Лондон, 9 декабря 1710.

[суббота]

Итак, мои юные дамы, я только что отправил свое десятое в почтовую контору и, как уже говорил вам, получил ваше седьмое (боюсь, раньше я ошибся и сказал, что получил шестое, и тогда мы с вами совсем запутаемся). Так вот, как я уже вам докладывал, обедал нынче с лордом Эберкорном и, полагаю, на ближайшее время с вас достаточно, потому что мне надобно приняться сочинять кое-какие безделицы и крепко кое-кому насолить. — А как же с ответом малюткам МД? — Что ж, их письмо я на время отложу. — Уже поздно, и я могу только сказать, что МД — дорогие дерзкие плутовки. И что из сего следует? А то, что Престо любит их поэтому еще сильнее.

10. Этот сукин сын Патрик куда-то запропастился, и я теперь связан по рукам и ногам; даже уголь пришлось одолжить. Сейчас шесть часов, и я вернулся домой после славной прогулки в парке; сегодня первый день мягкая, тихая погода, а прошлой ночью была ужасная буря. Говорят, будто у вас унесло в открытое море пакетбот и будто на нем находился юный щеголь Свифт и генерал Сэнки. Не знаю, насколько это правда; впрочем, вы услышите об этом раньше меня. Раймонд уже поговаривает о том, чтобы через несколько дней уехать из Лондона; он собирается возвратиться в Ирландию не позже, чем через месяц, так как в противном случае его жене, которая уже на сносях, придется рожать здесь. Думаю, он прав, хотя не исключено, что история с пакетботом напугает его. Лондон нисколько его не привлекает, и я этому не удивляюсь. Он свел здесь знакомство с несколькими ирландцами, обучающимися в Темпле, и они показали ему город. Я допускаю его к себе не чаще двух раз в неделю, да и то лишь по утрам, когда одеваюсь. — Ну, вот, явился, наконец-то, этот прощелыга, и я смогу теперь воспользоваться моими собственными чернилами и новым пером; так-то, а вы — дерзкие шалуньи и плутовки и останетесь ими до тех пор, пока я не улягусь в постель, потому что должен сейчас заняться делом, понятно? Да, кстати, передайте епископу Клогерскому, что ему не нагреть меня ни на один дюйм металла; это металл для моего колокола. Сами знаете, все это пустяки, но городские денежки так целей будут. Эннискиллен скорее может себе это позволить, нежели Ларакор, тем более, что колокол будет весить только полторы тысячи. Сейчас я, как обычно в это время, читал и прочее, а теперь укладываюсь спать; не находите ли вы, что сегодняшняя запись получилась довольно-таки длинной? А теперь уходите-ка отсюда до завтра, до положенного часа. Да, чуть не забыл упомянуть, что обедал нынче с сэром Мэтью Дадли.

11. Возвратясь сегодня домой, я, как и вчера, обнаружил, что этот паршивец опять запер мои чернила, хотя я строго-настрого его предупредил; вскоре, однако, он явился, так что теперь все в порядке; он уже растапливает камин, и я смогу приняться за свои дела. Погода опять испортилась, и целый день лил дождь. Не выношу зимнюю слякоть, хотя некоторые находят ее полезной. Говорят, слух о чуме в Ньюкасле оказался ложным. У меня сегодня решительно никаких новостей. Обедал у миссис Ваномри и выразил пожелание, чтобы они купили мне шарф, потому что мой совсем изорвался. Леди Эберкорн тоже собирается купить мне шарф, так что останется только решить, какой из них лучше. Вчера я снова видел при дворе герцога Ричмонда, однако не стал с ним заговаривать; видимо, мы уже не помиримся. Сейчас я лежу в постели, а дождь хлещет, не переставая. Любопытно, так же ли часто идет дождь у вас в Дублине? Известия о кораблекрушении, как я и предполагал, испугали Раймонда; однако я все же уговорил его, и через неделю он отсюда уедет. Я познакомил его с поверенным по делам казны, и тот признал, что Раймонд доводится ему родственником, а посему он, думаю, не откажет Раймонду в любезности снабдить его рекомендательным письмом к вашему новому лорду-канцлеру. — Получил письмо от миссис Лонг, от которого меня едва не стошнило: в нем было несколько непристойных шуток, обозначенных прочерками, о смысле которых следовало догадаться. Пошлые пересуды и сплетни в провинциальном городишке оказали на нее дурное влияние. — Я не стану отвечать на ваше письмо, пока не освобожусь от всяких дел; так что пусть это послание отправляется, как оно есть. Какая мне о том забота? какая о том забота нахальному Престо?

