«..все кончается…»

М. А. Булгаков "Мастер и Маргарита"

Минуты образовали растяжку под ногами Элины, и она боялась ее переступить. Шаг — и рванет. Минуты закрутились в петлю, что резво накинулась на ее шею. Время стало самым лучшим другом, хотя еще вчера было самым лютым врагом. Теперь она не хотела, чтобы эта пытка заканчивалась. Как жить дальше — вопрос нерешенный.

Не все умеют стоять на коленях, и она хотела упасть.

— Эля, поешь, — попросил ее Алекс.

Она не разговаривала с ним вообще, даже не смотрела в его сторону. Мы больше не знакомы. Так ему и казалось. Женщина, которая погладила его против шерсти и этим самым влюбила в себя, больше не знала такого человека, как Александр Янг. Но ведь он сам даже не представился ей.

— Поешь, пожалуйста!

— Смотри-ка, я стала для тебя Элей. Вот, значит, как. Какой-то урод, кстати, очень похожий на тебя, должен был вывалять меня в дерьме, чтобы ты понял, что мне не нравится Лина? — Она говорила спокойно, словно бы он был трупом на вскрытии, а она патологоанатомом. Ее интонации были более жгучими, чем медицинский спирт.

Алекс закрыл глаза, их защипало от того, как она все это произнесла. Точно вылила на него литр водки и насыпала в глаза ядохимикатов.

— Он не похож на меня, — все, что он ответил ей.

— Ха-ха, — стервозный смешок Элины залил его открытые раны йодом. — Вы настолько похожи, что действительно не имеет значения, кто именно Дима. У вас одно уродское лицо.

— Поешь, — настаивал Алекс.

— Да пошел ты, заботливый.

Их диалог снова оборвался на том, как она его посылает. Отправная точка их новых отношений. Да пошел ты. Он сам виноват, даже говорить не о чем. Если только о том, какой он придурок. Но разве он мог подумать, помыслить о том, что так случится?!

— Почему ты не сказал мне свое настоящее имя? Я похожа на работника ФСБ?

Этот вопрос мучил ее так, что она спать не могла. Гордость давила горло солдатским ботинком, и она не собиралась общаться с ним. Но почему, почему он не сказал хотя бы эту крупицу правды?! Не назвал свое настоящее имя?

— По началу я помнил только его имя. Сотрясение сыграло свою роль. Ну и, видимо, потому что в память врезался наш последний разговор, в котором он сообщил мне о том, что Римма… она… беременна не от него. Больше он ничего тогда не сказал, и я наивно решил, что меня пронесло. А это было предупреждение. Он сказал мне между строк: «Выкапывай себе могилу, браток».

— Но потом же ты вспомнил?

— Да, но было поздно поднимать все это нестиранное годами белье наружу. Я подумал, что это не так важно. Дима или Саша. Какая разница, если у меня все равно не было документов, не было ничего? Имя не имеет значения.

— А я скажу тебе, что имеет значение, — грубость ее интонаций стальными нитями полосовала его кожу. — Я имею значение. Ты хотел меня использовать, так? Сходи в полицию, сделай то, сделай это, переспи со мной, пока мои Марьяны, Риммы и Алисы далеко. Классно устроился. Подобрал идиотку с комплексами и свил из нее себе рабыню. План — высший пилотаж!

— Эля, да как… — горло пересохло от палящего в нем зноя; ему принципиально не давали воду и еду, — как я мог… откуда я мог знать, что в моей жизни появишься ты и… что ты пробудишь во мне чувства, которые я вообще не знал раньше? Если бы любимый всеми бог предупредил меня, что… сказал бы, что Элина Стриженова появится в моей жизни, я бы… — вдох принес саднящую боль горлу, — я бы остановился, я бы не допустил этого. Не стал бы таким монстром. Но в моей жизни не было ничего светлого, и я решил утонуть во мраке. Когда тебе незачем жить, ты идешь в петлю. Меня ничего не радовало, и я похоронил свой мир в печали. Из крайности в крайность, из мрака во мрак, из боли в боль, — выкрикнул мужчина и стукнулся затылком о стену.

Ну хоть наручники снял этот сукин сын.

