Глава первая

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

1

Эдвин Янг, старший инспектор Федерального Бюро по борьбе с наркотиками и особо опасными лекарствами (ФБНОЛ), дождался все же звонка. Звонил Черри – спецагент, отправленный Янгом в Бэрдокк. Голос Черри звучал приглушенно:

– Похож, шеф, с нашим клиентом что-то случилось. Весь Бэрдокк на ногах. К известной вам вилле не пробиться.

– Что значит “похоже”? – возмутился Янг. – Ты можешь выразиться точнее?

– С утра вокруг виллы – настоящая кутерьма: машины, врачи, полиция. Я пытался затесаться в компанию журналистов, но никто ничего толком не знает. Кто-то в толпе хихикнул: “Еще одним гением меньше”, этого человека избили. В газетах…

– Газеты я прочту сам, – оборвал Янг агента. – А в Бэрдокк, кажется, отправлюсь прямо сейчас.

– Это было бы замечательно.

– “Замечательно”? – передразнил Янг агента. Повышенная эмоциональность Черри всегда его раздражала. – Закажи мне номер в “Гелиосе”, присматривайся ко всему, что происходит в городе и вокруг виллы. В этом деле, Черри, меня интересует абсолютно все.

2

Отдел СИ, старшим инспектором которого являлся Янг, занимался выявлением нелегальных каналов сбыта наркотиков и особо опасных лекарств внутри страны. Как правило, самые знаменитые города интересовали Янга прежде всего именно с этой, весьма специфической точки зрения; он искренне считал, что Бэрдокк известней Парижа. И сейчас, послед звонка Черри, Янг немедленно потребовал от телефонистки прямой связи с Бэрдокком.

– Прежде всего полицию, – попросил он. Ожидая звонка, он пытался вспомнить имя капитана,

с которым уже имел однажды дело в том же Бэрдокке. Джилберт?.. Похоже, но не совсем… Далберт?.. Звучало, пожалуй, мягче… Вот помощник начальника полиции запомнился лучше. Лейтенант Палмер, здоровяк из тех, что отчаянно нравятся женщинам и газетчикам. В меру разговорчив, улыбчив. “За спиной таких ребят мы в безопасности”. Три года назад, когда Янгу пришлось побывать в Бэрдокке, о Палмере так и писали. Правда, Янгу тогда это не помогло…

Легок на помине! Янг вздрогнул, услышав знакомый уверенный бас:

– Капитан Палмер у телефона.

– О, уже капитан!.. Это Эдвин Янг, ФБНОЛ. Рад поздравить вас с повышением, Палмер.

– Не думаю, что моя карьера вас так волнует, – хладнокровно заметил капитан Палмер. – Что вам опять понадобилось в наших краях? Не все в Бэрдокке вспоминают вас с удовольствием, особенно мой бывший шеф капитан Дженкинс. Это из-за вас он угодил на пенсию раньше срока.

– Работа в полиции не терпит халатности… – начал Янг, но капитан бесцеремонно прервал его:

– А как ваша голова, инспектор? Здоровье, надеюсь, вас не подводит?

– Если уж быть точным, капитан, то – старший инспектор! Как видите, мы тоже растем, а рост это, несомненно, и показатель здоровья. Как видите, я не забыл о Бэрдокке.

– Очередная анонимка?

– Скорее, профессиональный интерес к одному из граждан вашего города.

– Могу я узнать имя?

– Разумеется. Лаваль. Анри Лаваль. Оно что-нибудь вам говорит?

– Лаваль… – недовольно повторил капитан Палмер, и Янг мог поклясться, что трубку на том конце на секунду прикрыли ладонью. – С этим парнем и у нас достаточно хлопот, но при чем тут ваше ведомство?

– Значит, я прав? С Лавалем случилось нечто серьезное?

– Куда уж серьезнее. Но и противоестественного ничего нет. Он просто умер.

– Причина смерти?

– Кровоизлияние в мозг. Но лучше вам этот вопрос повторить после вскрытия.

– Отлично, – Янг усмехнулся. – Хорошо бы до моего появления, капитан, не трогать тело Лаваля. Надеюсь, вы понимаете, что это не просто просьба?

3

В кабинете шефа Янг не потерял ни секунды.

– Мне необходимы полномочия первой категории, – сказал он. – Без этих полномочий делать в Бэрдокке нечего.

– Эдвин, – выцветшие брови шефа нервно задергались. – Эдвин, я не спал двое суток. У меня на конвейере дело Сеймура, а ты опять с Бэрдокком. У них что, нет своей полиции?

– Как будто вы не знаете бэрдоккских патриотов, – нахмурился Янг. – Им показываешь героин, а они говорят – это сахарная пудра. И все только потому, что дело происходит в Бэрдокке. Без первой категории мне там делать нечего. Тот же Палмер, он хорошо запомнил меня.

– Ну да? – выпалил шеф. – Вы повздорили с этим малым и теперь ни шагу без первой категории! В наше время работали вообще без всяких категорий. Просто работали, Эдвин, и кирпичи на наши головы падали не так уж и часто.

Он поднял глаза на Янга и несколько смягчился:

– Ладно, категорию я тебе дам. На два дня, не больше, чтобы ты не привык. Так что, действуй активно и не подставляй свою голову под кирпичи. Лучше недосыпать, чем валяться на койке госпиталя.

4

История, на которую так прозрачно намекали и шеф, и капитан Палмер, случилась с Эдвином Янгом в том же Бэрдокке. Официальная статистика никогда не отмечала особого интереса бэрдоккцев к “травке” или к определенным препаратам, более того, как-то издавна принято было считать – в Бэрдокке, городе гениев, и быть ничего такого не может, вот почему анонимное письмо, посвященное “вопиющим фактам” и весьма задевающее честь и достоинство Бэрдокка, легло три года назад не только перед начальником местной полиции, но и перед шефом отдела СИ. Скандал казался неминуемым.

“Дьявольская кухня”, “Мерзость под личиной чистой науки” – пожалуй, это самые мягкие определения, какие можно было услышать в адрес некоей подпольной лаборатории по производству наркотических веществ, которую таки нашли в Бэрдокке. Когда лейтенант Палмер и его люди накрыли лабораторию и даже арестовали ее организатора химика Фроста, Эдвин Янг выехал в Бэрдокк. Ему хотелось самому осмотреть место, где химик Фрост занимался своим дьявольским делом, поэтому Янг не поставил полицию Бэрдокка в известность о своем прибытии, а пост, установленный перед виллой, попросту обошел.

Вилла и сад Янга не разочаровали.

Просторный теннисный корт, два бассейна, английские лужайки, невероятные, далее диковинные скульптуры, установленные в самых неожиданных местах, таинственные беседки, таинственность которых усиливалась странным пением эоловых арф – конечно, этот райский уголок ничем не походил на пристанище озлобленного алхимика.

Подвал Янг осмотрел особенно тщательно. Часть аппаратуры уже вывезли, но и то, что осталось, достаточно подчеркивало фундаментальность когда-то ведшихся тут работ.

Узкая лестница вела из лаборатории наверх, в гостиную. По ней Янг уже поднимался. Его больше заинтересовал узкий, не очень хорошо освещенный коридор, перекрытый в конце стеклянной, но непрозрачной дверью. Что там?

Янг неторопливо шел по мягкому ковру, совершенно поглощающему шум шагов, когда до него донеслись голоса.

Здесь? На вилле, перед которой установлен полицейский пост?

Янг остановился и прислушался.

Говорили двое. Оба нервничали.

“Прежде всего, дорогой Блик, мы люди дела…”? – голос был сух. Голос человека, привыкшего иметь дело с точными расчетами.

“Хватит болтать? – второй голос звучал крайне раздраженно. – Я не люблю, когда меня водят за нос. Особенно такие типы, как вы!”

“Ну, ну, – голос оставался таким же сухим, но был полон напряжения. – Смею уверить, мой маленький бизнес куда невинней того, каким занимаетесь вы”.

“Заткнитесь! Не утруждайте свой поганый язык! Я заплачу цену, которую вы считаете достаточной, но это все. Вы поняли? Все! И будьте добры забыть обо мне”.

“Какой смысл рвать столь полезные связи?”

В этот момент Янга ударили.

Удар оказался весьма серьезным. В себя инспектор пришел через несколько дней в госпитале. Его “возвращения” ждали. В кресле, поставленном перед кроватью, сидел грузный лейтенант Палмер. Именно он рассказал, что ему позвонили с поста. У Янга, конечно, первая категория, но какого черта ему пришло в голову обходить полицию? Зачем ему вообще бродить по чужой территории? Ну и вот… Лейтенант развел здоровенными руками. Теперь ему, лейтенанту Палмеру, приходится приносить извинения: его люди, кажется, слегка переусердствовали, но ведь в руках у Янга был пистолет…

– Я бы хотел увидеть капитана Дженкинса.

– Капитан Дженкинс подал в отставку.

– Я слышал голоса, лейтенант. Я не был один на вилле. Несмотря на ваш пост, там был кто-то еще. Я отчетливо слышал голоса.

– Такое бывает, – лейтенант Палмер переглянулся с подошедшей медсестрой. – Это не страшно, инспектор.

Доказывать, что галлюцинациями он не страдает, Янг не стал. Тем более, что подпольная лаборатория, при всей ее фундаментальности, особо впечатляющих результатов все-таки не дала. Да, химик Фрост ставил там сомнительные опыты, но имели ли они прямое отношение к индустрии наркотиков? Этого никто не сумел Доказать. Правда, Фрост попал в Куинсвиллскую тюрьму, но Янгу всегда казалось, что это не столько наказание, сколько чье-то желание отпихнуть химика в сторону от каких-то более серьезных событий.

Каких? Кто мог быть в этом заинтересован?

Эта история занозой сидела в памяти Янга. Инспектор был совершенно уверен, что слышал голоса, что странное имя Блик (Уклейка) ему не почудилось, а капитан Дженкинс до истории с Фростом вовсе не помышлял об отставке. Но что можно доказать, валяясь на госпитальной койке?

5

Сообщение Черри весьма заинтересовало Янга.

Лаваль – имя серьезное. Патриоты Бэрдокка, в том числе и бэрдоккская полиция, вряд ли позволят влезть в это дело достаточно глубоко. Им вполне хватило прошлого скандала с химиком Фростом, так что ему, Янгу, придется изрядно попотеть, если он захочет разобраться в произошедшем.

Он инстинктивно чувствовал – смерть Лаваля как-то связана с историей химика Фроста.

Или может быть связана…

Он неторопливо вел машину по пустынному шоссе, ничто не отвлекало его мыслей.

Наркотики.

С некоторых пор сотрудники ФБНОЛ начали замечать, что проблема наркотиков в стране вдруг приобрела некие новые, довольно неожиданные черты. Неизвестная, но весьма властная рука, кажется, ликвидировала соперничество подпольных групп, та же рука, похоже, объединила действия подпольных химиков-одиночек, что же касается препаратов, то они приобрели прямо-таки дьявольские свойства. Янг сам держал в руках пачку стандартов. Ни одна известная ему фирма не признала их своими. И немудрено, ведь именно этот препарат в самое короткое время приводил свои жертвы к гибели. Кончиком нити мог, наверное, послужить Фрост, но ведь он находился в Куинсвиллской тюрьме.

Нет, нет, поездка в Бэрдокк необходима! И особые полномочия тут будут весьма уместны.

Янг вздохнул.

Огромный щит: “ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БЭРДОКК – ГОРОД ЗДОРОВЬЯ!” И тут же: “ЗДРАВСТВУЙТЕ!”

Еще бы! Это Бэрдокк.

Сам город, точнее, деловой центр, славящийся необычной архитектурой, все еще прятался в зарослях, но сами эти заросли, речушки, мосты, дорожные развязки, подъезды к невидимым виллам – все это было уже Бэрдокком. Если волна белой смерти впрямь катится из города здоровья, это еще надо доказать и доказать это будет трудно.

Янг стукнул кулаком по рулю. Доказывать все равно придется. К счастью, кое-что у него все же есть.

6

Адрес Лаваля инспектору сообщил Черри. Впрочем, до виллы Янг на машине доехать не смог. Механики что-то там недосмотрели, его форд задохнулся совсем недалеко от цели. Чертыхнувшись, Янг открыл капот, но не стал терять время – пусть машиной займутся люди Палмера.

Журналисты, толкавшиеся у запертых ворот виллы, сразу обратили внимание на крепкую фигуру инспектора. Кое-кто его узнал:

– Инспектор, два слова!.. Почему в Бэрдокке снова сотрудники ФБНОЛ?.. Как вы считаете, смерть Лаваля не отразится на традиционной встрече наших гениев?..

Янг не сразу понял. “А-а-а, гении… Ну да, ведь Лаваль сам из их числа…”

Он сумел пробиться к воротам, не ответив ни на один вопрос.

Не слишком ли много журналистов для вполне “обычного” случая?

Этот вопрос он задал уже сам – на вилле, капитану Палмеру, близоруко и недоброжелательно воззрившемуся на него.

– Умерший был популярен. А случай, инспектор, вполне обычный. Чем скорее мы закончим с формальностями, тем быстрее успокоится наш опечаленный городок.

Он так и сказал – опечаленный.

– Я никого не задержу, капитан. Труп, надеюсь, еще на месте? Проводите меня.

Они молча поднялись на второй этаж: вошли в спальню. Янг удивился.

Туалетный столик был перевернут, окурки из сброшенной пепельницы разлетелись по мягкому ковру – беспорядок, явственный беспорядок. Труп Лаваля лежал на широкой, невероятно широкой кровати, кто-то набросил на него китайский желтый халат.

Всю дальнюю стену занимало панно: утреннее пронзительно голубое небо.

– Вы нашли его в постели?

– Нет. Лаваль лежал на полу, – неохотно ответил Палмер. Не предъяви Янг свои полномочия, он вообще, наверное, не стал бы отвечать. – Возможно, он почувствовал себя плохо и пытался добраться до телефона.

– Это он сбил туалетный столик? Или это ваши парни неаккуратны?

– Все, что сделали мои ребята – перенесли труп на кровать.

– Кровоизлияние в мозг… Вы ведь так сказали? – Янг покачал головой. – Может ли парализованный человек устроить такой бедлам?

– Почему нет?

– Ну, хорошо… Теперь о самом Лавале… Какие-нибудь отклонения?.. Ну, вы знаете, что я имею в виду… А, капитан?

– Ну да, как всегда, порошки и таблетки… Вы однообразны. Понимаю, вам бы хотелось услышать что-нибудь такое, но никаких достоверных сведений у нас нет.

– А недостоверных?

Капитан ухмыльнулся:

– Такие вопросы надо задавать не мне.

– Хорошо, оставим. Чем, собственно, занимался Анри Лаваль? Ведь хозяина виллы зовут так?

Палмер недоверчиво взглянул на инспектора. Трудно понять, действительно капитан близорук или щуриться так – привычка?

– Как? Вы ничего не знаете о бэрдоккских гениях?

– Похоже, я уже задал вопрос.

Капитан Палмер презрительно выдохнул:

– Анри Лаваль – выпускник “Брэйн старз”.

– Ах, да. “Мозговые звезды”. Я читал об этом. Весьма специфическая школа, так ведь?

Палмер покачал головой. Было видно, невежество инспектора его поразило:

– О выпускниках школы “Брэйн старз” написаны горы книг. Спросите любого жителя Бэрдокка о любом из наших гениев, вам незамедлительно ответят.

– Надеюсь, вы не исключение, капитан? Чем конкретно занимался Анри Лаваль? Он рисовал? Или писал книжки? А может, он тоже химик, как Фрост?

– Анри Лаваль – универсал. – Капитан Палмер уже не скрывал презрения.

– Так обычно говорят о хороших футболистах.

– Не кощунствуйте, инспектор. Анри Лаваль – знаменосец наших гениев. Он автор гимна школы “Брэйн старз”. Он участвовал в разработке архитектурного ансамбля нового Бэрдокка. У него десяток патентов на изобретения. К тому же, он великолепный организатор.

– Кто первым обнаружил труп?

– Горничная. – Палмер закурил сигарету. – Она приходит по утрам, у нее свой ключ. В семь утра она поднялась наверх, но Лаваль, как это бывало обычно, ей не ответил. Минут через пять мы уже обо всем знали.

– Значит, в спальне сегодня еще не убирали?

– Разве это не видно?

– Кто последним разговаривал с Лавалем?

– Журналист Рон Куртис и их общая приятельница… – капитан на мгновение замялся. – Они навещали Лаваля вчера. Случившееся здесь очень печалит нас всех, инспектор.

– Да, да, конечно… Вы забыли назвать имя приятельницы.

– Инга Альбуди.

Янг удовлетворенно фыркнул:

– Держу пари, они хорошо знали Фроста.

Капитан Палмер презрительно ухмыльнулся – интеллектуальный уровень инспектора его убивал.

– Где я могу найти Рона Куртиса и Ингу Альбуди?

– Куртиса найти не проблема, а вот с Альбуди, инспектор, все не так просто. Последнее время она проходит обследование в клинике Джинтано и вчера, после встречи с Лавалем, Куртис увез ее туда же.

– Клиника Джинтано?

– Весьма известное заведение… – Палмер не скрывал насмешки. – Если же вас интересуют болезни Альбуди, то замечу, не только простые смертные, но и гении всегда чем-то страдают. Мы построены одинаково, инспектор.

– Вы думаете?

Палмер побагровел.

– Ее болезнь связана с какими-нибудь психическими отклонениями?

– Вы не ошиблись. Но связывать ее болезнь с какими-нибудь темными делишками может только идиот.

– Рад слышать. Янг помолчал.

– В принципе, у меня больше нет вопросов. Но я бы хотел осмотреть виллу.

Палмер хмуро кивнул:

– Работайте свободно.

И вдруг ухмыльнулся:

– Своих людей я предупредил. Надеюсь, никаких голосов на этот раз вы не услышите.

7

Янг неторопливо прошелся по этажам.

Комнаты, кабинеты, две просторных гостиных… Одна только мастерская потребовала бы для тщательного осмотра несколько часов… Скульптуры, полотна, старинные вазы и амфоры… Попробуй, загляни в каждый из этих сосудов…

Янг вздохнул.

Жаль, осматривать виллу придут не его люди.

В кабинете Лаваля Янг подошел к письменному столу. Ничего интересного. Никто не любит оставлять для полиции какие-то специальные заметки.

Книги. Книги. Книги.

Аккуратность явно не составляла главную черту гения – на широком подоконнике громоздилась груда книг, везде валялись журналы, конверты, бумаги. На том же столе, на самом краю, опасно покосившись, стояли стеклянные песочные часы на специальной подставке.

Янг машинально взял часы в руку.

Песок из верхней чашки давно вытек. Как их переворачивать? Подставкой вверх? Какая нелепая конструкция.

Он аккуратно поставил часы на стол, но что-то его смущало.

Подставка… Ага, подставка… Довольно объемистая подставка…

Он нажал на подставку.

Деревянная пластинка под пальцами поддалась.

А этот песок… Как странно он выглядит… Как сахар… Только кристаллики почему-то изумрудного цвета…

Янг громко позвал:

– Капитан Палмер!

8

Капитан Палмер появился мгновенно.

– Как думаете, что это такое?

Палмер покачал головой:

– Вы о песке? Держу пари, это не то, за чем вы обычно гоняетесь.

– А это?

Янг неторопливо извлек из деревянной подставки красный прямоугольник, испещренный непонятными знаками и тройным рядом правильных округлых отверстий.

– Видите, тут даже что-то написано…

– Лаваль – француз, – хмыкнул Палмер. Он не выказал особого интереса к находке. – Наверное, написано по-французски.

– Нет, капитан, это латынь. Тут написано “Pulvis Lavalis”. Если хотите знать, это означает “Порошок Лаваля”. Ваш гений-универсал увлекался и фармацевтикой?

– Не знаю, как с увлечениями, но на фармацевтическую фирму Джинтано он, известно, работал. Две трети жителей Бэрдокка работают на Джинтано.

– Ладно, мы еще вернемся к фармацевтике… Взгляд инспектора остановился на репродукции, оправленной в рамку из слоновой кости:

– Что за люди на ней изображены?

Капитан Палмер совсем уже натянуто рассмеялся:

– Я, конечно, профан в искусстве, но вы меня превзошли. Это групповой портрет наших гениев, написанный Паулем Херстом. Тоже, кстати, выпускник “Брэйн старз”.

– Значит, тут изображены все? Весь выпуск? Замечательно. С вашего разрешения я на время заберу репродукцию. Без рамки, если вам так угодно… В общем-то, кажется, вы правы… Ничего особого… Кстати, капитан, хочу попросить вас… Тут на шоссе, недалеко от виллы, я бросил свою машину. Всегда она барахлит не вовремя. Будьте добры, отправьте туда механика, пусть повозится с ней. Трудновато, знаете, без машины…

9

Кроме часов с их необычным песком и столь же необычной подставкой, Янг обратил внимание на пачку сигарет “Плизант”. Почти полная, не хватало в ней двух-трех сигарет, она, тем не менее, валялась в корзине для бумаг. Где он видел точно такую же?..

Ах да. Вон такая же пачка валяется на ковре посреди окурков…

– Передайте в лабораторию, – попросил он дежурного сержанта. – Как понимаете, меня интересуют пальчики, а не качество табака.

10

Гении.

Янг фыркнул, и все же, устроившись в номере отеля “Гелиос”, попросил доставить из библиотеки несколько книг, посвященных школе “Брэйн старз”. Самого общего плана, пояснил он посыльному. Он совершенно не представлял, что можно выудить из этих изданий, но интуиция подсказывала – лишним это не будет. В конце концов, капитан Палмер прав: нехорошо оставаться невежей.

Янг усмехнулся.

Без всякого сомнения, капитан Палмер знает о гениях больше, чем он, Янг. Зато капитан Палмер ничего не знает о некоем разговоре, подслушанном службой ФБНОЛ неделю назад в одном из ночных баров столицы. Как правило, посетители этого бара не жаждут популярности. Прослушивая пленку, Янг не мог не обратить внимания на одну любопытную подробность. Кто-то, явно неизвестный сотрудникам ФБНОЛ, спросил:

“Вы слышали об изумрудном кейфе, приятель?”

“Легенды. Всего лишь легенды. Короче – слова. А меня интересуют конкретные вещи”.

“Напрасно вы так недоверчивы. Наш “кейф” – новое слово в индустрии искусственных удовольствий. Он не затуманивает, а просветляет мозги. Можете быть уверены, за этой штукой – будущее. Перед этой штукой не устоит ни гений, ни идиот. Надо ли держать под спудом такое богатство? Подумайте”.

“Не стройте из себя альтруиста. Проторенные пути самые короткие. Почему бы на эту штуку не получить патент? Патент и монопольное право на производство? Дивиденды примерно те же, зато никакого риска”.

“Риск всегда есть. К тому же, после скандалов с талиомидом и ЛСД, фармакологическая цензура сошла с ума. Что бы ей ни предъявили, она требует самого тщательного изучения возможных побочных явлений. На это уйдут годы. К тому же не забудьте, приятель, запретный плод всегда слаще”.

11

“Изумрудный кейф”, – повторил про себя Янг.

Высыпав на лист бумаги содержимое песочных часов, он невольно залюбовался кристаллами. Они вспыхивали под светом лампы чисто и нежно. “Перед этой штукой не устоит ни гений, ни идиот”. Может, Палмер прав? Может, это всего лишь новый специальный наполнитель?

Ладно. Что бы это ни было, смотрелись кристаллы весело.

Янг усмехнулся.

Капитан Палмер большой патриот Бэрдокка. Ну, а гении – прямой предмет гордости того же Бэрдокка. Посмотрим, как вытянется лицо Палмера, когда он узнает – кто был тот человек, что столь откровенно и настойчиво утверждал в одном из ночных баров столицы новую эпоху в индустрии искусственных удовольствий. Имя Анри Лаваля капитана, несомненно, смутит.

Ладно.

Капитан, конечно, знает о гениях больше, но инспектора Янга интересовали вовсе не сами гении. В том баре, говорил ли Анри Лаваль только от своего лица? И кто мог помогать ему? И что, наконец, представляет собою этот “запретный плод” с его еще невыясненными побочными явлениями?

Янг раскрыл рабочий блокнот.

“Уильям Фрост, химик. Куинсвиллская тюрьма”.

“Инга Альбуди, композитор. Отдала подвал Фросту – под тайную лабораторию. Проходит обследование в клинике Джинтано. Виделась с Лавалем незадолго до его смерти”.

“Рон Куртис, журналист. Виделся с Лавалем незадолго до его смерти”.

“Анри Лаваль, выпускник “Брэйн старз”. Возможна некая связь с торговцами наркотиками”.

Действительно, необычная компания.

Фрост, Альбуди, Лаваль, Куртис… Ну да, Фрост в тюрьме… Но что-то тут не сходилось.

Янг хмуро взглянул на доставленные из библиотеки книги. Он предпочел бы просто беседу. Но с кем?

Он потянул к себе верхнюю.

Говард Ф.Барлоу. “Исповедь звезды”. Почему бы и нет?

Янг раскрыл книгу, машинально отметив гриф: “Издательский Центр С.М.Джинтано”.

 

Глава вторая

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Отрывок из книги Говарда Ф.Барлоу “ИСПОВЕДЬ ЗВЕЗДЫ”

“На самом деле, лучше всего я помню не первый и не второй день, а один из последующих, может быть, третий, сейчас трудно сказать, каким по счету он оказался.

Пятнадцать человек, весь набор “Брэйн старз”, собрали в актовом зале.

Нет, мы не сидели чинно за столом, известным сейчас как Большой стол, мы все еще сторонились друг друга. Патриция Хольт, тогда, понятно, еще не Пат для нас, крупноглазая, яркая, как ее вечно цветущий штат, сидела на стуле в углу, настороженно наблюдая за смуглым Анри Лавалем. Рон Куртис, самый долговязый, вышагивал, как журавль, под задней глухой стеной, будто его интересовали только фигурки с длинного барельефа. Серьезней всех выглядел Дэйв Килби, плотный, плечистый. Проницательно поглядывая то на одного, то на другого, он пытался затеять общий разговор, но мешал Лаваль. Лабиринт? Какой лабиринт? – не понимал Лаваль. Но, может быть, мы говорили и не о лабиринте.

