На следующее утро Реми, воспользовавшись тем, что Кис отправился к Петровичу за информацией об обитателях дачи Тимура, устроился в такси недалеко от подъезда Александры. День выдался ослепительно солнечный, видимость была прекрасная, шофер такси оказался понятливый, и, как только Ксюша появилась у подъезда, им не составило ни малейшего труда проследовать за ее троллейбусом до какого-то вокзала.
Когда Реми убедился, что Ксюша вошла в здание вокзала, он долго не раздумывал и велел, поводя перед носом у таксиста долларами, ехать в «Малакоффка». Завидев жестяные острые крыши, он отпустил такси и пошел осторожно в направлении дачи Тимура. Ксюши еще не было, и Реми устроился на обочине, на небольшом пригорке. Отсюда были видны подходы к дому, но в случае чего можно было спрятаться за рядком невысоких кустиков.
Ксюша появилась минут тридцать спустя. Реми не ошибся — она высматривала дом Тимура. Он отполз за кусты и залег, наблюдая сквозь поредевшую листву за развитием событий. Ксюша осмотрелась у ворот, заметила переговорное устройство и что-то сказала в него. Ворота открылись почти сразу, и она исчезла во дворе.
Реми снова вылез на пригорок и собрался ждать ее выхода, уже не прячась. Пусть она, захваченная врасплох при неожиданной встрече с ним, объяснит, что она тут делала… К тому же Реми одному ни за что не выбраться из «Малакоффка». Так что — ждать.
* * *
Ксюша вошла во двор и огляделась. Напротив нее было каменное крыльцо с резным навесом, и стройная хорошенькая девушка подметала его, молча и без всякого выражения посматривая на Ксюшу. У крыльца стояла большая картонная коробка с мусором. Из дома вышла пожилая женщина с ковриками в руках, которые она лихо тряхнула, перегнувшись через перила, и, не обратив на Ксюшу ни малейшего внимания, снова скрылась в доме.
Ксюша вздрогнула, когда ее окликнули сзади. Повернулась на голос: красивый светловолосый и сероглазый парень, выйдя из будки у ворот, смотрел на нее настороженно, без улыбки.
— Так что вам надо? — повторил он.
— Я вас не задержу. Мне только нужно узнать, бывала ли здесь на даче вот эта молодая женщина. — С этими словами она вытащила из кармана фотографию Александры и протянула парню. Потом посмотрела на девушку:
— Может, вы тоже глянете?
Девушка разогнулась и высыпала мусор из совка прямо через перила в картонный ящик. Ксения невольно проследила за точным попаданием мусора и чуть не вскрикнула: там, среди каких-то бумажек, упаковок и пустых пакетов, извивался цветной змеей… шарфик Александры!
Ксюша кинулась к коробке и выдернула шарфик из груды мусора. Сомнений не было: это шарфик Александры.
— Я уже узнала… — прошептала она и, кашлянув, поправилась:
— Я уже узнала все, что мне было нужно. Извините за беспокойство.
Парень метнул взгляд на девушку на крыльце и покачал головой.
— Ну что ж вы так… Давайте поговорим. Проходите в дом.
Поколебавшись, Ксюша вошла. Может, они добавят что-то важное?
Парень пропустил Ксению вперед, а сам помедлил немного и перекинулся двумя словами с девушкой, которая бросила веник и вошла вслед за ними в дом.
— Меня Варей зовут, — протянула она руку Ксюше. — А это Паша, мой муж. А вас как звать?
— Ксения.
— Красивое у вас имя, — заметила девушка. — Вы хотели какую-то фотографию нам показать?
— Да… Вот. — Ксюша протянула снимок. — Но только я уже узнала ответ на свой вопрос. — И она помахала в воздухе пыльным шарфиком из тонкого шелка.
— Он принадлежит этой женщине? — спросила Варя, кивнув на снимок.
— Да. Так что теперь мне уже ничего…
— Я, кажется, узнаю это лицо, — не дала ей договорить Варя. — Да, точно, она бывала здесь. Кем она вам приходится?
Ксюша колебалась. В ее планы вовсе не входило посвящать кого бы то ни было в свои сомнения и догадки по поводу Александры; но, с другой стороны, Ксюша была девочка воспитанная и знала, что не ответить на вопрос — невежливо… Она решила ответить, тем более что этим людям и без того известно, что Александра бывала здесь, следовательно, для них это никак не является тайной…
— Это моя сестра.
