, пока недоступные большому кругу лиц, поскольку обстановка требовала соблюдения секретности. Было намечено, какие именно отряды и диверсионные группы направятся в Партизанский край.

Б. П. Гордин, уполномоченный Ленинградского обкома партии по руководству партизанским движением на Северо-Западном фронте.

Первой должна была пойти Пятая бригада. Она формировалась в Валдае из отрядов — Пестовского, Валдайского, Боровичского, Хвойнинского, Окуловского и других районов Ленинградской области и Бологовского района Калининской области.

Совещание закончилось. Все разошлись. Остались только Асмолов и Гордин. Закурили. Синеватый табачный дымок потянулся к потолку. В тишине кабинета было слышно, как за расписанным зимними узорами окном свистел ветер, где-то под крышей поскрипывало железо.

Асмолов и Гордин подошли к стене, на которой за плотной занавеской висела карта-десятикилометровка.

— Мне представляется, бригаду надо переправить сюда! — Гордин указал на обведенный красным квадрат. — Район пока не обжитый, в нем пусть и действует.

В северной части квадрата черной ниткой тянулась железная дорога от станции Дно до станции Волот. Виднелись голубые извилины Шелони, Полисти, Белки, Полонки, синие пятна озер — Должинского, Баревского, Вашковского, темные волоски-разнопутья большаков и проселков, зеленые очертания лесов…

— Район подходящий. И очень нужный для нас. Освоим — значит, Дновский узел под нашим контролем и северные границы Партизанского края прикрыты, — заключил Асмолов. — Думаю, что Васильев и Орлов будут довольны. Итак, Василий Порфирьевич, затверждаем. Квадрат двадцать восемь — тридцать один, идет «пятерка».

 

Много верст в походах пройдено…

Партизаны Пестовского отряда в своем лесном лагере собрались у радиоприемника. Слушали Москву.

— «От Советского Информбюро. Сводка за восьмое октября тысяча девятьсот сорок первого года… — Диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан читал, как всегда, размеренно и строго. — Партизанский отряд под командованием председателя совета Осоавиахима одного из районов Ленинградской области товарища П. прошел по фашистским тылам более пятисот километров и нанес врагу серьезный ущерб…»

— Никак про нас, про пестовцев, ребята! Слыхали? Командира-то назвали из осоавиахимовцев. Не может быть, чтобы такое совпадение, — первым не выдержал Николай Петров, светловолосый двадцатитрехлетний парень, работавший до войны киномехаником в поселке Пестово. Храбрый разведчик и меткий стрелок, он за свой нрав получил в отряде прозвище Никола-непоседа.

На Петрова шикнули: мол, не мешай слушать!

Левитан тем временем продолжал:

— «Партизаны взорвали склад авиабомб, снарядов и других боеприпасов… Группа бойцов отряда обнаружила фашистский «мессершмитт», совершивший вынужденную посадку. Партизаны уничтожили летчика и сожгли самолет».

— Точно про нас! — заулыбался молчавший до этого Орест Юханов. — Во-о здорово — даже Москва узнала!

Орест, выпускник средней школы, мечтал стать моряком. Война нарушила его планы. Тогда он «атаковал» районный комитет комсомола и не ушел оттуда, пока не был зачислен добровольцем в партизанский отряд. Это он вместе с другими партизанами поджег вражеский самолет.

Советское Информбюро действительно сообщило о Пестовском партизанском отряде.

Радости партизан не было предела: впервые о их действиях, если не считать заметок во фронтовой газете, говорила по радио столица Родины — Москва.

Многие тогда, хмурым осенним днем отдыхая в сырых нетопленных землянках, вспоминали пережитое…

Некогда затерянная в лесах деревушка Пестово выросла за годы Советской власти в рабочий поселок, районный центр Ленинградской области. Тысячи его жителей были заняты на лесозаготовке, сплавляли древесину, работали на лесопилке, молокозаводах, в промысловых артелях…

Поселок утопал в зелени. Кусты акаций и сирени скрывали приземистые одноэтажные домики. Летними вечерами, когда на улицах было душно, пестовцев манили к себе окрестные места — там среди лесов, полей и лугов благодать. Приятной свежестью веет от Мологи. Вода в реке холодная, течение быстрое: плыть вверх по ней — значит стоять на месте.

Крутой нрав у Мологи, коварный. В весеннюю пору высокая паводковая волна подмывает левый берег. Медленно, но напористо добирается вода до стоящих на берегу заборов. Тогда пестовцы берутся за лопаты, вступают в борьбу с Мологой. И все же они любили ее, непокорную, как любили весь свой край.

Но вот и до него, за сотни километров от фронта, донеслось тревожное дыхание первых месяцев Великой Отечественной. Немецко-фашистские войска, используя внезапность вероломного нападения на Советский Союз, все глубже и глубже продвигались по нашей территории. 29 июня Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет ВКП(б) издали директиву для партийных и советских организаций прифронтовых областей. В ней говорилось о перестройке всей работы на военный лад, о развертывании партизанской борьбы в захваченных врагом районах.

В Ленинградской области включились в эту работу коммунисты, комсомольцы, беспартийные активисты. Ни солидный возраст, ни слабое здоровье не могли быть помехой — речь шла о защите Родины.

…В кабинете директора Пестовского Дома пионеров и школьников Никитина раздался телефонный звонок.

— Саша? Здравствуй. Да, я. Зайди по срочному делу! — Голос председателя районного совета Осоавиахима Павлова звучал торопливо и несколько взволнованно.

— Срочное, говоришь? Может, по телефону скажешь, Александр Андреевич?

— Не могу. Жду.

— Ясно. — Никитин положил трубку на рычаг.

От Дома пионеров и школьников до совета Осоавиахима — минут пять ходьбы. Александр буквально пробежал эти полкилометра. Пожал руку тезке и присел у окна. Павлов сказал:

— Я только что от секретаря райкома партии Владимира Романовича Морозова. Мне доверено возглавить партизанский отряд. Козлова утвердили комиссаром. В отряд подбираем только добровольцев.