12. Когда я был сегодня у Льюиса в канцелярии государственного секретаря, туда пришел лорд Риверс; увидя меня, он отвел Льюиса в сторонку, пошептался с ним, а потом подошел ко мне и изъявил желание со мной познакомиться; мы обменялись поклонами и любезностями, после чего расстались. Обедал я с Филиппом Сэведжем и его ирландским клубом там, где они обычно столуются, и после довольно-таки гнусно проведенного вечера пришел домой лишь в девятом часу. С мистером Аддисоном мы видимся теперь едва ли чаще одного раза в две недели: его парламентские обязанности и мой чуждый ему круг знакомств отдаляют нас друг от друга. Вчера утром сэр Мэтью Дадли прогнал своего дворецкого, а ночью бедняга неожиданно скончался на улице; не правда ли, странное стечение обстоятельств? — Но какое вам собственно до этого дело? — А такое, что этого дворецкого я знал. — Что ж, выходит, ваш пакетбот цел и невредим: тьфу, какая глупость, а ведь я уже сделал все, что в таких случаях полагается делать — сказал, что это весьма печально и что я весьма об этом сожалею. Но когда же я все-таки отвечу на письмо наших МД? Вот оно, лежит себе; ну что ж, как-нибудь после дождичка в четверг я об этом поразмыслю, а пока доброй ночи.

13. Утро. Мне придется нынче весь день таскаться вместе с леди Керри и миссис Пратт, с которыми мы вчера утром за чаем условились поехать вместе осматривать достопримечательности Лондона. Слыхали ли вы о разгроме, учиненном среди высших офицеров? Мередит, Макартни и полковник Хонивуд вынуждены будут продать свои должности за полцены и оставить службу из-за того, что пили за поражение кабинета ториев; нацепив шляпу на палку, они объявили, что это Гарли, и со стаканом вина в руке стали разряжать в чучело свои пистолеты, сожалея, что перед ними не сам Гарли собственной персоной, и позволили себе сотню других столь же милых шуток; одним словом, они уволены за подстрекательство своих солдат и иностранных послов к действиям, направленным против нынешнего кабинета министров. Кэдоган отделался сравнительно легко: его мать сказала мне вчера, что он отстранен от должности посла; надеюсь, никаких других мер в его отношении не будет предпринято, потому что его не было на этих мятежных сборищах. М-да, писание писем этим дерзким шалуньям отнимает у меня по утрам уйму времени, но право же, я рад любой возможности повидаться с вами поболтать чуточку и снова за свои дела. А теперь попридержите свои язычки, ведь мне давно пора вставать; ни словечка больше, жизнью вас заклинаю. Ну, что там такоеее? Вот и прекрасно; потерпите, пока я не возвращусь домой, и тогда я, возможно, расскажу вам о себе еще что-нибудь. А куда вы сегодня идете? ведь я не смогу быть с вами из-за моих дам? Как на грех, день сегодня такой дождливый и безобразный. Я предпочел бы, чтобы вы зашли за Уоллсами и отправились к декану, только ставьте по маленькой, когда проигрываете. Манильо, Басто, королева и два младших красных козыря погубят вас. Я, впрочем, не считаю, что это такие уж плохие карты, но ведь тогда у ваших противников могут быть Эспадильо, Понто, король и большие козыри, которые дадут им верные взятки; ну а вы, конечно же, как всегда пошли с вашего Манильо. — Ох, сколько же я здесь, глупец, наболтал и все потому, что никак не могу нынче утром расстаться с этими МД. Убирайтесь отсюда, да поживее, милые капризные девчонки, и дайте мне, наконец, встать. Патрик снова запер вчера вечером мои чернила, уже третий раз за последнее время; этот мошенник сел мне на голову. А теперь, сударыни, я все-таки встану назло вам. — Вечером. Леди Керри, миссис Пратт, миссис Кэдоган и я — в одной наемной карете, сын леди Керри со своим гувернером и еще двумя джентльменами — в другой, а барышни и маленький мастер (дети лорда Шелберна), да еще служанки — в третьей, отправились сегодня в десятом часу утра из дома лорда Шелберна, что на Пикадилли, в Тауэр, где осмотрели все достопримечательности, львов и пр., а оттуда поехали в Бедлам, потом пообедали в дешевой ресторации позади биржи, после чего направились в грэшемский колледж (однако хранителя его не оказалось дома) и завершили вечер в театре марионеток, откуда добрались домой лишь к восьми вечера, после чего я с ними расстался. Все дамы были одеты довольно скромно, или, как вы выражаетесь, без затей, и это был самый ненастный из всех дождливых дней, так что я чрезвычайно устал, и теперь уже двенадцатый час.