— Ты выглядел очень несчастным, — иронично сказала Элина.

— Если ты думаешь, что улыбка — признак счастья, то не странно ли количество самоубийц, которые всегда были душами компаний? Умерла душа. Нет души. А улыбаться ничто не мешает, чисто механическое действие. Ну поешь, Эля. Умоляю. Ты такая бледная…

— Уж точно не из-за голода. Я была готова драться за тебя. Я была готова закрыть тебя от пули, если он достанет пистолет. Я была готова простить тебе связь с другой женщиной. Больше я не готова. Я просто не готова.

Вокруг нее валялись миски с какой-то пищей. Должно быть, у бомжей отобрали и сюда кинули. Она со злобой пнула миску, словно это сама судьба из пластика. Пешка судьбы перевернулась и чвакнула вывалившимся на пол жидким содержимым. Какой-то разводной суп. Бомжи лучше питаются.

Волосы сбились в колтуны, лицо протухло от не смытой косметики, не говоря уже о теле. Элине казалось, что по ней вши ползают, что она облеплена навозными жуками, и они чавкают, уплетая грязь с ее кожи.

— Эля, не было никакой связи, тем более с женщиной. Какая она женщина? Наличие половых органов не определяет пол, увы.

— Ты-то знаком с содержимым ее трусов, — непривычно ехидно и зло ответила девушка.

За эти двадцать четыре часа она стала другой. За словом в карман не лезет — носит с собой целую сумку ехидств и колкостей. Не боится говорить — плюется словами, точно скорлупой от семечек.

— Да что ты несешь?! — взорвался Алекс, который был с ног до головы оплеван ею.

— А в чем я неправа? В чем? Ты же спал с ней? — Молчание. — Спал, дорогой мой.

— Назови меня хоть раз по имени.

— У тебя нет имени. Для меня нет. Я тебя не знаю, зачем мне твое имя. Могу Димой называть, пойдет?

— Нет!

Она резала его двумя руками, нанося быстрые и точные порезы в самые важные места. Сердце. Душа. Самолюбие, если от него вообще хоть что-то осталось.

Время перестало быть определяемой единицей в этом гараже. День ли, ночь ли… Усталость неряшливо построила гнезда в ее голове, выкопала свою берлогу в ее сознании и устроилась там, как у себя дома.

— Эль, я не спал с ней. Пусть меня прям сейчас инфаркт схватит, если я лгу. Она пришла потому, что я позвал. Я… хотел решить финансовый вопрос.

— Каким образом? Правильно спросил твой друг: «Ты идиот?»

Алекс словно получил апперкот, когда она встала на сторону Туманова. Господи, ну почему люди не могут предвидеть свое будущее? Лет пять назад бы знать, что просто слова этой женщины будут расковыривать его душу до мяса, он бы все изменил. А теперь уже поздно.

— Не знаю, каким. Теперь не знаю. Я устал жить в нищете, зная, что у меня в Питере золотые горы пылятся! Я хотел удивлять тебя подарками, настоящими подарками, а не этими букетами из двадцати роз и каким-то сыром из супермаркета.

Элина нахмурилась, поднимая на него взгляд. Его зовут Александр. Алекс. Он стал выглядеть иначе, будто изменился внешне. Имя Дима ему не шло, она всегда чувствовала, что это не его имя. Слишком простецкое для его харизмы, слишком невзрачное для его ослепляющей яркости, слишком тихое для его голосистого эго. Алекс подходит на тысячу процентов.

— Какой ты дурак. Ты был моим самым дорогим подарком. Без цветов и сыров. Без бриллиантов и шелков. Посмотри на Марьяну и на меня. Она женщина с ценником, и каждый раз лепит новый поверх старого, когда цены взлетают вверх. А я… у меня нет цены. Я ничего не прошу за свою любовь. Я не продаю себя на рынке, — крикнула Элина, — не надо взвешивать меня, как мясо, как свинью! Не надо думать, сколько травы запихнуть в эту скотину, чтобы мясо вышло хорошим!

