Нас самих так воспитывали

Нас самих воспитывали именно так.

Нам читали нотации. Нас критиковали. Нас наказывали. Нас отвергали.

Мы сами, воспитываясь в системе авторитарного воспитания, познакомились с этими методами, узнали их.

Мы действительно узнали, освоили эти методы на себе, мы увидели, как их используют. Увидели их реальность и массовость, их «нормальность». (Как сейчас наши дети начинают принимать «нормальность» такого обращения с ними.)

Если меня критиковали в детстве, постоянно указывая мне на мои недостатки, и я видел, что так делали другие родители со своими детьми, так делали учителя, — это неосознанно признается мной как нормальный, распространенный метод воспитания. И будучи взрослым, я вспомню его, как некое знание о том — как надо обращаться с ребенком.

Если в моей семье от меня ждали послушания, и я видел, что вокруг все родители требуют послушания от детей, — во мне формируется представление, что нужно требовать послушания от ребенка. И именно так я буду потом воспитывать своего ребенка.

Если в моей семье считалось «нормальным» бить ребенка, и в семьях, которые меня окружали, тоже били детей в «педагогических» целях, то во мне формируется представление, что бить ребенка — это нормально.

Вот так мы и наполняемся чужими представлениями и убеждениями о том, как нужно, как можно воспитывать ребенка. Этими убеждениями мы потом и руководствуемся в своей жизни, воспитывая детей. Потому что не наученные никем воспитывать ребенка, мы неосознанно используем то, что уже знаем, что живет в нас на уровне прошлого опыта.

— Ах, нет, это не так, я совсем не считаю наказание или критику нормальными методами воспитания! И когда я была ребенком, которого постоянно ругали и критиковали, я прекрасно понимала, что это неправильно, что так не должно быть… Как же я могла взять на вооружение эти методы, когда была с ними не согласна! — Так или примерно так реагирует кто-то из родителей, когда мы говорим о «преемственности» в стилях воспитания, перенятых у наших родителей авторитарных методах воспитания.

И каждый родитель, присутствующий при этом разговоре, согласно кивает. Потому что каждый, пережив на себе все эти «педагогические» воздействия, испытывал чувство несогласия с ними, понимал, чувствовал их неправильность. Но при этом, став взрослым, начал использовать именно их.

Сколько раз в жизни слышала я подобные признания от родителей.

— Ведь самого же пороли, ведь помню же, как это ужасно, когда тебя бьют, и ведь думал — ни за что не буду своих детей наказывать, буду по-другому. А бью. Бью, как меня били… — сокрушенно говорил мне один папа.

— Мать на меня орала как бешеная… Столько злости было в ней, когда она со мной разговаривала, как будто я ей не дочь, а враг какой-то, — рассказывала одна мама. — Я тогда думала — ни за что, никогда не буду орать на своего ребенка… А ору на сына — не хуже матери. И иногда сама себя ловлю на том, что ору на него, как будто он мне враг…

Сколько раз я это слышала: «Я думал, что никогда… Я думал, что буду по-другому»…

Я сама помню себя маленьким ребенком, стоящим в углу, наказанным за непослушание. Я помню себя в этом состоянии непонятости и обиженности, в состоянии одиночества, когда ты стоишь, как бы отгороженная от всего мира, запертая в пространстве этого угла, и голоса взрослых звучат так, как будто о тебе вообще забыли, как будто тебя — просто нет. И перед тобой только наличник и полотно двери, выкрашенные белой масляной краской, и ты можешь только рассматривать полоски, оставленные кистью, рассматривать трещинки в побелке стены. И никому ты не нужна. И никто о тебе не помнит. И так плохо там стоять. И так несправедливо, что тебя тут заперли. И ты думаешь, горячо и искренне, как только могут думать маленькие и чистые в своих мыслях дети: «Вот когда я вырасту — никогда, ни за что не буду наказывать своих детей…»

Я вспомнила однажды это ощущение, вспомнила остро, сильно, когда отчитывала свою дочь, стоящую в углу. Поставленную мной в угол. Мной, которая когда-то так горячо и искренне верила, что никогда не будет так поступать со своим ребенком. Я вспомнила это ощущение, и мне стало даже страшно на мгновение — что же я делаю! И стыдно — так нельзя! Но тут же на место этим чувствам пришло холодное: «А если она по-другому не понимает!»

Я думаю, в этом и содержится один из ответов на вопрос — почему мы, пережившие на себе всю несправедливость, жесткость этих методов воспитания, признавая их неправильность, ненормальность, все же используем их.

Потому что не умеем по-другому. Потому что, не справляясь с ребенком в каких-то ситуациях в силу своей неопытности, мы от бессилия используем то, что принесет хоть какой-то результат. Используем то, что знаем. Используем то, что используют все. Используем то, что есть в нас на уровне опыта. Даже негативного.

И я снова и снова хочу обратить твое внимание на один важный момент. Мы потому и не справлялись иногда с ребенком, что в основе нашего отношения к ребенку лежали ложные, чужие представления о нем, как о каком-то «неправильном» существе, которого надо постоянно контролировать и переделывать. О цели воспитания как достижении послушания ребенка.

Мы изначально строили отношения с ребенком не на тех принципах, вот почему так сложно иногда было договориться с ребенком, понять его, почувствовать, найти правильный способ обращения с ним. И, не справляясь с ним в какой-то ситуации, мы неосознанно призывали на помощь авторитарные, подавляющие методы, знакомые нам с детства.

Эти «старые» методы воспитания, которые основаны на «старых» принципах и убеждениях, и создавали нам всю палитру сложностей, проблем, трудностей во взаимоотношениях с детьми.

Если мы, осознавая ложность наших представлений о ребенке, о цели воспитания, изменим эти представления, перестроим всю систему наших убеждений, — мы сможем овладеть совершенно другими методами и способами общения с ребенком. И этот другой стиль общения с ребенком позволит нам строить с ним близкие, открытые, любящие отношения, в которых мы сможем понимать друг друга, слышать друг друга, договариваться друг с другом. И нам просто не придется доставать из «запасников» нашего собственного прошлого опыта авторитарные методы воспитания.

Мы несовершенны

Мы, воспитанные в системе авторитарного воспитания, сами являемся продуктом такого воспитания. И все, что написано в предыдущей главе о том, чем оборачивается такое воспитание для детей, — про большинство из нас.

В этом содержится очень грустная реальность, но это так. Мы, будучи взрослыми людьми, пережив на себе все последствия авторитарного воспитания, — уже далеко не совершенны. Мы, в большинстве своем, не уверены в себе полностью (потому что ни родители, ни общество не делали нас такими, такой задачи — воспитать уверенного, ценного человека, яркую личность, никто перед собой не ставил!). И рядом с нами такими — неуверенными, закрытыми или закомплексованными — появляется ребенок — существо открытое, свободное от любых комплексов (он просто еще не знает, что это такое!), абсолютно уверенное в себе (ему еще не рассказали, что он все делает не так и сам он неправильный!).

Но может ли несвободный, неуверенный в себе родитель позволить ребенку оставаться рядом с ним в таком совершенном, чистом состоянии? Мы просто не можем не поделиться с ребенком своей неуверенностью, своими комплексами. Мы не позволим ему оставаться столь совершенным, каким он приходит в этот мир. (Этой теме — как мы, родители, будучи уже несовершенными, формируем из совершенного по природе ребенка такое же несовершенное создание, с негативными картинами мира, — будет посвящена книга «Искусство быть родителем»).

Мы, воспитанные в критике, поиске недостатков, научены видеть в себе эти недостатки, недоработки, несоответствие идеалу, которым должны быть. Мы ориентированы на то, чтобы видеть плохое. Мы разучились (или вообще еще не научились!) любить себя, ценить себя, хвалить себя.

Но можем ли мы, приученные замечать в себе одни недостатки, видеть достоинства в наших детях? Нет, у нас нюх, как у овчарок, развит именно на поиск того, что в ребенке «не так», что он сделал неправильно, или что он еще не сделал. Наше желание видеть в ребенке плохое услужливо помогает нам увидеть в нем именно это. И мы постоянно сообщаем ребенку, в чем и где он не такой, неправильный, несовершенный.

И ты только вдумайся в то, что происходит: мы сами, уже потерявшие свое ощущение совершенства, теперь сообщаем нашим детям, что они несовершенны!

Мы, взрослые люди, действительно, уже во многом лишились своего ощущения правильности, «хорошести». Мы перестали проявляться так ярко, как делали это в детстве. Мы разучились свободно выражать чувства, мысли и желания.

И рядом с нами — свободный, еще не ограниченный ребенок. С его свободным выражением чувств, любых — смехом ли до коликов, ревом ли, который тебя просто бесит! Со свободным безграничным: «Хочу!.. Хочу!.. Хочу!..» С его непреодолимым желанием познавать мир, совать свой нос, куда его не просят, с его бегом и прыганьем, криками, шумом, который всегда присутствует рядом с нормальным, живым ребенком. И нам, таким, какие мы есть, далеким от совершенства, постоянно хочется одернуть наших детей, ограничить их, сделать их такими же несвободными.

