Армии диадохов. — Наемничество. — Слоны. — Политическая обстановка перед кампанией 302–301 гг. Государства-участники войны. — Стратегический план коалиции, враждебной Антигону. — Начало военных действий: диверсия Лисимаха и Препелая в Малой Азии. — Ответ Антигона. — Кампания 302 г. в Фессалии. — Деметрий у Эфеса и в Пропонтиде. — Армии на зимних квартирах. — Гераклея Понтийская. — Катастрофа армии Плейстарха. — Битва при Ипсе.

Армии диадохов наследовали от эпохи Александра очень многое — по то, что в руках великого завоевателя являлось живым организмом, постепенно окостеневало, превращаясь в мертвую схему. По имеющимся у нас сообщениям о многочисленных боевых столкновениях той эпохи можно прийти к выводу, что армии становились все более неповоротливыми, теряя управляемость на поле боя.

В итоге тактические построения превращались в своеобразный ритуал: центр обязательно занимала фаланга, справа и слева от которой последовательно располагались остальные рода войск: гипасписты, пельтасты, слоны, колесницы, конница…

Соответственно, основной стратегической задачей становился сбор армии и нахождение местности, на которой все это громоздкое образование могло бы вступить в бой точно с таким же войском.

Изменился и характер самой армии. Прежде всего это касается фаланги. Во времена Филиппа и Александра она была профессиональной с точки зрения ее навыков и организации, но не с точки зрения образа жизни отдельных солдат и подразделений. Об этом свидетельствует отпуск, предоставленный Александром «молодоженам» после кампании 334 г, и возвращение на родину части ветеранов после его смерти.

Чтобы стать профессиональной во всех смыслах этого слова, фаланга должна была оторваться от своих этнических корней — что и произошло с македонянами после развала государства. При этом способ существования профессиональной армии известен был один — наемничество. Во время войн диадохи-ветераны либо погибли, либо попросту вымерли, а на смену им пришли разношерстные отряды, в подавляющем своем большинстве являвшиеся наемными. Командиры последних были своеобразными кондотьерами, вроде знаменитого Алкима, соратника Деметрия Полиоркета, от липа своего отряда заключившего договор с царем.

Не только пельтасты, но и педзетеры превращались в наемные части (за исключением армии, сложившейся после окончательного воцарения в Македонии династии Антигонидов — но это будет только в середине III в.), меняющие своих хозяев в зависимости от массы посторонних факторов.

Наемничество было образом жизни и уж, во всяком слуг чае, способом найти деньги на пропитание. Некоторым из наемников удавалось сколотить целое состояние. Вот как описывает быт таких солдат афинский комедиограф Менандр, современник войн диадохов: «И лишь восходит солнце, одни направляются гурьбой из лагеря, чтобы подвергнуть грабежу ближайшую деревню или город, другие же уходят торговать рабами. Возвращаются вечером с немалыми деньгами — и те, и другие…»

Вместе с развитием наемничества армии потеряли национальный характер. Названия различных подразделений («тарентинцы», «агриане») указывали уже не на этнический их состав и даже не на особенности их вооружений, а попросту были традиционными обозначениями отдельных частей.

Соответственно, по иному выстраивались и отношения между армией и паром. К концу эпохи диадохов последний из военного вождя превращается в работодателя, даже если при этом придворные круги создавали вокруг пего ауру живого бога, своего рода Ареса на земле.

Конечно, были и исключения, одним из которых являлся Пирр, но речь об армии эпирского царя еще последует.

В эллинистическую эпоху начались эксперименты с новыми видами вооружения. Прежде всего это коснулось доспехов. Видимо, под влиянием примера иранской конницы македонские правители начали создавать настоящие тяжелые брони. Вот что говорит Плутарх о доспехах, которые были созданы для Деметрия в 305 г: «Нарочито для войны с родосцами Деметрию привезли с Кипра два железных доспеха весом по сорок мин (около 18 кг. — Р. С.) каждый. Чтобы показать несокрушимую их крепость, оружейник Зоил велел выстрелить из катапульты (стреломета. — Р. С.) с двадцати шагов, и стрела не только не пробила железо, но даже царапину оставила едва заметную, словно бы нанесенную палочкой для письма».

Однако самое значительное воздействие на тактику произвел новый вид вооруженных сил, который стал очень популярным среди диадохов, — боевые слоны.

Уже столкновение с ними армии Александра на р. Гидасп произвело на македонян сильное впечатление. Хотя в конечном итоге западная армия и одержала победу, в эллинистических государствах начинается повальная мода на слонов.

В изображаемое нами время как боевые использовались преимущественно индийские слоны. В Индии существовали настоящие питомники, в которых выращивали и воспитывали боевых животных. На поле боя они действовали как живые тараны: топтали пеших воинов, распугивали конницу. Сопротивлявшихся били клыками или же хватали хоботом: «Особенно страшно было смотреть, когда слоны хоботами хватали вооруженных людей и через голову подавали их своим погонщикам» (Курций Руф). Очевидно, в этом случае погонщик попросту добивал врага. Другие античные историки утверждают, что, подняв хоботом врага вверх, слоны с размаху бросали его оземь.

Как бы то ни было, главным в «слоновьем войске» была именно его масса. Уже рассказывая о битве при Гидаспе, историки говорят, что животные стояли на значительном расстоянии друг от друга (до 30 м — правда, такая расстановка животных была скорее исключением, чем правилом), а промежутки ними заполняли пехотинцы: «Вся расстановка в целом напоминала укрепленный город: слоны стояли как башни; солдаты между ними играли роль простенков» (Диодор). Таким образом, слоны придавали устойчивость индийскому фронту. Они должны были «проминать» строй соперника, а в случае конных контратак — отгонять всадников.

«Вооружение» слона (масса, хобот, бивни) дополнял погонщик. На античных изображениях мы видим в его руке кривой шип, при помощи которого он направляет животное. На погонщике шлем и легкая хламида; ноги его беззащитны. Так, очевидно, было легче управляться с животным, однако в результате мы неоднократно встречаемся с рассказами о том, как напавшие на отряд слонов войска в первую очередь ранят или убивают погонщиков и боевое подразделение превращается в беспомощное стадо.

Погонщик имел запас дротиков, которые метал в противника. Возможно, уже в армиях Эвмена и Антигона (во время войны «конфедератов» и «государственников») на слонов вдобавок сажали по стрелку, получавшему хорошую позицию для обстрела противника.

Пирр пойдет еще дальше в вооружении слонов, но об этом — в свое время.

* * *

Итак, в 302 г. завязался узел событий, которые повлекли за собой кардинальное изменение расстановки сил в Восточном Средиземноморье.

К этому моменту расклад противоборствующих сторон был предельно ясен. Фаворитом являлся Антигон Одноглазый, 78-летний царь, который, как казалось, имел больше всех остальных шансов восстановить государство Александра.

Интересно, что в походе великого завоевателя он участвовал лишь на первом его этапе. Переправившись вместе с македонской армией в 334 г. в Малую Азию, Антигон первоначально был главой всех греческих контингентов. В чем заключались его функции и какую он сыграл роль во время первой кампании Александра, сказать трудно. Зимой 334/33 г. царь назначил его сатрапом Фригии. Это была стратегически очень важная провинция, запиравшая проходы из Азии в западную часть Малой Азии. В течении 333 г. контроль над ней был просто необходим для македонян: именно через Фригию шли все их коммуникационные линии, пока Александр не взял Тир и Газу, открыв для себя морские нуги.

Надо сказать, что Антигон блестяще справился со своей задачей, отразив летом 333 г. попытку контрнаступления персидских военачальников из Каппадокии и Пафлагонии. Ему пришлось дать три сражения, в каждом из которых персы были обращены в бегство.

И после 333 г. во Фригии оставались значительные гарнизоны: это можно понять, так как области на севере Малой Азии, а также Каппадокия оставались независимыми.

После смерти Александра Антигон последовательно поддерживал сторонников «конфедерации». В Малой Азии он несколько лет боролся против неутомимого Эвмена, а затем, когда регент Полисперхонт сделал последнего стратегом-автократором Азии, восставшие сторонники Кассандра именно Антигону поручили командование в войне против него.

И Антигон справился со своей задачей. Он медленно теснил Эвмена в пустынные районы восточного Ирана, подкупал его друзей, раз за разом восстанавливал свою армию после очередной трепки и, наконец, отпраздновал триумф зимой 317/16 г. Победа над Эвменом отдала в его руки практически всю Переднюю Азию. Еще более усилило Антигона то, что значительные средства, скопленные Александром и находившиеся в городах Кинле (в Киликии) и в Сузах, также оказались в его руках. С легкостью подавив мятежи одних сатрапов, вынудив других покинуть свои провинции (так, летом 316 г. из Вавилона бежал Селевк, долгое время правивший Нижней Месопотамией), Антигон в 315 г. в Тире объявил себя регентом, недвусмысленно демонстрируя свои претензии на единоличную власть.

В течение остальных 13 лет Антигон приобретал на Западе, зато терял на Востоке. Ему удалось объединить под своей властью практически всю Малую Азию — а это было сложной задачей, так как в свое время здесь получили владения многие авторитетные сподвижники Александра. Он руками своего сына, Деметрия, «освободил» почти всю Грецию, установив там свою гегемонию и находясь в 302 г. всего лишь в шаге от того, чтобы завладеть Македонией. Однако он потерял огромные территории к востоку от Евфрата: в 312 г. Селевк вернулся в Вавилон, разбил наместника Антигона и вскоре объединил под своей властью все земли до границ Индии.