14. Знаете что, я все же отвечу хотя бы немножко на ваше письмо нынче утром в постели; так, позвольте-ка взглянуть; ну, иди сюда и покажись, маленькое письмецо — Вот оно я, — отвечает оно, — а что вы, мистер Престо, скажете нынешним утром миссис МД на свежую голову и натощак? — Кто это смеет считать МД невнимательными? Я просто просил их писать мне раз в две недели, на том мы и условились. Я мог бы посылать вам письма еженедельно, но записи мои день ото дня становятся все длиннее, и я предпочитаю отправлять их раз в две недели, ведь это обходится тогда вполовину дешевле. С того самого утра, дорогая Стелла, у меня больше не случалось головокружений: я запасся целой коробкой пилюль, и глотал их каждый вечер, а после целую ночь у меня была отрыжка; по утрам я пил коньяк и выпил целую пинту. — Ах, так вы, значит, все-таки справили скромный день рождения Престо! Если бы только всевышнему угодно было, чтобы я был с вами. Что до меня, то, как я уже писал вам, я просто о нем забыл. «Смишно», мадам; полагаю, что вы имели в виду слово «смешно»; ради бога, избавьте меня впредь от такого правописания; оно скорее подобает автору «Атлантиды». Я исправил это слово в вашем письме. А удается ли Стелле разбирать мой почерк, не утомляя свои дорогие глазки? Боюсь, что нет. Берегите глазки, пожалуйста, прошу вас, славная моя Стелла. Вы, пожалуй, справедливо изволили заметить, что если бы я стал писать лучше, то вы, возможно, не так хорошо разбирали бы мой почерк, поскольку привыкли к прежнему; вы уже привыкли к такому написанию букв, знаете, что этот крючок или загогулина обозначают букву, и знаете, какую именно, и так далее, и так далее. — Клянусь, он так мне и написал, и еще подчеркнул, что я пишу вам очень длинные письма; но я ответил ему, что вы просто хвастунишки. Я говорю про епископа Клогерского, неужто он все запамятовал? Переверните-ка страницу. У меня не хватило места на той стороне, а посему я доскажу свою мысль на оборотной: так вот, полагаю, что причиной тому милая ирландская забывчивость. Но почему же вы все-таки не поехали в Клогер, скверныескверныескверныедорогиедевчонки? Я не отваживаюсь сказать вам — скверные, не прибавив — дорогие: вот до чего я перед вами робею, право же. Если же говорить серьезно, то мне очень жаль, что вы туда не поехали, насколько, конечно, я могу судить на таком расстоянии. Нет, мы непременно раздобудем вам другую лошадь; я заставлю Парвисола подыскать вам лошадку. Признаться, ваша спотыкливая кляча всегда вызывала у меня недоверие; ради бога, прошу вас, продайте ее, сделайте мне такое одолжение. У меня душа не на месте, стоит только подумать о том, что вы ездите на ней. Прикажите Парвисолу продать ее и скажите, что вы решились на это потому что должны вернуть мне долг. Я не буду знать покоя, пока вы не избавитесь от нее. Поверите ли, с того времени, как я получил ваше письмо, мне уже раз пять или шесть снились падающие лошади. Если он не сумеет ее продать, то пусть хотя бы подержит у себя этой зимой. Право, будь я подле вас, отстегал бы как следует по… за ваш высокомерный и дерзкий ответ на мои соображения относительно декана и Jonsonibus; я всенепременно бы это сделал, юные мои дамы. Кстати, прочел ли декан проповедь вместо меня? Прекрасно. Еще чего, уж не хотят ли они, чтобы я одновременно находился здесь и читал им проповеди? Нет, «Шиллинг» в «Тэтлере» сочинил не я, я только подал идею, да еще подсказал две-три мысли. У меня сейчас дела поважнее; да и министры начинают яриться, лишь только речь зайдет о том, что я помогаю «Тэтлеру»; они не раз меня за это упрекали, и я твердо пообещал им больше этого не делать. Но только это секрет, мадам Стелла. Вы уверяете, будто выиграли восемь шиллингов; восемь кукишей — вот что вы выиграли. Любопытно, что вы никогда не упоминаете о своих проигрышах, мои юные дамы. — Что касается Мэнли, то, надеюсь, ему ничто особенно не угрожает, потому что Нэд Саутуэл ему друг-приятель, точно так же как и Томас Фрэнкленд, да и его брат Джон Мэнли стоит за него горой. Хотя, с другой стороны, все здешние ирландские джентльмены прямо-таки люто его ненавидят. Ну не бесстыдница ли вы, миссис Дингли: вы надеетесь получить со следующей почтой письмо от Престо, хотя сами признаетесь, что совсем недавно за четыре дня получили от меня два письма. Болтливая трясогузка, вот вы кто! Нет, малышка Дингли, в полночь я, как правило, уже в постели; я хочу сказать, что ровно в полночь гашу свечу; как видите, я очень о себе пекусь. Да, пожалуйста, говорите всем при случае, что первины были дарованы королевой ирландскому духовенству благодаря ходатайству мистера Гарли и что теперь осталось только завершить кое-какие формальности. Так вы, значит, обедали с деканом у Стойтов, и миссис Стоит была в восторге оттого, что я еще ее помню. Придется теперь изредка ее упоминать, дабы ее восторг не остыл. — Ну, что вы теперь скажете, дерзкие замарашки, ведь я все это настрочил за сегодняшнее утро, а теперь мне пора вставать, я должен уйти. Так что уж потерпите до вечера. И, пожалуйста, не воображайте, мадам, что я стану всякий раз тратить на вас целое