Машина притормозила возле школы — старого здания образца пятидесятых годов, из красного кирпича, со светлыми цементными пробелами под окнами. В этот воскресный вечер она была безжизненна, темна и необитаема. Распахнув дверь запасного входа, Женя пропустил группу вперед и запер дверь за собой. Он провел их по пустому темному коридору, гулко звенящему старым паркетом, и, завернув куда-то направо, начал спускаться по лестнице в подвал.

Подвал оказался спортивным комплексом, весьма хорошо оборудованным. Идя по темному коридору, освещаемому лишь фонариком шествовавшего впереди Жени, Кис все же приметил дверь тира, шахматную, бильярдную. Наконец Женя открыл тяжелую металлическую дверь, пропевшую петлями, и они вошли в холодный полутемный зал, все освещение которого состояло лишь из двух обычных настольных ламп, стоявших на полу.

В сумраке просматривался спортивный арсенал: шведская лестница, брусья, бревно и турник — тот самый, к которому на фото была привязана Ксюша… Теперь турник был пуст. На низкой длинной скамье вдоль стены сидело двое мужчин. Ксюши нигде не было видно… Но едва глаза привыкли к мраку, клубившемуся по просторным углам спортзала, как скрюченный Ксюшин силуэт с трудом различился на матах, сложенных стопкой у края скамьи.

Реми словно окаменел и остался стоять у входа, не сводя с ее темного силуэта глаз. Александра бросилась прямиком к сестре, но тут же была схвачена за руки Женей, который вежливо, но твердо остановил ее.

— Пожалуйте сюда, — произнес Женя и подтолкнул Александру к двоим мужчинам.

Реми, казалось, ничего не слышал и словно прикидывал, с чего начать, кому нанести первый удар, чтобы разметать по углам троих мужчин… Со скамейки раздался голос, произнесший по-английски с сильным русским акцентом:

— Прошу вас, господин француз, присаживайтесь. Поговорим мирно.

— И без глупостей, — добавил второй голос по-русски, — мы вооружены.

Кис не замедлил перевести это дополнение.

Очнувшись, Реми подошел к остальным. Один из мужчин поднялся. Он был крепок, коренаст, белобрыс, лет под сорок. Простоватое лицо спортсмена было почти радушно, что как-то не вязалось с их насильным приглашением, да еще и при помощи кошмарной фотографии.

— Ну, милости просим, — сказал он и протянул им руку. — Вы можете не представляться. А меня зовут Борис.

Кис счел за лучшее ответить на пожатие, Реми молча последовал его примеру, Александра убрала свои руки за спину и посмотрела на белобрысого с вызовом. Борис лишь едва заметно пожал плечами.

— А это Валентин, — указал Борис на второго.

Валентин встал, но руки протягивать не стал. Кивнул головой и сел обратно. Этот был помоложе, ровесник Реми, а может, чуть младше. Худой, высокий, с мелкими чертами неприветливого лица, с тем неопределенным цветом жидких волос, какой бывает у потемневших с возрастом русых.

— Это хорошо, что вы приехали, — произнес белобрысый Борис. — Иначе мы могли далеко зайти… Впрочем, теперь не важно. Присаживайтесь. Женя, подтащи маты. И стульчик для дамы.

Женя выполнил распоряжение, приволоча тяжелый мат из угла, противоположного тому, где находилась Ксюша. Кис и Реми уселись на низкий матрас, одинаково обхватив колени руками. Реми моментально оценил хитрость хозяев: в этой позиции они находились ниже тех, кто их пригласил, и, кроме того, были вынуждены держаться за собственные колени, чтобы не откинуться назад — короче, детективы были таким образом нейтрализованы…

Александра остановилась возле своего стула, который Женя подвинул ей почти под коленки. Но она осталась стоять.

— Присаживайтесь, — удивленно сказал белобрысый. — Не хотите, что ли?

— Сначала я хочу узнать, что с моей сестрой.

— Что с вашей сестрой? Ничего! В самом деле, Ксюша, деточка, иди сюда.

Все повернулись в сторону Ксении. Ксения не шелохнулась.

— Не бойся, иди сюда, — проворковал Борис. — Видишь, тут твоя сестра и твои друзья… Иди.

Ксюша сползла со стопки матов и настороженно приблизилась к остальным.

