…Александре не у кого было искать ни поддержки, ни совета: родители и сестра в качестве советчиков исключались — во всей семье Саша была самым трезвым и деловым человеком. Андрей? Рискованно. Не следовало ставить его в положение человека, мучительно решающего, что важнее: долг старой дружбы — или долг служения хозяевам, хорошо эту службу оплачивающим…
И Александра не выдержала психологического прессинга Тимура — позвонила по указанному в розах номеру.
— Что вам от меня нужно? — высокомерно спросила она, услышав голос Тимура.
— Сашенька, мы же перешли на «ты», когда чокались у Андрея за твои блистательные успехи!
— Что вам от меня нужно? — упрямо повторила Саша.
— Чашечку кофе! — промурлыкал Тимур, как кот Матроскин. — Всего лишь чашечку кофе вдвоем! Поговорим мирно, как старые друзья…
— Мы не старые друзья. Мы старые враги.
— Ну зачем же так… — слащаво улыбнулся в трубку Тимур. — Я тебя давно простил…
— Вы — меня??? Простили?!
— Конечно, Сашенька. Ты мне причинила много боли… Но это дело прошлое. А кто прошлое помянет, тому глаз вон — правильно?
— Глаз — не глаз, а я вашу «чашечку кофе» не забыла! И не простила! И больше не хочу — с тех пор сыта вашим «кофе»!
— Ой, какие мы пугливые маленькие девочки! Ты все еще та студенточка, которая мне так нравилась! Непримиримая, гордая… Это хорошо, что ты осталась такой. Мне льстит, что такая девушка, как ты, придет ко мне в гости.
— С чего это вы взяли, что я приду?
— Придешь, милая, куда денешься! Ты ведь не захочешь, чтобы старичок Тимур на тебя сильно обиделся? Потому что, я хоть и старенький стал, — кокетничал Тимур, которому было сорок семь лет, — но, — как и ты — гордым остался. И наказываю тех, кто меня обижает. А к тебе, Сашенька, у меня расположение особое. Я обижать тебя не хочу — не обижай и ты меня. Приходи на кофеек.
— Зачем?
— Обсудим дела.
— У меня нет с вами дел.
— Ох, и терпеливый же я! Просто диву даюсь… Что делает с людьми любовь! Другой женщине я бы не простил такого гонора! А в тебе — люблю, люблю твой гонор, твой независимый характер — вот ведь какая, знаешь, что у меня в руках, а ерепенишься! Ну, мне это только в радость… Мы, значит, на делах остановились. У меня, Сашенька, к тебе есть некоторые предложения. И поскольку ты девушка с характером, мне пришлось прибегнуть к небольшому шантажу, чтобы вынудить тебя пойти на контакт со мной… Ты уж извини старика. А разговор у нас с тобой будет действительно деловой.
— Я знаю, какие дела означает «чашечка кофе»! Ученая! Горьким опытом… И повторять его не намерена!
— Что ты, радость моя, что ты! Я уже импотент, мне уже не до развлечений с девушками!
Саша недоверчиво замолчала.
— А как ты думаешь, не будь я импотентом — жил бы я один? А я ведь один живу, Сашенька, женщины у меня нет уже давно — об этом все знают. Приходи. Когда тебе удобно. Я твою дамскую безопасность тебе гарантирую. Ничего такого не произойдет, чего ты сама не захочешь. Слово чести.
Как будто у этого человека была честь! Но если у него и не было чести, то у Саши не было выбора.
Она поехала на дачу к Тимуру в ближайшую же субботу.
* * *
Ксюша слушала историю, рассказываемую Александрой, как триллер. И самое ужасное в этом триллере было то, что главным действующим лицом в нем была ее любимая сестра — умная, гордая, независимая Александра, пример для подражания, объект обожания и так далее, и так далее, и так далее…
Саша машинально водила пилочкой по ногтям и уже, не замечая того, спилила один ноготь наполовину, но Ксюша была не в силах остановить Александру. Отрешенное, побледневшее лицо сестры, жесткий прищур ее миндалевидных темных глаз, гневно и немного хищно заострившийся нос, выражение презрительного омерзения, кривившее ее красивые черты, — все это было необычно и тяжко для Ксюши. Сердце ее разрывалось от жалости, сочувствия, обиды за Сашу и стыда за свою бестактность, с которой она настояла на этих трудных, болезненных воспоминаниях.
Но то, что она услышала потом, не шло ни в какое сравнение с первой частью истории Александры. Это было уже не тяжело — это было невыносимо слышать. Молча, со слезами в больших карих глазах, она смотрела на сестру, не в силах произнести ни звука, не в силах ни остановить ее, ни продолжать и дальше содрогаться от каждого ее слова…
* * *
Реми максимально сократил подробности первой части своей истории поездки на дачу — язык не повернулся рассказать, в каком виде он обнаружил Ксению. Он только заметил коротко, что ей собирались ввести в вену укол, видимо, наркотик…
Дальше пошло легче. Когда он принялся описывать взятие Барбары в заложницы, к нему уже вернулось чувство юмора, и он закончил почти весело, с энтузиазмом повествуя о сделанных им на даче открытиях.