— А, понятно. Я так и подумала, честно говоря. Вы похожи, — ответила Варя. Павел не произнес ни звука. — А почему бы вам не спросить вашу сестру прямо, бывала ли она здесь?
— Мне… Я не хочу… Я не хотела бы задавать ей такие вопросы…
— Но хотели бы узнать, да? — Варя была необычайно приветлива и вежлива с ней, и Ксюша призналась:
— Да. Она что-то скрывает… Я хотела понять — что.
— Ну что ж… Мы вам в этом поможем. Пойдемте.
Варя повернулась и пошла дальше по коридору, проигнорировав удивленный взгляд мужа. Ксюша спросила ее в спину:
— Чем вы можете мне помочь?
— Вы хотите понять, бывала ли здесь ваша сестра и что она здесь делала? — обернулась Варя. — Вот я вам сейчас это и объясню. Пойдемте.
Они стали спускаться по лестнице в подвал. Впереди шла Варя, Ксюша следовала за ней, а замыкал шествие Паша.
Подвал был огромный, со множеством дверей. Варя направилась к одной из них, Паша вытащил ключ из кармана и отпер замок. Варя распахнула перед Ксюшей дверь и, указывая вовнутрь помещения широким жестом, произнесла:
— Ваша сестра проводила большую часть времени здесь.
Ксюша нехотя ступила в помещение, с неприязнью предположив, что это та самая сауна, про которую говорил Реми… Свет, падавший из коридора, освещал его не полностью…
Но это была не сауна. Это было большое помещение, похожее на…
На спортзал! Недоброе предчувствие кольнуло грудь, и Ксюша рванулась было обратно, как дверь с тяжким звоном захлопнулась перед ее носом.
Ксюша била в дверь до тех пор, пока кулак не начал саднить, и кричала до тех пор, пока не сорвала голос. Ей никто не ответил, ни звука не долетело до нее через плотную дверь, ни малейшего луча света не проникало в это помещение, в котором не было ни одного окошка, ни крохотной щели. Темнота была абсолютной. Ощупав в кромешной тьме дверь и стенку вокруг нее, она убедилась, что выключателя здесь нет.
На ощупь, вытянув вперед руки, Ксюша стала передвигаться вдоль стенки. Под ногами продавливались упругие маты. Она наткнулась на несколько спортивных снарядов, и только когда она попала на них в третий и в четвертый раз, она поняла, что зал круглый.
Она села на маты, обхватила колени руками и задумалась. Раз ее заперли — значит, чего-то испугались. Испугаться они могли только одного — упоминания об Александре. Ни о чем другом они просто-напросто не говорили. Чем же могла напугать их Александра? Ясно, что Саша бывала здесь… Что же в этом такого, что они испугались и хотят скрыть?
Что?
* * *
Паша растерянно смотрел на жену.
— Зачем? — переспрашивала та. — А затем, что эта девка знает, что Александра сюда ездила!
— И что с того?
— И начнет трепаться! А там и до всего остального дойдут! Прижмут Александру — сама она вякать не будет, не в ее интересах, — а вот если сестрица ее начнет болтать… Припрутся все — и милиция, и детективы эти чертовы… А там, глядишь, и до тайника доберутся! Тогда плакали наши денежки! Да и под суд можно загреметь, если до всего докопаются!
— И что ты предлагаешь?
— Укол.
— У нас разовых шприцев не осталось.
— Я вскипячу обычный.
— Какой будем делать, «правдивый» или «забывчивый»?
— Ты еще не понял?
Паша тупо смотрел на жену, в ее игриво-холодные светлые глаза. Спустя некоторое время тень догадки побежала по его лицу.
— Мне это не нравится, — угрюмо сказал Паша и уселся на стул. — Ты зря это затеяла. Сейчас надо быть осторожным — сама говоришь, милиция висит на хвосте, да и детективы эти…
— А что ты предлагаешь?
— Ну, не знаю… Надо было сказать, что никогда не видели.
— А шарфик?
— Ну… Что не знаем, как он сюда попал…
Варвара посмотрела на мужа с жалостью:
— И она тебе поверит, да?
— Ну, не знаю… Только мне не нравится, что ты задумала.
— Тогда давай ее убьем. Тело в лесу закопаем, никто не найдет.
— Ну и убивай. Я не буду.
— Боишься? — вызывающе спросила жена.
— Я ничего не боюсь! Ты знаешь… Я не люблю убивать.
