Лондон. 4 января 1710—1711.

[четверг]

Был нынче в Сити (где пообедал) и на обратном пути своими собственными прекрасными ручками отдал двенадцатое письмо в почтовую контору, и произошло это не ранее девяти вечера. Обедал я с людьми, о коих вы никогда не слыхали, а посему не имеет смысла вам о них рассказывать: некая сочинительница и типограф. Домой я для моциона прогулялся пешком и в одиннадцать лег в постель, но все время, пока раздевался, я сам с собой разговаривал и размахивал руками, как если бы МД были рядышком, и опомнился лишь, когда очутился в постели. Прошлой ночью я написал архиепископу, что дарственная грамота насчет первин уже составлена и что лорд Питерборо отбыл в Вену, но, судя по всему, лорды уговорили его задержаться, дабы расспросить о положении дел в Испании и узнать, в чем, по его мнению, кроется причина поражения наших войск. Так что я ввел архиепископа в заблуждение, однако же, полагаю, особого греха в том нет.

5. Господин секретарь Сент-Джон послал нынче за мной так рано, что я принужден был отправиться, не побрившись, и тем нарушил свой обычный распорядок. Я зашел поэтому к Форду и попросил у него принадлежности для бритья, чтобы все же привести себя в пристойный вид. Боже милостивый! какой нелепицы я здесь свидетель: мать и сестра сэра Эндрю Фаунтейна пожаловали сюда из Вустершира, более чем за сто миль, чтобы проститься с умирающим. Они добрались сюда только вчера, так что пока они находились в пути, он уже давно мог либо умереть, либо выздороветь. Услыхав об их приезде, я не мог сдержать своего раздражения, чему все, кто отирается вокруг сэра Эндрю, весьма удивились и стали доказывать мне, сколь великим утешением для него и его близких будет, если он испустит дух у них на руках. Я знаком с его матерью, другой такой Оверду свет не видывал, а его сестрица, говорят, еще похлеще, так что, боюсь, как бы бедняге не стало снова худо. Здесь и без того, пока жизнь сэра Эндрю была в опасности, его братец, пройдоха из пройдох, все время стонал в соседней комнате, а сиделки утешали его, уговаривая не принимать этого так близко к сердцу, а ведь в случае кончины сэра Эндрю все его имущество должно было достаться этому псу — невежественному, никчемному, подлому распутнику. Я впервые обедал сегодня с Офи Батлером и его женой, а вы, конечно, ужинали с деканом и проиграли за картами двадцать два пенса. Итак, миссис Уоллс разрешилась девочкой, которая умерла через два дня после крестин, и, между нами говоря, мать не так уж этим опечалена: она слишком дорожит своим досугом и развлечениями, чтобы обременять себя детьми. Иду ложиться спать.

