Эту историю, услышанную мною от одной женщины, я в течение многих лет рассказывала участникам тренингов, как одну из самых добрых, хороших историй о наших взаимоотношениях с детьми.
«Я шла домой после тренинга, потрясенная понятым и увиденным — что я делаю со своим ребенком! Я шла домой, переполненная чувствами, с желанием все изменить, все начать заново. Я шла и думала — надо, как всегда после тренинга, начать с решения. Нужно создать новые убеждения. И я не стала тратить время, я просто шла и перебирала варианты моих решений по поводу построения новых отношений с моим восьмилетним сыном. И решение: „Я становлюсь хорошей — понимающей и принимающей мамой!“ зазвучало во мне и было таким правильным для меня! Потому что такой мамой я никогда не была. Я была критикующей, „воспитывающей“, контролирующей, читающей нудные нотации. И такой я больше быть не могла, потому что поняла, как я разрушаю личность моего ребенка, как я делаю его маленьким, вечно виноватым, неуверенным в себе, но — послушным!
Я шла и говорила себе: „Я становлюсь хорошей — понимающей и принимающей мамой! Я становлюсь хорошей и принимающей мамой!“ И волновалась перед встречей с сыном, который ждал меня дома один (муж уехал в командировку), простуженный, без разрешения выходить из дома.
Я подошла к двери нашей квартиры, нажала на звонок, повторяя про себя: „Я становлюсь хорошей — понимающей и принимающей мамой!“ Сын открыл дверь — и я сразу же по его лицу поняла, что он что-то натворил.
Я вошла в квартиру и во мне поднялась уже такая знакомая волна недовольства: „Я так и знала, что его одного дома оставить нельзя…“ И я тут же остановила себя, вздохнула глубоко и снова сказала себе: „Я становлюсь хорошей — понимающей и принимающей мамой!“ И сказала спокойно:
— Сынок, что-то произошло?
И он, растерянный от моего вопроса, не глядя мне в глаза, вздохнув, сказал:
— Я выходил из дома…
Его слова вызвали во мне сразу возмущение: ведь просила же не выходить, ведь запретила же! И я уже рот открыла, чтобы высказать ему свое возмущение, как во мне опять всплыло: „Я становлюсь…“
— Но мы же договорились, что ты останешься дома и не будешь выходить на улицу, — сказала я спокойно, и сама удивилась тому, как исчезла моя возмущенная интонация.
И сын, наверное, тоже удивленный моим спокойствием, начал торопливо объяснять:
— Понимаешь, мама, меня позвали гулять мальчики из старшего класса. Они никогда за мной не заходили, а тут пришли и говорят — выходи на улицу…
Я, еще не дослушав сына, опять было возмутилась: не хватало нам еще мальчиков „из старшего класса“. Чему хорошему они могут его научить! И опять уже рот открыла, чтобы высказать возмущение, но остановила себя, потому что — я „становлюсь хорошей — понимающей и принимающей мамой“. И я поставила себя на мгновение на место сына: ты сидишь дома, а за тобой приходят ребята, которые для тебя значимые, потому что они старшие, и они раньше никогда тебя не звали гулять…
— Тебе было важно, что они позвали гулять, и ты не мог им отказать? — спросила я сына. И он, удивленный моим пониманием и еще больше тем, что я его не ругаю, сказал обрадованно:
— Ну да, я же не мог им отказать! А вдруг они больше не захотят со мной гулять, если я не пойду…
— Ну ладно, — сказала я примирительно, — пошел на улицу так пошел. Но, пожалуйста, в следующий раз — помни о своем здоровье…
— Ну, мам, все нормально, — радостно сказал сын. — Я хорошо себя чувствую.
Я пошла на кухню, чтобы приготовить ужин, и сын пошел за мной. И сказал мне то, что мог уж точно не говорить, потому что я об этом его не спрашивала. Он мог просто промолчать, но почему-то сказал:
— Знаешь, мама, мы на берегу реки такой костер развели!..
Тут уж я не сдержалась и сказала возмущенно:
— Какой костер! — Ему запрещено было брать в руки спички, разжигать огонь, подходить близко к огню. А он, оказывается, на берегу реки костер разжигал!
Сын тут же отреагировал на мое возмущение:
— Мам, я спички не брал и не разжигал. Ребята разожгли, я помогал ветки собирать. Мама, это было так красиво, ты не представляешь, на берегу реки, так вода блестела, так красиво все отражалось!..
Сын восторженно рассказывал об этом, а я, успев, что называется, глубоко вздохнуть, спросила себя: что такого страшного произошло? Ну пошел он с ребятами, ну разожгли они костер. Но все же хорошо закончилось! И красиво было. И ребенку уже восемь лет — нельзя его от всего прятать.
И успокоенная своими мыслями, понимая его состояние, сказала:
— Я рада, что ты с ребятами пообщался, что ты столько эмоций там получил. Я понимаю, это, наверное, действительно было красиво — костер на берегу реки! Но ты только помни, пожалуйста, об осторожности, о своей безопасности.
И сын опять ответил:
— Мам, да все нормально! Ты не переживай.