— Ага, насиловать любишь, а убивать — нет.
— Я не насилую! Они сами этого хотят!
— Ты просто трус.
— А ты — гадина! Ты нарочно мне это говоришь, чтобы меня разозлить!
— Ну, допустим, — игриво ответила Варя, уперев руку в бедро, изящно выставленное. — Допустим, нарочно. И что мне за это будет? А, Паша? Что ты со мной сделаешь? Ударишь? Изобьешь? Убьешь?
— Я же не такая дрянь, как ты!
— Значит, я дрянь? А? Что молчишь? Повтори, что сказал! Я — дрянь? Гадина, да?
Паша угрюмо молчал. Варя, покрасневшая от ярости, стала наступать на мужа, но тот просто отвернулся от нее.
— Молчишь? Вот и молчи. Свою пасть вонючую лучше не открывай! У тебя мозгов-то с грецкий орех, а сам туда же!
— Ты опять? Опять? Я же тебе говорил: не смей мне напоминать!
— Напоминай — не напоминай, а в твоей медицинской карте написано: «незначительное умственное отставание».
— «Незначительное»!
— Мне хватает! И больше не смей рот открывать! Делай, что тебе говорят!
— Я когда-нибудь тебя пришибу… — прошипел Павел. — Пришибу, сука!
Варя залепила ему звонкую пощечину с такой силой, что голова мужа мотнулась в сторону. Павел сразу как-то сник, плечи его опустились, лицо приняло равнодушно-подавленное выражение.
— Ты комара пришибить не можешь, который сидит на твоей руке и сосет твою кровь! А если ты такой вдруг сделался отважный, что готов меня пришибить, то лучше пойди и задуши для начала девчонку. А ночью закопаешь тело в лесу!
Варвара издевательски посмотрела на мужа светлыми холодными глазами.
— Что, слабо, да? Не можешь? — с презрением продолжала она. — А не можешь — делай, как тебе умные люди говорят! И свое мнение будешь высказывать, когда тебя спросят!
— Ладно, — обмяк Паша, и ненависть окончательно погасла в его глазах. — Чего раскричалась? Говори, что делать…
— Готовь оба укола, по полной программе. И позвони Рональду, пусть приедет. Сделаем все как обычно. Соскучился небось по развлечениям? А?
Она ласково провела рукой по светлым кудрям мужа и пощекотала его, как собаку, под подбородком.
— Постарайтесь на славу, — прошептала Варя почти нежно ему в ухо. — Перед таким красавцем, как ты, ни одна женщина не устоит… А я тоже все сделаю в лучшем виде… После этого девочка у нас забудет, где дача находится, а уж кто и когда на ней был — тем более. Звони.
* * *
— Так если никто не заплатит, чего я поеду? — капризничал Рональд, выговаривая русские слова с сильным акцентом.
— Развлечемся, — уговаривал Павел, — давно не развлекались! С тех пор, как Тимура убили.
— Это ты, может, не развлекался, а у меня тут каждый день… Да и кайфа никакого с этими наркотиками. Давай тогда без них!
— Нельзя. Нужно, чтобы все было как всегда.
— Ну давай хоть не сразу! Поиграем сначала немножко… А то я вовсе не приеду!
Паша посмотрел на жену, слушавшую разговор по громкоговорителю. Та кивнула ему.
— Ладно, — сдался Павел. — Пусть будет не сразу. Все равно она потом все забудет.
* * *
Ксюша вроде бы задремала — во всяком случае, так ей показалось, когда она услышала звук открываемой двери. Она помнила, что, нащупав дверь, отошла от нее таким образом, чтобы быть ровно напротив входа; однако, задремав, она поменяла положение тела и теперь смутно представляла себе, где дверь. Звук донесся откуда-то сзади, и Ксюша повернулась. Темнота была столь густой, что она рук своих не видела, не то что дверь — в коридоре, стало быть, тоже не зажгли свет…
Звук открывающейся двери сопроводило движение воздуха, овеявшее лицо, и вновь зависла звенящая тишина.
— Кто здесь? — спросила Ксюша и, подождав, переспросила настойчиво. — Кто здесь?
Ни звука.
— Здесь есть кто-нибудь?! — крикнула она, ощущая, как ужас пробирается по позвоночнику.
В ответ дверь медленно закрылась.
Ксюша вскочила на ноги.
— Кто здесь?!! — снова крикнула она, и голос ее дрогнул от страха.