Она не была связана, и даже ее разрезанная одежда больше не свисала лохмотьями, а была подвязана… Кис с удивлением опознал прыгалки, обвернутые вокруг талии Ксюши несколько раз. Деревянные ручки постукивали друг о друга, пока она шла.

— Иди сюда. — Белобрысый Борис сел на лавку и похлопал рукой рядом с собой. — Садись.

Ксюша посмотрела на Александру с затравленным выражением и села. Лицо ее в самом деле было распухшим, и на щеке горело яркое пятно. Ее, видимо, ударили. Слезы показались у Александры на глазах. Белобрысый заметил это и сказал примирительно:

— Мы ее не били. Только разочек, для постановочного эффекта. Надо же было вас заставить сюда прийти.

Александра безвольно опустилась на стул.

— Она под действием наркотика? — спросил Реми.

— Послушайте, — заговорил Валентин, — мы ей вкатили совсем небольшую дозу! Девушка начала нам рассказывать какие-то сказки для маленьких детей… Мы люди гуманные, никого не пытаем, — мы ж не ублюдки, не отморозки последние! И не надо так на нас смотреть, мадам, — это было обращено к Александре, сверлившей Валентина все тем же тяжелым взглядом, полным ненависти и презрения. — Что мы, бедные, что у нас, денег не найдется на лишнюю дозу? Все интеллигентно, все тип-топ: один укольчик, и клиент все рассказывает как на духу. Так что нечего тут строить из себя благородных девиц — ничего ей не сделается, вашей девчонке, от одного укола!

— А дальнейшее будет зависеть от вас… — подхватил белобрысый Борис. — Если вы все расскажете нам правду, то ничего больше с вашей Ксенией не случится. Валентин вам правильно сказал — мы действуем, как культурные люди. Валентин, между прочим, инженер… был до того, как занялся бизнесом, на трех языках говорит! Да и я тоже — преподаватель, тоже, правда, бывший. Физкультуру преподавал… Мы не бандиты, и не надо нас считать за врагов…

— За друзей, что ли, считать? — буркнул Кис.

— Нам просто нужно с вами поговорить, — назидательно пояснил Борис. — Так что давайте времени не терять.

Слушая, Кис удивлялся тому, что этот Борис, в котором он практически сразу опознал спортсмена, вернее, какого-нибудь спортивного тренера, на пару с этим Валентином, нисколько не боятся, что Кис сможет установить их личности, даже подробности о себе рассказывают. Борис, «преподаватель физкультуры», скорее всего раньше учительствовал в школе, причем именно в этой школе, — учитывая, что у него есть ключи от черного хода и от спортзала. Должно быть, те люди, которых эти двое представляют, чувствуют себя до такой степени уверенными в своей безнаказанности, что даже не считают нужным скрываться…

Кто эти люди, Кису было невдомек, и гадать не имело смысла. Одна из крупных группировок так или иначе должна была прикрывать разветвленную сеть всяких разных дельцов и бандитов — в конечном итоге любой мелкий хулиганишка принадлежал к какой-нибудь да группе, и если бы была возможность проследить всю цепочку, то конец ее непременно привел бы к наиболее известным авторитетам…

— Я надеюсь, вы слушаете меня внимательно? — донесся до него голос Бориса.

Кис встрепенулся и сделал сосредоточенное лицо. Борис кивнул, словно учитель ученику (точно, он работал в школе!), и продолжил:

— Итак, мы интересовались тем, что делала эта юная девица в квартире Тимура Алимбекова. Юная девица нам рассказала такое, от чего наши достойные уши совсем завяли. Пришлось прибегнуть, как объяснил вам Валентин, к укольчику. Но и под действием укольчика Ксения рассказала нам ту же историю… Я нашим поставщикам доверяю, и наше «лекарство правды» всегда себя оправдывало… Ха, каламбур вышел, надо будет записать!.. И все же нам как-то слабо верится. Вот мы и пригласили вас, чтобы вы сами рассказали нам эту миленькую сказочку… Посмотрим, как совпадут ваши версии. Так что вперед, граждане, мы вас внимательно слушаем.

…Они действительно слушали внимательно. Каждый из «приглашенных» рассказал ту часть, в которой принимал непосредственное участие: Александра о «заговоре по взятию француза» (и Реми снова, несмотря на самые неподходящие обстоятельства, почувствовал себя польщенным); Реми, под тихий перевод Александры, изложил их с Ксюшей встречу в гостинице и затем визит на квартиру Тимура. Эстафету перенял Кис — рассказал о своем звонке на Петровку.