— Поздравляю, Андреич. Надеюсь, обо мне не забудешь?

— Для этого и вызвал. Будем, значит, воевать вместе.

— Повоюем. На правый фланг я по росту, правда, не вышел, — пошутил Никитин, — но, думаю, для середины строя сгожусь: как-никак, из армии демобилизовался совсем недавно.

— Скромничаешь, товарищ сержант запаса. А медаль «За отвагу» уже имеешь! Что ж, похвально. Только вот что скажу, Александр. — Павлов подвинулся ближе к товарищу. — Хотел бы я видеть тебя своим заместителем.

— Управлюсь ли?

Не из ложной скромности сомневался Никитин — просто он всегда строго относился к себе, с уважением отзывался о старших, не спешил с ответом, когда делались ему серьезные предложения. Даже когда выдвигали на должность заведующего военно-физкультурным отделом райкома комсомола, просил повременить годик: «После армии разрешите пообжиться на рядовой работе. А там видно будет…»

Не вышел годик на гражданке — только шесть месяцев. Вот почему и вопрос: «Управлюсь ли?»

— Ты кем воевал в финскую кампанию? — спросил в свою очередь Александр Андреевич.

Никитин ответил:

— Связным. Разведчиком.

— Конник?

— Нет, пеший.

— А верховую езду знаешь?

— Пока нет.

— Жаль, конечно. Но дело наживное. А вообще-то коня надо любить.

Павлов и тут не удержался, чтобы не сказать о своей привязанности к «самому красивому роду войск». В прошлом колхозник из калининской деревушки Гора, Павлов окончил кавалерийское училище в Ленинграде. Став командиром, служил в Красной Армии. Незадолго до войны демобилизовался в запас, умело руководил районным советом Осоавиахима, был суров характером, но организован, справедлив и принципиален. В Пестове знали: если Павлов взялся провести конноспортивные соревнования или военизированный поход лыжников-допризывников, все будет предусмотрено, отлажено, все пройдет хорошо.

А. А. Павлов, командир Пестовского партизанского отряда.

— Не отчаивайся, Саша. С разведкой управишься. Я уверен.

— Спасибо, — ответил Никитин. — Только и на твою помощь буду рассчитывать.

— Договорились.

Почти в тот же день пришел в райком партии директор райпищеторга Василий Матвеевич Козлов. Ему под пятьдесят, да и здоровье отнюдь не богатырское — не для лесной жизни и дальних походов.

Однако требовал, доказывал, грозился жаловаться «высшему начальству». Это был уже последний, самый слабый в такой ситуации довод. Козлова, человека с большим партийным стажем, умудренного житейским опытом, умеющего подбирать ключи к сердцам людским, решено было назначить в отряд комиссаром.

Василий Матвеевич вместе с командиром Павловым и его заместителем по разведке Никитиным стали комплектовать отряд, знакомиться с людьми. А они были такие разные, такие не похожие друг на друга.

Александр Садовников — помощник бухгалтера местного райпищеторга, комсомолец. Немного неуклюж на вид, но расторопен и сообразителен. Александров в отряде собралось немало, поэтому ребята быстро прикинули, как их различать и величать. Садовников за свой рост стал «Сашкой длинным».

Валентин Филицын — линейный монтер связи. Невысокого роста. Разговорчивый. В голубых глазах искринки смеха. Любит шутку. Ему улыбается даже строгая медсестра отряда Зина Миронова, девятнадцатилетняя выпускница Новгородского медицинского училища. В кружке при Осоавиахиме она уже подготовила из пестовских девчат нескольких сандружинниц.

Вторую медичку отряда Катю Докучаеву — подругу Зины — ребята прозвали в шутку «партизан Гриша» — за мальчишеский вид, неуклюжие шаровары, юношеский задор и коротко стриженные кудряшки. Приехавший позднее, уже в разгар боев, фронтовой корреспондент так и озаглавил посвященную ей заметку — «Гриша».

Некоторые вести несутся быстро, словно на крыльях. Так было и в Пестове. Не удалось сохранить в строгой тайне формирование партизанского отряда.

В райкоме комсомола не было отбоя от ребят из ремесленного училища: «Возьмите» — и всё тут.

— Да молоды еще, зелены, — говорил им секретарь райкома. — Вам же учебу закончить надо.

Ребята не сдавались. Трое из них — земляки со Смоленщины, комсомольцы Коля Космачев, Ваня Лысенко, Вася Яковенко, — устроили в саду у райкома ночное дежурство: караулили, когда поутру пойдет секретарь, чтобы первыми застать его и добиться положительного ответа. И добились-таки. Их зачислили добровольцами в отряд, выдали оружие. А вскоре к ним присоединились и многие другие местные парни и девчата.

В те дни жаркого июльского лета Пестовский отряд, вызванный в Ленинград, разместился в одной из школ. Однажды ночью его подняли по тревоге.

— Около Мги гитлеровцы выбросили парашютный десант, — объявил Павлов. — Нам приказано принять участие в его ликвидации. Готовность номер один. Машины будут через пятнадцать минут.

На автобусах партизаны прибыли в район Мги, но прибыли, как говорится, к шапочному разбору! Оказывается, вражеских парашютистов уже успели уничтожить бойцы местного истребительного батальона.

За несколько дней до захвата гитлеровскими войсками Мги, когда город и соседние с ним населенные пункты уже подвергались артиллерийскому обстрелу противника, сводный партизанский батальон, в состав которого входил Пестовский отряд Павлова — Козлова, получил приказание перейти линию фронта. Партизаны на бронепоезде направились к станции Будогощь. Путь был нелегок: железнодорожный участок методически обстреливался вражеской артиллерией, приходилось нередко самим ремонтировать поврежденный путь.

Около станции Погостье остановились, и тут же последовала команда:

— Партизанским отрядам покинуть вагоны!