По ее щекам, которые уже ныли от постоянных слез, снова покатились невысыхающие ручьи. Он думал, что она не ляжет к нему в постель, если не накормит ее до отрыжки деньгами. Думал, что она не останется с ним, если не начнет пухнуть от несварения жадности и алчности! Вот как он мерил ее по своей шкале продажности.

— Я верила, что все было искренне, а ты… ты продавал и покупал меня! Наверное, был шокирован, когда эта дура, эта дешевка, которой не перепало дорогих подарков, прыгнула к тебе в койку? Слишком легко сдалась? А я-то думала, что для секса нужны чувства. Черт, буду теперь знать, сколько стоит тело.

— Эля, не надо говорить так, будто ты сразу же пойдешь искать нового мужика.

— Нет, Саша, — она чуть не подавилась, назвав его по имени, — мужика я искать не буду. Мужиков, — презрительно сказала Элина, — с меня хватит. Я буду искать мужчину, который не станет стелить мне постель из золота. Знаешь, спать на ней жестковато.

— Я не Саша. Зови меня Алекс.

— Не хочу никак тебя звать.

— И перестань делать вид, что я для тебя ничего не значу.

Взгляд Элины наматывал паутину на корявый палец, собирая ее с потолка; раскидывал грязные шины, завалявшиеся за ненадобностью в углу; отстирывал мысленно замасленные тряпки в углу. В общем, делал все, только бы не смотреть на него. На Алекса.

Она сомневалась, что когда-нибудь вообще сможет довериться мужчине. Кажется, что череда неудач на личном фронте подрывает навсегда нашу уверенность в себе. От ее уверенности остались лишь раздробленные конечности.

— Эля…

— Просто ответь на мои вопросы. Честно и исчерпывающе. Открой мне душу, как ты никогда этого не делал.

Алекс посмотрел на нее так, словно она, водя пальцем по строчкам, прочитала все его мысли. Никому и никогда он не открывал душу, не отвечал честно и искренне.

— Задавай.

— Что за история с отцом?

— История, в которой много грязи.

— Не больше, чем в нашей с тобой, — парировала Элина.

Он вздохнул, словно забирая весь кислород у вселенной. Обойдется, ему нужнее. Говорить об отце, сыпать соль на эти уже не кровоточащие раны не хотелось. Однако терять Элину не хотелось еще больше.

— Эта история длиною в жизнь. Я и отца-то своего не знаю толком. Кто он, чем и как живет. Мне никогда не было интересно. И он проявлял симметричность: плевал на меня. Я был каким-то огрызком в жизни родителей, нагулянной по дурости обузой. Я никогда не знал, что такое «нет денег, сынок». Слышал подобное в обычных дворах, куда забредал гулять. Кстати, частенько с Тумановым.

— Он твой давний друг?

— Да. Наша дружба — это тема для отдельного тома классификации психических отклонений. В общем, у меня всегда были набиты карманы деньгами на мороженое, пирожное и лимонад, — усмехнулся Алекс, переносясь в то далекое время, чувствуя ту пустоту в душе, которую он заедал деньгами. — И у меня всегда было расстройство живота и ума от их количества. В какой-то момент я перешел этот порог, когда деньги перестали быть важны. Я просто знал, что у меня их столько, что жизни не хватит потратить. С этим чувством пришло ощущение пресыщенности. Казалось, я попробовал все, что может дать этот мир.

— Причем тут отец? — напомнила о теме их разговора Элина.

— При том, что он никогда не фигурирует в моих рассказах о детстве. Там только деньги, деньги и Туманов позже. Я его редко видел. Думаю, он зависал у своих любовниц. Каждой покупал по квартире или дому. Марьянка, например, отжала у него крутой домик и квартиру в придачу. Про мелочи типа машины и сумок из крокодилов, занесенных в Красную книгу, я даже не говорю. Постепенно отец стал для меня книжным персонажем. Это был человек, регулярно подкидывающий денег. Мне было плевать, где он и что с ним, лишь бы купюры текли в руки. Няньки, учителя всякие, кухарки — обслуга, одним словом. Вот эти люди меня вырастили.

— Его совсем дома не было? — спросила девушка, а сердце предательски сжалось.