Наконец, дверь раскрылась.

Доктор Гренвилл сделал шаг навстречу вошедшему и повернул морщинистое лицо к нам.

– Перед вами Сидней Маури Джинтано, основатель и попечитель “Брэйн старз”. Он хочет обратиться к вам.

Кто-то кивнул, большинство промолчали.

Сидней Маури Джинтано подошел к столу, чуть наклонясь, оперся на него руками. Его по-восточному удлиненные глаза смеялись.

– Подойдите поближе. Я хочу видеть всех.

Мы сгрудились вокруг стола.

– Сколько тебе лет? – Джинтано ткнул толстым пальцем в тщедушного очкарика.

– Восемь.

– Как тебя зовут?

– Дон Реви.

– Запоминающееся имя, Дон. Что ты можешь сказать, взглянув на меня?

Мы ждали невероятных сравнений, но Дон Реви негромко засмеялся:

– Несколько лет назад вы, наверное, перенесли малярию.

Джинтано удивленно взметнул густые брови:

– Верно, малыш. Может, ты хочешь сказать и что-то более общее о моем здоровье?

Дон пожал плечиками:

– Если не считать легкого плоскостопия, вы здоровяк.

Конечно, никто из нас не знал тогда, что Дон Реви вырос в семье известных психоаналитиков, но нас он поразил сразу.

Джинтано, несомненно, остался доволен ответами. Он ничего не упрощал, но и не собирался нам льстить.

– Вот Бэрдокк, – он кивнул в сторону окон. – Многие из вас увидели наш город впервые. Бетонные блоки; безликие строения. Вам не кажется, что все это не мешало бы снести? Вам не кажется, такая архитектура только оскорбляет?

На этот раз ответил я:

– На месте старых поселков неплохо смотрелся бы зоопарк.

Джинтано опять удивился:

– Зоопарк? Почему зоопарк, Говард?

И усмехнулся, не ожидая ответа:

– Кто еще имеет предложения?

– Я, – веско заметил плечистый Дэйв Килби. – Лабиринт. Вот что я предлагаю. А начинаться он должен прямо под нашей школой.

– Зачем тебе лабиринт? – жадно спросил Лаваль. Похоже, предложение Килби ему понравилось.

– Разве плохо иметь собственный лабиринт? Джинтано поднял руку:

– Что ж… Возможно, со временем вы получите лабиринт. И зоопарк тоже. Но для этого мы должны быть все вместе, во всем и везде мы должны действовать заодно. Здесь, в “Брэйн старз”, вас научат разным премудростям и, надеюсь, хорошо научат. Мне сдается, друзья, конкуренция денежных мешков в нашем мире, – он, несомненно, имел в виду себя, – подходит к концу. Идет эпоха гораздо более жесткой конкуренции – конкуренции интеллектуалов. Потому и создана наша школа. Ваше дело извлечь из нее все возможное, а дело мы вам найдем. Самые светлые умы не стоят ни цента, если они не вовлечены в настоящее дело.

Джинтано сунул руку в карман, потом высоко поднял ее над головой:

– Что это?

– Доллар, – твердо определил Дэйв Килби.

– Деньги, – разочарованно шепнул Куртис.

– Правильно, доллар, – Джинтано одобрительно кивнул Дэйву, потом так же кивнул Куртису. – Правильно, деньги. Но это только название, условность. На самом деле, и я говорю вам чистую правду, это и лабиринт, и зоопарк, и новая архитектура, и все другие самые важные вещи.

Десять школьных лет.

Сейчас, когда прошло еще столько же, я понимаю, как были не просты эти годы. Доктор Гренвилл, морщинистый мудрец, благодаря деньгам Сиднея Маури Джинтано, предоставил нам все практически возможное. “Все только из первых рук!” – таков был его девиз. Музыкальные пьесы Альбуди разбирались лучшими специалистами, Дон Реви. в пятнадцать лет числился среди лучших диагностов страны, о работах пятнадцатилетнего Фроста с уважением отзывались нобелевские лауреаты.

Центром нашего делового “зоопарка” всегда был доктор Гренвилл. Как великую удачу он расценивал свою встречу с С.М.Джинтано, сумевшим подвести прочную материальную базу под сумасшедшие идеи педагога. Мы раскапывали развалины храмов майя, работали в Месопотамии, архивы Капитолия и Ватикана с удовольствием принимали нас, с лекциями в “Брэйн старз” выступали Дьюи, Винер и Рассел. Мы знали, как работает компьютер и наблюдали жизнь океана из-за стекол глубоководного батискафа. Каких затрат это стоило, знал только сам Джинтано. Но, думаю, он сделал правильный выбор – работы Пауля Херста, Уильяма Фроста, Дона Реви, Дэйва Килби, Патриции Хольт, книги Куртиса и Лаваля… С некоторых пор дела Джинтано определялись именно успехами “Брэйн старз”.

Специализацию Пауль Херст проводил в Италии, где еще художнику работается лучше? Фрост продолжил свои работы в Кембридже, в этом маленьком месте на большом холме, как говорили когда-то индейцы-алгонкины, понятно, не подозревавшие, что со временем на месте их бедных вигвамов вырастут корпуса Массачусетского технологического института. Дэйв Килби стал своим человеком в ИБМ, я обошел вокруг света на паруснике, что помогло мне написать “Третью молитву”, до сих пор не выпавшую из списка бестселлеров. Рон Куртис, параллельно литературным занятиям, изучал восточные кухни, его рецептами до сих пор пользуются лучшие мастера “Четырех сезонов”, “Павильона”, “Линди”, даже “Лючоу” и “Мамы Леоне”. Дело, собственно, не в том, чему нас учили, дело в том – как нас учили. Дело в атмосфере, в культа разума, который нас окружал. Мы постигали мир самозабвенно и безудержно, а это и есть истинная учеба.

Выложив перед нами груду каких-то черепков, кристаллов, раковин, механических игрушек, других каких-то столь же странных вещей, доктор Гренвилл предлагал:

– Попробуйте связать все, что перед вами брошено, в некую общую цепь, естественно, обосновав переход от одной вещи к другой. Другими словами, попробуйте выявить некую внутреннюю связь этих предметов с вашим собственным внутренним я.

Фрост, конечно, попытался нарисовать общую цепь с помощью химических формул, не сводя их, впрочем, только к реакциям преобразования, Патриция Хольт, как всегда обращающая на себя внимание, от усердия прикусившая кончик языка, тут же набросала проект естественно-исторического музея, Пауль Херст, хитро щурясь, не оглядываясь ни на кого, забыв обо всем, цветными мелками пытался дать на доске некий синтетический портрет мира, похоже, сам пугаясь, сам дивясь тому, что появлялось из-под его рук.

– Дэйв, – доктор Гренвилл остановился перед юным Килби, – я вижу, ваша тетрадь не тронута. Вас не увлекло мое задание?

Дэйв пожал крепкими плечами:

– Задача кажется мне слишком простой.

– Вы хотите сказать, у вас есть простое решение?

– Даже тривиальное, – Дэйв встал и протянул руку к первым попавшимся предметам. Кажется, это были механические игрушки и какая-то раковина.

– Я знаю парня, у которого нет ни одной из этих игрушек, – отчеканил Дэйв и сменил предметы. – Я знаю другого парня, у которого есть игрушки, совсем не похожие на эти. Я знаю еще одного парня, у которого… Ну, и так далее.

Некоторое время мы молчали, потом Рон Куртис запротестовал:

– Нет, Дэйв, тут что-то не так. Твой подход уравнивает все маршруты.

– Ну и что?

– А то, что ты решаешь не ту задачу. Вот если бы ты знал парня, который бы нуждался вообще во всех представленных тут предметах, тогда ты оказался бы ближе к истине.

– Рон прав, – подвел итог доктор Гренвилл. – Говоря языком логики, вместо отношения порядка Дэйв на указанном множестве использовал отношение эквивалентности. Это, действительно, несколько разные задачи. У вас изобретательный ум, Дэйв, но, боюсь, вы несколько равнодушны к миру. При таком отношении к миру, есть риск видеть хаос там, где для других людей царит гармония.

– Чтобы искать гармонию, следует иметь цель, – возразил Дэйв. – Бесполезный порядок ничем не лучше хаоса.

Мы были детьми, но занятия в “Брэйн старз” учили нас смотреть на мир действенно.

Сейчас, когда прошло столько лет, я редко бываю в Бэрдокке, да и связь между “бэби-старз”, несомненно, нарушена. Более того, судьбы некоторых “бэби-старз” явно не удались. Почему? Об этом стоит задуматься.

Скорбя о конкретных потерях, я склонен все же Думать, что Сидней Маури Джинтано был прав, говоря о наступлении новых времен – жесткой конкуренции интеллектов. За этим вновь стоит нечто спасительное – мы ведь не знаем, когда именно даже гений вдруг по-настоящему реализует себя…”

 

Глава третья

МЕЧТА О БЕССМЕРТИИ

1

Рон Куртис умел выходить за рамки. Он любил неожиданности. В некотором смысле, именно неожиданности были для него нормой. В свое время он совершил кругосветку по Гринвичу, провел полгода в пещере Сан-Пьер, с точностью до нескольких дней предсказал несколько кровавых переворотов в Африке и в Латинской Америке. Даже в привычном кругу Рон Куртис умел оставаться непредсказуемым. Говард Ф. Барлоу в нашумевшей книге “Исповедь звезды” не без смущения признавался: “Именно Рон ставил нас в тупик. Поспорив с Анри Лавалем, он десять часов просидел на главной площади столицы с плакатиком на груди: “Я не нуждаюсь в вашей помощи. Вы будете последними ублюдками, если поможете мне. А если вы окажетесь такими ублюдками, я все равно пропью ваши деньги или использую их еще хуже!” Прохожие дивились, кто-то сердился, но монеты так и летели в подставляемую Куртисом шляпу. Последнего жертвователя Рон Куртис заставил прочесть свой плакатик вслух, тем не менее получил с него монету. Затем, с этим самым жертвователем и с потрясенным Анри Лавалем, они устроили шумную оргию в “Маме Леоне”. Замечу, выводы, сделанные Куртисом в его очередной статье, оценивали произошедшее вовсе не с юмористических позиций. Нежелание задумываться над последствиями “добрых дел” всегда кем-то используется не в лучших целях”.

Этот день тоже начался для Куртиса с неожиданности.

В утренней почте, среди писем и бандеролей, он с удивлением обнаружил записку: “Снова в миру. Буду на пиру. Тот”.

Всего лишь клочок бумажки.

Пожав плечами, Куртис забрал рукопись, предназначавшуюся для журнала “Джаст” и, перейдя улицу, заглянул в уютный бар Арчи Мейла – “Меркурий”.

“Тот.”

Похоже, это не местоимение.

Тотом, именем древнеегипетского бога, с детских лет прозвали одного из выпускников “Брэйн старз” Уильяма Фроста.

“Снова в миру”. Возможно, Билл вышел из Куинсвилла?

“Буду на пиру”. Почему бы Биллу не прийти на традиционную встречу “бэби-старз”, затеянную в Бэрдокке братом Дэйва Килби – Эрвином и, разумеется, Камиллом Джинтано-младшим?

Не худшая новость.

Жаль, на одну хорошую новость всегда найдется пара похуже. Два дня назад Куртису позвонил доктор Макклиф.

– Рон, – голос у главного врача клиники Джинтано неприятно похрипывал. – Состояние Инги не самое лучшее. Я говорю о ее душевном состоянии. Рон, уговори ее лечь в клинику. Хотя бы на месяц. Ей это необходимо.

Куртис уговорил Ингу. Она, собственно, и не возражала. Одно условие: заехать к Анри. Похоже, визит этот никем не планировался – Лаваль, увидев их, удивился.

Древние вазы… Весь вечер Лаваль проговорил о древних вазах… А Альбуди молчала. Она не произнесла за весь вечер ни слова. Но почему? Зачем ей понадобился этот визит?

Прокручивая в памяти события последних дней, Куртис не забывал руководить действиями длиннорукого Арчи Мейла, взбивающего коктейль в миксере. Посетителей почти не было. Арчи Мейл нервничал: ему нравилось держаться со знаменитым журналистом на равных, но никто сейчас не мог этого оценить.

Рецепт коктейля был придуман Куртисом.

– Не знаю, старина, где вы так хорошо научились нашему ремеслу, – несколько фамильярно заметил Арчи Мейл, – я бы на вашем месте просто так не раскидывался бы такими секретами.

– Дорогой Арчи, – доверительно отозвался Куртис. – Секрет этого коктейля я дарю вам. Не забывайте, в некотором роде мы коллеги, в вашем и моем ремесле достаточно много общего. Щепотка сенсации – для крепости, пара острот – для вкуса, необычное название – для привлекательности. Разве не так? И вы, и я, оба мы должны из любой мешанины создать нечто имманентное, не так ли?

И усмехнулся:

– Старайтесь, старайтесь, Арчи. Ваши длинные руки – неплохая приставка к миксеру.

Арчи счастливо ответил:

– Конечно, вы в “Джаст”?

– Конечно, в “Джаст”. Попробовав такой коктейль, хочется удивлять. Вот я и хочу удивить Эрвина. Кажется, я сумел взбить недурной коктейль на предложенную им тему. Так что будьте здоровы, дорогой Арчи.

– Наверное, Эрвин предложил сложную тему?

– Ну, как сказать, – Куртис улыбнулся. – Мечта о бессмертии.

2

Склонность к полноте и меланхолии, небольшой рост, рано оголившаяся голова – все это наделило Эрвина Килби массой комплексов. Журнал “Джаст” процветал, его тираж рос, в нем сотрудничали самые известные авторы, и все же…

Рок. Это рок!

Разве не злой рок погубил Дэйва Килби? Разве не злой рок отнял у Бэрдокка Сиднея Маури Джинтано? Разве не злой рок заключил Фроста в тюрьму, Ингу Альбуди в клинику, а теперь так ужасно ударил по гениальному Анри Лавалю? Разве не злой рок набросил на лица близких Эрвину людей столь явственную печать ухода?

Как противостоять злому року?

Эрвин Килби испытывал отчаяние.

Множество часов на стенах кабинета – круглые и квадратные, маятниковые и пружинные, металлические и деревянные – лишь подчеркивали неумолимость рока. Собирать коллекцию часов Эрвин Килби начал лет пятнадцать назад, когда младший брат подарил ему хронометр адмирала Дрейка, купленный им на один из первых его крупных гонораров. Не случайно среди часов висел портрет Дэйва Килби; как всегда, когда ему было трудно, Килби-старший поднял глаза.

Но Дэйв молчал. Он ничем не мог помочь Эрвину.

Килби-старший боялся рока. Еще он боялся печати ухода. Разве не было отмечено такой печатью лицо Дэйва Килби в день его гибели? Разве он, Эрвин, не видел такую печать на прекрасном лице Анри Лаваля?

Нет, Эрвин понимал – бессмертие нереально. Но разве нельзя построить жизнь так, чтобы чувствовать – хотя бы в ближайшие дни твои планы не будут жестоко нарушены?

За окном кабинета шумели сосны. По небу несло облака, накрапывал дождь. Джулия, секретарша Килби-старшего, надежно ограждала шефа от назойливых посетителей, но рок, рок! – часы не давали ему возможности забыть о роке.

Уходящее время. Вечно текущее, утекающее время.

Впрочем, одни часы молчали.

Простые песочные часы на объемистой деревянной подставке, их подарил Эрвину самый близкий друг Дэйва – Анри Лаваль. На деревянной подставке вырезана была даже стихотворная строка. Если уж разув не в силах постичь время, то не лучше ли в таком случае постигать его смиренно – на глаз, на ощупь, на вкус, наконец?

Необычные, тревожащие стихи.

Анри Лаваль. Взрывной, дерзкий Лаваль.

Время беспощадно даже к гениям.

Килби-страший со вздохом повернул голову к бесшумно возникшей в проеме дверей секретарше:

– Что у вас, Джулия?

– Рон Куртис, шеф. Он спрашивает, можно ли ему войти?

Эрвин Килби укоризненно покачал головой:

– Пришел Рон, а ты ждешь разрешения?

И спросил:

– Он, наверное, опечален?

Джулия потупилась:

– Как всегда.

– Что значит как всегда? – удивился Эрвин.

– Он беззаботен, шеф. Я никогда не видела его другим.

– Ты ничего не понимаешь, Джулия, – Килби-старший огорчился. – “Беззаботен”… Это лишь такой стиль.

3

Но Джулия не ошиблась.

Мрачный вид Эрвина Килби не стер улыбку с плотных губ Куртиса:

– Он в кресле выцветшем, угрюмый, неизменный собрат и друг, порывистым пером терзает мир, склонившись над столом. Но мыслью он не здесь, так… На краю Вселенной!

– Ты, кажется, заглядывал в заведение Арчи Мейла, – потянул длинным носом Килби.

– Не осуждай, – Куртис устроился в кресле. – Улыбка в грустный день иногда просто необходима. Тем более, эта тема… Я, кажется, решил ее, Эрвин.

– Бессмертие?

Куртис кивнул.

Килби-старший медленно перелистал стопку белых листков.

Да, Рон Куртис всегда остается Роном Куртисом. Там, где другой бы плакал, он смеялся, но там, где другой смеялся бы, он оскорбительно бил сарказмом. Ну да, эти новые оптимисты от финансов, вдруг почему-то решившие, что откупиться можно и от самой смерти! Куртис жестоко высмеивал наивных дельцов, ухватившихся за новую науку – криогенетику. Казалось, он напрочь забыл, что недалеко от редакции “Джаст” в специальном криогенном саркофаге покоится не кто-нибудь, а сам Сидней Маури Джинтано. Чем плохо само название новой науки? – спрашивал Куртис. И отвечал. Да, ничем. Оно даже не хуже приевшегося людям словосочетания – мечта о бессмертии. Ну да, мечта! Тебя заморозят, ты уснешь, ты будешь спать долго, может, пятьдесят, может, сто лет, пока тебя не разбудят многому научившиеся представители нового прекрасного мира. Дельцы от науки, пояснял Куртис, научились закачивать специальные растворы в очищенные от крови сосуды своих молчаливых, засыпающих на десятилетия клиентов. Разумеется, эти клиенты могут платить за будущее. Разумеется, только они и могут платить за такое будущее. Но неужели там, в будущем, новое человечество с распростертыми руками будет встречать старых ублюдков, мораль которых ничуть не изменилась за долгие годы вынужденного сна? И что они будут делать там, в будущем? Он, Куртис, сомневается, что Эйнштейн или Винер легли бы в азотный гроб, к тому же они всегда нужны именно сегодня. Любопытно, как будет выглядеть будущее, когда в него из гробов начнут выпрыгивать все новые и новые заплесневевшие ублюдки?

4

– Рон, – простонал Эрвин Килби. – Мне страшно подумать, что такую статью могут увидеть подписчики “Джаст”.

– Что именно тебя пугает?

– Рон… Разве Сидней Маури Джинтано не достоин увидеть будущее?.. Представь, лет через пятьдесят ты смог бы ему опять пожать руку.

– Какая странная мысль.

– Рон!

– Разве в статье речь идет о Джинтано?

– Кого ты хочешь обмануть? – Килби говорил умоляюще. – Конечно, речь в статье идет и о нем. И это поймет каждый, кому на глаза попадут твои строки.

Он понизил голос:

– Тебе не должен изменять оптимизм. Бери пример с Говарда.

– Ну да, покинув Бэрдокк, Говард Ф. Барлоу, несомненно, стал оптимистом.

– Не мучай меня, Рон. Вспомни, как цвел Бэрдокк, когда “бэби-старз” еще не покинули его. Конгресс по реформам образования. Всемирный съезд психофармакологов. Крупнейшие ученые, политики и писатели. Сколько известнейших фирм считали необходимым открывать свои представительства в Бэрдокке! Это же город Херста, Килби, Патриции Хольт! Это и твой город, Рон! А создал его Сидней Маури Джинтано, разве не так? Уместно ли смеяться над попытками заглянуть в будущее? Даже над такими попытками?

– “Они были так умны, что уже ни на что не годились”.

– Кого ты цитируешь?

– Лихтенберга. Иногда мне кажется, он сказал это о “бэби-старз”.

Куртис протянул руку к своим листочкам, но Килби-старший коротким жестом остановил его:

– Рон, почему нам не вернуться к идее Дэйва? К старой доброй идее нашего Дэйва? Помнишь, он говорил: необходимо дело, сумевшее бы объединить всех. Без этого любой союз распадется. Разве не о том же говорили нам доктор Гренвилл и Сидней Маури Джинтано?

Куртис неопределенно хмыкнул.

– Я видел вчера Камилла Джинтано, Рон. Он полон энергии. Он прилетел на похороны Анри, он невероятно огорчен и расстроен, но он полон энергии, он хочет возродить славу Бэрдокка. Он не собирается больше покидать Бэрдокк. Его союз с Патрицией Хольт – дело практически решенное. Это значит, в Бэрдокк вернутся Пат и ее мальчики. Камилл мечтает о том, чтобы собрать с Бэрдокке всех “бэби-старз”. В конце концов, разве только из прихоти Сидней Маури Джинтано убил на вас миллионы?

– Убил? – улыбнулся Куртис. – Мне кажется, Эр-вин, сам старик придерживался на сей счет несколько других взглядов.

– Ладно. Считай, я оговорился. Я просто потрясен смертью Анри… И это за несколько дней до встречи выпускников “Брэйн старз”!

– Увы, Эрвин! Это не первая потеря.

– Вот я и говорю тебе, Рон, – Килби поднял на журналиста опечаленные глаза, – надо начинать игру заново.

– Ты сам пришел к этой мысли?

– Мне помог осознать происходящее Камилл. Печальные события последних трех лет не должны разрушить великого союза “бэби-старз”. Камилл хотел тебя видеть.

– Он обедает, как прежде, в “Зодиаке”?

– Да, Рон, в “Зодиаке”, – Килби-старший задумчиво взглянул на песочные часы, даже шевельнул губами, будто считывая стихи с их подставки. – Он просил передать, что ждет тебя завтра. Он надеется, и я уверил его, что так и случится, что ты угостишь его одним из тех’ коктейлей, которые создали славу заведению Арчи Мейла.

 

Глава четвертая

“БЛИКУС” АЛЬБУДИ

1

В семь утра инспектор Янг был уже на ногах. Сквозь огромное, во всю стену, окно нижнего бара отеля “Гелиос” хорошо просматривался омытый дождем сквер. По усыпанной желтой листвой дорожке неторопливо прогуливался молодой человек в затасканных вылинявших джинсах и такой лее куртке. Время от времени он останавливал кого-то из прохожих и вступал с ним в непродолжительную беседу.

“Чем занимается Черри? Что он еще придумал?”

Через пару минут Янг сам ступал по палой листве. Черри незамедлительно обратил на него внимание.

– Вам необходим отдых, сэр. Воспользуйтесь приглашением бюро путешествий Эткинда.

Янг с удивлением взглянул на рекламный проспект, оказавшийся в его руке. “Бюро путешествий Эткинда. Прогулка внутри Гольфстрима! Океан прост, как ваша кухня!”

“Что он мне подсунул? – удивился Янг. – И где поставил машину?”

Ага… Он увидел малолитражную БМВ на автостоянке… Почти сразу Черри оказался рядом с ним.

– Что за чушь ты раздаешь?

– Рекламирую бюро путешествий.

– Ты уверен, что жители Бэрдокка мечтают о прогулках внутри Гольфстрима? Где это, кстати?

Черри задумался:

– Думаю, в Атлантике. Но это неважно. Нашему делу это никак не повредит. А сам Эткинд в свое время помог мне.

Янг покачал головой. Черри ему нравился – молод и настырен, но слишком много воображения.

“Прогулки внутри Гольфстрима!”

Он фыркнул. И сказал уже другим тоном:

– Черри, вот содержимое песочных часов. Может, это какой-то заполнитель, тем не менее, аккуратно подели песочек между химиками и медиками. Завтра я должен знать, что это такое.

– Нашли? – восхитился Черри.

– Не убежден. Уж слишком равнодушно глядел на все это Палмер. Не думаю, что у него так мало мозгов. Но ладно… Что ты можешь сказать об этом? – Янг выложил на ладонь красный пластиковый прямоугольник, извлеченный из подставки часов.

– Похоже на личный жетон с шифром вкладчика. Вроде как для компьютера. Нет?

– Для компьютера, говоришь?.. – Янг вздохнул. – Только компьютеров нам и не хватало.

Он насмешливо взглянул на Черри:

– Тебе придется попыхтеть, милый. В этой истории ты выступаешь не против Латтера, мозги которого были ничто перед его кулаками, в этой истории ты выступаешь против гениев. Если не знаешь, что это такое, полистай книжку Говарда Ф.Барлоу, он сам из их числа. В его книжке много имен, которые покажутся тебе знакомыми. Например, Фрост, Лаваль, Альбуди. А завтра, дружок, займешься Роном Куртисом. Он лицо известное, не дай тебе Бог на чем-то проколоться. Я сам первый откажусь от тебя, особенно, если ты попадешь в бэрдоккскую полицию.

– Что мне делать с Роном Куртисом?

– Ничего с ним делать не надо. Будешь внимательно следить за ним. Учти, за ним может следить кто-то еще, будь осторожен. Только в двух случаях бросай все и связывайся со мной. Это, если в Бэрдокке вдруг объявится известный тебе Фрост, и если вдруг краем уха ты услышишь что-нибудь о человеке, который носит имя или кличку Блик.

2

Из отеля Янг связался по телефону с капитаном Палмером.

– Что у вас нового, капитан?

– Вы о своих находках?

– И о них тоже.

– Сигаретные коробки в лаборатории, я еще не связывался с ребятами. Что же касается Анри Лаваля, он умер от обширного кровоизлияния в мозг. Переслать вам заключение?

– Буду признателен. А моя машина?

– Собрались уезжать?

– Да нет, мне еще надо заглянуть в клинику Джинтано.

– Машина будет готова часа через три. Подбросить вас до клиники?

– Не стоит. Возьму такси. В конце концов, такси нам еще оплачивают.

– Советую ехать по Южному шоссе. Так короче.

– Отлично.

Янг прислушался к сопению капитана Палмера и, не без некоторых колебаний, добавил:

– Попросите своих ребят в лаборатории обратить особое внимание на фильтры сигарет, капитан. Иногда самое интересное находится именно в фильтрах.