Общими усилиями они дошли до того вечера в пятницу, когда сестры рассказали им правду.

— Это ты был в тот вечер в машине с девушкой, у соседнего подъезда? — обратился Кис к Жене, который не участвовал в разговоре и тихо сидел на краю скамейки.

— Я-я-а, — довольно ответил Женя.

Кис понимающе кивнул.

Рассказы были окончены. Историю с придуманным перстнем, к счастью, все обошли, не сговариваясь. Той же фигуры умолчания был удостоен еженедельник Тимура, прихваченный Реми из квартиры убитого.

— А что вы делали у Тимура на работе, в рекламном агентстве? — спросил Валентин.

«Ну да, — подумал Кис, — они, конечно, из одного цеха все. То-то временный директор кинулся звонить, не дождавшись моего ухода!»

— Хотел понять, кто интересовался Ксюшей… Женю вашего пытался вычислить, — мотнул он головой в сторону Жени.

Странное дело, в этом Жене было какое-то неуловимое сходство с его Ванькой. Такой же юный балбес, смесь нахальства и воспитанности, игривости и серьезности, безалаберности и рьяной исполнительности. Да только Ванька вряд ли бы стал прислуживать бандитам, пусть даже и «культурным»…

— Ну и как, вычислили? — с насмешкой спросил Борис.

— Я, по правде говоря, счел, что этот интерес к Ксюше не представляет никакой опасности для нее…

— И не представляет! — с нажимом сказал Валентин. — Не нужна нам ваша Ксюша. Нам нужен убийца Тимура.

— Вот и ищите его! — воскликнула Александра, вскочив со стула. — А мы домой пойдем!

— Не горячитесь, мадам, — охладил ее пыл Борис. — Мы еще не закончили. И никуда ваша сестрица не пойдет, пока мы в этом деле не разберемся.

— Вы же хотели разобраться, правду она сказала вам или нет? Теперь вы видите, что все это — правда! Так чего же вам еще надо от нас?

— Убийцу.

— При чем тут мы? — снова вскочила Александра.

— Будете тут прыгать, — оборотил на нее холодный взгляд Борис, — свяжем. Положим отдыхать на матах вместе с сестрой, — кивнул он головой в угол. И, отвернувшись от Александры, которая так и осталась стоять у стула, униженная этой наглой ледяной интонацией, он обратился к Кису:

— Вы ведь частный детектив? Мы вас нанимаем.

— Для чего?

— Нам нужен убийца Тимура.

— Мне понадобится информация.

— Дадим. Спрашивайте.

Не успел Кис открыть рот, как голос подал Валентин:

— Ты не правильно выразился, Боря. Нам не убийца нужен. Нам нужно кое-что, что у нас пропало… И мы полагаем, что это взял убийца.

— Наркотики? — спросил Кис.

— Нет. Тимур ими не занимался.

— Тогда что?

— Документы.

— Обожаю такие задачки: «найди то, не знаю что»! Либо вы говорите мне конкретно, либо…

— Пусть остальные выйдут, — сказал Валентин.

— Ксения останется, — ответил Борис. — А остальных Женя сейчас отвезет.

— То есть как это — останется? — взвизгнула Александра. — С какой стати? Зачем она вам? Вы ведь только хотели узнать…

— В залог, — перебил ее вопли Борис. — Пока ваш детектив не выполнит наше поручение. Это будет стимулировать его творческие способности.

— Зачем она нам, Борь? — поморщился Валентин. — Отпусти ее. Что мы будем с ней делать? Придет в себя, реветь начнет… Опять колоть? На кой хрен добро переводить? Нам с тобой надо убийцу найти, а не сопли девчонке вытирать! Пусть едет домой.

Борис молчал. Все ждали.

— Борь, они же не маленькие, — снова заговорил Валентин. — Понимают, что у нас есть в запасе разные другие методы стимулирования творческих способностей… И платим мы прилично, правильно? Не правда ли, Алексей Андреевич («Гляди-ка, ему и отчество мое известно!» — отметил про себя Кис), это хороший стимул? — угрожающе-сладко обратился он к Кису. — Вы находите убийцу и, в особенности, интересующие нас документы в кратчайшие сроки, а мы вам платим хорошенькую сумму в… мм-м, скажем, тысяч десять баксов… Для начала. А?

