Менее 10 лет отделяют Русско-японскую войну от начала Первой Мировой войны, но к этому дню все линейные корабли, воевавшие в начале века, оказались устаревшими. Виновником скоропостижной старости броненосцев стал ЕВК «Дредноут», заложенный в октябре 1905 года. Его строительство велось такими стремительными темпами, что уже через год первый «all-big-gun» линкор вошел в строй, подарив свое имя целому классу кораблей. Разумеется, ни этот класс, ни его основатель не являлись в буквальном смысле «all-big-gun». Все-таки следовало принять меры против эсминцев и миноносцев, которые могли атаковать его торпедами, и потому первый дредноут «Дредноут» был вооружен двумя дюжинами 76-мм скорострелок для отражения таких атак. Основное его отличие от старых броненосцев заключалось в главном калибре. Если раньше броненосцы несли целый набор разнообразных орудий, то «Дредноут» имел однородное вооружение из 305-мм орудий в пяти двухорудийных башнях: одна в носу, две в корме и две по бортам. В результате его бортовой залп состоял из 8 орудий, что было вдвое больше, чем у любого существующего броненосца. Но революционные нововведения не ограничивались артиллерией. «Дредноут» стал первым линейным кораблем, оснащенным паровыми турбинами, которые впервые вышли в море всего 8 лет назад. Турбины были надежнее паровых машин, которые, развивая полную мощность, создавали такую вибрацию, что грозили разнести на куски весь корабль. Турбины также упростили размещение и защиту машинной установки, так как не требовалось втискивать в корпус высоченные цилиндры паровых машин.

Идея линкора, вооруженного только тяжелыми орудиями, впервые возникла еще в 90-х годах прошлого века. Однако она была реализована лишь благодаря усилиям одного человека — адмирала сэра Джона Фишера. Энергичный, вспыльчивый, намеренно скандальный, Джеки Фишер занял пост Первого Морского Лорда в октябре 1904 года. К этому времени англо-германская гонка морских вооружений уже шла полным ходом, и Фишер верил, что безопасность Великобритании зависит от увеличения мощи Королевского Флота. Но при этом он понимал, что нельзя идти по пути механического увеличения расходов, которые уже приняли угрожающие размеры. Поэтому строительство «Дредноута» стало одной из многочисленных инициатив Фишера, направленных на достижение поставленной цели.

Хотя уже после появления «Дредноута» были заложены еще несколько броненосцев со смешанным вооружением, все крупные флоты начали проектирование собственных дредноутов. Самой важной новинкой стало появление линейно-возвышенных башен. Две башни располагались в диаметральной плоскости на разных уровнях, так что одна могла стрелять поверх другой. Впервые такое расположение башен было принято на американском дредноуте «Саут Каролина» в 1908 году и позднее стало применяться повсеместно. К лету 1914 года три ведущие морские державы — Британия, Германия и Соединенные Штаты — имели в общей сложности 47 дредноутов. 7 более мелких флотов имели еще 13 таких кораблей. Каждое новое поколение дредноутов было крупнее, быстроходнее и несло более сильное вооружение, чем предшествующее. Сам «Дредноут» имел водоизмещение 18000 тонн, скорость 21 узел и был вооружен 10 — 305-мм орудиями. В 1912 — 13 годах Великобритания заложила 5 супердредноутов типа «Куин Элизабет», которые вошли в строй как раз к Ютландскому бою. Они имели водоизмещение 27500 тонн, скорость 24 узла и были вооружены 8 — 381-мм орудиями. Самым важным было, разумеется, резкое увеличение огневой мощи. Из-за бортового расположения пары башен «Дредноут» имел в бортовом залпе те же 8 орудий, что и «Куин Элизабет». Однако разница в весе снарядов (870 фунтов и 1920 фунтов) позволяла «Куин Элизабет» иметь вес бортового залпа в 2,25 раза больше, чем у «Дредноута». В этом отношении супердреудноут превосходил своего предшественника так же, как тот превосходил броненосец.

Обычно историки считают дредноуты самой важной из реформ Фишера в области техники. Однако последние исследования показали, что это не так. Если бы Фишер мог игнорировать господствовавшее мнение, он вообще не строил бы линкоров. Его любимым детищем являлись линейные крейсера. Первые 3 таких корабля были заложены одновременно с «Дредноутом». Но линейные крейсера типа «Инвинзибл» еще больше нарушали принятые тогда правила. Они имели такое же вооружение только из крупных орудий, как и дредноуты, примерно равнялись им по водоизмещению, но зато имели гораздо более мощные машины, за счет чего обладали значительно более высокой скоростью. Чтобы втиснуть все это в ограниченное водоизмещение, Фишеру пришлось пожертвовать бронированием.