6. Утро. Вчера вечером я пошел за углем, чтобы подбросить немного в камин после того, как Патрик завалился спать, и увидел в чулане несчастную коноплянку, которую он купил, чтобы привезти ее Дингли; она обошлась ему в шесть пенсов и смирная, как соня. Сдается мне, она и не подозревает, что она птица: куда ее ни посадишь, там она и сидит, словно ей неведомы ни страх, ни надежда. Мне кажется, что от скуки она не протянет и недели. Перед тем, как ее купить, Патрик советовался со мной. Я со всей очевидностью представил ему непомерность цены и безрассудство его затеи, доказывая, что ему все равно не удастся довезти ее по морю невредимой, но он не внял моему совету и еще раскается. Нынче утром холодно даже в постели, но я слышу, как хорошо горит огонь в соседней комнате, в той самой, какую вы имеете обыкновение называть столовой. Надеюсь, что погода сегодня будет хорошая; а теперь позвольте мне, сударыни, встать, слышите. — Вечером. Утром я должен был навестить декана или господина председателя, как вы его, кажется, изволите именовать, не так ли? А почему бы мне собственно и не навестить декана, точно так же, как это делаете вы? — Небольшого роста брюнет лет под пятьдесят? — Да, да, он самый. — Такой славный достойный человек? — Да, да, он самый. — Довольно-таки себе на уме? — Да. — Из тех, кто понимает свою выгоду? — Как и все прочие смертные. Но позвольте, как же это могло случиться, что МД и я ни разу там не встретились? — Весьма приятное лицо и бездна остроумия. — И вы, конечно, знакомы и с его женой? — О господи! Да вы о ком говорите? — О докторе Эттербери, разумеется, декане Карлайла и председателе. — Престо, какой же вы, право глупый, ведь я думала, что вы говорите о нашем декане собора св. Патрика. — Бестолочь, бестолочь, бестолочь, боже, какая бестолочь! По пути в Сити мне преградило дорогу сборище мальчишек и девчонок, сновавших, словно мухи, вокруг кондитерских лавок, владельцы которых по недомыслию своему выдвинули их на два ярда вперед на середину улицы и которые были сплошь уставлены большими кексами, покрытыми сахарной глазурью и украшенными полосками фольги. Потом я зашел к книготорговцу Бэйтмену и выложил сорок восемь шиллингов. Я купил три небольших томика Лукиана на французском для нашей Стеллы, и прочее, и прочее. Потом я заглянул к Гэруэю в надежде встретить там Стрэтфорда и пообедать с ним, но оказалось, что купцы сегодня отдыхают от трудов праведных и что он отправился в мой конец города, а посему я пообедал с сэром Томасом Фрэнклендом в почтовой конторе, и мы выпили за здоровье нашего Мэнли. Дело в том, что в одной газетенке напечатано, будто его уволили, но секретарь Сент-Джон заверил меня, что это досужая выдумка и что ее сочинитель — заядлый тори. Я что-то не заметил здесь ни малейших признаков рождественского веселья.

