Вернувшись в Богданово, Юлия, к своей непередаваемой радости, застала там живого и невредимого Матвея. В этот же вечер между ними состоялся долгий, серьезный разговор. Результатом его стало то, что на другое утро Юлия послала Самборскому записку с просьбой как можно скорее приехать к ней. Так как Андрей Евгеньевич находился в Москве, он уже в час дня был в Богданове. Юлия встретила его на крыльце и тотчас увела в библиотеку.

— Ах, дорогой Андрей Евгеньевич! — с волнением заговорила она, как только они уселись на диван. — Вы даже не представляете, какие невероятные события произошли с нами за последние две недели! — и она во всех подробностях поведала ему, что случилось после отъезда Матвея и Николая в Петербург.

— Да, это, действительно, невероятно, — задумчиво промолвил Самборский. — Так покушение на Матвея устроил не Антон? Но, черт побери, кто же тогда?!

Юлия сокрушенно вздохнула и развела руками:

— Не знаю. И, честно говоря, даже ума не приложу, на кого думать. Может быть, это сделал кто-то из моих врагов, а может — кто-то из врагов Матвея. В любом случае, мы решили, что с нас хватит. Мы не будем больше ломать над этим голову, а… — в ее глазах появился заговорщицкий блеск, — просто-напросто последуем примеру Антона.

— То есть, вы собираетесь уехать за границу?

— Да, Андрей Евгеньевич, именно так. Мы решили уехать. И притом, как можно скорее… сегодня же ночью!

Самборский в волнении поднялся с дивана.

— Дорогая моя, но как же… Конечно, я вас прекрасно понимаю и даже считаю, что в создавшейся обстановке это единственно верное решение. И все-таки… Ведь нельзя же вот так, сразу! Надо хотя бы дождаться вашей тетушки: ведь она Бог знает что подумает, когда вернется и не застанет вас дома!

— Да, конечно, не слишком хорошо уехать, не простившись с тетушкой, — со вздохом согласилась Юлия. — Однако боюсь, что, если мы будем медлить, с нами случится еще какое-нибудь несчастье. Поэтому мы поедем прямо сегодня.

— Мы — это кто? — спросил Самборский, глядя на нее с растущей тревогой. — Вы и Виолетта, или…

— Я и Матвей, — докончила за него Юлия. — Только, ради Бога, не подумайте ничего дурного! Перед тем как отправиться в дорогу, мы собираемся обвенчаться.

— Тайно?

— Разумеется. А как же еще в нашем положении?

— И где вы собираетесь венчаться? Здесь?

— Да, в нашей церкви. Священник уже предупрежден. — Юлия немного помолчала, будто набираясь решимости. — Андрей Евгеньевич, у меня к вам две большие просьбы!

— Да, мой ангел, говорите.

Юлия подошла к секретеру и достала из ящика голубоватый конверт.

— Передайте, пожалуйста, это письмо тетушке. Я написал ей, что выхожу замуж, и объяснила причины, по которым решила венчаться тайно. Но вы, пожалуйста, расскажите ей все еще и на словах! Я знаю: она будет убита известием о моем тайном венчании, которое, конечно же, вызовет в обществе море злорадных пересудов. Постарайтесь как-нибудь утешить ее, убедить, что мне не оставалось ничего иного.

— Не беспокойтесь, моя милая, я все сделаю, — заверил Самборский. — Не сомневайтесь: ваша тетушка все поймет и не станет держать на вас зла. А пересуды… Что вам мнение людей, от которых в вашей жизни ничего не зависит?

— К тому же, мне не привыкать, — усмехнулась Юлия. Потом с теплой улыбкой посмотрела на Самборского и добавила: — Андрей Евгеньевич, это моя первая просьба. А вторая… Могу я просить вас, чтобы вы стали моим посаженным отцом?

— Разумеется, мой ангел! — с готовностью отвечал Самборский. — Когда я должен подъехать?