Вокруг нее стояла абсолютная, гробовая тишина и абсолютная, могильная чернота.
Ксюша стала медленно, стараясь не производить шума, отступать назад. Конечно, совсем бесшумно не получалось: кожаная обшивка матов поскрипывала под тяжестью ее шагов.
— Здесь кто-то есть? — сделала она еще одну попытку и вскрикнула — ее спина коснулась чего-то!
Она резко повернулась и, ударившись скулой о твердую холодную поверхность, поняла, что это был один из спортивных снарядов, кажется, брусья. Ксюша обхватила подпорку и осторожно опустилась на маты возле нее.
Сердце ее отчаянно билось. «Ничего и никого здесь нет, — пыталась она себя убедить, — просто… Что просто? Зачем было дверь открывать, если в нее никто не вошел? Здесь кто-то есть, кто-то прячется… Боже мой, зачем?! Я сойду с ума!»
Прошло томительных пять минут, в которые Ксюша безуспешно напрягала слух и зрение. Иногда ей казалось, что кто-то тихо вздыхал, но когда она пыталась вслушаться, то вздох не повторялся…
Она начала уже было успокаиваться, как вдруг услышала тихое шлепанье. Так шлепают босые ноги — или руки — по кожаным матам.
Ш-щ-леп, ш-щ-леп, ш-щ-леп… — доносилось до нее. Она не очень понимала, откуда, с какой стороны, и отчаянно вслушивалась в эти звуки, когда до нее дошло, что они доносятся с обеих сторон! С двух сторон на нее медленно надвигались шлепки, с двух сторон к ней кто-то приближался, ступая босыми ногами — или передвигаясь на четвереньках! — по матам: шлеп-шлеп-шлеп, шлеп-шлеп-шлеп…
Она стала на ощупь отступать за брусья, пока не уперлась спиной в круглую стенку.
Шлепки затихли.
Ксюша прислушивалась.
Тишина.
Тишина.
Тишина…
И вдруг до нее донеслось хихиканье. Хихикали шепотом, тихо-претихо и противно-препротивно. Хи-хи-хи, — веселился шепот справа; хе-хе-хе, — вторил ему шепот слева.
Ксюша покрылась гусиной кожей от страха. «Меня пугают, — подумала она. — Пугают нарочно. Пугают, чтобы испугать».
Но от этой мысли ей не сделалось менее страшно. Хихиканье переросло в тихий свистящий шепот. Она сжалась в комочек у стенки, в отчаянии слушая нараставшие шорохи, приближавшийся к ней неразборчивый шепот, мешавшийся с подхихикиваньем, носившийся в непроглядно-черном воздухе, и ей казалось, что она каким-то неведомым образом оказалась действующим лицом в фильме ужасов. Выскочи сейчас сам Фредди Крюгер из темноты — она бы не удивилась.
Когда она поняла, что источник шепота и шороха уже приблизился к ней где-то на метр, она вскочила, ужаленная ужасом, и бросилась в непроглядную тьму перед собой. Споткнулась обо что-то, упала, хотела встать, но… Ее придавили к матам чьи-то руки. Она закричала, тонко и страшно, как кричат в кошмарных снах.
В ответ раздалось тихое ехидное хихиканье…
Ксюша брыкалась, пока руки сдирали с нее джинсы. На помощь им подоспела другая пара рук, и теперь над ней работали четыре руки — одна пара сдирала джинсы, другая куртку, затем кофточку… Каждый раз, когда она делала попытку вырваться из этих рук, ее немного отпускали, но едва она успевала сделать один-два шага, как ее снова хватали, опрокидывали, срывали оставшуюся одежду, тискали, как куклу, как плюшевую игрушку… Тихое отвратительное хихиканье, улюлюканье, хлюпанье, хрюканье и всякие прочие наглые и плотоядные звуки сопровождали действия рук…
И вдруг ее отпустили. Куда-то исчезли руки, растворились в темноте их обладатели. В зале повисла тишина. Ксюша осторожно поводила вокруг себя руками: никого. И ничего. Она была совершенно раздета, на ней не осталось даже трусиков, но ничего из ее одежды, только что с нее сорванной, она не нащупала рядом с собой.
Вытянув перед собой руки, Ксюша сделала несколько шагов наугад. Казалось, что несколько минут назад в этом зале просто разгулялись привидения, которые, чем-то спугнутые, внезапно покинули его.
Ксюша сделала еще несколько робких шагов, водя вытянутыми руками перед собой.