3

Взяв в баре газеты и две пачки “Плизант”, Янг остановил такси.

– Клиника Джинтано. И давай по Южному шоссе.

Рыжий, побитый веснушками, водитель обрадовался:

– Вы впервые в Бэрдокке!

– С чего вы взяли?

– Истинный бэрдоккец начинает утро с “ЮФИ”, а вы взяли “Голос”. Это не наша газета.

– Но я взял и “ЮФИ”, – заметил Янг, разворачивая газету.

И хмыкнул.

Почти всю вторую полосу “ЮФИ” занимало объявление, набранное фигурно и крупным шрифтом:

МУНИЦИПАЛИТЕТ ГОРОДА БЭРДОККА

ОБЪЯВЛЯЕТ КОНКУРС

НА ЛУЧШИЙ ПРОЕКТ ПАМЯТНИКА, ПОСВЯЩЕННОГО

ВЫДАЮЩЕМУСЯ ГРАЖДАНИНУ СТРАНЫ

СИДНЕЮ МАУРИ ДЖИНТАНО

1895—1970

Рыжий водитель скосил глаза:

– Наши гении отгрохают старику что-нибудь стоящее! Старина Сидней Маури останется доволен.

– Боюсь, ему уже все равно, – палец Янга уперся в дату смерти.

– Вот я и говорю, вы впервые в Бэрдокке? – рыжий бросил руль и изумленно уставился на Янга.

– Держись за руль, – посоветовал Янг. – Что-то мне пока не приходилось видеть ни одного покойника, который радовался бы памятнику, сооруженному над ним.

– Сидней Маури Джинтано не покойник.

– То есть как?

– Он лежит в специальном саркофаге. Его заморозили, по его, конечно, желанию. Джинтано пролежит в саркофаге до тех пор, пока не отыщут надежного способа вернуть его к жизни. Он здорово болел, – объяснил рыжий водитель, – но его не оставляла мечта увидеть своих гениев в цвете лет. Похоже, мечта его сбудется, он еще встанет и протянет руку своим выпестышам.

– Такое замораживание, наверное, стоит немалых денег, – осторожно заметил Янг.

– Скажете! – хохотнул водитель. – Нам с вами такой суммы не набрать.

– Похоже, Джинтано не пустой звук для Бэрдокка.

– “Не пустой звук”? – взвился рыжий водитель. – Лет тридцать назад Бэрдокк был унылым местечком. А сейчас? В чем наш город уступит столице? – Водитель бросил руль и воздел над собой руки. – Самые красивые здания! Никакой безработицы! Самые богатые аптеки! Самые веселые здоровяки!

– И самые разговорчивые таксисты, – усмехнулся Янг. – Держи руль!

– И таксисты, конечно! – рыжий веселился вовсю. – Но главное, гении! Такого нет нигде! И чья, вы думаете, была затея?

– Сиднея Маури Джинтано, – важно произнес Янг, прочтя имя старика на очередной рекламе.

– Верно, – с удовлетворением отменил водитель. – Вы все-таки наслышаны о Бэрдокке.

– Не очень, – признался Янг.

– Разыгрываете? – воскликнул водитель.

– Почему же? Я действительно не бэрдоккец.

– Но о Джинтано слышали все! Понимаете, все! Вы сами, что ли, в саркофаге лежали? В Бэрдокке Джинтано принадлежало все, так же как сегодня это все принадлежит его сыну Камиллу. И “Брэйн старз” основал старик, он вложил в эту школу кучу денег. Уж о гениях-то вы слышали. Тринадцать мальчиков и две девочки, настоящие вундеркинды, других таких больше не было, – рыжий водитель легко выговаривал самые сложные слова. – Сидней Маури Джинтано дал ребятишкам все. Они одевались, как короли, на них работали лучшие ученые. Нет, нет, старик сделал доброе дело! – Водитель обернулся к Янгу. – Вы читаете журнал “Джаст”?

– Может, и попадал в руки.

Рыжий водитель ударил кулаком по клаксону:

– Но, может, хоть книгу Говарда Ф.Барлоу? Я имею в виду “Третью молитву”… Не слышали о такой? Уму непостижимо!

Глаза водителя сверкнули. Он лукаво подмигнул Янгу:

– Зато в музеях бывали. Ну, в современных. Картинки эти… Поняли, наверное, что перед Паулем Херстом все мировые картинки ничто? А?

– Кажется, видел репродукции.

– Ну вот, хоть что-то, – обрадовался водитель. И опять подмигнул. – В Бэрдокке необычная жизнь, вам каждый скажет.

– Такому городу, пожалуй, пошло бы имя Джинтано, – польстил Янг водителю.

Рыжий обрадовался:

– Это точно! Это вы хорошо сказали. Джинтаун – а? Как звучит?

– Неплохо, – согласился Янг. – Наследник старика был бы доволен. Кстати, что из себя представляет этот наследник?

– А, Камилл… – восторженность водителя чуть приутихла, но он тут же вспыхнул. – Он слишком долго просидел в Европе, это, знаете ли, нехорошо… Но он вернулся… Говорят, он хочет взяться за наш город… Хорошо, если у него хватка старика! Ну, вы понимаете, я имею в виду старика Джинтано.

– Сколько же времени провел Камилл в Европе?

– Почти три года.

Почти три года…

Янг задумчиво смотрел на шоссе.

Опять те же пресловутые три года… Что-то уж слишком много событий подпадает под это – почти…

– Скоро клиника, – предупредил весело водитель, на большой скорости выводя машину к развилке шоссе.

Впереди шоссе было пустынно, но с правой стороны, почти по касательной к их машине, двигался тяжелый грузовик с длинным прицепным фургоном. Грузовик явно превысил положенную скорость, рыжего весельчака это возмутило. Он незамедлительно выжал газ.

Из кабины грузовика выглянул волосатый человек в темных очках и неопределенно махнул рукой, как бы пропуская такси, но тут же прибавил скорость. Отчаянным движением, мгновенно поняв, что сейчас произойдет, Янг навалился на руль, оттесняя оторопевшего водителя, но фургон уже навалился и с лязгом смел машину с дороги.

Удар.

Звон стекла.

Все стихло.

Янг не мог сказать, терял ли он сознание. Скорее всего, нет. Но пока он выдирался из-под перевернутого такси, грузовик ушел, оставив на шоссе перевернувшийся фургон. Убедившись, что самому разговорчивому водителю Бэрдокка уже ничем не поможешь, Янг выругался и, прихрамывая, побрел к фургону.

Ни номерного знака, ни каких-либо указателей; замок у фургона оказался автоматическим, шофер по своей воле в любой момент мог отцеплять фургон.

“Эту штуку пустили на нас специально”.

Но кто в Бэрдокке мог знать о его поездке в клинику? Ну, капитан Палмер… Но его нелепо подозревать в таких действиях…

Неплохое местечко для неприятных сюрпризов.

Янг осмотрелся.

Если вон в той “Дакоте”, что вынырнула из-за поворота, находится приятель волосатого водителя, тут и укрыться негде.

Он сунул руку в карман. “Дакота” затормозила.

– Могу быть чем-то полезен? – смуглый длиннолицый человек настороженно осмотрел Янга.

– Несомненно.

– Лезьте в машину. Подброшу вас до ближайшего полицейского поста.

– Вас обгонял грузовик с этим прицепом.

– Его работа?

Янг кивнул:

– Мы могли бы догнать его…

– Ну, нет, – отрезал смуглый. – В эти игры я не играю.

– Тогда вам придется презентовать мне машину, – Янг вынул удостоверение.

4

Грузовик, потеряв прицеп, будто канул в небытие.

– Тут масса ответвлений, – объяснили инспектору сотрудники дорожной службы. – Масса частных подъездных дорог. Кое-куда вас и с удостоверением не пустят. Таксиста мы увезли и капитан Палмер в курсе случившегося. Между нами, он взбешен.

– Еще бы, – буркнул Янг. – Клиника Джинтано далеко отсюда?

– На такой машине… – усатый дорожник покосился на “дакоту”, – минуты три. Видите башню под деревьями? Это и есть клиника. Вас проводить?

– Спасибо, не надо. Прогуляюсь сам и пешком. Машина не моя, верните ее хозяину. Я найду способ извиниться перед ним.

Дорожники переглянулись.

– Как он тебе понравился, а? – спросил младший, глядя вслед Янгу. – Шустрый парень. Я бы поспорил с ним, да ты видел, как оттопыривается у него карман.

– Пусть разбираются сами, – усатый дорожник сплюнул. – Мне наплевать и на этого инспектора и на Палмера. Это их игры. Но ты прав, пожалуй. Хозяину “дакоты” случившееся очень не понравится. Я не завидую инспектору.

5

– Альбуди? – переспросил дежурный по клинике и нервно поправил сползающие на длинный нос очки. – Вы ее родственник?

– Всего лишь служебный долг, – хмыкнул Янг.

– А-а-а, ФБНОЛ… – протянул дежурный. – Мне приходилось сотрудничать с вашими ребятами. Мое имя Флойд. Густав Флойд. Что понадобилось вам от бедной девочки?

– Ей что, пять лет?

– Под тридцать, – доктор Флойд снова занервничал. – Но годы не всегда отвечают возрасту.

– Как вас понять? Что привело пациентку в клинику?

– В этот раз? – доктор Флойд снял, тщательно протер очки и снова навесил их над длинным носом.

– А что, были второй, и первый разы?

– Да, были. И второй, и первый. Не каждый способен выдерживать такие нагрузки. Три года назад в автомобильной катастрофе погиб жених Альбуди. Это привело ее к тяжелому нервному срыву, который и повторяется время от времени. К сожалению, она и сейчас почти неконтактна. Можно пичкать ее лекарствами, называть ее состояние классическим неврозом, определять его как типичную психастению, наш мир от этого не становится ее миром.

– Депрессия?

– И очень затянувшаяся, инспектор.

– Как звали ее погибшего жениха?

– Дэвид Килби, инспектор. Один из выпускников “Брэйн страз”, знаете, конечно. – Доктор Флойд задумчиво покивал. – Если быть точным, Инга Альбуди, несомненно, наш пациент.

– Наркотики?

– Не знаю… Не совсем уверен… Здесь много неясного… Но какую-то химию Альбуди принимала, хотя в ее анамнезе это вовсе не главное… Абстиненциальный синдром не отмечен, метаболизм, печень – в порядке… Но вот психика…

– Я хотел бы поговорить с нею.

– А санкция главного врача?

– Ну, доктор Флойд! Разве вы не работали с нашими ребятами?

6

Увидев Альбуди, Янг сразу понял, почему доктор Флойд так упорно называл ее девочкой.

Короткая стрижка, узкие плечи, по-детски беззащитный взгляд, да и в кресле она сидела совсем по-детски – подвернув под себя ногу, подоткнув под нее полу халата. Но под глазами лучились тонкие морщинки, легкая паутинка, грозившая затянуть все лицо.

– Эдвин Янг, инспектор ФБНОЛ, – представился Янг, испытывая странное смущение. Может, ему мешал доктор Флойд, оставшийся с ними.

Альбуди улыбнулась.

– Разве Эринии ссорились с Танталом?

Янг не был уверен, что Альбуди обращалась к нему, однако произнес:

– Я никогда не был силен в мифологии. Альбуди его не услышала.

Инспектор с жалостью изучал ее лицо. Музыка Альбуди звучала во всех странах мира, ее имя произносилось с восхищением, но неужели конец творца всегда какая-нибудь лечебница?

Он уже понял, что ничего не добьется от Альбуди.

Как бы машинально, он извлек из кармана пачку сигарет “Плизант” – в глазах Альбуди, невинно детских, ничего не дрогнуло.

Янг разочарованно перевел дыхание.

Судьба “бэби-старз” его не очень трогала. Они выросли, они люди взрослые, они давно сами отвечают за свои поступки, но какая-то нить постоянно тянулась в их сторону, он обязан был в этом разобраться.

Изумрудный кейф.

С чего, собственно, он взял, что нить действительно ведет к этим людям? Разве трудно перепутать нити так, что они протянутся в любых направлениях?

Он кивнул доктору Флойду. Он готов был уйти. Он нашарил в кармане платок, чтобы вытереть внезапную испарину, и, вынимая из кармана платок, уронил на пол жетон, извлеченный из подставки песочных часов Лаваля.

– Бликус! – услышал он. – Мой бликус!

7

– “Ребенок”… – раздраженно хмыкнул Янг в приемной, когда доктор Флойд обработал царапины на его лице. – Она пантера, а не ребенок. Я думал, она выцарапает мне глаза.

– Чем вы ее так расстроили?

Янг пожал плечами:

– Похоже, ее напугала или привлекла эта штука, – он показал доктору Флойду пластиковый жетон. – Она назвала эту штуку бликусом. Это что-то означает?

– Конечно, – нервно пояснил доктор Флойд. – Такими жетонами пользуются наши пациенты. Имея его в руках, можно получить лекарства в любой нашей автоматизированной аптеке.

– Они индивидуальны, эти жетоны?

– Разумеется, – доктор Флойд вынул из ящика стола голубой пластиковый квадрат. – Вот так выглядит жетон, принадлежащий Альбуди. Она перепутала цвет. Видите, ее жетон точная копия вашего. Простите, а где вы его получили?

Янг не заметил вопроса:

– Какие лекарства получает Альбуди по своему жетону?

Доктор Флойд нервно поправил очки:

– На это вам может ответить только главный врач клиники. Обратитесь к нему. Доктор Макклиф, несомненно, поможет вам.

– Что ж…

Янг взял со стола голубой жетон и пристроил его на ладонь рядом с красным. Они, действительно, отличались цветом, но не только. Вместо слов “Pulvis Lavalis” на жетоне Альбуди было выбито “Pulvis Blikus”.

– “Бликус”. Почему “Бликус”? Это имя?

– Да. Один из наших химиков – Блик, внес некоторые усовершенствования с технологию отдельных лекарств. Отсюда, видимо, и название.

– А почему…

Доктор Флойд вдруг встал:

– Простите, я и так позволил себе слишком много. У нас так не делается. Все вопросы к доктору Макклифу.

8

Санитарный фургон доставил Янга в город.

Автоматизированные аптеки… Надо посмотреть, что это такое… Наверное, удобно… По крайней мере, никто не смотрит тебе в глаза, что ты хотел получить, то и получишь… Машины, конечно, могут ошибаться, самая точная автоматика может ошибаться, но автоматику, хотя бы, не упрекнешь в подозрительности.

Янг усмехнулся.

Рыжий водитель, которому так не повезло, несомненно, был прав: Бэрдокк – необычный город.

 

Глава пятая

ПОИСКИ КОМПАСА

1

На серьезные свидания Рон Куртис никогда не опаздывал. Разглядывая замысловатый интерьер ресторана “Зодиак”, он никак не мог отделаться от мысли, что Камилл Джинтано не случайно решил увидеться с ним именно здесь. Портреты всех “бэби-старз” и их главного наставника Доктора Гренвилла украшали все четыре стены Малого зала.

Камилла Куртис знал с детства. Джинтано-младший официально не входил в чисто “бэби-старз”, но практически проводил с ними все время. Он участвовал в их играх, слушал те же лекции. Ничего странного, ведь он был сыном Сиднея Маури Джинтано.

Камилла в зале не было.

Официант провел Куртиса к столику и Куртис успел просмотреть газеты. Все они в самых патетических тонах оплакивали “невосполнимую потерю Бэрдокка”. Еще бы, подумал Куртис, ведь из пятнадцати выпускников “Брэйн страз” в Бэрдокке теперь оставались лишь он да Инга Альбуди.

2

– Рон? – Камилл Джинтано издали протянул Куртису обе руки. – Первое, что я услышал от Пауля, – он, конечно, говорил о художнике Херсте, – было укоризненное: “Камилл, ты офранцузился!” Не знаю, что он имел в виду, может, мою неаккуратность. Я опоздал на встречу с ним минут на пять. И он, наверное, был прав. Я ведь и теперь запоздал… Ты простишь меня?

– Без всякого сомнения.

Смуглый наследник Сиднея Маури Джинтано не торопился начать серьезный разговор. Он вспоминал смешные истории, горевал о потерях, пересказывал афоризмы Херста…

Первым не выдержал Куртис.

– Я ведь вижу, о чем ты хочешь спросить, Камилл, – сказал он. – Ты хочешь спросить, как на меня подействовала смерть Анри? Боюсь, ответ тебя удивит. Камилл, я предчувствовал что-то такое.

– Предчувствовал?

– Ну, не смерть, не столь трагический исход, но что-то такое, для чего я не могу найти слов… Понимаешь, я чувствовал, что с Анри вот-вот что-то случится… Если бы не состояние Инги, я, возможно, чем-то помог бы ему, но меня постоянно отвлекала ее болезнь…

– Ты ни в чем не должен себя винить.

– Оставь, – Куртис нахмурился. – Эта комедия с Бэрдокскими гениями и не могла кончиться иначе.

– Комедия? О чем ты говоришь, Рон?

– О несоответствии общественного мнения фактическому положению дел. Сколько можно говорить о Бэрдоккских гениях, умалчивая о том, что на сегодня они работают где угодно, только не в Бэрдокке?

– Вот тут ты попал в точку, Рон. Для этого я и вернулся. Мы обязаны возродить былую славу Бэрдокка.

– Я уже слышал кое-что от Килби-старшего, но не знаю, что из этого может получиться. – Куртис покачал головой. – Доктор Гренвилл сумел объяснить нам мир, но мы изменились, и мир изменился. Нами уже не управляет некий могущественный режиссер, мы давно живем вне сценария, неважно, кем он там был написан – Сиднеем Маури или доктором Гренвиллом. Наверное, все вместе мы действительно представляли какую-то ценность, но ведь мы рассеялись по миру, и это факт. Ты ведь не будешь отрицать этого?

Камилл Джинтано широко улыбнулся:

– Ты прав. Но мы вновь можем собраться. Разве тебе не хочется вновь почувствовать локоть Фостера…

– У него всегда был довольно жесткий локоть.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Рон. Разве тебе не хочется вновь поработать с Пат, с Реви, в Барлоу, с Херстом? Признайся, ты хочешь этого! Конечно, – погрустнел Джинтано-младший, – мы понесли невосполнимые потери, но это лишь подчеркивает необходимость моей идеи – вновь работать вместе. Кстати, мой отец всегда понимал это. В некотором смысле, Рон, мы с тобой прямые продолжатели его дела. Ответственность ложится на нас с тобой, Рон.

Куртис усмехнулся:

– Ты говоришь сейчас голосом Дэйва Килби.

– Иначе и быть не может. Я очень многому научился у Дэйва. Такие люди, как Дэйв, появляются редко, но только они самой природой предназначаются на роль истинного лидера. Конечно, мы потеряли Дэйва, – голос Камилла Джинтано дрогнул, но он справился с собой, – мы потеряли Анри, но мы обязаны спасти Ингу и вытащить Фроста из Куинсвилла. Мы обязаны вновь собраться вместе. Понимаешь? Не может быть, чтобы нашему союзу ни с того, ни с сего пришел конец.

– Ладно, – потребовал Куртис. – Выкладывай, что ты там задумал.

– Ты поймешь меня, – Камилл Джинтано упрямо выпятил подбородок. – Я уверен, что именно ты поймешь меня. Для тебя ведь, думаю, не секрет то, что в нашем столь стремительно меняющемся мире самое трудное это оценить перспективу. И я один из тех, кто меньше всего желает блуждать по лабиринту. Мне нужен некий мозговой центр. Я должен в любую секунду быть уверен, что мой корабль идет к цели. Мне нужен точный компас, Рон, более точный, чем даже Полярная звезда.

– Ага, эту роль ты предоставляешь “бэби-старз”? Они должны, так сказать, явить гороскоп в натуре?

– Не язви, Рон. Я думаю не только о своих делах. Я думаю о том, чтобы вы вновь получили возможность творить без оглядки. И я предоставлю вам эту возможность, за что вы подарите мне некую поистине деловую модель мира, которую я смогу всегда держать на своем рабочем столе. Разве это плохо? Джинтано и гении! Разве кто-то может мечтать о чем-то подобном?

– Думаю, нет, – Куртис улыбнулся. – Но есть несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответ. Например, те ли мы люди, за которых ты нас принимаешь? Сможет ли, скажем, работать Инга, если даже мы и вернем ей часть здоровья? А каким выйдет Фрост из Куинсвилла? И даже те, кто вернется, как будут работать они?

Он усмехнулся:

– Послушал бы ты, как честил вчера мою статью добряк Эрвин!

– Нет, – твердо сказал Камилл Джинтано. – Я знаю, я уверен, оказавшись все вместе, вы вновь станете самими собой. Талант не теряют, теряют уверенность.

– Или доверие…

– Доверие можно восстановить. “Бэби-старз”, всегда бывшие символом процветания для Бэрдокка, могут стать таким же символом…

– …и для фирмы Джинтано-младшего.

– А почему нет? Я откровенен, Рон. В конце концов, ваши отношения с моим отцом тоже строились не только на чувстве признательности.

– Это так, – согласился Куртис. – Старик всегда мог рассчитывать на нашу поддержку.

Камилл просветлел:

– Я ждал таких слов. Спасибо. Я хочу показать тебе письмо старика, о котором даже я узнал не так давно. Он адресовал его мне, но письмо затерялось в бумагах, я нашел его, разбирая архив. Именно оно подсказало мне идею, о которой мы с тобой толкуем. Вот, прочти.

3

“Ты удивишься, сынок, – прочел Куртис, – получив от меня столь длинное и столь необычное послание. Наверняка я буду уже далеко, во времени, но ты услышишь меня. Время идет, скоро оно в последний раз закроет за мной двери моего кабинета. Не слишком радостно осознавать это, если даже я и впрямь еще когда-нибудь загляну в наш мир, но меня утешает то, что здесь, в нашем мире, остаешься ты – полный сил, полный энергии.

Наверно, ты плохо помнишь своего деда – полубродячего аптекаря, осевшего под старость в забытом Богом Бэрдокке. Маури Дан Джинтано всегда был философом. Это он напитал мой мозг житейской мудростью, это он подсказал мне, что за комфорт, который нам дарят прогресс и цивилизация, всегда приходится платить хаосом, развращающим умы. Всего лишь провинциальный аптекарь, твой дед, Камилл, одним из первых понял и осмыслил все увеличивающуюся склонность людей к неврастении, ко всякого рода комплексам. И он очень верно предсказал будущий разброд умов, будущее великое смятение душ.

Проникшись идеями Маури Дана, я сделал свои выводы – занялся разработкой и производством нервно-психических препаратов. Я ставил крупно, и выиграл. Разве сегодняшнюю жизнь можно представить без всей той химии, что позволяет так называемым нормальным людям сохранять свою психику в равновесии? Фирма С.М.Джинтано, могу сказать с гордостью, сыграла свою роль в этом деле.

Но я понял не только это.

Будущим будут владеть те, кто сохранил строжайшую дисциплину ума, те, кто научится с наибольшей отдачей извлекать суть из всех наук и искусств. Вот почему поиски единомышленников привели меня к технократам. В их теориях многое звучало заманчиво. Государством следует управлять как фирмой? Почему нет? Согласен. Власть должна быть сосредоточена в руках технической интеллигенции? Почему нет? Согласен. Правда, вряд ли все сразу пойдет по маслу, ведь власть и правительство, как ты, наверное, понимаешь, далеко не всегда одно и то же. Правительство не управляет страной, оно лишь латает дырки, которые постоянно возникают в днище древнего ковчега, что с таким уважением называется государством.

Истинные правители, сынок, должны стоять выше формальных правительств, только тогда государство получит возможность обходить многочисленные скрытые мели.

Моя почти случайная встреча с доктором Гренвиллом закончилась заключением весьма необычного, но, думаю, прочного союза. Он всегда был не только великим педагогом, наш Гренвилл, он был и великим специалистом в биохимии гениальности, так я для себя это назвал. Велик или мал результат, полученный нами?.. Не знаю, пока не знаю, но он вселяет надежду. “Бэби-старз”, вот в ком я вижу будущий мощный авангард умов, который поведет за собой общество. Пусть пока не существует Экспертного Совета, пусть Универсальная Консультация только в проекте, пусть наши юные гении еще не стали истинными оракулами, все равно будущее за ними. Конечно, в том случае, если они будут работать вместе.

Все знают, дерево обращено к свету кроной, но далеко не все понимают, что сила дерева все же в его корнях. Мне не решить проблем, которые скоро встанут перед тобою, но я хочу тебя предупредить, хочу подсказать тебе: ключ к проблеме, он хранится в том крошечном обломке прошлого…”

4

– Сидней Маури не дописал письма?

– К сожалению…

– О каком ключе он говорит? Что это за “крошечный обломок прошлого”?

– Мы еще вернемся к этому, Рон.

– Хорошо. Но сейчас… Чего ты хочешь сейчас?

– Два двойных виски, – засмеялся Джинтано-младший и сделал знак официанту. – Не сочти за двусмысленность, Рон, но я ведь действительно предлагаю тебе союз. Настоящий деловой союз, как бы странно это ни звучало.

– Прости, но в медицине и в фармацевтике я профан, и лабиринты мне тоже не по плечу. Или впрямь кто-то нашел технологию, позволяющую наши отвлеченные размышления преобразовывать в реальную модель мира?

Камилл улыбнулся:

– Послушай, Рон, мне нужен не исполнитель. Исполнителей у меня много. Мне нужен друг и единомышленник. Мне нужен человек, умеющий решать неочевидные проблемы. Мне нужен человек, четко представляющий, в чем люди нуждаются сегодня и в чем они будут нуждаться завтра. Гениев, как правило, получают по протекции небес, но я верю, небеса всегда были добры к нам.