Дослушав его до конца, Кис так разволновался, что проголодался и потащил Реми, хоть и было только шесть часов вечера, срочно ужинать в недорогой соседний ресторан — его холодильник напоминал африканскую пустыню в разгар лета, в которой если что и росло, то только шапочка плесени на забытом в углу зеленом горошке.
Уплетая телячьи отбивные по-милански, Кис возбужденно обсуждал услышанное.
— Значит, во всех помещениях находятся камеры? И, говоришь, чистая кассета была приготовлена для записи того, что должно было произойти в спортзале? Это же просто подарок!
При мысли о том, что должно было произойти в спортзале, Реми нахмурился. А если бы ему не пришло в голову следить за Ксюшей?..
— Извини, дружище, я… — Кис немного смутился, осознав, что его детско-детективная радость была достаточно бестактной. — Право, я не хотел… Я имел в виду, что для нас это ценная информация…
— Ладно тебе. Что не случилось — то не случилось. Да, у них явно наработанная схема постановки подобных сцен: наркотик, блондин Паша и негр Рональд, видеокамера — расклад для дешевого домашнего порнофильма.
— Думаешь, делали порнофильмы? Или сами развлекались, снимали для «души»? Узнать бы, что за наркотик! Надо подумать, может, найду какие-нибудь концы в лаборатории для твоей трофейной бутылочки… Я полагаю, должен был быть какой-нибудь возбуждающий, а?
— Павел назвал его «забывчивым уколом»… Я подозреваю, это «сексуальный грабитель».
— Что еще за грабитель?
— Есть такой синтетический наркотик, он был произведен во Франции в начале 60-х годов как лекарство — сильное успокоительное средство… Теперь он вошел в список запрещенных к производству наркотических веществ. Им пользуются насильники — жертва ничего не помнит об изнасиловании… Во Франции его окрестили «сексуальный грабитель».
— Вот это да! Ты точно знаешь?
— Имел дело с одним таким… Литературу почитал, справки в криминальных лабораториях навел, поднаторел. Новое поколение наркотиков — как и лекарств, кстати, — имеет узко целевое назначение, способно влиять избирательно на разные функции организма…
— Ты меня потряс, Реми! Это гениально, «сексуальный грабитель»! И если твоя догадка правильна… Ты понимаешь, куда это нас ведет?
— Не очень. Укол, отшибающий память, почти профессионально поставленная порносцена… Странный вид развлечения, скажу я тебе. Тимур явно был извращенцем!
— Думай, друг француз, думай! Запись на видеокассету !
— Тимур развлекался просмотром — он явно любитель этого жанра, у него порнухи навалом. Может, и в компании показывал, гостям перед банькой…
— Да нет же! Шантажировал!
— С чего ты взял? — удивился Реми. — Как можно шантажировать сценой насилия? С таким «компроматом» сам загремишь в тюрьму!
Кис задумался. Действительно, кассету со сценой изнасилования не предъявишь… Но он чувствовал, что он на верном пути. Он был уверен, что нащупал важную деталь, которая должна пролить свет на личность и деятельность Тимура, он знал, что подобрался к чему-то важному…
— Знаешь что? Завтра съездим на дачу и произведем там обыск. Я уверен, что мы там найдем немало других наркотиков — Тимурка, конечно, из Узбекистана возил, но и из Европы тоже мог: он много летал и в Швейцарии, в частности, не раз бывал… А там, слыхал я, немало этой дряни производится. Да и у нас есть у кого купить, если припечет… Понимаешь, тут проглядывается целый ассортимент наркотиков для разных случаев жизни: мы уже видели «правдивый», который вкололи Ксюше Борис с Валентином, теперь мы с тобой наткнулись на «забывчивый», то есть «сексуальный грабитель», — почему бы там не быть еще и какому-нибудь возбуждающему? Я сразу о нем подумал, и уверяю тебя, не случайно, не зря эта мысль изволила посетить мою голову! Какой-нибудь наркотик, раскрепощающий сексуальную энергию, на базе кокаина, к примеру… Или героина? Он тоже в этом деле способствует, а? Сам говоришь, наркотики теперь все узкоспециализированные!
— «Экстази», к примеру.
— Вроде как в экстаз приводит?
— Типа того.
— Ну, тогда все становится на свои места!
— Сначала «забывчивый», потом возбуждающий, потом — «камера, мотор, поехали»?
— Именно! — Кис потер руки от удовольствия. — И в результате кассеточка, на которой барышня млеет от удовольствия в руках белого и черного юношей, а они имеют ее вдоль и поперек… А дальше — «Не желаете ли посмотреть кое-что? Вот тут у нас зафиксировано, как вы с нашей прислугой развлекаетесь? Ах, не помните? Пить надо меньше, девушка… А не хотите ли, чтобы эту кассетку вашему супругу показали? Или, допустим, вашим конкурентам? Уж они-то найдут ей применение! Ах, не хотите? Тогда сделайте то-то и то-то, как вам будет велено». Не слабо?