Кис молча кивнул. Сумма ему и в самом деле показалась «хорошенькой», тем более «для начала», но, покажись бы она ему хоть трижды недостаточной, вряд ли стоило бы торговаться с этими людьми.

— Ну, а если вы вдруг дурака надумаете валять, — продолжал Валентин, голос которого приобрел елейные интонации, — то может случиться какая-нибудь неприятность. Ксюша, например, может снова исчезнуть… Причем на этот раз насовсем. А вы по почте получите фотографийки, от которых вам всем жить расхочется… Или, скажем, ножки. Или ручки. Или и то и другое, рядышком. Или вот еще как может выйти — ножки одной сестрички, а ручки — другой, а? И прямо с доставкой на дом. А можно еще и так …

Дальше воздух неожиданно взрезали три резких жеста, разделенные лишь мгновениями секунды: взлетела рука Киса в направлении «промеж глаз» говорящего, рванулась ему навстречу перехватывающим выпадом рука Бориса, и обе они сошлись на руке Реми, которая поднялась — то ли остановить Киса, то ли защитить его.

— А-ай! — возопил Реми. — Мне, кажется, сломали руку.

— А нечего тут вые…ться, — зло сплюнул Борис. — Я же предупредил: я спортсмен. К тому же мы вооружены. Мы с вами как с приличными людьми, а вы!.. Тьфу! — снова сплюнул он. — Мы можем ведь и по-другому!

Александра, ни на кого не глядя, подошла к Реми и, засучив рукав его свитера, стала ощупывать его руку тонкими холодными пальцами.

Ксюша никак не реагировала на происходящее, глядя на всех огромными черными глазами без всякого выражения.

— А нечего тут мне… — Кис потирал свою, тоже зашибленную, руку. — Какого, блин, хрена этот бывший инженер тут страшилки рассказывает? Тут, между прочим, женщины находятся! Мы, кажется, о деле говорим? Так нечего нас стращать! Пусть Женя отвезет всех по домам, а мы поговорим. И Ксюшу тоже. Все всё поняли.

Борис внимательно посмотрел на Киса, словно проверяя: действительно ли понял? — и наконец кивнул.

Реми, который упустил последнюю часть разговора, никем ему не переведенную, увидев, что Ксюша с помощью Жени встала со скамейки, бросился к ней и, оттиснув Женю, обхватил ее двумя руками и замер. Александра подошла к ним и, недовольно морщась, произнесла по-французски: «Нужно скорее отсюда уходить». Реми повел Ксюшу за плечи к выходу. Увидев, что Кис остался сидеть, удивленно остановился и посмотрел вопросительно.

— Пойдем, пойдем, — произнесла Александра. — Кис остается. Я тебе потом объясню. Едем ко мне.

Кис махнул рукой и крикнул: «Позвоню, как только!..»

Гулкий коридор долго хранил звук их шагов.

— Приступим, — сказал Кис, когда все стихло. — Итак, о каких документах идет речь и у кого мог быть интерес к ним?

* * *

Тимур Алимбеков, бывший преподаватель кафедры марксизма-ленинизма журфака МГУ, имел обширные связи. Он имел их еще до того, как пошел работать на эту плодоносную должность — требовался уже немалый блат, чтобы получить подобное местечко. Эти стартовые ценные знакомства Тимур получил по наследству — через отца, через обширную родню, опекавшую его, несмотря на то, что он был полукровкой, через узбекскую диаспору в Москве, имевшую надежный доступ к постам и благам — сам Рашидов был пригрет Брежневым! А то и Брежнев — Рашидовым, поговаривали некоторые… Каждый член родственного клана был поддержан материально и продвинут в карьере — восточная традиция заботиться о семье, да плюс то типичное самосознание любой диаспоры в любом городе мира, когда она оторвана от своей родины и члены ее жмутся друг к другу, помогают и опекают — только так можно выжить в чужой цивилизации… Впрочем, в Советском Союзе никто не был полностью оторван от малой родины, и национальные московские круги поспевали повсюду: пользовались благами и в столице советской империи, и в родимых пенатах.