— Приезжайте к десяти вечера. К этому времени я буду полностью готова. Как только стемнеет, пойдем в церковь, а после венчания вернемся сюда. Отметим свадьбу, а потом мы с Матвеем, не дожидаясь утра, под надежной охраной двинемся в путь.

— Под надежной охраной?

Юлия многозначительно улыбнулась:

— Я отобрала несколько человек из дворовых мужиков, чтобы сопровождали нас в дороге. Конечно, путешествовать с такой свитой накладно, но мои средства это позволяют. К тому же тот ужасный человек может выследить нас и снова попытаться убить Матвея.

— Да, мой ангел, вы правы: без надежной охраны никак нельзя отправляться в дорогу, — согласился Самборский. Потом посмотрел на часы и поднялся с дивана. — Ну что ж, дорогая Юленька, я с вами пока прощаюсь. Вам надо собираться, а мне — уладить кое-какие дела.

— До вечера, Андрей Евгеньевич.

— До вечера, мой ангел, — сказал Самборский, благоговейно склоняясь к ее руке.

* * *

Около десяти вечера Самборский снова приехал в Богданово. Предупрежденный лакей сразу провел его в парадный зал, где уже собралось немало народа. Кроме Николая и Виолетты, здесь были двое приятелей Матвея: Григорий Азанчевский и еще один офицер в гусарской форме, выглядевший несколько старше. Так как Самборский не был с ним знаком, Юлия тотчас представила их друг другу, а затем, отойдя с Самборским в сторонку, шепнула ему на ухо:

— Азанчевский и Кондырев — служили с Матвеем на Кавказе. Они будут сопровождать нас до Смоленска, поэтому они в походной форме и сапогах.

— Очень хорошо, — протянул Андрей Евгеньевич. — Теперь я за вас окончательно спокоен.

— И я почти спокойна, — ответила Юлия. — Единственное, что меня расстраивает — это то, что я буду венчаться без фаты и подвенечного платья. Но мне некогда было съездить к модистке!

— Пустяки, моя дорогая, — с улыбкой возразил Самборский, — об этом ли сейчас думать? Ваше бальное платье вполне сойдет за подвенечное. Если не ошибаюсь, это то, что вы надевали на бал в дворянском собрании?

— Да, — кивнула Юлия. — То самое, в котором я была на памятном балу… Но, однако, пора идти, — сказала она, заметив, что Матвей делает нетерпеливые знаки. — Половина одиннадцатого — священник уже ждет!

Так как церковь была в десяти минутах ходьбы, туда направились пешком. После обряда венчания, который промелькнул для Юлии как в тумане, вернулись в дом. В большом зале был накрыт стол с шампанским и скромным угощением. Впрочем, все были так взволнованы, что не стали садиться, предпочтя выпивать и закусывать стоя. Да и некогда было рассиживаться: молодые собирались в путь.

Поначалу все чувствовали себя скованно, но после третьего тоста заметно повеселели. Азанчевский принялся травить армейские байки, а его молчаливый товарищ старательно наполнял шампанским бокалы. Наконец Азанчевский так разошелся, что потребовал гитару и, когда горничная принесла ее, с чувством исполнил романс в честь новобрачных. Пел он так хорошо, что все невольно заслушались, а затем разразились аплодисментами.

— А теперь — тост! — весело скомандовал Азанчевский, отложив гитару. И когда все подняли бокалы, торжественно провозгласил: — За любовь до гробовой доски!

— Стойте! — внезапно раздался громкий и взволнованный голос Виолетты.

Она быстро подошла к Матвею, взяла у него бокал и отступила.

— Из этого бокала нельзя пить, — сказала Виолетта, выразительно поглядывая на собравшихся. — В нем яд! Только что я видела, как его подсыпал… Андрей Евгеньевич Самборский!