— Хм… Если ты прав…
— Я прав, Реми, прав!
— А зачем им при этом «сексуальный грабитель»? Под действием возбуждающих средств сцена и так выглядит как добровольное участие…
— Да нет же! Если барышня из нашего примера все помнит — то ведь тут же начнет суетиться, пытаться кассетку выкупить или выкрасть, а то и от свидетелей избавиться! А так она ни сном ни духом — до тех самых пор, пока шантажисту не понадобится этот компроматик в ход пустить: ба, какая пренеприятнейшая неожиданность! А меры принимать — поздно!
— И все же не пойму до конца… Что можно заставить сделать женщину путем подобного шантажа?
— Ну, смотри, — вдохновенно начал развивать Кис, — смотри: допустим, дамочка занимается политикой или бизнесом, у всех на виду. Пригрози отдать такую порнушку с ее участием в руки конкурентов или политических противников — уж те постараются оповестить как можно более широкую публику, правда? А ей это вовсе не с руки. И политическая или финансовая дамочка начинает работать на шантажиста — денежки проводить, документики подписывать, счета открывать, предприятия создавать — много чего, Реми! На что ее власть простирается — то и сделает!
Далее, допустим, дамочка сама ничего собой не представляет, зато ее супруг — человек заметный. Что она может? Да многое! На супруга повлиять в важных решениях, секреты его выдать, бумажки его откопировать… Сечешь? Или строгому политическому папашке, толкающему речи с трибун о нравственности, в руки: гляньте, как дочурка развлекается! А не хотите ли, чтобы вся Москва узнала? А вся страна по телевидению? У нас тут года два назад прошла кассетка — министр голенький в бане с девочками. Назавтра же слетел! Кто ж захочет, чтобы любимое грешное чадо так засветилось? Вот и начнут уважаемые люди крутиться, чтобы изо всех сил остаться уважаемыми, не подмочить репутацию, сохранить имидж… И все, друг мой Реми, все до одного стройными рядами отправятся плясать под дуду шантажиста! Причем шантажист не простой, не какой-то там человечишка, которого можно тихо убрать за умеренную плату, — шантажистом должна выступать мафиозная структура! Уж не знаю, какая именно, но явно та, которую представляют нашему благосклонному вниманию «культурные люди», Борис с Валентином…
— Тогда… — задумчиво проговорил Реми. — Уж если министр на следующий день слетел… Тогда и Барбара должна быть задействована: для мужской части!
Кис шумно хлопнул Реми по плечу.
— Я тебе уже говорил, что ты гений? Нет еще? Грубое упущение с моей стороны. Исправляюсь: ты гений! Ты сто раз прав! Мужичок, особенно политический, — а сейчас чуть не все, кто деньги имеет, в политику лезут, — в штаны со страху наложит, увидев такие кадры. Он ведь с трибун врет, жене врет, избирателям врет! А тут этакая чудненькая фотка на память… Слушай, Реми, а в бане нет камеры?
— Есть.
— Если Тимур еще и в бане записывал!.. — мечтательно проговорил Кис. — Представляешь, с девочками? Это же целый видеобукет получается! Уже есть с чем шантажисту в гости на день рождения пойти!
— Я тебе уже говорил, что ты гений? — смеясь, спросил Реми. — Нет еще? Грубое упущение с моей стороны…
— Вот оно, дело жизни Тимура! — Кис вдохновенно вскинул руки и, зажмурив глаза от удовольствия, немного постоял так. — Я гений, говоришь? — приоткрыл он один глаз. — Гений, конечно, — кивнул он, опустил руки и открыл второй глаз. — Мы с тобой — оба гении. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что ты нашел?
— И что я нашел?
— «Бомбу»! Тот самый компромат, который Тимур приготовил в подарок своим хозяевам! И о котором они до сих пор ничего не знают, кроме слова «бомба»!
Реми отодвинул от себя тарелку. Выходит, тогда они и Ксюшу собирались заснять на видеопленку… и потом ее шантажировать?.. Но, бог мой, зачем?!
Жизнерадостный Кис полез к нему чокаться водкой.
— За гениев сыскного дела! — провозгласил он.
Реми осмотрелся по сторонам, потом зачем-то заглянул под стол.
— Что ты ищешь? — настороженно спросил Кис.
— Ну, если я бомбу нашел, она должна где-то лежать?
— ?
— А если она нигде не лежит, значит, ни я, ни ты пока ничего не нашли… Ни бомбу, ни компромат.
— Ну вот, пессимист, все настроение испортил.
* * *
Саша слишком поздно поняла, какую ловушку ей уготовил Тимур.