утро. Право, если я не оставлю эту привычку писать по утрам, то вскоре не осмелюсь от нее отказаться, зная, что вы ожидаете продолжения и трепеща при одной мысли об этом. Итак, доброго вам утра, сударыни, и я все же встану. — Вечером. Я отправился нынче в суд справедливости (да, чуть не забыл, я покамест не стану отвечать на вторую половину вашего письма) в надежде пообедать с мистером Гарли, но его зять лорд Даплин сказал мне, что мистер Гарли не обедает нынче дома, и я уж не знал, как мне быть, но тут как раз встретился мистер Сент-Джон, и я пошел обедать к нему; за обедом он рассказал мне о пущенной кем-то нелепой басне. Дело в том, что позавчера лорд Риверс объявил мне о своем намерении послушать мою воскресную проповедь, которая будто бы должна состояться через две недели в присутствии королевы. Я ответил ему, что день проповеди еще не назначен, по крайней мере, мне ничего об этом не известно. А сегодня государственный секретарь сказал, будто его отец, сэр Гарри Сент-Джон, и лорд Риверс собрались пойти в Сент-Джеймскую церковь послушать там мою проповедь, поскольку их будто бы уверяли, что она непременно состоится; так что, судя по всему, это еще одна басня; во всяком случае сам я ничего об этом не ведаю, за исключением лишь того, что мистер Гарли и Сент-Джон решили, что я непременно должен произнести проповедь в присутствии королевы, и государственный секретарь обещал предупредить меня об этом за три недели. Я всячески отказывался, но он не хотел принимать никаких отговорок: «И слушать ничего не желаю», — твердил мистер Сент-Джон; но я все же надеюсь, что они об этом забудут, ведь если она состоится, все здешние бездельники сбегутся меня слушать в ожидании чего-то из ряда вон выходящего и будут немало разочарованы, потому что я буду говорить о самых простых и очевидных истинах. Я пробыл у мистера Сент-Джона до восьми, после чего воротился домой и отпустил Патрика, попросившего позволения отлучиться. Но вскоре ко мне поднялась служанка и сказала, что меня спрашивает какой-то джентльмен, приехавший в карете, который будто бы желает уплатить мне по векселю; я велел его впустить и оказалось, что это не кто иной, как мистер Аддисон, а с ним Сэм Допинг, которые задумали вытащить меня поужинать с ними, и кончилось тем, что я просидел с ними до полуночи. Будь Патрик дома, я бы, конечно, этого избежал, потому что приучил его почти так же ловко спроваживать посетителей, как это делает привратник мистера Гарли. — На чем я собственно остановился, отвечая на письмо МД? Дайте-ка взглянуть. Ага, вот нашел. Вам угодно было заметить, мадам Дингли, что люди, уезжающие в Англию, видимо, никогда не могут сказать наверняка, когда они возвратятся. Уж не намекаете ли вы этим на Престо, мадам? Бесстыдницы, клянусь вам своим спасением, я возвращусь как только смогу и, надеюсь, не с пустыми руками, если только все министры не одного поля ягода, что, впрочем, не исключено. Надеюсь, Хокшоу уже в Дублине и вы получили мою посылку и очки вам подошли; если же нет, вы получите другие. Надеюсь, также, что табак Дингли не испортил шоколада Стеллы и что все дошло в полной сохранности. Известите меня, пожалуйста. Мистер Аддисон и я разнимся теперь друг от друга, как черное от белого, и я думаю, что из-за проклятых партийных свар наша дружба сойдет в конце концов на нет. Он не может вынести моего сближения с нынешним кабинетом министров, и все-таки я люблю его по-прежнему, хотя мы довольно редко теперь видимся. — Стелла, негодница, как вы позволяете себе подшучивать над слепотой бедного Конгрива; и вам не совестно, негодница? Погодите же, я переломаю вам кости, клянусь. — Да, Стиль в самом деле сидел некоторое время в тюрьме, вернее, в долговом отделении, но это случилось еще до моего приезда, а не теперь. Чума на вашу конвокацию и ваших Ламбертов, они просто свора клеветников! Мое нежелание, чтобы «Дождь» пришелся по вкусу вашей ирландской братии, возможно, покажется вам притворством, но, поверьте, вы ошибаетесь. Я, конечно, был бы рад снискать у вас всеобщее одобрение, как снискал его здесь (хотя и утверждаю обратное), но поскольку меня похвалили у вас каких-нибудь два-три человека, то я предпочитаю лучше обойтись вовсе без одобрения ирландской публики, чтобы все вы оказались неправы. Не знаю, быть может, это не совсем то, что я хотел сказать, но у меня сейчас такое мерзкое самочувствие после всякой дряни, съеденной за ужином, что я не в состоянии ясно выражать свои мысли. — Насчет «Сида Хамита», что врагу он бы понравился, а другу — нет и что если бы назвать имя автора, то они переменили бы свои мнения на противоположные — вы очень метко заметили. Зачем вы сразу не сказали Гриффиту, что «Сид Хамит» напоминает вам чем-то мою манеру, но принялись сперва всячески поддакивать его похвалам и разыгрывать его точно так же, как мы когда-то разыграли бедного моего дядюшку с канделябром, который я починил. Если мне не изменяет память, я просил вас передать мой ответ миссис Фентон, дабы избавить ее от почтовых расходов, а меня от хлопот; я хорошо помню, что писал вам об этом; а вы? выполнили вы мою просьбу?

