Рита сидела на кровати, подтянув колени к подбородку. Она укуталась в одеяло, старательно подоткнув его со всех сторон, и все равно ее знобило. Иногда дрожь была такой сильной, что зубы стучали, складочка на одеяле подпрыгивала, а старая двуспальная тети-Таина кровать начинала поскрипывать в такт ознобу.

— Рита, Риточка, ну, прости меня, идиота. Ну, погорячился я, извини. Переволновался за тебя очень.

Муж Гриша топтался за дверью и пытался мириться. Интересно, почему в двери тети-Таиной спальни врезан замок? Тоже, что ли, профессор ее буянил, и замок спасал тетку от профессорского темперамента? Лично Риту замок спас, когда она захлопнула дверь и отсекла ею Гришу с его ужасными словами.

— Рит, ну, сама подумай. Ты больна, у тебя провалы в памяти. Профессор сказал, что если у тебя будут рецидивы, тебя отправят в клинику. И тут я возвращаюсь домой — а тебя нет! Консьержка говорит — два часа как ушла. Ты представляешь, что я передумал? Что ты заблудишься, адрес забудешь, под машину попадешь! Ну, сама подумай, что бы ты делала на моем месте?

«По крайней мере, не посмела бы так тебя оскорблять», — подумала Рита. Вспомнила чудовищную сцену, которая разыгралась в прихожей двадцать минут назад, и опять затряслась в приступе озноба. Много же нового она о себе узнала. Что она — фригидная толстая корова, которой радоваться надо, что отхватила такого, как Гриша, мужика, а не таскаться черт-те где, черт-те с кем. Что она — идиотка со сдвинутой крышей, свихнувшаяся у одра своей мамаши. Что ее еще проверить надо на дурную наследственность, потому что неизвестно, в своем ли уме был ее папаша, когда бросился на нож. И что надолго Гришиного терпения не хватит, и, если она будет продолжать выкидывать такие, как сегодня, фокусы, он просто-напросто сдаст ее в психушку.

Самым ужасным в этой сцене были не слова, страшные, невозможные, недопустимые, а то, как Гриша их высказывал. Он не орал, выплескивая на нее все это в сердцах. Нет, он медленно и размеренно, будто капли яда, ронял свои слова на Риту. Дождался, пока Рита разуется и скинет пуховик, и зашипел ей в лицо, стиснув плечи так, что она только и могла что отворачиваться, мотать головой, стряхивая с себя эти ужасные, убийственные, ядовитые слова. Наконец она не выдержала, заорала так, что аж у самой уши заложило:

— Не смей! Прекрати! Сейчас же!

Потом что есть силы оттолкнула от себя этого страшного человека, убежала и закрылась в тети-Таиной спальне. Помогло, что ее побег совпал со звонком в дверь и Гриша с кем-то вполголоса переговаривался, она не расслышала о чем. Слышала только увещевающие интонации. А теперь вдруг ее муж опять превратился из чудовища в заботливого принца и винился под дверью спальни.

— Рита, я понимаю, что был не прав. Ты не виновата, что заболела. Это из-за болезни ты ведешь себя так непоследовательно. Видишь, у тебя уже истерики начинаются. Ну, открой дверь, давай мириться. Я тебе соку твоего любимого купил, апельсинового. И пельмени сварил. Ты хочешь пельмешек с соком? Целый день ведь ходишь голодная. Можем и водочки чуть выпить, в честь примирения. Ну, хватит на меня дуться, выходи!

Гриша жужжал за дверью, как жирная навозная муха. В Рязани, где Рита жила прежде, иногда летом такие мухи залетали в открытое окно, и ей приходилось следить, чтобы они не садились на маму и не ползали по ее лицу. Особенно досаждали мухи в августе. Прогнать их не было никакой возможности, наглые насекомые не улетали. Приходилось сворачивать в трубочку газету, подкарауливать, пока эти твари сядут на стену, и хлопать по ним свернутой газетой. Хлопать нужно было не сильно и не слабо. От слабых ударов мухи уворачивались. От сильных — размазывались на обоях противными кляксами. И Рита, охотясь на мух после каждого проветривания, быстро наловчилась хлопать так, как надо: раз, и на полу валяется очередной мушиный трупик.

«Интересно, если сейчас дать Грише в лоб свернутой газетой, он очень удивится? Может, тогда жужжать перестанет?» — вяло подумала Рита. Ушел бы куда, что ли.