Сначала закружилась и поехала голова, тронулись все вещи в комнате, будто она опоздала на поезд и осталась стоять на перроне вокзала, охваченная слабостью и негой, а они помчались куда-то, набирая ход, и Саше даже захотелось помахать им вслед веселым и пьяным жестом…
Потом вдруг вещи вернулись на свои места, а ею овладела странная невесомость, словно на сей раз она собралась покинуть их, но уже по воздуху, оторвавшись от кресла и воспарив вверх, под потолок, под крышу, в небо…
Но и ее тело скоро вернулось на место, и все, казалось, затихло — в ней и вокруг нее…
Как вдруг что-то сдвинулось внутри. Словно тяжелая, плотная глыба попробовала оторваться, как айсберг, от бесконечной ледовой тверди… Еще одно странное, судорожное движение, от которого вздрогнули все ее внутренности, и наконец глыба пошла!
Саше показалось, что она умирает. Тяжелая, как скала, обжигающая, как лед, глыба продиралась сквозь ее чрево, перла вверх, подступала к легким, сжимала горло, душила. Кровь рванула в сосуды, глаза едва не выскочили из орбит, и Саша прошептала: «Ты меня отравил…»
И подумала: «И никто, никто меня не спасет. Я умираю…»
Ей показалось, что она теряет сознание. Ей показалось, что Тимур гладит ее руку и что-то ей говорит. Она не понимала, что именно, слова доносились издалека, Саша оставляла эту жизнь, она ее покидала, и больше не имело значения, кто и что может сказать: ни друзья, ни враги, ни те, кого она любила, ни те, кого ненавидела…
Но неожиданно тело ее сделалось легким, глыба больше не раздирала ее внутренности, оплавилась, растаяла; и в ней лишь полыхал легкий, сухой жар, как при высокой температуре. Она полулежала в кресле, закинув голову на его спинку, закрыв глаза, и не могла видеть, как склонился над ней Тимур, вглядываясь в ее ровно-розовые щеки, прислушиваясь к ее прерывистому дыханию…
Саша открыла блестящие глаза, горевшие лихорадочным огнем. Тимур сидел перед ней, с легкой усмешкой изучая ее лицо.
— Зачем ты это сделал? — прошептала Александра. — Неужели за это убивают?..
— Ты о чем, Сашенька? — ласково пропел Тимур. — Если здесь кто кого и убивает, так это ты меня — своей неземной красотой!
До нее не сразу дошли его слова, а когда дошли, когда она наконец поверила, что ее не убивают, она выпрямилась в кресле, села поглубже и с удивлением прислушалась к своему телу. С ним все же что-то происходило странное, небывалое, это ясно. Оно горело, гудело, словно внутри был небольшой, но мощный мотор, перегонявший кровь в бешеном ритме, накачивавший органы кровью…
И только тогда, когда адская механика, запущенная внутри ее, вдруг плеснула в ее жилы первые волны обжигающего, раздирающего желания, она поняла, что за ловушку ей уготовил Тимур!
Теперь она поняла и его усмешку, и этот изучающий взгляд, теперь она поняла выражение жадного ожидания, с которым он вглядывался в ее черты: он ждал, когда подействует наркотик.
Что ж, его расчет Александра поняла: не мытьем, так катаньем; не захотела Александра сама близости с ним — заставим захотеть! Как он сказал? "Слово чести, ничего такого не произойдет, чего ты сама не захочешь "!
Вот, значит, что он придумал!.. Александре казалось, что она слышит, как работает моторчик, гоняющий кровь: уф, уф, уф… Ничего у тебя не выйдет, негодяй! Я справлюсь с твоим наркотиком, я совладаю с моим телом! Не видать тебе Александры как своих ушей!
Собрав всю свою волю в кулак, успокоив дыхание, — во всяком случае, так ей казалось, — она произнесла небрежно:
— Ну что, какое у вас ко мне дело?
Тимур окинул ее внимательным взглядом.
Ага, забеспокоился, подонок! Решил небось, что недосыпал своей гадости в кофе! — торжествовала Александра.
— Дело? — переспросил Тимур. — У меня только одно дело: развлечь тебя, моя красавица! Какое еще дело может быть у настоящего джигита?
— Валяйте, развлекайте. — Александра не сумела справиться с голосом, и это прозвучало немного развязно, будто она была навеселе.
— Да я уже начал! Первый акт мы уже отыграли, ты не заметила?
И Тимур, блестя глазами, вдруг покачал на весу перед Александрой чем-то белым и кружевным… В чем Александра с некоторым усилием и изумлением опознала свои трусики, оставленные у Тимура дома десять лет тому назад.
Тимур, удовлетворенно вглядываясь в ее лицо, понизил голос, сойдя почти на шепот:
— А сейчас начнется второй акт… Половой, радость моя.
* * *
Покончив с едой и с разговорами, Реми собрался было повидаться с Ксюшей, но она его разочаровала, сославшись на плохое самочувствие. Он, конечно, понимал, что девочка пережила на даче такой шок… Но ему хотелось быть с ней рядом, держать за руку, утешать!
