Мэй Линд
Я отшвырнула дневник подальше от себя и закрыла лицо руками: моя безумная одиссея оказывается только начинается. Черси присел на постель, обнял меня, и гладя по голове, произнес:
— Все будет хорошо, Мэй. Все будет хорошо.
Впервые за все это время кто-то обнял меня, погладил по головке и пообещал хороший конец. Мне вдруг стало настолько себя жалко, что в носу защипало, а из глаз полились слезы. Я никогда раньше не испытывала жалости к самой себе; не означает ли это что я и к себе самой была равнодушна?
Когда слезы высохли, Черси предложил поспать:
— Мы с тобой многое пережили за последние сутки, устали, переволновались. Кроме того утро вечера мудренее.
Черси вышел и принес шприц с гипнозоном, объяснив, что его часто мучает бессонница и поэтому он держит здесь про запас это бесценное лекарство. Я сделала себе укол и…
Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь, а вспомнив, подумала, что было бы лучше не просыпаться.
Я встала с постели и вышла из спальни, радуясь, что, хоть боль и дает о себе знать, но я все же могу самостоятельно передвигаться. Совершив небольшую экскурсию по убежищу Черси, я поняла, что в квартире кроме меня никого нет. Я задумалась было над тем, какую очередную пакость готовит мне судьба, как на пороге появился журналист, нагруженный пакетами и одетый в плащ со скрывающим лицо капюшоном.
— Одежда для тебя и еда для нас, — жизнерадостно объявил он.
— Вы купили все это по ключу? — кисло спросила я.
— Обижаешь! Я хоть и старый, но из ума еще не выжил. Я попросил одну свою подругу приобрести для меня кое-какие вещички и продукты. Она согласилась, обозвав меня развратником преклонных годов. А еще она сказала, что я — в списке «их разыскивает полиция» за побег из тюрьмы и за помощь оказанную беглой преступнице Мэй Линд.
— Значит, сюда скоро налетят Ангелы, — сделала вывод я.
— Девочка, я прожил долгую жизнь и единственное, чем я могу гордиться — это дружбой с людьми, которых я очень ценю. Моя подруга — очень умная женщина. И как умная женщина, она никогда не афишировала наши отношения, чтобы не скомпрометировать себя. Поэтому вряд ли кому-нибудь придет в голову искать меня у нее. К тому же, в отличие от твоих друзей, мои друзья не предадут меня без крайней на то необходимости. Кончай трястись и айда на кухню — я проголодался.
Черси возился на кухне с видом человека, дорвавшегося, наконец, до своего любимого занятия.
Уплетая за обе щеки вкусный обед, я заявила, что готовить не люблю, предпочитая набивать желудок подручным кормом, то есть тем, что попадется под руку. Пораженный таким неуважением к питанию и к себе самой, Черси прочитал мне получасовую лекцию на тему вкусной и здоровой пищи, а во время десерта (нежнейшего молочного крема) признался, что умудрился подзаработать на своем хобби, выпустив первую после Катастрофы книгу рецептов. За кофе наша идиллия была грубо нарушена моим вопросом:
— Как вас лучше величать: Крез или Ученик с большой буквы?
— Ученик, — передразнил Черси. — Наглость Нортона не знает границ. Это еще вопрос кто кого учил. Зови меня просто Стэнли — до Креза мне еще далеко.
— Знаете, Стэнли, вы заявляли, что не понимаете меня, но и вы для меня — темная лошадка. Как получилось, что такой человек, как вы — циничный и расчетливый сукин сын, вдруг становится последователем сумасшедшего, разглагольствующего о Шестом Чувстве? Или, как говорится, седина — в бороду, бес — в ребро?
— Ого, у нашей серенькой мышки прорезались зубки. Дать что-нибудь погрызть, чтобы не так чесалось? Дело в том, что хороший бизнесмен должен держать нос по ветру, а ветер явно дул в сторону движения Лиэя. Я помогал материально, естественно, Нортону, а когда он исчез, начал подбрасывать деньжата всевозможным группам лиэйцев, которые появлялись тогда, как грибы после дождя и так же быстро распадались. Только две группировки сумели не только выжить, но и вырасти в мощные организации. Естественно, они кормились и продолжают кормиться из одной кормушки, которую наполняю я и несколько моих коллег. В общем, какая бы сторона не выиграла, в накладе я бы не остался.
— Но вам вдруг надоело быть в тени, не так ли? У вас есть все, чего может только желать смертный: богатство, известность, друзья, влияние на простых людей и на сильных мира сего. Чего же вам не хватает? Зачем вам нужна власть у всех на виду? Зачем вы убежали со мной из тюрьмы, поставив на карту все, включая вашу жизнь?
— В моем возрасте человек все чаще задумывается о смерти, а точнее о том, что после него останется. После моей смерти, моя газета и мои деньги не перейдут моим детям, которые бы смогли продолжить дело отца. Нет, по закону об Абсолютной Справедливости, мой бизнес прикроют, а деньги уйдут туда, откуда они, собственно говоря, пришли — в Денежный Фонд. И я прихожу к неутешительному выводу: после меня останется лишь книга рецептов. Слабенькое достижение для такого человека, как я. И вдруг я вычитываю в дневнике твоего отца, что для меня еще не все потеряно, и, увидев тебя на пороге своей камеры, я подумал, что буду последним дураком, если не воспользуюсь шансом, дарованным мне судьбой.
— Вы и есть последний дурак, — простонала я. — Неужели вы не понимаете, что вами манипулируют?
Черси картинно приподнял брови.
— Послушайте, в мифологии прорицания — излюбленный метод манипуляции людьми. Человеку рассказывают, что произойдет с ним в будущем, и он делает все, чтобы предотвратить или осуществить предсказание. Вспомните миф об Эдипе или Ахиллесе. Пророчества сбываются, а Боги здесь как будто не при чем, потому что они только сообщили сухой факт из грядущего. Но возникает вопрос: а сбылось бы пророчество, если бы человек о нем ничего не знал? Понимаете, о чем я? Вам дали этот дневник, чтобы вы начали действовать так, как там написано. Вас ведут на поводке, а вы даже этого не осознаете.
— Ну и что, — Черси пожал плечами. — По-твоему, услышав, что мной манипулируют, я должен рвать на себе одежду и волосы от стыда и гнева и посыпать голову пеплом? Если эти мистические манипуляторы приведут меня к желанной цели, я им скажу за это только спасибо.
— А как насчёт жестокого поражения, о котором также упоминается в дневнике? — ехидно спросила я.
— Это неважно, — тихо и очень серьёзно ответил Стэнли. — Важно, чтобы Миф Нашего Времени передавался из поколения в поколение.
— Да, у вас-то есть желанная цель, — мне вдруг стало очень тоскливо. — А я? Моя цель не совпадает с тем, что пророчествуют эти проклятые записи.
— Наверное, для тебя нашлось другое средство манипуляции. Как бы то ни было, детка, у тебя выбор не велик: или ты приводишь Нортона и тогда у тебя есть шанс остаться в живых или ты снова попадаешь к Ангелам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если именно этот выбор имел ввиду Нортон в своем мифе, то он — большой шутник.
— Или я вешаюсь на первом попавшемся крючке.
Черси рассмеялся.
— Ну уж нет. Знаешь, я ошибся, назвав тебя серой мышкой. Из тебя так и прет яростное, всепоглощающее желание жить. И как это Богам удалось?
Я не стала раскрывать Черси секрет Богов, а вместо этого попросила рассказать мне о его конкурентах.
— Не сейчас, — отрезал журналист. — Маленькой девочке пора в кроватку, потому что ей не нездоровится, а добрый дедушка Черси продолжит хлопотать по хозяйству. Пока твои синяки и царапины не заживут, тебе не следует покидать это гостеприимное пристанище, так что у нас еще будет время обсудить все, что тебе захочется.
Я вернулась в спальню и снова перечитала дневник. Копии этих записей мой папа отнес некой Луизе Дор и некоему Марку Ветрову. Я понятия не имела кто это такие и где мне их искать, но согласно пророчеству Нортона, я не только увижу их, но еще и породнюсь с одной и затею драку с другим. В общем, впереди меня ждут головокружительные приключения, венцом которых станет моя встреча с Нортоном. Интересно, каким образом я должна буду вернуть его в объятия друзей? И почему ему самому это не сделать, раз он и так обо всем знал уже несколько месяцев назад. Похоже, устроители моей судьбы перегнули палку, пытаясь превратить меня в героиню красочного и потому несуразного мифа о божественных посланниках, о пророчествах, о мессии и о предательстве. Но, как сказал Черси, для истории это сгодится. Он прав: людям нравятся именно такие сказки и, поэтому я, в угоду скучающим обывателям, буду играть в странном спектакле, в котором сценарий становится известен актеру только по ходу пьесы.
Я бездумно листала страницы дневника и вдруг заметила внизу последней страницы подчеркнутое жирной линией незаконченное предложение:
Акрополь древнего города…
Я долго ломала голову над этими тремя словами, а потом, притомившись, уснула.
Проснувшись, я увидела Черси, который восседал на своем любимом стуле, курил неизменную сигарету, и что-то сосредоточенно писал огрызком карандаша на бумаге.
— Что вы делаете? — полюбопытствовала я.
— Я скучаю, — жалобно протянул Черси. — Я и не представлял себе, насколько жизнь сера и пресна без этого невзрачного приборчика, именуемого Ключом, пока не лишился его. Чтобы развлечься, я попробовал написать маленький рассказик простым карандашом и на простой бумаге. А в результате: одна половина текста перечеркнута, а вторая половина — набор не поддающихся расшифровке закорючек. И плюс ко всему — боль в запястьях. И как люди умудрялись писать толстенные тома до изобретения пишущих машинок?
Черси сделал многозначительную паузу, чтобы я успела проникнуться его настроением, а потом спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Гораздо лучше, — заверила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться при виде кислой физиономии моего собеседника. — Сон — отличное лекарство для побитого человека.
— Да уж, спишь ты до неприличия много. Давай, соня, вставай — тебе давно уже пора на подиум.
— Какой еще подиум? — поразилась я, уже по привычке начиная подозревать своего собеседника в легком налете безумия.
— Помнишь одежду, которую я вчера притащил? Мне не терпится проверить свой глазомер на предмет размеров женских форм. Но мы устраиваем показ мод с одним условием: демонстрация нижнего белья входит в обязательную программу.
Мы хорошо провели вечер. Стэнли наслаждался ролью тонкого ценителя красоты и знатока моды, а я наслаждалась его преувеличенно восторженными вздохами, сознанием того, что я — красива и отсрочкой от мрачных мыслей. Кроме одежды, которая скрыла мои синяки и ссадины, Стэнли приобрел косметику, бижутерию, солнцезащитные очки и парики, так что украшения, оставленные на моем лице и шее Ангелами, тоже удалось нейтрализовать. Заключительное слово было естественно за стариком, который как всегда был прямолинеен:
— Из любой неотесанной бабы можно сделать конфетку, имея под рукой достаточно тряпок, краски, и побрякушек.
Вечер закончился великолепным ужином, который приготовил Черси. Я попробовала помочь ему, но вскоре была с позором изгнана с места священнодействия. Черси на повышенных тонах объяснил мне, что присутствие на кухне существа, у которого руки растут из органа, предназначенного для совсем других целей, принесет больше вреда, чем пользы. За ужином журналист развлекал меня неприличными анекдотами и историями из своей богатой на скандалы жизни, а я хохотала почти что над каждым его словом, не потому что они были верхом остроумия, а потому что мне было хорошо, как никогда.
Насытившись мы расположились в удобных креслах в гостиной.
— Спасибо, — с чувством сказала я. — Спасибо за все.
— Не за что, — Стэнли пожал плечами. — Помогая тебе, я помогаю себе.
— Конечно, — пробормотала я. Его слова подействовали на меня, как неожиданная хлесткая пощечина. — Мне не следовало расслабляться.
— Извини. Я сказал это не для того, чтобы тебя задеть, а для того чтобы ты поняла: ты — хозяйка положения.
— О чем это вы?
— И я и Луиза и Марк будем лезть из кожи вон, чтобы помочь тебе в твоей миссии.
Я недоверчиво посмотрела на своего собеседника:
— Неужели Вы думаете, что Жрица и Арес поверят этому бредовому дневнику?
— Жрица — наверняка поверит, — заверил меня Крез. — А что касается Ареса, то ему как воздух, нужен Лиэй, а ты — единственная ниточка, ведущая к нему.