Темные глаза Джинтано-младшего блеснули:

– Тебе, Рон, многое понадобится. Ты сам прикинешь, что тебе понадобится. Для начала я отдал распоряжение возобновить строительство мощного телецентра, замороженное три года назад, после гибели Дэйва. И еще… Ты должен стать президентом… О, не пугайся! Не президентом фирмы Джинтано и даже не президентом страны. Речь идет о некоем клубе, необычном по самому своему назначению. Его можно назвать все так же – “Брэйн старз”… В чем конкретно выразится деятельность клуба, это мы еще обсудим, и не только вдвоем. В первом приближении он должен стать духовным центром интеллектуалов. Лучшие умы должны найти там питательную среду. Не правда ли, – усмехнулся он, – тезис Сиднея Маури о том, что фирма и является единицей социального устройства, наполнен вполне реальным смыслом?.. Производство, реклама, сбыт, перспективные разработки… Нам этого мало… Мы пойдем гораздо дальше, мы займемся непосредственным управлением всей деловой и духовной жизни страны… Как, Рон?.. Согласись, моя идея даже с чисто меркантильных позиция не убыточна…

5

Камилл Джинтано ждал, но Куртис сидел молча.

“Куда он смотрит?..”

Джинтано проследил взгляд Куртиса.

“Он смотрит на Гренвилла… Портрет, действительно, удачен, Паулю Херсту всегда удавались портреты… старик чем-то похож на Леонардо… Он и был в некотором роде Леонардо… Как оценить великого человека?..”

– Ты меня почти убедил, Камилл, – наконец произнес Куртис. – За твоими словами угадываются некоторые реалии. Конечно, я мог бы оспорить необходимость участия промышленных фирм в общем управлении страны, но сейчас это не главное… И, пожалуй, заманчиво получить в свои руки мощный телецентр…

– Он твой! – быстро сказал Джинтано.

– Но, Камилл… Как быть с тенью отчуждения, уже упавшей на нас?.. Дэйв, Билл, Инга, теперь Анри… Ты не замечаешь некоей закономерности?

– Только то, что гибнут те, кто остался в Бэрдокке, – Джинтано-младший в упор взглянул на Куртиса. – Почему бы тебе не заняться этим? Это и будет началом нашей общей работы.

– Заняться расследованием? – удивился Куртис.

– Почему бы и нет? Я помогу тебе всем, чем смогу… Видишь ли, я сам начал ощущать некое давление… Мне это не по душе, меня это бесит… Взгляни на бумажку, которую я получил буквально два дня назад.

– Уже здесь, в Бэрдокке?

– Вот именно.

6

“Обязаны поставить Вас в известность, – прочел Куртис, – что в течение ряда лет между Вашим отцом С.М.Джинтано и нашей компанией существовало некое неофициальное соглашение, обеспечивающее возможность совершения определенного рода совместных финансовых операций, прежде всего по сбыту товаров, аналогичных по своему характеру основной продукции Вашей фирмы. По причинам, которые для деловых людей вполне понятны, результаты таких финансовых операций лишь частично отражались в официальной документации. Думается, наступило время взглянуть на наши общие дела более конструктивно. Весьма надеемся, что Вы проявите те же деловые качества, которыми не без оснований гордился Ваш отец. Должны предупредить: в случае Вашего отказа некоторые из Ваших планов, скажем, те, что связаны с возвращением из Европы одной известной специалистки, могут быть основательно откорректированы. Разумеется, не Вами”.

7

– Они угрожают мне! – возмущению Джинтано-младшего не было предела. – Они намекают на возвращение Пат! Ты понимаешь? Более того, вчера вечером мне позвонил неизвестный. Из автомата, к сожалению, мы его упустили. Он сказал, что на размышление мне отпущено всего несколько дней. Кроме того, неизвестный намекнул, что у них в руках находятся какие-то документы, весьма компрометирующие моего отца. Вообще было много намеков. Что бы все это значило, Рон?

– По крайней мере, не совпадение и не случайность. Как говорил один весьма известный литературный герой: ищи врага.

Куртис задумчиво взглянул на Джинтано-младшего:

– Смерть Дэйва Килби всегда казалась мне странной… А эта история с Фростом?.. Теперь смерть Анри… Нет, нет, Камилл, это не совпадение и не случайность… Все они стояли очень близко к Сиднею Маури… Ты не задумывался об этом?

– У меня и без того хватает раздумий… Ты считаешь, это серьезно? Это не просто шантаж.?.. Что ты мне посоветуешь?

– Потяни время, Камилл. Если тебе опять позвонят, прикинься колеблющимся. И не проявляй нервозности. Я попробую поискать твоих неожиданных компаньонов. – Он улыбнулся. – Как-никак, они составляют мне конкуренцию… Могу я взять на время эту бумагу?

– Конечно, Рон.

– Ты рассказал все?

– Вроде бы…

Но уже прощаясь, Джинтано-младший вспомнил:

– Сегодня утром на Южном шоссе здоровенный детина, размахивая удостоверением инспектора ФБНОЛ, вытряхнул меня из собственной машины. И знаешь, Рон, это случилось совсем рядом с клиникой доктора Макклифа… Не на наших ли подпольных компаньонов работает инспектор ФБНОЛ?.. Конечно, я позвонил в бюро. Майор Вернер успокоил меня: инспектор Янг один из лучших сотрудников ФБНОЛ… И все же… Надо бы попросить капитана Палмера получше почистить Бэрдокк…

– Не торопись, Камилл. Теперь я обязан тебя попросить – не торопись. Раз уж ты предложил мне порыться в этом, предоставь мне такую возможность.

– Хорошо, – Джинтано-младший улыбнулся. – Но я попрошу Палмера выбросить этого хама из нашего города.

 

Глава шестая

ЛАБИРИНТ

1

В отеле “Гелиос” вместе с ключами от номера портье передал Янгу две телеграммы. Первая, от Черри, гласила: “Интересующий вас субъект находится в Бэрдокке”, вторая оказалась вызовом из полиции. Капитана Палмера интересуют события на Южном шоссе, сразу решил Янг. И опят пожалел разговорчивого водителя.

Утолив в ресторане голод, Янг, к сожалению, не утолил раздражения. Если Фрост действительно на свободе (а Черри сообщал, несомненно, о нем), где в Бэрдокке его разыскивать?

“Жестокая конкуренция интеллектов…”

Сентенции, почерпнутые из книги Говарда Ф.Барлоу, оказывается, не так легко вытряхнуть из памяти.

Гении.

Что-то раздражало Янга.

Он встречал разных гениев. Большинство из них сдыхали в притонах, в клинику Джинтано их никто бы не взял.

Ладно, сказал он себе. Перейдем к делу. Чем, собственно, я располагаю?

История с неизвестными голосами – трехлетней давности. Он сам иногда сомневался: слышал ли он эти голоса?

Странный наполнитель в песочных часах Лаваля… С этим проще. Скоро он узнает, что это такое. На какой-то наркотик, по крайней мере внешне, это не походило. Но ведь технология не стоит на месте… Наконец, жетоны… В общем-то, вполне легальные жетоны… И происшествие на Южном шоссе…

Он должен нащупать что-то, мгновенно связавшее бы между собой все перечисленное, но ему не хватало фактов… Фактов и времени… Как только его категория исчерпает себя, капитан Палмер выбросит его из Бэрдокка… И, думается, с большим удовольствием.

Он усмехнулся.

Он изложил на бумаге все случившееся за сутки и закрыл пишущую машинку. Один экземпляр отстуканного он сунул в карман, второй, вместе с машинкой, портье. Теперь, если с ним что-то случится, в ФБНОЛ будут знать подробности.

2

Капитан Палмер встретил инспектора неприветливо, но Янг другого приема и не ожидал.

– Как с медицинским заключением, капитан? Могу я его увидеть?

– Оно не столь увлекательно, как ваши утренние похождения, – хмыкнул Палмер. – Объясните сперва, что вы делали на Южном шоссе?

Янг засмеялся:

– Разумеется, вы должны знать подробности.

Он вынул из кармана машинописный листок и передал капитану.

– Второй экземпляр? – удивился Палмер. – А где же… первый?

– Первый, естественно, отправлен в ФБНОЛ, – улыбнулся Янг. – Как вы понимаете, я работаю именно на Бюро.

– Ладно, – Палмер несколько разочарованно окинул Янга неприветливым взглядом. – Должен сказать, ваши методы ведения дел нас не устраивают.

– Не совсем понимаю, капитан… Я умудрился остаться жив, это вас не устраивает? Или вас не устраивает то, что на вверенной вам территории кто-то не доводит до конца покушение на инспектора ФБНОЛ?.. Надеюсь, водитель грузовика найден?

– Его и не надо было искать, – раздался низкий голос от двери.

Янг обернулся.

Такого тяжеловеса он еще не встречал. Даже раньше никогда не встречал. Типичный туповатый служака, скорее всего, верный служака.

– Начальник криминального отдела лейтенант Хайд, – хмуро представил тяжеловеса Палмер.

– И что же, лейтенант, рассказал водитель грузовика? Ответил капитан Палмер:

– Водителя грузовика зовут Леймер. Питер Леймер, тридцать два года, компания “Траст”. Спокойный уравновешенный человек, очень внимательный. Он видел, как вы отталкивали водителя от руля такси. По словам Леймера, вы, похоже, неплохо взбодрили себя перед прогулкой. – Капитан подозрительно изучал исцарапанное лицо Янга. – Леймер утверждает, вы сами влетели под его фургон.

– Почему же он не остановился после аварии?

– Он испугался, – холодно пояснил Палмер. – Но, к его чести, он отправился не куда-то, а в полицию, где все и рассказал.

– А на шоссе, инспектор, – прямо от дверей прогудел лейтенант Хайд, – вы вели себя непростительно.

– Это как? – удивился Янг.

– Вы отобрали машину у человека, с которым считаются все жители Бэрдокка.

– А-а-а, – протянул Янг. – Смуглое длинное лицо… Неужели еще кто-то из бэрдоккских гениев?

– Ваша ирония неуместна! – стукнул рукой по столу Палмер. – Гении тут ни при чем. Вы оскорбили Камилла Джинтано-младшего. Это имя вам что-нибудь говорит?

Янг задумчиво кивнул.

– Тем более… – несколько расслабился капитан. – Должен сказать, инспектор, вы, может быть, неплохой парень, но ваш стиль тяжеловат для Бэрдокка. Камилл Джинтано-младший не из тех людей, которые проглатывают оскорбления. На вашем месте, инспектор, я бы незамедлительно покинул Бэрдокк. Впрочем, – усмехнулся он, – это мое мнение. – И неожиданно дружески добавил: – С медицинским заключением вас ознакомит лейтенант Хайд, что же касается сигаретных пачек, найденных в спальне Лаваля, пальчики на них мы действительно обнаружили.

– Чьи?

– Инги Альбуди, – капитан Палмер не скрывал насмешки. – Даже здесь вам не повезло.

– Что ж, – заметил Янг, – так бывает.

И официальным голосом спросил:

– Вас, наверное, интересуют мои дальнейшие действия, капитан?

Палмер кивнул.

– Я думаю увидеться с главным врачом клиники Джинтано доктором Макклифом.

Капитан Палмер вспыхнул:

– После того, как вы довели до приступа его пациентку?.. Нет, нет, инспектор!.. Вашу машину отремонтировали, садитесь за руль и катите в столицу…

– Что ж, – ответил Янг. – В Бэрдокке мне, действительно, не везет. Я подумаю над вашим советом.

3

Он взглянул на часы.

До столицы он доберется как раз к обеду. Самое время узнать новости у ребят.

Нет, пожалуй, есть еще одно дельце.

Янг медленно вел машину по деловой части Бэрдокка.

Башни высоток, изящные развязки улиц, десятки необычных скульптур, тенистые бульвары, сложнейшая иероглифика рекламы.

ДЖИНТАНО. Джинтано. ДЖИНТАНО. Джинтано. ДЖИНТАНО.

“Мне, кажется, не повезло на этого смуглого миллиардера…”

Зеленая змея, извивающаяся над широкой частью, привлекла его внимание.

Салон “Кентавр”. Надеюсь, здесь торгуют лекарствами не для лошадей.

Он резко затормозил.

Холл ему понравился. Уютные кресла, много зелени. “С сегодняшнего дня ваши неудачи кончились!” Дай-то Бог. Блондинка в уютном кресле показалась ему тоже уютной. Он не успел, правда, это обдумать. Блондинка доверительно спросила:

– Могу вам чем-то помочь?

Ее темные глаза смотрели понимающе и сочувственно,

– Готовые лекарства, – солгал Янг.

– Первый зал и направо. Осторожнее, там ступеньки. “Как мягко она выговаривает слова… Наверное, южанка…

Перед ступеньками он обернулся. Блондинка уже листала журнал, почему-то Янг почувствовал себя обманутым.

В зале, указанном темноглазой блондинкой, за стеклянными прозрачными стойками, не высоких табуретах, как в баре, сидели за телефонами еще три блондинки. “Перебор”, – сказал себе Янг.

– Аспирин, это у вас?

– О, да, – блондинка протянула Янгу стандарт. – Благодарим за покупку.

Янг не стал скрывать разочарования:

– А мне говорили, салон “Кентавр” это сплошная автоматика.

Блондинка рассмеялась:

– Если вы не желаете иметь дело с живым человеком, вам в четвертый зал.

– Нет, спасибо. – Янг осматривался. – А та блондинка в холле… Она тоже может выдавать лекарства?

– Разумеется. Ее имя Ева Чижевски. Она дежурный администратор.

Янг кивнул.

Но двинулся он не в четвертый зал, он терпеть не мог всякую автоматику. Он вернулся в холл.

– Есть проблемы? – казалось, Ева Чижевски рада его возвращению.

– Видите ли… Мой брат содержит аптеку… Совсем небольшую аптеку, к тому же в провинции… Когда я ехал в Бэрдокк, он просил меня заглянуть в ваш салон…

– Что интересует вашего брата?

– Все! – выпалил Янг.

– Но с чего-то надо начинать, – голос блондинки звучал доверительно.

– Допустим, я обычный клиент. Нет, допустим, я клиент с улицы. Вот я вошел в ваш салон. С чего начнутся наши отношения?

Он сам почувствовал некоторую двусмысленность своих слов, но Ева Чижевски поняла его состояние.

– Если ваши намерения серьезны, – тоже не без оттенка двусмысленности улыбнулась она, – и вы зашли не просто за стандартом аспирина, я внимательно выслушаю вас и отправлю к нужному специалисту. На вас заведут личную карту и, выписав первый чек, вы вновь вернетесь ко мне. Я укажу, какой зал вам нужно будет впредь посещать.

– Но ведь у вас тысячи разных лекарств! Как вы управляетесь с такой кухней? И как мне действовать, если я спешу, а ваши девушки заняты?

– Очень просто! У вас будет личный шифр. Достаточно набрать код на пульте вашего зала и вы получите ваше обычное лекарство.

– А если мне надо что-то другое? Я могу воспользоваться тем же пультом?

– Конечно. Но обычно такие услуги предоставляются постоянным клиентам. Они получают специальный жетон, – Ева Чижевски мягким движением извлекла из нагрудного кармана сиреневый пластик, точную копию тех, что лежали в кармане инспектора. – Вы опускаете жетон в специальную прорезь, и лекарство выдается вам незамедлительно. Это автоматизированный зал, – пояснила она.

– Занятно, – заметил Янг, рассматривая жетон. – Но ведь я ничего в этом не понимаю.

– А зачем вам что-то понимать? Вы получаете свое лекарство, разве этого недостаточно?

– А если я потеряю жетон?

– По вашему шифру его моментально восстановят.

– А если у меня два жетона, – не сдавался инспектор. – Если я одновременно страдаю бессонницей и ревматизмом? Как узнать, каким жетоном мне пользоваться?

– Это зависит от индекса, он выбит на жетоне. Видите, как все просто?

– Да, – искренне согласился Янг.

Он не знал, что его удерживает в холле. Он просто сунул руку в карман:

– А по таким жетонам я и в вашем салоне могу получить лекарства?

“Pulvis Blikus”… “ Pulvis Lavalis”…

В темных глазах Евы Чижевски мелькнуло неподдельное любопытство:

– Это литерные жетоны. Как они к вам попали?

– Да это неважно, – безмятежно ответил Янг. Он был доволен. Он нащупал еще одну ниточку. Тонкую, прихотливую, но ниточку. – наверное, чтобы получить такой жетон, надо иметь дело с вашими шефами?

– Несомненно.

– Вот и отлично. Похоже, я еще навещу вас.

4

“Недурно придумано, – решил он. – Вежливый, вышколенный персонал… Зал автоматики… Зашифрованные жетоны… В такой мутной воде молено ловить крупную рыбку…”

Выводя машину на узкий мост, стремительно изгибающийся над каналом Джинтано, Янг улыбнулся. Отличный персонал, удивительные девушки. В такой салон, правда, захочется зайти еще раз.

Думая так, он думал об Еве Чижевски.

5

Два часа пути до столицы штата пролетели незаметно. В лаборатории химиков Янг очень удачно застал Яна Габера, меланхолично позевывающего над листком, исчерканным громоздкими формулами.

– Ну и задачку ты подкинул, Эдвин… – Габер удрученно пожал плечами. – Этот твой “песочек” из часов… Не знаю, сколько бы я провозился, если бы не Дэвидсон. Оказывается, он уже сталкивался с чем-то таким. Правда, не у нас… Понимаешь, Эдвин, – Габер, наконец, оживился. – Этот “песочек” странная штука. Ну, скажем, нечто вроде антидепрессанта, скажем, типа тофранила, которым пичкают маньяков. Вроде бы нет прямого отношения к наркотикам, но по мозгам такая штука должна бить здорово. Спроси у Дэвидсона.

– Ян, – попросил инспектор. – Не ограничивайся экспресс-анализом. Копни глубже. Это важно. Извлеки из “песочка” все, что можно.

И взялся за телефон:

– Дэвидсон? Прости, это Янг. Габер сказал, что ты уже имел дело с таким… Ну, я имею в виду то, что прислали из Бэрдокка…

– Не мямли, я понял. – Дэвидсон рассмеялся. – Года два назад мне доставляли нечто подобное из Технологического. Правда, в виде таблеток. Студенты пользовались ими как допингом, особенно перед экзаменами. По из словам, действовало безотказно, отменно прочищало и освежало мозги, правда, почти всегда вызывало желание повторить. Я немало повозился с теми таблетками, но четких результатов не получил. А если быть честным, не понял. Что-то близкое твоему “песочку”, только в твоем больше добавок, боюсь, не безвредных, и сплошь органика.

– Чьи “добрые руки” помогали студентам?

– Какой-то аптекарь. Его взяли после нескольких несчастных случаев со студентами. На следствии он сказал, что изобретение не его, он сам скупал таблетки через третьи руки. Короче, он угодил в Куинсвилл, на этом нити и оборвались.

– Он все еще в Куинсвилле?

– Я наводил справки. Старик повесился.

– Жаль… А эти таблетки… У них было какое-нибудь название?

– Кажется, “динамит”… Сам понимаешь, жаргон, студенты именно этим названием пользовались… Может, существует еще какое-то название, до меня оно не дошло.

– Как думаешь, “динамит” и сейчас имеет какое-то распространение?

– Я об этом не знаю. Но сомневаюсь, что его где-то можно достать. Во-первых, его технология должна быть адски сложной, во-вторых, производителей явно спугнули… Надо бы порыться у фармацевтов… Черт знает, может, какие-то достаточно очищенные, дорогие, конечно, препараты, скажем так, для привилегированных психов… Почему нет?

“Для привилегированных психов…”

Янг фыркнул. У Дэвидсона своеобразное чувство юмора.

– Спасибо, Дэвидсон. То, что ты сказал, меня подбадривает. Тех студентов можно еще отыскать?

– Если они не работают за кордоном, то почему нет? Хочешь, чтобы я этим занялся? Пиво за тобой, Янг! И не думай потом отвертеться. Черт с тобой. Оставь свои координаты и жди звонка.

6

В отделе надзора за торговлей лекарствами дежурил усатый Ли Ройд, толстяк, обожавший кофе. Спиртовка на столе уютно попыхивала, пахло хорошо поджаренными зернами, чем-то еще, не очень понятным, но слегка тревожащим.

– Не принюхивайся, – ухмыльнулся Ли Ройд. – Это тебе не китайский порошок, в жизни не догадаешься. Натирал когда-нибудь сковородку чесноком? Ну и зря. Поджаривать зерна стоит только на такой сковородке. Хочешь попробовать?

– Еще бы!

Янг отхлебнул из чашки:

– Скажем так, недурно, Ли Ройд.

Они засмеялись.

– Давно вы проверяли аптечные лавки Джинтано? – прямо спросил он.

Ли Ройд рассердился:

– Попробуй к ним подступиться! Чтобы толком проверить, надо иметь фирму, ни в чем не уступающую фирме Джинтано. Тут и сравнивать нечего. К тому же, этот их Килби знал толк в том, как хранить секреты.

– Килби? – удивился Янг.

– Дэвид Килби, был у них такой кибернетик. Будь он жив, я посоветовал бы присмотреться к нему. Тебе, тебе, Янг! Не крути головой… Нечего и говорить, у фирмы Джинтано мощные побочные доходы, может, Янг, они несравнимы с официальными, но попробуй докажи это. А ведь систему им сочинил Килби.

Ли Ройд вздохнул:

– Нам тоже не светит. Скоро в ФБНОЛ начнут приглашать математиков.

– А наш опыт? Думаешь, он ничего не стоит?

Ли Ройд пожал толстыми плечами:

– Мы стареем, Янг.

– Ладно, скажи, знаком наш шеф с Камиллом Джинтано-младшим?

– Ты хочешь знать, хорошо ли они знакомы? – Ли Ройд хохотнул. – Налей себе еще чашку и не задавай дурацких вопросов. Конечно, они не друзья. Конечно, они слишком многим разделены. Такая мысль, Янг, может прийти только в твою тупую голову. Что, заходил к шефу, и он не продлил тебе твою первую категорию? Я угадал?

– Вот именно, – Янг окончательно разозлился. – Он еще и наорал на меня. Ему не понравилось мое обращение с Джинтано-младшим, но, прости, как я еще мог с ним обращаться?

– Из Бэрдокка наплели? – спросил Ли Ройд.

– Откуда еще? Там что ни полицейский, то сказочная сирена.

– Подожди, подожди, – хмыкнул Ли Ройд. – Сирены там или полицейские, но ты зря прешь на рожон. И манеры у тебя скверные, Янг. Хотя… – Ли Ройд снова ухмыльнулся, – …зная тебя, я не стал бы гадать, какой конец присобачит судьба ко всей этой истории.

7

Коллеги не слишком-то подняли настроение Янгу, но, в общем, инспектор на это и не надеялся. По-настоящему его интересовал “песочек” из необычных часов Лаваля. Вдруг это и есть “изумрудный кейф”?

Фирма Джинтано, размышлял Янг, вполне могла воспользоваться неким никому пока не известным препаратом, разработать его технологию… Что же касается системы, тут Ли Ройд прав, система у них отлажена.

Еще Палмер…

Джинтано-младший обижен, видимо, всерьез, если полиция Бэрдокка с таким рвением набросилась на Янга.

Но копаю я, кажется, там, где надо.

Особых полномочий шеф Янгу не продлил. Это означало: надейся на собственную изворотливость. Более того, в кабинете у шефа Янг застал седого старика, о котором кое-что слышал. Некто доктор Хэссоп, консультирующий частный сыск или что-то близкое к этому Это тоже означало: поторопись, Янг, не ты один идешь по странному следу.

Ладно. Он не собирался хитрить. Уезжая в Бэрдокк, он оставил в секретариате Бюро заявление на трехдневный отпуск. Он знал, шеф поймет, а, соответственно, прикроет Янга, если это понадобится.

Имя Дэвида Килби, неожиданно всплывшее в беседе с Ли Ройдом, вернуло мысли Янга к бэрдоккским гениям.

“Один доллар!”

Судя по воспоминаниям Говарда Ф.Барлоу, Дэвид Килби и в детстве отличался точностью.

Но лабиринт, черт возьми. Лабиринт! Зачем Дэвиду Килби понадобился лабиринт?

Ведя машину, Янг еще раз прокрутил в памяти короткую беседу с Феликсом Нибуром, нейрохимиком, постоянно консультирующим ФБНОЛ.

– Дэвид Килби?.. – Нибур нахмурился. – Я больше знал Фроста. Одна компания, но именно лохматый юнец Фрост произвел настоящий фурор на Бэрдоккском конгрессе. Его доклад был посвящен медиаторам… Медиаторы? Ну, это некое промежуточное вещество в мозгу, с помощью которого нервное возбуждение передается от клетки к клетке. Химия медиаторов очень сложна, да и сам механизм по-настоящему еще не разработан. Уильям Фрост, скажу тебе, Янг, был достойным учеником доктора Гренвилла.

– Скажите, Феликс, а с помощью этих самых медиаторов можно каким-то образом добиться, скажем, кровоизлияния в мозг?

Нибур рассмеялся:

– Воздействуя на химические процессы, протекающие в мозгу, можно управлять вообще всеми функциями организма, но чтобы кто-то проследил связь с инсультом… Не знаю, не знаю… Я о таком не слышал… Это важно для тебя? Я могу заглянуть в картотеку…

– Я буду просить об этом… – Янг поднял голову. – Последний вопрос. К медиаторам, о которых вы говорили… К ним имеют какое-то отношение антидепрессанты?

– Самое прямое, – заверил Нибур. – Именно антидепрессанты стимулируют или подавляют активность мозга… Я вижу, вы углубляетесь в теорию, Янг.

8

“В теорию…”

В Бэрдокке Янг притормозил возле фармацевтического салона “Кентавр”. Почему бы ради любопытства не реализовать жетон Инги Альбуди?

Вспомнив о ней, Янг испытал сложное чувство… С чего вдруг она набросилась на него?..

Ладно. Разберемся.

Салон “Кентавр” показался Янгу пустым – Ева Чижевски в этот день не дежурила. Янга принял энергичный красавчик лет тридцати, подтянутый и любезный. Он проводил инспектора на второй этаж и передал в руки заботливой секретарши. Забрав жетон, секретарша исчезла в кабинете директора и тут же вернулась – уже не одна. Плечистый крепыш, чисто выбритый, подтянутый, облаченный в темный, превосходно сидящий на нем костюм, представился как директор салона. Из его лаконичных и любезных пояснений инспектор понял одно: сегодня он, к сожалению, необходимых препаратов не получит… В данный момент эти препараты заказаны… Вероятно, уже завтра… Как вы себя чувствуете? Устроит вас такой срок?..

– Это не для меня, – сухо пояснил Янг. – Я посоветуюсь с владелицей жетона.