Однако Ксюша оказалась на редкость непреклонна. Александра осталась с ней дома, и Реми, скрыв разочарование, сказал понимающим тоном, что сестрам, конечно, тоже есть что обсудить…
Зато Кис был вовсе не разочарован тем, что Реми остался с ним. С неутихающим энтузиазмом он вытащил еженедельник Тимура и раскрыл его перед Реми, тыча пальцем в загадочные списки.
— Думай, гений! Мы должны понять, что скрывается за этими суммами и колонками цифр!
— Сам ты гений, — ворчал Реми. — Я ничего не соображаю. Я из-за тебя объелся, и у меня вместо головы — пищеварение.
— Вместо головы может быть желудок, а вместо мыслительного процесса — пищеварительный, — назидательно сказал Кис.
— Ты тоже объелся — но по своей вине, потому что ты есть обжора, — и твои мозги не работают. Я просто сократил логическую конструкцию.
— А-а, — уважительно сказал Кис. — А сам врешь, что ничего не соображаешь!
— Я из-за тебя растолстею, — ворчал Реми, — и меня девушки перестанут любить!
— Ты знаешь, какой вид деятельности затрачивает наибольшее количество калорий? Умственный! Так что хочешь похудеть к завтрему — думай давай. Налить тебе чего-нибудь крепенького для пищеварения?
— Я уже залит по уши, как бак твоей машины…
— Ну, как хочешь, — пожал плечами Алексей. — А я выпью.
С этими словами он плеснул себе полстакана коньяка. Реми только головой покачал — это ж какое здоровье надо иметь, чтобы столько пить! — и уставился в раскрытые перед ним страницы.
Ему думалось плохо, открытие, которое они сделали с Кисом, сверлило мозг. Ксюшу собирались снять на видеокассету. Как уже делали не раз до нее. И делали с целью шантажа. Зачем им шантажировать Ксюшу? И что произошло бы, если бы Реми не поехал за ней?
— Ты куда смотришь? — подтолкнул его локтем Кис. — Я тебе о таблице талдычу, а ты в окно глядишь!
Реми нехотя обратил глаза к странице еженедельника.
И вдруг до него дошло. Вот так, ясно и просто, и очень неожиданно: до-шло.
— Вот этот список, с двумя колонками цифр, — я, кажется, знаю, что это означает!
— Да ну, — недоверчиво покосился на него Кис. — Вот так прямо глянул и знаешь?
— Ага. Это номера кассет.
— Кассет?
— Видеокассет. У Тимура повсюду есть видеокассеты — в квартире, на даче… На Ленинском не приметил?
— Валялись какие-то.
— Значит, и на Ленинском. И все с разными номерами — ни логики, ни порядка в кассетах! А надписи-то по-русски я не понимаю, ну вот и решил…
— Не тяни резину, с чего ты взял, что эти цифры означают номера кассет?
— А ты не суетись, слушай… Видишь ли, мне физиономия Рональда показалась знакомой. Я немножко погадал, поломал мозги и решил, что ошибся, — знаешь, как мы устроены: все китайцы на одно лицо, все черные тоже. А вот теперь, после всех наших с тобой разговоров о видеосъемках, я понял… Поскольку я надписи по-русски прочитать не сумел, то решил все кассеты просмотреть по чуть-чуть, по минуте примерно. Большинство оказались порно или эротические, да несколько боевиков попалось… Ладно, смотрю. И вдруг на одной кассете с порнушкой как-то внезапно план прыгает. Конечно, все эти фильмы, сам знаешь, сделаны крайне плохо, по дешевке, но все-таки странно: вроде бы только что-то в саду затевалось, как все перенеслось в помещение, только что все в цвете было, как вдруг прыгнул черно-белый кадр, в котором какой-то черный мужчина трудится над белой женщиной, крашеной блондинкой… И его потная морда над ее гениталиями крупным планом… Тогда, разумеется, я не придал этому значения — решил, что качество низкое. А вот сейчас дошло: это был Рональд!
— Я чего-то не просеку: он в порнофильмах снимался?
— Нет. Я другое думаю: на магазинных кассетах с порнухой Тимур переписывал свои фильмы. Только отступал на несколько минут, оставляя на кассете «родное» начало. Как раз для таких случаев, если вдруг кто нос сунет без ведома. Причем записывал не на всех подряд, часть из них так и остались нетронутой магазинной порнухой, а на нескольких он разместил свои шедевры порношантажа. И во втором списке слева — номер клиента, а справа — номер кассеты, где он выступает в главной роли.
— И, следуя твоей логике, «бомба» у нас просто под рукой?
— Именно. Съездим на Бережковскую набережную?
— Не съездим! Слетаем!!! А потом на Ленинский! Соберем все кассеты!
* * *
Но их затея удалась только частично. Из всех находившихся в обеих квартирах кассет только четыре содержали доморощенную Тимурову порнуху. По первому списку удалось установить личности «порнозвезд» — все были женщины, и все занимали приличные посты в разных московских фирмах и предприятиях.