Антигон не чувствовал себя слабее после этой потери: он явно был уверен, что Вавилон находится слишком далеко от эпицентра истории, а власть Селевка над бескрайними просторами «дальних» сатрапий эфемерна. С вавилонским владыкой надеялись справиться без труда после завоевания Македонии и Египта.

Центр государства Антигон перенес из Келен, своей фригийской столицы, в Сирию, где построил город Антигонию.

Здесь были армейские склады, лагеря, торговые и ремесленные центры. Здесь же располагались казнохранилища, в которых золота было больше, чем у всех его противников вместе взятых.

Еще одним достижением Антигона и Деметрия стало разрушение «талассократии» Птолемея Египетского. В начале войн диадохов власть над морем была в руках у последнего. Однако уже с 306 г. Деметрий командует не менее, а быть может, и более мощным флотом: по крайней мере, из Греции, из бассейна Эгеиды и с Кипра египтяне были вытеснены. Впрочем, сам Египет Антигону «не давался»: Птолемей отражал и сухопутные вторжения, и комбинированные атаки с суши и моря.

Весной 302 г. Антигон находился в своей новой столице. Он праздновал завершение ее строительства и ожидал известий от сына, уже названного Коринфским союзом гегемоном Греции и во всеуслышанье обещавшего этим же летом освободить Македонию.

О Кассандре мы писали уже немало, поэтому перейдем к другим врагам Антигона.

Царем Фракии был Лисимах, один из бывших телохранителей Александра, прошедший с царем всю Азию и прославившийся некогда тем, что на охоте, устроенной в 333 г. в Сирии, сумел убить самого большого из всех встречавшихся македонянам львов. Долгое время он играл второстепенную роль в войнах между диадохами.

Лисимах в сущности владел только прибрежными районами Фракии: на Эгейском побережье до р. Стримон, а на побережье Понта Эвксинского — до Истра (Дуная). Берега были заселены греками и эллинизированными фракийцами. Некоторые местности, например Фракийский Херсонес (современный п-ов Галлиополи — фактический центр царства Лисимаха) или земли близ Византия, считались благодатными районами, на Эгейском побережье имелись золотые рудники. Однако в целом царство Лисимаха было небольшим и небогатым. К тому же внутренние районы Фракии Лисимах контролировал лишь условно; войны против фракийцев, придунайских скифов, гетов и отпадавших греческих городов являлись главным содержанием его царствования до 302 г. Правда, отсутствие масштабных военных кампаний, сопровождавшихся обычно значительными издержками, привело к тому, что казна Лисимаха к началу конфликта с Антигоном была полна и он смог навербовать значительную — в сравнении с размерами его царства — армию.

Незадолго до принятия царского титула Лисимах построил себе столицу. Не мудрствуя лукаво он назвал ее Лисимахией (после многочисленных Александрии эпоха диадохов «отметилась» на карте Греции и Переднего Востока Лисимахиями, Антигониями, Кассандриями, Деметриадами и т. д.). Располагался город в стратегически важном месте: на Фракийском Херсонесе. До этого момента полуостров был укреплен только на перешейке, соединяющем его с Фракией, — против набегов «немирных» фракийцев. С постройкой большого, обнесенного мощными стенами города Херсонес получил защиту и со стороны азиатского берега, находившегося в руках Антигона.

Царь Египта Птолемей Лаг также принадлежал к числу телохранителей македонского царя, особенно выдвинувшихся во время похода в Индию. После смерти Александра он получил Египет — впрочем, его полномочия были ограничены: грек Клеомен, которого назначил правителем Египта еще Александр, должен был разделить с ним «тяготы» власти.

Однако ни Птолемей не собирался терпеть рядом с собой соперника, ни Клеомен не желал уступать свое место. Произошла короткая, но ожесточенная война, во время которой оккупационные войска Клеомена уступили отрядам, приведенным с собой Птолемеем. Бывший правитель Египта был убит, и новый сатрап тут же начал проводить сепаратистскую политику.

Его врагом становился любой, кто получал преимущество над другими диадохами. Вначале он воевал с первым регентом, Пердиккой: именно во время похода на Египет последний и был убит. Затем врагом Птолемея являлись Полисперпхонт и Эвмсн. После победы Антигона фригийский сатрап естественным образом стал его соперником

В разные годы Птолемей владел многими укрепленными пунктами в Греции и на побережье Малой Азии, контролировал Кипр. Основной его базой в Эгейском море был о. Кос Будучи талантливым администратором, он прекрасно понимал, что его государство, как бы состоявшее из двух разнородных частей — сельскохозяйственной долины Нила и молодого, но уже большого промышленного и торгового мегаполиса (Александрия), — будет процветать, если ему удастся получить контроль над торговыми путями, по которым происходил сбыт египетского зерна.

Однако активное создание Антигоном и Деметрием флота к 306 г. по крайней мере уравняло их шансы в морской война. В течение многих лет Деметрий совершал переправы своих армий в Грецию и обратно, не испытывая никакого противодействия со стороны египтян.

«Сухопутные» претензии здравого Птолемея были более скромными. На Западе он установил контроль над Киреной, но не пытался проникнуть в Ливию дальше и не начинал завоевательного похода против Карфагена, которым на смертном одре грезил Александр Великий.

На востоке Птолемей стремился овладеть Финикией, Палестиной и Келесирисй (южной Сирией). Именно из-за этих земель Египет практически непрестанно воевал с Антигоном. Хотя борьба шла с переменным успехом, нужно отдать должное Птолемею, сумевшему связать завоевательный порыв Антигона и Деметрия в Келесирии и Палестине, ставших своего рода «предпольем» Египта.

Наиболее глубокое вторжение в 312 г. совершил Деметрий, дошедший до Газы — последней крепости в азиатских владениях Птолемея, но здесь египетскому царю удалось одержать самую славную из своих побед

К 302 г. царство Птолемея было крепкой структурой, имевшей сильный флот, неплохую сухопутную армию, укомплектованную главным образом греками, издревле в большом количестве жившими в Египте, и македонянами. Однако в одиночку Антигону Одноглазому оно противостоять не могло.

Самым восточным из соперников Антигона являлся Селевк. Это был противоречивый человек, познавший всю изменчивость фортуны, в конце своей жизни создавший огромное царство — от Геллеспонта до Яксарта — и погибший в тот момент, когда перед ним лежала беззащитная Македония.

К моменту смерти Александра Селевек был командиром гипаспистов, занимая, таким образом, одну из высших должностей в македонской армии. После того как Пердикка был избран войсковым собранием регентом, освободилось место хилиарха (командующий лейб-гвардией, фактически второй после царя человек в военной иерархии), и именно Селевк занял его.

Однако позже тот же Селевк участвовал в убийстве Пердикки, «отблагодарив» того таким образом за доверие

С приходом к власти Антипатра Селевк поспешил избавиться от должности хилиарха, которая в условиях распада армии уже мало что значила, и получил в свое владение Вавилонскую сатрапию. Здесь он правил с 321 г, за исключением периода 316–312 гг., когда Вавилония находилась под контролем Антигона.

К 302 г. Селевк сумел установить свою власть в сатрапиях, лежавших на востоке от Тигра. Нам ничего не известно о его военных операциях; впрочем, мы знаем, что самым сложным оказалось столкновение с индийским царем Чандрагуптой, который изгнал из долины Инда македонские гарнизоны, после чего завоевал всю Северную Индию. Селевк, видимо, проиграл войну, так как он отдал Чандрагупте огромные территории в современном Афганистане и юго-восточном Иране. Однако территориальные потери были скомпенсированы, во-первых, появлением твердого тыла (отношения между Селевком и Чандрагунтой отныне являлись исключительно мирными), а во-вторых, получением царем Вавилона стада из 500 индийских слонов. Селевк стал обладателем самого крупного «слоновьего корпуса» среди всех диадохов; недаром его иногда называли «элефантархом».

Имея своей столицей Вавилон, центром своей державы Селевк сделал Персию. Именно здесь пополнялись его административные кадры и войска. К тому же Месопотамия была беззащитна перед вторжениями из Сирии, что продемонстрировал в 308 г. Антигон: его армия неожиданно пересекла границы государства Селевка и долиной Евфрата дошла до Вавилона. Хотя антигоновцам не удалось закрепиться во вражеской столице, их молниеносный марш из Сирии доказывал стратегическую уязвимость Нижней Месопотамии.

После 308 г., правда, враждебные отношения между Селевком и Антигоном сменились мирными, но оба царя понимали, что новое столкновение — дело недалекого будущего.

На примере Селевка особенно ярко видно, что принятие царского титула еще не обеспечивало безусловного подчинения подданных. Для этого было необходимо окружить свое имя ореолом богоизбранности. Более всего предзнаменований великого будущего античные историки нам сообщают, говоря о Селевке: его «штаб» поработал в этом отношении лучше других диадохов.

Самыми известными были истории о родимом пятне на бедре Селевка, имевшем форму якоря, и о том, как Селевк спас диадему Александра. Родимое пятно вавилонский сатрап получил якобы в память о своем подлинном отце — Аполлоне. Что касается диадемы, то она была сорвана ветром с головы Александра, когда тот, уже вернувшись в Вавилонию, плавал по озерам Нижней Месопотамии, исследуя могильники древних царей. Согласно Арриану, некоторые из историков утверждают, будто Селевк тут же бросился в воду, подплыл к тростнику, за который зацепилась диадема, и, чтобы не намочить ее, надел на собственную голову. «Это обещало Александру смерть, а Селевку — великое царство».