Пестовцы высадились в лесу против Виняголова. Послали разведку под командованием Александра Никитина. Она установила, что линию фронта можно перейти курсом на станцию Бабино Ленинград-Московской линии Октябрьской железной дороги. Отряды углубились в тыл противника и рассредоточились. Пестовские партизаны направились в район треугольника Тосно — Чудово — Новинка. Здесь уже действовали Подпорожский и другие отряды, а также диверсионная группа, сформированная из ленинградских студентов.

Начались партизанские будни.

Пестовцы вели бои, устраивали засады, диверсии, совершали переходы, добывали ценные разведывательные сведения.

Правой рукой начальника разведки Александра Макаровича Никитина стал Павел Васильевич Долинин, недавний директор Пестовской конторы по сплаву леса. Тридцатилетний волжанин — крепыш, с открытым энергичным лицом, был не только отважным следопытом, но и мастером первой руки. За что ни возьмется — починить ли сапоги или телогрейку, пошить ли шапку или сплести льняной шнур, — все сделает на славу. В разведке вел себя осмотрительно, не терпел ненужного риска. Его данные всегда были точными, исчерпывающими. Юных разведчиков Яковенко, Космачева, Юханова, Лысенко учил по-отцовски заботливо, по-командирски обстоятельно.

Не успевали фашисты начать преследование, как партизаны исчезали из одного района и появлялись в другом. Не было у них рации — на Большую землю посылали донесения через связных. Запасы оружия и продовольствия пополняли за счет трофеев.

В боях, трудных переходах пролетело несколько месяцев. За это время отряд Павлова — Козлова прошел по тылам врага, как сообщило Совинформбюро, пятьсот километров. Накопленный пестовцами опыт был принят во внимание командованием: после небольшой передышки в Пестове партизанам выдали зимнее обмундирование, лыжи и направили в Валдай.

Так Пестовский партизанский отряд оказался на берегах Валдайского озера.

 

Железнодорожники на новых «рельсах»

Телефонный звонок из Ленинграда разбудил Гордина поздней ночью. Василий Порфирьевич, допоздна занятый делами, спал в своем кабинете на двух составленных рядом креслах, не раздеваясь, только чуть расстегнув воротник гимнастерки. Быстро поднявшись, Гордин взял трубку. Звонили из Ленинградского штаба партизанского движения, который возглавлял секретарь областного комитета партии Михаил Никитич Никитин.

Переданному сообщению Гордин был рад: обком ВКП(б) и партизанский штаб облегчили его задачу — разрешили придать Пятой бригаде еще несколько районных партизанских отрядов, созданных местными райкомами партии в самом начале войны. Это бесспорно ускоряло ее формирование.

С. И. Павловский, партизан отряда «Храбрый».

Не успели партизаны-пестовцы обжиться в одном из кирпичных домов неподалеку от райвоенкомата, заделать фанерой оставшиеся без стекол окна, как рядом, в пустовавшем доме, появились незнакомые люди, с винтовками-трехлинейками, в черных форменных шинелях. Пестовцы, одетые в добротные белые полушубки, вооруженные автоматами, с любопытством поглядывали на соседей-новичков.

Один из них, видно тоже из любопытных, поприветствовал первый:

— Здорово, красавчики! — Он явно намекал на внешний вид. — С каких краев и каким ветром занесло?

— Из Пестова. Слыхали про такой стольный град? — раздался звонкий девичий голосок.

— Слыхал. Почти земляки. На одном солнце портянки сушим. А мы из Бологого. Железнодорожники, стало быть… Александр Николаевич Валов, — сказал говоривший. — А это друг мой — Спиридон Иванович Павловский.

Собеседницами Валова и Павловского были Катя Докучаева и Зина Миронова, одинаково одетые и подпоясанные широкими ремнями, на пряжках которых Валов разглядел непонятные слова. После того как девчата представились, Александр Николаевич спросил:

— А что это за бляхи у вас? Не то по-турецки, не то по-немецки выведено?

— Трофейные. В одном из боев под Тосно достались. Осенью, когда с карателями дрались. А написано здесь: «С нами бог».

Докучаева улыбнулась:

— Только хоть на бога и надеются, он их все равно не спасает.

И словно в подтверждение своих слов опустила руку в карман полушубка и достала отливавший вороненой сталью пистолет «вальтер».

— И это трофей. А вы, товарищи, в каких местах воевали? — спросила уже другим, деловым тоном.

— Не пришлось еще, девчата, — ответил Павловский. — Только собираемся. До сих пор были в истребительном батальоне.

— Может, вместе… — начала Миронова, но ее прервал строгий голос:

— Миронова и Докучаева! Через пять минут выход на лыжную тренировку!

Валов и Павловский повернулись в сторону говорившего.

— Наш командир — старший лейтенант Павлов, — тихо сказала Катя. — Под его началом мы полгода ходили по тылам врага.

— Строгий, — добавила Зина. — Лыжник хороший. Наездник лихой. Кто в седле сидеть не умеет, тому от нашего Андреича достается.

Распрощавшись, девушки побежали в дом за лыжами.

— Видал, Спиря, какие геройские красавицы! — заметил Валов Павловскому. — Не смотри, что ростом и годками не вышли.

— А командир у них какой! Кавалерист, видать. По походке чую. И уже в тылу побывали. Опытные. Ну да теперь и от нас это не уйдет.

История Бологовского отряда железнодорожников — будущих партизан — начиналась так.

Теплым летним вечером первого года войны в Бологое прибыл поезд. На перрон вышел плотный, небольшого роста капитан. Это был Никита Петрович Буйнов, служивший в Белоруссии на границе, а затем направленный по распоряжению Калининского областного управления НКВД в Бологое, где создавался истребительный батальон для борьбы с вражескими парашютными десантами, для помощи железнодорожникам в ликвидации последствий вражеских бомбежек.

Капитан поднялся на пешеходный мостик через пути, огляделся вокруг. «Досталось порядком…» — подумал он, увидев сгоревшие здания станционного поселка, следы недавней бомбардировки города, исправленные на скорую руку железнодорожные пути. Затем направился к военному коменданту, однако того на месте не оказалось. Постучал в дверь с табличкой «Дежурный по вокзалу».