– У вас есть доверенность?

Янг несколько смешался. “Надо было начинать с автоматизированного зала”, – запоздало подумал он. И сухо пояснил:

– Я пользуюсь доверием владелицы.

– И правильно, – прогудел чей-то уверенный голос. – Истинное доверие в наши дни – редкость, тем выше оно должно цениться.

Янг оглянулся.

С эскалатора, спускающегося в зал, где они стояли, сошел высокий тощий субъект с столь же тщательно пригнанном, как и на директоре, костюме. У него были острые внимательные глаза. Он сказал:

– Доверие – это все! А что касается доверенности, то инспектор ФБНОЛ может ее и не иметь, не так ли, инспектор? Я ведь не ошибся? Вы ведь Эдвин Янг, старший инспектор Бюро? Что именно вас интересует? Можете задавать вопросы. Как главный врач клиники Джинтано, я, наверное, смогу вам что-нибудь разъяснить.

“Ага, – сказал себе Янг. – Это, видимо, и есть доктор Макклиф”,

Он ликовал.

Он самому себе боялся признаться.

Он узнал этот голос!

 

Глава седьмая

УРОВЕНЬ ЭВАНСА

Отрывок из статьи доктора Гренвилла

“ О РАСПРОСТРАНЕНИИ ПОНЯТИЯ “УРОВЕНЬ ЭВАНСА” НА ЛИЧНОСТЬ, КОЛЛЕКТИВ, ОБЩЕСТВО”

“В ряду первостепенных задач, поставленных перед человечеством суетным XX веком, особо выделяется создание искусственного интеллекта.

Впрочем, мне, как ученому, в оценке данной задачи свойствен некоторый скептицизм. Тратя неимоверные усилия на создание машин, умеющих играть в шахматы или составлять расписание движения поездов, мы в то же время представляем себе возможности нормального естественного интеллекта ненамного лучше Сократа. Вообще считаю, что попытки смоделировать процессы, сущность которых нам неясна, вряд ли могут привести к ощутимому успеху. Да и сама необходимость создания мыслящих машин, на мой взгляд, неочевидна. Ведь человеческий разум, если его использовать надлежащим способом, сам научается решать любые поставленные перед ним задачи.

Что значит надлежащим образом?

Попробую объяснить.

Все, наверное, согласятся с тем, что ум отдельно взятого человека порой блестящ, чаще мелок, и почти всегда достаточно ограничен, причем природа ограничений зависит не только от физиологических, но и от социальных, и от чисто психологических причин. Валено понять еще и то, что разные интеллекты по-разному ограничены.

Если представить себе все загадки, встававшие когда-либо перед человечеством, в виде огромного океана, не найдется в этом океане ни одной капли, в которой свет разума хотя бы однажды не вспыхивал своими изумительными озарениями. Увы, вспышки эти, как правило, случайны. Хаотически, бессистемно разбросаны они во времени и в пространстве. Необходим некий новый кардинальный метод, позволивший бы объединить и сфокусировать в единой точке напряжение всех отдельных умов. Только тогда мы можем увидеть некий коллективный интеллект, по самой своей природе отличающийся от пресловутой связки “Человек—Машина”. Уместно заметить, что именно соединение биологических клеток в единую систему подарило миру в свое время нечто совершенно неожиданное: живой организм с его невероятным чудом – сознанием.

Впрочем, постараемся быть объективными.

При той экологической стабильности, какой добилась современная цивилизация, вероятность самопроизвольного возникновения некоей “коллективной флуктуации” ничуть не выше, чем вероятность появления “Сикстинской мадонны” из-под кистей, врученных стае обезьян. К счастью, к искусственным мутациям подобного рода никогда не стремилась и не стремится ни одна из существующих образовательных систем. Умственному цензу, необходимому для обучения в стенах наших колледжей и университетов, вполне удовлетворяет подавляющее большинство людей. Более того, если бы мы даже пожелали ввести какие-то новые градации, положение вряд ли бы изменилось, ведь сколько-нибудь эффективных методов количественной оценки интеллекта все еще нет. Пяти– и десятибалльные критерии весьма грубы и приблизительны, они субъективны даже для гимнастики, а распространившиеся в последнее время способы подсчета коэффициента интеллектуальности есть не что иное, как очередной статистический трюк, заменяющий один произвол другим. Над всем этим, вдобавок, царит непонятно на чем построенное убеждение, что истинный гений, как правило, проявляет себя сам.

Если мы и впрямь позволим себе подобные рассуждения, возникнет реальный шанс не только лишить выдающиеся таланты встреч с себе подобными, но и вообще не расслышать в общей сумятице их не всегда отчетливых голосов. Уверенно отличая дебила от нормального человека, мы, к сожалению, с той же легкостью зачисляем в сумасшедшие гения. И так будет до тех пор, пока наука не выработает строгих количественных критериев в области измерения интеллекта.

Но может ли существовать однозначная шкала оценок? Ведь мы только что говорили, что интеллекты, сравнимые по развитию, весьма отличаются по характеру проявления. Что ж, это и есть тот случай, когда имеет смысл прямо обратиться к достижениям кибернетики. Создатели этой науки сумели отвлечься от смысловой и ценностной характеристик главного предмета их забот – информации. А ведь информация по формам своего проявления не менее многообразна, чем интеллект. Более того, интеллект – это, видимо, и есть технология переработки информации нашим мозгом.

Как можно сравнить две разные технологии?

Во-первых, по результату. Во-вторых, по затрате средств и энергии, необходимых для достижения результата.

В технике давно существует понятие коэффициента полезного действия, иначе говоря, полезного использования энергии. Представим себе мельницу, на колеса которой вместо воды (та же энергия) льется информация, и на жернова, вместо зерна, льется она же. В этом случае “водой” для интеллекта, несомненно, будет внутренний запас сведений об окружающем мире, а “зерном” хаотически поступающие на жернова факты, та или иная интерпретация которых в итоге и составляет решаемую нами проблему.

Сколько получится “муки” из данного количества “зерна”, определится, в конце концов, сортом и качеством “зерна”, то есть характером проблемы и степенью предварительной упорядоченности ее элементов. Эту некую предварительную упорядоченность принято называть структуризацией. Так вот, хотя электронно-вычислительные уже сейчас прекрасно справляются с полностью структурированными задачами, им еще очень и очень далеко до человеческого мозга, уверенно управляющегося и с проблемами, весьма слабо упорядоченными.

Чем больше шелухи способен отсеять мозг, тем плотнее он уминает рыхлую мешанину фактов, тем сложнее задачи, которые он способен решать. Признак настоящего разума – умение добыть зерно истины из любой груды плевел.

Шахматист среднего уровня способен после длительного анализа позиции найти правильный ход, однако гроссмейстер находит такой ход быстрее. На то он и гроссмейстер. Для него в самой сложной позиции всегда содержится куда меньше неопределенности, чем для игрока средней руки. Последнее убеждает меня в том, что истинным гением следует признавать не гроссмейстера, а новичка, едва знакомого с правилами игры, но быстро и уверенно находящего единственно верный вариант при множестве существующих.

Вот, собственно, мы и подошли к интересующей нас проблеме – к “уровню Эванса”, к закону, названному так по имени известного кибернетика, впервые применившего для оценки качества эвристических программ столь необычный на первый взгляд критерий. Если, быть более точным, то уровень Эванса для конкретного интеллекта есть дробь, числитель которой прямо пропорционален степени устранения первоначальной неопределенности, а знаменатель – величине усилий, затраченных на достижение результата.

Для ЭВМ уровень Эванса определяется достаточно просто. Ведь мы знаем и количество информации, вводимое в машину, и число элементарных операций, составляющих программу. Другое дело естественный интеллект. Трудность здесь, прежде всего, в выявлении первоначальной неопределенности. Одна и та же задача, предложенная сэру Исааку Ньютону и обыкновенному студенту, знающему дифференциальное исчисление, будет, как вы догадываетесь, далеко не одной и той же задачей.

В поставленных автором экспериментах по контролируемому развитию интеллекта (школа “Брэйн старз”) в качестве пробных камней использовались самые сложные и многогранные задачи, хотя уровень неопределенности для некоторого количества испытуемых был заранее определен. Полученные результаты позволяют признать новый метод весьма и весьма перспективным. Разумеется, по отношению к будущему, поскольку в наши дни любая крупная реформа в области образования связана со слишком большими расходами. Чтобы значительно повысить уровень информации в одном месте Вселенной, необходимо резко увеличить уровень энтропии в другом. Вот почему я не устаю выражать самую глубокую признательность всем тем энтузиастам вышеупомянутого эксперимента, для которых указанные обстоятельства не показались решающими.

Каким образом связать наши рассуждения с проблемой коллективного мышления?

Представим себе группу шахматистов, изо дня в день сражающихся с гроссмейстером почти идеальной квалификации. Каждый раз гроссмейстер разыгрывает новые дебюты, но в каждом сеансе дебюты эти для всех одинаковы. Партнеры гроссмейстера не только следят за игрой друг друга, но и обсуждают, анализируют ее. После нескольких месяцев или лет подобной практики вся группа начинает, собственно говоря, играть против гроссмейстера одну общую партию. Повысятся ли их шансы на успех по сравнению с индивидуальными возможностями каждого?

Я убежден, повысятся.

Наверное, нет необходимости пояснять, что под термином “гроссмейстер” я в данном случае понимаю природу, а под термином “способ подготовки его противников” – метод, применявшийся в нашем закрытом эксперименте. Все сказанное выше подтверждает, что мы близки, наконец, к созданию такой системы, к созданию такого сообщества высоких умов, перед коллективными усилиями которых не устоит никакая известная или неизвестная нам субстанция”.

 

Глава восьмая

СОЮЗ СЕМИ

1

Перечитывая статью доктора Гренвилла, Рон Куртис испытывал странное чувство – не так уж часто приходится вникать в теоретические обоснования эксперимента, опытным материалом которого был ты сам.

Впрочем, несмотря на это странное чувство, само воспоминание о годах, проведенных в “Брэйн старз”, не было неприятным.

В “Брэйн старз” не изучали предметов в обычном смысле. Более того, в “Брэйн старз” изучали, в сущности, лишь один предмет – историю. Историю знаний, историю культуры, историю цивилизаций. Доктор Гренвилл как-то заметил по этому поводу: “Срывать плоды с древа познания пристало тем, кто любит варить компот. Тем, кто хочет стать садоводом, следует копаться в земле”.

“Бэби-старз” копались в земле с превеликим удовольствием и все “выкопанное” тут же пускали в дело. Доктор Гренвилл всегда предлагал одно: ищите!

“Чем плохи, – подумал Куртис, – были наши робинзонады, когда всех нас группами или поодиночке высаживали на необитаемом (условно, конечно) острове, а то и на отдаленной планете? Каждый старался построить жизнь по-своему. Да и консультантов хватало. Ничто никогда не казалось “бэби-старз” скучным”.

Неудивительно, что, закончив школу, юные бэрдоккские гении привыкли смотреть на мир, как на объект приложения своих весьма немалых сил и изобретательности. Привычка искать задачи посложнее стала для “бэби-старз” второй натурой.

– Второй, – усмехнулся Куртис. И спросил вслух: – Но была ли первая?

Выйдя за школьный порог, “бэби-старз” со всею страстью юности бросились постигать и перестраивать мир, прежде всего тот, что лежал на расстоянии вытянутой руки.

Чувствовали они себя объектами некоего эксперимента?

Вряд ли. По крайней мере, о себе Куртис ничего такого сказать не мог, а доктор Гренвилл в то время еще не опубликовал статью, посвященную уровню Эванса.

Но если так, подумал Куртис, откуда усталость? Откуда это странное торможение активности, распад, казалось бы, столь прочного союза и, как итог, отчуждение?

2

Куртис заложил в пишущую машинку лист чистой бумаги. С давних пор его фантазия чувствовала себя свободной именно на машинописном листке.

Итак, усмехнулся он, проблему надо структурировать. Для начала хотя бы перечислить ее элементы. Он уверенно отстучал:

Патриция Хольт.

Станислав Вентури.

Джек Боуден.

Тэрри Нэш.

Этот союз, утвердившийся еще в школе, поколебать ничто не смогло. Признанные мастера дизайна и архитектуры, мальчики Пат, как их иногда называли, три года назад отправились в Старый Свет оформлять государственный павильон на одной из крупнейших международных выставок. Назад они не вернулись. Их парижская мастерская процветала, но вдали от остальных “бэби-старз” мальчики Пат все же что-то потеряли: в их неистовых фантазиях не было уже того буйства, что поистине делало их работы явлением выдающимся.

Впрочем, мальчики Пат оставили свой вклад в мировой культуре, этот их вклад несомненен.

А будущее…

Камилл Джинтано предрекает: “Оказавшись вместе, мы вновь станем самими собой…” Тоже эксперимент… Стоит ли бояться такого эксперимента?

3

Куртис, не торопясь, отстучал:

Джек Фостер.

Дик Рэнд.

Связав имена фигурной скобкой, он рядом указал – Африка.

Никто сейчас не мог указать более точного местонахождения неразлучных друзей.

Джек Фостер и Дик Рэнд занимались социологией. Стиль их работы кое-кого смущал: они внедрялись в гангстерские банды, участвовали в митингах и забастовках, не раз от чрезмерного недовольства властей Фостера и Рэнда спасал Джинтано-старший. Взгляд изнутри – таким был главный девиз друзей.

Несколько лет назад, занимаясь исследованиями в одной из лабораторий Центра, Фостер и Рэнд сблизились с неким африканским студентом, который, не окончив университетского курса, был срочно отозван в свою страну, где в скором времени возглавил правительство. Для Фостера и Рэнда их знакомство с бывшим студентом обернулось деловым приглашением попробовать свои силы в кипящих по-настоящему страстях и событиях. Общественная и политическая карьера социологов-авантюристов обещала стать весьма нестандартной, но военный переворот привел к гибели их друга и значительно изменил политический курс страны. Никто с тех пор ничего не слышал о бэрдоккских социологах. Однажды, правда, английский журналист, вернувшийся из Центральной Африки, рассказал Куртису на каком-то конгрессе о бородатом мужчине, подсевшем за его столик в диковатом тропическом аэропорту. Бородач говорил на нескольких языках и внешне напоминал Рэнда. Но был ли это он? И что сталось с Фостером? – этого английский журналист не знал. В порту вспыхнула неожиданная перестрелка и бородач исчез, ничего не сказав о себе.

Камилл… В этом деле может помочь Камилл… Разыскать Фостера и Рэнда, уже ради этого стоило пойти на любой эксперимент.

4

Норман Ликуори.

Имя Нормана Куртис выделил в особую группу.

Ликуори весьма отвечал распространенному представлению о типичном математике: узкие плечи, длинные волосы, рассеянный близорукий взгляд. Но тщедушный юнец рос настоящим бойцом. Еще в школе он заявил, что рано или поздно докажет знаменитую теорему Ферма, и хотя теорема осталась, кажется, недоказанной (Ликуори был для этого слишком занят), славу юному математику принесли работы, как раз связанные с теорией чисел. Дискутируя с коллегами, узкоплечий математик никогда не употреблял уклончивых выражений – “спорная формулировка” или там “неудачный подход”. Нет, он всегда выражался ясно – “безграмотная формулировка”, “невежественный подход”. Кое-кто из его коллег чуть ли не с облегчением воспринял неожиданный отъезд Нормана Ликуори в один из новых научных центров Австралии. “Заниматься математикой по-настоящему можно только вдали от суеты, – сказал в одном из немногочисленных интервью Норман Ликуори. – Когда на тебя лает свора шавок, всегда есть соблазн ввязаться в драку”.

5

На Нормане Ликуори заморские прогулки Куртиса закончились. Остальные “бэби-старз” никогда не покидали страну. По крайней мере, надолго.

Говард Ф.Барлоу.

Куртис задумался.

Да, Говарда давно нет в Бэрдокке, но в Бэрдокке его имя на слуху. Зоопарк Бэрдокка – детище Говарда. Всеми своими занятиями Говард привязан к Издательскому центру Джинтано. Причудливый талант Говарда Ф. Барлоу породил целую библиотеку, посвященную “великим немым” – животным, птицам и рыбам. При этом Говард Ф. Барлоу не был писателем-анималистом. Поэт – вот самое точное определение.

Не думаю, решил Куртис, что Говард нуждается в каком-то союзе.

6

Дональд Реви.

Пауль Херст.

О Доне Реви доктор Гренвилл говорил, что Дон научился лечить людей, по крайней мере, понимать их недуги, раньше, чем родился, или, скажем, научился разговаривать. С непостижимым упорством он штудировал труды всех медицинских школ, постигал йогу, выведывал секреты у колдунов. Главным объектом приложения своих сил и талантов он выбрал психологию. Практики он не вел, ограничиваясь консультациями, но его приемная всегда была набита несчастными, жаждущими утверждения. Институт социальных проблем, возглавляемый Дональдом Реви, превратился в Мекку, куда стремились тысячи неудачников.

“Если бы мне предоставили возможность провести повсеместную медицинскую курацию всего населения, – признался как-то Реви, – я бы начал с тех, кого считают практически здоровыми. Меня мало интересуют состоявшиеся болезни. Истинного внимания заслуживают лишь те, что вот-вот могут вспыхнуть. Мой идеал – умение диагностировать болезнь хотя бы за сутки до ее первой вспышки”.

Пауль Херст.

Куртис не смог сдержать невольную улыбку.

Пауль Херст не блистал красотой. Грубо вытесанное лицо, короткие мощные ноги, не очень-то уточенные манеры, лишь приглаженные воспитанием в “Брэйн старз”, ко всему этому, мощная борода, падающая на грудь. Газетчики любили дразнить Пауля Херста, мало кто знал, что самый, может быть, знаменитый художник мира по-детски добр. Этим, к сожалению, пользовались окружающие художника люди. В просторной столичной мастерской Херста, как в камере чудовищного камертона, всегда гудели голоса его бесчисленных учеников и почитателей, повторяющие его высказывания.

7

Дэвид Килби.

Уильям Фрост.

Анри Лаваль.

Инга Альбуди.

“Мученики”.

Куртис подумал так и отчетливо увидел перед собой неулыбчивое лицо Дэйва Килби.

“Дэйв, тебе не кажется, что мир можно не только перестраивать, но еще и просто жить в нем?”

Дэйв не мог ответить. Он не опускался до таких проблем. Он всегда был полон своих идей.

“Гебдомада”, Союз семи.

Этот союз был создан Дэйвом и только им. Но ведь даже этот союз распался.

После гибели Дэйва?..

Нет. Куртис покачал головой. Пожалуй, идея “Гебдомады” исчерпала себя чуть раньше.

Куртис отчетливо вспомнил вечер, проведенный на вилле Инги Альбуди. Он, кажется, тогда только-только вернулся из Индии, чудовищная нищета и чудовищное величие которой здорово отрезвили его романтическую голову.

Куртиса поразил болезненный вид Инги. Пожалуй, неприятно затронула его и некоторая холодность Дэйва, а вместе с ним и сдержанность Фроста. Пока Куртис отсутствовал, что-то с ними произошло…

“Необходим некий новый кардинальный метод, позволивший был объединить и сфокусировать в единой точке напряжение всех отдельных умов”.

А может, это положение из статьи доктора Гренвилла уже было известно членам Союза семи или хотя бы тем же Килби и Фросту?

Куртис задумался.

Они собрались в тот вечер на вилле Инги Альбуди – Килби, Фрост, Реви, Лаваль, Херст и он, Куртис, но главными действующими лицами, несомненно, являлись Килби и Фрост. Похоже, они собирались преподнести какой-то сюрприз, потому что когда Инга села за фортепьяно, Фрост воскликнул:

– Сегодня я тоже приму участие в твоем концерте! Ты не против?

Инга улыбнулась.

Взлохматив волосы, химик повернулся к друзьям:

– Если вы примете мой эксперимент за фокус, я не обижусь. Но об одном все же попрошу: постарайтесь сосредоточиться, станьте самим вниманием, и – думайте, думайте!

– О чем? – удивился Лаваль.

– О главном.

– Хороший ответ, – грубовато заметил Херст. – Никогда еще не присутствовал при фортепьянном концерте в химическом сопровождении. Это что, новая форма герметического искусства, Билл?

Фрост отмахнулся. Он явно нервничал. Он выставил на стол изящную черную шкатулку, на нее водрузил чашу из красной яшмы, а потом расставил перед членами “Гебдомады” необычные голубоватые свечи. Даже Инга оживилась. Ее ноздри раздулись:

– Мне играть что-нибудь?

– Попробуй импровизировать, – кивнул Фрост. – Мне кажется, ты поймешь тональность.

Свет погас.

Голос Фроста странным образом совпадал с негромкими аккордами, рождающимися под пальцами Инги.

– Тот-Гермес, направляющий Разум Вселенной. И ты, его земное воплощение – Гермес, именуемый Трисмегистом. Я здесь, в Астрополисе, Саптапарма, один из семи первых, первый из семи. Я вызываю вас, я погружаюсь в эфир, я творю божественную Атму, я постигаю семь природ.

В яшмовой чаше, до того невидимой, взметнулось зеленоватое, почти прозрачное пламя. Оно осветило узкое лицо химика, отбросив на стену жутковатую тень.

– Соединяю семицветную палитру с семизвучной гаммой, творю гармонию, – речитативом вел Фрост и музыка усиливала, вела его голос. – Зажигаю семь звезд Ковша, погружаю умы в океан Истин…

Призрачное сияние вставало над яшмовой чашей, свечи перед зачарованными членами “Гебдомады” вдруг вспыхнули. Волнение, владевшее Фростом, передалось всем.

– Все в каждой, каждый во всех…

Речитатив Фроста, тени на стенах, колеблющееся пламя над яшмовой чашей – все вдруг отошло куда-то.

Остались музыка и легкое головокружение.

И сразу – неслыханная ясность сознания.

Предметы, люди, их отношения, их явные и неявные связи обрели истинность, сознание Куртиса затопила мучительная тревога, Он не понимал ее. Он чувствовал себя богом, он все мог, но что-то его мучило. Он жадно расширял ноздри, вдыхая тончайший запах, заполнивший комнату. Еще мгновение и он действительно все поймет!

Но свечи погасли. Вспыхнул свет.

Первым очнулся Килби.

– Билл, это невероятно! – воскликнул он. – Кажется, мы и впрямь кое-чего достигли! И если мы завтра, правда, выиграем у ривертаунцев…

Он обнял Фроста.

“Выиграем у ривертаунцев…”?

Странные слова. Разве Фрост не просил думать о главном? Неужели доминантой в сознании Дэйва в те мгновения был какой-то дурацкий матч?..

Интересно, выиграли ли тогда мы или победили все же ривертаунцы?

 

Глава девятая

ДЕТИ-ПТИЦЫ

1

Куртис не любил столицу – шумную и огромную.

Он бросил машину прямо против мастерской Херста. Черт с ней, пусть ее заберет полиция! Ему хотелось поскорей ускользнуть с улицы, правда, в холле митинговали какие-то юнцы. Но в любом случае, это была уже не толпа, это были юнцы Херста.

Прямо на ступеньках лестницы удобно расположился мрачный бородач. Сыр и помидоры лежали перед ним на куске загрунтованного и уже засохшего полотна, бутылку он при появлении Куртиса спрятал.

– Пауль здесь?

Бородач мрачно выдохнул:

– Полифем у себя на острове.

“Полифем… Что-то новое…”

– Вы что, выбили Херсту глаз?

Бородач выпучил глаза. На плече Куртиса повисла девица в сиреневом парике:

– Не дразни его. Я провожу тебя к Полифему.

Куртис усмехнулся.

Они поднялись по широкой лестнице, мимо шумной компании юнцов, не обратившей на них никакого внимания.

– Ты из газеты? – девица крепко вцепилась в рукав Куртиса.

Он неопределенно хмыкнул.

– Если ты из газеты, Полифем тебя вздует. Ты красавчик, конечно, Полифем тебя за это дважды вздует.

И шепнула:

– Я хочу это увидеть.

Двустворчатая дверь перед ними вдруг распахнулась. Они услышали свирепый бас:

– Если ко мне приходит женщина, я хочу видеть в ней женщину! Джоконда ни разу не заглянула в мою мастерскую, но если бы это случилось, я и от нее потребовал бы вести себя как женщина!

– Сейчас он ее выбросит, – обрадовалась девица в сиреневом парике. Она, как лиана, готова была обвиться вокруг Куртиса.

Впрочем, никого из-за дверей не выбросили, может, там, внутри, была еще одна дверь, но Херст в нелепой зеленой курточке, начисто лишенной рукавов, предстал перед ними.

– Пауль, ты не пытался изобразить на холсте свой голос?

– Я работаю с сюжетами более трагическими, – отрезал Херст, но его темные глаза просветлели. – Скажем, некто Куртис, оплетенный женщинами, как змеями.

Девица испуганно, но и польщено отпрянула:

– Вы Куртис?

– Беги вниз! – приказал Херст. – Если Флу жива, пусть принесет все, в чем я в таких случаях нуждаюсь.

– Натурщица? – проводил Куртис взглядом девицу в сиреневом парике.

– Бывшая. Но не могу же я выставить ее из мастерской! Я не думаю, что ты явился сюда ради этой лианы. Садись в кресло. У него три ноги, зато оно прочное. Флу сейчас кое-что принесет, простой коктейль, от которого глаза на лоб лезут. Арчи Мейл говорит, ты специалист по таким коктейлям.

Флу появилась почти сразу – огромная негритянка с огромным подносом. Колоссальное достоинство, она не произнесла ни одного слова и исчезла так же быстро, как появилась.

Пробуя коктейль, они молчали. Потом Херст удовлетворенно хмыкнул:

– Ты чем-то огорчен?

– Мне жаль Анри. Он мог распорядиться жизнью иначе.

– Еще бы! – рявкнул Херст. – Но жизнью не распоряжаются, Рон, ее делают!

Сопя, он полез в заваленный холстами угол и извлек оттуда небольшой, сорок на тридцать, автопортрет. Казалось, Херст сейчас зарычит с портрета, настолько выразительно было написано грубое, сведенное яростью лицо.

– Анри понимал толк в живописи. Я собирался сделать ему подарок.

– Но откуда столько ярости? – удивился Куртис.