— Рита, ну чего ты молчишь? Тебе там что, плохо стало? Или ты спишь? А, Рита? Спишь, что ли?

«Сплю», — мысленно ответила Рита и действительно легла, укрывшись одеялом с головой. Получился маленький, ее собственный мирок. Рита подышала в этот мирок и согрелась. Озноб отпустил, Гриша замолчал, и Рита бездумно лежала какое-то время, наслаждаясь покоем. Интересно, что про нее подумал Матвей, когда она ушла с Гришей? Наверное, что она и в самом деле сумасшедшая. Но она не могла, она просто не могла допустить, чтобы он подрался с Гришей. Хватит ей папиной смерти… А Тамарочка, бедная, как переживает, что Толик погиб. Надо же, ругалась на него все время, Толик-паразит, и все тут. А теперь так переживает! Любила его, наверное.

Рита полежала еще немного и услышала, как хлопнула входная дверь. Гриша ушел, что ли? Она встала с кровати, подошла к двери спальни и прислушалась. За дверью было тихо. Действительно ушел, или ее таким образом выманивает? Рита послушала еще немного и поняла, что очень хочет в туалет. Очень-очень. Придется выходить. Рита осторожно приоткрыла дверь и поглядела в щелку. Квартира была темной, свет не горел даже на кухне. Похоже, он в самом деле ушел. Очень хорошо! И Рита пулей полетела куда приспичило.

Потом заглянула на кухню. Гриша не наврал: на столе действительно красовалась горка пельменей, рядом стояли прозрачный кувшин с апельсиновым соком, чекушка водки и два фужера. Рита машинально плеснула себе сока, сделала глоток, и тут ее опять зазнобило. Сок показался горьким, а Гришино шипение послышалось так явственно, что она будто почувствовала на щеках жжение от капель его то ли слюны, то ли яда. Рита выплюнула сок в раковину, следом выплеснула содержимое стакана. Сок из Гришиных рук она пить не будет. И жить с этим человеком после тех ужасных слов, что он ей сегодня наговорил, не будет. Теперь она его ни знать, ни видеть не хочет. Сейчас соберет его вещички — и пожалуйте на выход. «Я что, не в себе была, когда замуж за него выходила?» — подумала Рита. И тут же мысленно усмехнулась: «Может, и не в себе. Свадьба же была в другой реальности. Да и провались она пропадом, эта реальность, вместе с мужем-самозванцем!» — разозлилась Рита. «И вместе с Матвеем!» — ехидно шепнул внутренний голос. «И с Матвеем», — обреченно согласилась Рита. Все равно он ее теперь уволит. И не позвонит. И за что все эти напасти на ее бедную голову? Которая совсем некстати вдруг разболелась. «Где-то тут у тети Таи был парацетамол», — полезла Рита в аптечку и опешила. Аптечка оказалась пустой: йод, зеленка, вата, градусник, настойка валерианы. И ни одной таблетки. «Гриша, что ли, все выбросил? Зачем?» — удивилась Рита и решила накапать себе валерьянки. Накапала, выпила и пошла по квартире, соображая, в какую сумку погрузить Гришино барахлишко. Что там у него, кстати?

Рита вынесла из ванной Гришин махровый халат и расстелила его в прихожей изнанкой вверх. Сверху сложила Гришины полотенце, зубную щетку, пасту, бритвенный станок, пену для бритья, одеколон. Стянула с пальца обручальное кольцо и бросила его на халат. Потом сбегала в комнату, вытащила из шкафа джемпер, три Гришины сорочки, вельветовую, в крупный рубчик, куртку и черный костюм в мелкую полоску, свалила все это добро на махровый халат и пошла на вторую ходку к шкафу. Выгребла из ящика в шкафу три пары носков, трое трусов и начатую упаковку с носовыми платками, и вот они уже тоже, шурша этикетками (это он что, специально к переезду себе все новое купил?), летят в центр кучи. Хотя какой там кучи — кучки! Не так-то много Гришиных вещей оказалось в ее квартире! Рита еще раз пробежала взглядом по комнате, зацепилась за фотографию в рамке, стоявшую на секретере. Она несколько секунд смотрела в глаза себе той, на фотографии, — легкий намек на улыбку, Гриша стоит сзади, обняв ее за плечи и, пристроив свой подбородок поверх ее макушки, сияет голливудским оскалом, — и швырнула снимок в рамке на халат. Постояла, соображая, и вот уже и альбом со свадебными фотографиями летит туда же. Все! Готово! Теперь нужен чемодан! В чем он там притащил свои манатки?