Я начала готовить ужин, а он не уходил с кухни. И это удивило меня. Обычно, встретив меня, он уходил к себе, а тут не отходил от меня. И я подумала: соскучился, наверное, по нормальной маме, которая его понимает, а не ругает. А ему действительно хотелось со мной общаться. Он сказал:
— Ты же еще не видела моего изложения, за которое я получил пятерку. Хочешь, я дам тебе тетрадку посмотреть?
И я, раньше, будучи той правильной мамой, сказала бы: „Молодец, не зря я тебе постоянно твержу — читай книги, читай книги!“
Теперь же — мне действительно вдруг стало интересно — чего же он там написал, за что получил пятерку? Сын принес тетрадь, я начала читать его изложение и сама для себя вдруг отметила — какой хороший у него язык, как правильно и гладко сформулированы фразы. И я сказала ему об этом:
— Смотри, как ты хорошо умеешь писать! Вот этот оборот — как хорошо написан! Каким хорошим литературным языком ты пересказываешь!
Сын стоял и слушал меня с пылающими щеками. А я, закончив чтение, протянула ему тетрадку и сказала:
— Ты у меня просто молодец! Действительно — очень хорошая работа! Я тобой горжусь!
И он, мой мальчик, вдруг сказал со слезами на глазах:
— Мам, а хочешь, я теперь все изложения в мире буду писать на пятерки!
— Хочу! — оторопело согласилась я.
А он, преисполненный признательности, видно просто не зная, чем мне еще отплатить, сказал:
— А хочешь, я прямо вот сейчас пойду и тебе что-нибудь напишу или сделаю какое-нибудь задание!
— Сделай! — ответила я потрясенно.
И он умчался в свою комнату.
А я действительно потрясенная, сидела на кухне и думала, как же так? Я уже два года его долблю, пилю за эту учебу: „Делай уроки! Когда ты сядешь за уроки! Что ты такой безответственный!“ Но, оказывается, нужно было его похвалить, чтобы он побежал сам, с желанием, с интересом сделать какое-то задание. Моя голова не могла осмыслить этого переворота. Как все, оказывается, может быть просто!
Потом, когда мы ужинали, я все еще думала об этом. И — слушала своего сына. Потому что он не замолкал. Почувствовав во мне эту необычную, новую для него, не читающую нотации, а слушающую и интересующуюся им маму, — он спешил, старался рассказать мне как можно больше.
Я же сидела и слушала своего ребенка. И в первый раз за все восемь лет его жизни — я два часа провела рядом с ним, просто слушая его.
И, слушая его, я поняла, что совершенно не знаю своего ребенка! И я поняла, как это бывает, когда родители вдруг теряют своего ребенка, — когда он уходит в плохую компанию или начинает принимать наркотики. Потому что они думали, что знают своего ребенка, потому что видели, что все вроде нормально — уроки делает, домой приходит вовремя. Но что творится там внутри — не знали! Как и я не знала своего ребенка!
Потому что то, что он мне рассказывал, было целым миром. Там были свои отношения. Свои переживания. Там были ссора с другом. Там была девочка, которая ему нравилась. Там у кого-то из одноклассников кошка родила котят, и они, спасая котят, которых родители грозились утопить, перенесли их в подвал и после уроков ходили кормить, а потом ходили и предлагали людям взять в дом котенка. Там у кого-то мама ушла из семьи и папа запил, и мальчик переживал, и уроки не делал, а учительница его ругала. Там были проблемы и страсти, о которых я, его мама, ничего не знала…
Я долго не могла уснуть. Я лежала и думала — как много нужно изменить. Как все нужно изменить. Как нужно теперь все объяснить мужу, который тоже „воспитывал“ ребенка своими: „И в кого ты такой! Что, трудно было понять!“ Как нужно все менять, все менять… И тут дверь в спальню открылась, и я увидела сына.
— Ты чего, сынок? — спросила я.
И он ответил неожиданно:
— Мам, можно я с тобой сегодня посплю?
И я вдруг поняла: ему так не хватило меня — „нормальной“. Он там полежал, подумал — небось, завтра мама опять станет прежней — и пришел ко мне еще — за теплом.
— Сынок, — сказала я как можно теплее. — Ты иди спать. Со мной не надо ложиться, ты не выспишься, будет тесно, и я по ночам толкаюсь…
— Но, мама, я же лягу на папино место, его же нет. Я на его месте же умещусь! Ты же с папой спишь, хоть и толкаешься!
Он не хотел уходить. И я, понимая, почему он не хочет уходить, и так же понимая, что не нужно его, большого мальчика, класть с собой в постель, сказала:
— Нет, сынок, лучше будет, если ты пойдешь к себе…
И не успела закончить, как он, почувствовав мое нежелание пускать его в постель, сказал фразу, которая на какое-то время просто лишила меня дара речи, просто вызвала спазм где-то в горле, отчего я на мгновение не смогла дышать. Он сказал:
— Мам, можно я тогда принесу свою подушку и посплю тут рядом с кроватью, на коврике…
И я, потрясенная, подумала — господи, как он соскучился по моей любви, по моему принятию его, если готов, как собачка, спать на коврике, только чтобы побыть еще со мной рядом!