Кафедра марксизма-ленинизма послужила Тимуру прекрасным трамплином для того, чтобы выскочить из-под опеки и присмотра родни в самостоятельную жизнь. Один диссидентствующий преподаватель, большой любимец студентов, метко охарактеризовал эту кафедру «гнойным прыщом, возомнившим себя горой». Преподаватель тот недолго продержался на факультете…

Действительно, место, отведенное этой и всем подобным кафедрам самой советской системой, было искусственно значительным, но власть они имели реальную. В конце концов, подавляющее большинство преподавателей высших учебных заведений являлись — пусть и вынужденно — членами КПСС и были обязаны отчитываться во всем перед вышестоящими по иерархической лестнице партийными чинами, а они чаще всего находились на кафедре… Чего? Правильно, марксизма-ленинизма.

Тимур привык к власти. Привык к тому, что люди, сознавая его власть, заискивают, спешат дружить, несут подарки, делают услуги. На этой «дружбе» делались хорошие, по масштабам советских времен, деньги — взятки за поступление, за то, чтобы не отчислили, за то, чтобы поставили проходные для перехода на следующий курс оценки… Стоило Тимуру слово сказать, и нерадивый студент оказывался там, где хотел. А благодарные родители нерадивого студента несли Тимуру не только деньги, но и услуги, связи. В результате росло и укреплялось его маленькое царство, в котором были «нужники», сидящие у Тимура на крепкой привязи, для всего, чего только душа пожелает: нужна путевка? — пожалуйста; билеты? — милости простим; импортные шмотки? — рады услужить… Он пользовался своими «нужниками», чтобы делать услуги другим, а эти «другие» оказывали в свою очередь новые услуги для Тимура и, через Тимура, для его «нужников…»

Тимур держал все эти нити в своих руках. Тимур правил своим царством. Тимур мог все.

Как же было не привыкнуть к власти? Он и привык, привык настолько, что, когда почва стала уходить из-под ног, когда марксисты-ленинисты сделались никому не нужны, кафедры стали закрываться одна за другой и связи, нажитые за долгие годы, рушиться, Тимур впал в депрессию.

Но ненадолго. Он был человеком жестким, хитрым и крайне самолюбивым. К тому же и родня подстегивала. Та самая выпестовавшая его узбекская родня, с которой он уже много лет был в весьма холодных, скрыто враждебных отношениях: когда после развала СССР в республике снова завоевало позиции мусульманство, возвращение к традициям и устоям, Тимур, в котором вдруг — кстати или некстати — взыграла его русская кровь, его европейская принадлежность, отказался последовать примеру своего отца, вернувшегося на родину и заведшего новую семью в духе национальных традиций. Тимур давно развелся со своей покорной женой-узбечкой, оставив ей четверых детей, которыми не интересовался никогда, только присылал деньги и привозил подарки в свои редкие наезды в Ташкент, со скукой слушая детские отчеты об успехах в школе… И нынче он ни за что не хотел заводить новую семью, предпочитая ей холостую жизнь и пылкие любовные приключения со свободными, образованными и красивыми русскими женщинами. Для родни Тимур был отщепенцем, предателем семьи, устоев и веры. И теперь он не имел права ударить лицом в грязь и дать им повод там, в Ташкенте, потирать радостно руки и говорить: вот, без нашей поддержки он не выжил!

Нет, такой роскоши Тимур никому не устроит. Он был обязан выжить, причем не просто выжить, а преуспеть — ярко, с блеском — в новых условиях.

И Тимур ринулся ворошить свои связи. Перепробовав несколько разных сфер деятельности — сначала в совместных предприятиях, затем в частных фирмах, — он понял, что работать, как все, он давно разучился. Он плохо говорил на иностранных языках, он практически не владел компьютером, и вообще — он не мог быть рядовым. Он должен был властвовать.

Служба в одном из многочисленных фондов, расплодившихся повсюду и занимавшихся всем, чем угодно, кроме своего прямого назначения, принесла ему новые ценные контакты, но, самое главное, принесла ему понимание, как жить дальше и чем. Тимур наконец отчетливо осознал, что его сила — именно в его связях и в умении их расширять, в искусстве общаться с людьми. Еще на журфаке он усвоил эту манеру интеллигентного, мягко говорящего преподавателя, которая ему импонировала у некоторых других и которую он легко перенял — и с которой он мгновенно располагал людей к себе. Взгляд его азиатских глаз был внимателен и непроницаем, но люди — о, люди глупы! — не придавали значения этой непроницаемости, они западали на внимательность . Человек слаб, человек любит себя, он не любит слушать других, но обожает, когда слушают его… Тимур умел слушать. Он никогда не перебивал, он лишь делал маленькие жесты или тихие восклицания, которые можно было понять — и понимались — как одобрение, подтверждение мыслям говорившего, а то и восхищение этими мыслями…

И люди раскрывались перед Тимуром, доверяя ему зачастую сокровенные секреты, и говорили о нем: как он умен! Как проницателен! Как добр! Как тактичен!