– Из сердца! – рявкнул Херст. – Я переполнен яростью. К тому же это впрямь я, ты не находишь?

И помрачнел;

– Художник обречен живое обращать в мертвое… Но хотя бы видимость жизни!.. Даже Пигмалион не умел воскрешать, этот дар он получил от богов… Разве кто-нибудь нарисовал самолет раньше, чем до него додумались браться Райт?.. Нет, Рон, ремесло художника бесперспективно, мы ничего не умеем материализовывать!

Куртис не ответил.

Он смотрел на знаменитый групповой портрет выпускников “Брэйн старз”, украшавший огромную стену: мальчики Пат, Инга Альбуди, с нею рядом Лаваль, Фрост, Куртис, сам Херст, чуть в стороне, даря пространство портрету, Фостер и Рэнд, Ликуори и Дон Реви, наконец, добродушный Барлоу.

Казалось, Куртис не услышал Херста, потому что его вопрос никак не был связан с только что прозвучавшими сетованиями художника:

– И все же, Пауль, твой афронт Дэйву всегда мне был непонятен… Существует объективность, которую нельзя обойти… Он был с нами! Понимаешь?.. Почему же ты не поместил его на этом групповом портрете?

– Он не помещался сюда! – Херст даже кулаком стукнул по колену. – Я никогда никому этого не говорил, Рон, но в любом из вариантов, даже когда я набрасывал фигуру Дэйва где-нибудь в углу, центр вещи сам собой перемещался на Килби! Ты же видел наброски! Дэйв мог быть только центром Вселенной, никак не меньше, на другое его просто не хватало. Но это убивало всю вещь, Рон!.. Единственная моя вещь, – вздохнул он, – которая меня победила!

– Ты и Дэйву объяснял так?

– Дэйва это попросту не интересовало.

– Но до группового портрета, Пауль, ты писал Дэйва много раз и у тебя, кажется, не возникало проблем?

– Вот именно. До группового портрета! – Херст ухмыльнулся, будто он знал какую-то непристойную тайну. – До группового портрета я писал Дэйва раз двадцать и это вовсе не худшие мои работы. Но там Дэйв был один! Он был сам по себе! Он сразу был и Вселенной и ее центром.

Херст раздраженно откинулся на спинку кресла:

– Не было афронта, никакого афронта не было, – низко прогудел он. – Этот групповой портрет только так… Казус белли… Мы разошлись с Дэйвом гораздо раньше… Хотя что скрывать, было время, когда идеи Дэйва казались мне заманчивыми… Но знаешь, однажды он убил меня наповал… – Херст снова недоуменно выпучил большие глаза. – Он спросил меня, могу ли я, совершенно конкретный художник Херст, написать какую-то совершенно конкретную вещь, которая окажет совершенно конкретное воздействие на совершенно конкретного человека?.. Ну, испугать, пояснил он. Или унизить. В конце концов, даже убить, лишь бы, черт возьми, попасть кистью в десятку!.. Дэйв так заинтриговал меня, он это умел, ты знаешь, что я попробовал. Никто этой вещи не видел, у меня хватило ума ее уничтожить. Но соблазн был велик… А главное, Дэйв ведь действительно хотел моей вещью напугать совершенно конкретного человека… Черт побери, он любил конкретные мысли! Он готов был само искусство превратить в подобие кинжала, лишь бы оно могло разить по-настоящему.

Он вздохнул:

– Боюсь, такой подход делает искусство заведомо меньшим самого мелкого и ничтожного творца… Искусство, Рон, не может быть орудием для достижения какой-то цели…

Куртис кивнул.

Дэйв Килби действительно мыслил конкретно. Даже, наверное, слишком конкретно. “При таком отношении к миру, вспомнил Куртис, есть риск видеть хаос там, где для других людей царит гармония”. Дэйв ответил доктору Гренвиллу просто: “Чтобы искать гармонию, следует искать цель”. И добавил: “Бесполезный порядок ничем не лучше хаоса”.

Куртис покачал головой.

– Паулгь, покажи мне что-нибудь новое.

Херст засопел. Но его сопение не было сердитым. Расправив мощную грудь так, что, казалось, зеленая нелепая курточка на нем сейчас лопнет, он выставил посередине полупустого зала мольберт.

– Отвернись, – прогудел он. – Я поставлю сейчас одну штуку. Я хочу, чтобы ты увидел ее сразу. Только не вздумай мне читать лекции. Я сам знаю, что мне удается, а что нет

Он долго возился с каким-то холстом, потом негромко, даже удивленно, пробасил:

– Можешь оглянуться. Можешь это даже пощупать, если тебе такое придет в голову.

Куртис обернулся.

Тревожное чувство, несколько сходное с тем, какое он когда-то испытал на химическом концерте Фроста, охватило его.

Он медленно подошел к полотну, укрепленному Херстом на мольберте.

Высоко взбираясь клином в бездонное небо, почти теряясь в нем, одна за другой стремились куда-то птицы.

Птицы?..

Он зачарованно всмотрелся.

Не птицы летели вдаль. Дети! Не звезды, и не ледяная пыль, и не голубизна – дети это были!

Куртис не мог понять, в чем тут фокус. Он же видел – птицы и бездонное небо. Но так же явственно он чувствовал – дети, и не мог отрешиться от этого странного чувства. Это дети уходили в бездонное небо, птицы-дети, оставляя под собой сероватую скорлупу мира, который стал им тесен.

У Куртиса сжалось сердце.

Дети-птицы покидали свое гнездо.

Он не смотрел на мрачно сопящего Херста.

“Хорошо летят, только сесть где?”

– Ладно, ладно, – прервал тишину Херст. – Признайся, ты явился ко мне ради этих птичек. Так ведь? А сейчас думаешь, где бы им отдохнуть, а?

Они обнялись.

– Я никуда не выхожу, – сварливо объявил Херст. – Мне хватает собственного мира. Но если ты всерьез захочешь меня увидеть, позвони. Не знаю зачем, но мне хочется еще раз встретиться с теми, кто еще не свихнулся и не переплыл Лету.

2

Площадь Согласия всегда была самым шумным местом столицы. И сейчас там кипела толпа длинноволосых юнцов. “Мы не хотим заниматься войнами, мы хотим заниматься любовью!”

Зеркальные стекла Института социальных проблем глядели прямо на площадь.

Вот институт, усмехнулся Куртис. А вот и проблемы.

– Как странно видеть тебя среди городского шума.

Куртис обернулся.

– Дон!

– Идем прямо через сквер. Центральный вход перекрыли студенты. Видишь, они не хотят заниматься войнами. Мы пройдем через черный ход. Не надо к лифту, нам и подняться-то всего на третий этаж.

– Все так же боишься лифтов?

Куртис скосил глаза: прихрамывает ли Реви?

– Ну и как?

Куртис смутился.

Хромота Реви лежала на его совести. Когда-то они проводили лето в Айлштадских горах. Непревзойденными чемпионами по части тарзаньих игр являлись, конечно, Лаваль, Рэнд и Фостер. Килби и Херст, даже Ликуори неутомимо старались подражать им, только Реви, как правило, держался в стороне.

– Я знаю, у меня не получится.

– Это потому, что ты не хочешь попробовать, – напирал Куртис. – Ты лее видишь, получается далее у Нормана.

Реви покраснел. Даже странно, что он все же полез на дерево. Итог – сломанное бедро.

– Почти незаметно, – смущенно заметил Куртис.

– “Врачу, исцелися сам”, – не без гордости процитировал Реви. И передразнил: – “Это потому, что ты не хочешь попробовать”. Я хорошо помню твои слова, Рон.

– Ладно, ладно, – рассердился Куртис. – Показывай дорогу. Мог бы вспомнить что-нибудь другое. Тоже мне, акробат.

3

Обиталище Реви состояло из трех просторных гостиных-кабинетов, примыкавших непосредственно к лабораториям.

Рон указал на кресло:

– Садись. И извини меня. Я отвлекусь, но буквально на минуту.

Он повел электронным ручным пультом, и экран телевизора, врезанный прямо в стену, осветился. На экране мельтешили фигурки боксеров. Диктор шумно подсчитывал удары и очки. Ревели болельщики.

– Бокс? В это время?

– Подожди, – отмахнулся Реви. – Это спецканал. Ребята из “Спортс” подкидывают мне информацию.

Он огорченно вздохнул:

– Все-таки Симпс. Противная морда.

И, выключив телевизор, обернулся:

– С этой системой, Рон, пришлось повозиться, зато теперь я не трачу время на ожидание новостей.

– Не получаешь же ты их до того, как их преподнесут?

– Бывает и так.

– То-то я гляжу, вид у тебя огорченный.

– Бывает и так. Но спортивный катарсис – вещь в высшей степени благородная.

– Час назад я выслушал лекцию об искусстве. Неужели и здесь что-то такое повторится?

– А-а-а, ты был у Пауля, – Реви улыбнулся. – Не ради спортивных развлечений я выбросил на систему такие деньги. У меня теперь свой “Мединформ”. В любой час дня и ночи я могу получить любую информацию из любой части страны, разумеется, медицинскую. Хочешь знать, сколько человек на данный момент гриппует в Бэрдокке?

– Ну нет, избавь меня от такой информации. Но я бы с интересом узнал, сколько на данный момент в Бэрдокке гнездится истинных глупцов. Так сказать, “мозговых туманностей”. Можешь такое?

– О глупцах, тем более истинных, я как-то не думал, – рассмеялся Реви. – Вот с гениями и откровенными дураками дело обстоит проще.

– Дон, – спросил Куртис. – Помнишь химический концерт Фроста? С этими свечами и заклинаниями?

– Еще бы.

– А фразу Дэйва? Помнишь, он так странно сказал: “Если мы завтра еще и выиграем у ривертаунцев…”

Реви засмеялся:

– Если хочешь знать, Рон, наша команда на другой день действительно выиграла у ривертаунцев.

Куртис вопросительно уставился на друга.

– Ты должен помнить, Рон, ведь Билл, начиная свои фокусы, сказал: думайте! И пояснил: думайте о главном! Он пытался подвести нас к озарению, помочь нашим мозгам. Это был не просто фокус, он, кажется, чего-то и впрямь добился. Вот, видимо, подобное озарение, ин-сайт, есть такой термин, посетило нашего Дэйва.

– Значит, не один я чувствовал некую тревогу?

– Разумеется. К сожалению, ни Билл, ни Дэйв не нашли времени поделиться с нами тем, что они открыли. Я много думал о том вечере, Рон. Иногда мне кажется, Фрост вплотную подошел к чему-то чрезвычайно важному, может даже, к некоему новому способу воздействия на функции человеческого мышления. Подчеркну, к химическому способу, при этом к способу прямому, воздействующему сразу на интеллект, без выхода на эмоциональные центры. Чувство тревоги или радости, скорее всего, провоцировалось музыкой Инги, такую маскировку придумал, несомненно, сам Фрост. Тут понимаешь, Рон, странная штука. В сущности, не будучи хорошим психологом, Фрост нашел мощный способ раскачивать хоровую доминанту.

– То есть основную идею?

– Вот именно. Но подчеркиваю, не чувственную, как это происходит в случае с наркотиками, а интеллектуальную.

– Хочешь сказать, в тот вечер доминантой Дэйва была эта мыслишка о возможном выигрыше у риверта-унцев?

– А почему нет? – удивился Реви. – Одних тянет к обобщениям, других к анализу, третьих – к прогнозу. Прогноз, в некотором смысле, производное первого и второго.

– Убедил, убедил, Дон. И ты что, не знаешь до сих пор ничего определенного о работах Фроста?

– Конечно. Ведь он ничем таким со мной не делился.

– А кто мог знать о его работах?

– Не сомневаюсь, Дэйв. Возможно, Анри. Допускаю, что кое-что знала Инга.

– А твой “Мединформ”? Он ничего такого не знает?

Реви улыбнулся:

– Не хитри, Рон. Выкладывай, что там у тебя?

– Почему у меня? У нас. Так точнее. Я думаю о гибели Дэйва, Рон, и о затянувшихся болезнях Инги… Эта подпольная лаборатория, теперь смерть Анри… Даже добровольное положение Сиднея Маури Джинтано в его криогенный гроб укладывается в эту схему… Ты не находишь?

Он выложил на стол письмо Джинтано-старшего, и анонимку, взятую у Камилла. Реви кивнул:

– Кажется, мы идем по одному следу.

– Что ты имеешь в виду?

– А вот что, Рон. Примерно через полгода после гибели Дэйва, ко мне, чисто конфиденциально, обратился сотрудник одной известной промышленной фирмы. Жалкое зрелище, Рон. Обломки человека, клубок измотанных нервов. Если его что-то и поддерживало, то только обрывки столь же измочаленных надежд. Выяснилось, что примерно за год до нашей встречи этот человек, по предложению лиц, которых он мне не назвал, согласился принять участие в некоем закрытом эксперименте, сулившем недурные дивиденды для его организаторов. Речь шла о составлении регулярных экономических прогнозов при помощи, скажем так, “интеллектуального” допинга. Результаты прогнозов, Рон, оказались просто ошеломляющими. В течение короткого времени мой пациент, принимая предложенный ему препарат, решил ряд невероятно сложных задач. А потом нервный срыв, депрессия, провалы в памяти… И дело тут в том, – Реви поднял глаза на Куртиса, – что все это совпадает во времени с последними месяцами жизни Дэйва Килби…

– …и арестом Фроста, – закончил за Реви Куртис.

– Если бы только это.

– Говори.

– Инга…

– Почему ты сразу не забрал ее в свой институт?

– Этому воспротивился Сидней Маури Джинтано. Я не смог его переубедить. Правда, надо признать, в его клинике работают классные специалисты.

– Но потом, потом, когда старика не стало?..

– Потом этого не захотел Лаваль. Потом этого не захотел Эрвин Килби, а ты ведь знаешь, как близко к Камиллу он стоит.

– Этот твой пациент… Где его можно найти?

– На Северном кладбище, – Реви печально улыбнулся. – Кровоизлияние в мозг. Этого следовало ожидать.

– Хочешь еще один сюрприз, Дон?

– Выкладывай.

Куртис помолчал. Потом сказал негромко:

– Ты должен знать. Фрост вышел из Куинсвилла.

– Ты видел его?

– Нет. Получил записку. Он подписался школьной кличкой – Тот.

– Прозвищем, Рон, – укорил Реви Куртиса. – Не кличкой. Прозвищем. – И вдруг замер: – Но, Рон! Ведь если он в Бэрдокке, первым делом он отправится к Инге!

– Я убежден в этом.

– И ты говоришь так спокойно? До тебя что, не доходит, что Фрост последний из злополучной четверки? За ним же устроят настоящую охоту. Не знаю, кто, но эта охота, может, уже началась. Дэйв, Анри, Инга… Мы должны перехватить Билла.

Реви вскочил. Быстрые движения скрадывали его хромоту:

– У нас мало времени, Рон.

– Но почему?

– Да потому, Рон, что мы, наверное, не единственные, кто подумал о том, что Фрост непременно явился к Инге. Вставай, идем. Часа через полтора мы просто обязаны быть в Бэрдокке.

 

Глава десятая

ИНСАЙТ (ОЗАРЕНИЕ)

1

Неожиданная встреча в салоне “Кентавр” окрылила инспектора. Человек, в существование которого никто не верил, в существовании которого иногда сомневался и сам Янг, оказывается, все три последних года жил, ходил, занимался своими делами совсем рядом со столицей – в том же Бэрдокке.

Макклиф. Доктор Макклиф.

Крупная рыба, сказал себе Янг. Она не должна сорваться с крючка. Разговор, услышанный им три года назад на разгромленной полицейскими вилле Инги Альбуди, не был плодом его расстроенного воображения. Не исключено, что через доктора Макклифа удастся выйти и на таинственного Блика. Янг не верил, что это всего лишь безвестный сотрудник фирмы и что он исчез навсегда.

Поглощенный мыслями, Янг чуть было не прозевал очередную удачу, однако удача сама окликнула его с внешней стороны бульвара. С удивлением, но и с удовольствием Янг узнал дежурного администратора салона “Кентавр” – Еву Чижевски.

Он гостеприимно распахнул дверцу машины.

– Мне повезло, – сказал он искренне.

– Это мне повезло, – рассмеялась Чижевски. – Я опаздываю. У меня строгая массажистка.

– Разве ваш салон не предоставляет подобных услуг?

Ева Чижевски засмеялась:

– У нас превосходные специалисты, но массаж: это ведь не просто массаж: Мадам Жанэ моя близкая приятельница.

– Понимаю, – Янгу все нравилось в подтянутой блондинке. – Сколько вы там пробудете? Час? Два?

– Часа два, не больше.

– Может, пообедаем вместе?

– Почему бы и нет? – Ева Чижевски улыбнулась. – Если вы плохо знаете Бэрдокк, советую побывать в “Зодиаке”.

2

Они провели в “Зодиаке” полтора часа.

Им никто не мешал, скованность Янга испарилась, он с удовольствием слушал блондинку. Бэрдоккские гении, бэрдоккские чудеса, бэрдоккские перспективы – на взгляд Янга, Ева Чижевски оказалась еще большей патриоткой, чем несчастный рыжий таксист, но слушать ее было куда приятнее.

– Вы родились в Бэрдокке?

– О, нет. Я из штата монументов. Наша Балтимора буквально набита памятниками. А в Бэрдокк меня пригласил дядя, он лечащий врач в одной из клиник Джинтано.

– Удалась вам карьера?

Ева чуть сдвинула брови.

– Есть проблемы? – он коснулся пальцами ее тонкой руки.

Ева пожала плечами:

– Как сказать? Мне нравится работа в салоне, но до этого я помогала генеральному консультанту фирмы Джинтано…

– …то есть главному врачу клиники Джинтано?

– Вот как? Вы знаете доктора Макклифа?

– Не очень коротко, – хмыкнул Янг. – Но, думаю, нам не избежать более близкого знакомства.

– Ну да, – вспомнила Ева Чижевски, – ведь ваш брат содержит аптеку.

И повела плечом:

– С доктором Макклифом нелегко вести дела. Он, придирчив и излишне пунктуален.

– Не худшая черта.

– Возможно…

– Да бог с ним, с доктором Макклифом, – засмеялся Янг. – Работая на генерального консультанта, вы, наверное, встречали и более приятных людей.

– Еще бы!

– И все они имели отношение к индустрии лекарств?

– Как правило.

– А не запомнилось ли вам такое имя – Блик?

Ева задумалась:

– Ничего такого не припоминаю. Чем он занимался?

– Возможно, осуществлял некие деловые связи со школой “Брэйн старз”.

– О, “Брэйн старз”! – глаза Евы широко распахнулись. – Я часто встречала Дэвида Килби, он занимал пост технического директора фирмы Джинтано. Несколько сумрачный, но удивительно отзывчивый человек. И деловой. При нем фирма процветала.

Она ответно тронула инспектора за руку:

– К доктору Макклифу довольно часто заглядывал Анри Лаваль. Огромная потеря для Бэрдокка… – Она на мгновение опустила глаза, потом подняла их, они сияли: – Мы все были влюблены в Анри Лаваля… Не было случая, чтобы он пришел к нам без орхидей…

Янг улыбнулся ее непосредственности:

– Я отвезу вас в салон. До какого часа вы дежурите?

– До одиннадцати.

– Вы позволите вас встретить?

Ева Чижевски довольно строго взглянула на Янга, но отказа в ее взгляде он не увидел.

3

Над услышанным стоило поразмыслить.

Блик…

Килби…

Нет, это никуда не ведет, нельзя поддаваться чарам созвучий. Ложный, несомненно ложный след, но попристальнее всмотреться в биографию бывшего технического директора фирмы Джинтано, конечно, стоит.

Янг знал: Дэвид Килби три года назад погиб в автомобильной катастрофе. Это событие повлияло на судьбу Инги Альбуди. По крайней мере, главные неприятности в ее жизни начались именно с этого момента.

Заглянув в справочник, Янг внимательно изучил заметку, посвященную Дэвиду Килби. В высшей степени положительные оценки. На той же странице Янг нашел еще одного Килби – Эрвина. Главный редактор популярного журнала “Джаст”, родной брат Дэвида Килби. В списках постоянных сотрудников журнала Янг обнаружил сразу несколько “бэби-старз”, в том числе и Рона Куртиса, за которым следил сейчас неутомимый Черри.

Почему бы не заглянуть в “Джаст”?

Янг задумался.

Смысл в подобном визите, несомненно, был, хотя способ, которым мог располагать Янг для идентификации таинственного Блика, вряд ли можно было назвать надежным – голоса братьев далеко не всегда схожи.

Но рискнуть стоило.

Янг повязывал галстук, когда зазвонил телефон.

– Могу порадовать вас, коллега, – нейрохимик Нибур явно был доволен. – Я добрался до одной статьи, она вас заинтересует. Помните, мы говорили о химике Фросте? Так вот, в свое время Фрост сделал небольшое сообщение, в котором утверждал, что приток крови в мозг регулируется именно биохимическим путем. Эксперименты проводились на крысах. Ни одна из них не погибла, по крайней мере, от инсульта, но признаки локальных кровоизлияний наблюдались довольно часто. Со своим сообщением Фрост выступил пять лет назад на Бэрдоккском конгрессе. Удивительно, но в дальнейшем этой темы он уже не касался. Потерял к ней интерес или эту работы закрыли, не знаю. А вот каким препаратом он воздействовал на мозг крыс… – Нибур далеко, где-то там в столице, засмеялся. – Это же формулы и термины, Эдвин. Специальные термины. Вряд ли вы в них разбираетесь. Могу, конечно, прислать вам сообщение Фроста, прокомментировав его… Ага, заедете сами. Отлично!

4

Анонимное письмо трехлетней давности, полученное полицией и ФБНОЛ, было написано на машинке. Не исключено, подумал Янг, направляясь в редакцию “Джаст”, что машинкой этой в Бэрдокке кто-то еще пользуется.

Ладно, это потом.

Издательский центр Джинтано отвлек Янга от мыслей.

Стальной колосс с окнами только на самом верху. Но внизу окна и не нужны, вряд ли лучи солнца попадают в ущелье улочки.

– Извините, вам придется подождать, – секретарша указала Янгу на кресло. – Может, минут десять… Или вы заглянете в другой раз?

– Я подожду.

Янг проследил направление взгляда секретарши и увидел фотопортрет Анри Лаваля, стянутый по углам крепом.

– Бэрдокк скорбит…

Джулия в отчаянии прижала кулачки к груди:

– Вся страна скорбит.

– Это так, – кивнул Янг. Впрочем, вполне искренне.

Он извлек из кармана записную книжку, не хотел терять время.

“Сколько “бэби-старз” поступало в школу? Сколько человек ее закончило?”

Это я записывал? – удивился Янг. И вспомнил: ну да, его удивила репродукция знаменитой картины Херста – групповой портрет выпускников “Бэби-старз”.

Репродукция лежала в кармане. Он достал ее и еще раз с удивлением пересчитал гениев. Если верить Говарду Ф.Барлоу, их было пятнадцать, но Херст кого-то не изобразил. Не себя, не себя, сам он на групповом портрете присутствовал.

– Я ведь не ошибаюсь, – спросил Янг секретаршу, – школу “Брэйн старз” закончили пятнадцать человек?

– Гениев! Гениев! – не без аффекта поправила его Джулия. – Но вы правы, их было пятнадцать.

– Тогда я не понимаю… Вот у меня репродукция группового портрета… Подписей, к сожалению, на ней нет… Но сам Херст тут изображен… Значит, кого-то здесь не хватает?..

Джулия окаменела.

Янг понял: он сказал что-то не то. Он понял: с этой секунды он потерял уважение секретарши, может даже приобрел в ней врага.

– Считайте работу Херста незавершенной… Джулия не успела развить тему. Из кабинета Килби-старшего вышли несколько человек.

Тем же ледяным тоном Джулия произнесла:

– Пройдите. Вас ждут… Возможно.

5

Увидев Янга, Килби-старший вопросительно поднял правую бровь.

Янг не торопился.

Кабинет его поразил.

Он никогда не видел столько разных часов. И почти все шли, создавая странный ритмичный шум, поистине шум текущего, уходящего в вечность времени.

– Эдвин Янг, – представился инспектор. Вранье ему надоело, но как-то надо было начать. – Когда-то я встречался с вашим братом. Может, он упоминал мое имя?

– Не думаю, – философски заметил Килби-старший.

– Это огорчительно. Ведь ваш брат обещал мне в свое время помощь.

– Финансовую?

– Не только.

Килби-старший смотрел на Янга с тяжелым подозрением:

– Собственно, какое учреждение вы представляете?

– ФБНОЛ.

– Но это же полицейское учреждение!

– Это так… – вздохнул Янг. – Чаще всего на нас смотрят как на представителей Немезиды. Но вот ваш брат… О, ваш брат умел подниматься над предрассудками… Он хорошо понимал, что превентивные меры борьбы с наркоманией включают в себя не только запреты… Разве система здоровья, заложенная в Бэрдокке Сиднеем Маури Джинтано, уже совершенна?..

Килби-старший смотрел на Янга непонимающе. Возможно, он его просто не слышал. Пальцы его легли на строгую панель, продолжающую огромный, заваленный бумагами стол, нажали там какую-то кнопку. Скорее всего, машинально.

Голос, зазвучавший с записи хорошо укрытого магнитофона, был тверд, хорошо поставлен:

– “Различна судьба городов в истории. Одни, породив гигантов мысли и действия, превратились в музеи – Страдфорд, Веймар, Стагир, другие, пав в ноги гигантов, сами стали столицами великих империй – Рим, Париж, Лондон, третьи, возведенные гигантами, превратились в рассадники новых культур – Александрия, Санкт-Петербург… А что ждет Бэрдокк? Какой след в истории оставит наш город? Как определят его роль потомки? Может, ему определена роль, сродная тем, пусть крошечным, но величественным городкам древности – Пергаму, Дельфам, Олимпии?..”

Килби-старший вздохнул, выключил запись и вновь поднял глаза на Янга.

– Это голос вашего брата? – спросил инспектор. – Я не ошибся?

– Вы не ошиблись, – Килби-старший потерял всякий интерес к Янгу.

Пытаясь вернуть этот интерес, инспектор спросил:

– Простите, вам знакома фамилия Блик?