15. Боже правый, сколько я исписал вчера бумаги, отвечая на ваше письмо, плутовки! Обедал нынче с Льюисом и Фордом, которых познакомил друг с другом, и Льюис поведал мне премилую историю. Дело в том, что я настойчиво упрашивал мистера Гарли сохранить за Стилем хотя бы его вторую должность и оказать ему некоторое снисхождение и просил о том же Льюиса, которого Гарли жалует более всех других. Льюис сказал мистеру Гарли, что мне было бы очень приятно, если бы он помирился со Стилем. И вот в угоду мне мистер Гарли выразил согласие и назначил Стилю свидание; Стиль изъявил величайшую готовность явиться, однако не только не соизволил прийти, но и не прислал никаких извинений. Было ли это оплошностью, глупостью, дерзостью или проявлением партийной злобы, судить не берусь, однако я никогда больше не стану хлопотать о нем. Я уверен, что его отговорил Аддисон просто назло мне, будучи до глубины души уязвлен мыслью, что для спасения его друга понадобилась моя помощь. И при всем том теперь он просит меня добиться назначения другого своего приятеля на должность секретаря при нашем посланнике в Женеве и я, конечно, сделаю это, если смогу; ведь речь идет о бедняге пасторальном Филипсе.

16. Ох, как же это вы умудрились оставить мой портрет на прежней квартире? Неужто вы его забыли? Хороши, нечего сказать; так не забудьте о нем, пожалуйста, хотя бы теперь и не вздумайте его свертывать, слышите, сударыни, а осторожно повесьте где-нибудь в своей комнате так, чтобы его не могли задеть креслом или палкой от швабры или закоптить свечой. Что ж, на сей раз я не буду кумом тетушки Уоллс, а впредь это ей, надо полагать, уже не понадобится. Из-за этого младенца теперь не будет ни покоя, ни карт. Надеюсь, он все же помрет на другой день после крещения. Мистер Гарли передал мне бумагу с отчетом о приговоре, вынесенном против юношей, надругавшихся над статуей, о которых вы писали, и о том, что Инголдсби отменил ту его часть, согласно которой виновных должны были выставить перед статуей. Надеюсь, этот приговор не был приведен в исполнение. Мы сместили вашего Бродрика, и на его место будет назначен Дойн. Ну вот, я как будто на все вам ответил, а теперь отложу это письмо и примусь за собственные дела. За собственные дела, я сказал. Что ж тут такого? по-моему, я написал уже предостаточно; однако отправлять это письмо еще слишком рано, мои юные дамы. Право же, я вовсе не собираюсь вас баловать, не то вы станете чуть не каждый день ожидать от меня писем; оставшаяся часть будет состоять только из кратких ежедневных записей. А теперь позвольте мне встать, потому что уже давно пора это сделать. — Вечером. Обедал у моего соседа Дартнефа, живущего через дорогу, и еще хлопотал о назначении епископа Клогерского вице-канцлером, только из этого ничего не выйдет: все настроены против него, и кроме того герцог Ормонд, как мне сказали, прочит на эту должность кого-то другого. Так-то. Эй, маленькие мои плутовки, смотрите не засиживайтесь в гостях слишком поздно, потому что нынче суббота и юным дамам следует пораньше возвратиться домой.