Я помню себя такой вот молодой мамой, очень зажатой, правильной, боящейся кому-то слово сказать, боящейся кому-то помешать, озабоченной тем, как я выгляжу и что скажут обо мне другие. И я помню, как бесила меня и выводила из себя моя маленькая дочь, которая громко пела песни, когда ей того хотелось, танцевала, прыгала, создавала вокруг себя постоянный шум. Я помню, как я беспокоилась, что она мешает соседям, как все время пыталась ее остановить, приструнить, усадить, чтобы она не бегала, не прыгала, не топала.

Меня бесила тогда эта ее свобода, эта безграничность — это я понимаю сейчас. Меня это тогда бесило, потому что я уже не могла ни так свободно хохотать, не думая, как я при этом выгляжу и что обо мне подумают. Не могла так свободно и раскованно танцевать, вообще проявляться и жить самой собой, такой, какая я есть. Тогда я, конечно же, не понимала, почему меня так выводит из себя такое «неправильное» на мой взгляд, поведение дочери. А я просто завидовала ее свободе быть самой собой.

Мы действительно завидуем их свободе быть собой, и, не имея уже этой свободы, находясь в рамках и правилах приличия, стараемся унять, ограничить и их свободу. И опять — критика и порицание, нотации и поучения — лучшие методы для этого. Чтобы ограничить, зажать своего ребенка — лучше методов не придумаешь.

В нас живет еще зависть к их свободе не только делать то, что они хотят, и жить так, как они хотят. Нас бесит и раздражает их свобода не делать того, что они не хотят. Каждый ребенок отстаивает свое право не делать того, что он не хочет делать, но чего хотим от него мы. И это бесит не менее, чем его свобода делать то, что он хочет.

— Нет, вы только подумайте, он, видите ли, не хочет есть то, что я ему приготовила! Он не хочет убирать игрушки! Он не хочет ложиться спать! Да как он может не хотеть! — сколько раз слышала я это от родителей.

Мы — уже «воспитанные», уже послушные, — даже не думаем о том, чего мы хотим, а чего — не хотим! Мы послушно выполняем наши долги и обязанности, не задумываясь, а почему мы должны это делать и должны ли вообще это делать? А ребенок хочет выяснить — почему он должен идти в магазин за хлебом, когда он занят игрой? Или почему он должен наводить порядок, то есть разложить по местам игрушки, которые он так долго и старательно раскладывал по всей комнате? Почему он должен ложиться спать, когда он не хочет еще спать? И нас бесят эти вопросы. Потому что мы сами давно перестали их задавать, над нами уже потрудились, сделав нас ответственными и послушными.

Мало того, мы за годы нашей взрослой жизни, уже вошли в целую систему рамок, правил приличия, в которую ребенок еще не вошел. И нам, рамочным и правильным, очень важно, чтобы он начал соответствовать этим правилам.

Я помню, как один папа рассказал, что услышал еще на лестничной площадке, как жена ругала и стращала ребенка, которого вела из детсада: «Вот придешь сейчас — отец тебе еще всыплет, чтобы знал, как себя вести…» И ребенок шел и плакал, а она только приговаривала: «Получишь сейчас от отца…»

И из-за чего такие «стращания», из-за чего столько отвержения ребенка?

Оттого, что он назвал воспитательницу дурой.

А почему он ее так назвал?

Потому что во время обеда попросился в туалет, и услышал ответ:

— Пока не доешь, ни в какой туалет не пойдешь… Сиди — и терпи…

Услышав такой ответ, ребенок и спросил удивленно:

— Вы что, дура?

Но — маму возмутил сам факт: ребенок назвал взрослого человека плохим словом. И за это — собственное отвержение и еще пытка страхом перед разговором с отцом…

Он нарушил правила — быть воспитанным, уважать старших. А нам так важно, чтобы ребенок выполнял правила! (Даже если он по существу был прав — ведь действие воспитателя было абсолютно безграмотным!)

Нам нужно, чтобы наши дети были правильными, то есть выполняли правила, чтобы они были воспитанными, а это для многих родителей значит — не выражать своих чувств, не говорить то, что думаешь. Вести себя прилично, чтобы другие были тобой довольны. Прятать себя настоящего и изображать хорошего ребенка. Мы учим детей тому, чему сами уже хорошо научились, — не быть собой.

И именно для этого существуют «прекрасные» методы воспитания. Указать, приказать, не разрешить, лишить, проманипулировать, сделать виноватым. Все эти методы помогут нам, уже несовершенным, уже несвободным, лишить свободы и ребенка.

Но надо отдать должное нашим детям — не так-то просто они подчиняются! Не так легко хотят расстаться со свободой быть собой, выражать свои чувства, свои мысли, свои желания. Делать то, что они хотят, и не делать того, чего они не хотят делать.

Есть еще одно последствие нашего собственного несовершенства.

Мы, какие мы есть, проживаем наши жизни далеко не лучшим образом, именно потому, что живем не в состоянии гармонии или максимальных ресурсов. Наши реальные жизни действительно полны проблем, сложностей. И очень часто мы заводим детей именно тогда, когда решаем какие-то свои проблемы и запутались в своих ошибках. И мы берем в свои руки жизнь другого, отдельного от нас человека и начинаем распоряжаться его жизнью, хотя сами иногда не знаем, что делать со своей собственной жизнью.

Поэтому мы и становимся такими родителями — суетливыми, напряженными, поверхностными, крикливыми. Поэтому и методы такие используем — они просты в применении, быстры в исполнении. Наорал или отшлепал, не вдаваясь в подробности, покритиковал, не вникая в суть, потому что — не до ребенка, тут с собой бы разобраться!

И я сейчас пишу это именно для того, чтобы помочь нам снять с себя чувство вины за наши родительские ошибки. Потому что мы ни в чем не виноваты.

Мы такие, какие мы были, только так и могли воспитывать наших детей. Все наши действия по отношению к нашим детям — логическое следствие того, какими мы сами являлись. Это — реальность.

И если мы хотим изменить эту реальность, нам нужно самим меняться в лучшую сторону, чтобы мы могли по-другому проявляться по отношению к нашим детям.

Давай просто признаем свое настоящее несовершенство. Признаем необходимость нам, родителям, самим расти и меняться, совершенствоваться.

И давай, признавая свое сегодняшнее несовершенство, осознаем собственную ответственность за то, что наши дети такие, какие есть. Они — такие, потому что мы, такие, какими мы были до сегодняшнего дня, делали их. И уже только поэтому нам стоит изменить свой взгляд на них с недовольно-критического на сочувственно-принимающий. И это поможет нам изменить сам стиль взаимоотношений с нашими детьми.

Нам не хватает чувства собственной ценности

Мы сами были воспитаны в системе критики и порицания, в методах, которые не делали людей уверенными, значимыми, знающими себе цену.

Мы сами не наполнены этим чувством собственной ценности, значимости. Не наполнены хронически, потому что оно формируется только в любви, принятии, гордости за ребенка, радости за его успехи. Но ни один из перечисленных методов воспитания не вызывает ни в ребенке, ни в родителе ни гордости, ни радости, только упреки и недовольство.

И мы, в большинстве своем, люди с ненаполненным чувством ценности, так необходимым нам в жизни. И нам обязательно нужно компенсировать эту ненаполненность. Почувствовать хоть где-то свою ценность и свою значимость. По-простому говоря — самоутвердиться.

И нет проще и эффективнее способа, чем самоутвердиться на собственном ребенке.

Потому что самый простой способ почувствовать себя «большим», — это «сделать» рядом с собой кого-то маленьким. И взрослому человеку, родителю, не надо прикладывать никаких усилий, чтобы сделать «маленьким» ребенка, который на самом деле является маленьким. Вот почему рядом с ребенком любой взрослый, каким бы он ничтожным, или ограниченным, или неуспешным ни был — ощущает себя большим, значимым и важным.

Есть еще один способ такого самоутверждения. Чтобы почувствовать себя значимым, важным — нужно сделать кого-то рядом с собой глупым, виноватым. И так, как это можно делать с детьми — нельзя сделать ни с одним взрослым! Ни один взрослый не позволит себя так унижать, так умничать в его присутствии. А за счет ребенка, не имеющего права ответить взрослому, можно просто наполниться чувством собственной ценности и значимости.

И это одна из важных причин того, почему мы, родители, так часто используем именно эти методы воспитания. Потому что эти «старые» методы воспитания дают возможность наполнить собственную значимость, ощутить чувство собственной ценности. Потому что, когда ты поучаешь ребенка, ты ощущаешь себя настоящим и важным учителем. Когда ты критикуешь ребенка, ты чувствуешь себя мудрым и знающим.

— Я часто вижу удивление, даже изумление в глазах ребенка, когда я его отчитываю. «Что я такого сделала? — читается в них. — Что за мировая проблема?» И я понимаю, что девочка права, и сама испытываю чувство вины, что прицепилась к ней. Но что-то во мне заставляет продолжать ее отчитывать. Сейчас я понимаю, мне просто надо ощутить власть, чувство превосходства. Мне нужно напитаться за ее счет… — говорила одна мама.