Я только покачала головой. Я устала заверять всех и каждого, что понятия не имею, где находится Нортон и поэтому просто попросила:
— Расскажите мне о Луизе Дор и Марке Ветрове.
Черси встал с кресла, притащил пепельницу, долго тушил почти целую сигарету и тщательно раскуривал новую. Я давно смекнула, что возня с куревом дает ему возможность собраться с мыслями, пока собеседник терпеливо ожидает окончания ритуала.
— 25 лет назад, — начал Стэнли, — когда тебе и Солу было по 5 лет, а Луизе и Марку около 10‑ти, Демократическое государство переживало самое странное и позорное время за всю свою историю. Официально этот период ничем не отличался от любого другого, а в народе его прозвали «охота на ведьм», хотя то, что происходило не совсем подходит под это определение. В то время начались повальные аресты никак не связанных друг с другом людей. Ангелы забирали несчастных на улице, на работе, дома, у всех на виду, не объясняя причин ареста ни самим арестантам, ни их близким, ни кому-либо другому. Судьба арестованных неизвестна до сих пор, а те, кто пытался это выяснить, тоже исчезали. Неведение порождает самые невероятные догадки и слухи, а слухи вкупе со страхом порождают желание хоть как-нибудь защититься. Это было время маниакальной подозрительности и гнусных поступков, самыми распространенными из которых были доносы. Больше всего досталось родственникам Ангельских жертв, в особенности детям. Работники Школьной Социальной Службы, дрожа за свою шкуру, не только не защищали их от других детей, но и своим бездействием поощряли издевательства над ними. Луиза, Марк и Сол не понаслышке знали, что такое быть изгоями, а для маленькой и хрупкой души — это очень сложное испытание. Примечательно, что именно дети «ведьм» стали лидерами, настоящими лидерами, за которыми идут другие люди. А с другой стороны, это логично — нужно по-настоящему страдать, чтобы захотеть изменить окружающий тебя мир. Луизе верила, что кто-то когда-нибудь воздаст виновникам ее несчастий за грехи, а ей и другим невинным жертвам — за страдания. Но она была уже большой девочкой, чтобы понимать, что обычному человеку не под силу такая задача. Так вера в справедливость привела ребенка к вере во всевидящего, всепонимающего, творящего добро и наказывающего зло.
— То есть в Бога, — с досадой закончила я предложение: бессмертные упоминались к месту и не к месту всеми, кому не лень.
Стэнли кивнул.
— Да, в Бога. И пока сверстники Луизы проводили все свое свободное время за сетевыми играми и болели за супергероев, чьи имена стандартно заканчивались на «мен», наша девочка зачитывалась триллером под названием «Ветхий Завет» и его сиквелом под названием «Новый Завет». Библия привнесла покой в страждущую душу, ибо сказано: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Она была уверена, что настанут счастливые дни ибо сказано: блаженны плачущие, ибо они утешатся. Вместо ненависти и обиды, она испытывала лишь жалость к зарвавшимся хулиганам, которые в первую очередь вредили себе, ибо сказано: они получат возмездие за беззаконие. Она пыталась защищать и помогать другим обиженным, ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей. Не знаю, что больше повлияло на мальчишек: ее странные речи или ее терпение и кротость, но вскоре они перестали задевать Луизу и всех тех, кого она опекала.
— Следует признать, что в проповедях Назаретянина и его апостолов есть рациональное зерно, раз девочке удалось усмирить шалопаев одними своими речами, — с усмешкой прокомментировал Стэнли свое собственное повествование. — За школьные годы у госпожи Дор сложилось своеобразное виденье мира и, достигнув совершеннолетия, она решила передать его людям.
— И в чем же состоит это виденье?
— Всех подробностей не знаю, — нахмурился Черси: — Ибо в голове у девочки образовалась настоящая философо-историческо-религиозная каша, но суть, как мне кажется, ухватил: каждый раз, когда люди теряли веру в Бога, они крепко получали за это по башке. Яркие примеры тому: Адам и Ева, Всемирный потоп, Содом и Гоморра, разрушение двух Иерусалимских храмов и изгнание евреев. Но одним кнутом научить, как известно, невозможно, и поэтому, в качестве пряника, был прислан Мессия, который показывал разные фокусы и обещал Царствие Небесное в обмен на хорошее поведение. После этого человечество долго и честно пыталось следовать завету Христа, пока снова не скатилось в глубокую пропасть разврата и смертоубийства, дном которой стал 20 век — самый жестокий и гнусный за всю нашу историю.
И вновь пришло время наказания: Катастрофа плюс выжившие наилучшие представители нашего рода, которым выпал шанс начать все заново и которые этот шанс благополучно профукали, разделившись на две группы, чтобы было с кем воевать.
— Значит, нас опять ожидает Катастрофа?
— Пути Господни неисповедимы, хотя Луиза считала, что нас ожидает очередной пряник, то есть второе пришествие.
— Занятно, — протянула я, неожиданно для себя увлекшись рассказом хозяина. — И когда же ожидается это пришествие?
— Для божественной посланницы ты, — Черси наставил на меня сигарету, — не отличаешься особой сообразительностью. Пришествие уже наступило, и новый Мессия — наш с тобой чудаковатый приятель.
— Сол?! — от изумления я не могла больше вымолвить и слова. Черси явно наслаждался произведенным эффектом.
— Он самый. Но вернемся к тем временам, когда о Нортоне еще никто не слышал. Как я уже сказал, после школы Луиза принялась сеять доброе и вечное среди своих сограждан, в чем потерпела сокрушительное поражение, потому что высшие силы нынче не в моде, учитывая наших богобоязненных соседей-недругов. Но Луиза не была бы победителем, если бы не обладала завидной настойчивостью. Поняв, что людей надо обрабатывать массами, а не в одиночку, она обратилась ко мне с просьбой выделить ей колонку в моей газете.
— Писать проповеди в Желтой газете? Это больше напоминает анекдот.
— Она поступила правильно. Во‑первых мое издание — самое популярное из всех неофициальных изданий (государственные в расчет, естественно не брались). Во‑вторых, я слыву самодуром, а значит меня можно сподвигнуть на всякие неординарные поступки. Я предложил девочке сделку: она начинает работать в моем новом бизнесе, а я плачу ей неплохие деньги и даю возможность у меня публиковаться.
— В каком это новом бизнесе?
— Мулен Руж. Уж больно хороша собою Луиза.
Я расхохоталась:
— Вы предложили святоше быть проституткой?
— Да и она согласилась. Во‑первых, она не считала это грехом, потому что не была замужем, и даже приводила в пример Марию Магдалену. Во‑вторых, благородная цель оправдывает любые средства. А в‑третьих, решалась проблема с деньгами, которые иначе надо зарабатывать, тратя время на неинтересную работу, вместо того, чтобы предаваться гораздо более увлекательному занятию, а именно поучать людей, как правильно жить. В Мулен Руж она и познакомилась с Нортоном и вскорости ушла оттуда, чтобы быть рядом с предметом своего почитания.
— Они были любовниками? Нортон ее любил?
Черси пожал плечами.
— Не уверен, что Сол способен кого-нибудь любить, кроме себя. Его забавляло, что Луиза верит в Бога, что она считает его мессией. Как-то он сообщил мне, что трахаться с красоткой, которая в буквальном смысле боготворит тебя — это что-то особенное.
При этих словах Черси завистливо вздохнул, а я сползла на пол от смеха.
— После того, как Нортон исчез, Луиза, бывшая до сей поры в его тени, наконец-то вышла на авансцену, где ее встречали с цветами и аплодисментами. Так она стала духовным лидером или, как это у них принято называть, пастырем. Однажды она пришла ко мне и по старой дружбе попросила финансовую поддержку, и я согласился, полагая, что моя бывшая подруга далеко пойдет.
— Что-то здесь не сходится, — пробормотала я: — Почему люди, которые раньше и слышать не хотели о Боге вдруг поверили Луизе? Что изменилось после исчезновения Нортона?
— Об этом можно только гадать, — пожал плечами Черси. — По-моему мнению, восторженному стаду, коим являются Лиэйцы, позарез необходим был новой кумир, взамен бесследно пропавшего старого. И вот наша подруга преподносит им на блюдечке готового, проверенного временем, кумира — Господа Бога. Новый идол не хуже, а даже лучше предыдущего, потому что он — не человек, со всеми его изъянами, а нечто, во что можно спокойно верить, не опасаясь неожиданностей с его стороны.
Я замолчала, обдумывая услышанное, а Черси тем временем убирал со стола. Когда следы нашего пиршества исчезли, и журналист раскурил новую сигарету, я попросила его рассказать о Марке.
— Ну, с Марком все намного проще. Ему, как я говорил раньше, тоже не повезло с родителями, но в отличие от Луизы Дор, он не стал искать спасения в книгах. Не удивлюсь, если узнаю, что эта горилла и читать-то толком не умеет. Марк, вспыльчивый и обидчивый, бросался на всех, кто его задевал, с кулаками, за что частенько бывал сам бит превосходящим силой и числом противником, и к тому же получал нагоняй от взрослых, всегда выставлявших его козлом отпущения. Из школы мальчик вышел с твердым убеждением, что а) все вокруг — явные или скрытые негодяи, б) чем сильнее становишься ты, тем меньше становится желающих тебе навредить. Но вскоре выяснилось, что желающих вредить Ветрову вовсе нет, потому что страсти вокруг ведьм к тому времени утихли, и демократы превратились обратно в тех, кем до этого и были — в добропорядочных, доброжелательных и трусоватых граждан. Марк пытался искусственно создать себе недруга, задирая всех, кто попадался ему под руку, и один раз даже угодил за решетку за хулиганство. Учиться наш герой не любил, а работа вызывала у него стойкое отвращение хотя бы тем, что у него всегда был начальник, не стоящий его, Марка, мизинца на ноге. Наркотиков и ви-реальности Ветров, трепетный поклонник физической силы, чурался, как огня, считая, что они превращают человека в растение. Единственной отдушиной для него были ежедневные тренировки, где он вымещал свою злость на боксерской груше. В общем, до появления Сола Марк пребывал в разболтанном состоянии духа, все больше и больше ненавидя и завидуя окружающим, которые были вполне довольны своей тихой спокойной жизнью.
— И чем же Сол привлек Марка? Не Шестым же чувством?
— Нет, конечно, — презрительно фыркнул Стэнли, — Марка мало волнуют какие-то там чувства, тем более, если их нумеруют. История их знакомства больше похожа на анекдот, чем впрочем и является, так как давно гуляет в народе, разумеется с кучей придуманных подробностей. Мне же ее рассказал, не переставая хихикать, сам Нортон. А при Марке упоминать ее и вовсе не рекомендуется, так как рискуешь близко познакомиться с его кулаками-кувалдами. Однажды наш герой, то ли от скуки, то ли из любопытства, посетил семинар Лиэя, который как всегда проходил с полным аншлагом. Нортон, обладающий хорошо подвешенным и острым, как бритва, языком, постоянно поддевал Марка, задавая ему вопросы по ходу лекции, и подшучивая над его ответами, точнее над его неумением дать ответ. Не знаю, почему Лиэй выделил из толпы именно Ветрова, может, благодаря огромному росту последнего, а может благодаря не обезображенной мыслью свирепой физиономии. Кульминацией вечера стало представление, которое всегда давал Сол на своих семинарах и на котором он демонстрировал Шестое Чувство. Марку он сообщил, что его, Марка, гложет ненависть и тоска, потому что он никак не может отыскать свое место в жизни.
— Лучше расскажи, что я пытаюсь отыскать сейчас, — грубо перебил его Ветров. При этих словах Сол рассмеялся и ответил:
— Это понятно и без Шестого Чувства. Тебе не терпится дать мне в морду. Если это поможет хоть чуточку поднять твое настроение, моё лицо — к твоим услугам.
И худощавый невысокого роста Сол уложил отдыхать 2‑х метрового громилу с бицепсами величиной с небольшой арбуз. В общем, обожаемый всеми неудачниками и идеалистами в розовых очках сюжет: Давид побеждает Голиафа. Это настолько поразило Марка, который давно породнился с мыслью, что ни одна божья тварь не может оказать ему серьезного сопротивления, что он стал ходить за Солом, как хвост за собакой, гордо именуя себя учеником. Как-то он похвастался мне, что Сол обучает его лично какому-то боевому искусству.
