Ничто не нарушает предрассветной тишины всегда безлюдного Гранатного переулка. У забора большого сада, под ветками громадной липы неподвижно стоят два человека. Они замерли… слились с забором.

— Пора, — шепнул один из притаившихся, и на освещенный тротуар вышел Зенин. — Еще один беззаконный обыск! Эх, Владимир, дурное у меня предчувствие, хоть и затеял этот поход я сам.

— Ведь мы сегодня не войдем в дом. Важно осмотреть его со стороны сада, куда выходят все жилые комнаты, и снять восковой оттиск замка!

— Я знаю, что работа плевая, а старая свесившаяся липа облегчит способ перебраться в сад. Ну, карауль мой воздушный путь и пьяным мурлыканием песни дай знать, если явится необходимость обратного возвращения!

— Уж и правда, не оставить ли затею, Александр, — хотел попридержать Орловского Зенин. Прыжок, шелест ветки, шепот «до скорого свидания», и Орловский скрылся в густых ветвях липы.

Замер на своем сторожевом посту Зенин. Минуты ему тянутся часами. В мозгу и сердце одна мысль, одно безумное желание: «скорее бы».

В аллее столетних лип почти темно. Ветки сплелись сплошным сводом и не пропускают света уличных фонарей. В их гуще притаился Орловский, обдумывая возможность передвижения по деревьям. Сонную тишину сада начал нарушать шелест веток под тяжестью человеческого тела. Аллея тянется почти до самой террасы, перед которой разбит большой прекрасный цветник.

— Пора слезать! А жаль; на песке останутся следы, да и место открытое, как бы не увидали из окон!

Осторожно спустился. Идет по самому краю дорожки, едва ступая на мыски. Вот и терраса. Остановился у колонны перевести дыхание. В окнах темно, в доме, по-видимому, спят. Какой соблазн проникнуть туда; невольно он ощупал в кармане отмычку. Нет, нельзя… Можно подвести не только себя, но и Зенина, да еще наделать больших неприятностей Кноппу.

Неслышным, кошачьим шагом перешел, нагрел, разминая в руках, воск, нащупал замочную скважину, нажал, и… О, ужас! Дверь бесшумно распахнулась. Яркий сноп электрического света залил его с ног до головы; четыре сильных руки схватили его, не давая возможности не только уйти, но даже пошевельнуться. Зажатый рот лишил возможности дать криком знать Зенину об опасности.

— Кого вы поймали, г. Крылов? — раздался спокойный голос с легким иностранным акцентом, когда за втащенным вовнутрь дома Орловским закрылась дверь.

— Красного зверя, г. доктор, которого я еще вчера приметил у вашего дома!

— Прекрасно! Через час он навсегда будет безвреден!

— Ради Бога, — простонал кто-то в соседней комнате.

— Э, вы очень сентиментальны, сэр Эдуард. Слушаясь вас, мы давно уже были бы… под замком!

Не имея возможности кричать или протестовать, Орловский с ужасом смотрел на японского доктора. Тахикара, весь расплываясь в улыбку, не торопясь вынимал шприц и небольшой флакон.

— Не бойтесь, милый русский шпион; это совсем безболезненно, а умирать все равно когда-нибудь нужно. Разденьте!

Почти нечувствительный укол в позвоночник. Крошечная ранка напоминала совершенно укус блохи. Ужас в глазах Орловского постепенно угасал; его заменял покой небытия…

Через четверть часа на полу лежал труп. В комнату вошел Крылов, уже одетый в костюм шофера. Прекрасно замаскированный выход на другую улицу остался незамеченным Зениным и Орловским; через него-то Крылов и Зигель вынесли труп последнего.

В тиши ночи чуть долетало до Зенина отдаленное урчание мотора, но он не придал ему никакого значения, не предполагая, что с ним его друг шлет ему привет, но уже обещает не «скорое свидание, а вечную разлуку».

— Как время тянется медленно, как нестерпимо медленно, — повторил он в мыслях. — Вот уже рассвет, а об Александре ни слуху, ни духу. Перелезть самому? Нет смысла; в саду его, наверное нет; нечего там делать так долго… Была не была; испробую условленное средство!

…И в тихом переулке раздалась пьяная песнь. Какой-то запоздалый кутила пишет вензеля по тротуару. Споткнулся… сел на тумбу… Мертвое молчание кругом. Вся кровь прилила у Зенина к сердцу.

— Попался, бедняга!

Идти на выручку, попытать шального счастия, рискнуть?..

Быстро решившись, подошел к подъезду и сильно, властно нажал кнопку.

Заспанный швейцар не сразу открыл дверь. Зенин протянул ему свой полицейский значок и потребовал осмотра помещения.

— Мистер Карвер дома?

— Так точно; только они со вчерашнего дня занемогли и при них неотлучно доктор.

В швейцарской появился Кай-Тэн. Его угрожающе поднятый палец требовал тишины. За ним стоял лакей.

Ничего не понимая, провели они Зенина по всему дому, поочередно освещая комнаты. Чуть приоткрыли дверь и к больному, который неподвижно лежал, повернувшись к стене. Воздух комнаты был пропитан запахом лекарств, на кушетке спал одетым доктор Тахикара.

С нечеловеческой тревогой в душе возвращался домой Зенин.

На следующее утро в Богословском переулке, у крыльца своей квартиры, лежал Орловский. Ни малейших следов насилия на нем не было найдено. По определению врача, он умер от разрыва аневризмы.