Да, «воспитание» детей дает ощущение власти, силы, значимости, собственной важности. Именно поэтому мы так увлекаемся «воспитанием», так упиваемся звуком собственного голоса. Поэтому мы так любим не только читать нотации по поводу только что совершенных поступков, но и любим напоминать детям их бывшие ошибки.

И мы трагичным голосом говорим:

— Тебе новые ботинки купили? А что ты с теми ботинками сделал, помнишь? Как ты их разодрал…

— Тебе новую машинку подарили, да ты ее, небось, как и старую раскурочишь…

Часто слыша такие поучения, напоминающие ребенку о его былых провинностях, я думала — откуда в родителях это желание напомнить ребенку его былые промахи и плохие поступки? Зачем это делать? Он уже тогда за все получил — зачем опять к этому возвращаться?

Потому что нам самим нужно получить чувство значимости, вот мы и выискиваем — где бы еще самоутвердиться? Где еще поумничать? Желание наполнить свою значимость, почувствовать себя умным и важным так велико, что нам мало настоящих проступков детей, — мы возвращаемся к их прошлым провинностям.

Именно поэтому мы в большинстве случаев придираемся к детям по пустякам, начинаем «воспитывать» их долго и нудно там, где нужно сказать несколько слов. Мы видим страшное и важное в их детских провинностях, потому что это «страшное» помогает нам прочесть более длинную лекцию и в большей степени почувствовать свою значимость и важность. Поэтому мы иногда и наказываем детей — потому что именно наказание ребенка дает максимальное чувство власти взрослому. Потому что одним ударом, шлепком ты, образно говоря, получаешь весь суточный запас собственной ценности и значимости.

Вот почему мы иногда так твердо стоим на своих мнимых «принципах». Нам нужно, чтобы ребенок приполз и покаялся, и сказал: «Мамочка, ты была права!» Вот что нам надо! Именно поэтому мы постоянно «пережимаем» наши педагогические воздействия. «Чтобы он — лучше почувствовал!» — говорим мы при этом. Но, может, это нам надо лучше почувствовать свою значимость и важность?

Я наблюдала, как одна бабушка, собираясь с внуком на прогулку, увидев у него новый зонт, спросила:

— У тебя что, новый зонт?

— Да, мне мама купила.

— А старый где?

— Он сломался.

— Сломался… Если бы ты свои руки туда не приложил, он бы не сломался… Ну и как он у тебя сломался?

— Я его открывал, а он не открывался, я его хотел закрыть, а он не закрывался…

— Не закрывался… Небось, дернул со всей силы. А я тебе говорила — аккуратнее надо с вещами обращаться. Я тебя предупреждала, что ты его сломаешь. Я бы на месте родителей тебе вообще бы зонт не покупала, раз ты обращаться с ним не можешь…

Бабушка все никак не могла остановиться. Никак не могла напитаться своей «мудростью».

— И этот, небось, сломаешь, как тот…

— Не сломаю…

— Не сломаю. Тот-то сломал…

И я, став случайным свидетелем в этой ситуации, подумала — бедный ребенок, как его унижают в этом разговоре. И какой «приподнятой» и умной чувствует себя бабушка!

Все воспитание проникнуто этой прекрасной возможностью напитываться, «подниматься» за счет детей!

Я помню себя такой мамой, которая стояла за спиной дочери-первоклашки и высокомерно говорила менторским тоном:

— Как ты можешь так коряво писать! Твоя мама закончила МГУ, твой папа закончил МГУ, а ты пишешь как курица лапой!..

Сейчас мне и смешно, и горько — это же надо было так манипулировать ребенком! Как будто от того, какой вуз окончили родители, зависит красота почерка ребенка! Но тогда я ощущала искреннее возмущение — как у таких родителей, как мы, — ребенок может так коряво писать! Это возмущение и давало мне ощущение своей важности, которое было мне необходимо.

И я опять обращаю твое внимание на тот факт, что эта неосознаваемая нами цель — наполниться самим, самоутвердиться за счет наших детей так же неосознанно привлекала подходящие методы воспитания. Все эти методы воспитания основаны на унижении, на принижении, на контроле, подавлении. Именно они и позволяли нам, родителям, ярче, сильнее чувствовать свою значимость и ценность рядом с «не таким», виноватым, плохим ребенком. Позволяли нам максимально подпитываться за счет наших детей.

И как часто я, слыша жалобы родителей: «Я ему всю жизнь отдала, а он теперь не хочет мне внимания уделять…», не соглашаюсь с ними.

Мы все уже все получили от своих детей.

Мы уже получили — в своих поучениях:

— Ну, кто так держит нож!..

— Ты что, не понимаешь, тебе десять раз надо повторять…

— У других дети как дети, а ты…

И после каждой такой фразы — мы наполнялись ощущением собственной ценности, чувствовали себя необыкновенным воспитателем. Мы «подпитывались» детьми постоянно и ежечасно, пока они были малы. Мы имели рядом с собой постоянный источник пополнения нашей ценности и значимости. И сейчас, когда я пишу это — я не обвиняю никого из нас в том, что мы так делали.

Мы просто должны были так делать. Ненаполненное в нас чувство ценности и значимости требовало именно этого. Требовало подпитки. Эти процессы происходят в нас неосознанно, нет смысла себя в этом укорять. Другое дело, когда ты начинаешь осознавать, что иногда используешь своего ребенка, чтобы пополниться, напитаться за его счет. И, осознавая это, у тебя появляется выбор — продолжать ли эту практику или найти иные способы самоутверждения.

Есть выбор — продолжать ли использовать авторитарные методы, само использование которых уже приводит к «уменьшению», опустошению ребенка и пополнению ценности взрослого. Или перейти к более демократичным, равноправным стилям общения, о которых мы поговорим в следующей главе этой книги. В которых каждый участник взаимодействия — и родитель, и ребенок — чувствуют себя важными и значимыми личностями.

Но что точно нам, родителям, нужно сделать сейчас — так это пересмотреть какие-то важные, принципиальные положения наших представлений и убеждений. В первую очередь — убеждения о самих себе.

Такие ли мы важные, такие ли мы главные на самом деле, какими себя считали рядом с ребенком — если нам нужно было наполняться за счет детей?

Что являлось для нас настоящей целью воспитания — если все, что мы делали, — приводило к нашему собственному наполнению за счет ребенка? Что должно быть результатом моих воздействий на ребенка — собственное самоутверждение? Или все-таки я должен сформировать ребенка личностью, дать ребенку почувствовать себя в жизни сильным, большим, значимым, ценным? Но — теми «старыми» методами и воспитанием «по-старому» личность и чувство значимости и ценности не формируются!

И я опять обращаю твое внимание на то, что мы все делали это неосознанно, не специально. Не нужно обвинять себя за это. И если я и пишу эту книгу, то именно для того, чтобы разорвать этот порочный круг, эту страшную практику авторитарного, подавляющего отношения к ребенку, в которой разрушается его личность, но напитывается личность родителя.

Так поступали с нами. Так поступаем мы. И так будут поступать со своими детьми наши дети, если мы не изменим своего отношения к детям. Не осознаем наших ошибок и не начнем строить новые прекрасные и легкие отношения с детьми, основанные на любви и уважении.

В нас много негативных чувств

Несколько дней подряд, находясь в небольшом городке на отдыхе, я слышала за стеной у соседей одну и ту же «сцену». Утреннюю ссору между мужем и женой, ссору жесткую, грубую и, судя по всему, привычную. Чувствовалось, что два этих человека давно и крепко запутались в отношениях и общаться друг с другом могут только через упреки и оскорбления. Спустя несколько часов, когда мужчина уже уходил на работу, просыпался ребенок, и я становилась свидетельницей другой, изо дня в день повторяющейся сцены.

— Одевайся! — звучал грубый голос матери.

Звучал он грубо и так громко, что я, находясь в другой квартире, за стеной их квартиры, слышала его. Женщина не говорила. Она орала.

— Иди есть!.. Ешь, я сказала!.. — с ненавистью орала она. На какое-то время наступала тишина.

— Надевай ботинки! — опять орала она.

Орала с ненавистью, которая чувствовалась даже через стену.

— Чтобы был во дворе! — с ненавистью кричала она, дверь хлопала — и наступала тишина.

Меня просто поражал этот ор, эта ненависть, которая звучала в голосе женщины. Каково же там ребенку? Его не было слышно, не было слышно его слов, только иногда, когда раздавалось: «Закрой рот, я сказала!», — я понимала, что он что-то говорит в ответ на слова матери.

— Бедный ребенок, — думала я. — Испытывать на себе столько агрессии, жить в такой ненависти!