Так или иначе, к 302 г. Селевк уже немало сделал для того, чтобы убедить своих подданных в собственной угодности богам. Но и он не мог бы сражаться с Антигоном один на один.

* * *

Кампании 302–301 гг. не были блестящей импровизацией со стороны союзников. Поскольку их государства находились на значительном расстоянии друг от друга и были разделены враждебными территориями, можно предположить, что на подготовку общего решения и координацию действий ушла вся зима 303/02 г.

Инициатива исходила от Кассандра, держава которого стояла на краю гибели. Прежде всего он встретился с Лисимахом, понимавшим всю опасность положения македонского царя и своего собственного. После этого к Птолемею и Селевку были отправлены послы, предложившие возобновление старого союза и одновременно растолковавшие стратегический план на грядущую войну.

Давайте еще раз взглянем на географию конфликта. Кассандр и Лисимах владеют Фессалией, Македонией и Фракией. Их территории с трех сторон окружены сторонниками Антигона: в Греции формирует огромную армию Деметрий, на западе Пирр Эпирский (еще занимающий престол) и Главк, царь тавлантиев, в грядущем конфликте явно займут враждебную Кассандру позицию. Малая Азия является постоянным источником опасности для Лисимаха с юга и юго-востока.

Стратегическая оборона означает гибель — более или менее быструю — уже потому хотя бы, что Лисимах не может перебросить сколь-либо значительные силы в Фессалию, которая первой подвергается удару Деметрия. Он должен держать их сосредоточенными на берегах Пропонтиды (ныне — Мраморное море), чтобы парировать возможное наступление сатрапов Антигона через Проливы. Между тем поражение Кассандра однозначно приводило к падению власти Лисимаха.

С другой стороны, Антигония на Оронте имела идеальное стратегическое положение для того, чтобы угрожать одновременно Египту и Вавилону. Хотя могло показаться, что владения Антигона охвачены с юга и востока Птолемеем и Селевком, бывший сатрап Фригии был в состоянии из своей столицы парировать движения и первого, и второго. Прошлые войны наглядно показали, что Антигон и Деметрий умело пользуются центральным стратегическим положением своего царства по отношению к противникам. Они легко перебрасывали вооруженные силы по внутренним линиям коммуникаций с одного фронта на другой.

Чтобы лишить врага его стратегических преимуществ, союзники должны были вывести его силы из состояния геометрического равновесия. При внимательном рассмотрении обнаружилось уязвимое место в государстве Антигона — Малая Азия. Поскольку выступление царя Фракии на стороне Кассандра стало неожиданностью для Деметрия и его отца, они не позаботились о выделении третьей армии, предназначенной для защиты берегов Пропонтиды. Удар в этом месте, нанесенный Лисимахом, должен был смешать планы Антигона и заставить его изменить расположение войск. Предполагалось, что в идеале в Малую Азию бросятся и отец и сын (так оно и произошло на самом деле). В результате Кассандр спасал свое царство и мог поддержать Лисимаха. С другой стороны, после ухода армии Антигона из его столицы восточная и южная границы государства оголились бы, что позволяло Птолемею с Селевком направить свои войска мимо многочисленных сирийских крепостей в ту же Малую Азию. Соединившись здесь с Лисимахом и Кассандром, они имели бы неоспоримое преимущество над армией Антигона и могли рискнуть на генеральное сражение.

Маневр был крайне рискованным; мы увидим, что союзники неоднократно находились на волосок от гибели. Красота замысла несомненна, но она требовала координации действий нескольких армий, начинающих кампанию в тысячах километров друг от друга. Добиться такой координации сложно в наше время, а что уж говорить о IV столетии до н.э. К тому же нужно помнить, что единое командование у союзников отсутствовало, каждый из полководцев-царей преследовал во время войны собственные интересы и мог изменить ход военных действий в угодном ему направлении. Так и произойдет: мы увидим «неторопливость» Селевка, стремление Птолемея отсидеться за спинами союзников… Все говорило в пользу того, что у плана Кассандра больше шансов провалиться, чем привести к успеху.

Однако цари приняли идею македонского владыки. Весной 302 г. началась подготовка армий, причем все делалось настолько скрытно, что произошедшие события крайне удивили Антигона.

Для того чтобы тот занервничал, было необходимо, чтобы удар по Малой Азии стал ощутимым. Хотя враг стоял на границе владений Кассандра, последний не побоялся выделить для усиления Лисимаха часть своих вооруженных сил. Поскольку будущий «фронт» охватывал владения Кассандра и Лисимаха, они уже могли использовать внутренние операционные линии. В Лисимахию был отправлен корпус из 6000 пехотинцев и 1000 конных воинов под командованием Препелая. Этот военачальник был хорошо знаком с театром военных действий, так как еще в 314 г. он возглавлял армию Кассандра, отправленную сюда на помощь Асандру, тогдашнему сатрапу Карий, боровшемуся с Антигоном. Сам Лисимах имел не менее 25 000 пехотинцев и всадников (значительную часть его сил составляли фракийские и иллирийские наемники); более того, он рассчитывал пополнить свою армию за счет вражеских отрядов.

В начале лета армия Лисимаха и Препелая переправилась через Проливы (см. карту № 3). Перешли они в Азию примерно там же, где когда-то Александр: в полутора десятках километров на юго-западе от г. Лампсак.

Этот город без боя сдался неприятелю, зато Сигей пришлось брать штурмом. Потери были немалые, но зато Лампсак и Сигей представляли собой хороший оперативный плацдарм для дальнейшего наступления. Теперь нужно было превратить его в стратегический.

У Препелая и Лисимаха имелось три реальные возможности. Самой очевидной был марш на юг, через Троаду в Эолию, затем — в Ионию (к городам Колофон, Эфес, Милет). Так поступил после победы при Гранике Александр и очень быстро занял почти все западное побережье Малой Азии.

Однако союзники понимали, что марш-бросок к Милету может подставить оба их фланга под удар. Имея глубину, плацдарм не обладал бы необходимым фронтом: не было сомнения, что флот Деметрия попытается отрезать экспедиционную армию от Фракии, а также атаковать ее с побережья. В то же время Антигон мог подойти через Фригию и поставить противника в безвыходное положение.

Другим вариантом был поход на восток — вдоль берега Пропонтиды. Захватывая здесь один портовый город за другим, они могли бы расширить возможности для своей связи с Фракией. Заняв крепости от Абидоса до Халкедона, Лисимах мог надеяться, что Деметрий не сумеет перерезать все возможные пути для фракийских судов. Однако в этом случае наступление союзников вырождалось в борьбу за побережье: стратегический смысл подменялся оперативным.

Третья возможность — прямого марша на Келены через Геллеспонтскую Фригию — на первый взгляд выглядела откровенной авантюрой Подобный подарок для Антигона был бы просто царским. Двух-трех десятков кораблей Деметрия было бы достаточно, чтобы блокировать Лампсак На враждебной территории, без линий снабжения, его армия быстро перешла бы на сторону врага… Однако Антигон даже не представлял, насколько слаба его власть на западе Малой Азии.

Лисимах и Препелай избрали четвертый путь, который оказался смесью первого, второго и даже третьего одновременно. Препелай бросился на юг, в Троаду, а Лисимах отправился к Абидосу. В случае занятия Абидоса, крупнейшего города на южном берегу Геллеспонта, обладавшего мощными линиями укреплений, союзники получили бы мощную базу в тылу предполагаемого фронта наступления.

На долю Препелая выпал просто невероятный успех: напомним, под его рукой было всего 7000 солдат. Судя по всему, он пересек Троаду по внутренним дорогам и без боя вступил в город Адрамиттий, лежащий в глубине залива напротив о. Лесбос. После этого все ожидали, что Препелай будет стараться занять все города на побережье Эгейского моря. Однако тот, не останавливаясь, маршировал до Эфеса. Стены этого города видели куда более многочисленные осадные войска. Однако, едва Препелай начал готовить штурм, Эфес капитулировал. Дело, видимо, было не только в неожиданности нападения, но и в предательстве. По крайней мере, Препелай не облагал город контрибуцией, ограничившись лишь требованием сжечь все корабли во внешней гавани, которые Деметрий мог бы с легкостью захватить.

После Эфеса Препелай обратился к Клазоменам, Эритрам и Колофону, городам, лежавшим к северу от Эфеса. Однако взять удалось только Колофон: адмиралы Деметрия, отвечавшие за оборону Ионийского побережья, пришли в себя и сумели помочь остальным городам.

Тогда Препелай оставил прибрежные земли и направился на Сарды — в самый центр сатрапии Лидия. И снова в дело вмешалось предательство. Стратег Лидии Финик, к слову, некогда уже пытавшийся восстать против Антигона, однако прощенный царем, на этот раз безоговорочно перешел на сторону неприятеля. Лишь цитадель Сард осталась в руках отряда, верного Антигону.

К концу лета в руках Препелая находилась вся Лидия и несколько значительных городов на побережье. Полевых войск под рукой у него оставалось немного: нужно учесть, что значительная часть македонского корпуса была оставлена в захваченных городах в качестве гарнизонов. Тем не менее диверсия, осуществленная войсками Кассандра, оказалась более чем удачной.

В отличие от Препелая, Лисимах большую часть лета потратил на осаду Абидоса. Осада шла энергично, однако Деметрий успел прислать из Греции помощь, достаточную для того, чтобы принудить Лисимаха к отказу от штурма этого города.

Тогда, покинув свой лагерь под стенами Абидоса, царь Фракии неожиданно оставил побережье и направился в глубь Малой Азии. (Чтобы обоз не сдерживал движения армии, он оставил его у Лампсака.) Хотя наступление противников Антигона продолжалось уже более полутора месяцев, именно в старинных владениях Антигона неприятеля ждали менее всего.