17. Отправился ко двору в надежде напроситься к кому-нибудь на обед, но так как королева не присутствовала на богослужении из-за приступа подагры, то и придворных было негусто. Тогда я решил заглянуть в кофейню, откуда вместе с Томасом Фрэнклендом и его старшим сыном мы пошли обедать к его второму сыну Уильяму. Я обстоятельно переговорил с сэром Томасом относительно Мэнли и убедился, что он очень к нему расположен, точно так же, как и Нэд Саутуэл, и потому надеюсь, что ему ничто не угрожает, хотя все здешние ирландцы смертельно его ненавидят. Сегодня опять кто-то пустил эту дьявольскую басню. Уж не знаю, каким образом, все прослышали, будто я должен утром читать проповедь в Сент-Джеймской церкви; там собралось множество людей и в числе прочих даже лорд Рэднор, который вообще никогда не выходит из дома раньше трех пополудни. Весь путь домой от Хэттон-Гардена я проделал пешком в седьмом часу приятным вечером при свете луны. В девять ко мне заявился Раймонд, но ему было сказано, что меня нет дома, а сейчас уже скоро полночь, я лежу в постели и собираюсь заснуть и увидеть во сне моих родных, дорогих, проказливых, бесстыжих, славных МД.

18. Все последующие ежедневные записи до конца этого письма будут очень короткими, всего несколько строк, чтобы сообщить вам, где я был и что делал, и лишь для последнего дня я оставлю побольше места, чтобы сообщить вам новости, если за это время произойдет что-нибудь заслуживающее упоминания. Прежде я помещал их в начале письма, пока не уразумел, что новости в таком случае устареют прежде, чем успеют дойти до вас. Охотился нынче за мистером Гарли, чтобы пообедать с ним, но безуспешно, а посему пообедал с достойным доктором Кокберном и в шесть вернулся домой, но Допинг и Форд уговорили меня зайти к ним, благо по соседству, и попотчевали скверным кларетом и апельсинами. Мы позволили Раймонду присоединиться к нам, он сказал, что собирается завтра уехать, но, я думаю, что он еще задержится здесь на денек-другой. Уже поздно, а посему я не стану продолжать, и лишь закончу эту строку пожеланием доброй ночи моим родным, дорогим шалуньям МД.