Рита прошлась по квартире, оглядывая все возможные места, куда бы Гриша мог поставить чемодан. Ничего подходящего на глаза не попалось. Неужели на антресоли закинул? Блин, как лезть-то неохота! Стремянка шаткая, она в прошлый раз сумки свои еле туда, наверх, закинула! Но ничего не поделаешь — надо лезть!

Рита придвинула к антресолям стремянку и осторожно полезла под потолок. Открыла створки дверок, заглянула внутрь. Антресоли были забиты бумагами, а сверху бумажной кипы втиснулось несколько сумок. Какая из них Гришина? Вроде все ее, Ритины, или тети-Таины, незнакомых сумок нет. А и ладно, подарит она ему свою сумку на прощание! Вот эту, черную, все равно у нее колесико одно отвалилось! Рита дотянулась до ремешка сумки и потянула ее на себя. Тут колченогая стремянка покачнулась, Рита ахнула и резко дернула рукой, спеша опереться на край антресоли и сохранить равновесие. Свое равновесие сохранила, но сумка, вылетев вслед за рукой, увлекла за собой целую лавину бумаг, которая частично пролетела мимо Риты, рухнув с трехметровой высоты и рассыпавшись по полу коридора, а частично — съехала Рите на руки. Сверху съехавшей кипы бумаг оказалась серая картонная папка на завязочках. Папку и бумаги пришлось тоже стряхнуть на пол, следом полетела злополучная черная сумка. Рита, старательно цепляясь за стремянку, осторожно спустилась на пол и села возле; стихийной свалки пыльной бумаги. И как теперь все упихивать обратно? Или уже отсортировать, раз все равно с бумагами возиться придется? Может, для начала посмотреть, что в папочке?

Рита развязала тряпочные тесемки. В папочке оказались черно-белые фотографии молодого человека. Рита его узнала — это лицо она видела в тетиных альбомах. Только в альбомах профессор был уже взрослым мужчиной, а с этих фотографий смотрел юноша. Вот он с собакой, вот — в группе других парней. А вот с какой-то девушкой. А вот они уже втроем — тетин профессор, девушка и мальчик лет двух-трех. Мальчик неуловимо, совсем чуть-чуть похож на мужчину на снимке и очень сильно — на женщину. Это что, у тетиного профессора до тети Таи другая семья была? Рита пристально вгляделась в лицо женщины на снимке. Где-то она ее встречала… Рита продолжила перебирать снимки. Теперь профессор на фотографиях отсутствовал, присутствовал мальчик. Он рос, взрослел, и, наконец, увидев на фото юношу лет семнадцати, Рита вспомнила, почему женщина показалась ей знакомой. Просто сын ее очень был похож на маму. А сына она знала: со старого снимка на Риту глядел Тамарочкин Толик. Это что же, Толик профессорский сын, получается?

Рита порылась в кипе бумаг: какие сюрпризы они ей еще готовят? Похоже, никаких: старые счета за квартиру, свет и газ. Облигации займа невесть какого года. Несколько ваучеров, надо же, сохранились. Исписанные бисерным почерком пожелтевшие листы с какими-то графиками и кривыми. Под одной из кривых Рита разобрала красивое слово «эпюра». Слово было похоже на имя принцессы из заколдованной страны. Но рукопись, судя по всему, была не сказкой, а набросками к профессорской диссертации. В общем, можно было остальные бумаги сгребать и выбрасывать не глядя.

Рита сходила на кухню за пакетами для мусора — на тридцать литров пакеты брала, бумаги должны поместиться, — расправила скатку из черной пленки и стала загружать в расправленный мешок кипы старых квитанций. Сняла верхний слой бумаг, и тут из-под груды пыльных пожелтевших листов выглянул знакомый черный корешок. «Черновик» Лукьяненко. Ничего себе, привет из прошлого! Рита извлекла книгу из бумаг и раскрыла, где раскроется. Книга раскрылась на двести пятнадцатой странице. Там, где были вложены несколько фотографий. На этот раз — цветных. На фотографиях муж Гриша расписывался в загсовой книге, сидел за столиком с бокалом вина в руках, стоял на возвышенности на фоне городской панорамы. Везде рядом с ним была миловидная девушка в элегантном песочном костюме. Совсем как на Ритиных свадебных фотографиях. Только это была не Рита.