— Зачем такой человек, как Марк, понадобился Солу? — спросила я.
— Душа другого, особенно Нортона — потемки, — задумчиво произнес Стэнли. — Может, Марк просто забавлял его, как и все остальное его окружение, а может Сол имел на него виды. Как и Луиза, после исчезновения Сола Марк стал весьма популярной фигурой среди лиэистов. Он организовал спортивную школу, под прикрытием которой сколотил хорошо дисциплинированную и неплохо вооруженную мини-армию, на поддержание которой и пошли мои денежки. Но иметь армию — это полдела, надо еще четко знать, что с ней делать, а эта задача — не по плечу нашему недалекому Аресу.
— Зато по плечу Нортону, — вставила я, — и поэтому Арес жаждет заключить Лиэя в свои дружеские объятия.
Черси кивнул. Он встал, прошелся по комнате и снова уселся в свое кресло.
— Я верю, что все, что написано в этом дневнике сбудется, — неожиданно горячо заявил он. — Я уверен, что Нортон погибнет, что Луиза и Марк придут к власти, и что тебе придется выбирать нового правителя.
Я в ответ только пожала плечами. Зачем спорить с сумасшедшим?
— Ни в коем случае нельзя допустить Марка или Луизу к единоличному обладанию властью, — убеждено продолжал Стэнли.
— Тогда зачем вы им помогаете?
— О, Господи! — запричитал Стэнли, возведя очи горе. — И чем ты думал, выбирая эту тупицу на ключевую роль Ирены. Со мной или без меня, они бы достигли того, что имеют сейчас. Они оба сильны, но ведомы лишь страстью, а сила и страсть — гремучая смесь, которая сможет разнести этот остров и остров исламистов на кусочки, так что обратно уже не соберешь.
— Понятно, — я едва сдерживала смех. — Их надо контролировать и в этой должности вы видите себя, самого разумного из троих, так кажется выразился Сол?
Черси кивнул, а я расхохоталась, чем вызвала у своего собеседника искреннее недоумение.
— Кто сказал вам, милый и наивный Крез, что я при выборе между вами тремя буду руководствоваться соображением выгоды и безопасности для островитян? Знаете, что Боги сделали, для того чтобы я сидела с вами здесь и сейчас, а не лежала в земле, казненная Ангелами за предательство? Они выдернули меня из кокона равнодушия, превратив в зверька, который в данный момент цепляется за жизнь когтями и зубами, подчиняясь лишь инстинкту самосохранения. А это значит, что единственный человек на этом свете, который волнует меня — это я сама. А теперь хорошенько подумайте, на основании чего я сделаю свой выбор.
— Ну что же, — протянул старик, с грустью глядя на меня. — Весьма рациональный подход. Жаль, я надеялся, что хоть один персонаж в этом мифе будет положительным. В моем возрасте стыдно питать иллюзии.
— Сейчас ночь, — заявила я, пытаясь скрыть неловкость. — Думаю, мне пойдет на пользу недолгая прогулка. Присоединитесь?
— Нет, я устал и хочу отдохнуть. Будь осторожна.
Я нырнула в тишину и прохладу ночного города, милостиво дарившего мне мучительно приятное одиночество. Я любовалась неряшливо рассыпанными блестками на темно-синем небесном покрывале, и постепенно все мои заботы и тревоги стали казаться такими же далекими, как и эти звезды. На конспиративную квартиру я вернулась в приподнятом состоянии духа и моментально заснула, стоило мне коснуться подушки. Я проспала до утра без сновидений, что случается со мной редко, и встала с постели в бодром настроении, которое не замедлил испортить гостеприимный хозяин.
— Ты же понимаешь, — сказал он за завтраком, который, как всегда, был на высоте: — Что рано или поздно наше убежище обнаружит полиция и Ангелы. Скорее рано, чем поздно. Тебе небезопасно здесь оставаться.
— И куда я по-вашему могу пойти? — уныло спросила я.
— Ты должна найти Нортона, иначе мы оба окажемся на электрическом стуле.
— Сколько раз повторять, что я не знаю где искать Нортона?! — вскричала я.
— Конечно, не знаешь. Согласно дневнику, тебе прежде предстоит встретиться с Луизой и Марком. Думаю, лучше начать с Луизы, она, наверняка, с нетерпением ждет тебя.
— Я понятия не имею, кто такая Луиза! Вдруг рядом с ней меня с тем же нетерпением ждут Ангелы?!
— Придется рискнуть, — холодно отрезал Стэнли: — Думаю, что ради блестящего триумфа, Жрица, как и я, сохранила записи твоего отца в тайне ото всех. Да пойми ты, наконец, что у тебя нет иного выхода.
— Я очень боюсь. Прошу вас, умоляю, мы не должны действовать, как там написано. Мы люди, а не куклы.
— Извини, детка. Это ты вчера сказала, что в нашей сказке каждый — сам за себя.
После обеда, разодетая в обновки, добытые вчера Крезом и вооруженная адресом духовного центра «Любовь» и инструкциями, как себя вести, я шла навстречу со Жрицей, она же Луиза Дор, она же бывшая любовница Сола Нортона. Организация Луизы занимала собой строение полусферической формы. Пройдя в открытую дверь, возле которой толпились люди, я попала в обширный холл-залу, тускло освещенный маленькими светильниками под потолком. Холл был также оживлен, как и вход: посетители сидели на низких диванчиках, стоявших у стен, входили и выходили через многочисленные двери, равномерно расположенные по периметру залы, стояли небольшими группками и тихо переговаривались или в одиночестве пили кофе или курили сигарету. Я остановилась в нерешительности, раздумывая о том, что делать дальше. Обращаться за помощью к незнакомцам мне, беглянке, было не с руки, но и торчать на виду у всех тоже было лишено смысла. Положение спас молодой человек, который бесшумно подошел ко мне и с улыбкой осведомился о цели моего визита.
— Я хотела бы встретиться с Луизой Дор, — объяснила я.
— Тогда вам придется долго ждать, года два, не меньше, — вежливо пояснил юноша. — Госпожа Дор необычайно занята, а также очень популярна среди народа.
— Она меня ждет, — резко перебила я нахала: — Передайте ей, что Ирена — здесь.
— Один момент.
Мой собеседник дотронулся до Ключа, сделал несколько пасов руками и снова воззрился на меня:
— Вас нет в списке посетителей.
— Конечно нет, — я начинала свирепеть. — Мы обе на знали, когда я смогу прийти сюда. Передайте ей, что я — в центре. Это очень важно.
— Подождите здесь, — он показал рукой на диванчик и исчез.
Через несколько минут он снова объявился и попросил следовать за ним. Мы прошли через одну из дверей в стене холла, вышли в коридор, который заканчивался дверью и в которую мой провожатый открыл, пропуская меня вперед. Дверь за мной захлопнулась. Я оказалась лицом к лицу с Ангелом. Но не Черным, а Белым. Невысокий рост, золотистые вьющиеся волосы, правильные черты лица, огромные глаза, мягкая улыбка на пухлых губах. Белоснежное платье с длинными широкими рукавами только дополняло картину крылатого небожителя. Красавица поднесла пальчик к губам, делая мне знак молчать, потом подошла ко мне, сняла с меня парик и очки, внимательно присмотрелась, после чего кивнула и произнесла неожиданно низким голосом, так не соответствующим её кроткой внешности.
— Я Луиза Дор. А ты — Мэй Ли, беглая преступница. Что мне помешает, как законопослушной гражданке, позвонить в полицию и выдать тебя?
— Некий дневник, который мой отец когда-то принес вам.
Луиза снова кивнула.
— Тебе три раза удалось сбежать из тюрьмы. Откуда мне знать, что ты — не подсадная утка? Что тебя не послала полиция или Черные Ангелы, чтобы скомпрометировать меня?
— Вам придется рискнуть и поверить мне на слово. Возможно, вам поможет то, что Стэнли Черси поверил мне. Ведь именно он заставил меня прийти сюда. А также — вот это.
Я расстегнула блузку, демонстрируя свои раны. Глаза Луизы расширились от удивления.
— Боже мой, кто тебя так отделал?
— Черные Ангелы. Они решили таким образом узнать у меня, где прячется Сол Нортон.
— И узнали? — осторожно спросила Жрица.
— Нет.
Луиза пристально посмотрела на меня.
— Ты чертовски боишься, — заметила она.
— А вы как думаете?! — взорвалась я. — На моих глазах убивают отца, меня мучают допросами, постоянно грозят смертью, бьют до потери сознания, связывают веревками, мне без конца приходится от кого-то убегать, незнакомые люди вдруг распоряжаются моей судьбой, а я даже не понимаю, каким образом очутилась во всем этом кошмаре!
Луиза кивнула в третий раз и надолго задумалась, время от время бросая на меня оценивающие взгляды.
— Ну что же, — произнесла она наконец. — Риск — благородное дело. Пошли со мной.
Пройдя опять через какие-то коридоры и двери, мы оказались в каморке, все пространство которой занимали узкая низкая кровать, стол, стул и квадратный ящик непонятного предназначения.
— Располагайся. Скоро придет врач и осмотрит тебя.
— Не надо врача! Он может меня узнать!
— У меня очень верные друзья, которые могут быть слепыми и глухими, когда мне это надо, — заверила меня Луиза, ну в точности как когда-то Черси. И как им удается окружать себя такими идеальными людьми? Мне, серой мышке, остается лишь тихо завидовать неординарным талантам бывших Лиэйцев.
— Ничего не бойся — здесь ты в безопасности.
С этими словами Белый Ангел покинул меня, закрыв за собой дверь. Я подергала за ручку — дверь была заперта на замок. Не исключено, что сейчас ко мне придёт не врач, а милейший следователь в черных одеждах. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я огляделась вокруг вокруг и заметила над своей головой полку… с печатными книгами. Я нежно провела рукой по корешкам, радуясь столь неожиданной встрече со своими старинными подругами и сняла с полки самую толстенькую из переплетенных товарок. Книга называлась «История мира» и начиналась с описания трудовой недели Бога, сотворившего из ничего все органическое и не органическое. Последняя же глава этого тома посвящалась 20‑му веку и началу 21‑го, красочно расписывающая читателю непотребства, творимые тогдашними поколениями. Меня позабавило, что к стандартным грехам (смертоубийство, вероотступничество и разврат) прибавился новый — непоправимый вред, наносимый людьми творениям Божьим, то есть природе. Выходит, новое время — это не только новые законы, но еще и новые грехи. Наведя на впечатлительных читателей ужас, автор переключился на Спасителя, который, как и предыдущие герои этой саги, был избран для претворения в жизнь очередного Божественного плана. На этом спорном утверждении мое чтение прервалось, так как дверь в спартанскую клетушку отворилась, запуская внутрь Луизу и человека в маске.
— Это врач, — представила Луиза таинственного незнакомца.
Доктор быстро и деловито нацепил на меня какие-то приборчики, осмотрел мои синяки и прощупал кости в нескольких местах. После этого он забрал своё оборудование и они с госпожой Дор удалились. Вскоре Луиза снова объявилась с аптечной баночкой в руках.
— Врач сказал, что внутренних повреждений нет, что ты истощена физически, что ты на грани нервного срыва и что на тебе и в тебе нет никаких радирующих приспособлений.
— Радирующих приспособлений? — растерялась я.
— Микрофон или что-нибудь наподобие. Ты всё ещё на подозрении.
Опять меня проверяют! Господи, когда это закончится?
Луиза подошла к спартанской кровати и взглянула сверху вниз на открытую книгу:
— Ты успела много прочитать за довольно короткое время, — заметила она. — Других, побывавших здесь до тебя, не хватило больше, чем на одну страницу печатного текста. Они слишком зависят от Ключа. И как тебе это удалось?
— У моего отца было внушительное собрание сочинений, уцелевших после Катастрофы. В детстве я предпочитала читать их, а не виртуальные тексты.
— Маленькая девочка, читающая с бумаги, — прошептала Луиза. На мгновение она изменилась в лице, но быстро овладела собой.
— Читаешь про Спасителя, — продолжила она, как ни в чём не бывало: — Интересно узнать твоё мнение об этой книге и её авторе.