Такой принцип отражал мнение Фишера, что скорость и огневая мощь являются важнейшими характеристиками корабля. Он был убежден: последние усовершенствования систем управления огнем приведут к тому, что морские сражения теперь будут разыгрываться на предельных дистанциях, где можно использовать только тяжелые орудия. Поэтому Фишер утверждал, что мощное вооружение и высокая скорость линейных крейсеров позволят им диктовать условия боя. Они будут наносить удары противнику с такой дистанции, что сами останутся неуязвимы для ответного огня. В этом случае толщина брони представлялась не столь важной. То, что линейный крейсер сможет догонять и уничтожать старые броненосные крейсера, было совершенно очевидно. Но Фишер держал в уме иное. Он верил, что линейные крейсера точно так же смогут уничтожать и дредноуты. «Это замаскированный линейный корабль!» — восклицал адмирал. Однако, в отличие от дредноута, линейный крейсер не получил всеобщего распространения. Перед началом войны Британия имела 9, а Германия — 6 таких кораблей. Их также начали строить Япония и Россия, но больше — ни одна страна.

А впоследствии воздержавшиеся хвалили себя за предусмотрительность. Линейные крейсера, по крайней мере британской постройки, оказались очень неудачными кораблями. 3 линейных крейсера из 9 участвовавших в Ютландском бою взорвались, через четверть века та же судьба постигла последний и самый крупный в мире линейный крейсер «Худ», который также взорвался в бою с германским линкором «Бисмарк». Впрочем, ради справедливости нужно признать, что 2 причины, вызвавшие катастрофу в Ютландском бою, не имели ничего общего с концепцией линейного крейсера как таковой. Прежде всего следует отметить свойство британского кордита взрываться при воспламенении, а не выгорать, как немецкий порох. Другой причиной явилось отсутствие надежных захлопок в элеваторах британских кораблей. В результате при взрыве снаряда в башне пламя проникало в рабочее отделение под башней, а оттуда по шахте элеватора — в пороховой погреб. Свидетельства спасшихся моряков не оставляют сомнений в том, что именно это происходило на борту погибших линейных крейсеров. Поэтому у Фишера были основания возмущаться, что его линейные крейсера используют не так, как он того хотел. Однако ждать их правильного использования было бы просто нереально. Но в любом случае их бронирование было совершенно недостаточным. 4 из 5 лучше забронированных германских линейных крейсеров в Ютландском бою получили тяжелые повреждения, но затонул лишь один «Лютцов», причем он почти добрался до базы. Он пошел на дно всего в 60 милях от порта.

Имелась еще одна причина, по которой линейные крейсера не оправдали ожиданий Фишера. Он сильно переоценил достижения систем наводки. В не столь давних боях, которые велись на малой дистанции, наводчик мог наводить орудие прямо на цель. Прогресс артиллерии и машинных установок привел к увеличению дистанции боя и увеличению скорости кораблей. Поэтому цель успевала за время полета снаряда уйти довольно далеко от точки наводки. Например, при дистанции 5 миль время полета снаряда составляло 12 секунд. За это время корабль, имеющий скорость 20 узлов, успевал пройти 120 ярдов. Теперь наводчики должны были наводить орудие не на цель, а на некую точку в море, куда должны были одновременно прибыть цель и снаряд. Теперь приходилось учитывать крен корабля, бортовую и килевую качку, так как это было необходимо для правильной наводки.

С 1898 до 1907 года революционные нововведения адмирала сэра Перси Скотта в области наводки орудий и заряжания позволили преодолеть большинство проблем, связанных с маневрами стреляющего корабля. Однако оставались нерешенными более сложные проблемы вычисления угла упреждения, чтобы учесть перемещения цели. Для решения этой задачи требовалось знать не только расстояние до цели и ее пеленг (это решалось с помощью триангуляции с использованием прицелов в носовой и кормовой части стреляющего корабля), но также и скорость изменения расстояния (ВИР), если только два корабля не шли параллельными курсами в одном направлении с одинаковой скоростью. Еще больше усложняло ситуацию то, что величина ВИР совсем не обязательно была постоянной. Она зависела от взаимного перемещения кораблей и могла изменяться. Поэтому до тех пор, пока вычисления велись лишь на основе наблюдений и опыта, перспективы получения правильного значения ВИР были сомнительными.

