Людмила и Алексей решили поговорить откровенно. Алексей спросил:

– Что ты чувствуешь по отношению ко мне?

– Напряжение и отрицательные эмоции ушли на второй план. Сейчас я чувствую спокойное единение с прошлым, но абсолютное отсутствие будущего.

– Да, нечто похожее чувствую и я.

– Алексей, давай отвлечемся на детей. Нам надо многое обсудить.

– Согласен.

– Первое, о чем надо поговорить, – это твой статус в поле нашей семьи.

– Мой статус как раз таки очень даже непонятен.

– Ты отец, и будешь отцом всегда, но год отсутствия и моего отрицания однозначно сказался на отношении детей к нам. Дети все больше высказывают раздражение в мой адрес и язвительные замечания в твой. Для меня это очень болезненно, и я не знаю, как быть. Тренинг, который мы посещаем, направлен на объединение двух любящих людей и, я считаю, не совсем подходит нам в нашей ситуации. Нам необходима другая терапия.

– Ты хочешь сказать, – удивленно спросил Алексей, – что нам не надо быть на этом тренинге?

– Да, именно это.

– Возможно. Давай возьмем паузу дня на 3–4 и обдумаем, как быть. Во-первых, я хотел тебя просить о возможности проводить в твоем доме 3–4 дня, как раньше.

– Алексей, как раньше быть не может. Надо выстроить новый формат отношений.

– Я согласен. С чего начинать? – Раздраженно спросил Алексей. – Если я не присутствую в семье – значит, я не в семье.

– Тебе никто не запрещает присутствовать в семье. Совсем наоборот, все тебя ждут. Я хочу поставить тебя перед фактом, что о твоей второй семье я знать и слышать не хочу ни при каких обстоятельствах.

– Хорошо; по-моему, я о них ничего и не говорю. Я собираюсь купить здесь квартиру, чтобы не раздражать тебя своими незапланированными визитами.

– Делай так, как считаешь нужным.

– Люда, я хотел спросить. В прошлый мой визит к вам у меня был не очень приятный разговор с нашим старшим сыном. Он заявил, что я обязан купить ему машину, потому что так занят работой, что все время отсутствую в семье и должен был уже заработать огромные деньги. Говорил он со мной достаточно жестко и заносчиво. Не как сын с отцом.

– Ты знаешь, Алексей, скорее всего, это твоя реакция на слова взрослого сына, который на правах главы семейства отстаивает интересы семьи. Я думаю, тебе не понравилось то, что сын конкретно поставил перед тобой задачу. Он не заискивал и не выпрашивал. Мы действительно нуждаемся в отце, который, как ты помнишь, еще год назад выполнял свои обязанности. Сейчас я чаще и чаще обращаюсь к Вадиму с вопросами и прошу у него помощи, потому что обслуживающий персонал не может заместить детям ни мать, ни отца.

– Да, я согласен с тобой, но ты могла бы мне все это сказать, прежде чем я услышал нападки сына.

– Я еще раз повторяю, Алексей, это твоя реакция. Сын не нападал, он задал реальные вопросы.

– Возможно, я неправильно понял. Возможно, я отвык получать прямые вопросы от детей. Хорошо, а что тогда еще на повестке дня или какие «горящие вопросы» в семье ты бы хотела со мной обсудить?

– Да, я составила список, – Люда достала из сумочки веселенький розовый блокнотик и начала перелистывать странички.

Алексей только сейчас посмотрел на БЖ глазами мужчины, оценивающего все прелести и недостатки. Он наблюдал за тем, как Людмила сосредоточено, немного нахмурив брови, читает. Ее губы «про себя» прочитывают текст, медленное моргание глаз, плавные движения рук – все это завораживает и манит. В ней появилось что-то особенное, совершенно иное – ласковое, нежное. Особенно очаровывало его взор полуобтянутое прозрачное декольтированное платье, под которым виднелось заметно постройневшее тело.

Наблюдения и размышления Алексея прервал голос Людмилы:

– Алло, Алеша, ты слышишь меня?

– Да, милая? – сам того не замечая, задал вопрос, как прежде, в былые теплые семейные будни, Алексей. – Я хотел бы тебя попросить… Поговори со мной без строгости в голосе. Давай обсудим нас, наши желания и возможности в сложившейся ситуации.