— Мне тоже показалось, что господин Самборский что-то насыпал в бокал Елагина, — подал голос Кондырев, подходя к Виолетте.

— Да вы что, господа, в своем ли вы уме?! — потрясенно воскликнул Андрей Евгеньевич и поднес руки к лицу, как бы защищаясь от нелепого обвинения. — Какой… какой яд?! Да разве я… Юлия Николаевна! Дорогая моя, неужели вы допускаете мысль…

— Ах нет, это невозможно! — испуганно воскликнула Юлия. — Андрей Евгеньевич… Матвей!

Она бросила на мужа отчаянный взгляд, но он ничего не ответил и сделал ей знак молчать. А затем быстро подошел к Виолетте и осторожно взял из ее рук бокал.

— Спокойно, друзья мои, не надо так волноваться! Я думаю, что произошло досадное недоразумение и сейчас оно разъяснится. Андрей Евгеньевич! — громко обратился он к Самборскому. — Вас только что обвинили в чудовищном поступке, и у вас есть только один способ поскорее снять с себя подозрение. Выпейте содержимое этого бокала!

— Да что… да что вы все, в самом деле, себе позволяете?! — оскорбленным голосом произнес Самборский. — Юлия Николаевна! Разве вы пригласили меня в посаженные отцы, чтобы меня поливали грязью?

— Матвей, в самом деле… — Юлия смертельно побледнела и схватилась за сердце. — Но ведь это… ведь это не может быть правдой!

— Разрази вас гром, Самборский, да выпейте же вы, наконец, это проклятое шампанское! — воскликнул Азанчевский, подступая к нему. — Вы же видите! На вас пало подозрение, княжна… то есть, графиня сейчас в обморок упадет от волнения, а вы все о своем самолюбии печетесь. Опорожните бокал — и дело с концом!

— Или я сейчас велю слугам скакать в город за исправником, — угрожающе прибавила Виолетта.

Смерив их презрительным взглядом, Самборский решительно шагнул к Матвею и взял у него бокал.

— Ну что ж, любезные господа и дамы! Раз вы все так на меня ополчились…

Он отступил на свободное пространство комнаты и, сделав глубокий вдох, поднес бокал ко рту. Но вместо того чтобы выпить содержимое, он быстро подошел к ведущим на террасу дверям и скрылся за ними.

— Держите мерзавца, не дайте ему уйти! — закричал Азанчевский, срываясь с места.

Все устремились за ним. Но нужды ловить Самборского уже не было: двое дюжих молодцев, заранее спрятавшихся на террасе по указанию Матвея, крепко держали его за руки. Правда, Андрей Евгеньевич успел выплеснуть содержимое бокала в траву, а сам бокал разбить о каменные ступени лестницы.

— А! Так это была ловушка, подстроенная с целью оклеветать невинного человека?! — закричал он, едва завидев Матвея. — Ну что ж, клянусь честью, вы за это ответите! Занимался, видите ли, всякими махинациями, нажил себе врагов и теперь в каждом человеке видит убийцу и злодея! Яд! — иронично передразнил он. — Какой яд? Где он? Ищите! Только вызовите сначала исправника, чтобы все было по закону!

— Исправник уже здесь, — внезапно услышал он.

Андрей Евгеньевич повернулся на голос… и оторопел.

— Вы? — пробормотал он, изумленно глядя на Кондырева. — Так, выходит…

— Вас подозревали еще до сегодняшнего вечера, — спокойно докончил за него исправник.

— А вот и доказательство, — Виолетта торжественно вручила исправнику массивный золотой перстень, найденный в траве возле террасы. — Здесь, под этой печаткой, есть емкость, в ней яд. Ведь это ваш перстень, Андрей Евгеньевич?

Самборский взглянул на нее с бешеной ненавистью. Потом перевел глаза на Матвея и расхохотался полубезумным, истерическим смехом.

— Андрей Евгеньевич, неужели… — пробормотала Юлия, подходя к нему, — неужели все эти ужасные вещи делали вы?!

