На вторую неделю февраля мама не вернулась. Папа все так же молчал, где она. Дни я так же проводила в унынии, слоняясь по улицам. Поскольку последний семестр шестого класса младшей школы еще не начался, у меня было много свободного времени. И еще я весь город обошла, надеясь ее найти.

Даже если моя мама влюбилась в другого мужчину и к нему ушла, ей же надо когда-нибудь выходить на улицу? А вдруг я когда-нибудь смогу увидеть ее где-нибудь? Хотя бы просто подойти, заплакать и обнять! Хотя бы только на секундочку! Я же не могу жить без мамы. Совсем не могу. Особенно, если навсегда. Вот, у кого-то из одноклассников умерла мама на втором классе младшей школы. Он, конечно, как-то жил, но много плакал. И это, наверное, было ужасно. Неужели, и я?.. О, мама, где ты?..

Чтобы меня отвлечь папа как-то выпросил выходной у начальника. В пятницу. И в субботу не пошел пить с коллегами в баре. И мы в пятницу вечером вдвоем поехали на Фестиваль снега в Саппоро.

Вечером прилетели, темно было, усталые оба. Переночевали в рекан, где папа заранее места забронировал. Заранее, значит, готовился к путешествию. Хотя маму, кажется, чем-то серьезно обидел. Но, думая о подаренном и заботливо приготовленном путешествии, я его почти простила. И даже долго-долго обнимала и целовала перед сном.

Номер был просторный, как в домах старых. Почти без вещей. Спали мы на полу, поверх одеяла постеленного, с папой рядом, хотя и каждый со своими одеялами. Утром мне было непривычно в полусвете комнаты, да еще и непривычно пустой, после нашей небольшой квартиры, где много всего стояло и лежало, чтобы все вещи влезли.

Папа настоял, чтобы мы до завтрака сходили на горячие источники, погрелись после холодной ночи, а то как бы мне не простудиться. Мне было приятно, что он обо мне заботится и волнуется. Хотя и непривычно: обычно за мною бдительно следила мама. Хотя и не так строго, как мамы одноклассников и детей из садика. После мы позавтракали. Посидели еще час-два в номере, обсуждая всякую важную ерунду, которая у нас происходила. О маме оба заговаривать боялись.

А потом сняли юката, выданные служащей отеля, оделись в обычную одежду, нашу. И на улицу вышли.

Мы вышли, и у меня дух захватило от восторга.

Впервые я была на острове Хоккайдо! Да еще и зимой! У них там много-много снега везде лежало! Толстым пушистым слоем улицы укрывал. Никогда я столько снега сразу не видела!

Папа меня за руку взял и повел показывать город. А потом — на фестиваль, собственно, ради чего мы туда и приехали. Хотя, наверное, ему приятно было и погреться в о-сэн.

А в тамошнем парке Одори мастера сделали из снега много-много огромных фигур, в несколько человеческих ростов! Мы ходили вокруг них, все обошли, и я их считала даже. Где-то после сто тридцатой фигуры я сбилась со счета и плюнула на это дело. Тем более, что сложно было все смотреть, удивляться и при этом считать в уме. Герои анимэ, всем известные или даже не известные мне. Диковинные здания… Все здания я долго-долго рассматривала, с разных сторон. Но папа меня не торопил. Чуть погодя рассказал, что эти чудные строения — шедевры мировой архитектуры! О, как! Я хожу в главном городе Хоккайдо — и сразу вижу здания с разных концов света! И все они такие разные, такие интересные… Совсем не как у нас строят! Хотя городские чем-то отчасти похожи… А вот здания со старины, те совсем разные.

Когда начало темнеть, служители парка зажгли разноцветную подсветку. Ледяные изваяния, и без того потрясающие и величественные, засияли! Я шла по ночному парку, папа держал меня за руку… И мне казалось, будто папа привел меня в сказку, будто мы попали в какой-то другой, волнующий волшебный мир!

Но, впрочем, мы через час или два пошли в обратно отель. И сказка закончилась. Потому что я вспомнила, что нас вернулось только двое, и с нами нет мамы. Где мама?.. Она вернется?..

И вообще, как папа посмел подумать, будто путешествие, хотя и почти сказочное, сможет заменить мою маму?!

Но папа подло молчал, где она.

В нашем районе, на соседней от нашего дома улице, разорился хозяин маленького ресторанчика лапши. И спешно куда-то съехал. Все домохозяйки с нашей улицы собирались посмотреть на его «опустошенное гнездо» и погадать, что же теперь будет? Но, впрочем, всего лишь два дня. Далее они шанса стоять и глазеть лишились.