Однажды утром, когда ненависть эта разбудила меня, я подумала даже — пойти к этой женщине и пригрозить, что если она будет продолжать так жестоко обращаться с ребенком, я обращусь в органы опеки, чтобы установили контроль над ней…

Мысль пришла и ушла, потому что я понимала — никакие органы опеки не заставят ее быть нормальной матерью. Если в ней содержится столько ненависти, столько неудовлетворенности, она все равно будет изливать все на ребенка. Она будет делиться ими, потому что каждая мать, каждый родитель делится со своим ребенком именно тем, чем он наполнен. Запрети ей орать на ребенка — она все равно будет изливать эту ненависть, шлепками или щипками, злым взглядом, уничтожающим молчанием.

И это, к сожалению, «нормальное» явление — делиться с ребенком, выливать на ребенка свои чувств, свои негативные эмоции.

Мы действительно испытываем много негативных эмоций — недовольство собой, своими отношениями или работой, деньгами — их отсутствием. Мы просто устаем. И все эти негативные состояния требуют разрядки, требуют выхода.

Вот почему, придя домой, мы неосознанно ищем — на ком сорваться, на что бы это вылить. И ребенок — лучший объект для этого.

Этого не сделаешь ни с одним взрослым, который, так же как и я, наполнен раздражением или недовольством. И если я попытаюсь на него вылить свое раздражение, начав ворчать или критиковать его, или просто придираться к какой-то мелочи — мне дадут самый настоящий отпор, ответив мне не менее агрессивно. И на мое:

— И чего ты сидишь перед телевизором, тебе что, заняться нечем… — сказанное мужу, я получу ответ:

— А ты чего раскомандовалась?… Тебе надо — ты и делай!

И эти «высокие» разговоры будут бесконечны. Потому что у мужа у самого есть потребность вылить свое раздражение, есть неосознанное желание к чему-то придраться, выплеснуть свои негативные эмоции.

Ребенок, особенно маленький, — прекрасный безотказный сосуд для слива негатива, которым мы, взрослые, наполнены. Потому что он не может нам ответить. Не смеет. Потому что даже если он посмеет оправдываться на наши критические замечания или стоять за себя, мы тут же заткнем ему рот:

— Мал еще — так с родителями разговаривать!..

Мы все равно останемся победителями, заткнув ребенка, не позволив ему на себя сливать раздражение или обиду. Но на нем мы отыграемся хорошо:

— Я тебе сколько раз говорила, бестолочь!.. — достаточно одной этой фразы, чтобы на душе стало спокойнее, чтобы неприятный осадок от разговора с начальником, в котором он тебя не оценил или покритиковал, уменьшился.

А после того, как ты грозным тоном скажешь:

— Чтобы сейчас же в комнате убрался!..

Или:

— Почему опять ботинки стоят не на месте?!

Или:

— Ты почему до сих пор уроки делать не начал!.. — становится уже спокойнее.

Ни одному родителю в мире не нужно было бы орать на своих детей или унижать их, если бы сами родители были спокойны и гармоничны, радостны и счастливы. И в этом, опять же, одна из неосознанных причин — почему мы выбирали именно такие методы воспитания. Потому что они давали возможность выплеснуть эмоции — в крике, в шлепке, в нотациях.

И именно потому, что мы сами часто не радостны и не счастливы, а неспокойны и раздражены, — даже самые простые требования, которые мы предъявляем детям, мы делаем в раздражении, агрессивно.

— Что ты такой тупой, как ты не можешь понять… — раздраженно говорит мама малышу. А он действительно не может понять, потому что ему «объясняет» раздраженная мама. Если бы ему объяснили все спокойно и доброжелательно, он бы все давно понял. Но мама объясняет непоследовательно, или быстро, или бестолково, потому что сама находится не в лучшем своем состоянии. Потому что, на самом деле, не объясняет она сейчас, а сливает свое раздражение. И ребенок становится «тупым».

Именно поэтому мы иногда так бурно реагируем на поступки детей. Наши собственные эмоции требуют выхода, поэтому на простой поступок ребенка следует долгое унизительное отчитывание, или неадекватное по силе наказание.

Мы просто сливаем свою агрессию или недовольство, обиды или разочарования. Ненависть на мужа, который бросил — выливается на ребенка. Недовольство собой — на ребенка. Раздражение на работу — на ребенка.

Я ехала однажды в купе с бабушкой, которая везла к себе на лето шестилетнюю внучку. Как только поезд тронулся — бабушка постелила постель, велела ребенку сесть у стенки, сама легла, как бы загородив ее ногами. И девочка в этом «плену» сидела тихонько как мышка и играла с куклой. И если она делала попытку сменить позу, повернуться, бабушка зло, с ненавистью одергивала: «Сиди! Сиди ровно! Не вертись! Не егози!»

Прошло несколько часов. Девочка так и сидела, поджав ножки в этом своем плену, боясь лишний раз пошевелиться.

— Отпустите ее, — сказала я бабушке, удивленная таким обращением с ребенком. — Пусть рядом со мной посидит. Пусть хоть походит. Пусть погуляет — она же устала так сидеть!

— Нагуляется еще! — со злостью сказала она. — Навязали ее на мою голову! Все лето на моей шее будет сидеть! — с такой неприкрытой ненавистью сказала женщина, что я только охнула про себя.

И подумала — бедная девочка! Если она все лето проведет в таких жестоких рамках и в такой нелюбви — прекрасный у нее будет отдых! Сколько злости выльется на нее. Сколько чувства вины в ней сформируют за время «отдыха». Но разве виновата она в бабушкиной проблемности, в бабушкином недовольстве жизнью или в том, что бабушке «навязали» ребенка? Она не виновата. Но уже начала принимать на себя бабушкину агрессию…

Наши чистые и совершенные дети уже через несколько лет после общения с нами, иногда такими негативными, недовольными — тоже становятся раздраженными, тревожными и агрессивными. Но разве наши дети — маленькие и чистые — должны принимать на себя столько негатива, созданного нами?

И я сейчас не хочу задеть никого из нас, никого не обвиняю в том, что мы так делаем. Наши негативные чувства действительно требуют выхода. И выпустить, направить их на ребенка, действительно, самый естественный и легкий способ освободиться от них. И это может продолжаться, пока есть источники этих чувств в нашей жизни.

Поэтому, опять же, нам нужно заниматься собой, своим личностным ростом. Может быть, кому-то из нас нужна психологическая помощь, чтобы решить какие-то свои проблемы и не использовать ребенка как сосуд для слива негативных эмоций. Мы нужны нашим детям чистыми, чтобы их не пачкать.

И нужно работать со своим недовольством. Все книги этой серии направлены именно на такую вот психологическую поддержку, помощь в осознании каких-то важных жизненных ценностей. Книга «Сотвори себе поддержку» — полностью посвящена тому, как поддержать себя в каких-то сложных жизненных ситуациях.

Я знаю, когда человек хочет разобраться в каких-то своих проблемных ситуациях — он всегда находит возможность, поддержку, способы. И это лучшее решение — разобраться с ситуациями собственного недовольства, освободиться от них, чтобы стать теми чистыми и светлыми родителями для наших детей, которые смогут делиться с ними любовью и добротой, а не злостью и раздражением.

Мы перестали тонко чувствовать

Я услышала этот разговор в автобусе. Пожилая женщина с суровым лицом громко и категорично говорила молодой девушке, чей округлый живот уже выпирал под тонкой блузкой:

— Ты как родишь, долго его дома не держи! В полгода уже можно отдать в ясли. Чего с ним дома-то сидеть! Я своих отдала в ясли, одну в два года, другого вообще в год, и жила припеваючи. — Женщина помолчала и добавила так же категорично: — А чего, скажи мне, ребенка дома держать и на руках его таскать? Все равно он вырастет таким, каким ему суждено быть, — таскай ты его, не таскай… И снохе я сказала, чтобы не тряслась над своим: подрос — и в сад, там его воспитают! А то взяли моду — дома с ребенком сидеть, над ребенком трястись да на руках его таскать!..

«Какая жестокая! Какая бесчувственная!» — промелькнула у меня мысль. И как часто сталкивалась я с этой бесчувственностью родителей на консультациях, на тренингах, просто — в реальной жизни. И столько знакомого мне было в этом монологе.

— Мне свекровь, когда я родила, сразу сказала: «Не приучай к рукам. Поорет пару ночей и перестанет!» — всегда кто-то из мам на тренинге говорит о таких вот напутствиях старших, «опытных» женщин.

И в ответ всегда согласно кивают большинство мам. Потому что они тоже слышали такие вот напутствия. И многие следовали им. И правда: пару ночей надо перетерпеть, пока ребенок, изоравшись, не поймет, что к нему никто не подойдет — и спи дальше спокойно!

Я столько раз слышала эти рассказы! И каждый раз поражалась «гуманному» отношению к собственному ребенку! Ведь плач ребенка в первые месяцы его жизни — это единственный способ сказать маме, что с ним что-то не так. Причин может быть много: он хочет кушать, он мокрый, он неудобно лежит, у него что-то болит, ему одиноко. Но способ сказать обо всем этом один. И он плачет, чтобы привлечь мамино внимание. А мы — не приучай к рукам. Поорет и перестанет!