— Сюда нельзя. Разве не видите надпись «Посторонним вход воспрещен»? — сказал Александр Николаевич Валов, решительно остановив пролезавшую было в дверь фигуру военного.

— Мне по очень важному делу.

— Сказано же — нельзя, товарищ капитан. Время военное. Вы мешаете работать. — Затем все же посоветовал: — В крайнем случае могли бы подойти к окошку.

«Вот это дисциплинка! Ничего не скажешь», — с удовлетворением отметил про себя Буйнов. Решительный и строгий железнодорожник явно понравился капитану.

Валов открыл фанерную дверцу окошка и спросил, в чем дело.

— Как мне пройти в райком партии?

— Сначала надо предъявлять документы.

Он внимательно посмотрел удостоверение личности, сличил его с командировочным предписанием, еще раз оглядел их владельца и только после этого рассказал, куда и как идти.

В райкоме партии Никите Петровичу Буйнову, тридцатичетырехлетнему капитану пограничных войск, предложили сформировать из железнодорожников истребительный батальон и стать его командиром. Начальником штаба был назначен партийный работник Николай Павлович Капустин.

«Истребители» — так коротко звали бойцов и командиров батальона — жили на казарменном положении, овладевали военным делом, тренировались в походах по лесам, даже изучали методы партизанской борьбы. Все это могло пригодиться, если фашисты оккупируют район. На этот крайний случай предусматривалось даже создание целого партизанского соединения, командовать которым будет Буйнов; комиссаром станет секретарь районного комитета партии Василий Васильевич Васильев, а личный состав истребительного батальона вольется в это соединение.

Как-то в один из осенних дней приехал в Бологое инструктор партизанского отдела штаба Северо-Западного фронта старший политрук Андрей Кириллович Фатеев. До войны он окончил военную школу в Чебоксарах, служил в армии, потом работал на киностудии «Мосфильм».

Много дней и ночей провели вместе Фатеев и Буйнов, выполняя задание партизанского отдела штаба Северо-Западного фронта по подготовке будущих партизанских отрядов и их лесных баз.

Истребителям не пришлось применять оружие в родных местах. Враг был остановлен на дальних подступах к Бологому. Линия фронта стабилизировалась между Старой Руссой и Валдаем. Буйнов сразу же попросил направить его в тыл врага: он, кадровый военный, считал, что место его — в настоящей боевой обстановке.

— Ваше желание учтем, — ответил ему Гордин.

Прошло немного времени, и в Бологое вторично приехал Фатеев — теперь уже как начальник штаба формируемой Пятой бригады. Ему поручили отобрать из числа лучших, хорошо подготовленных бойцов Бологовского истребительного батальона группу добровольцев для включения их в состав бригады. Вместе с Васильевым и Буйновым эта работа была проведена быстро.

Инструктор политического отдела Бологовского отделения Октябрьской железной дороги Николай Капустин, инструкторы Бологовского районного комитета партии Александр Белогорлов и Александр Дашкевич, заведующий Бологовским районным отделом здравоохранения Михаил Бойцов, заведующий торговым отделом Бологовского райпотребсоюза Спиридон Павловский, дежурный по вокзалу станции Бологое Александр Валов, паровозный машинист Алексей Владимиров, токарь паровозного депо Георгий Игнатьев, стрелочник Александр Михайлов, машинист компрессора Иван Никифоров, кузнец путейской мастерской станции Медведево Лаврентий Джура и многие другие патриоты решили стать партизанами. Все они земляки, товарищи по работе, друзья. Большинство из них — коммунисты.

Был среди уезжавших еще один коммунист, заведующий путейской мастерской станции Медведево Александр Петров, тихий, спокойный тридцатилетний человек, в недавнем прошлом кузнец этой мастерской, у которого молотобойцем-подручным работал друг его детства, рослый широкоплечий Лаврентий Джура. Погодка-однокашника Саша ласково называл Лавриком.

Он сам выбрал себе опасный путь партизана, но не рискнул сказать дома правду: не стал беспокоить жену, молодую мать своих первенцев. Чтобы не волновалась, написал второпях обычное, казалось, письмецо: «Здравствуйте, дорогие Тося и дети! Шлю вам свой сердечный привет. Я поехал в командировку, возможно дней на пятнадцать. Поезжай в Медведево сама, получи зарплату, загляни в Бологое, в местное правление Калининторга, спроси Шустова Ивана. Возьмешь у него соли. Если не сможешь, то дождись, я все устрою сам. До свидания. Крепко всех целую. Саша. 18 января 1942 г.».

«Дней на пятнадцать…» — заверил Александр Иванович. Но не сдержал слова — не по своей, правда, вине. Да и мог ли он знать, что «командировка» его станет вечной, что не суждено будет ему вернуться с дальних партизанских дорог… Но об этом позднее.

Вечером партизан пригласили в районный комитет партии. Секретарь райкома Василий Васильевич Васильев сказал:

— Мы все гордимся вами, надеемся, что вы оправдаете доверие партии. Нет надобности подробно рассказывать вам о военной обстановке. Из газет и политинформаций вы знаете, что продвижение фашистов на северо-западе остановлено. Расчеты противника на успех под Москвой не оправдались. Положение на фронтах стабилизировалось, а на некоторых участках советские войска начали наступательные операции. Это, конечно, не означает, что враг разбит и не попытается предпринять новое наступление. Центральный Комитет партии принял постановление об усилении партизанской борьбы в тылу врага, чтобы всемерно препятствовать попыткам противника закрепиться на временно оккупированной территории. Если советский народ сумеет должным образом выполнить эту задачу, то натиск фашистских войск на фронтах будет значительно ослаблен.

Желающих отправиться в тыл врага много, но мы не можем оставить город, район, железную дорогу совсем без квалифицированных кадров, без мужских рук. Потому не всех желающих отпустили. Они даже в обиде на нас за это.