На месте лапшичной открылся магазинчик сладостей. Новый хозяин и не менял почти ничего в обстановке. Быстро новый товар разложил, видимо, заранее к переезду готовился. Или был деловой. Молодой, лет двадцати двух — двадцати пяти. Изумительно красивые черты лица, женственного. Длинные волосы, собранные в хвост на затылке. До пояса хвостище опускался. Густые волосы, прямые, черные. Красивые… Местные мужчины один вечер болтали, что «баба красивая, хотя и плечи широковаты чуть и вообще плоская, без груди». Потом поняли, что вообще-то это был молодой мужчина, смутились и перестали ошиваться рядом.

Зато улицу заполонили школьницы и студентки, повально, будто эпидемией гриппа, заразившиеся восторгом и любовью к продавцу сладостей нового магазина. Да и вообще, голос у него был мягкий, бархатный, он любил говорить нараспев или слова тянуть, двигался часто медленно, изящно, будто никогда никуда не торопился. Да и слова подбирал ласковые, вежливые: «О, принцесса, чего купить изволите?» — «Все-все! Ой, у меня столько денег нету… Ну, давайте тогда вон ту полосатую конфету?..» — «Самую яркую конфету — самой яркой красавице».

У него, наверное, оседали все карманные деньги школьниц и студенток с нашей улицы, если не со всего района! Тем более, что даже некрасивым и даже уродинам он доброе слово находил для комплиментов.

Например, Страшилу Си похвалил за то, как изящно блестящая подвеска-стекляшка на якобы серебряной цепочке смотрелась поверх ее матового бежевого шерстяного пальто. И Страшила Си — я сама это видела — впервые подняла взгляд из-под длинных лохматых волос на молодого мужчину и так улыбнулась из-под прядей волос, что оказалась очень даже милой. Вон, в нее вдруг продавец цветов из магазина напротив влюбился, длинный, худой, но умеренно симпатичный парень, наследник хозяина. Хотя и второй с другого конца: у хозяина цветочного магазина аж шесть сыновей было!

И с утра следующего дня Страшила Си и продавец цветов ходят рядом в свободное время. Она теперь уже старательно причесывает свои длинные волосы, оказавшиеся красивыми. И одевается чуть иначе, необычно, но, хм… а, изящно! Мы вообще все запоздало выяснили, что нелюдимая Симао, оказывается, художница! Она знает английский хорошо, и ее картины очень любят где-то на американском сайте. Мы с одноклассниками весь интернет перерыли, даже уговорили нашего нелюдимого и умного слишком мальчика помочь нам ее найти. А когда нашли — долго молчали потрясенно. Оказалось, что Симао потрясающе красиво рисует, смешивая японский стиль и яркие китайские краски.

И никто теперь больше не зовет Симао Страшилой. Не потому, что я и мои одноклассники слишком много болтали о ее картинах. Хотя мы иногда и некоторым все же болтали, признаюсь. А потому что трое парней ходили с разбитыми носами, а одна из девушек-янки вернулась как-то домой без одного ботинка и носка. И даже школу прогуливала, пока родители новые ботинки к школьной форме не купили. Хотя, подозреваю, все-таки, не из-за отсутствия парного ботинка. Ее и не за такое из двух школ другого города выгоняли, что ей от потерянной штуки ботинка и потерянной штуки носка станется?

Носок, кстати, второй выловили в реке, далеко от нас. Наш бедный полицейский и его напарники с других районов с ног сбились, пока не выяснили, что никакой утопленницы не было. Правда, когда узнали, что то носок и ботинок Минако, которая жива, обрадовались.

Не то, чтобы мне было дело до всех-всех местных событий и сплетней. Но я слишком много бродила по улицам и это все видела и слышала.

Меня красивый хозяин магазина нового не интересовал. Как-то спокойно смотрела на него, если мимо проходила и видела между девчачьей толпы, высокого, стройного, выделявшегося над головами низеньких девиц или среднего даже роста.

Такой… не худой. Может, даже накаченный немного, но под одеждой, его любимыми свободными рубашками светлых тонов, не заметно.

Короче, его поклонницы там визжали с утра до вечера, раскупая товар и получая его бесчисленные комплименты. И ночью бы слонялись толпами вокруг его дома, но, впрочем, ночью он спать уходил, запирал двери и окна, выключал свет и вроде спал. Спал он долго, они уже успевали уйти и вернуться. Но своему богу комплиментов мешать спать не смели. Он такой был один на весь район. Или даже на весь город. А кому-то совсем тоскливо было без его комплиментов. Может даже, некоторым из них вообще никогда их не говорили другие. В общем, они его все любили.

Да и вообще, сердце мое никогда особенно не билось в присутствии мальчиков или парней. Я даже на красивых не засматривалась, хотя такие в нашей школе и в районе были. Просто… Я даже не знаю, как объяснить… Будто в красоте не было ничего сверхъестественного?.. По крайней мере, мне так почему-то казалось.