Первую и вторую характеристики Тимур принимал как должное, над двумя вторыми подсмеивался: люди примитивны и хотят видеть то, что хотят… Тимур не был ни добр, ни тактичен: он был хитер. Его тактичность была не более чем стратегическим приемом, позволявшим собеседнику раскрыться до конца, а его доброта была вообще вольным умозаключением имевших с ним дело людей, почерпнутым из сочувственного выражения Тимурова лица и льстивых восклицаний. Да, лесть — лесть тонкая, по-восточному изощренная, звучавшая невероятно искренне, стоило только Тимуру округлить узкие глаза, — была невероятно сильным оружием. Тимур не раз удивлялся тому, как люди, казалось бы, вовсе не глупые и хитрые, бывшие зачастую сами врунишками и проходимцами, попадали на ее острие.

В общем, Тимур людей презирал. Они были тупы, самодовольны и жадны. Жадны до всего — до лести, до денег, до славы, до женщин. И Тимур им все это поставлял. Одному помогал решить финансовые затруднения при помощи, к примеру, «знакомого консультанта, который способен обойти любые законы», другому помогал устроиться на работу в хорошую фирму, третьему приносил ценную информацию о конкурентах, не забыв при этом продать информацию и конкурентам, четвертому шептал, где можно отлично и секретно позабавиться с девочками…

Его любили, к нему шли, ему несли. Тимур бросил работу и занялся устройством дел своих ближних вплотную. Он не стал торопиться и открывать собственную фирму — это было рискованно, сразу наедут! — он просто назвал себя Консультантом, и клиенты пошли косяком. Старые приводили новых — Тимур принимал только по рекомендации в роскошной четырехкомнатной квартире на Ленинском проспекте.

Все шло как будто бы неплохо… И Тимур успокоился. Поживем — увидим, решил он, пока спрос на его услуги есть, деньги текут рекой. А если поток жаждущих совета и помощи начнет иссякать… Что ж, тогда и подумаем о фирме, рекламе и прочем.

День, в который клиенты начали иссякать, так и не наступил. Зато наступил другой день. В который пришел к нему незнакомый человек. Человек отказался сказать, по чьей рекомендации он явился к Тимуру, к тому же без предварительного телефонного звонка, как это было заведено. Человек назвался Борисом, «а фамилия моя вам не нужна, — заявил он, — я пришел не помощи у вас просить, а, наоборот, сделать вам выгодное предложение…».

И Борис предложил Тимуру возглавить рекламное агентство: «Вы прекрасный специалист по связям с общественностью, нам такой нужен».

Описав все блага, которые посыплются на Тимура, если он примет предложение, и увидев, к своему удовлетворению, как на лице бывалого хитреца отразилось неподдельное изумленное восхищение, незнакомец добавил: «В вашу работу будет входить еще один аспект: вы будете вести досье на всех людей, с которыми будете иметь дело, и передавать данные нам».

— Подумайте, — добавил Борис, уходя, — у вас есть время до завтра. Завтра я вам позвоню. Только подумайте хорошо.

* * *

Тимур прекрасно понял замысел своих нанимателей: за рекламой приходят люди денежные, дела которых процветают. Мелкие сошки сидят и не рыпаются, а в дорогостоящую рекламу вкладывают деньги настоящие киты бизнеса. И именно эта клиентура интересовала таинственного Бориса… Нет, не Бориса: "передавать данные нам". Скорее некую организацию, которая его прислала.

Впрочем, у организации, как бы она ни называлась, было название емкое, точное и Тимуру понятное: мафия.

И потому Тимур не стал ломаться: на следующий день он дал свое согласие. И еще через день он входил в только что отремонтированный, пахнущий краской и клеем, старинный двухэтажный особняк на Садовом кольце…

Тимуру были отданы на откуп все аспекты будущего хозяйства, с одним только условием — ставить в известность Бориса, который сделался как бы его куратором, обо всех своих планах и получать «добро». Он с энтузиазмом взялся за дело, прочитал немало книжек по рекламопроизводству — благо, переводная литература наводнила прилавки, и можно было без труда найти издания по всем интересующим его аспектам.