Никого.
Тишина.
Еще осторожный шаг… И вдруг рука ее на что-то наткнулась. На что-то живое, теплое — она не успела понять, на что именно, как ее ладонь была схвачена и положена на мужской член, причем особо больших размеров — ее пальцы едва обхватили это явление природы.
Отдернув руку, как от раскаленной плиты, она снова закричала и кинулась бежать незнамо куда. В ответ в воздухе снова заносились шепот и хихиканье, они ее окружали, они надвигались на нее со всех сторон. Ксюша замерла на месте, ей казалось, что она теряет сознание, голова кружилась… Тихие кошмарные звуки наступали на нее, приближались, приближались, приближались…
Собравшись с силами, она снова осторожно вытянула руки, готовая к отпору, готовая оттолкнуть и увернуться, и медленно шагнула вперед. Прислушалась, пытаясь определить, откуда доносятся эти бесконечные «ша-па-ша» и «хе-хе-хе». Выбрав направление, которое ей казалось правильным — то есть свободным от жутких звуков, — она сделала еще один шаг. Потом другой…
Ей показалось, что она оставила звуки позади себя. Еще шаг… Ксюша не имела ни малейшего представления, что там, впереди, в непроницаемой тьме.
Шаг.
Шаг.
Другой.
…Ее растопыренные пальцы уткнулись в чье-то невидимое тело, жаркое, скользкое от пота. Чьи-то руки схватили ее за ягодицы, чьи-то ноги сделали подсечку, и Ксюша рухнула на мягкие маты, а на нее обрушилось тяжелое мужское тело. Ее руки были пойманы, раскинуты в разные стороны и с силой придавлены к матам, ее ноги были раздвинуты мощным коленом, и тяжелое, влажное тело, остро пахнущее потом, вжималось в нее, и жаркий и твердый, как дубинка, столбик больно давил ей лобок…
Мужчина шумно дышал ей в лицо. Ей показалось — по звуку дыхания, по запаху, — что это Павел. Ей вдруг стало менее страшно.
— Отпусти меня! — сердито крикнула она. — Отпусти сейчас же!
Снова тихое хихиканье в ответ, и мужчина скатился с нее, предоставляя ей возможность убежать.
Бежать, собственно, было некуда. Ксюша, совершенно обезумев, носилась по залу, словно белка в своем бесконечном колесе, и ее время от времени задевали, щипали, хватали, лапали сильные мужские руки, то за грудь, то за прочие интимные места — но неизменно отпускали и снова ловили и лапали…
Ксюша потеряла ощущение времени. Ей казалось, что это длится бесконечно долго, она выбилась из сил. Она дышала так шумно, что за звуком собственного дыхания уже не могла различить два других…
И вдруг до нее донеслись тихие, едва различимые слова. Ксюша задержала дыхание и прислушалась.
«…Не могу. Давай скорей кончать это дело, а то я кончу раньше», — донеслось до нее. Кажется, это был не Павел… Голос был странный, и, несмотря на шепот, Ксюше показалось, что она уловила акцент.
Опустившись на маты, она безразлично подумала — будь что будет, и приготовилась ждать своей участи.
Однако все неожиданно затихло. Никто к ней больше не прикасался, не трогал, не лапал, никто больше не шептал и не хихикал. Ксюша напряженно ждала, готовая к новому прикосновению, но почему-то ничего не происходило.
Она понимала, что с ней играют в такие своеобразные кошки-мышки, только не знала зачем… Они так развлекаются? Ее пугают? Или это прелюдия к чему-то еще более ужасному?
В зале было жарко, но, несмотря на это, кожа ее покрылась мурашками. Страх мучительно сводил тело слабостью. Ее подташнивало. Она попыталась думать о Реми, о вчерашнем вечере, проведенном с ним, обо всем том, что было так сладостно и радостно, что было так прекрасно… Но мысли ее путались. Страх и эта полная непроницаемая темнота сводили ее с ума, парализовали даже ее дыхание. Казалось, что ее тело теряет очертания и растворяется в этой темноте, ее воля, ее мозг, ее способность к действию — все расплывалось, смещалось, исчезало…
Она больше ни о чем не могла думать и только ждала: сейчас. Вот сейчас они снова подкрадутся к ней. И тогда…
Внезапно Ксюша услышала, как где-то сзади нее снова открылась дверь и в кромешной тьме кто-то то ли вошел, то ли вышел…