И много раз я думала — не оттуда ли берет начало наша родительская бесчувственность? Хотя, конечно же, корни ее — гораздо глубже!

Многие из нас закрыли свои чувства, способность тонко чувствовать и реагировать еще в детстве, на себе пережив последствия авторитарного воспитания. Наши родители, сами очень часто закрытые и бесчувственные (их закрытые и бесчувственные родители сделали их такими!), сделали нас такими же. И можем ли мы, такие, какие мы есть, — чувствовать ребенка?

Такой человек может только нудным голосом читать нотации или устало говорить:

— А я тебе говорил… Я предупреждал… Прекрати…

Совсем недавно, входя в метро, я услышала диалог.

— Заставить драться невозможно! — услышала я резкий категоричный женский голос, и голос мальчика, который жалостно как-то, даже не по-мальчишески нежно ответил:

— Ну, бабушка, ну как ты не понимаешь, я не могу с ними не драться — они со мной начинают драться, они меня заставляют с ними драться!..

Я пропустила эту пару вперед, заинтересованная всем этим диалогом. Бабушка, как заведенная, так же резко и категорично, как будто не слышала, что говорит ей семи-восьмилетний внук, с ранцем за плечами, продолжила:

— Заставить драться невозможно! Ты можешь не драться!

— Но бабушка, — с отчаянием в голосе, со слезами в голосе сказал мальчик, — их много, они подходят и начинают меня бить, я же не могу с ними не драться!.. Меня заставляют драться…

— Заставить драться невозможно! — как робот произнесла бабушка. — Меня — никто не заставит драться! — сказала она гордо, и я вдруг подумала словами давней свой знакомой, простой женщины, которая по простоте своей всех, кого она не понимала или кто вызывал удивление, называла «больной».

— Больная, что ли? — подумала я, улыбнувшись этому слову. Но действительно, здорова ли эта бабушка, когда ребенок говорит ей о своих чувствах, описывает ситуацию, в которой он вынужден вступать в драку, а она продолжает свое, как глухая. Здоровой ее не назовешь!

Я остановила сама себя, не желая впадать в осуждение, но подумала: «Ее бы, бабушку, поставить в ту же самую ситуацию, когда к ней подходят несколько — не детей, ровесников ее внука, которые точно не заставят ее драться, — а таких же вот крепких еще, активных бабушек, и начинают ее бить. Куда денется ее менторский голос, куда исчезнет ее глухота?

Я на несколько секунд представила себе такой «бой бабушек» и подумала беззлобно, просто констатируя факт: вот бы каждого родителя, который не слышит своего ребенка, не понимает своего ребенка — ставить в ситуацию ребенка! Как бы сразу все стали правильно слышать, как сразу все стали бы понимать! И перестали бы поучать безжизненными голосами!

Но как часто в реальной жизни мы проявляемся, как эта бабушка — бесчувственными и холодными.

Я помню себя такой мамой, уже очень правильной и бесчувственной, когда резко обрывала веселье дочери, прыгающей на одной ножке, восторженно что-то напевающей.

— Так, остановись и объясни мне, — строго говорила я ей — чего ты прыгаешь?

Дочь замолкала, переставала прыгать и недоуменно мотала головой. Она не могла объяснить, почему ей хотелось прыгать.

Но я не отступала. Мне нужно было понять — зачем она прыгает! Мне надо было понять то, что понять просто невозможно — настроение, радость, просто — детскую энергию, которая требовала выхода. Это можно было только почувствовать, как чувствовал ребенок и просто выражал эти чувства в прыжках, в пении. Но я хотела именно понять, и опять твердила:

— Нет, ты мне объясни, зачем ты прыгаешь…

(Не лучше той бабушки!)

Мы сами иногда проявляемся как бесчувственные роботы. Можем ли мы понять, почувствовать мир ребенка, его переживания или сомнения? Можем ли мы посочувствовать, пожалеть, выразить любовь, если бываем такими бесчувственными?

Мало того, прожив часть жизни, мы растеряли яркость наших чувств, позволение себе чувствовать в жизни — пережив какие-то боли, страсти, после которых мы ожесточались и закрывались. Мы набрались негативного жизненного опыта, растеряв оптимизм и наивность, веру в чистоту чувств и доброту людей. И через призму всех этих убеждений мы смотрим на детей и оцениваем их поведение, их поступки. И если мы сами — огрубевшие и очерствевшие — как можем мы видеть чистое и хорошее в том, что является чистым для детей? И мы, бесчувственные и циничные, забывшие о «телячьих нежностях» — раним сердца наших чистых детей.

Я помню, как в подростковом возрасте, влюбленная в мальчика-одноклассника, болезненно, с огромной обидой воспринимала папины реплики и поучения:

— Ну, как там твой кавалер? Ишь, сопли еще не обсохли — и туда же…

И я поражалась — ну почему он так? За что?

Я помню свои чувства в этой первой любви, когда я даже боялась смотреть в сторону этого мальчика, так я смущалась, так волновалась. Когда сердце бешено билось, если его рука чуть касалась моей руки. В нас были такая чистота, и ожидания, и волнения. И на все это слышала:

— Ну, что там твой ловелас, опять тебя провожал? Не рано вам любовь крутить?

Наши чувства закрыты, и именно поэтому мы иногда не чувствуем, что происходит с ребенком. Мы теряем связь с ним. Мы не замечаем каких-то сигналов, фактов, которые говорят о неблагополучии. Мы начинаем видеть их, когда неблагополучие проступает ярко, сильно.

И чаще всего родители испытывают изумление — все было так хорошо — и вдруг! Сколько благополучных семей вдруг обнаруживают, что у них неблагополучный ребенок! Но не бывает так, чтобы неблагополучный ребенок рос в благополучной семье! Если ребенка не чувствуют, не видят, что с ним происходит, не понимают его переживаний и состояний — это уже неблагополучие. И создает его наша толстокожесть.

И мы, умные, знающие, но иногда нечувствующие — неосознанно выбирали именно такие вот «бесчувственные» методы. Эти методы как будто специально придуманы для бесчувственных людей. Каждый из них не требует чувств. Мы читаем нотации, как бесчувственное радио, мы наказываем и отвергаем, как роботы без сердца.

И ты же понимаешь — менять надо не методы. Менять надо — себя.

Живые, чувствующие, умеющие сопереживать, сочувствовать родители никогда не будут использовать такие жесткие, холодные методы.

Нам нужно вспомнить о том, что каждый из нас — живой человек, полный чувств и любви, доброты и понимания. Нам нужно вспомнить, достать из себя эти наши состояния, эти наши проявления — тогда наступит время совсем другого общения с ребенком, когда живая, чувствующая мама сможет его понять, почувствовать, услышать, и другие интонации и слова родятся в ней, вместо: «Я тебе говорила…»

Когда живой, чувствующий, любящий папа сможет понять, принять, почувствовать ребенка с его поступком, его поведением — и совсем другие слова родятся в нем, вместо холодного: «Я тебя предупреждал…»

Мы не наполнены любовью

Есть еще одна важная причина, объясняющая — как мы стали такими родителями. Мы сами, воспитанные этими бесчувственными методами, недополучили любви. Нам так мало выражали любви, что мы не наполнились любовью. Мы не приучены к любви, мы не научены выражать свои чувства.

И мы, выросшие с дефицитом любви в сердце, — начинаем воспитывать детей, для которых любовь так же необходима, как солнце и вода — растению.

Так же, как нас никто не учил воспитывать ребенка — нас никто и не учил любить его. И мы иногда просто не знаем, как это — любить ребенка? Это что делать?

Дети, которых не любят, становятся взрослыми, которые не могут любить.

Перл Бак

И они растут без любви — как цветы без солнца или воды. И мы постоянно удивляемся — чего это такой хилый, никакущий ребенок растет? Кривой какой-то. Сухой. Жесткий. Колючий. И мы ему еще замечания делаем и нотации читаем на тему — каким ему нужно быть.

Но пока мы не «дольем» ему нужное количество любви — ребенок не станет полноценным, ярким, раскрытым, как цветок. Не станет сильным, жизнестойким.

Нам нужно научиться любить их. Об этом — последняя глава этой книги. Но, чтобы научиться любить их — нам надо самим стать любящими. Нам надо наполниться любовью к самим себе в первую очередь. Потому что мы действительно делимся с детьми тем, чем сами наполнены. И если мы были пусты — могли ли мы делиться любовью?

Одна из книг этой серии будет называться «Возлюби себя, как ближнего» и будет полностью посвящена тому, как стать любящим, наполненным любовью человеком. Чтобы мы могли компенсировать недостаток любви из детства, наполнить себя собственной любовью. Чтобы нам было чем делиться с нашими детьми.

В нас живут непрощенные родители

Каждый из нас может предъявить претензии своим родителям.

Нас тоже критиковали. Нас не понимали. Наши родители могли быть с нами излишне жесткими. Или опекающими. Или назойливыми. Или равнодушными. Они были иногда невнимательными к нам, иногда — чересчур требовательными. Нас могли унижать. Кого-то — бить. Кем-то манипулировать.