— Моё мнение таково, — резко сказала я, злясь на этот дурацкий допрос. — Автор до обидного легко отдаёт заслуги смертного Богам. Спаситель не слышал голосов, не видел пророческих снов, ему наяву не являлся горящий несгораемый куст, и он не ходил по воде. Короче говоря, руки провидения в судьбе Мустафы эль Сауда не отмечалось, в отличие от библейских персонажей. Похоже, писатель руководствовался исключительно верой, а не фактами, что говорит о поверхностности его суждений.
Автору (а Луиза явно была автором или соавтором этого опуса) явно не понравилась моя критика.
— Одни, в том числе и ты, видят только факты, — неприязненно бросила она, — а другие способны читать между строк. Не кажется ли тебе странным, что не задолго до Катастрофы некто сумел предвидеть ее и успел предпринять необходимые действия для спасения хотя бы части мира?
— Что тут необычного? — я пожала плечами. — Мустафа был ученым, создавшим математические модели развития событий. Одна из моделей предсказывала Третью Мировую Войну.
— Он был не только гениальным ученным, но и самым богатым и соответственно влиятельным человеком на земле, что позволило ему сделать то, что он сделал. Удивительное совпадение: изобрел математический аппарат арабский нефтяной принц-богач, которых в природе раз два и обчелся и которые обычно не имеют отношение к науке, а не университетское светило, которых хоть пруд пруди. А на вопрос по поводу пророческих снов и горящих кустов есть ответ в дневнике твоего отца. Нортон говорил, что божественное вмешательство в современный мир проявляется в обстоятельствах, или, другими словами, в совпадениях.
— Во истину, каждый понимает так, как хочет понимать, — зло усмехнулась я.
— Ладно, оставим Спасителя на сегодня в покое, — легко сдалась Жрица, явно желая поскорее сменить тему. — Мне не терпится услышать твою историю со всеми мельчайшими подробностями, начиная с того момента, как ты пропала полгода назад.
Я рассказала Луизе примерно то же самое, что и Черси, прибавив описание моего последнего побега из лап Ангелов. Разумеется, посланник ада, навеянный морфаном и экспериментальная ви-игра упомянуты не были. Я также обстоятельно доложила о трех днях своего пребывания на конспиративной квартире Креза. Луиза слушала очень внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы.
— Невероятно, — возбужденно вскричала она, когда я закончила. — Всё сходится! Всё, что написано мистером Линдом задолго до этих событий, сбылось! А Черси!? Старый сукин сын! Кто бы мог подумать, что ему позарез нужна посмертная слава?! А я даже не сомневалась, что он посмеётся над дневником и выбросит его куда-нибудь подальше! А этот дневник! Какая тонкая игра на струнах души! Разве человек способен на такое?! Разве простой смертный смог бы разобраться в глубинных мотивах, движущих столь разными людьми. Разве кто-то может так безошибочно предугадать будущее?! Нет, нет, сто раз нет. Это мог сделать только Он. Всемогущий! Всевышний! И Он выбрал меня. Господи! Я готова на всё! Я не отступлюсь!
Стоило сейчас взглянуть на госпожу Дор. Она раскраснелась, золотистые волосы растрепались, глаза воинственно горели. Добавьте сюда доспехи с мечом и перед вами — Жанна Д'Арк — женщина-боец-победитель, которую фанатичная вера ставит во главе других и ведёт на ратные подвиги. Я физически ощущала её внутреннюю силу. Она — настоящий лидер, властный и страстный. Серой мышке этого не дано.
— Решено, — заявила Жрица, обращаясь ко мне. — Ты проведёшь здесь несколько дней, чтобы прийти в себя. Врач сказал, что покой необходим тебе также как и воздух. Возьми эту мазь — она отлично заживляет раны. Но главное, знай — тебе здесь ничего не грозит, поэтому просто отдыхай и набирайся сил.
— А что потом?
— А потом сбудется еще одно из предсказаний Нортона: ты станешь моей сестрой.
— И что это значит? — испугано спросила я. До сих пор все эти предсказания на поверку оказывались опасными для жизни и рассудка событиями, поэтому заявление Луизы вызывало вполне естественное беспокойство.
— Здесь с тобой ничего плохого не случится, — повторила Дор и, попрощавшись, вышла из каморки.
После этого меня никто не беспокоил, и я провела здесь три дня (по моим ощущениям) в полном одиночестве. За это время я успела обнаружить прилегающий к моему новому жилищу санузел со всеми полагающимися гигиеническими принадлежностями и стопкой нижнего белья и платьев моего размера. Ящик, замеченный мною раньше, оказался пищевым мини-складом, так что от голода я не страдала. Ну а что касается развлечений, то и в этом плане моя будущая сестра оказалась на высоте: «История мира», «Семинары Лиэя», «Сборник речей и статей Луизы Дор», «Шестое Чувство и Христианство» — все это было не только увлекательным, но и весьма поучительным чтивом. А конспект одного из семинаров, проводимых Нортоном, просто поразил меня. Привожу его примерное содержание.
Вопрос: Расскажите о вашем детстве.
Ответ: Своих родителей я не помню. Меня учили и воспитывали люди, чьих имен я не знаю. Они научили меня пользоваться Шестым Чувством.
Вопрос: Что такое Шестое Чувство?
Ответ: Работу нашего мозга можно представить в виде многогранной пирамиды. Основание пирамиды — сигналы, получаемые нашим телом из внешнего мира: визуальные, звуковые, осязательные и т. п. Каждый последующий уровень пирамиды — интегральная функция нижних уровней. Верхушка пирамиды — префронтальная кора головного мозга, имеет прямую двустороннюю связь с нижними пластами и отвечает за поведение высшего порядка — формирование целей, постановку и решение задач, оценку результатов, принятие решений в нестандартных ситуациях, самоидентификацию. Эту часть лобных долей неокортекса считают венцом эволюции. Известно, что не все части пирамиды всегда работают в полную силу. Так во время драки, когда требуется быстрая реакция, отключается медленный аналитический аппарат мозга и активируется механизм, оперирующий системами, а не деталями и поэтому способный принимать быстрые решения. Также во время драки обостряется восприятие внешнего мира — исходные данные для принятия решения. С другой стороны, во время решения сложной логической задачи, изменения внешнего мира не важны, поэтому восприятие окружающего мира притупляется. В решении такой задачи важны детали и причинно-следственные связи, поэтому аппарат быстрого реагирования отключается, но зато на всю катушку запускаются медленные, но верные аналитические процессы. В обоих случаях, во время драки или во время решения сложной задачи, эмоции только мешают, поэтому соответствующие участки лимбической системы отдыхают. Напротив, во время сна, когда происходит эмоциональная разгрузка психики, эти участки оживают и ведут активные переговоры с хозяином — лобной корой.
Все это знает каждый школьник. Гораздо меньше людей знают, что с помощью тренинга, можно научиться включать или выключать те или иные участки пирамиды. Ну и совсем мало кто знает, что в деле дрессировки мозгов больше всех отличились последователи Сиддхартх Гаутамы — индийского царевича, жившего приблизительно 2.5 тысячелетия назад. Царевич основательно подошел к проблеме освобождения человечества от страданий. Отключи разум от источников страдания — нашего тела и души — и ты свободен, как птица. Состояние вот такой свободы называется нирвана или пустота. На протяжении веков разрабатывались различные техники психотренинга: медитация, физические упражнения, единоборства, ритуалы, самовнушение, изучение текстов, абсурды. Но, как мы уже знаем, ослабляя одну часть пирамиды, мы усиливаем другую. Своеобразный закон сохранения энергии. Освобождая наш разум от нас самих, мы делаем его восприимчивым к другим.
Вопрос: Что это значит — воспринимать чужие эмоции?
Ответ: Сопереживание, но не силой воображения, а ощущением того же, что ощущает другой человек. Он счастлив — и вы счастливы. У него болит живот и у вас болит живот. Он любит — и вы любите. Он ненавидит — и вы ненавидите. Он излучатель эмоциональных волн, а вы — их приёмник.
Вопрос: Как вы настраиваете себя на определенного человека?
Ответ: В самом начале только один, а вернее только одна, могла передавать мне свои чувства. Это была маленькая девочка, которая больше всего на свете любила читать истории, напечатанные на бумаге ещё до Катастрофы. У неё был богатый внутренний мир, и я получал огромное удовольствие, исследуя его. Постепенно, знакомясь поближе с разными людьми, я научился ловить их волны и контролировать этот процесс. Со временем, я стал большим знатоком человеческой души, и теперь каждый из вас — открытая книга для меня. Книга вашего прошлого, настоящего и даже будущего.
Вопрос (с сарказмом): Не хотите ли вы сказать, что вы ясновидящий.
Ответ: Именно это я и хочу сказать (ропот недоверия в зале). Вы себе даже не представляете, насколько вы все — предсказуемы.
А потом в каморке появилась Луиза.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, и я снова удивилась несоответствию ее голоса к внешности.
— Хорошо, спасибо.
— Тогда идем, — с этими словами Луиза развернулась и вышла, а я, с тоской подумав, что моему спокойствию пришел конец, последовала за ней. Пройдя через множество дверей и коридоров, мы оказались в темном помещение. Через несколько минут после того, как дверь за мной закрылась, а я простояла в кромешной тьме, боясь шевельнуться, неожиданно вспыхнувший яркий свет ослепил меня. Когда к моим глазам вернулась способность нормально воспринимать окружающее, я поняла, что свет направлен на меня и что моя видимость ограничена пятачком радиусом в два шага, зато я сама видна очень хорошо любому, кто находится в этой комнате.
— Ваше имя! — требовательный строгий голос прогремел со всех сторон, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
— Мэй Линд, — робко ответила я, безуспешно пытаясь сообразить, что здесь происходит.
— Ваш возраст!
— 30 лет.
— Имя вашего отца!
— Истон Линд.
— Имя вашей матери!
— Шейла Линд.
— Встаньте на колени и приложите правую руку к левой стороне груди.
Моим первым желанием было послать незримого наглеца к черту, но решив, что гонору сейчас не место, я выполнила несуразное приказание.
— Повторяйте за мной. Я, Мэй Линд, вступая в Братство Священнослужителей, с сердцем, наполненным любовью и верой во Всевышнего, при свидетельстве членов Совета Братства.
— Клянусь никогда не отступать и не предавать свою веру, дабы своей праведной жизнью и смертью являть пример для других, как являл своей жизнью и смертью пример пророк Иисус.
— Клянусь, что отныне все мои действия и помыслы будут направлены на достижение благородной цели спасения человечества, прямой путь к которой есть обращение человечества в веру во Всевышнего.
— Клянусь, что буду беспрекословно подчиняться Совету Братства.
— Клянусь, что без одобрения Совета ни один человек не узнает о Братстве.
— Клянусь, что без одобрения Совета ни один человек не узнает о том, что я состою в Братстве…
Я механически повторяла слова клятвы, недоумевая, как меня угораздило попасть в тайное общество, о котором 5 минут назад я ничего не знала.
— Приложите ладонь правой руки к панели точно по рисунку, — вновь приказал голос, и возле меня прямо из пола вырос столбик с плоским экраном на конце. Я положила ладонь на экран и тут же шесть ремешков обвили мои запястье и пальцы, плотно прижимая руку к поверхности экрана. Раздалось слабое жужжание, и я почувствовала легкое покалывание в ладони. Вскоре жужжание прекратилось, ремешки отпустили мою руку, и столбик с панелью плавно и бесшумно ушел вниз.
— Вы приняты в Братство Священнослужителей, — торжественно объявил голос, где-то в темноте раздался шорох одежды, шаги, скрип открываемой двери, хлопок закрывшейся двери, и свет, наконец-то, явил моему взору помещение, где я впервые в своей жизни давала клятву. Я стояла на коленях в… театральном зале: с несколько десятков рядов скамеек для зрителей, сцена, закрытая пурпурным бархатным занавесом, высокие потолки и стены, создающие должную акустику. Перед сценой стоял длинный узкий стол, накрытый блестящей скатертью с бахромой по краям, к столу вела красная ковровая дорожка, проходящая через весь зал, а за столом восседала красавица Луиза, с усмешкой наблюдавшая за моей изумленной физиономией.
— Поздравляю тебя, сестра, — насмешливо сказала она. — Ты можешь встать с колен и подойти ко мне.
— Что это такое? — спросила я, поднимаясь и обводя рукой вокруг.
— Отсюда ведутся все дела Братства, а также проводятся богослужения.
— Богослужения?! — поразилась я.
— Смотри.
