Максим проснулся в половине десятого, разбитый и опустошенный. К десяти часам уже должен был приехать Вадим, чтобы продолжить работу над сценарием.

Максим вскочил и помчался умываться.

"Все, баста, — думал он, брея подбородок и глядя в зеркало на свое бледное отражение, на нездоровые синие круги под глазами. — Хватит. Снов, тайных страстей, сердцебиений, как у пятнадцатилетнего мальчика, — хватит всего! Закрыли тему. Моя родственница и замужняя женщина, не более. Никаких эпитетов и игр воображения. Просто привлекательная женщина. Таких навалом. У меня таких пол-Москвы, привлекательных. Нашел из-за чего колотиться, дурак! Ты мне это брось! Вот и хорошо, — покивал он отражению, — договорились, бросаем.

Пятиюродная сестра, да? Заметано".

Запах яичницы и кофе с молоком еще витал в квартире, когда появился Вадим. Он тоже был бледен и подавлен.

— Налей мне кофе, если остался, — вяло попросил он. — Голова как песком набита. Плохо спал.

— С молоком? — спросил Максим.

— Без. Телефон разрывается — журналисты звонят, со студии звонят без конца. Они что думают, если бы у меня были новости, я бы не позвонил? — Вадим горестно покачал головой. — Я никому не сказал, что я здесь. Только Реми. Он поехал встречаться с Мадлен, обещал позвонить потом сюда.

Он уселся на кухне за маленьким столиком, грустно наблюдая за действиями Максима.

— У Реми есть новости? — спросил его Максим.

— Так, мелочи. Это был не Пьер.

— Где?

— Ну, женщина, которая сюда приходила, когда ты спал.

— Пф! — фыркнул Максим. — Конечно, не Пьер.

— А ты-то откуда знаешь?

— Вадим, ты же режиссер! Ну подумай, разве он может быть в роли женщины? Как он по улице-то пойдет?

— А чего ему по улице ходить? Он из машины и в машину. И вокруг темно.

Только-то и видно, что женская одежда. Он же не рассчитывал на тебя наткнуться.

— Ладно, в любом случае это был не он.

— Откуда ты знаешь? Ты тоже говорил с Реми?

— Я с Соней вчера говорил. Она видела Пьера в ресторане, где была сама.

— Он что, следил за ней?

— Послушай… — произнес Максим, — ты в каких отношениях с Соней? Если я могу тебе задать такой вопрос.

— В хороших.

— Ну конечно, я понимаю, что в хороших, но я имею в виду — ты вчера сказал, что вы друзья…

— Это так. Можно сказать — с детства, несмотря на разницу в возрасте.

Мои родители старше Арно, но они с Арно дружили. Я вырос на глазах у Арно, а Соня выросла на моих глазах… Она мне доверяла, еще когда девочкой была. Свои секреты рассказывала, советовалась. С тех пор как она вышла замуж, мы стали реже видеться, да я и с Арно стал куда реже встречаться. Но все-таки встречались. Иногда семьями, иногда мы с ней в кафе сбегались поболтать. Я люблю ее. Она нежный человечек, ранимый. И одинокий, хотя Пьер ее безумно любит и балует.

— Вот как? — неприязненно спросил Максим.

— Ты разве не заметил?

Максим лишь пожал плечами, не ответив.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Вадим.

— Думаю, имею ли я право тебе рассказать то, что мне вчера сказала Соня.

— О том, что Пьер за ней следил? Меня это не удивляет. Она в ресторане была с Жераром?

— Это тебе Реми сказал?

— Реми хранит чужие секреты. Что, в точку попал?

— Попал.

— Я просто догадался. Соня мне говорила как-то о ее отношениях с Жераром. И тебе, стало быть, Соня призналась?

— Да. Только мне она сказала, что никаких отношений у нее с Жераром нет и она просто принимает его ухаживания, — с излишней напористостью проговорил Максим.

Вадим еле заметно усмехнулся:

— Так оно и есть. — И, помолчав, добавил:

— Она ребенок, понимаешь?

Такой Питер Пен женского рода, уцепившийся изо всех сил за детство. И играет в детские игры, но не в пиратов и не в дочки-матери, а в «роковую женщину», принимающую дань от разбитых сердец. С кокетством, но с холодным носом, без драм и без потрясений. Пьер, бедолага, этого не понимает и ревнует ее смертельно.

— Соня находит, что ее муж не способен на ревность, — заметил Максим, желая услышать комментарий Вадима.

— О, он это просто от нее удачно скрывает.

— Видимо, — излишне сдержанно ответил Максим.

— Похоже, что для тебя его ревность тоже является секретом? Меж тем это достаточно заметно. Если иногда смотреть и на Пьера…

Максим покраснел и стал молча перебирать исписанные листы на столе.

— Соня тоже не понимает своего мужа, только и всего. Это безнадежный случай, этот супружеский союз, — продолжал Вадим, отводя с улыбкой глаза от пылающего Максима. — Безнадежный, но крепкий, — добавил он. — Пьер — подходящая оправа для такой драгоценной штучки, как Соня…

— Ты зачем мне это говоришь? — сухо осведомился Максим.

— Просто так, — невозмутимо ответил Вадим. — Разговор зашел. А что, не надо было? — с еле заметной иронией спросил он.

Максим хмуро протянул стопку страниц Вадиму:

— На, читай вот отсюда!

" — …Наташа, Наташенька, — шептал Дмитрий Ильич, гладя остриженные после тифа волосы жены. — Все хорошо, не волнуйся, все будет хорошо… Меня большевики оставили в пароходстве работать, в прежней должности… Зарплата у меня теперь меньше, зато паек дали… Им нужны квалифицированные специалисты.

Государству, даже рабоче-крестьянскому, всегда нужны специалисты… Все оказалось не так уж страшно, знаешь…"