7. Утро. Ваш лорд-канцлер отбывает завтра в Ирландию; я с ним не видался. В качестве капеллана он берет с собой некоего Трэпа; это священник, претендующий на остроумие, второсортный памфлетист, выступающий на стороне ториев, которые с ним расплатились, отправив, его в Ирландию. Трэпа я тоже ни разу не видал. Вчера неподалеку от биржи я встретил Тая и вашего Смита из Ловета. Тай и я сделали вид, что не замечаем друг друга, но Смита я остановил, поскольку он сказал, что скоро едет в Ирландию, возможно даже на этой неделе, и рассказал ему о вашей посылке, которая находится сейчас в Честере. Сегодня же утром пошлю передать Стерну, чтобы он вместе со Смитом позаботился о посылке. Итак, доброго вам утра, сударыни, и позвольте мне встать. — Не успел я нынче вечером возвратиться домой, то есть несколько минут тому назад, как тотчас взял в руки этот листок, но потом сказал, нет — нет, как хотите, МД, но на сей раз вам придется подождать, и уже было отложил листок в сторонку, но потом, как я ни занят, а все же не смог с собой совладать и решил сперва спросить вас, как вы поживали после нашей утренней беседы. Немного погодя мы опять поговорим, а до той поры позволь мне, маленький листок, осторожно отложить тебя вот сюда — а теперь примемся за дело; говорю тебе, лежи смирно; да нет же, ничуть я тебя не отталкиваю, просто отложил в сторонку. — Так. — А теперь я уже в постели и могу немного с вами побеседовать. Господин секретарь Сент-Джон чрезвычайно спешно прислал за мной сегодня утром, но я решил сначала побриться, боясь, что отложи я это на потом, то пропустил бы утреню. Я побывал при дворе, где в последнее время всегда многолюдно, а потом пообедал с молодым Мэнли у сэра Мэтью Дадли. — Потолкуем, пожалуй, немножко о политике. Я опасаюсь, что все мы окажемся втянутыми в партийные распри. Виги после своего падения превратились в самых злонамеренных негодяев на свете. А у нас, как на грех, погибло несколько кораблей, шедших из Виргинии. Боюсь, как бы люди не стали думать, что при нынешних министрах добра не жди; а стоит кабинету министров заслужить дурную славу и парламент будет избран такой, какой заблагорассудится королеве, будь то вигийский или торийский. Кроме того, наши сторонники, как мне кажется, несколько пересаливают в своих нападках на герцога Мальборо. Сельские тории требуют во что бы то ни стало расследования ошибок прежнего кабинета; они, конечно, правы, но я что-то не вижу, чтобы это было очень по душе министрам. Единственное, на мой взгляд, спасение для нас — это мир, но я убежден, что нам не получить такого мира, на какой мы рассчитывали, и тогда у вигов будет повод вопить о том, чего добились бы они, если бы остались у власти. Я постоянно, насколько могу себе позволить, твержу об этом министрам, и рискну сказать немного больше, особенно в отношении герцога Мальборо, который, как утверждают виги, намерен сложить с себя командование; а бывало ли когда, спрашиваю я, чтобы мудрое правительство отстраняло генерала, который девять лет подряд одерживал победы, которого так страшатся враги и солдаты которого верят, что он непременно будет побеждать; на войне ведь, как вам известно, уверенность — это девять десятых успеха. Министры выслушивают меня внимательно и необычайно любезны, но, боюсь, что на действия кабинета чрезмерное влияние оказывают личные счеты. А между тем, они нисколько всем этим не обеспокоены и так беспечны и веселы, словно никакое бремя не отягощает их сердца и плечи, подобно врачам, которые берутся лечить, но сами не чувствуют боли, как бы ни страдал их пациент. — Тьфу, к чему я все это говорю? А к тому, что, как я убеждаюсь, мне куда легче писать о политике вам, чем кому бы то ни было на свете. Но, клянусь, голова моя от всего этого идет кругом, и я от души хотел бы быть в Ларакоре с моими дорогими очаровательными МД.

8. Утро. Как видите, юные дамы, я изрядно продвинулся за эти четыре дня и уже кончаю страницу, а от МД все еще нет письма (подчеркнутое слово означает утро). Оказывается, вчера я описывал МД состояние государственных дел. По вкусу ли им это? Что ж, они. конечно, рады любой строчке, полученной от Престо, однако, по правде говоря, если бы им позволено было выбирать, не утаивая своих желаний, го они скорее предпочли бы… — Ну, знаете, Престо, должна вам заметить, говорит Стелла, что вы глупеете. — Возможно, но это пока лишь мнение только одного человека, мадам. — Я обещал встретиться нынче утром с господином секретарем Сент-Джоном, но разленился и не пойду, тем более что получил от него вчера письмо с приглашением отобедать с ним сегодня. Меня, конечно, будут бранить, но какая мне о том забота!? — У меня только что была миссис Саут, она зашла по пути на рынок от сэра Эндрю Фаунтейна. У него все еще лихорадка и до сих пор неизвестно, выживет ли он. Теперь в довершение всего приехали его мать и сестра и обосновались у него в доме, так что там сущее столпотворение. Я дал миссис Саут полпистоля в качестве новогоднего подарка. Итак, доброго вам утра, дорогие мои, и до вечера. — Вечером. Господи, я просидел с господином секретарем от обеда и до восьми и хотя пил только разбавленное вино, но чувствую себя ужасно разгоряченным! Леди Стэнли явилась к миссис Сент-Джон с визитом и послала передать, что просит меня подняться к ним, чтобы разрешить спор между нею и миссис Сент-Джон, которой я еще ни разу не видал. Что же вы думаете, этот дьявол секретарь не дал мне туда пойти, силой удержал, хотя я сказал ему, что влюблен в его жену и что удерживать влюбленного стыдно и прочее, но все было тщетно; в конце концов мне пришлось уйти домой так и не поднявшись наверх, потому что было уже слишком поздно; теперь я уже дома, и мне предстоит еще много работы нынче вечером, хотя уже девять часов, но надо же было сначала сказать что-нибудь этим шалуньям МД, а то ведь они не дадут мне покоя.