Вам, товарищи партизаны, надлежит сдать райкому партийные, комсомольские и военные билеты, паспорта и служебные удостоверения.

— Ясное дело, Василий Васильевич, — ответил за всех Георгий Васильевич Игнатьев, назначенный заместителем командира Бологовского отряда по строевой части.

— Тогда приступайте. Документы примет наш третий секретарь райкома Иван Васильевич Миронов.

А. Н. Валов, партизан отряда «Храбрый».

От него же получите талоны на продукты в дорогу. Выезд — завтра. Место сбора личного состава отряда — у вашего общежития. Желаю боевых успехов и партизанской славы!

Васильев подошел к каждому из сорока своих бологовских земляков, крепко пожал руки, обнял.

Было немного грустно, когда расставались партизаны со своими документами, особенно с дорогой каждому сердцу красной книжечкой члена Всесоюзной Коммунистической партии большевиков. Надолго ли? Может, навсегда, — ведь не всем выпадет судьба вернуться с победой в родной город.

Каждый, естественно, на всю жизнь запомнил номер своего партбилета, но многим хотелось и в тылу врага видеть этот номер своими глазами. Александр Николаевич Валов, член ВКП(б) с 1931 года, химическим карандашом записал номер своего партийного билета на внутренней стороне ремня недавно полученной винтовки.

— Вот так-то всегда будет со мной рядом мой партбилет — и в бою, и в походе, — удовлетворенно сказал он.

Примеру Валова последовали и другие партизаны.

Партизанский отряд железнодорожников готовился к отправке в Валдай. Сопровождать его поручалось Буйнову и Фатееву.

Валов, узнав, что с отрядом поедет и Никита Петрович Буйнов, заволновался: вдруг капитан напомнит ему о неприветливой встрече на вокзале. Александр шепнул Павловскому:

— Пропал я, Спиря. Вспомнит — насыплет на хвост соли.

— Не-е, не насыплет. Непохоже. С виду смотреть — человек добрый. Да и не время сейчас мелочи припоминать.

Павловский оказался прав. Буйнов, человек военный и требовательный, был вместе с тем справедливым и понимающим. Дисциплину почитал как одно из самых главных качеств человека. Увидев Валова, он подошел к нему и сказал:

— Рад, что и вы с нами, Александр Николаевич. А тогда, при исполнении служебных обязанностей, вы совершенно правильно поступили.

19 января, перекусив на дорогу, бойцы в сопровождении Буйнова и Фатеева на двух грузовиках с крытыми кузовами выехали на Куженкино. Время приближалось к вечеру.

Январские дни короткие, в четыре часа уже наступают сумерки, и многое из окружающего не столько замечается, сколько угадывается.

Проехали мимо городского кладбища. Свернули влево на проселочную дорогу. Расстояние от Бологого до Куженкина — около 15 километров. Соединяющая их дорога неважная, ухабистая и после дождей становится совершенно непроезжей. Но это весной и осенью, а зимой все дороги хороши. Стоит морозу сковать землю, а снежку подровнять ее поверхность, и можно смело ехать в любом направлении.

Местность до Куженкина открытая, ровная. Леса виднеются в отдалении темной полосой вдоль линии горизонта. Есть где разгуляться метелице! Как закрутит да завертит поземка, так и дороги не найдешь.

Ехали молча. Каждый был занят своими мыслями. Лишь Спиридон Иванович Павловский тихонько напевал про колокольчик — дар Валдая, который звенит уныло под дугой.

Точно прощаясь с отъезжавшими, приветливо кивали вдогонку темно-коричневыми сережками веточки черной ольхи, растущей вдоль обочин. Казалось, что под дуновением ветерка они тихо-тихо позвякивают, нашептывая слова последнего привета.

По заснеженной дороге навстречу бежала едва различимая колея. Слегка вьюжило. Мелкой крупой сыпался сухой снег. Доверяясь не столько зрению, сколько необъяснимому шоферскому инстинкту, водители вели машины по едва заметной колее уверенно и довольно быстро.

Вот и Куженкино. По автомагистрали Москва — Ленинград, на которую свернули истребители, с затемненными фарами проносились туда и сюда легковые и грузовые автомашины. На расчищенной от снега асфальтированной трассе дело пошло значительно веселее. Изменился и облик окружающей местности. Лес приблизился с обеих сторон.

Взошла луна. Дремлющий лес с ветвями, опушенными снегом, словно преобразился и стал еще более величавым и таинственным. Кажется, нет ни одной снежинки, которая не отбрасывала бы от себя матового сияния.

Под впечатлением этого волшебного пейзажа Александр Петров припомнил, как, бывало, ездил по зимней лесной дороге на праздник в деревню.

…Расписные розвальни с удобной спинкой. На сиденье набросано душистое сено, покрытое пестротканой суровиной домашней работы. Прыткая лошаденка бойко несется, выбивая копытами комья снега. Позвякивает бубенчик, подвешенный под дугой.

Дремлется. Но спать нельзя — мигом отморозишь нос и щеки. А в деревне, как всегда, первой встречает бабушка и приговаривает: «Приехал, внучонок! Здравствуй, родимый!..» Для нее он всегда был малышом…

Промелькнуло Едрово. Его узнали по длинному одноэтажному дому справа, с обширным двором, обнесенным высоким каменным забором. Здесь в старину была почтовая станция, где путешественники отдыхали и меняли лошадей.

Затем широкой лентой побежала рядом насыпь железнодорожной линии Бологое — Валдай. За Добываловом автомашины юркнули под мост и через несколько километров миновали развилку — вправо пошла дорога на Боровичи.

Еще немного — и машины въехали в Валдай.

Город встретил пустынными улицами, обледенелыми стеклами. От строений и безлистых деревьев падали резко очерченные тени. Кругом царила тишина, которую изредка нарушало только тявканье собаки.