– Алексей, послушай меня внимательно. Я в последний раз хочу отрезать, отсоединить тебя от меня как мужа, мужчину, а тем более партнера. Ты в другой семье, между нами не может быть ничего, кроме детей и их интересов.

Алексей заметно напрягся и сказал:

– Зачем тогда мы ходим на этот долбаный эротический тренинг? Ты хочешь сказать, что сделала это, чтобы возбудить во мне сексуальную привязанность к моей теперешней жене? Это же глупо и, скорее всего, лживо.

– Да, я согласна, здесь что-то не так. Честно говоря, я не думала, что этот тренинг будет эротическим. Я и программку-то толком не читала. Я просто решила, что надо с чего-то начинать.

– А-а, так все-таки ты хотела что-то начать. Что именно ты хотела начать?

– Общение или что-то вроде того. Ты заметил, что мы никак не общались?

– Хорошо, я все заметил, я все отметил, – раздражительно сказал Алексей. – Что теперь? Руководи.

– Я считаю, что в самое ближайшее время нам надо создать программу благополучного семейства, исходя из принципа «три-четыре» – три дня ты там, четыре у нас, на следующей неделе ты три дня у нас, четыре там. Ты сможешь?

– Мила моя, – деловито сказал Алексей. – Я девять лет мог!

Поведение Алексея было задиристо-развязным, и именно это рассмешило Людмилу. Они оба расхохотались, как маленькие мальчик и девочка.

– Так что на следующей неделе я приезжаю – на сколько ты сказала? На четыре дня: четверг – воскресенье.

– Да, отлично. И поскольку мы живем на даче, комнату я тебе подготовлю отдельную, и будем пробовать сценарий «семейной жизни».

– А почему отдельную? Я ж вроде бы для детей твой муж и отец?

– Я постараюсь объяснить детям, что ты их отец, но уже не мой муж.

– Ты думаешь, пора?

– Конечно, пора, – хмыкнула Люда. – Может, мне на пути мужчина встретится? Пройдя этот эротический курс, я надеюсь встретить мужчину. Я не хочу больше спать в пустой постели.

– Мила моя, так я и предлагаю – спи со мной в постели.

Люда скривила губы и брезгливо сказала:

– Хочу другого, не тебя.

– Ну, это мы еще посмотрим, – бодренько заявил Алексей. – Давай дальше. Я понял, комнату ты мне выделишь. Дальше что?

– Дальше ты занимаешься семьей и детьми. Все как обычно – в дни твоего присутствия отвозишь детей в школу и забираешь из школы. Договорились?

– Да, только мне еще надо договориться с Верой.

– Не хочу слышать имя этой профурсетки.

– Слушай, Милочка, а что мы будем делать с упражнениями? Ты их будешь на мне отрабатывать, чтоб найти другого?

– Да, именно, – жеманно заявила Люда. – На правах бывшего мужа и одинокой женщины ты должен посодействовать развитию моей сексуальной энергии. Мне обидно: ты возвращаешься к ней и облизываешь ее с ног до головы. А я? Я столько времени одна, – грустно сказала Люда.

– А меня хватит на двоих, – нагло заявил Алексей.

– Ты знаешь, меня трясет при одной мысли, что ты со мной и с ней столько лет…

– Люда, вот положа руку на сердце, что тебе было плохо? Я нисколько не поменялся. Я был нежным и ласковым, внимательным, твоим мужем. И ты совсем не ощущала, что я еще где-то и с кем-то.

– Вот именно, поэтому мне хотелось тебя убить, растерзать, уничтожить. Как ты мог столько лет мне изменять?

– А-а, вместо слов благодарности ты хотела меня убить?

– Понимаешь, Алексей, когда ты говоришь такие вещи – это не совпадает с тем Алексеем, которого я любила. Это какой-то новый, совершенно чужой человек.

– Вполне возможно, что я стал другим, но я горжусь тем, что у меня пятеро детей, и целых девять лет я управлял мастерски процессом жизни на две семьи.

– А-а, так вот как ты это называешь? Процесс. Прямо как конвейер.

– Тебе не кажется, Милочка, что мы опять скатились к отрицательному сюжету?

– Да, скатились, и мне кажется, так будет всегда.

– Знаешь, Вера все время читает какие-то необычные книги о прощении. Я думаю, тебе тоже надо бы их почитать.