Два месяца спустя особняк сверкал отделкой, новехонькой мебелью, превосходно обставленным и продуманно устроенным кабинетом самого Тимура — директора агентства.

Он ликовал: все устроилось наилучшим образом — так, как он даже и мечтать не смел! Превосходная зарплата, независимость… относительная, конечно, но все же! К тому же он не собирался забрасывать свою прежнюю деятельность по «устройству дел своих ближних» и надеялся, с одной стороны, навербовать среди старых друзей рекламодателей, на которых будет делать деньги его агентство, а с другой — продолжать по-прежнему зарабатывать на них деньги в частном порядке, сводя нужных людей и помогая решать их проблемы. Да и его скрытая от всех, но явно основная задача по сбору информации от этого совмещения только выигрывала: теперь на каждого из старых, пришедших за советом клиентов заводилось досье, и на каждого из новых, явившихся за рекламными услугами, тоже.

Только квартиру на Ленинском пришлось закрыть. Борис сказал: не светись в городе. Да не беда: встречи по всем вопросам, рекламным и личным, Тимур перенес в свой особняк, где за надежными звуконепроницаемыми дверями его гость мог безбоязненно изливать Тимуру душу и рассказывать сокровенное… Соседняя с его деловым кабинетом комната, куда вела неприметная дверь за массивным книжным шкафом, выполненным под старину, была предназначена для отдыха и комфорта — там стояли глубокие кресла, там был бар, холодильник, телевизор, музыка, продуманное освещение… Из этой комнаты был свой выход на улицу, и Тимур частенько объявлял, что уходит, уходя на самом деле не дальше этой комнаты отдыха, куда, не примеченный никем из сотрудников, приходил лично к Тимуру гость.

Так и шли его дела рука об руку, и счета Тимура полнились, как и его сейф с досье. Поначалу Тимур пытался складывать все документы в папки, но, когда он понял, что никакой на свете сейф, даже самый вместительный, не способен поглотить разбухавшие скоросшиватели, он был вынужден, подавив отвращение к компьютеру, взяться за изучение хотя бы простейших азов этой адской машины — не мог же он, в самом деле, доверить столь конфиденциальные бумаги секретарше или какому-нибудь юнцу вроде своего учителя по информатике! Так что пришлось и ему приобщиться к прогрессу, и теперь Тимур держал свои досье в засекреченных файлах на твердом диске, хотя пухлые папки не исчезли, а лишь только похудели: кое-какие оригиналы представляли немалую ценность, и выбрасывать их нельзя было ни в коем случае!

Таким образом, у Тимура было два типа документов — первый находился в компьютере, второй — в папках.

Лишь только Тимур исчез (из Узбекистана пришел сигнал, что Тимур туда не приехал), как наверху тут же насторожились, и твердый диск был немедленно изъят хозяевами. К их, надо сказать, немалому облегчению, поскольку они уже было заподозрили Тимура в бегстве с ценнейшими документами…

А вот папки большей частью пропали.

По сведениям секретарши и сослуживцев, которые ничего не знали об этой скрытой работе Тимура, он перед отъездом в командировку забрал какие-то папки домой — якобы поработать. Может, Тимур и вправду хотел поработать, может, просто не хотел их оставлять в кабинете на время своего отсутствия — оставалось гадать. Но только папок этих дома у него тоже нет. Их нет в квартире на Ленинском проспекте, их нет на даче — их нет нигде. Пропали.

И теперь Кису предстоит их разыскать.

* * *

— Имейте в виду, Алексей Андреевич, — говорил Борис, — потенциальных врагов у Тимура Алимбекова было много. Узнай кто о содержимом его досье — Тимура уже бы сто раз попытались ограбить и убить. Но фокус в том, что Тимур не трепло и никто о них не знал. До сих пор. А вот, видимо, произошла утечка информации, и кто-то захотел заглянуть в его папочки и скорее всего уничтожить их содержимое… А там наткнулся на остальные. И эти остальные наверняка целы: информация, содержащаяся в них, бесценна, и тот, кто захотел уничтожить компромат на себя, наверняка решил сохранить компромат на остальных. Так что папочки где-то есть, ищите, Алексей Андреевич.

— Про бомбу скажи, — буркнул Валентин.