19. Один из моих сегодняшних визитов кончился тем, что мне пришлось удалиться не солоно хлебавши: я отправился повидать герцога Бакингема, но, увы, пришел слишком поздно; затем я сделал визит миссис Бартон, после чего намеревался пообедать с кем-нибудь из министров, но лил дождь, а миссис Ваномри живет поблизости, и я решил воспользоваться такой возможностью, а заодно поблагодарить ее за шарф, который она мне купила, и посему пообедал у нее. В четыре я отправился к лорду Шелберну, дабы принести ему свои соболезнования по случаю кончины бедной вдовствующей леди Шелберн. Лорд приехал из своего загородного дома как раз, когда я пришел к нему, и еще не знал о случившемся; он был тронут моим участием. Домой я возвратился в шестом часу и застал пакет, в котором одно письмо — от епископа Клогерского к герцогу Ормонду — было помечено десятью днями раньше нежели другое — от Парвисола; впрочем, об этом теперь нечего говорить, поскольку герцог уже объявил вице-канцлером архиепископа Тюэмского, и я ничего не мог поделать, ведь это назначение, как вам известно, полностью зависит от герцога, а среди его окружения, я убедился, у епископа есть враги. Сейчас, когда я пишу вам это, Патрик складывает мой шарф и разводит огонь (я регулярно топлю камин, хотя это обходится мне в двенадцать пенсов в неделю). А теперь сидите смирненько, пока я не лягу, после чего я позволю вам немного посидеть возле меня, и мы еще чуточку поболтаем. Ну вот, а теперь МД сидят у моей кровати. И что вы еще мне расскажете? Как поживает миссис Стоит? Что подавали у декана на ужин? Сколько выиграла миссис Уоллс? да, бедняжка леди Шелберн; а теперь, сударыни, отправляйтесь-ка баиньки, слышите.

20. Утро. Нынче встал рано, побрился при свече и пишу вам, сидя возле камина. Только что приходил попрощаться со мной бедняга Раймонд; он вытребован высочайшим повелением своей супруги, однако делает вид, будто Лондон ему наскучил. Признаюсь, мне было немного грустно расставаться с ним; он едет в Бристоль, они остановятся там у его брата-купца и пробудут у него до мая, так что рожать ей придется в Англии. Я даже раскаиваюсь, что так редко допускал его до себя, настолько он был неназойлив и покладист. Но теперь он уехал, и Патрику меньше придется врать в течение недели; Патрик, к слову сказать, превосходно в этом наловчился и несомненно преуспеет на сем поприще. Послушайте, однако, сударыня, разве я обязан писать по утрам вашей дерзости? Потерпи до ночи И тогда листочек — Два десятка строчек — Испишу, дружочек, Свечки огонечек Осветит мой уголочек, Малость самую, чуточек. — Вот еще новости, миссис Наглость! — Ночью. Доктор Раймонд, оказывается, задержался и уедет завтра. Возвратясь в двенадцатом часу домой, я застал его у себя: он снова зашел проститься со мной. Нынче я побывал в суде справедливости в надежде застать там мистера Гарли и пообедать с ним и имел поэтому глупость отказать Хенли и всем прочим, так что в конце концов просто не знал, куда пойти. По счастью, мне встретился Джемми Ли, который тоже собирался обедать; я закусил у него на квартире бифштексом и выпил за ваше здоровье, после чего попрощался с ним и отправился вместе с Беном Туком и секретарем герцога Ормонда Портлаком в таверну, где просидел до одиннадцати за прескверным белым вином. Теперь мне от этого тошно и стыдно за себя.

21. Я имел удовольствие встретить это животное — Ферриса, бывшего управляющего лорда Беркли, и прогулялся с ним немного в парке. Подлый пес благоденствует, как император; он женился на весьма богатой особе, владелице земельных участков и домов в окрестностях Лондона и живет себе в свое удовольствие в Хаммерсмите. Вот и пойми после этого вашего брата, юные дамы. — Ну-с, мне опять не повезло сегодня с мистером Гарли; день выдался славный, и я отправился в Сити водою, пообедал со Стрэтфордом у одного купца, а потом прогулялся домой пешком в обществе такого же болвана, как Феррис: я имею в виду почтенного полковника Кофилда. Домой я добрался около восьми и сейчас уже в постели и, хотите верьте, хотите нет, собираюсь спать, а это письмо отправлю в субботу и так далее; но сперва пожелаю вам веселого Рождества и счастливого Нового года, и буду молить господа, чтобы мы никогда больше не встречали их врозь.