– О прощении?

– Да, именно. Я-то тебя простил.

– Подумать только, а за что? За что меня надо было прощать? Что я сделала не так? Чем я тебя обидела или причинила тебе боль? Мне иногда кажется, что ты чокнулся. Ты говоришь запросто такие вещи, нарушаешь святые правила и совершенно не испытываешь совестливости. Как же так?

– Первое время я нервничал, переживал, стыдился того, как поступаю. Но человек не может вечно жить под колпаком отрицания, и поэтому постепенно я привык к тому, что случилось, и стал диктовать свои правила. Если бы не этот прокол с смс-кой – возможно, мы дожили бы до «золотой свадьбы». – Алексей повернулся к Людмиле и увидел, как слезы катятся по ее щекам.

– Так странно, ты говоришь мне о прощении с точки зрения того, что я должна простить тебя, а ведь ты ни разу толком не раскаялся и не попросил у меня прощения. И когда я в первый раз увидела все своими глазами, ты остался с ней, ты не пошел за мной, ты не попытался объяснить мне эту ситуацию или хотя бы вымолить прощение.

– Послушай себя: ты говоришь «вымолить прощение», но я не считаю, что виновен перед тобой и должен «молить о прощении».

– Уму непостижимо, мы никогда не договоримся, – вздохнула Людмила.

– Людочка, не трагедизируй, мы уже почти обо всем договорились. – Алексей приобнял ее и сказал: – Будь проще, и все будет хорошо.

– Ладно, мне действительно надоело это нытье свое, мне надо как-то выздоравливать, помогай мне.

– Хорошо, вот я читал 1-ю и 2-ю методички, и в них написано «прости и отпусти». Я хочу от всей души попросить у тебя прощения и буду каждый разговор начинать со слов «прости меня». Так написано в тренинге. Я прошу прощения, а ты говоришь: «Я прощаю тебя». Давай начнем с этого малого, что, возможно, приведет нас к нормальному человеческому будущему.

– Хорошо, я прощаю тебя. Давай продолжим. Значит, твои визиты будут какими? Ты – отец, ты официально мой муж, и это ложь? Или мы говорим правду, что ты – отец и мы разведены?

– Я думаю, что правду пока говорить рановато, потому что год моего отсутствия разрушил отношения с детьми. Сейчас их надо восстановить, вернуть доверие и понимание, а потом мы совместно решим, как быть.

– Согласна. Поедем домой?

– Нет, я сегодня не могу, начнем со следующей недели. Я обещал Вере, – суетливо ответил Алексей.

– Ну что же это такое, ты год с ней был. Теперь ты просто обязан подарить год нам.

– Ага, ревнуешь, подводишь итоги? Значит, не все у тебя в душе по отношению ко мне ровно.

– Твоя ирония меня обижает. Моя душа, как израненный зверь, кровит и плачет, но зверь, в отличие от человека, бинтов и мазей не имеет, и ему приходится зализывать раны и ждать, когда они заживут.

– Люда, как поэтично – «израненный зверь». Я тебя не ранил и кровь из души не испускал. Ты все сделала сама. Ты сама причинила себе эту боль. Я тут ни при чем. Как Верочка говорит, «если женщина любит, она борется за свою любовь всеми возможными и невозможными способами».

Люда заплакала и выбежала из машины, громко хлопнув дверью – так, что окна джипа гремели еще несколько минут. Алексей искренне не понимал, почему его правдивое поведение так напрягает Людмилу: ведь он таким был всегда. Люда вернулась домой, поднялась к себе в спальню, второпях приняла душ, выпила две таблетки снотворного, как делала весь год, и улеглась в постель. По щекам текли слезы, она сжимала кулаки, лежа под одеялом, как заведенная повторяла: «Я сейчас усну. Я усну, и все будет хорошо. Я хочу спать, я не хочу ничего знать, это не со мной. Это не со мной, это не я, это не моя жизнь. Я ничего не хочу. Я сейчас усну. Ну почему же не действуют эти чертовы таблетки? Мысли, куда мне деть мои мысли? Господи, мне так больно. Какая же он мразь. Мразь и подлец. Может быть, мне здесь все продать и уехать? Далеко, чтобы не знать его и его Верочку», – и Люда, зацепившись за мысль об отъезде, начала мечтать о новом доме и вскоре новой любви.