– Блик? – Килби-старший изумленно воззрился на инспектора. – Как она может быть мне незнакома? Это девичья фамилия моей матери. Вы что, и ее знали?

– О, нет, – Янг категорически отказался от столь высокой чести. Как ни был он взволнован столь простой разгадкой таинственного псевдонима, привлекло его внимание нечто совсем иное.

Песочные часы!

Точная копия часов Анри Лаваля с такой же объемистой подставкой и, кажется, с какими-то строками, выгравированными на подставке.

Впрочем, в кабинете, где столько других часов…

– Стихи? – удивился Янг.

Он дотянулся до песочных часов. Сейчас его никто не смог бы остановить.

– “Размерен ход часов, – прочел он вслух. – Тяжел мгновенный груз…” Как странно?.. Разве можно ощущать время на вкус?..

Килби-старший открыл рот, но Янг перебил его:

– Я имею в виду буквальный смысл.

На глазах изумленного и несколько растерянного Килби-старшего Янг быстро раскрутил стеклянные конусы и ссыпал кристаллики изумрудного наполнителя на лист чистой бумаги:

– Как думаете, что это?

Килби-старший растерянно пожал плечами:

– Наверное, песок? Нет? Вы сумасшедший? Я сейчас вызову Джулию.

– Не надо никого вызывать.

Янг не торопясь свернул лист бумаги и сунул пакетик в карман:

– К счастью, я не сумасшедший. Но, к сожалению, то, что наполняло эти часы, не песок.

И быстро спросил:

– Вы виделись с Фростом?

– С Биллом? Билл в Бэрдокке? – А вы не знали?

– Нет. Конечно, нет. Он действительно вернулся?

– Да, это так, – Янг нахмурился. – Скорее всего, он захочет навестить вас. Я в этом даже уверен. Ведь эти часы подарил вам он? Или Лаваль?

Янг видел, как бледность покрывает лицо Килби-старшего, но заставил себя закончить:

– Так вот… Если Фрост навестит вас, скажите ему, что кашу, заваренную им с вашим братом, приходится теперь расхлебывать некоей Инге Альбуди.

6

Поистине черный день.

Килби-старший задохнулся от горечи и от возмущения. Так легко попасться на удочку какого-то полицейского! Куда смотрит Палмер? Мир действительно перевернулся с ног на голову!

Дотянувшись до бренди, хотя нитроглицерин, возможно, оказался бы уместнее, Килби-старший с отчаянием уставился на выпотрошенные инспектором часы. Да, подарок Анри… Но почему полицейский запустил в часы лапу?.. Куда смотрит Палмер?.. И что это за гнусные намеки в адрес Дэйва и Билла?..

К черту! К черту всех!

Он встал, накинул на плечи плащ, и черным ходом медленно спустился в парк, разбитый с южной стороны Издательского центра.

К черту всех! Надо посидеть на скамье, убедиться, что мир устойчив, что жизнь в Бэрдокке не остановилась, привести мысли в порядок.

Как пусто…

Накрапывал мелкий дождь… За деревьями раздавались какие-то хлопки, снова все стихло… Дождь, дождь… На что, черт побери, намекал этот здоровенный полицейский?..

Тяжело дыша, Килби-старший опустился на скамью… Посидеть молча, никого не слыша, не шевелясь, подставляя лицо под мелкие капли, не обращая внимания ни на что, даже на потрепанного бродягу, бредущего по аллее…

Он опять возмутился. Бродяга в центре Бэрдокка! Куда, в самом деле, смотрит Палмер? Он выгонит, наконец, этого капитана!

Бродяга приблизился. Он не остановился, не протянул руку за подаянием. Он шепнул:

– Встретимся в “Джасте”.

– Билл!

Бродяга ни на секунду не остановил движения:

– Встретимся в “Джасте”, Эрвин.

7

Фрост прекрасно знал все входы и выходы Издательского центра. Скинув потрепанный плащ, он сказал негромко:

– Позвони Джулии или кто там теперь у тебя… Скажи, ты никого не принимаешь…

И хмуро удивился:

– Ты неважно выглядишь, Эрни.

Килби-старший покачал головой:

– Куинсвилл тоже не прибавляет здоровья…

– Я хотел бы связаться с Ингой, Эрвин.

– Она в клинике, Билл.

– Когда она туда попала?

– В день смерти Анри…

– Вот как? – Фрост неприятно оскалился. Наверное, это была улыбка – Все равно я хочу с нею связаться.

– Но в клинике спросят имя…

– Ну и что? Ведь звонить будешь ты.

Фрост снова оскалился. Его темные глаза ввалились:

– Если Инга ответит, передашь трубку мне. И не смотри на меня как на покойника. Эта роль досталась Лавалю.

– Что ты говоришь, Билл?!

– Молчи. И не теряй время.

Килби-старший, оглядываясь на Фроста, набрал номер.

– Макклиф?.. Да, я… Как чувствует себя наша девочка?.. – Голос Килби-старшего звучал искренне. – Она не может сейчас говорить? Ей так плохо?.. Хорошо, я перезвоню позже…

Он повесил трубку:

– Инга не в форме, Билл… Может быть, чуть позже…

И взмолился:

– Что происходит, Билл? Я же чувствую, что-то происходит. Почему ты в таком странном наряде? Почему тобой интересуется полиция?

– Полиция? – мрачно удивился Фрост.

– Тут только что был инспектор из ФБНОЛ. Нес какую-то чушь. Сдвинутый, похоже. Он распотрошил песочные часы. И, Билл… Он знал, что ты придешь ко мне!

– Знал?

– По крайней мере, намекал на такую возможность. Я даже подумал, не самозванец ли он. Но он так странно вел себя… И еще он сказал… Появится Фрост, скажи ему: кашу, которую он заварил с Дэйвом Килби, расхлебывает Альбуди… Именно так он сказал… Что это значит?

– Идем со мной, Эрвин. Так будет правильнее. Скоро тебе все станет ясно.

– Но куда? – испугался Килби. Фрост снова оскалился:

– К Куртису. Надеюсь, он-то не в клинике?

8

Янг тщательно запер дверь номера.

Пора разобраться в фактах, пока капитан Палмер не заинтересовался его возвращением в Бэрдокк.

Он выложил перед собой рабочий блокнот, развернул пакетик с наполнителем из часов.

“Динамит”… “Изумрудный кейф”… Антидепрессанты… “По мозгам должно бить здорово”…

Он задумался. Рука сама потянулась к телефону.

– Дэвидсон? Это я. Ты нашел тех студентов? Да, да, которые помогали себе “динамитом”. Хорошо звучит, правда? Как будто мы говорим о террористах.

– Извини, Эдвин, я тут в запарке. Шеф свихнулся на деле Сеймура, с него требуют отчет, и этот старик, доктор Хэссоп, не вылазит из его кабинета. Так что, со студентами осечка. Я отыскал одного, но беседовать с ним сейчас может лишь сам господь. Жуткая развалина. У парня острый психоз, вполне возможно, подорвался на том самом “динамите”.

Янг положил трубку.

Зеленоватые кристаллики маняще поблескивали.

Янг понимал, как многое зависит сейчас от его выводов. Он не хотел торопиться.

“Мой маленький бизнес куда невинней того, каким занимаетесь вы…” – вспомнил он.

“Разве Эринии ссорились с Танталом?..”

“Может, некий препарат для привилегированных психов…”

“Бликус! Мой Бликус!..”

“Пергам, Дельфы, Олимпия…”

“Еще бы не знать! Блик – девичья фамилия моей матери…”

Где ключ к этой мозаике? Как выстроить факты правильно?

Меня всегда считали тугодумом, зато я умел рисковать… Янг поежился. А если…

Странные мысли приходят иногда в голову… Еще более странно, что он не гонит эти мысли из головы… Почему бы ему и впрямь не повторить подвиг студентов?.. Сомнительный, конечно, подвиг, ведь студентов ждали экзамены… В случае чего, у Черри есть ключ от номера… Он все поймет… А служебного проступка он, Янг, не совершает. Он в отпуске. В данный момент служебные инструкции ему не указ.

Он решился.

Он аккуратно перегнул лист бумаги, ссыпал на лист кристаллики, поблескивающие как крошечные изумруды, и кончиком языка слизнул самую малость.

Абсолютно безвкусно.

Он выпил стакан воды и пересел в кресло.

Он не знал, что именно с ним произойдет и произойдет ли что-либо. Инсульт ему, пожалуй, не грозит… Впрочем, он не имеет никакого представления о дозировке…

Минут через пять Янг почувствовал разочарование.

Неужели он ошибся?

Эта мысль его даже развеселила. Заперся в номере и глотает наполнитель песочных часов!

Ладно. В Бэрдокке ему, действительно, часто не везло.

Он вдруг вспомнил.

Три года назад, в госпитале, его койка стояла напротив окна. Когда тянуло сквознячком, штора колебалась. На правой было пятно. Он отчетливо вспомнил: розоватое расплывчатое пятно.

К черту пятно!

Он запер дверь?.. Да, конечно… Хотя у Черри есть ключ… Этот “изумрудный кейф”, если речь идет о нем – барахло! Он для слабоумных. Или, хмыкнул он, для привилегированных психов. Вряд ли он относится к тем или к другим.

Он не знал, к кому отнести Дэйва Килби, но вдруг подумал о нем с уважением. У парня была хватка “Чтобы искать гармонию, надо иметь цель”.

А у меня есть цель?

Он сжал зубы.

Он насмотрелся на этих несчастных. Травка, героин, ЛСД, “динамит”… Искаженные болью, яростью, унижением лица… Конкуренция интеллектов…

Он хмыкнул.

Джинтано-старший знал, на что ставить. Истериков всегда хватало, сама жизнь делает нас истериками. Джинтано-старший кое-чего, видимо, добился, вот и лежит спокойно в своем криогенном гробу, дожидаясь, когда его разбудят гении. Он, кажется, обвел своих гениев вокруг пальца. Они все там крутились вокруг мудрого старика Джинтано – и Килби, и Фрост, и Лаваль, и несчастная Альбуди. Но Дэйв Килби, похоже, был к старику ближе всех. Все-таки технический директор, это немало значит. Но почему Херст исключил его из группового портрета?

“Я не люблю, когда меня водят за нос. Особенно такие типы, как вы!..”

Откуда это?

Ах, да.

Отчетливо, будто со стороны, он увидел себя лежащим на полу виллы Альбуди. Его тогда ударили сзади. Он упал. Кто-то перешагнул через него… Даже, кажется, наклонился… Нет, это ему сейчас такое кажется, он же был без сознания… Да нет, он вдруг вспомнил – кто-то наклонился над ним…

Кто?

Вспомнить он не мог.

Что там были за стишки на подставке часов Килби-старшего? Время, время… Что-то связанное со временем… Время, кажется, можно пробовать и на вкус… Забавно… Оно, время, чуть кислит на губах…

Туман.

У Херста, наверное, были причины не допускать Дэйва Килби на групповой портрет…

ТУМАН ИСЧЕЗ.

С пронзительной ясностью инспектор Янг увидел перед собой лицо Дэвида Килби. Он видел это лицо в книге Барлоу, видел его в журналах, но самое главное, он видел его прямо перед собой – тогда, три года назад, на вилле Альбуди! Он никогда не думал, что может вспомнить такое. Но он вспомнил. Он лежал на полу, кто-то переступил через него, потом наклонился…

Нет, нет, Дэйв Килби впрямь был парнем не промах! “Я не люблю, когда меня водят за нос…”

Стакан выпал из рук инспектора и беззвучно разбился.

Он снова развеселился.

Ясность ума – вот главный подарок жизни. Его, Янга, считают тугодумом, но у него ясный ум. Просто он не любит торопиться. И у него блестящая память. Он теперь ничего не забудет. Кое-что для верности он внесет в блокнот.

Он потянулся к блокноту, но пальцы почему-то ухватили телефонную трубку. Они там, в ФБНОЛ, считают его тугодумом. Он сейчас их развеселит.

Он старательно набрал номер и ему повезло: он попал на выскочку Дугласа, на дежурного лейтенанта Дугласа, всегда подковыривавшего его на разборах.

– Дуг! – восторженно завопил Янг. И получив несколько растерянный, но утвердительный ответ, завопил еще восторженнее: – Дуг, ты, правда, парень, что надо! Дерьма в тебе, конечно, по уши, но ты парень, что надо. Держу пари, твои дактилоскописты сидят сейчас у старины Ли Ройда. Они не любят тебя, Дуг! – Янга чрезвычайно веселила та мысль, что бедный Дуглас пучит сейчас глаза, как лягушка. – Держу пари, Дуг, если ты заглянешь сейчас к старику Ли Ройду, ты застанешь там всех своих дактилоскопистов. Знаешь, почему у старика Ли Ройда кофе всегда получается такой вкусный? Он натирает сковороду для поджарки зерен чесноком. В твою маленькую голову такое бы не пришло, правда? – И уточнил: – Он сковороду натирает, Дуг, а то ты подумаешь – задницу!

Янг удивился. В трубке гудело, похоже, славный парень Дуг отключился.

Как в тумане он увидел перед собой тревожное лицо Черри.

– А, это ты? Заглянул сказать, что старина Куртис приглашает меня к себе?

Черри подозрительно повел носом.

– Ах, еще нет? – Янг громко расхохотался. – Никуда он не денется, Черри. Нас ему не обойти.

– Как вы себя чувствуете, шеф? У вас зрачки здорово расширены.

– Заткнись, Черри! Если хочешь знать, я тут удумал такую штуку, от которой скоро твои зрачки расширятся еще больше!

 

Глава одиннадцатая

КОНЕЦ ПРОЕКТА “ОРАКУЛ”

1

Не каждый, прослушивая в этот вечер телефонные разговоры, мог бы догадаться, что против бывших “бэби-старз” замышляется нечто серьезное.

Тем не менее, большинство этих звонков так или иначе были связаны с выпускниками знаменитой “Брэйн старз”.

Ровный мужской голос:

“Камилл, они определили срок? Когда он истекает?”

“По моим часам, а они точны, минут через тридцать.”

“Будь благоразумен, дождись их звонка, попроси отсрочки. Обещай все, что можешь обещать, нам нужно выиграть время”.

“Но что будет потом?”

“Мы тут кое-что прокрутили. Со мной Дон. Кое до чего мы докопались, но нам понадобится помощь”.

“Чем я могу помочь?”

“Позвони в полицейское управление. Нам срочно нужны все материалы по делу Фроста. И пусть прихватят заключение об автокатастрофе, в которой погиб Дэйв”.

“Думаешь, есть связь?..”

“Увы, Камилл. Похоже, наших оракулов в свое время обложили непомерным налогом. А еще, Камилл… Не пора ли взглянуть на ту семейную реликвию, о которой в письме упоминал Сидней Маури?”

“Это старый деревянный сундучок. С ним в свое время разъезжал по стране мой дед-аптекарь”.

“Вот и отлично. Вези к нам этот обломок прошлого!”

Хриплый мужской, явно измененный голос:

“Вы обдумали наше предложение?”

“Да”.

“Вы находите его разумным?”

“В принципе, да. Но детали… Я хотел бы взглянуть на документы, на которые вы намекали”.

“Через пару часов вы увидите кое-какие копии”.

“Где мы встретимся?”

Долгое молчание.

“Ждите нашего звонка”.

“Но…”

“Ждите нашего звонка. И не забывайте: только от вас сейчас зависит судьба торопящихся к вам из Европы гостей”.

Тот же хриплый мужской, явно измененный голос:

“Сосунок сдался. Он боится за свою бабу. Думаю, наши карманы снова наполнятся… Кстати, этот долговязый кретин из ФБНОЛ… Надеюсь, он убрался из Бэрдокка?”

“К сожалению, он опять в Бэрдокке. Правда, частным образом. На этот раз у него нет вообще никаких полномочий. Забудьте о долговязом”.

“А химик? Как вы его проморгали? Почему вы не встретили его у выхода из тюрьмы?”

“Небольшие накладки, но химик уже на крючке. Мы знаем, куда он направился. На этот раз осечки не произойдет”.

2

Память рассыпалась на куски.

Инга Альбуди видела вдруг дорогу – стремительную ленту шоссе, по обочинам кусты, а за кустами серые стены с колючкой поверху. Может, это и есть Куинсвилл?..

Чем отличается ее палата от камеры?..

Она вдруг узнавала предметы, с удивлением касалась их, в голову приходили странные сравнения.

И снова туман.

Из глубин тумана, ватного, тяжкого, ее не смогло бы выгнать даже землетрясение, но иногда сознание прояснялось само по себе, без всяких причин.

И были слова.

“Я не очень силен в мифологии…”

Кто это произнес?

“А скоро мы отправимся в путешествие…”

Что значит – путешествие? Почему отправимся? С кем? Почему доктор Макклиф настаивает на путешествии? Путешествие – это когда все вокруг движется. Может, это хорошо?..

Она не знала. Ответа на этот вопрос у нее не было.

Когда путешествуешь, все движется. Люди, вещи, страны, животные…

И страны?

А почему нет?..

Все уже двигалось, летело мимо машины. Если бы не плечистый человек, закрывший почти все окно справа, она бы видела больше.

Повернуть голову Альбуди не догадалась.

Этот плечистый ей уже мешал когда-то…

Она не успела вспомнить. Взвизгнули тормоза. Она сжалась от их ужасного визга.

Зачем ее ведут? Почему ее ведут за руку?..

Она увидела деревья, подстриженные кусты. Наверное, это был сад. Она узнавала запахи, слышала рост трав.

Она уже бывала здесь. Она помнила запахи.

Она угадывала предметы прежде, чем память подсказывала ей названия. Некоторые названия она, впрочем, не смогла вспомнить. Зато настроение предметов она прекрасно чувствовала. Например, фасад виллы был нахмурен. Иначе и не могло быть. Она когда-то видела все это.

Она узнавала комнаты, кресла, правда, не могла их назвать. Плечистый человек остался с нею. У него шевелились губы, наверное, он что-то говорил. Он вытащил из кармана пачку сигарет. Она вспомнила их название – “Плизант”. Она сама передавала такие сигареты Анри. Этот плечистый, наверное, не знает, каким плотным может становиться время, если ты используешь свой Бликус…

Бликус!

Она испуганно вздрогнула и плечистый почему-то засмеялся. Он опять быстро шевелил губами, она даже различила одно слово – вдохновение. Она не смогла вспомнить, что оно означает, но плечистый опять что-то говорил… Ну да, он говорит верно: вдохновение тоже надо поддерживать…

Но зачем?

Плечистый несколько раз повторил что-то про тот свет. Тот свет? Где это?..

Плечистый засмеялся. Он что-то вынул из кармана и высоко поднял над головой.

Бликус!

Настоящий Бликус!

Это ее личный Бликус!

Он это повторил несколько раз. Он был огромен и великодушен. Его вопросы были просты. Кто помог ей отправить на тот свет Лаваля? Она тоже засмеялась. Ей хотелось помочь большому плечистому человеку.

Она видела Бликус и гармония мира вновь медленно восстанавливалась. Обрывки каких-то мелодий заполняли мертвое прежде пространство. Это настоящий Бликус. Если она вспомнит имя, она сразу получит свой Бликус.

Она старалась.

Она очень старалась вспомнить.

3

Деревянный сундучок, привезенный Камиллом Джинтано, выглядел весьма невзрачно.

Ключа при сундучке не оказалось. Камилл, подмигнув Куртису и Реви, покопался в замке толстой скрепкой.

Крышка открылась.

На кипе старых газет, фотографий, канцелярских гроссбухов лежала тонкая голубая папка, на ней магнитофонная кассета.

– С чего начнем?

Куртис взглядом указал на кассету.

Камилл аккуратно заправил пленку в магнитофон.

Два голоса.

– Это отец… – Камилл прислушался. И насторожился. – Он разговаривает с доктором Макклифом.

“Теперь, когда вам очевидна серьезность начатого мной дела, – скрипел голос Макклифа, – вам, наверное, легче будет признать это?”

“Еще бы. Лев в клетке может только огрызаться”.

“Все равно он остается львом”, – доктор Макклиф, без сомнения, пытался подсластить пилюлю.

“Оставьте, – Джинтано-старший выругался. – Вы обещали, что с Килби ничего не случится”.

“Я сожалею… Начальник полиции уволен… Уверен, капитан Палмер никогда не допустит ничего такого…”

“Но Дэйв, Дэйв…”

“С вами остается Анри”.

“Он слишком своеволен, вы же знаете…”

“Всегда можно найти узду”.

“Ладно. Посмотрим. Обрисуйте ситуацию”.

“Имя Дэйва не всплывет на процессе. Сам процесс пройдет тихо и незаметно. Фрост получит по минимуму, тут мы ничего сделать не можем, но срок мы ему сократим. Может, и на пользу, парень явно еще не перебесился. Ваши гении медленно взрослеют. Что же касается конкретных дел, месяца через два мы запустим гениоген в массовое производство. Проект “Оракул” перестает быть только проектом. Наши расходы ничтожны. Я не говорю, конечно, о человеческих потерях, которые мы понесли, – чопорно добавил Макклиф. – Зато прибыль невероятна. Никому не снилась такая прибыль. Надеюсь, это как-то смягчит вам горечь…”

“Вы не боитесь, Макклиф, что однажды я все-таки отправлю вас на электрический стул?”

“А ваш сын?.. Разве то, что случилось с Килби, не может повториться с Камиллом?..”

4

Они долго сидели молча. Потом Реви негромко сказал:

– Открой папку, Камилл. Уверен, в ней и заключены секреты проекта.

Камилл Джинтано хмуро вытянул из папки несколько машинописных листков.

– “Материалы проекта “Оракул” строго секретны и известны лишь узкому кругу лиц, – прочел он. – Любое преждевременное разглашение, как и утечка информации, может привести к совершенно непредвиденным финансовым, политическим и моральным последствиям и поставить под удар как репутацию, так и само существование фирмы Джинтано. Подписи. Генеральный заказчик С.М.Джинтано. Технический директор Д.Килби. Руководитель научных разработок У.Фрост. Главный администратор А.Лаваль.”

– И никаких других имен? – удивился Куртис.

– Никаких.

Камилл читал ровно и хмуро:

– “Основное содержание проекта “Оракул” составляют разработки методик и экспериментальной проверки управляемого прогнозирования оперативных, стратегических и политических тенденций, как в стране, так и в остальном мире, на основе направленного нейрохимического стимулирования высоко специализированного естественного интеллекта. В зависимости от результатов первой очереди, проект может быть представлен для обсуждения в правительственные органы для решения вопроса об участии Экспертного Совета (создается) фирмы Джинтано в управлении политикой и экономикой страны. Параллельно может быть поставлен вопрос о подготовке кадров для осуществления эффективного социального прогнозирования по заявкам как отдельных фирм, так и правительств, при полной монополии фирмы Джинтано на изготовление и поставку нейрохимических стимуляторов. При подготовке кадров необходимо учитывать опыт, полученный доктором Гренвиллом в процессе функционирования школы “Брэйн старз” и ее ответвлений”.

– Нейрохимические стимуляторы… – протянул Куртис. – Я ждал чего-то такого…

Телефон под его рукой негромко зазвонил. Реви и Джинтано с удивлением смотрели, как меняется лицо Куртиса:

– Ты?.. Почему ты еще не у нас?..

Куртис прикрыл трубку ладонью и шепнул:

– Сейчас он будет здесь.

– О ком ты?

Куртис положил трубку:

– О руководителе научных разработок проекта “Оракул”.

– Билл?

– Он самый.

5

Странная встреча. Они коротко обнялись, но Эрвин Килби, вошедший с Фростом, вообще сел в стороне, будто не имел никакого отношения ни к кому из собравшихся.

– Похоже, вы все уже знаете, – хмуро заметил Фрост. Голубая папка и машинописные страницы все еще лежали на столе.

– Далеко не все, – Джинтано-младший упрямо свел густые восточные брови. – Но хотелось бы знать все.

Фрост усмехнулся.

– Оставим общие рассуждения, – Куртис поднял руку. – Сейчас попросту не до этого. Чем вы привлекли к себе внимание доктора Макклифа, Билл?

– Он одним из первых увидел опытные образцы гениогена, на эти штуки у него был недурной нюх. И сразу понял, какие перспективы открывает новый препарат… Ну, а создание гениогена… Случай, как это часто бывает… Один идиот, вы его не знаете, растолковал как-то Дэйву смысл притчи Борхеса о гении-идиоте. Беседа шла при мне, я не придал ей ровным счетом никакого значения, но Дэйва что-то там зацепило, он начал давить на меня. Знаете, как он это умел. Я оспаривал выводы Дэйва, но в конце концов загорелся сам. Ведь хорошо изучив биохимию человека, вполне реально создать такие пилюли, которые многократно повысят его интеллектуальные силы, активизируют, прочистят его мозги…

Фрост так и не сел. Он стоял перед столом в своем потрепанном плаще и неприятно, будто оскаливаясь, улыбался. Хмуро улыбался, конечно. Эрвин Килби смотрел на него из своего угла чуть ли не со страхом.

– Ты добился своего?

– Полагаю, да.

– А проект “Оракул”… Откуда проект?

– Его предложил твой отец, – Фрост хмуро взглянул на побледневшего Камилла. – Думаю, его подтолкнул доктор Гренвилл. Помните его рассуждения? Власть в стране должна принадлежать инженерам и ученым, государством следует управлять как большой фирмой, и так далее. Но Гренвилл – теоретик, за спиной Сидней Маури стоял кто-то еще. Тогда мы не знали – кто, просто вдруг почувствовали жестокую властную руку. Нас собрали на совещание. Присутствовали Дэйв, Анри и я, никого из вас в то время в Бэрдокке не было, но я не уверен, что вы попали бы на то совещание, ведь речь шла о деньгах. Вас всех хотели подключить к работе постепенно, уже в ходе ее. Не заболей Сидней Маури, так все, возможно, и было бы, но он заболел… Ладно… На том совещании Дэйв поддержал проект стопроцентно, он всегда любил глобальные проекты. Я тоже был за, меня несла волна успеха. Мой препарат впрямь подстегивал работу мозга, причем эффектно. Он как бы высвечивал перед тобой часть будущего. С его помощью даже кретин мог решать достаточно сложные задачи, мы это проверили не один раз. Тогда я был твердо убежден: с помощью гениогена мы поднимем процент умных людей. Ну, хотя бы людей думающих…

– Что же случилось?

