– Что ты все пишешь? – лениво спросил Гоша, растянувшись на шелковистой траве под эвкалиптом и задумчиво глядя на серебристые облака, клубившиеся над головой. – Как тебе это не надоест?

– Надо, – ответил Ваня. – Я записываю в дневник все, что с нами случилось, и все, что мы видели.

– А зачем записывать? – удивился Гоша. – Я и так все помню.

– Ну, помнить – это мало. Ты понимаешь, что с нами произошло? То-то же! Еще никому не удалось побывать в будущем.

– И не удастся!

– Вот поэтому мы с тобой должны у людей будущего перенять все самое лучшее, для того чтобы… ну, для того чтобы скорее наступило это будущее.

– Хорошо, – сказал Гоша. – Что же мы будем делать теперь?

– Как что делать? Надо спешить домой… Там ждут нас, беспокоятся.

– Мне и здесь хорошо, – сказал Гоша. – Я не хочу уезжать из будущего. А дневник твой мы перешлем по почте. И тогда люди двадцатого века узнают все, что будет в двадцать первом.

– Нет, – покачал головой Веточкин-старший. – Во-первых, письма могут доходить только из прошлого в будущее. А из будущего писать нельзя. А во-вторых… во-вторых, я же тебе говорил, что я не хочу жить на готовеньком. Мы сами должны строить будущее. Это ведь так интересно! И мы его построим. Мы еще вернемся в третье тысячелетие. Когда вырастем… А теперь пора!

– А знаешь, – воскликнул Гоша, – сказать по правде, мне тоже хочется домой.

– А не боишься, что от отца попадет? И за двойки и за новую запонку…

– Пускай, – махнул рукой Гоша. – А двойки я исправлю. Честное пионерское!

Только бы поскорее вырасти. А когда я вырасту, то стану рабочим. На фабрике будет тихо и светло, как в саду в солнечный день. И много цветов. И пусть играет музыка, такая, как в Городке искусств. Мне подчинится множество машин. Они будут делать разные вкусные вещи. Я за один день сделаю столько всего, что хватит угостить всех ребят с нашей улицы. Пусть приходят и едят сколько хотят.

– Постой, – остановил Ваня. – Как же ты будешь всех угощать, если это не твое, а государственное?

– Ну и что ж такого? Если государственное, то немножко и мое… – нашелся Гоша. – А может быть, я буду строителем. У меня будет огромный кран, похожий на жирафу. Нажму кнопку, и кран поднимет кубик. Не кубик, а комнату! А еще лучше будет у меня машинка, уничтожающая силу земного притяжения. Тогда работать будет совсем легко и быстро. Я построю много красивых домов. Добро пожаловать, новоселы! В каждой квартире будет ванная и душ. И столовая…

Нет, столовая пусть будет общая, одна для всех… А для ребят построю интернат такой же, как тот, где мы жили, с бассейном для плавания и спортивными площадками. А если я стану трактористом, – продолжал мечтать Гоша, – сто самоходов-тракторов выйдут в поле. И я один буду управлять ими.

Прикажу: налево, и они повернут налево. Прикажу: прямо, и они пойдут прямо.

А когда вырастет урожай, я соберу столько хлеба, что хватит накормить целый мир. И в Африку, к чернокожим людям, и в Азию, к желтолицым людям, и в другие далекие страны поплывут корабли с хлебом. А из Африки они привезут апельсины и бананы. Ешь сколько твоей душе угодно! А может быть, я стану доктором…

– Вряд ли, – засмеялся Ваня, – пока ты вырастешь, никаких болезней не останется и докторам нечего будет делать. И лекарства не нужны будут.

– Ну и что такого, – беззаботно согласился Гоша. – Очень хорошо! Тогда никто не заставит меня пить противную касторку. Ну, а если все-таки не успеют победить все болезни, тогда я обязательно стану доктором. Я буду лечить маленьких и больших. У кого плохое сердце, я поставлю новое сердце. Это будет веселое, молодое и доброе сердце. Оно будет работать хоть сто лет… без передышки.

– Кем же ты в конце концов будешь? – перебил Ваня. – Рабочим, строителем, трактористом или врачом?

– Я еще не знаю, кем я буду. Но ты же сам говорил: для человека главное не кем он будет, а каким он будет. Я буду смелым, добрым и веселым. Я никогда не буду врать и задаваться. Я буду таким, как люди третьего тысячелетия.

– Ну, тогда другое дело, – согласился Ваня. – Только и во втором тысячелетии много таких людей, с которых стоит брать пример. А теперь домой!

Веточкин-старший спрятал в карман блокнот и, поднявшись, торжественно произнес:

– Ал лал, робин рой, унеси меня домой!

– А я? – испуганно закричал Гоша и крепко уцепился за гимнастерку брата. – Ты что же, хочешь меня оставить?

– Не мешай, – сказал Ваня и громко продолжал: – И меня и Гошу. Я его не брошу.

Над землей пронесся легкий ветерок, листья эвкалиптов зашелестели, вдали зазвучала легкая, навевающая сон мелодия. Сами собой закрылись веки… Потом все исчезло.

– Вставай, Ванюша. Вот разоспался. Ребята уже давно в школу идут.

Веточкин-старший с трудом открыл глаза. Над ним стояла мама и тормошила его.

Рядом зашнуровывал ботинки Гоша. Лицо его было заспанно, волосы всклокочены.

– Скажи-ка, – тихонько окликнул его Ваня, дождавшись, когда мать вышла в кухню. – Тебе ничего не приснилось?

– А что? – дипломатично спросил Гоша.

– Нет, я так…

– А тебе? – помолчав, задал вопрос Гоша.

– Приснилось… Будто мы путешествовали в будущее.

– Да ну! Значит, это правда? Я так и подумал, разве один и тот же сон может сразу двоим присниться?

…Ваня и Гоша Веточкины рассказали мне о том, что произошло с ними во время их удивительного путешествия. Я подумал, что, может быть, об этом интересно будет узнать и вам, ребята. Вот я и передал все, что узнал. А дело ваше – хотите верьте, хотите нет.

1962