9. Мы с Фордом решили поехать в Сити, чтобы купить книги, а кончилось тем, что нам пришлось довольствоваться скверным обедом в пивной, после чего он затащил меня еще в таверну и заставил пить флорентийское по четыре шиллинга и шесть пенсов за фьяску. Мерзкое пойло! Мне пришлось, таким образом, потратиться, что я позволяю себе крайне редко. День прошел уныло и бестолково, и я ни с кем не повидался; а сейчас уже десять часов, и мне решительно нечего сказать вам, кроме того, что завтра будет две недели с тех пор, как пришло письмо от МД, и если бы я получил его сейчас, то у меня было бы еще вполне достаточно времени и места, чтобы ответить на него, и это было бы очень даже славно, а не хотите, вам же будет хуже. Да, да! Потому что я пойду тогда в лавку игрушек, что неподалеку отсюда на Пел Мел, а там к вашему сведению продают большущие-пребольшущие дубинки, да-с, хотите верьте, хотите — нет. Правда, Дингли? — Ей богу, правда. — Смотрите же не проигрывайте свои денежки в рождественские дни.

10. Нынче утром я должен был пойти к господину секретарю Сент-Джону, потому что обещал ему вчера, но не пошел и до вечера ни словечка больше не смогу сказать бедным дорогим МД. — Вечером. Видите, ли, Дингли, ко мне утром пришли гости, и я так и не сумел пойти туда, куда собирался; и еще я получил от Раймонда из Бристоля корзину с шестью бутылками вина, фунтом шоколада и нюхательным табаком; он написал при этом, что доставка оплачена, но то ли он соврал, то ли меня надули, то ли произошло какое-то недоразумение; он написал мне еще о кое-каких делах, но так неразборчиво, что и сам Люцифер не понял бы его Это вино мне надлежит распить с братом мистера Гарли и поверенным по делам казны сэром Робертом Раймондом, чтобы они рекомендовали Раймонда вашему новому лорду-канцлеру, который выехал отсюда в понедельник, и Раймонд сообщает, что спешит в Честер, чтобы выехать оттуда вместе с ним. — Жену свою он, надо полагать, оставил в Бристоле; ведь, когда он уезжал из Лондона, у него не было намерения возвращаться в Ирландию до наступления лета. Так что он явится к вам прежде, чем вы получите это письмо. Пришел Форд и пожелал, чтобы я отобедал у него, поскольку сегодня день оперного представления, что я и сделал, послав извинения лорду Шелберну, к которому был зван.

11. Я содействую появлению нового «Тэтлера» — малыша Гаррисона, о коем уже упоминал вам. Надоумили его на это другие, а я по возможности ему споспешествую; мы протрудились с ним нынче все утро и вечер над первым номером журнала, который выйдет в субботу. Боюсь только, что эта затея не будет иметь успеха: мне не слишком по вкусу его манера; замысел принадлежит господину секретарю Сент-Джону и мне, и, попади он в хорошие руки, журнал мог бы получиться весьма недурен. Я рекомендовал Гаррисона типографу, за которым с этой целью посылал, и нынче вечером помог им договориться. Гаррисон только что ушел, и я устал, выправляя сочиненную им дребедень.