Глядя на изощренно, с фантазией поставленные в дачном спортзале сцены, где спортивные снаряды служили совсем по другому назначению, Реми холодел при мысли о том, что не вздумай он утром следить за Ксюшей, то и она бы…
Кошмарные видения затеснились в его воображении. «Увозить ее отсюда! Увозить немедленно! Это моя девочка, моя, понимаете вы?! И я ее никому не отдам на поругание!..»
…Хорошо, что Кис был рядом. Он смотрел, сведя брови к переносице, на Реми.
— Хочешь, поедем, набьем этим гадам морду? — предложил он. — Вдвоем-то управимся! И тебе полегчает… Давай? А можно нанять специалистов по этому делу — они им все яйца, весь «куй» отобьют, впредь неповадно будет! Хочешь, а, Реми?
Реми улыбнулся вымученно, но благодарно. Он, конечно, никого нанимать не будет, но понимание и соучастие друга оценил. Все-таки Алексей тонкий человек, хоть частенько его прямота шокировала Реми… Жаль, что Кис не живет в Париже, где-нибудь рядом!
Впрочем, если бы он жил в Париже, то он был бы другим.
* * *
…Наркотик разгорался в крови, вместе с ним разгоралось желание, а воля и рассудок бессильно хлопотали с никому не нужными потугами. Александра не знала, как оказалась в роскошной спальне Тимура, на огромной кровати под балдахином. Ей вспомнилась сцена из феллиниевского фильма «Джульетта и духи»: лежит женщина, распростертая на кровати, а над ней склоняется необыкновенной красоты мужчина…
Над ней действительно склонялся очень красивый молодой мужчина, со сладкой, обещающей лаской вглядываясь в ее лицо. Тимура в комнате не было, были только двое: она и красавец.
Но она не вскочила, как Джульетта из фильма. Не убежала, не спаслась. Не было сил и не было желания убегать. А было желание совсем другое: отдаться этому парню. Причем было нестерпимо сильным, таким, что она торопила его мысленно — а может, и вслух, она уже не знала сама, — пока он, красуясь и ловя ее восхищенный взгляд, картинно раздевался перед нею. Александра застонала, когда этот юный Аполлон снял трусы — последнее прибежище, укрывавшее скульптурное великолепие его форм.
Наконец белокурый красавец приблизился к ней, протянул ей руку, помогая подняться с постели, и, прижавшись всем телом так, что она почувствовала его горячую плоть, обжег ее прикосновением к губам. Александре не нужны были никакие эротические игры, ей нужен был прямой секс, простой и грубый, без изысков — только бы спастись от этого жара, сжигавшего ее внутренности! Но мальчик и не думал торопиться. Он медленно, нарочно медленно и легко касался ее тела, раздевал ее, театрально и бережно снимая с нее каждую вещь.
Когда на Саше осталось только белье, замер восхищенно: Александра любила красивое белье, и на ней сейчас был прелестный французский гарнитур цвета спелой вишни, который необыкновенно шел ее светло-золотистой коже; но в данный момент она, право, меньше всего нуждалась в комплиментах.
Ей хотелось самой содрать с себя остатки одежды, и остановил ее не разум, не приличия, не гордость — а врожденное эстетическое чувство. Разыгрывавшийся спектакль было просто невозможно сломать столь выпадающим из стиля жестом, и она смиренно ждала, пока юное божество, вдоволь налюбовавшись ее бельем, неторопливо избавило ее от его пут.
Александра было набрала воздух полной грудью в предвкушении их совместного падения на кровать, но не тут-то было: красавчик играл следующую сцену — восхищения ее телом. Он пожирал ее глазами, он опустился перед ней на колени и смотрел блаженным взглядом снизу вверх, легонько поглаживая ее бедра. Александра не выдержала: поймав его крупные, красивой формы, горячие руки, она положила их себе на живот.
— Тс-с, — прошептал юноша, — тс-с, не будем торопиться… Эти мгновения столь прекрасны…
* * *
Саша не знала, что наслаждение можно превратить в пытку. Медленную пытку поджаривания на костре собственного желания. Она содрогалась от каждого прикосновения белокурого красавца, она металась на широкой постели под балдахином, извивалась, стонала, вскрикивала — все было напрасно. Стойкий юноша не торопился, изощряясь все в новых и новых выдумках; но как только он чувствовал приближение ее оргазма, он замирал и сбавлял ритм, а то и вовсе отодвигался, переходя в молчаливое и бездейственное любование ее телом…
Саше казалось, что вся ее личность, глубокая и разносторонняя, сузилась сейчас до простого физического, животного тела, в котором бушевали гормоны; ее внутренний мир, ее интеллект, ее желания и мысли — все переплавилось в горниле плотского вожделения, все превратилось в одну безграничную эрогенную зону, нетерпеливо ожидающую того, кто придет удовлетворить ее звериный зов разгоряченной самки. Явись сейчас сам Тимур, она бы приняла и его…
И Тимур явился.