И я, отдышавшись, сказала ему:
— Сынок! Ты не беспокойся — теперь все у нас будет по-другому. Ты иди и спи спокойно, мы с тобой завтра еще поговорим, и каждый день мы сможем быть вместе…
И он, вздохнув облегченно, как будто получил то, за чем пришел, ушел к себе. А я после всего этого вообще спать не могла. Просто лежала и думала — как все нужно менять… Как все нужно менять…»
Каждый раз, рассказывая эту историю, я думаю и говорю родителям об одном.
Какими ангелами становятся наши дети, когда мы, родители, становимся понимающими, принимающими и любящими! Когда мы стараемся почувствовать, понять и принять ребенка — каким хорошим, понимающим и принимающим становится он сам! Как самые лучшие качества вдруг открываются в нем! Как его открытость, отзывчивость, желание быть хорошим для нас делает его действительно настоящим ангелом!
Мы не раз на страницах этой книги говорили о том, что дети — наше отражение. Как в зеркале они показывают нам нас самих.
Может быть, самое важное в воспитании наших детей — это не их воспитывать, а самим стать ангелами, чтобы им было — что отражать?
Может быть, нам действительно нужно начать с себя? Ведь нам есть в чем совершенствоваться, куда расти, чему учиться!
И я хочу обратить твое внимание на то — что рядом с тобой есть чистое, открытое, доброе существо, Божья душа — ребенок. И это — лучший учитель для каждого из нас! Я много раз убеждалась в том, какое это великое создание — ребенок — во всей его еще природной чистоте, не замутненной нашими фальшивыми правилами, ограничениями, рамками. С его умением принимать и прощать. С его искренностью и открытостью миру. С его душевностью, тонким мироощущением. Как многому у него можно поучиться! И какое счастье, что рядом с нами есть такой человек, рядом с которым мы можем научиться сами быть добрее, открытее!
Ребенок действительно учит нас — ежедневно, иногда ежечасно — пониманию и принятию, терпению и доброте. Он помогает нам найти в себе, открыть в себе наше лучшее состояние — состояние любви и принятия. Поистине, самое чистое и красивое, самое Божественное состояние, в котором мы вообще можем находиться. Не для этого ли он был нам дан?…
…Несколько лет спустя я увидела этого мальчика. Увидела стоящим в группе взрослых, которые собирались вместе провести выходной, участвуя в одной из наших программ. Даже не зная, кто он, чей он — я обратила на него внимание. В нем чувствовалась уверенность, свойственная детям, которые чувствуют себя уважаемыми среди взрослых. Он смело вступал в разговор, не тушуясь, не боясь, что его оборвут или что он скажет что-то не то. Он был улыбчивым и открытым. «Какой славный мальчик!» — подумала я. И только позже поняла, чей он сын. И порадовалась за него и его маму.
…Еще год спустя мы организовывали вечер встречи участников тренингов, приурочив его к встрече Нового года. Собралось много людей, мы подготовили интересную программу, устроили фуршет. Женщина, героиня этого рассказа, пришла на встречу с мужем, который не участвовал ни в одной нашей программе. И когда все собравшиеся подняли бокалы с шампанским, неожиданно для всех, тост произнес именно этот человек. И он произнес тост, который в первую секунду удивил, даже поразил меня.
— Я предлагаю всем нам поднять эти бокалы за возрождение души! — сказал он. И, наверное, заметив удивление на лицах, продолжил: — Потому что то, что происходит на ваших тренингах и программах, и есть настоящее возрождение души!
Я смотрела на этого человека с удивлением, потому что в первое мгновение действительно не могла понять — он-то откуда знает, что у нас тут происходит, когда не участвовал ни в одном тренинге, ни в одной программе?
Но, увидев взгляд его жены, обращенный к нему, полный любви и принятия, увидев его ответный взгляд, подумала вдруг радостно: «Как же он не знает, когда он на самом себе почувствовал это возрождение, это душевное тепло, это принятие и понимание, которые его жена, решив стать хорошей, принимающей и понимающей мамой, просто не могла не перенести и на него!» И я хочу закончить эту книгу коротким рассказом одной мамы, которая, тоже, став «хорошей» мамой, просто описала один вечер, который провела с ребенком.
«Мы с ним немного поиграли вместе, потом вместе почитали. Все было просто спокойно и хорошо. И он несколько раз за вечер сказал мне: „Мам, какая ты у меня хорошая!“ Потом я уложила его в постель и сама прилегла рядом с ним. Мы вместе полежали. Потом я обняла его, поцеловала, пожелала ему спокойной ночи и пошла к себе. И когда я выходила из комнаты, он вдруг сказал мне:
— Мама, спасибо тебе!
— За что? — удивилась я.
— За то, что ты меня родила! — сказал он с трогательной благодарностью в голосе…»
Пусть наши дети будут благодарны нам за то, что мы их родили.
За то, что мы, хорошие родители, были рядом с ними в их детстве…