В начале нового столетия были созданы несколько механизмов, с помощью которых моряки пытались решить возникшие проблемы. В 1902 году лейтенант Королевского Флота Джон С. Дюмареск изобрел механическое устройство для решения тригонометрического уравнения, названное калькулятором Дюмареска. В калькулятор вводились курс и скорость корабля, пеленг на цель и замеренные скорость и курс цели. Калькулятор выдавал величины ВИР и ВИП. Но измерение дистанции, скорости и курса цели требовали высокой точности и как следствие — очень высокой квалификации наблюдателя. Через 2 года Адмиралтейство начало серию опытов, которые привели к принятию на вооружение механического указателя дистанции, названного циферблатом Виккерса. Он был спроектирован инженерами известной оружейной фирмы. Устройство состояло из моторчика, который вращал стрелку по циферблату, проградуированному в тысячах ярдов. Наводчик устанавливал начальное значение дистанции, а потом моторчик вращал стрелку со скоростью, соответствующей ВИР, полученному наблюдателями или вычисленному калькулятором Дюмареска. Если значение ВИР было постоянным или изменялось с постоянной скоростью, циферблат выдавал правильную дистанцию в любой момент. Хотя циферблат Виккерса был бесполезен, если ВИР изменялся произвольным образом, он оказывал огромную помощь наводчикам. Особенно полезным стал циферблат в 1906 году, когда была решена проблема получения точного значения начальной дистанции. Появились новые усовершенствованные дальномеры Барра и Струда, способные измерять дистанции до 7000 ярдов с погрешностью не более 1 % и до 10000 ярдов с чуть большей.

Годом раньше сэр Перси Скотт начал работу над системой центральной наводки, идея которой впервые появилась еще в 80-х годах прошлого века. Однако долгое время ее нельзя было реализовать, пока электрическое оборудование корабля не позволило обеспечить надежную постоянную связь между различными постами. Идея заключалась в том, чтобы сосредоточить контроль над всеми тяжелыми орудиями корабля в руках одного человека — «руководителя» — или старшего артиллериста. Он вместе с помощниками должен был находиться высоко наверху — в командно-дальномерном посту (КДП) на фор-марсе. Отсюда открывался прекрасный обзор, и «главный прицел» через электрические кабели был связан с центральной «передающей станцией», которая с помощью полученной информации вычисляла данные для стрельбы и передавала их в башни. Когда орудия были заряжены, старший артиллерист давал выстрел или залп, нажимая соответствующую кнопку, и ждал результатов падения снарядов для корректировки данных. В случае выхода из строя КДП башни вели огонь самостоятельно. В Адмиралтействе Скотта считали неисправимым фанатиком и долго сопротивлялись введению центральной наводки. Лишь после успешных испытаний в ноябре 1912 года Адмиралтейство неохотно уступило. К несчастью, работы шли очень медленно, и к началу войны только треть британских дредноутов была оснащена КДП.

Тем временем преуспевающий бизнесмен с задатками инженера Артур Хангерфорд Поллен создал систему управления огнем, фактически — первый образец аналогового компьютера. Она могла дать британским линейным крейсерам то преимущество в меткости, которого жаждал Фишер. К 1912 году, через 7 лет после того как Поллен заручился поддержкой Адмиралтейства, он закончил разработку своей системы. Ее главными составляющими были: значительно улучшенные дальномеры, циферблат указания дистанции с мотором переменных скоростей, который давал точные показания, даже если ВИР менялся случайным образом, автоматический вычислительный столик, на котором непрерывно, в реальном масштабе времени фиксировались курсы и относительное положение цели и стреляющего корабля.

Однако система Поллена была не единственной. Еще в 1908 году у нее появился серьезный конкурент. Лейтенант (позднее адмирал сэр) Фредерик К. Дрейер разработал свой метод и создал свой собственный калькулятор — так называемый столик Дрейера Mark I, который выдавал графики ВИР и ВИП. С помощью встроенного калькулятора Дюмареска с учетом скорости и курса цели столик Дрейера выдавал все необходимые данные для стрельбы. Как и все изобретения Дрейера, его столик — отчасти совершенно намеренно — был не столь изощренным, как приборы Поллена, и уступал им в точности почти всегда, если не считать идеальных условий. С другой стороны, приборы Дрейера были значительно дешевле и все-таки выполняли свои функции вполне удовлетворительно во время простейших испытаний. Дрейер был морским офицером с хорошей репутацией, тогда как Поллен был всего лишь гражданским лицом. В глазах некоторых адмиралов он являлся наглым самоуверенным шпаком, что и повлияло на окончательное решение. Так или иначе, но в 1912 году Адмиралтейство решило, что столик Дрейера удовлетворяет всем требованиям флота, и отказалось от дальнейшего сотрудничества с Полленом. До 1914 года Дрейер создал 4 модели своего столика, но ни один из них не работал так хорошо, как система Поллена.