Фрост оскалился. Видимо, у него это было нервное.

– Производством занялся Лаваль. Не знаю как, но доктор Макклиф дублировал его работу. Собственно, предполагался лишь определенный контроль, но доктор Макклиф вел работы самостоятельно и в тайне от нас. Судя по дальнейшим событиям, он добился результатов, которые его удовлетворили, ибо в моей лаборатории появилась полиция.

Фрост злобно усмехнулся:

– Они нашли у меня наркотики!.. Подумать только! Гениоген и какая-то дрянь!.. Не знаю, кто подбросил эту дрянь, но ее подбросили… В итоге, я угодил в Куинсвилл… Я знал, я надеялся на то, что Сидней Маури вытащит меня из тюрьмы, он же понимал, что Лаваль не сможет по-настоящему вести технологию препарата, рано или поздно у него начнутся опасные сбои… Но из тюрьмы меня не вытащили, а Лаваль отошел от норм, указанных мною. Он, скажем так, стал использовать лишь общеактивизирующие компоненты. К этому времени Дэйва не стало и Лаваль зачастил ко мне в Куинсвилл. Поразительно, как легко проходил он сквозь все заслоны. За этим тоже чувствовалась чья-то рука. “Билл, твое открытие – твое открытие, – примерно так говорил Лаваль. – Гениоген – сложная штука. К тому же я уверен, она могла бы быть эффективнее. Я нашел несколько иной путь. Он прост, он не требует долгих сроков”. – “А он безопасен?” – “Мы испытывали его на студентах. Результаты великолепные”. – “На студентах? Это были добровольцы?” – “Добровольцы стоят денег, Билл, а старик Джинтано болеет. Мы воспользовались любопытством молодых людей…” Все это еще раз подтверждало – за Лавалем действительно кто-то стоит. Но кто?.. Он даже своему препарату дал дурацкое название, оно, видимо, отвечало уровню стоявших за ним людей – “изумрудный кейф”… Боюсь, случившееся с Ингой – на совести Лаваля. Похоже, он пичкал ее своим зельем. Нервный срыв, вызванный смертью Дэйва, ее нетрудно было уговорить…

– Она пробовала не твое зелье? – Реви просто уточнял.

Презрительная гримаса перекосила длинное лицо Фроста. Он провел рукой по коротко постриженной голове:

– При желании, Дон, ты можешь попробовать и то и другое.

– Возможно, я и рискну.

– Рискни, рискни, но дело сейчас не в этом… – Фрост вынул из кармана сигарету и жадно раскурил ее. – Этот “изумрудный кейф”, он все еще в ходу. Наверное, они немало его напарили, наверное, на складах его достаточно, чтобы половину населения Бэрдокке превратить в идиотов. Лаваль не умел быть точным, его препарат сохранил кое-какие свойства гениогена, но приобрел все худшие свойства наркотиков. Он убивает. Я пришел сюда с целью… – Он медленно взглянул сперва на Куртиса, потом на Реви, наконец, на Джинта-но. – Само собой, мы обязаны очистить Бэрдокк от этой дряни, но… Но в руках Макклифа Инга… Я не в силах вытащить ее из клиники, это может сделать только Камилл…

– Но разве в клинике ей не лучше?

– Ты ничего не понял, Камилл? Как только они узнают, что я с вами, они постараются заставить меня молчать… Ты что, правда, не понимаешь? Ведь Инга все еще в руках Макклифа!

– Была, – раздался мощный и ровный голос. – К сожалению, была.

Все обернулись.

Килби-старший возмущенно ткнул пальцем в Янга:

– Это полицейский! Я знаю его.

Джинтано-младший невольно ухмыльнулся:

– Я тоже знаю его. Только не стоит так шуметь, Эрвин. Наверное, у него есть серьезные причины, если он появился здесь… Надеюсь, вы объясните нам это, инспектор?

Янг кивнул.

Вытянув руку, он ткнул толстым пальцем в грудь Фросту:

– Этот ваш гениоген и впрямь хорошо прочищает мозги!

– Вы что же, его пробовали? – удивился Реви, единственный, кто сохранял полное спокойствие.

– Это не противоречит служебным инструкциям, – пояснил Янг. – Я нахожусь в отпуске. Правда, в краткосрочном. Но мне вполне хватило его…

– Подождите, инспектор, – прервал Янга Фрост. – Что значит “была”? Разве Инга сейчас не в клинике?

– Она исчезла из клиники.

– Куда ее могли увезти?

– Думаю, на ее виллу.

– Кто ее увез?

– Судя по описаниям, полученным мною от спецагента, скорее всего, сопровождают Ингу капитан полиции Палмер и его помощник лейтенант Хайд.

Куртис и Реви переглянулись, Джинтано-младший спросил негромко:

– И как вы оцениваете сложившуюся ситуацию, инспектор?

Похоже, Джинтано готов был простить инспектору случившееся с ним на Южном шоссе.

– Как достаточно простую.

– Вы так полагаете? – спросил Куртис, но уставились на Янга все, даже Эрвин Килби, укрывшийся в самом затененном углу дивана. Уставились удивленно, но и недоверчиво.

– Он всего только полицейский, – буркнул Эрвин Килби. – Как он может судить?

Янг усмехнулся:

– Разумеется, мой уровень Эванса не столь высок, чтобы вести с вами занимательные беседы, но кое в чем я разобрался. Если говорить о недавнем прошлом, – покосился он на Джинтано-младшего, – то дело выглядит примерно так. Некий Икс, обладавший весьма немалым талантом, изобрел, скажем, шапку-невидимку, чтобы с ее помощью творить добрые дела. – Ирония Янга не звучала вызывающе. – Но некто Игрек, чей талант несколько уступал таланту Икса, решил с помощью той же шапки-невидимки попросту поправить свои дела. Ну, скажем, обчистить несколько квартир, или фирм, или, может быть, стран, не имеет значения. В результате возник конфликт между Иксом и Игреком и победу в этом конфликте одержал, конечно, Игрек. Может быть, потому, что действительно не обладал талантом Икса. Такое случается. Но Икс не желал сдаваться, он всегда считал, что силы добра выше сил зла. Желая восстановить справедливость, он нахлобучил шапку-невидимку на голову Игрека с такой силой, что Игрек вообще исчез.

– Вы тоже читали Борхеса? – улыбнулся Куртис.

– Не помню, чтобы через нашу картотеку проходил такой. Явно не проходил. Я бы помнил.

– Но кого вы имеете в виду?

– Если вас интересует Икс, я назвал бы Фроста. Под Игреком в моей схеме подразумевается Лаваль.

– И вам подсказал это препарат Фроста? – Реви с любопытством взирал на Янга. – Вы действительно пробовали гениоген? Вы не боялись так смело экспериментировать?

– У меня не было времени.

– Полицейская гомеопатия, – улыбнулся Куртис. – Впервые о таком слышу… А ты, Билл?..

Он повернул голову. Лицо его вытянулось:

– Где Фрост?

Внизу хлопнула дверь.

– Его надо задержать, – вскочил на ноги Килби. – Он наломает дров!

К удивлению всех, Янг бросился к телефону.

Голос капитана Палмера звучал так громко, что его слышали все:

“Это ты, долговязый порошкоискатель? Разве тебе не советовали покинуть Бэрдокк?”

– Не все советы кажутся мне правильными.

“Как ты узнал, где я?”

– Мои ребята сидят у тебя на хвосте, Палмер, – приврал Янг. – Надеюсь, ты достаточно благоразумен?

“Заткнись! Скоро я разберусь с тобой. А пока не мешай мне”.

6

Бросив трубку, капитан Палмер раздраженно повернулся к Фросту. Химик был прикручен полотенцами к спинке стула, его только что приволокли снизу. В углу, в круглом, как раковина, кресле, поджав под себя ноги, сжалась Альбуди. Похоже, она ничего перед собой не видела.

– Ты прямо как стрела, – ухмыльнулся Палмер. – Наверное, угнал чью-то машину? Мы приплюсуем это к твоим делам…

Он встал и подошел к Альбуди. Из правого кармана куртки извлек пистолет.

Фрост напрягся.

Капитан осторожно вложил пистолет в маленькую руку Альбуди и слегка сжал ее. Альбуди безвольно повиновалась.

– Ну, вот видишь?..

Палмер осторожно положил пистолет под кресло Альбуди. Закурил сигарету, молча подошел к открытому окну.

Шелест листвы. Серые сумерки.

Потом Палмер обернулся:

– Было бы глупо оставлять свидетелей, правда, Фрост?.. Как вы понимаете, на рукоятке пистолета остались пальчики вашей приятельницы, а в обойме всего три патрона, а ствол в пороховой копоти. Поверьте мне, все сделано профессионально. Может, ваша приятельница впрямь гениальна, не мне об этом судить, но то, что она недавно стреляла из этого пистолета, будет понятно любому копу. Скоро здесь появился один невезучий инспектор. Он только что звонил мне, сидит, наверное, в отеле. Вот он и составит вам компанию, Фрост, вы свое отработали. А потом здесь появился полиция: надо лее, сразу три трупа! А может, два. Черт его знает! Всегда в таких случаях трудновато считать, даже до трех… А вот я, Фрост, может быть, буду ранен, – он широко ухмыльнулся. – Но я найду, что сказать. Этот долговязый придурок привязал вас к стулу. У него редкая фобия, Фрост. Он ненавидит гениев… Конечно, я его подстрелю, ведь я защищал вас. Но он успеет пристрелить вашу приятельницу, в руки которой попал тот пистолет…

Капитан Палмер удовлетворенно хмыкнул:

– Правда, дельце обстряпано профессионально?

7

Янг бросил машину в сотне шагов от ворот виллы Альбуди.

– Оставайтесь здесь, – приказал он Реви и Херсту. – Если в доме начнется стрельба, не высовывайтесь, ждите своего Джинтано с его людьми. Уж они-то, надеюсь, смогут обложить это осиное гнездо.

– А вы, инспектор?

– Я попробую поговорить с Палмером.

– Действуйте… – шепнул Реви. – Похоже, вы умеете действовать…

Янг исчез в сырой листве, размытой сгущающимися сумерками. Куртис и Реви, выключив свет, тревожно всматривались во тьму.

8

Янг вошел в ворота открыто. В то же мгновение перед ним выросла громоздкая фигура лейтенанта Хайда.

– Я с удовольствием дал бы тебе хорошего пинка, – ухмыльнулся лейтенант Хайд, – но капитан приказал доставить тебя наверх в целости и сохранности. Правда, в наручниках, – удовлетворенно добавил он.

– Вам говорит что-нибудь имя майора Готлиба, лейтенант?

– Предположим, – Хайд насторожился.

– Вы знакомы с его почерком?

– Предположим.

– Взгляните на эту записку, лейтенант. Отойдемте к фонарю. Вот, теперь достаточно светло. – Он вынул из кармана записку и передал ее Хайду.

Все так же настороженно Хайд пробежал глазами записку. Морщины на его лице расправились. Он щелкнул каблуками и отдал честь.

– Вот именно, Хайд, мы идем за одной дичью. Должен признать, на этот раз Интерпол действовал решительно. Что скажете?

Лейтенант обескураживающе улыбнулся:

– Я в вашем распоряжении, инспектор.

– Вы пойдете со мной. Еще лучше, вы втолкнете меня в комнату, чего, собственно, Палмер и ждет. Сделайте вид, что я целиком в ваших руках. Не переусердствуйте, конечно, мышцы у вас слоновьи.

– А потом?

– Ваше дело не дать Палмеру уйти. И не дать ему выстрелить первым.

9

Медленно, как сомнамбула, Инга Альбуди поднялась с кресла.

Палмер и Фрост внимательно следили за ней.

Она, похоже, ничего не видела. Она шла наощупь, как ходят слепцы. Она осторожно ощупывала ногой пол, потом ставила на пол ногу.

– Почему вы ее не остановите?

– Ей некуда идти. Та комната пуста, там только фортепьяно. Не все ли равно, где ее найдут.

Обрывки странных мелодий звучали в голове. Альбуди чувствовала, где-то здесь она может коснуться пальцами клавиш. Она не могла вспомнить, как называется инструмент, но это ее сейчас не мучило. Главное, коснуться клавиш, гармонизировать, спасти от хаоса мир.

Шаг.

Еще шаг.

– Какого черта ты явился сюда? – лениво спросил Палмер.

Фрост не ответил. Он смотрел в спину уходящей Инги. Он не хотел, чтобы она уходила.

– Ты должен был убраться из города незамедлительно, – сплюнул Палмер. – Ты же понимал, что мы снова засадим тебя в Куинсвилл, здесь ты нам больше не нужен. И у нас есть на то вполне законные основания. Этот придурок из ФБНОЛ нашел в спальне Лаваля две коробки сигарет “Плизант”. А передал их Лавалю через Ингу Альбуди ты. Наши ребята ничуть не удивились, обнаружив в нескольких фильтрах один интересный порошок.

Фрост злобно оскалился:

– Не считайте меня идиотом. Порошок, которым я начинил фильтры, разлагается в течение двух суток. Сейчас это просто пыль. Ваши ребята здорово почешут затылки. Уж я – то мастак по своей части, можете мне поверить. Жаль, что мозги у Лаваля оказались слабей крысиных. Я хотел посмотреть на него, когда он брел бы в свой кабинет, как сейчас брела Инга.

– Ты крепкий парень, – Палмер с некоторым даже уважением оглядел Фроста. И откликнулся на стук в дверь? – Входите, Хайд!

Лейтенант Хайд втолкнул в комнату Янга. Руки инспектора были сведены за спиной и губы кривились.

– Где Альбуди? – крикнул он.

– Ну, ну, успокойся. Что ты пристал к этим ребятам? – Палмер с удовольствием раскурил сигарету. – Беспокойство какое-то в тебе… Расслабься.

В соседней комнате прозвучала долгая гамма.

Палмер вскинул голову.

Что за девка? Она даже играть не умеет. Это же подвывание какое-то, а не музыка!

И Янг изумился. Это музыка?

Ледяные долгие звуки. Пронзительная горечь и холод.

Плач. Не музыка, а плач. Так точнее.

Плач, растущий из ночи, из отчаяния, из сырой листвы, – Фрост и Янг, Хайд и Палмер замерли.

Янг опустил руки. Это был чисто невольный жест, он лишь на секунду забыл о происходящем, но Палмер оказался внимателен – выстрел громом прокатился по вилле, пуля, скользнул по локтю Янга, расплющилась о бетонную стену.

Второго выстрела не последовало.

Невероятно, но лейтенант Хайд, похожий на человека-гору, пересек комнату быстрее, чем Палмер второй раз нажал на спусковой крючок.

– Хайд!

– Заткнись, – лейтенант заломил руки Палмера и уверенно замкнул наручники. – Я пять лет гоняюсь за неким Сеймуром, мне плешь переели за тебя, а ты ходишь в полицейском мундире, крыса! Янг, – кивнул он. – Вы можете пнуть его. Это останется между нами.

Янг протестующе поднял руку.

Музыка, вспугнутая выстрелом, вновь взметнулась.

Она набирала силу, это уже не были обрывки мелодий, это кричало само одиночество, густо напитанное безысходным отчаянием.

Фрост дернулся, вскочил вместе со стулом:

– Развяжите меня!

Янг, торопясь, распутал узлы.

Музыка наверху сломалась.

Удар.

Звон бьющегося стекла…

Янг и Фрост, как наперегонки, бросились в соседнюю комнату. “Не все ли равно, где ее найдут…” По разным причинам, но каждому это было не все равно.

Они столкнулись в дверях.

Янг был намного тяжелее, Фрост упал.

Он упал и остался лежать. С ним такое уже случалось: не входя в комнату, он уже видел ее. Раскрытое фортепьяно, высокий вертящийся табурет и острые, кривые, как ножи, торчащие из рам осколки выбитых телом Альбуди стекол.

 

ЭПИЛОГ

1

Арчи Мейл священнодействовал. Физиономия его выглядела постной, но в душе он ликовал, ведь его мастерству отдавали сегодня должное два таких ценителя, как Рон Куртис и Пауль Херст. Этих ребят в обычный бар не затащишь, они пришли к нему, к Арчи Мейлу! Он действительно ликовал, хотя, как всякий истинный патриот Бэрдокка, понимал, торжество его не может быть полным, ведь только вчера были преданы земле тела Инги Альбуди и Анри Лаваля.

Жизнь не проста.

Предложение Рона Куртиса похоронить Лаваля и Альбуди рядом с памятником, воздвигнутым над могилой Дэвида Килби, вызвало поначалу недоумение у некоторых “бэби-старз”, однако Куртис сумел убедить всех, даже самых непримиримых – Херста и Фроста. Если даже смерть не исчерпывает конфликта, то какой смысл в жертвах?

Если Сидней Маури и впрямь еще разок заглянет в наш мир, сказал Куртис друзьям, ему полезно будет увидеть эти могилы. Он ведь тоже искал кардинальный метод, гармонизирующий структуры, пусть увидит итог.

Херст и Куртис зашли в заведение Арчи Мейла перед тем, как отправиться в “Зодиак”. Там собирались бывшие “бэби-старз”. Арчи Мейл был потрясен выпавшей ему честью. Он не мешал гостям, он даже старался не прислушиваться к их словам, так велико было его уважение.

И напрасно.

Прислушайся Арчи Мейл, он услышал бы кое-что, что смутило бы и его душу.

Горечь утрат, криминальный оттенок второй, невидимой, тщательно законспирированной стороны деятельности фирмы СМ. Джинтано, прямое отношение к этой деятельности некоторых “бэби-старз”, все это трагично, сказал Херсту Куртис, но, в конечном счете, следует видеть и то, что за всем этим существовала какая-то первопричина, какая-то нравственная трещина, предопределившая столь странную судьбу бэрдоккских гениев, этого мощного интеллектуального десанта, столь уверенно выброшенного Сиднеем Маури Джинтано и доктором Джошуа Гренвиллом в завтрашний день. И Джинтано, и Гренвилл, сами по себе они мало что знали об этом завтрашнем дне, но они хотели знать о нем как можно больше, они хотели научиться его предугадывать, наконец, они хотели подчинить его себе.

Куртис вздохнул.

Как не нова, как бесплодна попытка такими методами предугадать будущее…

Как только в мире науки вспыхивает некий волшебный фонарь, будь то гениоген или новая бомба, вокруг фонаря мгновенно начинается великая пляска.

И в самом деле.

Разве случалось так, чтобы какой-нибудь властолюбец, будь то Наполеон или Сидней Маури Джинтано, добровольно смирился с мыслью о своей бренности?

Запрограммировать будущее, подчинить его себе, вторгнуться в него хотя бы в криогенном саркофаге! Что с того, что все это только пляска мотыльков вокруг волшебного фонаря?

Херст выругался:

– Кретины!

Он выругался:

– “Химически точный прогноз”! Даже прошлое известно больше по легендам, а они замахнулись на будущее!

– Химия и ясновидение всегда были связаны, Пауль.

– Разве? – удивился Херст.

– Даже Пифия, прежде, чем вещать, нанюхивалась дурманящих испарений… Тут важно, что ты вдыхаешь – дурманящие испарения или философию Лаваля… Ну, конечно, и гениоген… Помнишь тот вечер у Инги?.. Дэйв и Билл решили расковать наш интеллект. Пусть на мгновение, но расковать. И кое чего они, согласись, добились. Им удалось и другое: показать, что в будущее можно заглянуть. Я долго не понимал, почему тот вечер всегда мучил меня, внушал мне тревогу. Мне не хватало буквально пустяка, чтобы понять: опыт Фроста полностью не удался лишь потому, что в “Гебдомаду” входил человек, который не должен был входить в этот союз.

– Ты говоришь о Лавале?

– О нем. Он не был завистником, он не был дураком, но он всегда хотел большего, чем мог получить. Гораздо большего! Сейчас уже неважно, кто кого заприметил первым – Лаваль доктора Макклифа или доктор Макклиф Лаваля, главное, они нашли друг друга. Лаваль, в принципе, споткнулся лишь на одном. Он решил, что услышав обрывок мелодии, можно напеть всю партитуру.

– Думаешь, поэтому он и оттолкнул Килби и Фроста?

– Он торопился, а Фрост не желал выпускать гениоген в мир, не испытав всех его свойств, ну, а Дэйв, с его сильным умом уже, видимо, понял, куда его втягивают. Лаваль был должен от них избавиться. В его воспаленном мозгу звучала одна мелодия: он может все, и может без помощи! Отсюда и эволюция от гениогена к “изумрудному кейфу”. Обычное опошление идеи, Пауль.

Арчи Мейл с достоинством выставил перед “бэби-старз” еще по коктейлю. Херст хмыкнул:

– Старайся не прислушиваться к нам, Арчи. Это может отбить у тебя тягу к творчеству.

Арчи улыбнулся и отошел.

– Боюсь, – негромко заметил Куртис, – в программе обучения, составленной доктором Гренвиллом, существовал все же один изъян. Помнишь? “При подготовке кадров необходимо учитывать опыт, полученный доктором Гренвиллом в процессе функционирования школы “Брэйн страз” и ее ответвлений”. Это цитата из проекта “Оракул” и продиктована она тем, что вольно или невольно в учение доктора Гренвилла проникла доля макиавеллизма. Ну, ты понимаешь… Все та же соотнесенность цели и средств.

Он поднял глаза на приблизившегося Арчи Мейла:

– Скажи, Арчи, а Лаваль часто заглядывал в твое заведение?

– К сожалению, нет. Но, конечно, он здесь бывал.

Куртис проводил его взглядом.

– Знаешь, Пауль, иногда мне кажется, что этот странный союз ничтожеств и гениев оформился именно здесь.

Херст пожал плечами.

– А еще мне кажется, Пауль, ты вернешь Дэйва на полотно… На мой взгляд, в каждом человека скрыто бессознательное стремление к выигрышу. Если ты человек, как говорится, маленький, проблемы у тебя тоже невелики – сиди и помалкивай, лови крохи, которые время от времени тебе перепадают. Но если у тебя есть нюх, есть силы, есть голова на плечах, зачем ждать? Смело ставь на кон. Перо писателя, кисть художника, интуицию ученого – все ставь! Ставь самое главное!.. Убежден, нашу троицу – Килби, Фроста, Лаваля – объединяло именно это стремление… Правда, думая об Анри, я теряюсь… Я начинаю думать, что в природе, кроме известных, существуют некие скрытые виды таланта. Сами по себе они не способны творить, зато они изумительно имитируют прекрасную жизнь живого – звуки, движения, даже образ и стиль мышления… В конце концов, почему это не имитировать?.. Смысл есть…

– Похоже на Лаваля, – хмуро согласился Херст.

– Я перебрал все достижения Анри… К сожалению, только сейчас, так сказать, задним числом, я увидел – все они в некотором роде а ля… Он всегда играл под кого-то… Под Ингу, под Дэйва, под нас с тобой… Уверен, он и с доктором Макклифом чувствовал себя совершенно свободно… Уверен, именно эта черта сделала его любимчиком старика Джинтано… Знаешь, Пауль, мне иногда кажется, что он был нами больше, чем самим собой…

– Подозрительное утверждение. Двусмысленное. Мне оно не нравится, Рон.

Он вдруг выпятил толстые губы и добавил:

– Но подделок в нашем мире всегда было больше, чем настоящих вещей. В этом ты прав, Рон.

– Сидней Маури Джинтано умел подчиняться обстоятельствам, Дэвид Килби умел бороться с обстоятельствами, Лаваль умел подстраиваться под обстоятельства… Согласись, он умел это в совершенстве… Возможно, Пауль, Камилл прав – нам надо попробовать собраться вместе… В конце концов, эксперимент доктора Гренвилла закладывался именно как попытка создать некий коллективный интеллект… Заметь, счастливее всех те, кто не потерял связей – Пат и ее мальчики… Я впрямь думаю, Пауль, надо попробовать еще раз… А то ведь, – усмехнулся он, – а то ведь обязательно найдется жадная лапа, которая опять потянется к тому же гениогену…

Он хмыкнул:

– Разработка и производство гениогена как стратегического сырья!

Они поднялись и, кивнув Арчи Мейлу, вышли из бара. Накрапывал дождь, по пандусам многоэтажного гаража суетливо бегали машины.

– Уровень Эванса… – буркнул Куртис. И повторил: – Уровень Эванса…

– Тебя что-то не устраивает?

– Дело, наверное, не в уровне Эванса, Пауль,

– Вот как? В чем же тогда?

– В уровне человечности.

2

Черри и за рулем не уставал восхищаться:

– Интерпол искал этого Сеймура несколько лет, ловко вы его подсекли, шеф! Да еще Макклиф. Крупная рыбка! Как подумаю, что все это провернули мы, просто не верится.

– Скромность, скромность, Черри, – напомнил Янг.

– Газетам будет о чем писать. Только я, шеф, на встречи с журналистами не пойду, мне еще работать и работать! А все же интересно, шеф, эти бэрдоккские гении, они, правда, такие гениальные, как о них говорят? Я вот посмотрел на этого Фроста, он на побитую собаку похож. Я рядом с ним, шеф…

– Помолчи, Черри, и следи за дорогой. Я уже катался тут с одним любителем поговорить о гениях… И запомни, Черри, ты полицейский. С точки зрения полицейского, Черри, гений это, прежде всего, большой беспорядок.

Янг незаметно коснулся рукой нагрудного кармана. Он никогда за всю свою жизнь не получал никаких персональных приглашений, а это как раз было персональное: его, Янга, приглашали организовать специальную службу при отделе охраны фирмы Джинтано. Этот смуглый миллиардер ничего, в общем, парень. Впрочем, разве он, Янг, не доказал, что умеет решать проблемы? Все же – старший инспектор! А проблем у этих гениев не отнять… И к тому же…

Янг, конечно, подумал о салоне “Кентавр”

Черри прибавил скорость.

– Забавно, шеф, чего это в ФБНОЛ повадился старикашка доктор Хэссоп?

Янг ухмыльнулся:

– Этот гениоген, Черри, достаточно все-таки перспективная штука.

И ткнул Черри кулаком в плечо:

– Если власти или, скажем, всякие секретные учреждения не наложат на эту штуку свои лапы, они, Черри, будут последними дураками. Вот и подумай, ради чего в ФБНОЛ повадился какой-то старикашка.