— Да, мой ангел, — невозмутимо ответил он. — Это все я… начиная со смерти вашего третьего жениха, Ивана Долгорукова.

— А сплетни про мой «венец безбрачия»?

— Тоже моих рук дело. И «взбесившиеся» лошади, и испорченное платье, и все остальное.

— Но… почему?!

Самборский посмотрел на нее долгим, выразительным взглядом.

— Любовь? — спросила она с горькой усмешкой. — Но какая же это любовь, когда человека пытаются довести до безумия?

— Безумная любовь, — многозначительно произнес Самборский. — Впрочем, я вовсе не собирался доводить вас до сумасшествия, а, напротив, хотел, чтобы вы долго и счастливо жили… со мной. Я был немного влюблен в вас, когда вы были еще ребенком, но окончательно понял, что вы нужны мне, два года назад, когда вы вернулись в Москву после смерти второго жениха. Однако я сознавал, что вы не примете мое предложение, пока за вами будут увиваться молодые красавцы. И я решил их устранить — всех, до единого. И все бы у меня получилось, если бы на моем пути вдруг не появился он. — Андрей Евгеньевич кивнул на Матвея. — Отчаявшись выйти за молодого красавца, вы бы приняли мое предложение, и все было бы прекрасно и замечательно. Но судьба распорядилась иначе… А теперь, любезные господа, — вдруг деловито проговорил он, — позвольте мне пройти к столу и выпить последний бокал за здоровье моей дорогой Юленьки. А потом исправник уведет меня.

Юлия вопросительно посмотрела на Матвея, и тот дал знак отпустить Самборского. Андрей Евгеньевич двинулся к столу, но по пути сделал резкое движенье в сторону исправника и выхватил у него перстень. Потом метнулся к столу и высыпал яд в первый попавшийся бокал. Несколько человек одновременно бросились к нему, но Юлия так громко крикнула: «Не подходите!», что они остановились.

— Благодарю, мой ангел, — сказал Самборский, затем поднял бокал и на одном дыхании выпил шампанское. — Ну, вот и все, конец. Это очень хороший яд, господа, от него не мучаются, а спокойно и безболезненно засыпают… навсегда. Стало быть, не успею я с господином исправником доехать до Москвы, как умру. Что ж, это гораздо лучше, чем гнить в сырой тюрьме или на каторге. Надо уметь достойно проигрывать. Прощайте, моя дорогая, — с улыбкой обратился он к Юлии и безразлично протянул исправнику руки, чтобы тот связал его.

После того как Самборского увели, на несколько минут повисло тягостное молчание. Наконец Юлия встряхнула головой и, тяжко вздохнув, пробормотала:

— Боже мой, Боже мой, и это моя свадьба!

— Нет, дорогая, ты ошибаешься, — мягко возразил Матвей. — Это не свадьба, а мистификация. Настоящая свадьба у нас впереди.

Юлия ошеломленно взглянула на него:

— Как? Значит, священник был не настоящим и наше венчание — тоже?

— Да, — виновато признался Матвей. — Все было подстроено, чтобы заманить Самборского в ловушку. Потому что я был уверен, что именно он и есть «таинственный злодей». Но чтобы доказать его вину наверняка, нужно было поймать его на горячем.

— И ты… и ты ничего не сказал мне?! — с негодованием воскликнула Юлия.

Матвей взял ее за руку и с мольбой посмотрел в глаза:

— Пойми, я не мог этого сделать! Если бы ты заранее знала, что это Самборский, ты бы не смогла вести себя с ним непринужденно и он заподозрил неладное. И тогда бы мы никогда не смогли вывести его на чистую воду.

Юлия на мгновение прикрыла глаза. Потом посмотрела на стоявших в дверях слуг и сказала:

— Уберите шампанское и бокалы. А взамен… принесите рюмки и пару бутылок коньяка.