Отряд расположился на ночевку в одном из кирпичных домов без крыши, но с сохранившимся потолком и стеклами. Партизаны наносили дров, затопили печь. Стало тепло и уютно. Наскоро поужинав сухим пайком, все легли в одной комнате, прямо на пол, прижимаясь друг к другу. Скоро послышался храп сонных людей, намерзшихся за время переезда.

Один лишь дневальный сидел за столом у входа, охраняя покой спящих товарищей. Мерцающее пламя коптилки то угасало, то снова ярко вспыхивало после очередной заправки фитиля.

Время от времени дневальный прислушивался к дыханию людей и подбрасывал в печку дрова.

Утром к бологовцам пришел Фатеев:

— В Валдае, товарищи, мы пробудем несколько дней. Организуем изучение автомата «ППШ», пистолета «ТТ», займемся пристрелкой оружия, потренируемся в групповой ходьбе на лыжах, ознакомимся с топографией… В общем, скучать не придется. А пока надо заняться хозяйственными делами. Устроить свой быт. Расставьте кровати, набейте матрацы, получите постельные принадлежности. В помещении не курить! Назначаю отрядными интендантами Валова и Павловского.

Выполняя хозяйственное задание командира, Александр Николаевич и Спиридон Иванович первыми из бологовцев и познакомились в тот же день с находившимися рядом, в доме у райвоенкомата, партизанами Пестовского отряда старшего лейтенанта Павлова.

После обеда новоиспеченные партизанские интенданты направились на склад. Шли по тихой, с ровными рядами тополей, улочке, по обеим сторонам которой стояли одноэтажные деревянные домики. Вышли к площади — старому торговому и административному центру города. Слева высилась пожарная каланча, справа — длинное каменное здание бывшего техникума. Сейчас в нем (друзья наметанным взглядом бывалых людей сразу распознали это) находился военный госпиталь.

А дальше расстилалась перед ними заснеженно-ледяная гладь озера с живописным лесистым островом. Назывался он Рябиновым и был, как говорили в старину, «не велик, но зело прекрасен», хранил историю постройки древнего мужского монастыря, Успенского собора, оборонительных укреплений с пушками и ядрами и охраной в двести стрельцов с ружьями…

— Красотища! — с восхищением сказал Валов. — Летом тут, видать, рыбы вдоволь.

— А на острове, пожалуй, грибов да ягод — непочатый край, — выразил надежду Павловский.

— Эх, если бы не война! — выдохнул с горечью Александр Николаевич. — Ладно, давай побыстрее, нас уже ждут.

Друзья заспешили к складу с боеприпасами.

 

«Пятерка» готовится в путь

Труженики предприятий и промысловых артелей Валдая, колхозники пригородных хозяйств, забыв об отдыхе, работали под лозунгом «Все для фронта! Все для победы!». Даже мальчишки, забросив свои деревянные сабли и кинжалы, во всем старались помочь старшим. С нескрываемой завистью смотрели они на появившихся в городе людей в шинелях или куртках на меху, полушубках или ватных телогрейках, с винтовками, карабинами, автоматами…

Несмотря на соблюдавшуюся тайну, юные валдайцы все равно догадывались, даже были уверены: это партизаны. А где им предстояло воевать, они знали точно: в тылу врага. Мальчишки страшно гордились тем, что такие люди находятся в их родном городке.

С каждым днем прибавлялось хлопот у старшего батальонного комиссара Гордина: обком партии и партизанский штаб торопили с отправкой нового соединения за линию фронта. Торопил и партизанский отдел штаба Северо-Западного фронта: его руководители разработали планы новых боевых операций и приурочили их осуществление к приближавшемуся Дню Красной Армии.

В кабинете Гордина, куда вошел вызванный капитан Буйнов, был и полковой комиссар Асмолов.

— Рад видеть тебя, Никита Петрович, в полном здравии, — протянул руку Асмолов. И шутливо добавил: — Похудел ты на бологовских хлебах что-то. Вроде бы и миниатюрней стал.

— Что верно, то верно. Такой конец ремня освободился — пожалуй, на сбрую не одной лошади с Нарвских ворот хватит, — в тон ему ответил Буйнов.

— Ничего, здесь несколько дней отдохнешь. А потом вот Василий Порфирьевич задание даст, — он повернулся к Гордину.

— Уважили твою просьбу, Никита Петрович. Скоро пойдешь туда, куда просился.

Слова Гордина обрадовали Буйнова: «Наконец-то…»

— Только на «пятерку» не рассчитывай, — всту пил снова в разговор Асмолов. — Она еще не готова. Примешь Первую особую. — Полковой комиссар показал на карте, где дислоцируется бригада.

— А Пятую поведет Новаковский. Сколько дадим капитану на отдых, Василий Порфирьевич?

— Три дня. Больше не можем.

— Могу и завтра.

— Не горячись. Иди отдыхай. Еще навоюешься!

Все же Буйнов отправился в Первую особую бригаду на второй день.

 

Клятва

Формирование Пятой бригады заканчивалось. В нее влился еще один небольшой отряд — из Окуловского района, возглавляемый Николаем Николаевичем Шамшуриным, комиссаром Дмитрием Венедиктовичем Егоровым. Теперь в бригаде стало восемь отрядов — Бологовский, Боровичский, Валдайский, Мошенской, Окуловский, Опеченский, Пестовский, Хвойнинский. Прибыл и комиссар бригады Михаил Кононович Большаков, человек сугубо штатский, зато опытный партийный работник. Затем со своими портативными рациями приехали специально подготовленные для работы в тылу врага радисты группы комсомольца Михаила Козодоя.

И вот наконец издан приказ:

«21.01.1942. Командиру 5-й (сводной) партизанской бригады…

Начальник партизанского отдела фронта АСМОЛОВ.

В период 21–22/1 с. г. с бригадой в количестве 230 человек перейти фронт на участке Медведно — Бол. Вороново с выходом в район Трохово — Соколове…

Уполномоченный Ленобкома ВКП(б) по руководству партизанским движением на Северо-Западном фронте ГОРДИН».

По прибытии бригады в район действий установить связь со штабом 2-й партизанской бригады.