— Бывал. Жил-то он как бы со мной. Однако вся его жизнь проходила в кабинете с бумажками. И со временем я стал ненавидеть и эти бумажки, его долбанные вечные контракты, которые были ценнее меня, тоже. Потом я вырос. Денег стало еще больше. Я блевал ими, а отец все больше и больше насыпал их мне в глотку, чтобы я ни разу не задумался, а где же моя семья?

— А как же мама?

— Мама у меня кошка. Выкормила меня и дала пинка под зад, махнув хвостом. Они долго разводились, скандалили, чуть ли не рвали эти поганые доллары у меня на глазах. Потом у нее стали меняться мужики быстрее, чем я рос. По паре миллионеров в год. Маман я тоже скоро забыл. От нее не было даже денег, ничего. Не считая парочки поздравлений с днем рождения в младенчестве. Этого мужика, своего отца, я хоть видел иногда. Затем я стал совсем взрослым, научился понимать и принимать мир вокруг себя таким, каков он есть. Я понял, что значат деньги, льющиеся проливным дождем от отца. Он помог мне открыть свой бизнес, и мы считали друг друга квитами. Отец и сын.

Концовка показалась Элине скомканной, словно он зажевал часть истории. Алекс не поднимал глаз от пола, и она читала его боль, прыгающую неоновыми буквами на лбу. Откуда взяться чему-то светлому в нем, если его взрастили во тьме…

— Ты все мне рассказал?

— Опустил момент с малолетками, которых он трахал в нашем доме. Он превратил этот темный дворец окончательно в ад, когда там стали появляться девки моего возраста… — Алекс вздрогнул от отвращения. — Я помню эти хреновы звонки: «Мам, я у Светы. Уроки делаем». Надеюсь, она была хотя бы в одиннадцатом классе. Не знаю, сколько они стоили, эти шлюхи, которые учили математику в койке со стариком. Были и постарше, студентки.

Вот кто стал основоположником его жизненно-рыночной философии. Отец научил своего сына наклеивать ценник на людей, сканировать штрих-коды, которые, по его мнению, обязательно имеются на представителях высшего разума. Хотя, чем в таком случае человек отличается от собачки, за которую тоже платят деньги? Мы все покупаем и все продаем, но когда выставляют на продажу нас самих, мы бухтим от недовольства.

— Наверное, сейчас ты хочешь узнать про Марьяну? — продолжил Алекс, уже больше обращающийся сам к себе. Ему был необходим этот прием у психолога, необходимо все высказать, дать этой словесной рвоте выйти из него. — С ней он начал жить гораздо позже, когда я уже вовсю залечивал свои раны постоянными похождениями во всякие притоны с элитным эскортом и дорогим алкоголем. Она старше меня, поэтому я никогда особо ею не интересовался. Зачем мне тетка, если я могу постоянно есть на завтрак сочное и молодое тело? Любого возраста, цвета и комплекции. Но однажды он притащил ее ко мне в дом, на знакомство.

— И у тебя тут же созрел гениальный план? Точнее, у твоих гениальных гениталий, — фыркнула Элина.

— Да, — его мученический вздох мог стать причиной землетрясения. — Она была так мне противна, хотя я и радовался, что он перешел от детей к зрелым женщинам. Я уже не помню, как мы оказались в койке, но я получал ни с чем несравнимое удовольствие. Когда он позже целовал ее у меня на глазах, обнимал, я ликовал, просто бесился от этой извращенной радости. Я конченый урод, знаю.

Алекс поднял взгляд к потолку. Он видел, как с него свисали трупы, словно туши свиней на бойне. Он превратил свою жизнь в чертову могилу добрых деяний.

— А Алиса зачем? — вспомнила еще имя Элина. — Как ты только успевал? Как на всех хватало сил? Многостаночник ты, Саша.

— Алекс, — буркнул мужчина, снова встречая в штыки ее оскорбления.

— А мне все равно. Вспомни, сколько раз я говорила «Эля», и посчитай, как долго я буду говорить «Саша».

Чертов бумеранг. Скорость у него гораздо выше скорости, с которой мы совершаем гадости.

— Да не переживай, — произнесла девушка. — Меня отсюда в любом случае выпустят, и больше ты никогда не услышишь ни Сашу, ни Алекса из моих уст.