Еще не очень понимая, что произошло, Рита стала перелистывать книгу к началу. На сорок третьей странице расплылось коричневое пятно, очертаниями похожее на Африку. Все страницы снизу были запачканы чем-то коричневым. Чем-то? Так это же она сама в поезде книгу кофе залила!

Рита бросилась в коридор, достала из кучи Гришиных вещичек альбом со свадебными снимками, раскрыла, приложила к ним те, что отыскались в книге. Все точь-в-точь, только лица невест на снимках — разные. А фигуры? Рита бросилась к шкафу с одеждой и вытащила песочный костюм. Тот, в котором она была на фотографиях. Или не она? Девушка стала быстро скидывать с себя свитер и джинсы и натягивать костюм. Потом подошла к зеркалу. На невесте с фотографии костюм сидел идеально. На Рите — не сидел. Юбка слишком туго обтягивала бедра и болталась на поясе. Жакет слегка пузырился на спине в районе талии. «Да, тут они просчитались, — отстраненно подумала Рита. — Чтобы на мне костюмчик сидел — это постараться надо. Слишком нестандартная у меня, братцы, фигура, готовую одежду подгонять приходится». А еще от жакета пахло по-чужому. Какими-то духами, слишком пряными и тяжелыми. Запах совсем слабый, чувствуется, если только ворот костюма близко от лица. Рита такими духами никогда не пользовалась, ни в этой, ни в той реальности.

Впрочем, какие к черту реальности? Теперь ей все стало понятно. Никуда она не проваливалась. Нет у нее амнезии. И никакого мужа у нее нет. И не было. Ей просто очень ловко заморочили голову. А Гриша — жулик. И надо бежать из дома, заявлять в милицию, пока он не вернулся.

Рита поспешно натянула на себя джинсы, сменила свитер — захотелось одеться в чистое, снять с себя грязь, которой ее обляпал Гриша. Отыскала и закинула в сумочку паспорт, надела пуховик и кинулась к двери, отыскивая по дороге ключи. Ключей не было. Ни в кармане, ни в сумочке. Нигде. «Ладно, прихлопну дверь, потом как-нибудь открою», — решила Рита и отомкнула верхний замок, повращав серебристую блямбу. Однако дверь не открылась. Рита подергала ее и поняла — Гриша закрыл и нижний замок. А его можно отомкнуть только ключом. А ключа нет. Что делать? Матвею звонить! Рита кинулась в прихожую — трубки радиотелефона на месте не было. Искать ее было недосуг, Рита полезла в сумочку за мобильником и тихонько выругалась, увидев темный экран. Разрядился же, а она про него совсем позабыла! Рита кинулась к своей так и не разобранной дорожной сумке, — неужели она только сегодня вернулась из Праги, неделю назад, не меньше! — отыскала в кармашке зарядник, воткнула его в розетку здесь же, в прихожей, включила телефон и быстро набрала номер Матвея.

— Матвей, это Рита! Матвей, Гриша аферист! Он мне не муж, я нашла доказательства! Я не могу выйти из квартиры — он закрыл меня на ключ! Матвей, мне страшно!

— Рита, успокойся. Ты обронила ключ у Тамарочки, я нашел, он у меня. Я близко, я сейчас тебя открою.

* * *

Ритин звонок заставил его очнуться, и Матвей понял, что уже минут двадцать сидит на мраморной ступеньке, решая, как ему поступить. Он слышал, как внизу хлопнула дверь (слева, это в Ритиной квартире), как Гриша внизу сказал кому-то:

— Алло, это я! Она, кажется, уснула. Буду минут через тридцать, жди!

Потом он боролся с желанием спуститься, открыть дверь Ритиными ключами и поговорить с ней начистоту. Однако, прокручивая варианты развития событий («Матвей Алексеевич, вы неправильно меня поняли! Я люблю своего мужа! И не понимаю, почему наши отношения перешли рамки служебных!»), буквально видел холодный Ритин взгляд и свои полыхающие уши. Идиот, мальчишка! Ланселот недоделанный, вздумал красавицу от чудовища спасать! И вот примерно на этой самой мысли Рита и позвонила, несколькими фразами обозначив их роли: он — храбрый рыцарь, ее муж — чудовище, а красавицу действительно пора спасать.