Я знаю, то ровное, доброжелательное, любящее отношение к ребенку, основанное на уважении его личности, на его безусловном принятии и безусловной любви — исключение из правил, редкость. И тебе очень повезло, если ты воспитывался в такой семье, в таких отношениях.

Но если все же тебя критиковали и отвергали, и иногда не понимали — в тебе остались обиды и претензии к родителям. Я говорю это с уверенностью, потому что обладаю огромным опытом общения с родителями и детьми.

В нас, взрослых людях, хранятся целые залежи не высказанных родителям чувств, когда нас обижали, или отвергали, или не понимали. Потому что мы (как и наши дети сейчас!) далеко не всегда выражали (могли выразить!) свое чувство несогласия с родителями.

И пока в нас живут эти невысказанные упреки, претензии, обиды — наши отношения с родителями нельзя назвать хорошими, «расчищенными». Между нами — залежи невысказанных чувств и эмоций, несказанных слов.

И пока мы не освободим себя от этих претензий, не освободим себя от этих обид — наши родители не будут прощены нами. Но каждому, чтобы стать хорошим родителем — нужно сначала простить своих родителей за все ошибки, которые они невольно сделали по отношению к нему.

Потому что пока твои родители не прощены тобой — ты неминуемо, постоянно будешь обречен повторять те же их ошибки. И ты, который клятвенно говорил в детстве: «Когда я вырасту — я никогда не буду так относиться к своим детям» — будешь делать это именно таким образом.

Твой непрощенный отец в тебе будет поднимать твою руку, чтобы ударить твоего ребенка. Твоя непрощенная мать будет заставлять тебя открывать рот и орать на твоего ребенка, так, как это делала она.

Хочешь ты этого или нет — но не прощенные нами родители действительно остаются в нас, в нас остается их агрессия или закрытость, их равнодушие или их навязчивость. И они начинают вылезать, проявляться в нас.

Ненависть к отцу ложится и на сына.

Жан Расин

И в этом нет ничего мистического. Я как бы не выпускаю из себя агрессию, накопленную по отношению к отцу — и она вылезает, выливается на моего собственного ребенка.

Наши дети становятся жертвами наших былых отношений с родителями.

Чтобы воспитывать ребенка «по-новому», чисто, светло — нужно самому стать чистым и светлым человеком, не обремененным обидами и претензиями, агрессией и непрощением.

И освободиться от этого — просто. Как бы странно для тебя это ни звучало, но действительно — освободиться от обид и простить родителей гораздо проще, чем жить с постоянной болью в сердце, с ненавистью или с непринятием.

Потому что освободиться — значит простить. А простить — значит понять. Понять, почему они это делали. Зачем они это делали.

А они просто были такими, какими были. И воспитывали нас так, как умели. Как могли, будучи такими, какими они были. (Как делаем сейчас и мы.) И не наученные никем, не подготовленные никем к воспитанию ребенка — они неминуемо (как и мы сейчас) делали ошибки, чаще всего даже не замечая, что делают их.

Мало того, наши родители еще меньше нас были научены воспитывать детей. Если ты делаешь ошибки в воспитании сейчас, во время, когда появилось огромное количество литературы о воспитании детей, когда есть программы на радио и на телевидении, посвященные воспитанию детей, есть тренинги, помогающие овладеть грамотным обращением с ребенком — то что могли знать наши родители, жившие во времена ограниченности и дефицита?

Они были еще менее подготовлены, менее развиты. Поэтому и делали это так, как могли делать.

И все, что они делали по отношению к тебе, они делали (как и ты сейчас!) — из самых лучших побуждений. Они делали это потому, что желали тебе добра, хотели сделать тебя хорошим человеком. И они свято верили — что именно этими методами и делаются по-настоящему хорошие люди!

Мало того, само время, в которое жили наши родители, их родители — наши бабушки и дедушки, во многом определило их неумелость, поспешность, неграмотность воспитания.

Поколения наших родителей, наших дедушек и бабушек выросли в стране, в которой всегда был нужен маленький, исполнительный человек, послушный, «как все». Никто не ставил задачи формирования яркой, сильной личности, отстаивающей свои взгляды и убеждения. Такой — какими нужно быть сейчас, в настоящее время.

Поколения людей в нашей стране воспитывали послушных, удобных детей. Сама страна формировала послушных, удобных людей, исполнителей, «винтиков», послушно поднимающих руки на голосовании и соглашающихся с политикой партии и правительства. На это работала целая система воспитания, начиная от детских и молодежных организаций, заканчивая семьей.

Наши дедушки и бабушки, наши папы и мамы не знали, что мы, их дети и внуки, будем жить в другом строе, где нельзя быть маленьким и послушным, где нужно быть уверенным, сильным, активным, где нужно уметь стоять за себя, отстаивать свои позиции, достигать свои цели.

Наши родители выполняли, хоть и неосознанно, социальный заказ социума, страны, в которой они жили. И мы, современные родители, до сих пор «заражены» этой целью, хотя не осознавали ее.

Кроме того, поколения наших родителей и бабушек выросли во времена трудностей, лишений, ограничений, когда нужно было просто выживать, прокармливать семью и детей. Даже рамки жизни на одну зарплату с невозможностью дополнительного заработка — уже ужесточали их жизнь и ожесточали сердца.

Наши родители, жившие в ситуации недостаточности, материальных ограничений, вынужденные, как говорится, в поте лица добывать хлеб свой — не успевали, не имели сил и возможностей заниматься нами, выражать нам любовь и поддержку в той степени, в которой мы нуждались в них.

Мне хорошо запомнился один из участников тренинга, мужчина, с горечью рассказывавший о равнодушии, бесчувственности родителей. Они работали на заводе и, как все заводские, имели небольшой земельный надел. На нем сажали картошку, овощи — времена были трудные, дачные участки и такие вот наделы были необходимостью того времени. И с весны по осень каждый день после работы семья — родители и мальчик-школьник — встречались у проходной, чтобы вместе идти работать на этом участке. Всегда — в пять часов вечера.

— Я ушел в армию, меня не было дома два года. Наконец, я вернулся, пришел домой, из дома позвонил маме на завод.

— Мама, — радостно сказал я — я вернулся!

— Хорошо, — сказала она. — Тогда в пять часов у проходной…

Рассказывая об этом случае, мужчина не мог сдержать горечи: так встретить его после двухлетней разлуки!

Да, наши родители, действительно, были иногда сухими, бесчувственными. Но какими они могли еще быть, озабоченные выживанием? Не дай Бог нам жить в такие трудные времена, когда «не до жиру — быть бы живу!» Можем ли мы осуждать их за это?

И даже после времен бедности и лишений многие наши родители вынуждены были гнаться за материальным достатком (чтобы и нам создать более обеспеченную жизнь!) — и всегда ценой ограничения времени на общение, близость, понимание, так необходимые нам.

И мы сами сейчас продолжаем гнаться за материальным достатком, находимся в постоянной гонке по жизни. И нам некогда — и нечего отдать, выразить нашим детям. Потому что сердца наши наполнены не любовью, а постоянной суетой, тревогами, сомнениями о завтрашнем дне, желании больше заработать. Мы не далеко ушли от наших родителей. Так имеем ли мы право осуждать их?

К родителям относись так, как ты желал бы, чтобы твои собственные дети относились к тебе.

Исократ

Наши родители были такими, какими были. Они были такими, как их воспитали. Наших родителей такими воспитали их родители, которых воспитали их родители, которых воспитали такими их родители. Можно дойти, как говорится, до пятого колена, хоть до предков-неандертальцев. Можно всех обвинять. Но зачем?

Нет смысла кого-то обвинять. Есть смысл нам самим делать по-другому, «по-новому».

Они не виноваты в том, что проявлялись так, как проявлялись. В этом, скорее, их беда. Как можно их за это осуждать? Можно только пожалеть, что они были такими, какими были. Что они прожили такие жизни, какие прожили. Что они и сейчас получают последствия своего воспитания. Можно только сочувствовать людям, которые прожили свои жизни не наполненными любовью.

Обвинять родителей за то, что они так относились к тебе — все равно, что обвинять их, что они говорили с тобой на том языке, на котором они с тобой говорили — на русском, украинском или казахском.

Они говорили на нем, потому что сами родились в семье, где говорили на этом языке. И ты, родившись у этих родителей, — тоже начал говорить на нем и сейчас говоришь. И никто не виноват в этом. Просто ты попал в место, где говорили на таком языке.

Но сейчас ты вырос и узнал, что есть еще другие языки. И ты можешь научиться говорить на этих языках, если начнешь учиться.

И в воспитании то же самое. Язык критики, язык непринятия, на котором с тобой говорили твои родители, которому научили их родители, уже устарел. И ты можешь научиться другому языку. Языку любви.

Но прежде надо взять на себя ответственность за те отношения, которые ты хочешь создать с твоим ребенком. И не оправдываться тем, что тебя этому не научили, что твои родители тебе что-то не дали. Они дали то, что могли. Но ты сейчас, осознав все их и свои ошибки, можешь дать своим детям гораздо больше.