* * *
Ночь упала на город, сузив бескрайний мир до маленькой, освещенной лишь настольной лампой комнаты, в которой сидели сестры. На Саше по-прежнему было изумрудное платье, она все так же сидела за столом, держа в руках давно не нужную пилочку для ногтей. Ксюша за все это время ни разу не встала с дивана, переменив лишь однажды положение ног.
Александра взглянула на часы:
— Одиннадцать, Ксюша. Давай хоть чаю выпьем…
Ксюша охотно поддержала эту мысль. Передышка была нужна обеим.
* * *
«Увозить Ксюшу!» Ни о чем другом Реми не был способен думать. При мысли о том, что должно было произойти в дачном спортзале, — и произошло бы, не реши он невзначай следить за Ксюшей! — Реми сделалось так плохо, что скрутило в животе.
— Налей мне тоже… — попросил он Киса. — Коньяку, что ли…
Кис внимательно глянул на него и протянул ему рюмку.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — спросил он.
— Нет… Сейчас пройдет. Давай лучше поговорим… О чем-нибудь занимающем мозги… Где же искомые документы и кассеты, по-твоему?
— Ты же сам сказал, что голосуешь за дачу…
— Ну да. Эти двое — они что-то скрывают, верно?
— Скрывать-то скрывают… Ну а если просто свое участие в Тимуровой порнухе? Тимур вряд ли доверил им хранение такого компромата!
— И что дальше? — вяло спросил Реми, изо всех сил стараясь не думать об увиденном сегодня.
— А вдруг Тимур поместил все в какую-нибудь камеру хранения? Ищи-свищи тогда по всем вокзалам и аэропортам!
"Нет сомнений, Паша с Барбарой заманили Ксению в ловушку, — не слушал его Реми, против воли возвращаясь к своим болезненным мыслям, — и собрались поставить с ней одну из своих мизансцен… И заснять «развлечения» на пленку. Но вот только зачем? Ясно, у них была какая-то цель! Обычно снимали для шантажа… А Ксюшу-то им чем шантажировать? Неужто все было затеяно только с целью поразвлечься? Нет, нет, слишком сложно, слишком много всего. Для этой цели хватило бы Павла, и черного Рональда не стали бы звать, и чистую кассету не приготовили бы для записи… Тут другое…
Зачем вообще шантажируют? Чтобы что-то поиметь. Деньги, услуги. Или — заткнуть, заставить замолчать. Но что могла знать Ксения?"
— Реми… — позвал его Алексей, — если тебе этот разговор неприятен… Мы можем его отложить, знаешь ли. Уже поздно, ложись спать, если хочешь. А я еще немного посижу, подумаю…
— Признаться, меня хорошенько тряхнуло увиденное…
— Понимаю.
— Я, кажется, даже больше потрясен, чем Ксюша.
— К счастью для нее.
— Я бы сейчас сам охотно согласиться употребить их наркотик, чтобы все забыть…
— Ложись спать. Утро вечера мудренее, как у нас говорят.
— Куда там спать! Я одного не могу понять, зачем им было ставить эту сцену с Ксенией?
— Они решили ее шантажировать?! Но что им от нее могло понадобиться?
— В том-то и вопрос.
— А зачем Ксюша поехала на дачу?
— Она мне не сказала.
— Ты спрашивал?
— Спрашивал. Она не захотела мне сказать.
— Она скрывает что-то?..
— Она покрывает кого-то…
— Сестру?
— Подозреваю, что она каким-то иным путем, неизвестным нам, пришла к выводу, что Александра была знакома с Тимуром…
— И поехала за подтверждением своим догадкам на дачу?
— А они испугались. Поэтому решили подстраховаться уже изведанным путем: видеокассетой.
— И испугались они?..
— Могли испугаться только одного: Александра бывала на той даче. И если бы об этом узнала Ксюша, а от нее — мы, то мы сумели бы расколоть Александру…
— Следовательно, Александра знала об этих делишках!
— Потому что… Они снимали и ее !..
* * *
Павел, в руках которого уже столько раз умирала от наслаждения Александра, неожиданно распрямился, отодвинулся от нее и сел, поджав под себя колени, рядом. И вот тогда она увидела Тимура.
Он стоял в комнате, прямо напротив кровати, и возможно, уже давно — Александра просто не видела его за великолепным телом красавца Паши.
Он стоял и смотрел на нее. Его черные узкие глаза жгли ее, прожигали насквозь, — казалось, жадно бегая по ее телу, они оставляют, как угли, черные дымные ожоги.
Его возникновение в спальне было для Александры столь неожиданным — в нежных Пашиных руках она давно забыла о существовании Тимура, о том, что она на его даче, да и вообще обо всем, — что она было решила, что грезит.
Но нет, ей не пригрезилось. Он действительно стоял, сплетя руки на груди, и смотрел на нее с улыбкой, леденящей ее кровь. Он был гол, и Александра, бросив взгляд пониже, откинулась со стоном отвращения на подушку.