Под торжественные звуки органа, льющихся со всех сторон, занавес раздвинулся, открывая за собой полукруглую нишу, в глубине которой располагалась обширная скульптурная композиция, изображающая смертные муки Иисуса Христа. Огромные размеры этого произведения, художественное мастерство его автора (я уверена, что это копия какого-то шедевра), сумевшего настолько реально передать человеческую боль и тоску в глазах, смотрящих прямо в глаза присутствующего, музыка, которая, казалось, отражалась от стен и потолков и обрушивалась на тебя, как сбивающая с ног волна — все это пробирало до костей, захватывало дыхание, вызывало головокружение. Занавес стал медленно закрываться, а я все еще пребывала в оцепенении от увиденного.
— Очнись, — Луиза незаметно подошла ко мне и дернула меня за рукав. — Мне тоже всякий раз становится не по себе, когда я смотрю ему в глаза.
— Как выглядят эти богослужения? — спросила я, пытаясь справиться с наваждением.
— Ну, богослужения — это сильно сказано. Скорее, это просто собрания с определенными ритуалами, — неопределенно ответила Луиза. — Пошли отсюда.
Мы прошли вдоль сцены и Луиза, проведя ладонью, открыла незаметную дверь. Мы оказались в небольшой жилой комнате, достопримечательностью которой являлась огромная кровать, занимавшая собой чуть ли не половину всего пространства.
— Я здесь живу. Присаживайся, — моя новоиспеченная сестра кивнула на кровать, а сама направилась к крошечной кухоньке и принялась возиться с бокалами и бутылками: — Надо отметить твое вступление в Братство.
— Вы пытаетесь возродить Христианство? — полюбопытствовала я.
— Можешь говорить мне ты. Мы же сёстры как-никак. Я не возрождаю Христианство. Христианство — это культ человека, а для нас Иисус — пророк, учитель, пример, но никак не Бог.
— Учитель? Также как и Сол Нортон?
— Так точно, сестрёнка.
— Читая твои книги, мне показалось, что твои взгляды кардинально расходятся с взглядами Лиэя. Ты утверждаешь, что искренняя вера в Божественное спасёт человечество. А, по мнению Лиэя, Шестое Чувство — путь к возрождению жизни на земле.
— Сол ошибался, — тихо произнесла Жрица.
— Вот как?
— Он сам признался мне в этом незадолго до своего исчезновения, около 4 лет назад. О тех же ошибках он говорил и с мистером Линдом.
— И что же он сказал 4 года назад?
— Он сказал мне примерно следующее: «Общаясь с тобой, с Марком и с другими, я все чаще думаю о том, что человеческий гений не нуждается в Шестом Чувстве, потому что у него есть своей, природный механизм для подпитки. Я говорю о страсти, такой как любовь или пламенная вера во что-нибудь — этого достаточно, чтобы человек стал совершеннее, чем он есть на самом деле. А кто я? Я — холодный, равнодушный, пустой уродец, ловящий отголоски чужих чувств, но не способный на свои собственные переживания. Люди не должны быть такими, как я. Люди должны быть такими, как ты».
— Не ожидала от Нортона такой справедливой самокритики, — фыркнула я.
— Перестань ёрничать! Неужели не ясно, как сильно он страдал! Неужели не понятно, что его дар — это проклятье для него лично! Все, кто его окружал, были просто паразитами, жирующими на его душевной боли.
— А ты, конечно же, была другой? — подколола я.
— Я любила его, — с болью прошептала Луиза, не замечая насмешки. — Но что значит сердце обычной женщины для человека, считающего себя Богом?
— Как бы то ни было, — продолжала она уже более спокойным тоном. — Его слова открыли мне глаза на две простые истины. Первое, Лиэй никогда не полюбит меня. Второе, Лиэй и его дар нужны, чтобы возродить утраченную веру в Господа и любовь ко всему сущему, что в конечном итоге одно и то же. Иисус говорил, что рай на Земле наступит тогда, когда люди научатся любить друг друга.
— И опять, — возразила я. — Твоё мировоззрение сильно отличается от мировоззрения Прометея. Он весьма неуважительно относится к Богам, называя их просто игроками в шахматы. Не думаю, что такой Мессия способен на те великие свершения, которые ты от него ожидаешь.
— И, опять, — передразнила меня Луиза, — Прометей заблуждается, потому что он — всего-навсего человек, которому не посчастливилось быть избранным. Я уверенна, что именно такой Мессия, страдающий, ошибающийся, мятежный и смиряющийся, как и любой из нас, будет ближе и понятнее своим современникам, чем рафинированный сын Бога. Давай, сестра, выпьем за это.
Она подала мне бокал с бордовой жидкостью, и я пригубила терпкое ароматное вино.
— Расскажи мне о Братстве, — попросила я.
— В Братство принимаются самые преданные, не только на словах, но и на деле, люди. Они отвечают за распространение наших идей среди населения…
— То есть за пропаганду, — вставила я.
— За финансирование нашей секты и за контроль над ситуацией.
— Контроль над ситуацией?
— У нас есть враги, и мы должны знать об их планах, — неохотно ответила Луиза: — И у нас есть потенциальные друзья среди влиятельных людей, которых следует привлекать на нашу сторону.
— Что значит привлекать на вашу сторону? Какие планы могут быть у ваших врагов? Зачем вся эта возня?
— Мы накапливаем силу, чтобы в один прекрасный день возглавить остров. Проблема в том, что и наши недруги делают тоже самое.
— Ваши недруги? Марк Ветров? Правительство? Чёрные Ангелы?
Луиза посмотрела на меня долгим холодным взглядом, а потом взяла мою правую руку своими маленькими, но сильными пальчиками и вылила на внутреннюю сторону ладони вино из своего бокала. На ладони появился цветной рисунок изображающий яблоню с обвившимся вокруг змеем.
— Это татуировка — пояснила Дор — Она появляется, когда на кожу попадает какая-нибудь жидкость и исчезает, когда кожа высыхает. Эта метка на твоей ладони говорит, что ты на первой ступени в иерархической лестнице Братства. Ты — всего лишь исполнитель, которому положено подчиняться, но не знать.
— Ясно, — вздохнула я. — Только кажется мне, госпожа Жрица, что ты совершила большую ошибку, приняв меня в свое Братство. Согласно дневнику, которому ты так безоговорочно веришь, я, член вашего тайного общества, в будущем предам всенародно почитаемого и любимого Сола Нортона, по совместительству вашего же Мессию. Люди отвернутся от секты и, следовательно, от тебя, когда узнают об этом.
— Ты — дурочка, которая не видит дальше своего носа, — отрезала Луиза: — Твоя принадлежность Братству выгодна нам обеим. Для меня это будет отличной рекламой, потому что отныне все твои действия так или иначе касаются моего Братства. А я всегда смогу интерпретировать их в свою пользу. При желании, даже из предателя можно сделать святого. Переходи на мою сторону, девочка, и тогда вся мощь моей организации будет тебе в подмогу.
Я рассмеялась, не веря своим ушам.
— Интересно, как превращают предателей в святых?
— Слушай и учись. Перед нами разыгрывается классический сценарий под названием «смерть Мессии», которая является не менее, а может быть, и более важной, чем жизнь Мессии. Потому что не столько банальные проповеди Мессии, сколько его горячая вера в свою правоту привлекает людей. И эта вера настолько сильна, что Мессия расплачивается за нею своей жизнью, и его трагическая смерть становится той самой искрой, которая разжигает веру в сердцах других. А это значит, что без Иуды не будет Мессии. И Иуда, которому открылось его предназначение, толкает Мессию на смерть, дабы исполнить волю Божью. И вот, наш Иуда — уже герой, который совершил то, что должен был совершить, не смотря на безумную любовь к Учителю, жесточайшие муки совести и позорное клеймо предателя. Он — образец веры.
Я устало покачала головой:
— Ты все слишком усложняешь в лучших традициях твоих предшественников-христиан. Ты пытаешься сделать из одного человека героя и предателя одновременно, и они безуспешно совмещали несовместимое: человека с Богом, смертного с бессмертным, отца с сыном. Одна их формула про отца, сына и святого духа чего стоит! Но вся эта демагогия бессмысленна, потому что не ты, а игроки в шахматы решают, кем мне быть!
Луиза не ответила мне. С отсутствующим видом она рассматривала меня, медленно блуждая взглядом по моему лицу и телу. Когда наши глаза встретились, меня обожгли властность и страстность, излучаемая ими. Я не выдержала и опустила глаза; Луиза слабо усмехнулась и встала.
— Будь по твоему, — хриплым голосом произнесла она. — Представим на минутку, что наш мир — такой, каким его описали античные сказочники. Но и в таком мире отношения Богов и смертных — это не одностороннее использование, а симбиоз. Боги зависят от нас, как зависит ребенок от своих игрушек, и чем больше ребенок любит игрушку, тем больше он от нее зависит. Любимая кукла тоже способна манипулировать своим хозяином, и если человек достаточно умен, он станет любимой куклой. Мы с тобой — молоды, красивы, умны, талантливы, и мы избраны Богами, и вдвоем мы добьемся всего, чего захотим.
Говоря это, Луиза медленно приближалась ко мне, и я тонула в ее огромный горящих глазах, и моя голова кружилась то ли от выпитого вина то ли от действия какой-то магической силы, исходящей от нее. Последнее слово она произнесла вместе с поцелуем в губы, сначала прохладным и легким, а потом жарким и жадным. Затем одним рывком она сняла с меня платье и с силой толкнула на подушки.
— Знаешь, что в тебе так привлекает? — спросила Жрица, сбрасывая с себя одежду. — Гремучая смесь покорности и дерзости.
Ее близость, ее прикосновения, отдающиеся в моем теле сладостно-болезненными уколами, ее физически ощутимое желание то придавливали к земле непомерным грузом, то делали легкой и свободной, как пушинка; и внутри меня росло как снежный ком нечто мучительно-томительное, которое взрываясь, уносило меня на вершину наслаждения. Это повторялось снова и снова, пока мы обе не упали на постель в полном изнеможении.
Спустя некоторое время Луиза молча встала с кровати, вытащила из пачки, лежащей на столе сигарету, закурила и бросила пачку мне.
— Каким Нортон был в постели? — спросила я, приподнявшись на локте и любуясь её очень женственным телом и томной грацией.
— О, Сол — идеальный любовник, — лениво отозвалась она, прикрывая глаза. — Он мог быть настолько нежным, что сердце разрывалось от блаженства. Или настолько жестоким, что хотелось выть от боли и унижения. Он мог буквально сжечь тебя своей страстностью. Или полностью покориться твоим фантазиям. Он всегда был тем, кем мне хотелось, чтобы он был. Всегда в постели с ним я каждой клеточкой испытывала то, чего он желал, чтобы я испытала. Не уверена, понимаешь ли ты меня.
Луиза вздохнула, потрясла головой, словно прогоняя наваждение, и с улыбкой посмотрела на меня.
— Одним словом, сестрица, он знал, как сделать женщину счастливой, — с этими словами Луиза подошла к стене, провела по ней ладонью, открывая дверцу сейфа, и взяла из него какие-то бумаги.
— Это — дневник мистера Линда, — сказала она, передавая мне листы, заполненные мелким убористым почерком.
Я внимательно прочитала записи отца. Они были идентичны дневнику Черси, кроме подчеркнутых линией слов на последней странице: «источник воды…» Я рассказала про это несоответствие Луизе.
— Акрополь древнего города, источник, — задумчиво произнесла Луиза, прислушиваясь к звучанию слов. — Скорее всего, третья часть фразы записана в дневнике Марка. Но зачем надо было записывать ее сюда, да еще разбивать на части?
Я пожала плечами, не собираясь делиться со Жрицей своими догадками на этот счет. Но это не спасло меня от ее жестокого приговора.
— Тебе в любом случае надо будет встретиться с Марком. Может он растолкует, что бы это значило.
— Я не знаю никакого Марка и не имею ни малейшего желания с ним встречаться. Умоляю тебя, Луиза, позволь мне остаться здесь, с тобой, хотя бы на время.
— Бедная моя девочка, — Луиза взяла мое лицо в свои ладони и посмотрела мне прямо в глаза. — Я знаю, насколько тебе тяжело, я знаю что тебе пришлось испытать, но ты должна пройти этот путь до конца. В первую очередь ради себя самой. И помни, что я всегда буду на твоей стороне, и ты всегда сможешь рассчитывать на мою помощь.