Никогда не поздно устроить себе счастливое детство.

Глория Стайнен

Есть еще один способ простить наших родителей. Этот способ — почувствовать к ним благодарность.

Наши родители совершили самый главный и замечательный по отношению к нам поступок — они дали нам жизнь.

ОНИ ДАЛИ НАМ ЖИЗНЬ.

ОНИ ВПУСТИЛИ НАС НА ЭТОТ СВЕТ.

Только благодаря им мы живем сейчас и можем любить и радоваться, и рожать детей, и узнавать новое.

Они открыли нам целый мир под названием ЖИЗНЬ.

И этот их поступок — оправдывает, прощает им все последующие ошибки и прегрешения.

Тем более что за всеми их поступками и прегрешениями не было злых умыслов. Они любили нас, как могли. И воспитывали, как умели.

И очень старались воспитать нас хорошими.

И у них это — получилось.

Мы неосознанны

Надо признать как факт, что бульшая часть наших родительских поступков необдуманны, поспешны и поэтому иногда откровенно глупы. Мы действительно иногда очень мало думаем о том, что делаем. Мы сначала делаем, а потом получаем результат, который нам не нравится. И как чаще всего и бывает — обвиняем в этом ребенка.

— Ты чего хулиганишь? — услышала я вчера вечером, забирая внука из детского сада. — Ты зачем хулиганишь? — недовольно говорила мама малышу лет трех, держащему в руках бутылку с йогуртом. На асфальте перед ним белела небольшая лужица пролитого йогурта.

Я поразилась ее словам, потому что — какое тут хулиганство? Почему — «хулиганишь?» Ребенок просто пролил немного йогурта, и было бы странно, если бы он этого не сделал! В этом возрасте дети и из чашки проливают чай или молоко, не соразмеряя движения своих рук и тяжести чашки. А пить из бутылки, в которой не видно уровня налитой жидкости, — гораздо труднее.

Но интонация мамы, лицо ее говорили о недовольстве. Она забрала из рук малыша бутылку, закрыла ее крышкой, которую держала в руках, и резко потянула за собой ребенка. Тот заплакал, заплакал горько, как могут плакать только дети, осознающие свою «плохость» и недовольство мамы.

Но ведь в этой ситуации сама мама поступила неправильно, бездумно! Она дала ему пить йогурт на улице, выходя из детского сада, как будто ее ребенок голоден настолько, что не может дойти до дома и там выпить йогурт нормально, из чашечки! Она дала в руки ребенку тяжелую бутылку. Она не помогла ему выпить из этой неудобной бутылки. Именно неосознанность самой мамы привела к такому результату.

Вот так, часто необдуманно, неосознанно мы и поступали с нашими детьми. И не только в каких-то рядовых, будничных ситуациях. Мы были неосознанны в концептуальных позициях.

Мы потому так воспитывали, что не осознавали важных, концептуальных, главных вещей — кто такой ребенок, в чем цель твоего воздействия на него, для чего ты, родитель, в его жизни.

И мы, мало осознавая, что же на самом деле такое процесс воспитания — часто воспитывали детей, не имея определенной, осознанной цели, не осознавая, что мы делаем, совершая в отношении ребенка какие-то «воспитательные» действия.

Я помню себя молодой мамой, у которой была трехлетняя дочь. Я ее как-то воспитывала, не имея никаких осмысленных представлений ни о том, что такое воспитание, ни о том, какова моя цель в нем. Так воспитывала, как получится. Где-то одергивала, часто сюсюкала с ней, иногда ругала. Большей частью — тревожилась за нее и тряслась над каждым ее шагом.

В этот момент мне попался в руки учебник педагогики для будущих учителей, и я с большим интересом и с еще большим изумлением узнала, что есть разные виды воспитания — нравственное и физическое, эстетическое и умственное… Мне и в голову не приходило, что воспитание — это некий объемный, целостный процесс, затрагивающий разные сферы жизни ребенка, его проявлений. Мне казалось: я научила дочь держать в руках ложку и есть кашу самостоятельно, объяснила ей, что кошке больно, когда ее за хвост дергают — вот я ее и воспитываю, и я считала себя хорошей матерью. Я даже не предполагала, сколько глубины и пластов, сколько тонкостей и принципиальных позиций содержит процесс воспитания. Я даже не задавалась этим вопросом.

И этим вопросом, как правило, не задается большинство людей. Это реальность. И именно поэтому мы и были такими родителями — достаточно поверхностными, несистематичными, потому что, действительно, «трогали» своим воздействием какие-то отдельные сферы жизни ребенка, как я, будучи молодой мамой. Воздействовали несистематично, потому что никаких системных представлений о воспитании как процессе у нас не было.

Иногда я думаю: сколько детей не появилось бы на свет, если бы родители осознавали всю сложность воспитания, всю ответственность руководства чужой жизнью (это при том, что с собственной жизнью иногда не знаешь что делать!). Всю его многоплановость, глубину. Но мы мало что осознавали.

И это — нормальное явление, смею я тебя успокоить. Отношение к такому важному делу нашей жизни, как воспитание другого человека, — чаще всего происходит неосознанно.

Но если ты прочитал книгу этой серии «Мысль творит реальность», ты уже знаешь, независимо от того, осознаешь ты или не осознаешь свои скрытые убеждения, — они все равно работают. И если у тебя нет твоих, осознанно и осмысленно принятых убеждений по какому-то вопросу, начинают работать вложенные в тебя, не осознаваемые тобой социальные программы и сценарии, «чужие» установки и взгляды.

Мы в этой книге сделали ревизию наших скрытых, чаще всего негативных «старых» программ в сфере воспитания ребенка. Мне хотелось, чтобы ты увидел эти скрытые убеждения, которые и заставляли нас поступать по отношению к ребенку определенным образом.

Осознав их, увидев их «полезность», ты сможешь изменить свою систему убеждений о воспитании, о ребенке, о себе как о родителе и начать осознанно, грамотно, легко воспитывать ребенка, делать с ним то, что нужно с ним делать, исходя из осознаваемой тобой цели воспитания ребенка.

Мы торопимся жить

Однажды в поезде моими соседями по купе стала семья с двумя детьми, мальчиками лет трех и двенадцати. Сразу после посадки начался долгий процесс вытаскивания из сумок всяких важных и нужных в дороге вещей.

Им предстояло быть в пути около сорока часов, поэтому таких «важных» и необходимых вещей было много. Дорожная одежда и обувь, пакеты с едой, пачки с чипсами, бутылки с водой, пивом, газировкой. Кроссворды и детективы для папы, женский роман для мамы, комиксы для старшего сына. И маленькая пластиковая коробочка, в которой лежали три пластмассовые зверюшки для малыша.

Семья попалась активная. Они все время что-то жевали, запивали, постоянно доставали из бесчисленных пакетов еду — несколько сортов сыра, разные виды колбасных нарезок. Они заваривали пакетные супы и вермишель быстрого приготовления.

Только малыш не принимал в этом участия. Получив свою порцию йогурта, он насытился и начал всем мешать. Потому что играть ему было нечем. Игрушки ему взять как-то забыли. И родители обвиняли друг друга:

— Я по магазинам бегала, я готовила, я в дорогу вещи собирала… Я закрутилась, но ты-то мог напомнить? — говорила мама.

— Когда бы я тебе напомнил, я с работы пришел поздно, еще машину в гараж ставил, еще Петру звонил… — оправдывался папа.

А ребенок весь вечер получал критику и одергивания: «Сядь… Не трогай… Зачем взял… Положи на место… Что ты такой…» И все потому, что в отсутствие игрушек пытался играть всем — занавеской, пакетом для мусора, ботинком брата, папиными сигаретами, маминой косметичкой. Ведь когда ребенку нечем заняться, его занятием становится мешать взрослым.

И я подумала — как показательна эта ситуация, как часто она существует в отношениях между родителями и ребенком! Как часто родители в суете и гонке жизни «забывают» о наличии, ценности, важности детей в их жизни. Как часто мы упускаем их из виду, не находим на них времени, не уделяем им достаточно внимания. И они, лишенные полноценного внимания и любви, начинают мешать нам своими плохими поступками, порожденными нами же.

Действительно, очень многие вещи в жизни кажутся нам по-настоящему важными. Нам важно сделать карьеру. Важно — зарабатывать побольше денег. Нам важно общаться с друзьями и полноценно отдыхать. Важно хорошо выглядеть и быть здоровыми. Важны — профессиональный рост, общение с природой или покупка дома.

У каждого из нас есть своя, собственная иерархия ценностей — некая очередность этих жизненных «важностей». И мы, опять-таки, редко задумываемся, что на первом месте, а что — на втором.

Но эта не осознаваемая нами иерархия ценностей и заставляет нас именно так распределять свои силы, время, внимание — как того требуют наши «важности».