Это тем более удивительно, что от района высадки союзников в самый центр Великой Фригии вела стратегическая дорога, которую строили еще персидские цари и которая была усовершенствована во время походов Александра. Лисимах беспрепятственно маршировал по ней вплоть до города Синнада, находившегося на границе Великой Фригии. Здесь был сосредоточен большой гарнизон под командованием Докима, судя по всему — военного генерал-губернатора этих мест. Лисимах окружил крепость, начал инженерную подготовку штурма, но вместе с тем завязал с Докимом переговоры. И вновь крупный военный чиновник Антигона предпочел капитуляцию сохранению верности своему царю. Поскольку в Синнаде находилась казна Великой Фригии, Лисимах мог предложить Докиму значительную ее долю в обмен на сотрудничество.

Вместе с казной в руки царя Фракии попало большое количество доспехов, мечей, копий, луков со стрелами, которыми можно было вооружить еще одну армию. Лисимах тут же начал набор добровольцев. Это было сделать ему тем более легко, что все окрестные укрепления Антигона перешли в его руки. Значительная часть Фригии, лежащая к востоку от нее Ликаония, а также находящиеся на южном побережье Малой Азии Памфилия и Ликия приняли сторону Лисимаха. Власть Антигона держалась только в некоторых крупных городах.

Происходящее грозило полным крахом государства Антигона. Реакция старого царя была хотя и запоздавшей, но исключительно энергичной. Несмотря на приходящие сообщения о вооружениях Птолемея на границах Палестины, а также о сосредоточении армии Селевка, Антигон оставил Сирию. Он поднял войска, квартировавшие вокруг столицы, и направился в Киликию. Здесь, в городе Кинд, находились его главные сокровища. Царь взял оттуда трехмесячное жалованье для своей армии (мы можем определить ее число в тридцать — сорок тысяч человек), а также 3000 талантов на непредвиденные расходы. Судя по всему, Антигон намеревался продемонстрировать своим противникам пример молниеносной кампании. Успехи Лисимаха должны были обернуться против него же самого. Забравшись в глубь Малой Азии, он подставлял себя под удар неприятеля, превосходившего его численностью, а вероятно, и качеством войск. Загнав остатки вражеской армии в Пропонтиду, Антигон мог вернуться в Сирию до наступления зимы и отразить Птолемея с Селевком.

Решительность Антигона можно только приветствовать. Однако он еще не представлял, с каким упорным и умелым противником ему предстоит иметь дело. Лисимах оставался в районе Синнады и, как представляется, пытался установить связь с Препелаем. Он понимал всю эфемерность своих успехов, поэтому держал главные силы сосредоточенными, ожидая неминуемого появления вражеской армии.

Антигон из равнинной Киликии перешел в Каппадокию — тем же путем, что и некогда Александр Великий, только в обратном направлении. Однако далее он не пошел на север, к Галису, хотя эта дорога выводила его на стратегический левый фланг противника, а устремился прямо к Келенам и Синнаде. Достаточно было одного его появления, чтобы Ликаония оказалась замирена. Перейдя границы Фригии, Антигон начал готовиться к сражению, но Лисимах вовсе не желал испытывать свое счастье в открытом бою.

Узнав о движении противника через Киликию и Каппадокию, фракийский царь собрал военный совет, на котором единогласно было решено не рисковать и не вступать в сражение, пока не подошли подкрепления от Селевка и Птолемея. Затягивание времени было возможно на сильной позиции, сполна обеспеченной провиантом.

Первоначально такую нашли где-то неподалеку от Синнады. Здесь был сооружен укрепленный лагерь, в который свезли провиант со всей округи. Антигон, подойдя к позициям Лисимаха, несколько дней подряд выстраивал на прилегающей к ней равнине свою армию, предлагая честный бой. Однако зрелище многочисленной фаланги, отборной македонской и фригийской конницы, слонов только убеждало обороняющихся в необходимости держаться за лагерным валом.

Антигон не решился на штурм неприятельских укреплений. Он правильно рассчитал, что в здешней достаточно пустынной местности его противник не мог накопить достаточных запасов, чтобы продержаться без фуражировок. Поэтому он разорил окружающие селения и расположил свои отряды на всех выходах из равнины, на которой находился лагерь Лисимаха.

Вскоре положение фракийского царя стало опасным: он явно не ожидал, что противник перекроет пути снабжения. Поскольку на скорое прибытие Селевка ничего не указывало, Лисимах решил вырваться из окружения и найти более выгодную позицию.

Таковую обнаружили в нескольких переходах к северу от Синнады, близ города Дорилей. Здесь протекала река Тимбрис (ныне Порсук?), которая могла прикрыть расположение фракийцев с юга. От удара с севера будущий лагерь Лисимаха обеспечивала горная гряда, являющаяся отрогом малоазийского Олимпа. Местность была богата водой, а окружающие деревни в изобилии дали бы продовольствие тому, кто первым достигнет долины Тимбриса.

Обратим внимание: Лисимах отступал не к своим базам на Геллеспонте, а на север. Объяснить это можно не только стремлением найти место для длительной обороны, но и попыткой сохранить положение, удобное для соединения с Селевком Тот, собрав 20 000 пехоты, 12 000 конницы и настоящую «танковую» дивизию — 480 слонов, должен был выступить в Каппадокию через Верхнюю Месопотамию. Из Каппадокии же существовала дорога вдоль р. Галис, затем на Анкиру, откуда уже можно было добраться до долины Тимбриса. Если бы Селевк начал поход раньше и двигался быстрее, он мог обойти войска Антигона, пока что занимавшие центральное положение между главными силами своих противников, и присоединиться к фракийцам. Однако во время маневра армии Лисимаха он еще только переходил Тигр…

В одну из ночей войска царя Фракии в полном молчании покинули свой лагерь. Отряды Антигона, перекрывавшие дороги, идущие в северном направлении, не рискнули вступать в бой, и противник фригийского царя вырвался из ловушки. Рассредоточенное положение армии Антигона не позволило тому собрать достаточные силы для атаки неприятеля на марше Более того. Лисимаху удалось намного опередить врага.

Холмистые берега Тимбриса делали позиции фракийского царя еще более неприступными. Однако Лисимах приказал обнести свое расположение тройным валом, усиленным частоколом

Антигон, достигнув Тимбриса, переправился на его правый (?) берег и вновь построил свое войско, предлагая Лисимаху помериться силой в открытом поле. Когда же стало ясно, что ничего, кроме, насмешек, от воинов противника он не дождется, царь Фригии вновь перекрыл возможные направления действий фуражировочных отрядов, а главные силы бросил на активную осаду лагеря.

Его солдаты активно начали земляные работы. Антигон торопился: его подгоняло не только возможное прибытие царя Вавилона со своими слонами, но и приближающийся период скверной погоды: и залитых водой окопах солдаты быстро теряли дисциплину.

Механики соорудили осадные устройства — переносные щиты и крытые галереи на полозьях, которые позволяли землекопам беспрепятственно насыпать бруствер, все более приближающийся к стенам лагеря. Подвезли также метательные орудия, которые отгоняли неприятельских стрелков, пытавшихся помешать земляным работам

Армия Антигона трудилась быстро и слаженно. Вскоре стало ясно, что Лисимаху не удержать и эту позицию. Зажатый между горами, рекой и фронтом «инженерной атаки» лагерь фракийского царя стал ловушкой. Вновь начинал сказываться недостаток продовольствия. Среди солдат — особенно в отрядах, сформированных из жителей Малой Азии, — зрело недовольство. Бережливый Лисимах задерживал выплату жалованья, полагая, возможно, что, получив деньги, часть его армии тут же переметнется к врагу.

Самое же важное заключалось в известии, что Селевк слишком далеко: «вес» его армии пока не отразился на ситуации близ Дорился. Рассчитывать на действия Препелая в тылу Антигона также не стоило — слишком мал был корпус македонского стратега.

Лисимах решил попытаться еще раз ускользнуть из-под удара. Удивительно, но Антигон, как никогда близкий к победе в войне, вновь наступил на те же грабли. Фактически окруженная армия дождалась дождливой ночи и… попросту ушла. Лисимах направился в сторону гор; возможно, Антигон не ожидал, что его противник рискнет прорываться по осенним горным тропам. Удивительно, но посты осаждавших, охватывавшие лагерь со стороны хребта, не оказали никакого сопротивления врагу.

Заметив, что враг уходит, Антигон поднял по тревоге свои главные силы и устремился за Лисимахом. Однако дождь перешел в ливень. Дороги раскисли, лошади вязли в них, а пехота не поспевала за врагом. Не менее тяжело было и фракийскому царю, однако он имел небольшую фору, которой и воспользовался.

Поняв, что соревнование в скорости проиграно, Антигон прекратил преследование и расположил свою армию на зимние квартиры. Они находились в треугольнике Дорилея, Пессинунта и Синнады. Таким образом, фригийский царь по-прежнему стремился сохранить центральное положение между Лисимахом и медленно приближавшимся Селевком.

Несмотря на явную стратегическую неудачу этой кампании, Антигон должен был встречать зиму, исполненный надежд на лучшее. Во-первых, Лисимах постоянно бежал от него, а отступление всегда удручающе действует на войско. Во-вторых, как раз во время событий под Дорилеей в Проливы прибыл из Греции Деметрий с главными силами флота и значительным сухопутным корпусом. Он запер Лисимаха в Малой Азии, прервав его сообщения со столицей и с Византием. В-третьих, Птолемей так и не вышел за пределы Келесирии.