— Эля, ты же не уйдешь так просто?

— Уйду так же просто и легко, как ты обманывал меня.

— Все мои женщины были разложены по полочкам, и у каждой было свое предназначение, — признался он. — Марьяна — орудие мести. Алиска — показная статусность.

— Римма — орудие скотства по отношению к другу?

— Да нет, Эля! — взорвался он. — С ней все вышло случайно…

— Что вышло случайно? Твое рождение? — спросил Туманов, входя в их каморку. — Согласен.

— Явился, козел, — «радушно» встретил его Алекс. — Новый компромат на меня принес? Как я бабушку убил лопатой?

— Твою бабку не убьешь. Ваш род Янгов вообще не возьмешь тупым ломом. С вами хитро надо действовать. Вот твоя свобода.

Перед лицом Алекса появился новый документ. Белизна листов вызывала у него тошноту.

— Я не буду подписывать.

— А так? — Туманов схватил за волосы Элину. — Хрен с этим ребенком Риммкиным, кому он нужен. А это ведь твоя Эля любимая. Если ее не станет, ты будешь плакать?

— Отпустите! Уберите руки! — брыкалась она; страх снова вылупился из своего тонкого панциря и стал шипеть на нее.

— Ты не убьешь ее, Туманов. Я знаю твою трусливую тушку как свои пять пальцев.

— Оставь мысли про свои вонючие пальчики при себе. Больше ты ими не залезешь в чужую жизнь.

— Ладно. — Дмитрий отошел к стене, считая про себя до десяти. На пятерке его самообладание выстрелило себе в горло, и он накинулся на Алекса с кулаками. — Может, без зубов ты будешь сговорчивее?!

Алекс только смеялся. Зубы… Вставит новые. А вот лицезреть бессильную злобу Туманова — бесценно. Теперь его разум заполнили рекламные лозунги.

— Это просто прелюдии, — перешел на спокойный тон Туманов.

— Перед тем, как поимеешь меня? — кровавая улыбка разбрызгалась по уставшему лицу Алекса.

— Да.

Элина даже не дышала. Не вдыхала воздух, боясь быть слишком шумной. И не выдыхала, страшась, как бы колебания молекул не достигли Туманова. Кажется, после всего случившегося койка в психушке ей оплачена до конца жизни.

— Элина, зубы — чушь. Есть кое-что куда дороже этой мелочевки, — умело ударил ее в живот словами Дмитрий. — Твоя свобода. Уверен, на зоне таких красавчиков быстро пускают в расход. Но! — не дал Алексу огрызнуться. — Я ведь очень великодушный человек.

— Не то место и время для самопиара, — все-таки вставил словечко тот.

— Ты получишь еще один бонус: я отпущу твою любимую сразу же после того, как ты поставишь подпись.

Алекс посмотрел на Элину, забившуюся в угол. Он лишится денег при любом раскладе. Отец — слишком влиятельный соперник, чтобы даже думать о победе. Туманов — слишком хитро сделанная гадина, которую не прищучишь так легко. Но он может не лишиться шанса все исправить.

— Давай ручку, — согласился он. — Прежде, чем я поставлю подпись, ты поднимешь ее и отведешь к двери.

— Без проблем.

Дмитрий помог Элине встать, ласково поддерживая ее. От его пластиковой заботы хотелось размозжить голову об стену. Ее ноги забыли, как ходить. В коленях бренчала на бубнах такая дрожь, что они подкашивались.

Руки Алекса так же дрожали. Этой подписью он нанесет последний удар по себе. Выломает последнюю свою целую кость.

— Подавись. — Откинул подписанный документ на пол и прислонился к стене, не отрывая взгляда от Элины. — Отпусти ее!

Она бросила на него последний взгляд — умирающую дымовую шашку, от которой на глаза навернулись слезы.

— Конечно. Проходите, мадам, — галантно пропустил ее Туманов.

— Эля, мы не все обсудили. Мы обязательно договорим! — крикнул ей в спину Алекс.

Ее глаза сказали обо всем, даже не моргая. Не договорят никогда. Их время обнулилось и стало никогда. Навсегда…