И мы распределяем наши силы, время и внимание — всегда с перекосом в работу, в зарабатывание денег, в достижение материальных целей, в покупку нужных или социально важных вещей.

И мы находим время на какие-то важные дела. На выдраивание до блеска посуды (это же очень важно!), на болтовню часами с приятельницей по телефону, на пикничок с друзьями. Нам важно принять гостей, к их приходу вылизать всю квартиру (это же важно, что подумают о тебе люди!), накормить их самой вкусной едой — это же гости! А ребенок — только мешается под ногами в таком важном деле.

И конца этим важным делам нет. То мы торопимся в гости. То нужно заняться стиркой. То начинается сериал. И то, что происходит в сериале с Донной Луизой или Хосе Игнасио — иногда важнее того, что происходит с моим ребенком. Иногда счет футбольного матча, чтение футбольного обозрения, чтобы выяснить, почему любимая футбольная команда выпала из высшей лиги — важнее того, что происходит с ребенком и почему ребенок, например, выпал из компании ребят, с которыми общался.

Мало того, мы живем в таком быстром темпе, что нам иногда некогда сменить роли. И домой приходит не мама — а деловая женщина, которая сухо интересуется: «Уроки сделал?», как интересовалась бы на работе выполнением плана. Домой приходит не папа, а начальник, который командует: «Марш спать!» На этом иногда и завершается все воспитание. Потому что некогда!

И мы, в погоне за всеми этими «важностями» час- то не находим время, внимание, силы на ребенка. На общение с ним. На то, чтобы выразить ему любовь, побыть с ним, порадоваться ему, послушать его. На то, чтобы остановиться и понять, что происходит с ребенком, что он чувствует. На то, чтобы выразить ему свои чувства, приласкать его.

И в этой спешке, когда нам некогда — мы и использовали методы воспитания, которые не требуют времени. Потому что наорать, шлепнуть и засунуть в угол — требует совсем немного времени. Гораздо меньше — чем выслушать, разобраться, понять, поговорить, поддержать. Так воспитывать быстрее и проще — что в нашей сложной, перенасыщенной делами и хлопотами жизни немаловажно.

Проще потребовать, чем попросить. Проще наорать, чем объяснить. Проще запретить, чем научить действовать правильно. Проще наказать, чем понять, в чем причины плохого поступка ребенка.

Величайшая ошибка при воспитании — это чрезмерная торопливость.

Жан-Жак Руссо

И мы мчимся по жизни, мы торопимся жить, все охватить. И в этой гонке нам некогда остановиться, чтобы задуматься и понять — что же действительно важно в жизни? Что в ней по-настоящему важно?

Мне кажется, многие родители до сих пор не осознали важности нашей родительской роли и масштабов всей нашей ответственности. Важности нашей глобальной роли в жизни наших детей.

Ведь ребенок — это самый важный гость в твоей жизни. Это отдельный человек, которого Бог дал тебе на время, чтобы ты помог ему вырасти и прижиться в этом мире. Чтобы ты помог ему стать таким, чтобы он смог выжить в этом мире. Достичь успеха. Стать счастливым человеком.

Ребенок — это награда, которой тебя наградили. Ребенок — выражение наивысшего доверия Бога, который дал тебе в руки жизнь другого, маленького человека, чтобы ты помог ему стать большим. По-настоящему БОЛЬШИМ человеком, а не маленьким и послушным исполнителем твоих распоряжений. И что может быть важнее этого в жизни?! Как это может быть вторичным — после сериалов или болтовни по телефону? Как на это можно не найти времени?

Мало того, мы в этой спешке и гонке по жизни не успеваем осознать (или забываем!), что то, как мы относимся к ребенку, как проявляемся по отношению к нему — сторицей вернется к нам в старости. Мы по большому счету уже сейчас, каждый день создаем себе или радостную, стабильную, счастливую старость — или одиночество, заброшенность, неподдержанность.

Мы не осознаем, что наступит время, когда мы с детьми поменяемся ролями — мы станем слабыми и немощными, и придет их пора заботиться о нас, кормить нас, уделять нам внимание, время, помогать нам, поддерживать нас. Захотят ли они это сделать? Или ответят тебе твоим же: «Мне некогда, не до тебя». Или отмахнутся: «Я у тебя неделю назад был, чего к тебе ездить каждую неделю?» Мы сейчас формируем у них эту важность внимания, заботы о близких людях. Но если мы сами не находим на них времени и сил, почему они должны будут их найти на нас?!

Может, нам нужно немного остановиться? Сбавить ход, чтобы вернуться к осознанию своей жизни, отношений с ребенком, вообще — жизненных приоритетов и ценностей.

Для этого и написаны книги этой серии — для осознания себя в своей жизни. Для осознанного творения своей жизни, отношений, своих успехов и достижений. Для осознанного родительства. Для осознанного творчества отношений с ребенком, основанных на любви и поддержке, которая вернется к тебе когда-нибудь от твоего ребенка сторицей.

Мы — хорошие родители!

Мы все — замечательные родители.

Даже при всем том, что мы мало осознавали собственную ответственность, заводя себе ребенка, при всем том, что мы мало осознавали — зачем нам ребенок и какова цель нашего воспитания.

Мы — прекрасные родители. Ты — очень хорошая мама. Ты — очень хороший папа. Потому что, мало во всем этом разбираясь, мы все равно свято верили, что все, что мы делаем с нашими детьми, мы делаем для их пользы. Никто из нас не хотел зла своему ребенку. Каждый, используя те методы воспитания, которые мог использовать, — делал это с лучшими побуждениями, считая, что это поможет сделать ребенка хорошим, воспитанным, послушным.

Мы хорошие родители. Прекрасные. Заботливые. Любящие.

Но мы первопроходцы. Каждый из нас со своим ребенком впервые проходит этот опыт — быть родителем и воспитывать ребенка. И не всегда это сразу хорошо получается. Никем не наученные правильно воспитывать ребенка, не имея собственного опыта воспитания, мы неминуемо делали ошибки.

Если ты никогда не шил одежды, и никто тебя не учил шить — в твоем изделии неминуемо будут сборки или неровные края, или где-то будет жать, или что-то будет «тянуть». А если ты еще и не знаешь фасон будущего изделия и не решил, для каких целей оно тебе, то твое произведение действительно будет корявым. Получится у тебя что-то непонятное, противоречивое, местами даже красивое и хорошее, в целом — неудобоваримое.

И это — нормальное следствие твоей неопытности.

Мало осознавая, что является истинной целью воспитания, мы просто ошибались. Ошибались в выборе «кроя», «фасона», «материала», способов его обработки, методов шитья. И ошибки эти совершенно естественны. Закономерны.

И сейчас, осознавая какие-то наши закономерные ошибки и промахи — нет никакого смысла себя винить. Есть единственный смысл — начать делать по-другому!

Я помню, как однажды мне позвонила одна знакомая молодая женщина.

— Мне нужна поддержка. Я поняла сейчас, что я ужасная мать! — слова ее были произнесены очень искренне, чувствовалось, что она действительно остро переживает свое «понимание».

— Я просто ужасная мать, — продолжила она. — Я совсем не вижу своего ребенка, я все время чем-то занята, и мне не до него. Я уже забыла, когда я ему читала, когда я с ним играла. Я от него просто отмахиваюсь, потому что все время занята чем-то более важным! Он раньше все время звал меня — мама, поиграй со мной, побудь со мной… А теперь, — она замолчала, и я почувствовала, что она на грани слез, — теперь он даже меня не зовет! Он понял, что я все равно не найду на него времени! Я сейчас заглянула к нему в комнату, а он сидит в комнате один и играет. И он такой одинокий… Я — ужасная мать… Мне так тяжело осознавать свою вину, что я такая ужасная мать… Что мне теперь делать?…

— Дорогая, — сказала я. — Я уже пять минут слушаю о том, какая ты ужасная мать. Ты сидишь у телефона и обвиняешь себя, пока заброшенный тобой ребенок остается одиноким. Но какой смысл в твоих обвинениях? Нет никакого смысла в этом! Единственное, что ты можешь и должна сделать — это просто пойти к своему ребенку и начать с ним играть. И твой ребенок сразу перестанет быть одиноким. И ты тут же перестанешь быть ужасной матерью! Все так просто. Иди и играй!..

Да, мы иногда бывали не лучшими образцами родителей. И мы творили ссоры и непонимание, одиночество и закрытость, обиды и злость.

Но каждый из нас может стать хорошим, настоящим родителем. Мы можем творить отношения, полные любви, принятия, понимания, настоящей близости и доверия, отношения защищенности и поддержки, настоящей и глубокой любви.

Так происходит, когда мы переходим к осознанному родительству. Когда мы начинаем понимать, что и почему мы делали. Что мы по-настоящему хотим сделать? Какими (осознанно и грамотно!) мы хотим сформировать наших детей? Какие отношения хотим создать?

Перед каждым из нас столько возможностей! Как интересна будет наша жизнь, когда мы начнем строить с нашими детьми новые отношения!

И помни: мы — хорошие родители!

Просто — давай станем еще лучше!