Однако давайте еще раз вернемся в начало лета 302 г., чтобы посмотреть, чем завершился широко разрекламированный поход Деметрия против «узурпатора» Кассандра.

* * *

Кассандр весной 302 г. собрал около 30 000 пехоты и 2000 конных воинов. Можно быть уверенным, что выставить подобную армию (памятуя о неудачах прошлого года и о выделении экспедиционного корпуса Препелая) он мог лишь благодаря крайнему напряжению сил и финансов своего государства.

Македонский царь явно не желал дробить силы, однако на какой позиции он мог бы прикрыть всю оборонительную линию? Следуя старинному шаблону, Кассандр занял Фермопилы, перекрыв таким образом самую удобную дорогу в Фессалию из Средней Греции. Однако четырнадцать лет назад он сам же опроверг стратегию Полисперхонта, основанную на Фермопильской позиции, обойдя того по морю.

Точно так же поступил и Деметрий, обладавший мощным флотом Пунктом стратегического сосредоточения им был избран город Халкида в средней части о. Эвбея. Отсюда, через узкий пролив, войска легко могли быть переброшены обратно в Беотию. Так как Фермопилы занимал враг, Деметрий просто прошел по Эвбее мимо лагеря македонян. Если, готовясь к походу, он не торопился, считая, что враг уже находится в его руках, то теперь действовал быстро. Войска сосредоточились на северной оконечности Эвбеи, где погрузились на суда и совершили высадку на материке. В очередной раз армия, занявшая Фермопилы, стала жертвой стратегического обхода.

Первым на пути войска Деметрия попалась Лариса Кремаста. Городские ворота были открыты без всякого сопротивления, лишь запершийся на акрополе македонский гарнизон отказался капитулировать. Деметрий, не желая терять времени, приказал взять цитадель штурмом Остатки гарнизона были захвачены в плен и, закованными в кандалы, переправлены на Эвбею.

Оставив в Ларисе Кремасте значительный отряд, Деметрий выступил на север. Его путь шел по Фтиотиде на север, к Фивам Фтиотидским. Там, от Пагасийского залива, начиналась удобная дорога, ведущая в глубь Фессалии. Марш Деметрия ненадолго задержали несколько укрепленных пунктов, которые также были взяты с ходу.

А что Кассандр? Македонский царь, узнав о маневре противника, тут же оставил Фермопилы. Расположение его бывшей позиции, место высадки Деметрия и Фивы Фтиотийские можно представить в виде вершин прямоугольного треугольника. Если Деметрий шел по катету, то Кассандру приходилось спешить по гипотенузе, причем через Офрисские проходы. Однако его войско оказалось прекрасно подготовлено к этому маршу в отличие от громоздкой разномастной армии противника.

В итоге македоняне успели «заступить дорогу» врагу на границе внутренней Фессалии. Кассандр отправил около 1000 человек на усиление гарнизона Фер, одного из крупнейших городов этой области, а с остальными 31 000 воинов построил лагерь, преграждающий врагу путь на север.

Деметрий расположил свою армию напротив противника Сообщения античных историков не позволяют дать точный расчет времени кампании 302 г. Мы знаем лишь, что к моменту столкновения с Кассандром сын Антигона уже знал о высадке Лисимаха и Препелая в Малой Азии и отправил эскадру с десантом для поддержки Абидоса. В данный момент у Деметрия под рукой находилось около 50 000 человек.

В начале похода численность его армии была еще большей: в ее составе были 1500 всадников, 8000 македонян, являвшихся ядром фаланги, 15 000 наемников, 25 000 греков, мобилизованных по постановлению Коринфского конгресса, а также 8000 иррегулярной пехоты, собранной главным образом среди экипажей пиратских кораблей (пираты всегда с удовольствием служили Деметрию), всего 57 500 солдат.

Таким образом, даже после выделения необходимых гарнизонов и отряда, отправленного в Геллеспонт, у соправителя Антигона все равно оставалось преимущество почти 5:3.

Современные историки удивляются, почему Деметрий так и не сумел воспользоваться несомненным превосходством. Противники несколько раз выводили свои армии из лагерей, но так и не начинали боя. Войска были похожи на тетеревов, распускающих перья и издающих воинственный клекот во время брачного сезона, однако не бросающихся друг на друга. «На испуг» взять Кассандра не удалось. Но почему Деметрий все-таки не начинал сражения?

Диодор сообщает, что и Кассандр, и Деметрий с тревогой ждали сообщений о решающем столкновении в Малой Азии между Антигоном и Лисимахом, которое, по их предположениям, должно было произойти со дня на день. По общему мнению это оправдание несерьезно. Победа над Кассандром внесла бы решительный перелом в ход войны, а возможно, привела бы к началу мирных переговоров. Деметрий же вел себя так, словно утратил присущую ему отвагу и тягу к риску.

Но прежде чем выносить вердикт этому царю и полководцу, давайте спросим себя: а столь ли часто сражение являлось основной целью войн диадохов? Лишь первые годы междоусобиц, то время, когда македонская армия еще была «горячей», дают нам примеры многочисленных схваток, даже во время одной кампании. Особенно много их было на востоке, в том регионе, где вел борьбу неутомимый Эвмен.

Постепенно генеральное сражение превращается в крайнюю меру, к которой прибегают лишь в особенных случаях. Войска становятся все менее надежными, для восстановления армии или флота после поражений требуется значительное время и огромные финансовые ресурсы. Деметрий мог помнить плачевные результаты битвы при Газе (312 г.), когда Антигон потерял Вавилон и весь восток своего государства.

Поэтому противники стремятся в первую очередь к захвату укрепленных пунктов, контролирующих стратегические дороги или побережье, занятию городов, переманиванию на свою сторону армий противника. Вспомним кампанию 316 г, когда Кассандр завоевал Фессалию и Македонию благодаря удачному маневру и недовольству правлением Олимпиады.

Да и Деметрий больше славен своими осадами городов (за что он получил прозвище «Полиоркет», «Градоосаждатель»), чем битвами (за исключением, пожалуй, морской победы при Саламине).

Вот и на этот раз он выжидал. Мы можем не сомневаться: дело было не только в известиях из Азии. Во-первых, армия, в которой 50% составляло наспех собранное ополчение, не имевшее высокой боевой ценности, едва ли была готова к бою. Это видно уже по скорости ее передвижений во Фтиотиде. Во-вторых, агенты Деметрия работали в фессалийских городах, в тылу у Кассандра. Работали успешно, так как мы знаем, что Феры восстали против македонского паря и призвали Деметрия. Последний отправил туда значительный отряд, который вначале запер македонский гарнизон на акрополе Фер, а затем взял этот очаг сопротивления штурмом.

Еще несколько подобных успехов, и Кассандр оказался бы посреди враждебной сараны. Занятие Фер и так угрожало его коммуникациям с Македонией. Таким образом, он был бы принужден к отступлению или же к сражению во все более ухудшающейся обстановке. И то и другое могло привести к потере армии.

Однако в события вмешался Антигон. Демстрий получил от него письмо с приказанием заключить перемирие с Кассандром и срочно возвращаться в Азию. Он сравнивал напавших на него царей со стервятниками, слетевшимися во Фригию со всех сторон света.

Вот уже 23 столетия Антигона осуждают за это решение. Осуждают основательно. Действительно, Демстрий был близок к победе, которую одержал бы что называется не мытьем, так катаньем. Разгромив Кассандра и заняв Македонию, он не только лишал Препелая и Лисимаха подкреплений, но и мог заставить последнего прекратить военные дейсгия, непосредственно угрожая его владениям.

С другой стороны, мы не можем оценить состояния Антигона во второй половине лета 302 г., а также не знаем его мнения по поводу кризиса в азиатских владениях Антигон, например, мог полагать, что любой мало-мальски неудачный сценарий развития конфликта в Европе свяжет армию его сына, оставив старого царя один на один с многочисленными врагами.

Деметрий отправил к Кассандру парламентеров. Царь Македонии после недолгого раздумья пошел на заключение перемирия. Видимо, основным условием был принцип «status quo»: сторонники Деметрия сохраняли свое положение в занятых этим летом городах, вся же остальная часть Фессалии оставалась под властью македонского царя. Вероятно также, что Кассандр обязался лично не принимать участия в малоазийской войне.

Деметрий распустил греческое ополчение и, снабдив города в Средней Греции дополнительными гарнизонами, отплыл на восток. Он мог взять с собой не более 25 000 человек, но тогда казалось, что этих сил будет достаточно.

Едва соперник Кассандра удалился из Европы, македонский царь тут же нарушил перемирие. Он занял отпавшие от него Феры и Ларису Кремасту, после чего вторгся через Фермопилы в Среднюю Грецию. Результатом этого наступления стал захват Фив. Правда, далее Кассандр не пошел, опасаясь ввязаться в затяжную борьбу с многочисленными сторонниками Демстрия в Элладе.

В это же время он организовал переворот в Эпире (по одному из источников даже лично явившись туда), в результате которого Пирр должен был бежать к Деметрию. После завершения кампании Кассандр смог отправить часть освободившихся сил на помощь Лисимаху.

В это время Деметрий плыл к Эфесу. Эфес давно уже занял место самого главного и богатого города Ионии, «отодвинув» на второй план Милст. Оставить в руках Препелая этот пункт Деметрий не мог. Высадившись у его стен, он быстро заставил капитулировать гарнизон. Видимо, короткое правление македонян вызвало у горожан недовольство, — что неудивительно, так как Антигон строил свои отношения с ионийскими полисами на принципах автономии последних (по крайней мере внутренней). Поддерживая в Элладе лозунг свободы греков, Антигон и Деметрий были вынуждены сохранять хотя бы видимость этой свободы в Малой Азии. В отличие от фригийских царей Кассандр везде насаждал власть своих прямых ставленников или же просто назначал наместников.