И деньги карманные — папа мне стал еще больше выдавать, щедро — я берегла. И лень было мне лезть через толпу. В общем, я ходила мимо.

Папа, папа… Ты и правду, что ли, надеешься, что из-за денег можно забыть человека?.. Разве деньги человека заменят?! Особенно, близкого!

Хотя я до сих пор помню тот раз, когда пересеклись наши взгляды с продавцом сладостей. Когда он, кажется, впервые меня заметил. А я впервые посмотрела в его глаза.

Было раннее утро.

Папа мой до полуночи задержался на работе, где какие-то проблемы с техникой были, большие. А потом и вовсе позвонил на полминуты, извинился, сказал, что сегодня вообще не вернется домой — и сразу же отключил связь. И я ночью не могла уснуть, лежа одна в моей комнате и вообще одна в доме. Потом на кухню побрела, перекусить. И было так страшно во вдруг опустевшем доме! Особенно, если свет выключен, и я иду одна через коридор. Я с тоски съела почти все сладкие булочки, которые у нас, к счастью, оказались. И уснула со включенной лампой. Казалось, что в темноте что-то шевелится — и было жутко страшно. Даже булочку одну оставила на столе, с запиской «ночным чудовищам»:

«Уважаемые ночные чудовища! Которые шуршат в темноте!

Не кушайте меня, пожалуйста! Скушайте вместо меня эту булочку. Она вкуснее, чем я. Честно!»

Утром проснулась рано-рано. Надо же, уснула все-таки! И булочку нашла на столе, нетронутую. И записку. Разве что она чуть подсохла. Булочка, а не записка. Записка-то лежала на том же самом месте. Так… никаких чудовищ ночью у нас в гостях не было?.. Но так, пожалуй, даже лучше.

Быстро помылась, зубы начистила, причесалась, оделась. Есть не хотелось. С трудом запихнула в себя булочку. Холодную, невкусную, чуть черствую. Может, поэтому ночные чудовища ею не соблазнились. Хотя из вежливости не тронули меня. Или чудовищ никаких не существует?..

В общем, дома было до ужаса тоскливо. И есть не хотелось. Так что я быстро собрала себе коробку с обедом, что там было в холодильнике, еще позавчерашнее, что папа готовил и я. И рано-рано отправилась в школу. В надежде, что кто-то тоже придет очень рано. Или просто по улице пройти, среди людей, при свете дня. Среди людей не так страшно, хотя и все равно одиноко.

И путь мой проходил мимо нового магазинчика сладостей. Его хозяин как раз стоял, сметая легкие клочки снега перед магазином. Легкими, неторопливыми движениями метлы. Тускло-серые джинсы. И объемный сочно-синий свитер, выделявшийся издалека. Впрочем, меня больше зацепили его волосы. Он их не завязал — и они спадали с его плеч легким водопадом, чистые, длинные, блестящие, густые. Впервые видела мужчину с такими длинными волосами! И невольно прошла рядом, чтобы заглянуть ему в лицо. Как оно смотрится, полуприкрытое прядями?..

Тогда-то наши взгляды впервые встретились. И я споткнулась. Хотя и не упала.

Глаза у него были темные-темные. Радужка была почти черная. И если не приглядываться, то казалось, будто глаза его совсем черные, без зрачков, как бездна. Это было жуткое и волнующее ощущение.

На улице рядом кроме нас никого не было. Поэтому он заговорил со мной. Выпрямился, откинул волосы с лица за спину. Медленно так, грациозным красивым движением. Взглянул на меня серьезно, потом усмехнулся и спросил:

— Юной красавице не скучно тут бродить одной?

Тихо ответила:

— Так я не одна. Вы тоже тут.

Он засмеялся. Смеялся как-то странно. Не так, как обычно смеются мужчины: у тех смех был громкий и резкий, а у этого — тихий и звонкий. И еще он ладонью свободной рот прикрывал, будто старинная красавица — веером. Словом, это был обычный день. Хотя он из-за его длинных-длинных волос — они ниже колен ему спадали — выглядел как-то странно.

Но впрочем, разглядывать его слишком пристально было неприлично. Так что я дальше просто пошла мимо. Хотя у меня было странное ощущение, будто молодой мужчина долго смотрел мне вслед.

Папе я рассказала в субботу вечером, что видела молодого мужчину с изумительно длинными волосами. Сказала, что и не думала, что такие мужчины бывают.

Родитель улыбнулся:

— Тяжко ему, наверное, за ними ухаживать!

И я, подумав, рассмеялась.

Мда, чтобы такую гриву отрастить, да еще и молодому мужчине — это явно надо замучиться. Хотя бы ночами это великолепие расчесывая и намывая до приличного состояния. Может, он для этого пораньше закрывал свой магазин и от людей прятался?..