12. Утром я был по делу у господина секретаря Сент-Джона, и он взял с меня обещание, что я приду к нему обедать, в противном случае я пошел бы на обед к мистеру Гарли, с которым вот уже десять дней как не видался. Я все же считаю, что они находятся в крайне затруднительном положении, и тем не менее, когда бы я их ни встретил, они всегда невозмутимы и беспечны, точно школьники во время каникул. Гарли крайне необходимо сейчас добыть пять или шесть миллионов, но виги не ссудят ему ни пенса — кстати, это единственная причина падения акций, — виги ведут себя подобно квакерам и прочим фанатикам, которые согласны иметь дело только со своей братией, в то время как другие не гнушаются вести с ними дела. Леди Мальборо обещает никогда больше не появляться королеве на глаза, если только за ней сохранят ее должности; а что касается герцога Мальборо, то виги распускают слух, будто он откажется выполнять обязанности главнокомандующего, но я все же держусь другого мнения и не теряю надежды, что этого не произойдет. Если бы только небесам угодно было, чтобы в эту самую минуту я находился в Дублине с моими МД, я устал от политики, которая не сулит мне ничего хорошего.

13. Должен вам признаться, что вчера вечером, когда я находился у себя в комнате, со мной случился отвратительный приступ головокружения; я запасся новой коробкой пилюль, которые стану теперь принимать, и надеюсь, что в ближайшее время такое не повторится. Мне не хотелось говорить об этом раньше, чтобы не огорчать вас, маленькие мои плутовки, но теперь все уже позади. Сегодня я обедал с лордом Шелберном, и еще сегодня вышел новый «Тэтлер» малыша Гаррисона; это, правда, не бог весть что, но надеюсь, он станет лучше. Вам надобно иметь в виду, что после того, как Стиль прекратил свое издание, несколько щелкоперов выпустили своих «Тэтлеров», и один из них все еще продолжает выходить и даже обрушился сегодня на Гаррисона, так что теперь разгорится полемика, какой из журналов лучше, вроде спора насчет ремней для правки бритв. Боюсь только, что у лягушонка нет для такого журнала нужной хватки. А сейчас я приведу вам одни стихи. После того, как мистер Сент-Джон был три года тому назад уволен с поста военного министра, он уехал в свое поместье; как-то он обмолвился, что был бы не прочь сделать какую-нибудь надпись на своей беседке, и вот один джентльмен предложил ему следующие стихи:

Он клялся мне, что едва не убил автора, ведь он мнил себя ищущим уединения философом, хотя ему было отроду двадцать восемь лет; но по моему автор подметил довольно точно, потому что мистер Сент-Джон был изрядный повеса. Мне кажется, что первые три строки своим серьезным характером весьма удачно предваряют появление четвертой. Так-то… Однако мне уже пора спать, я теперь укладываюсь рано.

14. Как хотите, мои юные дамы, но мне недостает письма от неких МД. Ведь сегодня уже девятнадцать дней с тех пор, как я получил последнее, и, скажите на милость, где мне теперь найти место для ответа? Похоже, это письмо уйдет вообще без ответа, потому что я намерен ускорить его отправку, и оно уйдет во вторник, когда эта сторона листа будет исписана до конца. Возьму и нарочно отправлю его на два дня раньше обычного срока, просто назло вам, и как раз на следующий день, вот увидите, придет ваше письмо, но будет слишком поздно, и тогда я посмеюсь, как никогда в жизни не смеялся. У нас уже весна. На днях я ел спаржу. Видели ли вы еще когда-нибудь зиму без морозов? Сэр Эндрю Фаунтейн еще очень плох; доктора, хирурги, аптекари обходятся ему каждый день в десять гиней, и это тянется вот уже три недели. Обедал я с мистером Фордом; он предпочитает иногда обедать дома, и я в таких случаях довольствуюсь тем, что обедаю у него. Вечером я наведался в кофейню, куда не заглядывал уже целую неделю, и побеседовал там немного с мистером Аддисоном, но довольно холодно. От нашей былой дружбы и сердечности не осталось и следа: мы с ним теперь просто вежливые знакомые; обмениваемся, конечно, какими-то словами, уговариваемся снова увидеться, и не более того. За последние шесть недель я ни разу не встречался с ним в каком-нибудь доме; на днях мы должны были обедать вместе с ним у смотрителя придворных служб, однако я послал свои извинения, поскольку был зван к государственному секретарю. Разве это не удивительно? Но я считаю, что он обошелся со мной плохо, в то время как я обошелся с ним слишком хорошо, или, по крайней мере, с его другом Стилем.