Впрочем, вопрос о том, дало бы принятие системы Поллена иные результаты в ходе сражений Первой Мировой войны, так и остался открытым. Одни исследователи будут утверждать, что нет. Точная стрельба на большие дистанции в то время находилась просто за пределами технических возможностей. Это стало возможным лишь после появления радара и электроники. Однако несомненно то, что появление этих систем, которые были приняты и другими флотами, привело к резкому увеличению эффективной дальности стрельбы. Если в 1904 году бои начинались на дистанциях от 5000 ярдов, то к 1914 году это расстояние выросло до 10000 ярдов.

Так как дистанция, на которой артиллеристы добивались попаданий, резко возросла, соответственно возросли и дистанции боя. Фолклендский бой в декабре 1914 года стал единственным боем, в котором линейные крейсера действовали согласно сценарию Фишера. «Инвинзибл» и «Инфлексибл» использовали свое превосходство в скорости, чтобы удержать безнадежно уступающие им в огневой мощи германские броненосные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау» на дистанции от 12000 до 16000 ярдов. Оба германских корабля были потоплены, британские крейсера получили лишь незначительные повреждения. Однако бой затянулся на 4,5 часа, и англичане израсходовали 1180 тяжелых снарядов, добившись примерно 6 % попаданий. Через 6 недель 5 британских линейных крейсеров в бою на Доггер-банке добились менее 1 % попаданий на дистанциях от 16000 до 18000 ярдов.

В бою у Фолклендских островов оба британских линейных крейсера не имели системы центральной наводки, в бою на Доггер-банке ее имел лишь один корабль. Однако все они были оснащены той или иной моделью столика Дрейера. К моменту Ютландского боя в середине 1916 года уже все линейные крейсера и все дредноуты, кроме 2, получили системы центральной наводки, однако их стрельба почти не улучшилась. За весь бой англичане израсходовали 4598 тяжелых снарядов на дистанциях от 7000 до 12000 ярдов и добились примерно 100 попаданий, то есть 2,17 %. Германские корабли стреляли лучше, они израсходовали 3574 тяжелых снаряда и добились 120 попаданий, то есть 3,33 %. Немцы использовали примерно такие же системы, как и англичане, за одним исключением — у них не было графопостроителей, как в столике Дрейера. Этот недостаток компенсировался тремя преимуществами: превосходством германских стереодальномеров, особенно в условиях плохой видимости; реалистичными тренировками, которые приучили германских офицеров реагировать на резкие изменения скорости и курса цели; и уже отмечавшейся недостаточной точностью столика Дрейера.

В целом, революция в артиллерии осталась незавершенной. Как и в 1914 году, корабли не могли добиться попаданий на предельных дистанциях. Однако линкоры, оснащенные системами центральной наводки, добивались разумного процента попаданий на дистанциях до 12500 ярдов. Например, во время Ютландского боя флагман Гранд Флита «Айрон Дьюк» в течение 5 минут всадил в германский легкий крейсер «Висбаден» 7 снарядов из 43 именно с такой дистанции. Таким образом, хотя оба флота и добились того же процента попаданий, что американские корабли в боях у Сантьяго и в Манильской бухте, они сделали это в гораздо более сложных условиях и на дистанциях в 10 раз больших.

Появление линейных крейсеров ознаменовало окончательный уход со сцены броненосных крейсеров. Германский броненосный крейсер «Блюхер» был заложен после появления «Инвинзибла» и был потоплен в бою на Доггер-банке именно британскими линейными крейсерами, что можно считать своего рода символом. Броненосные крейсера еще участвовали в боевых действиях, но уже не сыграли в них никакой серьезной роли. Глазами флота стали легкие крейсера, преемники бронепалубных крейсеров XIX века. В 1914 году Королевский Флот имел крейсера водоизмещением от 3300 до 5440 тонн со скоростью до 25,5 узлов. Все они, кроме самых старых, были вооружены 152-мм орудиями. Германские легкие крейсера были чуть меньше и несли 105-мм орудия, хотя с 1912 года немцы тоже начали закладывать легкие крейсера со 150-мм орудиями.