После взятия Эфеса у Деметрия появилась возможность направиться к Антигону через Лидию, по пути отбивая занятые Препелаем города и укрепления. Однако он нашел куда более сильный ход (если сам Антигон не приказал ему это в своем письме). Оставив в Эфесе сильный гарнизон, с остальными войсками Деметрий отплыл к Проливам — не тратя время на бои под Колофоном и Адрамиттием. Оказавшись в Пропонтиде, Деметрий перерезал все коммуникации Лисимаха, фактически окружая его армию.

Деметрий не стал тратить силы своих отрядов на штурм стен Сигея и Лампсака, зато близ последнего города ему удалось захватить лагерь Лисимаха, а также обоз, оставленный фракийским царем здесь в момент выступления в Великую Фригию.

В обозе находилось имущество, а вероятно, и семьи автариатов, иллирийских наемников Лисимаха Деметрий получил прекрасную возможность для шантажа своего врага. Один из поздних источников (Полиен) донес предание о том, что Лисимах, узнав о событиях близ Лампсака, тут же решил избавиться от возможной «пятой колонны» в своей армии и приказал перебить всех автариатов поголовно (5000 человек). Из других источников мы знаем, что 2000 автариатов все-таки спаслись и зимой 302/01 г. перешли на сторону Антигона.

После Лампсака Деметрий прошел через Пропонтиду, восстанавливая пошатнувшийся престиж власти своего отца. Достигнув Боспора, он построил близ Халкедона укрепленный лагерь, в котором поместил 3000 человек «морской пехоты». Им было придано 30 кораблей, на которых этот отряд должен был осуществлять блокаду европейского берега.

Остальная армия и флотский экипаж расположились на зимних квартирах в городах азиатской стороны Пропонтиды. Видимо, в это время к Деметрию и прибыл Пирр со своими спутниками.

Казалось, что мышеловка, приготовленная для армии Лисимаха, захлопнулась. Хотя Селевк все-таки добрался до Каппадокии, дальше идти из-за погодных условий он не мог и остался зимовать где-то в районе верхнего Галиса, на несколько месяцев предоставив Лисимаха самому себе. Царь Вавилона настолько боялся неожиданного нападения Антигона, что расположение его армии напоминало не зимние квартиры, а, скорее, большой лагерь. Солдаты построили хижины, и отдельные «селения», каждое из которых соответствовало какому-нибудь из подразделений, располагались так, чтобы быть в состоянии поддержать друг друга при быстром наступлении неприятеля. Селевк избрал на время зимы явно оборонительную тактику.

Птолемей увяз в Келесирии. Приобретение этой провинции, а также Кипра, стали условиями, на которых он вступил в войну. Осторожный царь Египта и не планировал выходить с армией за пределы своих будущих провинций. Осенью 302 г. мы видим его под стенами финикийского г. Сидон: означает ли это, что он к тому моменту занял все побережье от Газы до Тира, не говоря уже о внутренних областях — Палестине, Дамаске и его округе? Мы имеем ясные указания, что по крайней мере Тир был в руках Деметрия даже после катастрофы при Ипсе. Следовательно, завоевания Птолемея шли медленно и не были планомерными.

Той же осенью, когда Лисимах спасался из своего лагеря в окрестностях Дорилея, а Селевк входил в Каппадокию, Птолемей неожиданно заключил четырехмесячное перемирие с правительством Сидона и, оставив гарнизоны в самых важных из занятых пунктов, вернул свою армию в Египет. По официальной египетской трактовке этой ретирады, ее причиной стало сообщение о якобы имевшем место в Малой Азии сражении, в котором Антигон разгромил соединенные войска Лисимаха и Селевка.

Ни трусостью, ни предательством отступление египтян не было. Они решали свои частные задачи и не собирались ради общего блага приносить слишком большие жертвы. Не надо забывать к тому же, что если Селевк мог обойти район Антигонии по долине Евфрата, то Птолемей, двигаясь на север, обязательно столкнулся бы с гарнизоном вражеской столицы. Последний в течение лета наверняка был пополнен и мог изрядно потрепать египтян.

* * *

Отойдя через отроги Олимпа в Вифинию, Лисимах нашел еще не затронутую войной местность (Салонийская равнина), однако ее запасов не хватило бы на всю зиму. Фракийский царь по-прежнему крайне экономно тратил деньги, что вызывало недовольство наемников. После попытки истребления автариатов от Лисимаха бежало также 800 добровольцев из Ликии и Памфилии, еще летом с воодушевлением вставших под знамена союзникоа

С запада армию Лисимаха блокировал Деметрий, с юга — Антигон: силы соправителей превышали его армию вдвое. На севере было море, а на востоке находился город Гераклея Понтийская, контролировавший значительный участок побережья Понта. В этом городе существовала устойчивая традиция монархической власти. Даже Александр Великий не тронул местного тирана Дионисия, хотя неоднократно угрожал тому войной. В 321 году Дионисий женился на племяннице последнего персидского царя Амастриде, которая принесла ему огромное состояние и придала подлинный авторитет его правлению. Избрав сторону Антигона, Дионисий постепенно стал настолько могущественным, что в 306 году, в этот «год царей», также принял царский титул. Однако он сумел сделать это так, что не обидел владыку Фригии и не разорвал с ним союзных отношений.

После смерти Дионисия в 304 г. ему наследовала Амастрида (интересно, что это было лишь регентство при несовершеннолетних детях, опекуном наследства которых по завещанию Дионисия являлся Антигон). Ее армия и флот, казалось, должны были окончательно прервать сношения Лисимаха с внешним миром.

Однако персидская царевна приготовила неприятный для опекуна своих детей сюрприз. То ли потому, что зимние квартиры армии царя Фракии обложили Гераклею и вызвали в городе панику, то ли рассчитав, что покровитель ее покойного мужа скоро потеряет господство над Азией, но она приняла приглашение Лисимаха посетить его ставку. Акт осторожной вежливости неожиданно обернулся дружбой и даже показной страстью: той же зимой сыграли свадьбу между Лисимахом и Амастридой. О том, что это была «страсть по расчету», свидетельствует история брака: уже спустя два года Лисимах развелся с персиянкой, чтобы взять в жены дочь Птолемея Арсиною. Тем не менее он сохранял добрые отношения с Амастридой, и та долгое время правила Гераклеей, а когда ее сыновья подросли, сделала своей резиденцией построенный ею же самой и носивший се имя город.

Так или иначе, стратегическая блокада была прорвана. Лисимах усилился не столько за счет контингента гераклеотов (скорее всего из наемников, выставленных за счет города), сколько благодаря возможности питать свою армию, не прибегая к экстренным мерам, а также наличию порта и флота, который мог связать его с Фракией.

Действительно, известие о переходе Гераклеи на сторону царя Фракии побудило Кассандра, его европейского союзника, послать в Малую Азию помощь. Македонский царь находился в городе Пелла, однако он отправил своего брата Плейстарха завоевывать для себя удел. Под команду Плейстарха было отдано 12 000 пехотинцев и 500 всадников.

Так как Пропонтиду держал под своим контролем Деметрий, пунктом посадки на суда выбрали Одесс на западном побережье Понта Эвксинского. Кораблей было мало: Одесс — небольшой порт, да и лежащие к северу Томы и Каллатис уступали Византию или Лисимахии. Подсчитав «посадочные места», решили переправлять армию Плейстарха в три приема.

Первый караван прошел безо всяких помех со стороны противника и без каверз строптивого северною моря. Безопасен был и обратный путь. Однако Деметрию донесли о маршруте, по которому двигались македонские подкрепления. В море вышли 30 кораблей, базировавшиеся близ Византия, и захватили второй караван — со всеми экспедиционными частями.

Отправки третьего пришлось ждать некоторое время. Корабли перебрасывали из всех понтийских портов, находившихся под властью Лисимаха. Откуда-то прибыл даже корабль-гигант с шестью рядами весел, на который посадили Плейстарха и отборных солдат. Остальные были погружены на разномастные суда, в том числе старой постройки. Так или иначе, посреди зимы третий караван вышел в Понт Эвксинский.

Расчеты на то, что Деметрий не будет высылать блокадные дозоры в бурное открытое море, оправдались полностью. Греческие корабли, строившиеся главным образом для каботажного плавания, а потому не удалявшиеся от берега, проскользнули мимо устья Босфора. Но уже неподалеку от Гераклеи налетел шторм. Караван разбросало по морю, а затем большую часть судов выкинуло на прибрежные скалы. Из экипажа корабля Плейстарха выжило лишь 33 человека. Правда, брат македонского царя уцелел: его, чуть живого, доставили к Лисимаху.

Число солдат, приведенное Плейстархом фракийскому царю, едва ли достигало половины численности армии, выступившей из Пеллы. Тем не менее войска царя Фракии после так неудачно начавшейся зимовки оказались даже сильнее, чем во время прошлой кампании. Среди них не было ненадежных элементов, в тылу находилась мощная база — Гераклся, да и открытие горных дорог весной превращало армию Селевка из пассивного зрителя происходящего в активного участника борьбы.