Тимур ее не обманул. Он действительно был импотентом. Вялый, длинный, темный столбик его пениса безвольно висел между волосатых ног.
Тимур злорадно улыбнулся, как будто ему льстило и радовало отвращение Александры, и сделал к ней шаг. Потом другой. Саша не могла отвести глаз от приближавшейся к ней смуглой фигуры, жегшей ее черными раскосыми глазами, от мягкой тряпочки бездейственной плоти, мотавшейся при каждом его движении…
Мысль ее металась: что он хочет сделать с ней? Что может сделать импотент? Может ли он вообще что-то?..
Нет, она не хочет его! Боже мой, она не хочет его прикосновений! Зачем ему это??? Он накачал ее возбуждающим наркотиком, он отдал ее на растерзание красавцу Паше, он стоял, смотрел, наслаждался этим зрелищем — и все, и хватит с него! Пусть стоит, если ему так нравится, пусть смотрит, но только не прикасается к ней!!!
И вдруг до нее дошло… Паша умело не давал ей достичь оргазма, Паша сохранил ее оргазм для… Тимура?!! Нет!!! Только не это!!!
При мысли о том, что ненавистный Тимур начнет сейчас втискивать свою безвольную плоть между ее ног, ее затошнило. Она вскочила.
— Не выйдет! — разъяренно крикнула она ему в лицо. — Ничего у тебя не выйдет, подонок! Ты мне обещал, что ничего не произойдет, если я не захочу сама? Так вот: я тебя не хочу!!! Я тебя ненавижу! Ты думал, что мне сам черт покажется ангелом после всех твоих наркотиков и усилий этого мальчишки? А вот нет! Тебе удалось довести меня до предела, я умираю от желания, тут все ты рассчитал верно, — но удовлетворять с тобой я его не буду, ясно?! С кем угодно, хоть с чертом лысым — только не с тобой! Не смей ко мне приближаться!!! — завизжала она, видя, что Тимур продолжает медленно двигаться в ее сторону. — Не смей!!!
Она схватила подушку и запустила ею в Тимура. Тот поймал, кинул на пол и продолжал идти на нее.
— Паша! — закричала Александра. — Сделай же что-нибудь! Не отдавай меня этому чудовищу! Я его ненавижу, меня от него воротит! Паша, умоляю тебя!!!
Она схватила Павла за плечи и опрокинула его на себя. Тот не ожидал и послушно упал на Александру. Обхватив его торс ногами, Александра буквально заставила юношу войти в нее и бешено задвигалась под ним, торопя его содрогания.
Тимур остановился, изумленный. Такой поворот событий явно не входил в его сценарий, и он растерялся от подобной наглости.
— Павел! — крикнул он. — Не смей! Сейчас же оставь ее!
Но Павел только мычал, не в силах остановиться. Два обнаженных тела бешено двигались перед остолбеневшим Тимуром, сцепившись, словно в схватке насмерть.
— Еще, еще, не отпускай меня, мальчик, не отдавай меня Тимуру! — кричала Саша, цепляясь за Павла. — Пусть он сдохнет от ревности, пусть он удушится от зависти, импотент проклятый!
— Ах так, — прорычал Тимур, приходя в себя. — Черта лысого, говоришь? Я тебе устрою черта, я тебе покажу! Рональд! — крикнул он.
В спальню задвинулся огромный негр. Он начал быстро раздеваться, распространяя душный, терпкий запах пота.
Павел оторвался наконец от Александры и, виновато косясь на Тимура, снова сел, поджав под себя колени, возле нее.
Тимур окинул Александру взглядом, полным обжигающей ярости.
— Варька, — заорал он бешено, — ты где, шалава? Отдельное приглашение нужно?
— Тут я, тут! — весело пропел девичий голосок, и в комнату проскользнула девушка, довольно хорошенькая, с блудливыми кошачьими глазками на треугольном личике. Одета она была по стандарту порнофильма: черный пояс с резинками, из-под которого, за отсутствием трусиков, с абсолютной непристойностью являл себя миру наголо выбритый, незагорелый лобок; прозрачные чулки да красные туфли с острыми каблуками, которые она не сняла, даже когда забралась на постель, поджав под себя ноги, как Паша, по другую сторону от Александры.
Громадный негр, названный Тимуром Рональдом, сел у ног Александры.
В сознании Александры, мутившемся от наркотика, страха, вожделения и стыда, мелькнуло: три хищных зверя перед тушкой убитого животного, готовые вонзить голодные зубы в его парную плоть…
— Вперед! — задыхаясь от злобы, рыкнул Тимур. — Сделайте мне ее по полной программе!
И звери накинулись.
* * *
…Когда в просветах трех тел мелькал побледневший от страсти и ярости Тимур, оставшийся стоять в ногах кровати, Александре удалось разглядеть в его руках видеокамеру, бесстыже и похотливо уставившуюся глазком прямо в ее раскинутые ноги…