Подобно остальным классам кораблей, эскадренные миноносцы значительно выросли в размерах за предвоенное десятилетие. Они также стали гораздо более опасными. Это произошло потому, что появились торпеды с подогревателями, которые для приведения в действие мотора использовали горячий газ вместо обычного сжатого воздуха. В результате дальность хода торпеды увеличилась вдвое. Германская торпеда 1906 года могла пройти 6000 ярдов со скоростью 36 узлов, а на более коротких дистанциях развивала и большую скорость. К началу войны британские эсминцы, которые строились в основном для защиты своих линкоров, то есть для уничтожения вражеских эсминцев, имели водоизмещение около 1000 тонн, несли 3 — 102-мм орудия и 2 торпедных аппарата. Они имели предельную скорость 29 узлов. Последние германские эсминцы строились как раз наоборот — для нападения. Они имели водоизмещение около 800 тонн и были вооружены всего лишь 88-мм орудиями, зато несли 4 торпедных аппарата и развивали скорость 33 узла. Вскоре оба типа эсминцев получили дополнительную обязанность — на них была возложена защита линейных флотов от атак подводных лодок.

Подводные лодки также сполна использовали преимущества торпед с подогревателями. Характеристики подводных лодок резко улучшились с 1904 года, когда французы сумели разрешить проблему машинной установки. Теперь в надводном положении лодки использовали дизеля, а в подводном — электромоторы. В 1914 году новейшие лодки имели радиус действия около 400 миль и могли пройти под водой до 80 миль без перезарядки батарей, для чего им требовалось подняться на поверхность. К этому времени Англия и Франция имели в составе своих флотов примерно по 70 подводных лодок. Германия последней из крупных морских держав начала строить подводные лодки — первая Unterseeboot была спущена в 1908 году — и имела к началу войны всего 28 лодок. Когда перед войной адмиралы начали расхваливать перед высшим руководством возможности этого класса кораблей, простодушный король Саксонии Фридрих-Август III задал очень хороший вопрос: «Ладно, если они так хороши, почему их у нас так мало?»

Ответ заключался в том, что, несмотря на весь прогресс, полностью потенциал подводных лодок не был оценен. В Первую Балканскую войну (1912 — 13 годы) греческая подводная лодка «Дельфин» выпустила торпеду в турецкий крейсер, но та не взорвалась. Еще ни один корабль не был торпедирован подводной лодкой, мы уж не говорим — потоплен. Хотя Королевский Флот во время маневров 1910 года попытался использовать свои подводные лодки для взаимодействия с линейным флотом, подводные лодки по-прежнему считались, прежде всего, кораблями береговой обороны.

Однако уже первые месяцы войны показали, насколько серьезной была недооценка. Когда британский флот отказался подходить к германскому побережью, немцы отправили свои подводные лодки на поиски врага. 5 сентября 1914 года U-21 капитан-лейтенанта Отто Херзинга стала первой подводной лодкой, уничтожившей вражеский корабль. Ее торпеда отправила на дно британский легкий крейсер «Патфайндер». В том же месяце U-9 капитан-лейтенанта Отто Веддингена возле голландского побережья потопила целую эскадру броненосных крейсеров — «Абукир», «Хог» и «Кресси». Успех Веддингена отчасти можно объяснить глупейшей реакцией его жертв. Командир первого крейсера решил, что налетел на мину, а второй застопорил машины и приготовился снимать команду тонущего корабля, когда сам был торпедирован. Довольно быстро подводная лодка стала важнейшим фактором морской войны.

В течение следующих 4 лет подводные лодки потопили более 60 военных кораблей. Однако за редкими исключениями все эти успехи были результатом совершенно случайных столкновений. В 1915 и 1916 годах обе стороны неоднократно пробовали привлечь подводные лодки к операциям линейных флотов, в основном — развертывая дозорные линии на вероятных путях подхода противника. Однако каждый раз что-то шло неправильно: либо эсминцы удерживали лодки вдали от вожделенной цели, либо противник проскакивал линию патрулей незамеченным, либо вообще следовал иным курсом, либо все вместе взятое. Огромная «подводная засада», которая казалась столь легкой на стадии планирования, в действительности не была реализована ни разу. Впрочем, уже не было большого смысла планировать подобную операцию. После успеха Веддингена подводная лодка начала оказывать влияние на ход морской войны самим фактом своего существования. Достаточно было помнить, что вражеская лодка может оказаться рядом…