15. Нынче мне пришлось выложить три гинеи за парик. Это сущее разорение. Он изготовлен одним малым из Лестера, который женат на дочери мистера Уорэла, того самого, у которого жила моя мать; я надеялся поэтому, что он запросит недорого, тем более что живет в Сити. Да, видимо; не зря Лондон называют «пожиратель-пенни». Я подсказал Гаррисону замысел следующего «Тэтлера», который должен выйти завтра. Лягушонку недостает хорошего вкуса, боюсь, ничего у него не выйдет. Обедал с моим приятелем Льюисом, который служит в канцелярии государственного секретаря, и рано возвратился домой, потому что мне предстоит много работы, но прежде мне, право же, непременно надобно что-нибудь сказать МД. — Я, оказывается, напутал: только сегодня исполнилось девятнадцать дней, как я получил от вас последнее письмо. Мне удалось заручиться обещанием мистера Гарли, что, какие бы перемены ни были произведены в совете, епископ Клогерский не будет смещен, и он сделал себе соответствующую пометку. Я извещу об этом епископа с ближайшей или же следующей почтой. Но это секрет; у него, насколько мне известно, есть враги и, если они что-нибудь такое задумали, а это весьма вероятно, то не успокоятся, потому что какие-то перемены предполагаются. Так что пейте свои кларет, ни о чем не тревожьтесь и не продувайтесь в карты.

16. Утро. Как хотите, но если до вечера я ничего не получу от МД, то отправлю это письмо сегодня же, чтобы устыдить вас; это уж беспременно. Или, быть может, вы недовольны тем, что я исписал вам лист только с двух сторон. Так вот, ручаюсь, будет вам и третья сторона, да, да, непременно, если только вы изловчитесь ее ухватить, и как-нибудь в другой раз, когда вы этого заслужите. — Нет, я все же, пожалуй, не стану дожидаться вечера, а запечатаю его сейчас, прихвачу с собой в кармане и на обратном пути домой загоню его кнутом в почтовую контору. Я собираюсь уйти нынче из дома пораньше. — Счета Патрика за уголь, свечи и прочее доходят иногда до трех шиллингов в неделю; ведь даже в теплую погоду я все равно поддерживаю хороший огонь. В Ирландии понятия не имеют, какое это счастье топить мелким углем; право, я не знаю ничего легче, удобнее, дешевле и лучше для разведения огня. Поклон от меня миссис Стоит и миссис Уоллс; кто там у нее, мальчик или девочка? Девочка, гмм; и умерла через неделю; гммм; и бедняжке Стелле пришлось быть ее крестной матерью? — Сообщите мне пожалуйста о своих расходах, чтобы я мог своевременно отправить вам деньги. С меня там причитается за четыре месяца за квартиру, так эти деньги тоже следует учесть. А теперь отправляйтесь обедать к Мэнли и проигрывать свои денежки, да, да, сумасбродные девчонки, но только не злитесь. — Завтра будет ровно три недели с тех пор, как я получил от вас последнее письмо. До свидания, драгоценные, любимые МД и любите бедного, бедного Престо, у которого с тех пор, как он расстался с вами, не было ни одного счастливого дня. клянусь своим спасением. — Это моя последняя вылазка сюда, надеюсь, что она все-таки окажется небесполезной. Я сделал для нынешних намного больше, нежели для их предшественников, и считаю их намного честнее; и все же, уверяю вас, что нисколько не буду разочарован. Я хотел бы только, чтобы МД и Престо могли жить в достатке и спокойствии и о большем никогда не помышлял. — Прощайте.