Луиза попыталась поцеловать меня в губы, но я отпихнула ее и, вскочив с кровати, принялась лихорадочно напяливать валяющееся на полу платье.
— Где мне найти Марка? — глухо спросила я, стараясь не смотреть на свою сестру-любовницу.
— Я договорюсь с ним о встрече, — спокойно ответила Луиза. Она не спеша оделась и дотронулась до Ключа, висящего на золотой цепочке на шее. Через несколько секунд в пяти шагах от нее появилось изображение абсолютно голого исполина. Увидев это чудо, Луиза с досадой дернула головой, а монстр напротив довольно заржал.
— Здравствуй, моя красавица, — густым басом поприветствовал он Жрицу, которая рядом с ним казалась лилипуткой. — Видать, ты соскучилась по настоящему мужскому органу, раз решила наконец-то обратиться ко мне.
— Смени изображение, Марк, — ровным голосом ответила Луиза. — Я проецирую тебя и в комнате я не одна.
— Неужели? — Сообщение Луизы нисколько не смутило ее собеседника, однако изображение он поменял, представ перед нашим взором полностью одетым. — И кто же здесь с тобой?
— Ирена.
— Ирена? — низкий лоб Марка исчез под короткой челкой от крайнего напряжения извилин. Когда до него дошло, о ком говорит Дор, он расхохотался да так громко, что стены комнаты задрожали. — Она все таки пришла к тебе, а скорее всего ты выследила ее у дома Креза. Объясни мне, святоша, что это значит «она станет твоей сестрой»? Хотя нет, постой, дай я сам угадаю. Ты ее отымела и назвала это красиво: «сестра». Дело в том, дорогая Ирена, что наша сладострастная Луиза трахает все, что движется мимо нее.
— Ради Бога заткнись, Марк, — Луиза окончательно потеряла терпение: — Ты должен отдать Ирене кое, что принадлежащее ей.
— Конечно, я отдам ей это, моя милая. Но ты же знаешь, что ничего бесплатно я не делаю.
— Что ты хочешь, Марк?
— Имя, моя сладкая.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Тогда до встреч.
Изображение Ветрова начало медленно исчезать.
— Постой! — воскликнула Луиза. — Я скажу тебе имя, после того, как Ирена получит дневник и принесет его мне.
— Нет, — отрезал великан, продолжая таять. — Сегодня в 6 вечера Ирена придет в мою штаб-квартиру, представится охраннику Иреной и передаст мне имя. Я отпущу ее, когда удостоверюсь, что ты не солгала мне. Пока.
Мерзкая ухмылка Ареса не успела раствориться в воздухе, как Луиза в гневе принялась колотить посуду. Когда под рукой не осталось ничего бьющегося, я спросила ее о каком таком имени шла речь.
— Наш человек в ближайшем окружении Марка, — дрожа от ярости, процедила Луиза. — Я тебе уже говорила, что мы пристально следим за нашими конкурентами и для нас было большой удачей убедить одного из его подручных помогать нам. Он передал нам немало ценной информации о структуре, вооружении, финансировании и численности его организации.
— Но как Марк узнал про вашего шпиона?
Слово «шпион» явно покоробило сестренку.
— В кабинете Марка есть сейф, где он хранит кое-какие бумаги, на которые нам очень бы хотелось взглянуть.
— Что это за бумаги?
— Неважно. Мы попытались эти бумаги выкрасть, но операция провалилась.
— Почему?
— Ветров, этот проклятый параноик, кроме обычного замка в свой кабинет поставил сигнализацию, о которой никто и не подозревал. Наши бравые взломщики в тот момент ничем не отличались от слона в посудной лавке.
— И чем все закончилось?
— Марк украсил их парой-тройкой синяков, попутно выяснив, кто их послал. С тех пор он требует, чтобы я назвала имя человека, рассказавшего мне про бумаги.
Не смотря на скорбную физиономию своей новой подруги, я изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Оказывается, на нашем до недавнего времени тихом, как кладбище, острове кипят настоящие шпионские страсти. Правда, Джеймсы Бонды современного разлива, неискушенные в плетении хитроумных интриг, как их великолепный предшественник, вызывают только смех и легкое сожаление по поводу человеческой глупости. Может, посоветовать их предводительнице временно переключиться с Библии на научно-военную литературу, чтобы немного набраться мудрости, если не на практике, то хотя бы в теории. Думаю, что один толковый, но несколько горячий человек в черных одеждах согласился бы со мной и в доказательство привел бы следующую цитату из уважаемого им классика: «Победа дается тому, кто все знает наперед» (Сунь-цзы. Искусство войны).
В начале седьмого я в сопровождении некой личности, одетой в форму цвета хаки, шла по отгороженной высоким сплошным забором территории. По периметру забора располагались низкие бараки, а центральная прямоугольная площадь, занятая разными спортивными установками, предназначалась, по-видимому, для тренировок посетителей этого заведения. Мы остановились перед одним из бараков, и мой гид постучался в закрытую дверь.
— Войдите, — раздался зычный голос Ареса.
Я вошла в ярко освещенное помещение, и увидела недавнего собеседника Луизы, сидящего за столом и держащего направленный на меня пистолет. Я не успели и пальцем шевельнуть, как Марк выстрелил и я, вначале почувствовала резкую боль в животе, а потом перестала вообще что-либо ощущать. Когда паралич прошел, я обнаружила себя сидящей на стуле с завязанными сзади руками и привязанными к ножкам стула ногами. Напротив меня сидел Марк и с интересом наблюдал за мной.
— Занятная штука, не правда ли? Один выстрел и противник — жив-здоров, но беспомощен, как новорожденный, — поделился своими впечатлениями Марк. — Кстати, я только сегодня получил это оружие, так что тебе выпала честь стать его первой жертвой.
Я не стала объяснять хозяину барака, что честь быть первой жертвой этого оружия выпадает мне уже второй раз, хотя сейчас все прошло гораздо быстрее и менее болезненно. Боюсь, как бы это не вошло в привычку.
— Итак, лесбияночка, назови мне имя, и моли своих Богов, чтобы оно не было ложным.
Надо же, я тоже не была уверена, что Луиза назвала мне имя, которое требовал Ветров. Одно дело — пожертвовать человеком, от которого только теоретически может быть польза, да и то сомнительная, и совсем другое дело — пожертвовать источником ценной информации. Вера против знаний — что сильнее?
— Рид Колин, — ответствовала я, с интересом наблюдая за выражением лица Ветрова.
Марк замер, а потом, не говоря ни слова, торопливо вышел из барака. Вернулся он минут через 40 в заляпанной чем-то красным одежде. Он сел за стол, закурил, и устало откинулся на стуле.
— Как все прошло? — полюбопытствовала я.
— Великолепно, — сквозь зубы процедил он, и, оценивающе на меня поглядев, вытащил из кармана какой-то приборчик. — Ты знаешь что это?
— Нет.
— Это камера, записывающая изображение на автономный носитель. А это значит, что через сеть ни один человек не сможет просмотреть твои видеозаписи. Но тебе, божественной посланнице, я так и быть покажу.
Ветров повозился с приборчиком и передо мной появились голограмма какого-то фильма. В сцене участвовали два человека, причем один из них, высокий и массивный, молча с остервенением бил ногами второго, лежащего на полу и безуспешно пытающегося защититься от ударов. Бьющий стоял ко мне спиной, и камера ни разу не показывала его выше плеч, но и так было понятно, что в роли палача выступал Марк. Избиваемый, чье лицо было залито кровью, молил о пощаде, клялся, что больше никогда никому ничего не расскажет, но это не останавливало экзекутора. Когда крики мольбы перешли в стон и хрипы, я закрыла глаза, жалея, что не могу заткнуть уши.
— Зачем ты убил его? — спросила я, когда в бараке воцарилась долгожданная тишина.
— Он — предатель, — спокойно ответил Марк. Казалось, бессмысленное и жестокое убийство, только что совершенное им, нисколько не повлияло на его настроение, — предателей убивают в наказание за предательство и как предупреждение для других.
— Это — законы войны…
— A война уже началась, и люди должны это понимать. До них должно наконец-то дойти, что игры в бирюльки закончились, и настало время для серьезных действий. Смерть Рида Колина — одна из первых в этой войне.
— Ты имеешь в виду войну с исламистами?
Марк посмотрел на меня, как на законченную идиотку.
— Слушай, а может ты и не Ирена вовсе? Ведь должна же избранница Богов обладать хоть каплей ума. Впрочем, в Богов я не верю. Нет, милочка, война с исламистами только на подходе, а сейчас идет война за власть на этом проклятом острове. Документы, которые пыталась выкрасть Луиза, это план захвата Колизея, который в самом ближайшем будущем будет приведен в исполнение.
Настала моя очередь взирать на Ветрова с изумлением.
— Представь себе, — продолжал Марк, — что в моих руках есть вся нужная информация. Это — и план Колизея, и расположение казарм полицейских и Ангелов, и местонахождение складов с оружием, и пароли от центральных серверов с разными уровнями доступа …
— Каким образом ты заполучил всю эту информацию? — перебила я Марка.
— Она досталась мне по наследству. От Сола Нортона — гениального хакера и неплохого стратега, — Марк в ожидании уставился на меня и, думаю, я оправдала его надежды, так как наверняка имела сейчас преглупейший вид от величайшего удивления. — Моя армия, Прометей с его демаршами, захват острова — все это было идеями Сола, которые осуществил или скоро осуществлю я.
— Прометей с его демаршами? — тупо переспросила я. Мои мозги решительно отказывались что-либо понимать. Может, Черси, Дор и Ветров правы, и мои умственные способности не соответствуют почтительному титулу божественной посланницы, и все приключения, что выпали на мою долю, должны были произойти с кем-то другим?
— Вы и Сол действуете заодно? Ты знаешь, где он находится? — моя бедная, всеми критикуемая головушка, с трудом справляясь с противоречивыми данными, наконец-то выдала хоть какое-то мало-мальски логичное объяснение происходящему.
— Нет, — Марк состроил гримасу, давая понять, что моя глупость переходит все границы. — Я не видел и не слышал его с тех пор, как он исчез четыре года назад. Сол хотел выставить правительству ультиматум, по истечении которого наши отряды взяли бы Колизей. Я же пошел немного дальше, устроив на потеху согражданам несколько фейерверков.
— Значит, Сол не имеет никакого отношения к проделкам Прометея? И все его воззвания были просто стилистическими поделками?
— Совершенно верно. Автор Прометея — Сол, а исполнитель Прометея — я. Около полугода назад мне, совершенно случайно, открылась страшная тайна. Оказывается мой бывший босс, которого насильно держали в психушке 4 года, исхитрился оттуда сбежать и спрятаться, да так хорошо, что всемогущие Ангелы сбились с ног, пытаясь найти его. Для меня это стало сигналом к действию.
— Но зачем? Зачем тебе понадобилось убивать невинных?
— Невинных не бывает, — рявкнул Ветров, ну совсем как недавно следователь. Бесстрастность слетела с него, как пылинка, и стало понятно, что ему не впервой защищаться от подобных обвинений. А может, он не раз оправдывался перед самим собой, как человек, у которого остались еще крупицы совести. — Они, вы, все виновны в том, что привыкли жить на этом вонючем клочке земли и ничего не хотите менять. Вам надо дать пинка, до побольнее, чтобы вы вдруг прозрели и увидели насколько вы ничтожны! Нортон и я, нам было душно и тесно за этой проклятой стеной, среди проклятых недоумков, и мы должны были попытаться выйти на волю, попытаться хоть что-то изменить…
До моего собеседника вдруг дошло, что он несколько отошел от роли хладнокровного хозяина положения, и, взяв таймаут на несколько секунд, чтобы отдышаться, он сказал уже более спокойным тоном.
— Как бы то ни было, эти взрывы сделали то что должны были сделать: они посеяли смуту среди населения и показали, что власти не способны справиться с одним-единственным человеком. А это значит, что власти будут бессильны перед лицом гораздо более серьезной угрозы — исламисты. И плюс ко всему, Мессия Луизы дискредитирован — на его руках кровь невинных.
Ветров принялся рыться в ящике стола, продолжая говорить:
— Ни Нортон, ни Луиза, ни Черси не смогут составить мне достойную конкуренцию, и поэтому твоя миссия посредницы прервется здесь и сейчас, так и не начавшись. А твои Боги, если они существуют, просто наивные дурачки: Арес, Бог войны, не может быть честным, ведь, как сказал один мудрец, война — это путь обмана. У нас с тобой не будет честного боя, бедная глупая Ирена.