Более того, зимой 1914 — 15 годов германский флот решил, что его лодки принесут больше пользы, если использовать их в ответ на британскую морскую блокаду Германии. Немцы решили, в свою очередь, организовать контрблокаду Британских островов, склонившись к guerre de course. Для выполнения этой задачи лодки прекрасно подходили во всех аспектах, кроме одного. Главным оружием подводной лодки является скрытность. Когда ее замечают, она становится уязвимой, а международное призовое право требовало, чтобы лодки появлялись на поверхности. Согласно призовому праву рейдер не должен топить торговое судно, не удостоверившись, что его груз состоит из военной контрабанды. Для этого необходимо прислать офицера, который проверит судовые бумаги и произведет досмотр. Кроме того, требовалось обеспечить безопасность пассажиров, если таковые имеются, и экипажа. Чтобы выполнить все эти правила, лодка должна была всплыть. Хотя кое-кто пытался действовать именно так, вскоре выяснилось, что это связано со слишком большими опасностями, особенно после того как британское Адмиралтейство начало вооружать торговые суда и отправило в море несколько судов-ловушек с замаскированными орудиями. Единственной альтернативой было потопление небоевых судов без предупреждения, что до войны считалось невозможным варварством и жестокостью. В январе 1914 года Первый Лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль заявил, что ни одна цивилизованная держава никогда не осмелится пойти на такое.

В феврале 1915 года командование Германского Императорского Флота решило, что у него нет иного выбора. В специальной декларации были определены «океанские зоны военных действий» вокруг Британских островов, где следовало топить любое замеченное торговое судно, даже нейтральное. Устрашение стало одной из составляющих частей германского плана. Впрочем, с точки зрения немцев, британская блокада, особенно в плане прекращения подвоза продовольствия, была не менее бесчеловечной. Уже через 6 недель U-20 потопила британский лайнер «Лузитания», на котором погибли 1198 человек, в том числе 128 американцев. Президент Вудро Вильсон заявил резкий протест. Он пригрозил объявлением войны со стороны Соединенных Штатов, если Германия не откажется от неограниченной подводной войны. Немцам пришлось решать тяжелую проблему. Попытка уважать международные законы лишила бы подводные лодки их главного преимущества. Нарушение законов привело бы к появлению Соединенных Штатов в уже длинном списке врагов Германии. После нескольких месяцев колебаний имперское правительство решило выполнить требования президента, но это была лишь попытка оттянуть окончательное решение.

Но в арсеналах флотов имелось еще одно невидимое оружие — мины, которые тоже сыграли важную роль в мировой войне. Более того, их влияние начало ощущаться еще до начала войны. Еще в 1912 году англичане решили, что многочисленные минные поля у берегов Германии вместе с угрозой подводных атак в случае войны сделают ближнюю блокаду германских портов, подобную блокаде французских портов в прошедших войнах, слишком дорогостоящей. Поэтому англичане решили организовать дальнюю блокаду на границах Северного моря, предоставив германскому флоту полную свободу действий у восточного побережья Англии. Всего за годы войны было поставлено 247000 мин, в том числе — 11000 мин с германских подводных лодок. Всего на них погибло примерно 140 военных кораблей — больше, чем от торпед подводных лодок, и больше, чем от артиллерии надводных кораблей. На дно пошли даже 1 дредноут и 6 броненосцев. Самым наглядным подтверждением справедливости опасений Адмиралтейства стала гибель 7 из 11 германских эсминцев, которые попали на русское заграждение в Финском заливе в 1916 году.

Если мины и подводные лодки придали морской войне новое измерение, опустив ее под воду, самолеты и дирижабли сделали то же самое, превратив в поле боя небо. Появление легкого и мощного двигателя внутреннего сгорания позволило графу Цеппелину в 1900 году создать свой жесткий дирижабль, а братьям Райт в 1903 году — летательный аппарат тяжелее воздуха. Интерес адмиралов к новинке усилился, когда французский летчик Анри Фабр в 1910 году построил первый гидросамолет. Несмотря на привычный скептицизм, к 1914 году по крайней мере 8 флотов создали свою собственную авиацию. 3 флота даже попытались вывести самолеты в море, переоборудовав обычные корабли в гидроавианосцы: французский крейсер «Фудр» в марте 1912 года, британский крейсер «Гермес» в мае 1913 года и японский транспорт «Вакамия» в ноябре 1913 года. Тем временем, Королевский Греческий Флот первым использовал самолет в бою в феврале 1913 года, когда один из его гидросамолетов сбросил 4 маленькие бомбы на турецкие корабли в Дарданеллах во время Второй Балканской войны. Впрочем, попаданий он не добился.