22. Утро. Я собираюсь сейчас нарочно пойти на levée мистера Гарли, чтобы позлить его; я скажу, что никакой другой возможности увидеться с ним у меня нет. Патрик говорит, что на дворе темно и что герцога Аргайла сделают сегодня рыцарем: дурачина, как видно, имеет в виду церемонию возведения в рыцарское достоинство в Виндзоре. Однако мне пора вставать, потому что сегодня день бритья, и Патрик говорит, что камин уже пылает вовсю. Как бы мне хотелось, чтобы МД сидели сейчас у этого камина или чтобы я сидел у камина МД. — Вечером. Чуть не забыл сказать вам, мадам Дингли, что уплатил за ваши увеличительные стекла и очки девять шиллингов; сюда, правда, входят также три шиллинга за футляр для епископа. Весьма сожалею, что не купил еще один — для вас; однако, если он вам понравится, непременно скажите мне, и я привезу тогда еще один точно такой же; стекла для чтения обошлись в четыре шиллинга, а очки — в два. Кстати, получили ли вы свой шоколад? Ли уверяет, что нижнюю юбку он уже отправил с неким мистером Спенсером. Нет ли у вас ко мне еще каких-нибудь поручений? С торговцем очками я расплатился не далее как вчера вечером, и он пожелал при этом подарить мне микроскоп стоимостью в тридцать шиллингов и тут же отослать его ко мне домой. Мне показалось, что малый слегка спятил, однако он принялся уверять меня, что я могу оказать ему услугу, куда более ценную, нежели этот микроскоп. От подарка я все же отказался, однако обещал по мере сил содействовать его коммерции и теперь по чести обязан рекомендовать его всем и каждому. — Вечером. Я исполнил свое намерение и явился на levee мистера Гарли; он тотчас подошел ко мне, осведомился, зачем я сюда пожаловал, и попросил прийти отобедать с ним в кругу его семьи, что я и сделал и познакомился при этом с его женой и дочерью. В пять часов пришел лорд хранитель печати; я заметил при этом мистеру Гарли, что прежде он представил меня сэру Симону Харкуру, а теперь должен представить лорду хранителю печати, чем весьма его рассмешил.

23. Утро. Это письмо будет непременно отправлено нынче вечером. Надеюсь, в кофейне никаких писем от вас нет. Я, однако же, скоро пошлю туда узнать и тотчас уведомлю вас и так далее, и так далее. Патрик как раз идет сейчас справиться насчет письма; ну, на сколько вы готовы поспорить: есть там письмо от МД или нет? Я говорю, что нет; спорим на шесть пенсов. Хотел бы я знать, почему декан так ни разу мне и не написал? А я выиграл шесть пенсов! А я выиграл шесть пенсов! Ни одного письма для Престо. Доброго вам утра, дорогие мои плутовки. Я обедаю нынче со Стрэтфордом у лорда Маунтджоя. Да хранит и благословит вас господь всемогущий, прощайте.

Обедал у лорда Маунтджоя и возвратился домой, чтобы заняться делом. Известия, полученные с последней почтой из Испании, несколько рассеяли наши опасения. С сегодняшнего дня заседания парламента прерваны или, вернее, отложены до окончания рождественских праздников. Акции государственного банка поднялись до 105, так что я могу уже заработать на своей сделке 12 фунтов. Безмозглый щенок Патрик куда-то запропастился, и я не знаю, как мне отправить это письмо. Доброй вам ночи, дорогие мои малютки, будьте счастливы и не забывайте своего бедного Престо, которому так сильно вас недостает, клянусь спасением души. А теперь, легкомысленные девчонки, позвольте мне заняться делом и не задерживайте меня в конце письма. Право же, если бы вы знали, насколько я сейчас все время занят, вы бы подивились, как мне удавалось при этом писать вам такие длинные письма. Однако мы поговорим об этом как-нибудь в другое время. Еще раз спокойной вам ночи, и пусть господь благословит МД всем, что есть лучшего на свете, да, да, и Дингли, и Стеллу, и меня тоже.

Спросите епископа Клогерского насчет каламбура про брата лорда Стоуэла, который я ему отправил; по-моему, он чрезвычайно мне удался.

В этом письме 199 строк, не считая постскриптумов; я пересчитал их просто из любопытства.

Письмо, надо сказать, получилось довольно-таки длинное. Право же, оно длиннее, чем проповедь.

Я получил еще одно письмо от миссис Фентон, в котором она пишет, что виделась с вами; надеюсь, вы не отправились к ней специально с визитом; я скоро ей отвечу: речь идет о некоторой сумме денег, находящейся у леди Джиффард.

В почтовой конторе сказали, что в Ирландию было отправлено восемь пакетов, так что, мои юные дамы, вините не Престо, а отсутствие попутного ветра.

Мой нижайший поклон миссис Уоллс и миссис Стоит; первую я, кажется, давно не упоминал.