Матвей в несколько прыжков сбежал с лестницы на площадку Ритиного этажа и коротко позвонил в дверь.

— Кто там? — спросила Рита.

— Рит, это я. Объясни, как замки открываются.

— Матвей, нижний, только нижний замок. Три оборота влево!

Матвей вставил ключ, повернул его, открыл дверь, и Рита пулей выскочила из квартиры.

— Пошли, пошли отсюда скорее! Пока он не вернулся!

— Подожди, — поймал Матвей за руку девушку, которая уже собралась убегать по лестнице. — Ты говорила, что нашла какие-то доказательства. Что ты нашла?

— Фотографии свадебные! Они — подделка! И костюм — чужой! И книга из поезда!

— Пошли, заберем все, что ты нашла, — не очень понял Риту Матвей. Потом разберется.

— Матвей, а если Гриша сейчас вернется? — все еще рвалась к выходу Рита.

— Не вернется. А если вернется, я его с лестницы спущу. — Матвей покрепче взял Риту за руку (пальцы — ледяные!) и шагнул через порог. — Ничего себе, сдача макулатуры, — присвистнул он, увидев гору бумаги посреди просторной прихожей, и кивнул в сторону стремянки и распахнутых дверок антресолей: — Ты что, выход на свободу через антресоли искала?

— Нет! Я сумку доставала, чтобы Гришины вещи упаковать. Я за нее дернула, бумаги и обвалились! Я ведь из-за этого и выяснила все! — принялась сбивчиво объяснять Рита. — Сначала я нашла фотографии Тамарочкиного Толика и его мамы. Знаешь, он, оказывается, сын тети-Таиного мужа-профессора! А потом я нашла книжку Лукьяненко. Я ее в поезде кофе облила, а она здесь оказалась! А в книжке — фотографии, где не я! А костюм мне велик!

— Стоп-стоп, Рит, я ничего не понимаю. Давай по порядку. Где ты нашла фотографии Иволгина?

— Вот. — Рита взяла папочку, которая лежала чуть в стороне от кучи бумаг, и протянула ее Матвею.

— Теперь про фотографии, где ты — не ты.

— Пошли, — потянула Рита Матвея к куче барахла у ванной комнаты и показала альбом и альтернативные снимки. — Видишь?

— Вижу, — кивнул Матвей. — Рит, ты где, говоришь, фотки эти нашла?

— Вот, в книге, — показала Рита на книгу в черной обложке, которая валялась на халате рядом с альбомом. — Я ее из кучи бумаг выкопала. Сначала удивилась, что она среди старых квитанций делает, новая же книга. Открыла и нашла эти фотографии. Потом увидела, что это та самая книга. Та самая, которую я в поезде кофе залила. Понимаешь?

— Нет. Ты переживаешь, что Гриша ее у тебя умыкнул и на антресолях спрятал?

— Да не у меня он ее умыкнул! Это не моя книга, а соседки по купе! Я ее нечаянно кофе залила, книгу, я имею в виду. Потом уснула, а соседка раньше Москвы вышла. Вместе с книгой! А теперь книга — здесь, на антресолях!

— Так-так-так, — протянул Матвей. Ни фига себе, картинка вырисовывается! Решили, значит, поиграть с девушкой? Что ж, поиграем!

— Рит, быстро сделай все как было! Вещи — в шкаф, альбом — на место, книгу — в бумаги закопай. А фотки давай сюда.

Матвей спрятал снимки с чужой девушкой в карман пиджака, а Рита послушно заметалась по комнате, и через пять минут они, прихватив еще и папку с фотографиями Толика, закрыли квартиру. А через десять — сидели в машине Матвея и переводили дух.

— Матвей, а теперь что делать будем? Пойдем заявлять в милицию? — отдышавшись, спросила Рита.

— Погоди с милицией. Сначала давай встретимся с одним человеком, — ответил Матвей, нажимая кнопки мобильника, и сказал в трубку: — Алло, Севка, это я. Давай встретимся через полчаса где-нибудь в центре. Где это? А, на Тверском бульваре! Знаю, давай подгребай, мы уже едем. Да, мы. Я с Ритой, и у нас новости.