Кампанию 302 г. фригийские цари проиграли. Хотя не произошло ни одного генерального сражения, хотя противник при приближении их армии постоянно отступал, хотя под Лампсаком, а затем в Понте Эвксинском Деметрий нанес значительный урон фракийцам и македонянам, Лисимах удержался. Да, планируемого соединения с армиями Вавилона и Египта в 302 г. не произошло, зато миновал критический момент. Теперь все зависело от того, попытается ли Антигон воспользоваться разобщенностью армий противников. С одной стороны, расстояние между Селевком и Лисимахом весной должно будет сокращаться куда быстрее, чем в прошлом году, из стратегического фактора разделение их армий будет превращаться в оперативный. Однако, с другой стороны, это могло произойти только в случае, если тот и другой покинут свое оборонительное положение. В какой-то момент один из них должен был «подставиться» фригийской рати.

* * *

История на этом, самом интересном, месте берет паузу. Продолжение рассказа Диодора Сицилийского, главного нашего источника, о войне Селевка и Лисимаха против Антигона не сохранилось. Хотя в «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха имеется яркая биография Деметрия, ни в ней, ни в биографии Пирра подробностей кампании 301 г. просто нет. Иными словами, в наших руках лишь несколько ненадежных свидетельств да краткое, беллетристическое описание Плутархом битвы при Ипсе, на основании которых приходится восстанавливать картину произошедшего.

Итак, летом 301 г. уже соединенные армии сошлись на равнине близ г. Ипс Где находилось это место, можно только гадать. Правда, большинство современных историков помещают его несколько к югу от Синнады, то есть во Фригии. Нам не известны фронты расположения армий, и остается оставить без ответа вопрос, сражались ли противники лицом на север и юг или на восток и запад. Поскольку после поражения Деметрий и Пирр бежали в Эфес, собрав вокруг себя остатки войск, представляется вероятным, что их лагерь лежал на западе. Однако мы увидим во время битвы эти увлекающиеся натуры в тылу врага, отрезанными от главных сил. Следовательно, они могли не возвращаться в свой лагерь.

Но начать придется с вопроса о том, как союзники сумели объединить свои войска (а под Ипсом сражался, судя по всему, даже Препелай).

Антигон и Деметрий явно не пытались «навалиться» на Лисимаха, засевшего в Гераклее. Борьба с ним опять приобрела бы характер затяжной «окопной войны», тем более что ресурсов к ней у фракийского царя в этом году было значительно больше. А в это время Селевк и Препелай овладели бы большей частью Малой Азии, полностью лишив Антигона тылов.

В преддверии решающего столкновения фригийские пари должны были стремиться к соединению своих армий. Отказавшись от наступления на Гераклею, они могли избрать для этого два способа. Один явно проигрышный: переброску войск Антигона к Пропонтиде. Хотя здесь объединенную рать поддерживал бы флот, соправители автоматически теряли большую часть Азии. Через освободившиеся проходы Лисимах легко достигал Фригии, куда столь же беспрепятственно добирался и Селевк.

Второй способ наверняка и был избран Антигоном: он оставался в районе зимних квартир, Деметрий же, огопгув войска от Боспора в западную часть Пропонтиды, затем направлялся к отцу по все той же персидской военной дороге. Позиция во Фригии еще сохраняла форму центрального положения, правда эта форма была скорее географической иллюзией, чем реальным стратегическим фактором. Лисимах в таком случае должен был избрать дороги, ведущие на восток и юго-восток от Гераклеи. Как доказывают события галатского нашествия, а также походы римских легионов (например, во время Митридатовых войн), местность эта вполне проходима для крупных армий. Через Пафлагонию Лисимах выходил в долину Галиса, следуя которой легко достигал лагеря Селевка.

Из Каппадокии соединенная армия могла направиться прямо во Фригию, навстречу врагу, и одновременно позволяя Препслаю присоединиться к главным силам (например, пройдя южнее расположения Антигона, но горным дорогам в районе Киботоса).

Несмотря на то что направление движения армий позволяло им держаться на дистанции друг от друга, есть два обстоятельства, позволяющие предположить, что первая половина 301 г. состояла не из одних только маршей и контрмаршей.

Прежде всего, в сражение при Ипсе армия союзников вступала, имея уже не 480 слонов, а 400. Да и конницы у нее поубавилось: всего 10 500 коней против 12 000 у одного Селевка в прошлую кампанию. Конечно, можно сослаться на падеж слонов, вызванный долгой и суровой зимой, но что касается конницы, то уменьшение ее числа должно быть вызвано потерями в боевых столкновениях: едва ли союзники использовали этот ценный род войск в качестве оккупационных сил.

К тому же мы имеем косвенные свидетельства, что в этом году войска Антигона (из числа остававшихся в Сирии?) совершили рейд на Вавилон, чтобы заставить Селевка покинуть Малую Азию. Рейд был безрезультатным, однако он показывает стремление Антигона найти стратегическое решение задачи, стоящей перед ним Возможно, этот рейд объясняет и тот факт, что со сражением тянули до середины или даже второй половины года.

Плутарх, правда, подчеркивает нерешительность Антигона во время кампании, предшествовавшей битве при Ипсе. Нарушая свое обыкновение знакомить подчиненных и даже сына с планами лишь накануне выступления из лагеря, он советовался с Деметрием и выглядел нерешительным Вполне вероятно, Плутарх, следуя обычаю многих историков, хочет обнаружить в поведении Антигона драматическое предчувствие гибели. Однако вспомним, что о фригийском царе писал Полиен: «Антигон Первый, если имел мощное войско, то воевал более медлительно. С другой стороны, если он имел несильное войско, то совершал дерзкие нападения, считая, что благородная смерть предпочтительнее бесславной жизни».

Приметы, правда, для Антигона были неблагоприятны. Античный человек был убежден в том, что боги оказывают прямое воздействие на ход сражения, что человеческая воля, хитроумие, мужество — не единственные и исключительные причины победы. Все определяет воля богов, о которой, как о стихийном бедствии, можно судить по знакам, своего рода подсказкам, посылаемым Небесами.

Перед самой битвой Деметрию во сне явился Александр в парадных доспехах, словно покойный царь готовился к смотру или сражению, и спросил, какой клич они с Антигоном избрали для решительной битвы. Деметрий ответил: «Зевс и Победа». Тогда Александр сказал, что он уходит к Селевку и Лисимаху, которые использовали его имя в своем боевом кличе.

Наутро, уже после построения пехоты, Антигон при выходе из палатки споткнулся, упал ничком и сильно расшибся. Хуже этой приметы просто не могло быть. К счастью, видеть происшествие могли немногие, как немногие видели и патетический жест старого царя, воздевшего руки к небу и попросившего либо быстрой смерти, либо победы.

Итак, войска были готовы к сражению. Антигон сосредоточил 70 000 пехоты, 10 000 всадников и 75 слонов. Количество тяжеловооруженных воинов (пеших и конных) нам неизвестно, но едва ли оно превышало 50% от этой цифры. Слоновье стадо досталось Антигону от Эвдима, сатрапа Индии, перешедшего на его сторону еще во время войны с Эвменом.

На противоположной стороне находилось 64 000 пехотинцев, 10 500 всадников, 400 слонов и 120 боевых колесниц (мы не занем, применялись ли они в сражении). 500 всадников были небольшой компенсацией за 6000 пехотинцев, тем более что конница, сражавшаяся на стороне союзников, в подавляющем своем большинстве была легкой, набранной Селевком среди жителей Верхних Сатрапий.

Описание сражения ставит перед нами множество вопросов. Во-первых, из противников Антигона упоминаются исключительно Селевк и Антиох. Такое впечатление, что Плутарх, а вероятно, и Диодор, пользовались источниками, апологетически настроенными по отношению к селевкидским монархам. Далее, основное внимание рассказчика сосредоточено на правом крыле фригийской армии, а потом смещается в центр ради живописания коллапса пеших частей Антигона и смерти строго царя. В результате некоторые из современных историков говорят о «пешем центре и конном фланге», делая обе армии однорукими. Античное построение войск между тем требовало прикрытия обоих флангов фаланги конницей; если же с одной из сторон армии противников опирались на какую-то естественную преграду, то наверняка это было бы отражено в источниках.

Не меньше удивляет рассказ о слонах Селевка. Возникает ощущение, что они располагались уступом слева от его пехотных сил, — иначе, чтобы прикрыть животными с фланга и тыла свою фалангу, Селевк был бы вынужден совершить титанические усилия. И куда-то «делись» колесницы…

Впрочем, не станем слишком запутывать читателя проблемами. Следующее ниже описание битвы — реконструкция, однако, кажущаяся достаточно здравой (см. карту № 4).

Следуя старинному обычаю, лучшие свои конные части Антигон поставил на правом фланге. Их возглавляли Деметрий и Пирр. Здесь были тяжеловооруженные всадники, а также «средняя» конница, напоминающая фессалийскую.

Долее стояли слоны Антигона, окруженные роем легковооруженных солдат. В центре находились пешие части, и прежде всего фаланга и гипасписты, возглавляемые лично Антигоном. На левом крыле также была конница, хотя быть может и в меньшем количестве, чем справа.

Строй союзников являлся зеркальным отражением строя фригийского царя. Слева были сосредоточены лучшие всадники во главе с Антиохом, сыном Селевка. Далее стаяли слоны; как мы уже говорили, их расположение было глубоким, а не линейным, так что в первом столкновении участвовали лишь первые их ряды. Случайно ли это было или союзники спланировали развитие событий во время сражения, мы можем только гадать. Левым флангом в целом командовал Селевк.

В центре находилась пехота и колесницы (?). И здесь середину составляли фаланги и гипасписты, справа и слева от них стояли отряды наемников (по большей части — пельтасты). Можем предположить, что командовал здесь Лисимах. Он, выдержавший в прошлом году борьбу с Антигоном в одиночку, имел право на эту честь. Правый фланг, естественно, конный, мог возглавлять Плейстарх.