— Про бомбу? — обернулся на него Борис. — Ах, про бомбу!.. Вот что, Алексей Андреич, тут еще одна деталька маленькая: Тимур обещал нам сюрприз преподнести. Говорил, что, мол, настоящую бомбу вам приготовил, увидите — слюнки потекут от удовольствия… Но беда в том, что никто так и не узнал, о чем речь шла… То есть речь шла все о том же компромате, но о каком именно и на кого, — нам неведомо, и в каком виде эта «бомба» существует — тоже. Задачка не из легких, понимаю… Но надо бы ее найти, «бомбу» — то. Постарайтесь. Поможем всем, чем можем.

А можем мы все.

* * *

— Реми нужно продлить визу, — не замедлил воспользоваться Кис.

Борис сморщил курносый нос:

— Зачем он вам нужен?

— Он нужен Ксении, а Ксения нужна ему. И потому он готов сделать все, чтобы вы оставили ее в покое. А мне бы он мог помочь.

— Зачем посвящать в эти дела иностранца? — снова наморщил нос Борис.

— Он для вас даже более безопасен, чем я, — он не умеет читать по-русски и ваши секреты проведать не сможет. А голова у него толковая, мне будет очень полезен в роли помощника, и в таком щепетильном деле вам подходит, если вы поразмыслите, лучше всего.

Борис посмотрел на Валентина, Валентин на Бориса, и последний заключил:

— Ладно. Поможем с визой, позвоните мне завтра, я скажу, куда и когда подъехать.

— Еще вот что: мне нужно содействие милиции. В частности, надо попасть в квартиру Тимура. А она опечатана. Не знаю, как на Ленинском, а на Бережковской набережной — опечатана.

— Можете смело входить в любую, если есть надобность. Проблем не будет. Содействие мы вам обеспечим.

— Ну что ж, — поднялся Кис, разминая затекшие от неудобного сидения ноги, — пока все. Если мне понадобится ваша помощь, я с вами свяжусь…

— Вот по этому телефону.

И Борис протянул ему клочок бумаги, на котором неровным почерком был записан номер его мобильного.

Кис спрятал клочок в карман.

— С чего собираетесь начать? — спросил Борис.

— Пока не знаю. Надо подумать.

— Что ж, подумайте, подумайте… Я полагаю, господин Кисанов, что вы человек достаточно умный и понимаете, что информация, которую вы получили от нас, строго конфиденциальна?

Кис промолчал.

— Не слышу ответа!

Кис почувствовал, как напряглись тела его собеседников.

— Вы ведь собрали обо всех нас информацию, не так ли? — сдержанно произнес Кис. — Тогда вы должны знать, что еще никто из моих клиентов не мог пожаловаться на разглашение своих секретов.

С этими словами Кис направился к выходу.

— Женя уже наверняка обернулся и ждет вас в машине у выхода, — произнес ему вдогонку Борис. — Дорогу найдете или проводить?

— Найду, — буркнул Кис.

— Вот еще что… — понесся ему вслед голос Валентина, и Кис остановился у дверей. — У нас есть подозрение, что Тимур исподтишка пользовался собранной информацией в личных целях. И если бы проверка, которую мы начали, но не успели довести до конца, подтвердила это, то Тимур… Кто-то нас опередил. Но он так и так был бы не жилец.

— Что значит «пользовался информацией в личных целях»? То есть у вас есть версия, что он занимался шантажом?

— Версии будете строить вы, Алексей Андреевич, это ваша работа, — тихо произнес Валентин. — Но я хочу, чтобы вы поняли, хорошенько поняли одну вещь. Мы вам сказали, что мы люди культурные и без крайней необходимости никого не обижаем… Но если вы попытаетесь… Нет, если вы только вздумаете попытаться воспользоваться нашими досье, мы вас обидим. Крепко обидим.

— Ты, Валя, не можешь удержаться и не сказать гадость человеку. — Кис с грустным осуждением покачал головой, словно перед ним был несмышленый пацан, этакий Мальчиш-Плохиш. — Или я похож на идиота? Или нужно больше ума, чем у меня есть, чтобы все понять о вашей «культуре» и о вас, «культурных людях»?

Пнув со злым наслаждением железную дверь, которая загудела и тяжело поехала на петлях, Кис окунулся в непроглядный мрак подземного коридора и побрел наугад, вытянув перед собой руки, громко чертыхаясь и матерясь.

— А ты не выступай, — разнеслось ему вдогонку по гулкому коридору, — раз все понял, так и не выделывайся! А то…

Кис свернул на лестницу и так и не услышал, что будет «а то».