Наступил торжественный момент.

— Я, сын великого советского народа… добровольно вступая в ряды партизан Ленинградской области, даю перед лицом своей Отчизны, перед трудящимися героического города Ленина свою священную и нерушимую клятву партизана…

В строгой тишине зимнего утра эти слова торжественной клятвы звучали громко и эхом отдавались где-то за каменным строением районного военного комиссариата, около которого выстроился личный состав бригады. Каждый боец, каждый командир, повторяя слова клятвы вслед за читавшим ее комиссаром Большаковым, присягал на верность Родине. Каждый, кто стоял в строю, чувствовал особую ответственность перед народом за оказанное ему доверие, готовность идти в бой, потому что другой дороги сейчас не было.

И не могло быть.

— Я клянусь до последнего дыхания быть верным своей Родине, не выпускать из своих рук оружия, пока последний фашистский захватчик не будет уничтожен на земле моих дедов и отцов!

Мой девиз — найти врага, убить его. Стать охотником-партизаном по истреблению фашистского зверья.

Я клянусь свято хранить в своем сердце революционные и боевые традиции ленинградцев и всегда быть храбрым и дисциплинированным партизаном.

Никогда, ни при каких обстоятельствах, не выходить из боя без приказа командира. Презирая опасность и смерть, клянусь всеми силами, всем своим умением и помыслами беззаветно и мужественно помогать Красной Армии освободить город Ленина от вражеской блокады, очистить все города и села Ленинградской области от немецких захватчиков.

За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.

Кровь за кровь и смерть за смерть!

…Я клянусь, что умру в жестоком бою с врагом, но не отдам тебя, родной Ленинград, на поругание фашизму.

Если же по своему малодушию, трусости или по злому умыслу я нарушу эту клятву и предам интересы трудящихся города Ленина и моей Отчизны, да будет тогда возмездием за это всеобщая ненависть и презрение народа, проклятие моих родных и позорная смерть от рук товарищей.

Когда церемония была закончена и клятва скреплена подписями, Асмолов сказал:

— Разрешите вас поздравить, товарищи партизаны! Вы теперь — единая боевая семья. Наше командование и Ленинградский областной комитет партии выражают уверенность, что вы с честью пронесете по советской земле, временно захваченной врагом, священное партизанское знамя. В добрый путь! Боевых вам успехов!

— Служим Советскому Союзу! — прозвучал стоустый ответ.

 

До свидания, Большая земля!

Отзвучали слова торжественной партизанской клятвы. Вскоре личный состав бригады с оружием, боеприпасами, взрывчаткой, продовольствием, медикаментами, хозяйственным снаряжением, лыжами погрузился на автомашины. Водители их вывели на автостраду Валдай — Новгород, и снова замелькали по сторонам километровые столбы, заснеженные поля, лесные массивы, поселки…

В двух головных машинах колонны находились армейские командиры, провожавшие партизан до линии фронта, и группа разведчиков Александра Макаровича Никитина. Этим проверенным в жарких делах ветеранам Пестовского отряда командование поручило самые ответственные задания по разведке, прокладыванию наиболее безопасного маршрута через линию фронта в Партизанский край.

Первый привал в районном центре — поселке Крестцы. Переночевали в здании исполкома райсовета. Затем, быстро проскочив Ямскую Слободу и Зайцева, остановились в населенном пункте Старый Двор: здесь надо было проявлять особую осторожность — начиналась прифронтовая зона, а у озера Ильмень, по данным армейской разведки, располагались многочисленные вражеские батареи. Опасаясь артиллерийского обстрела, колонна свернула с дороги и укрылась в лесу, у деревни Красково.

Эта небольшая деревушка приютилась в низине, неподалеку от южного берега озера Ильмень и западнее проселочной дороги Зайцево — Пола. Под покровом темной январской ночи на пустынной лесной поляне у деревни сгрузили ящики, тюки, мешки с боеприпасами, продовольствием, медикаментами. Все это было по-хозяйски распределено между отрядами, а в отрядах — между бойцами. Интендантские обязанности в бригаде по приказу командира выполняли Александр Валов и Спиридон Павловский.

По плану, разработанному областным комитетом партии и партизанским командованием, переход бригадой линии фронта предусматривался в малоразведанном районе болотистых и лесных массивов между Старой Руссой и озером Ильмень. Туда первыми и направились разведчики. Повел их Александр Никитин, на которого были возложены обязанности начальника разведки бригады.

Ждали от них вестей, а тем временем командир и начальник штаба проводили совещание командиров и комиссаров отрядов, командиров и политруков рот, совместно с шестью проводниками, выделенными 21-м стрелковым полком 180-й стрелковой дивизии для перехода через линию фронта.

— Еще раз уточняем задачу. Отправимся на лыжах. Переходить будем вот здесь, — Фатеев указал на карте-километровке, заложенной в планшет, соответствующий квадрат. — Параллельно железнодорожной линии проходит автодорога. Есть сведения, что по ней — большое движение, поэтому пересекать ее сразу всей бригадой рискованно. Придется поотрядно — через интервалы, в зависимости от обстановки. Сначала один отряд, потом, если все будет спокойно, — второй, за ним — остальные.

Приказываю: в пути соблюдать максимальную осторожность — ни в коем случае не курить, не разговаривать, сделать так, чтобы ничто в пути не бренчало.

Н. Г. Еремеев, начальник штаба отряда «Храбрый»

Не суетиться, не мешкать, действовать решительно! Команду подавать взмахом руки: вперед — приглашающим жестом, ложись — движением руки ладонью сверху вниз, назад — взмахом руки в соответствующем направлении. Бригадная разведка и прокладывание маршрута возложены на разведчиков Пестовского отряда, которые будут следовать в голове колонны.

Каждому отряду выслать перед собой разведывательную группу для корректировки маршрута, наблюдения и охранения. После перехода, когда соберутся все, пойдем дальше. Еще раз напомните всему личному составу, что один неосторожный шаг может погубить бригаду.