С этими словами Марк навел на меня пистолет, который он выудил из ящика стола.
— Постой! У меня к тебе еще один вопрос!
Марк криво усмехнулся:
— Хочешь потянуть время?
— Конечно, — кивнула я. — Пока я буду наслаждаться последними секундами своей жизни, расскажи, пожалуйста, как тебе удалось, под носом полиции и Ангелов, обзавестись оружием.
Ветров пожал плечами:
— Научно-исследовательские лаборатории невероятно продуктивны в разработке новейших видов оружия, которыми никто и не собирался пользоваться, потому что демократам-недоумкам очень комфортно сидеть за стеной, не видя дальше своего носа. Некоторые экспериментальные образцы, наподобие парализующего препарата, попадают к нам, теряясь в куче другого похожего хлама. Естественно, все это влетает нам в копеечку, потому что люди, ворующие для нас, берут очень дорого за то, что они рискуют своей головой, но овчинка стоит выделки. А этот пистолет я взял у полицейского, который не особенно сопротивлялся, так как был без сознания.
Марк нажал на спусковой крючок, потом нажал еще несколько раз, пока не додумался обследовать свой пистолет на предмет наличия в нем неполадок. Он побагровел, когда обнаружил, что: а) в его пистолете нет обоймы; б) мои руки не связаны; в) обойму от его пистолета я держу в левой руке; г) пистолет с парализующими пулями я держу в правой руке. Взревев, он бросился на меня, но выстрел из экспериментального оружия прервал его прыжок, и мой противник повалился на пол, как мешок, набитый тряпками.
Следует признаться, что Ветров обошелся со мной лучше, чем я с ним в схожей ситуации — он гостеприимно усадил меня на стул, когда я была парализована, я же оставила его лежать на полу, так как поднять такую тушу я бы не смогла при всем своем желании. Связав ему руки и ноги, я уселась рядом с ним на пол, терпеливо ожидая когда Ветров снова будет в состоянии говорить. Возвращение Ветрова к жизни могло бы вызвать у человека менее черствого слезы жалости, но на меня, прошедшую через это дважды, его страдания не произвели особенного впечатления. Когда его налитые кровью и затуманенные болью глаза отыскали мой взгляд, он прохрипел:
— Ты заплатишь за это, тварь!
Я только пожала плечами.
— Как тебе удалось освободиться? — первым делом спросил он, окончательно придя в себя.
— Слово «честный», которое тебя так позабавило — пояснила я. Глаза Ветрова от удивления округлились: — Мои Боги не наивные дурачки, а гениальные манипуляторы. Выражение «честный бой» притупило твою бдительность, а у Луизы, хорошо тебя знающей, вызвало подозрение. Она решила, что Боги, по широте душевной, слишком хорошо думают о своем непутевом дитяти, и снабдила меня одним хитроумным предметом. Это игла, которую я вставила в шов на рукаве платья и которую ты при обыске, конечно же не нашел. Когда игла нагревается, например от трения, она расширяется и становится острой и тонкой, превращаясь в режущее и колющее оружие. Видно, Луиза пасется на тех же оружейный пастбищах, что и ты. Пока ты использовал Рида Колина в качестве футбольного мяча, я разрезала веревки ни запястьях, развязала их на ногах, обыскала твой стол, вытащила обойму из твоего пистолета и взяла пистолет с парализующими пулями. После чего села снова на стул, привязала ноги к ножкам стула, обойму и пистолет положила на колени под платье, и спрятала руки за спинкой стула.
— Две сучки, — резюмировал Марк и мне послышались в его голосе нотки восхищения. — Что ты собираешься делать дальше?
— Взять дневник отца и свалить отсюда, как можно быстрее и как можно дальше. Будь добр, подскажи, где он находится.
— А если я этого не сделаю…
— А если ты этого не сделаешь, — ответила я, задумчиво рассматривая пистолет с дьявольскими пулями. — То здесь осталось еще три заряда.
Марк побледнел и быстро сказал.
— Сейф в стене справа, код 13124.
Я открыла сейф и не особенно удивилась, когда услышала пронзительный вой сирены. Не мешкая ни минуты, я отыскала листы с почерком отца, проверила, что последняя страница присутствует, и выбежала из барака в освещенный фонарями двор. Со всех сторон к кабинету Марка сбегались люди, и некоторые даже делали порывистые движения в мою сторону, но останавливались, как вкопанные, при виде направленного на них дула. Охранник у выхода молча открыл передо мной ворота, и я, не снижая скорости, покинула владения третьего по счету ученика Лиэя.
Отдалившись от базы Ареса на порядочное расстояние, я затормозила у фонаря и мельком просмотрела свою добычу. Текст записей был идентичен предыдущим, кроме подчеркнутой линией фразы на последней странице.
«Акрополь древнего города, источник воды и крылатый конь, утоляющий жажду», — пробормотала я.
«Акрополь древнего города, источник воды и крылатый конь, утоляющий жажду, — пробормотал Сол.
Мы смотрели на мирно попивающего водичку коня, который на наших глазах изящно спустился с небес на землю рядом с источником студеной, прозрачной воды.
Вчера, волею авторов нашего виртуального марафона по мотивам древнегреческих мифов, мы оказались в крепости, построенной на вершине горы. Оружия при нас не было, и это всегда означало, что нас ожидает в дальнейшем какой-нибудь неприятный сюрприз. Вооружившись камнями, мы обследовали окруженный высокой крепостной стеной дворец (камни мы скоро выбросили, обнаружив оружейную). За время нашего длительного путешествия мы не встретили ни одной живой души, хотя богато обставленные жилые помещения, забитые съестными припасами кладовые, горящий очаг и ломящийся под яствами стол в тронной зале, заполненные водой ванны в купальнях и тлеющие угли в кухонных печах явно указывали на то, что еще совсем недавно жизнь здесь била ключом. До вечера мы гуляли по заброшенной цитадели, а потом, за великолепным ужином в главной зале (Сол, не переставая глупо улыбаться, восседал на троне), долго рассуждали о том, куда нас занесло и что нас ожидает завтра. Спать мы решили в смежных комнатах, забаррикадировав все ходы и выходы и положив рядом с собой оружие. Вопреки нашим опасениям ночь прошла спокойно. А на следующее утро наше одиночество прервало крылатое животное, прилетевшее в акрополь на водопой. Напившись, лошадка взмыла стрелой вверх и принялась кружить над нашими головами. Обменявшись взглядами, мы молча направились в главный зал, где вчера держали военный совет и пировали. За ночь остатки нашего ужина исчезли, и заново накрытый стол дразнил и манил видом и ароматом свежеприготовленных блюд. Когда с едой было покончено, Сол лениво сказал:
— Преодолеть крепостные стены своими силами мы не сможем, поэтому Пегас — единственно доступное здесь транспортное средство, чтобы выбраться отсюда.
Я согласно кивнула.
— А это означает, что нам придется его укротить, — продолжал Сол. — По‑моему, один герой уже пытался это сделать, но я на сытый желудок не вспомню всех подробностей.
— Миф о Беллерофонте, — выдала я, напрягшись. После столь обильного завтрака воспроизвести затейливые имена мифических богатырей было не такой уж легкой задачей. — Он заловил Пегаса у источника, чтобы сразить Химеру.
— Ну да, — Сол тоже напрягся, — Беллерофонт долго и безуспешно за ним гонялся, потому что Пегас, что твоя птица, упархивал, стоило герою к нему подкрасться.
— И это безобразие продолжалось бы до бесконечности, если бы Боги не вмешались. Они подарили отчаявшемуся герою золотую уздечку, с помощью которой он и приручил вольнолюбивую конягу.
— А знаешь, в чем основное отличие между нами и Беллерофонтом? — вдруг развеселился Сол. — Мы сегодня впервые в жизни увидели живую лошадь и будь я проклят, если знаю с какой стороны к ней подойти.
Каждое утро начиналось у нас с попытки подружиться с Пегасом, который, обладая обостренным чутьём, никогда не подпускал нас к себе ближе, чем на 5 метров. Белокрылый конь, почуяв наше приближение, поднимался к облакам и долго летал над крепостью, иногда оглашая окрестности издевательским, по определению Сола, ржанием. После этого мы возвращались во дворец с чувством выполненного долга и садились завтракать. Невидимые повара и слуги потчевали нас великолепными блюдами и винами, и после такого обильного завтрака мы с трудом поднимались из‑за стола. В перерывах между приемами пищи и сном, мы, воображая себя учеными-археологами, исследовали античную крепость, приходя в ребяческий восторг от любой находки, связанной с архитектурой дворца или устройством быта его гипотетических обитателей. Сол — эрудит по части истории и культуры древней Эллады, прочитывал мне целые лекции о минойской и микенской цивилизациях, и не уставал утверждать, что наш акрополь — это сборная модель акрополей Тиринфа, Микен и Трои, а также Кносского дворца. Пару часов в день мы отводили тренировкам, во время которых Нортон обучал меня своим коронным приемам ближнего боя, не раз выручавших нас на протяжении всей игры. А вечером, после ужина, мы, гуляя, обходили наши владения, ведя неторопливые разговоры и любуясь яркими звездами на ночном небосводе. Все это время я не переставала ломать голову над тем, как нам заарканить Пегаса и в один прекрасный день я с гордостью показала своему спутнику веревку со скользящей петлей. Сол с некоторой брезгливостью оглядел творение рук моих и выдал безапелляционный приговор:
— Ничего у тебя не выйдет. Люди годами тренировались, чтобы научиться пользоваться этой штукой, которая, кстати, называется лассо. Но набросить лассо на шею животного — это полдела. Надо будет еще вовремя его снять, чтобы не задушить жертву. В общем, тебе придется повалить Пегаса на землю и связать ему ноги, чтобы его обездвижить. Мне кажется это довольно-таки рискованным предприятием.
— Мне придется? — рассердилась я. — А от тебя, значит, не будет никакой помощи?
— И не надейся. Одна мысль о живом существе, способном укусить или лягнуть, вгоняет меня в ступор. Нет, нет, я предпочитаю иметь дело с двуногими, когда это только возможно.
— Ты просто трус, презренный трус!
— Каюсь, каюсь, — не стал возражать Сол. — Но кроме того, сама подумай, зачем мне ловить Пегаса? У меня есть все, что надо для счастья: еда, крыша над головой, древний замок для исследований, и, наконец, самое важное, покой. Я устал, Мэй, от чудовищ и подвигов и хочу сполна насладиться этим временным затишьем. Советую и тебе расслабиться.
— А я советую тебе не расслабляться, — отрезала я. — Ты же знаешь правило: упустив возможность, мы сделаем себе только хуже.
Сол пожал плечами, а я, кипя от возмущения, вышла во внутренний двор акрополя, к источнику. Крылатый конь всегда прилетал на одно и тоже место у источника, чем значительно облегчал мне задачу. Я положила петлю на это место, а второй конец аркана привязала к стволу дерева, росшего неподалеку, предварительно перекинув веревку через высокую ветку. Капкан был готов и на следующее утро я стояла за стволом дерева, ожидая визита белокрылого гостя. Пегас был точен как часы: он грациозно спустился на землю, сложив свои огромные крылья, подошел к колодцу и опустил изящную длинную голову к воде. Заднее копыто коня попало в петлю, и я потянула за веревку. Пегас отпрянул, петля затянулась на ноге и животное повалилось на землю. Мы с Нортоном молча наблюдали за отчаянной борьбой зверя за свою свободу, но веревка крепко держала пленника. Наконец, Пегас, лишившись сил, завалился на бок, хрипя и дрожа всем телом. Я (стараясь не показывать вида, что боюсь) привязала его за шею к дереву второй веревкой и ножом разрезала петлю, сжимавшую его ногу. После этого я принесла ведро наполненное свежей травой, поставила его рядом с Пегасом, а сама, усевшись неподалеку (вне пределах досягаемости его копыт) принялась рассказывать ему сказки мягким, успокаивающим тоном. Через некоторое время конь поднялся на ноги, подозрительно посмотрел на меня, осторожно обнюхал ведро и, наверное решив, что хуже уже не будет, принялся за угощение. Три дня и три ночи я провела рядом с пленником, таская ему свежий корм и постоянно разговаривая с ним. На четвертый день я протянула коню морковку и кусочек яблока. Пегас не только съел это лакомство у меня из рук, но и еще позволил себя погладить. А на седьмой день я уселась на коня верхом, крепко обхватив его за шею, к чему Пегас отнесся совершенно спокойно. Вскоре мы с Пегасом совершали уже приятные неторопливые прогулки вдоль крепостной стены. Пегас мирно пощипывал травку, а я болтала разную чепуху, сидя на его спине. Я доверяла своему коню и знала, что он доверяет мне. В общем, мы стали друзьями не разлей вода, и Нортон, от зависти, конечно, часто подтрунивал над моей привязанностью к животному. В один прекрасный день я попросила Пегаса совершить показательный полет, погладив перья на крыльях, и, о чудо, конь понял, чего от него хотят. Он начал идти, постепенно набирая скорость, и мне пришлось обнять его за шею, чтобы удержать равновесие. Разбежавшись, конь взлетел, расправив свои великолепные белоснежные крылья. Мы поднялись высоко над крепостью и подо мной раскинулась захватывающая дух панорама: искрившееся под солнцем лазурное море, золотистая полоса песчаного берега, накрытый зеленым покрывалом леса холм, вершину которого, как корона, венчали стены нашего акрополя. Я завизжала от восторга и Пегас откликнулся негромким довольным ржанием. Приземлившись, я привязала Пегаса к первому попавшемуся столбу и помчалась во дворец на поиски Сола, дабы поделиться с ним невероятной новостью. Сол сидел во внутреннем дворике рядом с источником.