Несмотря на заметный прогресс, в 1914 году морская авиация еще находилась в эмбриональном состоянии. В июле этого года британская Морская Летная Служба отделилась от Королевского Летного Корпуса. Она была самой крупной в мире, но насчитывала всего лишь 50 офицеров, 550 солдат, 91 самолет и 7 мягких дирижаблей. После начала войны флоты противников начали быстро наращивать свои воздушные силы. Когда в апреле 1918 года британская морская авиация была снова слита с Королевскими ВВС, она по-прежнему являлась самой большой в мире, но теперь имела 5000 офицеров, 43000 рядовых, 3000 самолетов и 100 мягких дирижаблей.

Самой важной задачей, которую планировалось возложить на самолеты и дирижабли, была разведка. На важнейшем морском театре — Северном море — германские цеппелины в первые годы войны выполняли эту задачу, насколько позволяла погода. Иногда она держала их на земле 3 дня из 4. Сначала потолок и скороподъемность позволяли цеппелинам действовать, не опасаясь вражеских самолетов. Но к 1917 году прогресс самолетостроения положил конец их безнаказанности. Но и потом цеппелины совершили 568 разведывательных полетов, сообщив командованию Флота Открытого Моря важные сведения. К счастью, встречные ветры помешали 5 цеппелинам провести разведку перед тем, как флоты противников встретились в Ютландском бою.

Довоенные попытки Королевского Флота построить жесткий дирижабль завершились неудачей, и Гранд Флит был вынужден полагаться на самолеты, действующие с береговых баз и гидроавианосцев. Результаты оказались мизерными. Береговым самолетам не хватало дальности, чтобы сопровождать флот вдали от берега, а сильное волнение часто не позволяло взлетать гидросамолетам. В Ютландском бою гидроавианосец «Энгедайн», приданный Флоту Линейных Крейсеров, сумел в начале боя поднять в воздух один из своих 4 самолетов. Этот самолет, впервые участвуя в генеральном сражении, сумел вовремя обнаружить противника, что могло принести адмиралу Битти большую пользу, но радиограмма не была принята его флагманским кораблем. Через 39 минут самолет был вынужден сесть из-за разрыва бензопровода. Тем не менее, англичане не оставили попыток придать флоту авиацию и в 1917 году начали работы по созданию настоящих авианосцев.

Кроме разведки, морские самолеты опробовали большинство других заданий, которые они исполняли с 1939 по 1945 год: атака и защита наземных и морских целей, охота за подводными лодками, корректировка огня при обстреле береговых целей. Главное отличие заключалось в том, что с 1914 по 1918 год самолеты не могли нести достаточно крупные бомбы, чтобы угрожать большим кораблям. Впрочем, точность бомбометания тоже оставляла желать много лучшего. Когда в январе 1918 года турецкий линейный крейсер «Явуз Султан Селим» (бывший германский «Гебен») провел 5 неприятных дней на мели в Дарданеллах, английские бомбардировщики сбросили 15 тонн бомб по этой неподвижной мишени длиной 612 футов. Они совершили не меньше 200 вылетов, но добились только 2 попаданий, не причинивших никакого вреда. Таким образом, влияние самолета на операции в открытом море оставалось совершенно незначительным, хотя в остальных отношениях он добился немалых успехов.

Серьезное влияние на радиосвязь оказывало использование низких частот. К 1914 году сигналы, отправленные очень мощными передатчиками, можно было принимать на расстоянии почти 3000 миль, и колониальные державы начали строить трансляционные станции, чтобы держать связь со своими заморскими владениями. Британский флот быстро разрушил германскую систему связи, но никак не мог повлиять на ход операций в Северном море, где корабли без труда принимали береговые станции. Корабельные радиостанции тоже увеличили радиус действия и надежность связи. Сначала рации появились только на крупных кораблях, но еще до войны постепенно их получили эсминцы и подводные лодки. Немного позднее они стали стандартным оборудованием разведывательных самолетов и дирижаблей.

В начале войны тактические сигналы передавались только сигнальными флагами и прожекторами. Их репетовал специально выделенный для этого корабль, как в эпоху парусного флота, и передача сигнала занимала 2–3 минуты. Если приказ передавался морзянкой по радио, это отнимало уже 10–15 минут. Однако к 1916 году были отработаны методы радиосвязи, которые позволили сократить время передачи сигналов, что давало большое преимущество, так как радиосвязь не зависела от условий видимости. Это было особенно важно в Северном море, где царствовали дожди и туманы. Густые клубы угольного дыма из труб и облака порохового дыма окутывали флоты, сокращая видимость почти до нуля. Вряд ли флоты противников могли в Ютландском бою маневрировать так, как они это делали, если бы не радиосвязь.