Над горизонтом поднялось меднолицее зимнее солнце. Теперь можно было в каждом отряде разжечь небольшие костерки, чтобы вскипятить воду для утреннего чаепития.

Начальник штаба бригады Фатеев вызвал из Болотовского отряда Николая Еремеева:

— Через час, Григорьич, как только люди позавтракают, ставь их на лыжи! Продолжай тренировать как в Валдае по своему «самоучителю». — Фатеев улыбнулся. — Тренируй в полном боевом! Время есть — пока не вернется разведка.

Николай Григорьевич Еремеев, опытный специалист сварочного дела, мастер спорта, известный в обществе «Локомотив» лыжник, пользовался авторитетом среди партизан не только своего отряда. Лучшей кандидатуры для работы инструктором по физической подготовке в бригаде нельзя было найти.

На лыжной подготовке у Еремеева не заскучаешь. Для начала поговорит немного о теории: мол, на лыжах не бегают, не ходят, не шагают, а скользят. При походном марше колонны строй применяется кавалерийский — по трое. И подает команду нараспев:

— Спра-а-во-о по-о-о три-и а-арш!

Затем перейдет к практике: при скольжении можно, дескать, в темпе польки, напевать про себя:

Длинные косые тени редко разбросанных по полю сосен лежали на снегу черными булавами. Ветра не было. Сандружинница Лида Михайлова, скользящая на лыжах за Еремеевым, еле успевала за ним.

— Послушай, Николай Григорьевич, ежели ты заполучил мастера спорта — неужто думаешь, что из нас тоже мастера выйдут? — Она произнесла это так жалобно, что Еремеев даже не стал ругать девушку за столь несерьезный, как ему подумалось, вопрос. Только, обернувшись, сказал строго:

— Разговоры прекратить! Помнить Суворова: тяжело в учении — легко в бою! — Потом смягчился: — Ладно — перекур десять минут. Девчатам — по кусочку рафинада.

Кажется, не успели присесть, как снова команда:

— Вещмешки надеть! На лыжи ста-а-а-но-о-вись!

Молодой пулеметчик Тимофеев полушутя-полусерьезно проговорил:

— Опять начали ишачить. Ну что за жизнь! Вон посмотришь на радистов — завидки берут: одна рация на боку да пистоль. И все. Интеллигенция, да и только.

— Помолчи, а то еще пудик подбросим. Для закалки души и тела, — ответил Еремеев. — А радистов не трожь — у них служба особая: от них и твоя, и моя, и всей бригады жизнь зависит. Старший батальонный комиссар Гордин как говорил, когда рации достал для нас? «Радистов особенно берегите. Они — хлеба важнее в тылу врага. Они — ваша связь с Ленинградом и Валдаем».

— Да что вы, Николай Григорьевич, это я так, к слову сказать. Понимаю же. — Тимофеев встряхнул плечами, чтобы двадцатикилограммовый вещмешок лег ловчее, и добавил: — Своя ноша не тяжела. Только плечи режет без привычки.

В то время как Еремеев на практике доказывал теоретические преимущества лыжных тренировок по своему «самоучителю», в штаб бригады пришло первое донесение от Пестовского. Пестовский — это был псевдоним Александра Никитина. Вообще в годы войны псевдоним подбирался часто по названию местности, где человек жил, работал.

Александр Макарович сообщал: «Берег озера находится под обстрелом немецких орудий. Сами батареи где-то в стороне, но открывают огонь, как только начинается какое-либо движение. Стрельбу корректируют, пробуем обнаружить корректировщиков. Для этого группа Николая Петрова дважды специально демаскировалась, чтобы вызвать огонь на себя. Разведку и поиск продолжаем в другом направлении, так как здесь не пройти. Подробности лично. Пестовский».

К вечеру в лагере у Краскова появился посыльный из штаба занимавшей в этом районе оборону стрелковой дивизии. Он представился и вручил командованию бригады пакет. Оказалось, что партизанских командиров вызывал прибывший в дивизию член Военного совета Северо-Западного фронта корпусной комиссар В. А. Богаткин. Вместе с посланцем выехали Иоваковский и Большаков.

— Я пригласил вас по важному делу. Прошу. — Корпусной комиссар жестом пригласил партизанских командиров к столу, на котором лежала карта, исчерченная красными, синими, зелеными стрелами. — Задача такова: нам нужно перебросить за линию фронта группу своих лыжников. Поскольку вы направляетесь туда же — пойдете вместе. Форсируете Ловать и, когда углубитесь километров на пятьдесят в тыл противника, разойдетесь по своим маршрутам. Ясно?

— Ясно. Просим только поставить в известность наше командование.

— Это предусмотрено. Через два часа прибудет в ваш лагерь командир нашей группы. Уточните детали совместных действий.

Вернувшись от Богаткина, Новаковский и Большаков застали начальника штаба Фатеева за чтением нового донесения от Никитина:

«В радиусе обследованных двадцати километров чисто. Передовые охранения наших частей ведут перестрелку с противником на прежних позициях. Вместе с армейскими разведчиками нащупали брешь в немецкой обороне. Ее координаты… Юго-восточнее… Пестовский».

Предположения командования подтвердились: гитлеровцы за последние дни особо укрепили оборону северо-восточнее от Старой Руссы, поэтому «окно» разведчиками было найдено южнее.

— Хоть кружнее, да вернее, — сказал начальник штаба, проведя на карте не прямую, а чуть изогнутую стрелу в сторону координат, указанных Никитиным.

Назавтра вернулся в красковский лагерь и сам начальник разведки. Последнее совещание было коротким. Каждому подразделению определялось свое место: разведка, затем ударная рота автоматчиков, слева и справа — боковые охранения, отряды, лыжники-армейцы, группа прикрытия, замыкавшая колонну. Установлен пароль на первые сутки. Сверены часы.

На исходе 21 января 1942 года. Все в боевой готовности. Ни звука, ни огонька.

Два ноль-ноль. В путь!

— До свидания, Большая земля!