— Я видел твой полет, — меланхолично сказал он. — Поздравляю, у тебя все великолепно получилось.
Вечером того же дня, во время нашей вошедшей уже в привычку прогулки под луной, Сол, обычно разговорчивый, был задумчив и молчалив. Я тоже молчала, вновь и вновь переживая волшебный полет над крепостью на спине волшебного коня.
— Ты очень изменилась, — вдруг заявил Сол, — ты превратилась в уверенного в себе человека, способного на поступки. Ты и внешне сильно изменилась.
Я пожала плечами, не зная как реагировать на такие откровения.
— Ответь, только честно, — продолжал Нортон: — Как бы ты поступила с Берни на моем месте?
— Я бы убила его, представив это как самооборону или несчастный случай, — не задумываясь, ответила я и сама поразилась своим словам: — О, боже, Сол, я бы убила этого подонка без тени сожаления.
Сол тихо рассмеялся:
— Заставь человека выживать, и все, что зовется моралью, все ценности, вкладываемые в человека цивилизованным обществом, слетают с него, как шелуха. Не есть ли это доказательство, что мораль — фальшивка, а инстинкты — истина? Как бы то ни было, новая Мэй мне нравится гораздо больше, чем прежняя.
Я сделала несколько шагов, прежде чем заметила, что Сол остановился. Я тоже остановилась. Мы стояли и смотрели друг на друга, а яркая луна освещала наши лица, помогая нам видеть и понимать.
— Этот эксперимент перевернул все с ног на голову, — произнесла я, медленно подходя к своему компаньону. — Ви-игра стала реальностью, Берни заслужил свою смерть…
Мои губы коснулись его лица.
— Ну а враг стал самым близким мне человеком, — шепотом закончила я.
Время для нас остановилось. Мы с Солом любили друг друга, любили жадно, эгоистично, зная правила игры и понимая, что скоро все закончится. Мы жестоко страдали даже от самой недолгой разлуки и старались насладиться каждым мигом проведенным вместе, каждым мигом до того, как снова станем теми, кем и были всю свою сознательную жизнь — одиночками. А окружающие наш волшебные декорации: древний замок, теплый, пропитанный сладким ароматом цветов воздух и, конечно же, великолепное мифическое животное, поднимавшее нас в безоблачное солнечное или звездное небо (после моих долгих уговоров, Сол, проведя несколько затянутый ритуал ухаживания, сумел добиться расположения Пегаса), только добавляли жару во всепоглощающий огонь, вспыхнувший между нами.
Как и любой другой сказке, нашей сказке скоро пришел конец. Однажды ночью роскошный дворец начал рушиться от подземных толчков, и мы, уворачиваясь от падающих сверху потолочных балок и капителей колонн, выбрались во внутренний двор. Во дворе нас ждал новый сюрприз — непогода. Землетрясение, молнии, завывающий ветер и ливень в мгновение ока превратили нас в мокрых и дрожащих от холода и первобытного страха перед разбушевавшейся стихией существ.
— Садись на Пегаса, — прокричал Сол, а сам бросился к дереву отвязывать коня. Потом он вскочил на Пегаса, крепко ухватил меня за талию, а я погладила крылья коня, обняла его за шею, и послушное животное взмыло вверх, в грохочущее и разрываемое молниями небо. Конь удалялся все дальше и дальше от крепости, и вот под нами — лишь необъятное бушующее море, вторящее рыком огромных волн рассерженному Зевсу-громовержцу. К рассвету дождь затих, и небо очистилось от туч, а выкатившееся из-за горизонта солнце заставило весело сверкать успокоившееся после ночного буйства море. Наконец-то я смогла рассмотреть местность, над которой мы пролетали и, клянусь, она заслуживала того, чтобы ее рассматривали. Мы летели над проливом, разделяющим два участка суши. Самое узкое место пролива выделялось с одной стороны высоким, скрывающим солнце и потому казавшимся мрачным и грозным утесом, а с другой стороны — грохочущим широким водоворотом. Застывший великан, разинувший черную пасть-пещеру в безмолвном крике, кружащие в истеричной злобе водные потоки, царство тени, холода, сырости. Вот он — символ победы тьмы над светом, победы тлена над жизнью, символ конца.
Мое сердце тоскливо сжалось от предчувствия беды. Древние греки считали, что счастье смертных вызывает зависть Богов, и Боги жестоко наказывают их за это. Мы с Солом посмели быть счастливыми, посмели быть другими и за это нас ждет неминуемая кара.
Миновав адское место, Пегас начал постепенно спускаться, и я заметила вдали какую-то точку на море, которая, при нашем приближении, оказалась небольшой лодкой, без пассажиров, но зато с двумя парами весел на дне. Едва не касаясь крыльями поверхности моря, Пегас сделал вокруг лодки два круга и неожиданно исчез, а мы с Солом также неожиданно погрузились в воду. Забравшись в лодку, мы уселись на скамеечки, и, дрожа от порывов холодного ветра, молча, наблюдали за тем, как нашу лодку несет течением в пролив.
— По-моему, все здесь ясно, — первым нарушил молчание Нортон, — нам предстоит сделать выбор между Сциллой и Харибдой, в буквальном смысле этого выражения.
— Если мы сделаем такой выбор — нам конец, — возразила я. — Предлагаю убраться от этого проклятого места, как можно дальше.
Сол спорить не стал. Мы дружно взялись за весла, но вскоре убедились, что с течением нам не совладать: наша лодка, вертясь во все стороны, упрямо продвигалась в нежелательном направлении.
— Можно попробовать пристать к берегу, — отдышавшись, предложил Сол. — Я мало чего понимаю в мореходстве, но мне кажется, что при таком сильном течении мы просто разобьем лодку об скалы.
Я кивнула, разглядывая отвесные и гладкие, словно отшлифованные, прибрежные скалы.
— Мы все равно не сможем выбраться на сушу — нам не одолеть эти горы…
— Придется все-таки сделать выбор. Итак, Сцилла или Харибда?
— Мы знаем, что Одиссей выбрал Сциллу, — задумчиво проговорила я: — Может, нам стоит взять пример с умного человека.
— Умный человек всегда учитывает обстоятельства, — недовольно пробурчал Нортон. — Команда Одиссея состояла из 12 человек, у Сциллы — 6 голов, следовательно, гарантировано 6 человек оставались в живых. Нас же только двое, и чувствую, что каждый из нас послужит вкусным обедом для 6 голов. С другой стороны, тот же Одиссей, будучи один, спасся, угодив в Харибду.
— Точно! — воскликнула я, припоминая подробности из «Одиссеи» Гомера. — Второй раз его понесло течением в воронку, но он спасся, ухватившись за ветви какого-то растения.
Во всех предыдущих эпизодах нашей игры мы старались подражать, насколько это возможно, мифическим героям, выходившим в аналогичных ситуациях победителями. И эта стратегия всегда себя оправдывала. Одиссею удалось спастись, а это значит, что у нас есть шанс остаться в живых, проходя со стороны Харибды. Нам надо…
— Ты ошибаешься, Мэй, — холодно прервал меня Сол. — Только у одного из нас есть шанс спастись.
Мы посмотрели друг другу в глаза и отвернулись: мы снова стали одиночками и каждый теперь играл сам за себя.
С величайшим трудом нам удалось подплыть поближе (но не очень близко) к правому берегу. Лодка все быстрее неслась навстречу водовороту, и мы бросили весла, так как уже не могли повлиять на траекторию движения нашего транспорта. Медленно, незаметно я достала из ножен, висящих на поясе, кинжал (я не расставалась с оружием в замке и машинально захватила его при побеге из акрополя) и бросилась на Сола, успев заметить, как он достает свой нож. Я была чуть-чуть быстрее: мой кинжал по рукоять вошел в тело бывшего компаньона. С трудом выбросив труп за борт, я уселась на дно лодки, во все глаза высматривая спасение. Вот он, длинный выступ в скале, на котором росло склонившееся к воде дерево. Я залезла на носовую площадку лодки, судорожно цепляясь за борт, чтобы не свалиться, и уселась так, чтобы упор тела приходился на переднюю часть ступней. Когда до уступа оставалось чуть больше метра, я прыгнула и успела схватиться руками за мокрые скользкие ветви. С трудом подтягиваясь на них, как на веревках, я забралась на спасительную площадку и…
Я стою в офисе, где когда-то встречалась со своим отцом, пытавшимся убедить меня покинуть ви-игру. За столом сидит наш гид. Я села напротив Хирона, и мы, молча, уставились друг на друга.
— Спрашивай, — первым сдался Хирон.
— Сол? Он умер, по-настоящему умер?
— Естественно, — бесстрастно ответил Хирон. — Вы и сами давно поняли, что единственное реальное в этой игре — ваша жизнь и, соответственно, смерть.
Я кивнула. Мне казалось, что тяжелая глыба давит на меня, лишая возможности двигаться, дышать, смотреть вперед.
— Все эти испытания, волшебный замок и парящий конь. Мы не могли не полюбить друг друга, — глухо произнесла я: — Мы были счастливы. А потом вы уничтожили его. Какие же вы бесчеловечные ублюдки.
— Позволь тебе напомнить, что это ты убила Сола. Это был твой выбор.
— Вы вынудили меня сделать это, — пробормотала я.
— Становится немного легче, если удаётся свалить вину на другого, не правда ли? Когда очистишь свои мозги от фальшивых сантиментов, ты поймешь, что вовсе не Сол, который постоянно тебя предавал и зарезал бы тебя, если бы ты не оказалась быстрее, делал тебя счастливой. Не Сол, а испытания, волшебный замок и парящий конь, одним словом игра. Сол был частью этой игры, ты им пользовалась, может, по-своему, любила, но когда пришло время выбирать, ты выбрала себя. Именно этого мы от тебя и ждали.
— Ждали от меня?!
— Это было контрольное испытание, и ты его с честью прошла. Результат: ты способна убить любого, даже самого близкого тебе человека, ради того, чтобы остаться в живых.
— И это было целью эксперимента? Сделать из меня убийцу?
— Избавить тебя от многочисленных комплексов.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — простонала я: — Я только знаю, что Сола уже нет. Моя самая большая потеря.
— Обычно, для того чтобы что-то приобрести, надо чего-то потерять, — назидательно произнес Хирон. — Ты скоро поймешь, что приобрела нечто гораздо большее, чем потеряла. Однако, мы тратим время на бесполезные разговоры. Пройдя Сциллу и Харибду, ты показала, что готова к следующему этапу эксперимента.
— Я думала, что эксперимент закончился, — вяло удивилась я. — Но это не важно. Я выхожу из игры. Она приносит слишком много горя.
— Ты не можешь выйти из игры. Она закончится только тогда, когда мы посчитаем нужным ее завершить. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно, — потянув время, капитулировала я. — Я и забыла, что в этом проклятом месте я не распоряжаюсь собой. Что вы хотите от меня?
— Для начала запомни пароль — зависть Богов…»
Конец воспоминаний.