Сражения эпохи диадохов немного напоминали битвы времен Гражданской войны в Англии: дворянская конница принца Руперта опрокидывает «свой» фланг парламентской армии, «железобокие» Кромвеля — «свое» крыло роялистов; многое зависело от того, какой из победивших флангов быстрее добьет противника и вернется на поле боя.

Военачальники не томили выведенные на поле боя армии. Перед атакой войска издали воинственные кличи, не столько пугая противника, сколько раззадоривая этим себя. Затем конные фланги начали наступление.

Первым бросился в бой Деметрий, и вместе с ним Пирр. Антиох, чтобы его кавалерийские отряды не были сметены массой движения противника, направил их навстречу сыну Антигона. Столкновение конных масс привело к их перемешиванию: бой мгновенно распался на индивидуальные поединки, а также схватки один против двух, двое против двух, двое против трех… Поскольку вооружением всадники напоминали друг друга, в этой суматохе было сложно отличить своих от чужих. Некоторое подобие строя сохраняли лишь отборные отряды, группировавшиеся вокруг Деметрия и Антиоха. Как часто бывало, победа одного из них означала победу всего конного фланга.

Деметрий и Пирр сражались просто образцово. Найдя центр тяжести вражеской конницы, фригийцы обрушились на него и вскоре опрокинули дружину Антиоха. Следом за ней — вначале медленно, потом все быстрее и быстрее — обратились в бегство и остальные конные отряды левого крыла союзников.

Как обычно и бывает, основные потери проигравший бой несет не схватившись с противником грудь с грудью, а во время отступления. Деметрий азартно бросил все свои силы за всадниками вавилонского царя, надеясь совершенно уничтожить или по крайней мере рассеять их. Сам он скакал за Антиохом, желая догнать наследника вавилонского престола и захватить в плен. Скакал, даже не глядя на то, что происходит за его спиной.

Параллельно происходила схватка между отрядами слонов. Противоборство этих могучих животных представляло собой величественное зрелище. Разгоряченные своими погонщиками, уколами дротиков, бросаемых полуголыми легковооруженными воинами, ловко атакующими между их ногами, боевые слоны стремились поразить бок или брюхо противника. Они сцеплялись бивнями, стремясь отклонить голову противника в сторону, чтобы затем нанести удар в незащищенную шею. Раненые животные с ужасными ревом метались посреди сражающихся, топча своих и чужих.

Слоны Антигона, хотя их и было во много раз меньше, сражались прекрасно. Если бы фригийскому царю удалось «разменять» слоновий корпус Селевка, пусть ценой гибели всего своего стада, это могло решить исход сражения.

Однако численный перевес противника все-таки сыграл свою роль. Пока Деметрий гнал конницу Антиоха, слоны вавилонского царя опрокинули отряд Антигона.

При отступлении животные фригийскою царя не могли не привести в беспорядок правую оконечность его пехотного строя. Казалось, последуй вся слоновья лавина Селевка вслед за ними, фронт Антигона будет потрясен.

Однако вавилонский царь решил по-иному. Во-первых, атаки слонов против готового к бою и, что самое главное, знающего, как поступать в таком случае, пехотного строя были чреваты неудачей. Да и функции слонов в то время были иными. Основной их задачей являлось отбрасывание фланговых групп противника, охраняющих уязвимые оконечности расположения пехоты.

Поэтому Селевк приостановил продвижение слонов. Более того, он отодвинул их еще глубже в тыл и развернул так, чтобы прикрыть спины своим фалангитам.

На противоположном фланге также развернулся конный бой. Здесь союзных всадников было больше, да и качеством они превосходили противника. Если на правом крыле сражалась главным образом тяжелая и средняя конница, то слева преимущество отдали легковооруженным стрелкам. Скифско-иранская конница союзников имела явное преимущество. Она отбросила фригийцев и распространилась по тылам Антигона вплоть до противоположного крыла — как это сделает много лет спустя Гасдрубал во время битвы при Каннах.

Наступал решающий момент битвы. Главные силы пехоты все еще не вступали в бой: педзетеры оставались на месте, лишь легковооруженные и пельтасты вели «перестрелку». Сейчас, когда, казалось бы, противники должны были попытаться развить успех: Антигон — своего сына, а Селевк и Лисимах — правого крыла и слонов, пехотные центры замерли на месте. Победа Деметрия лишила его отца кавалерийской поддержки, и он не решился начинать атаку без конного прикрытия. С другой стороны, союзники не хотели рисковать, бросая все свои силы в рукопашную схватку.

В армии Антигона было большое количество македонян, в том числе ветеранов, которые сражались еще против Эвмена.

Фригийский царь ждал, когда победоносная конница Деметрия вернется па поле боя. Союзники же, охватив противника с разных сторон, ограничились тем, что отогнали легкую пехоту противника и тревожили его главные силы метательным оружием. Они неоднократно издавали воинственные кличи, угрожая атакой, но всякий раз в последний момент останавливались — словно показывая, что не хотят доводить дело до последней крайности.

Через некоторое время воины Антигона заволновались. Видимо, старому государю стоило сразу решиться на отчаянное наступление: как выяснялось, он ничего не терял от такой попытки, более того, она приближала его к Деметрию. Оставшись же в пассивном положении, фригийские солдаты растеряли боевой пыл. В их рядах начала распространяться паника.

Видя это, союзники приготовили им «золотой мост», всячески показывая, что предлагают солдатам противника оставить строй и переходить на их сторону.

Хуже того: младшие командиры педзетеров Антигона посчитали битву проигранной. Иначе никак не могло бы случиться того, о чем пишет Плутарх: «Значительная часть фаланги откололась и сдалась, остальные пустились бежать». В одно мгновение армия фригийского царя рухнула; вместе с ней рушилось и его государство.

Антигон прекрасно понимал это, оставаясь на поле боя и отказываясь покинуть его, даже когда все вокруг бежали, бросая оружие, когда целые подразделения переходили на сторону врага. Правда, оставался еще маленький шанс, что возвращение победоносного Деметрия резко изменит ситуацию на поле боя: преследующие врагов солдаты союзников сами уже не сохраняли строй.

Даже когда солдаты Селевка и Лисимаха подбирались к царской ставке, защищаемой телохранителями Антигона, а их стрелы и дротики достигали места, где стоял фригийский государь, тот отказывался покидать поле боя. На слова: «Царь, они метят в тебя!» он отвечал: «В кого же им еще метить? — Ничего, Деметрий придет на помощь».

В это время в тылу союзной армии разворачивалась драматическая схватка между всадниками Деметрия и Пирра с одной стороны, и слоновьим корпусом Селевка с другой. Слоны явно были усилены пехотой и даже какими-то конными отрядами, иначе даже 400 животных не смогли бы перекрыть всю равнину в тылу союзников.

Тяжелая кавалерия Деметрия пыталась отпугнуть слонов, метая в них дротики, прорываясь а промежутки между животными и гоня перед собой находившихся там легковооруженных. Однако слоны шли в несколько шеренг, и фригийские всадники повсюду натыкались на их огромные бивни. Всадники окончательно утратили порядок, всякий сражался на свой страх и риск. Команды царя слышали только воины, находившиеся рядом с ним

В результате превосходная фригийская конница растратила свои силы в лобовых атаках на линию слонов. Деметрий даже не сумел собрать ее, чтобы попытаться обойти фронт Селевка.

Почему Деметрий повел себя настолько безрассудно, удалившись с поля боя в самый решающий его момент и нарушив взаимодействие между ударным правым флангом и центром? Причина прежде всего лежала в особенностях характера сына Антигона. Он хотел лично схватится с Антиохом, возможно, пленить его; успех вскружил Деметрию голову, бегство вражеской конницы означало для него не прелюдию к победе, а саму победу. Во-вторых, чтобы повернуть конницу, преследующую противника, нужно было время. Вероятно, Деметрий решил сделал это лишь тогда, когда он будет полностью уверен в разгроме противостоявших ему сил. В-третьих, ему мешало правильно ориентироваться в происходящем элементарное облако пыли.

Если стояла сухая погода, передвижения античных войск по полю боя поднимали настоящую «пылезавесу». Иногда она покрывала все расположение армий, вводя в заблуждение «штабы» армий. Пыль стала одной из причин поражения Эвмсна в Габиснс. Теперь, подняв своей атакой плотное облако над правым флангом, Деметрий мог не заметить происходящего в центре и слишком поздно сообразить, что нужно возвращаться.

Урок, который получил Пирр, участвуя в бое при Ипсе, был жесток, но сыграл значительную роль в формировании тактических навыков будущего эпирского царя: он никогда не станет нарушать взаимодействие между различными подразделениями своей армии.

Несмотря на все усилия Деметрия, ему не удалось добраться до своего отца. Антигон, всматривавшийся в двигавшиеся вокруг него отряды и все еще надеявшийся на появление сына, держался до последнего момента. В конце концов почти все приближенные бросили царя, однако нападавшие так и не рискнули подойти к нему вплотную. Антигона убили метательным оружием: сразу несколько дротиков пробили роскошные царские доспехи.

Битва заканчивалась. Союзники взяли лагерь Антигона, разоружали пленных противников. Где-то на краю поля боя еще метался Деметрий, собирая вокруг себя последние сопротивляющиеся отряды фригийской армии. Однако единственное, что он мог сделать сейчас, — это бежать со своими сторонниками в города, где еще стояли гарнизоны антигоновцев.