Однако применение электроники в сфере морской войны теперь не ограничивалось простой организацией связи между своими кораблями. Ее можно было использовать для дезинформации противника и сбора разведывательных данных. Первые попытки радиоэлектронной борьбы были предприняты адмиралом Рожественским, который приказал своим кораблям соблюдать радиомолчание в японских водах. То же самое сделал командир германской Восточно-Азиатской эскадры вице-адмирал граф фон Шпее в октябре 1914 года. Прибыв к берегам Чили после скрытного перехода через Тихий океан, он запретил вести радиопередачи всем кораблям, кроме легкого крейсера «Лейпциг», чтобы создать впечатление, что в этом районе действует всего 1 германский корабль. Поэтому более слабая эскадра контр-адмирала сэра Кристофера Крэдока была захвачена врасплох, встретив у Коронеля 5 германских крейсеров. Бой завершился первым серьезным поражением Королевского Флота более чем за 100 лет. Позднее немцы неизменно передавали позывной флагманского корабля Флота Открытого Моря «DK» на береговую станцию перед выходом флота в море. Они пытались создать впечатление, что корабли остались в порту. Перед Ютландским боем на берег был отправлен даже радист флагманского корабля, чтобы британские «слухачи» слышали знакомый почерк.

Если перехваченные радиограммы могут ввести в заблуждение, они же могут принести и огромную пользу. Во время Русско-японской войны оба противника, услышав чужую передачу, делали вывод, что в радиусе действия приемника находится кто-то еще. После этого появилась радиопеленгация, которая позволяла получать пеленги на действующий передатчик. Точка пересечения двух таких пеленгов, полученных с разных станций, указывала координаты передатчика, находящегося на расстоянии нескольких сотен миль от пеленгаторов. Выгоды этого метода были совершенно очевидны, и к весне 1915 года Королевский Флот построил 5 пеленгаторных станций на берегах Северного моря. Позднее появились станции, способные засечь передатчик в Северной Атлантике. Эта система оказала большую помощь британскому флоту в ходе борьбы против Флота Открытого Моря. В 1917 году американский флот начал устанавливать на своих эсминцах радиодальномеры, которые помогли отбить второе наступление подводных лодок. Немцы также построили пеленгаторные станции на побережье Северного моря, однако крайняя сдержанность, которую проявляли англичане при радиообмене, ограничивала их эффективность.

Если способность разгадать намерения врага в ходе операции давала командующему одной из сторон огромные преимущества, еще большее преимущество могла дать способность определить время и место проведения самой операции. Это делала служба радиоразведки, которая отслеживала изменение характера передач, а также занималась перехватом и дешифровкой вражеских радиограмм. До войны ни один флот к этому не готовился. Но вскоре после начала военных действий несколько случайно прочитанных радиограмм подтолкнули и англичан, и немцев к созданию радиоразведки. Британская служба была создана в ноябре 1914 года и стала известна под названием «Комната 40», по номеру кабинета в старом здании Адмиралтейства. Германская была расположена в Ноймюнстере к югу от Киля и прямо называлась «Службой дешифровки», или «Entzifferungsdienst» (E-Dienst).

Еще до конца 1914 года Комната 40 получила огромное преимущество, раздобыв 3 экземпляра кодовых книг германского флота: 2 — с потопленных кораблей, 1 был захвачен на борту интернированного торгового судна. Хотя немцы периодически изменяли шифры, эти книги помогли определить их принципы кодировки, а широкое использование радиосвязи давало Комнате 40 обширный материал для анализа. Поэтому в течение всей войны англичане свободно читали германские радиограммы, даже когда немцы меняли шифры ежедневно. Так как немцы обычно передавали свои оперативные приказы в письменном виде, Комната 40 перехватывала рутинные сообщения, вроде приказов тральщикам расчистить определенный фарватер к определенному времени. Британские дешифровщики редко могли определить, что именно собирается делать Флот Открытого Моря, но почти всегда вовремя успевали сообщить о начале новой операции. Из 16 выходов после ноября 1914 года Комната 40 заранее предупредила о 14, а об оставшихся 2 сообщила в самом начале операций. В ходе войны выявилось заметное превосходство британской разведки, которое заставило немцев заподозрить утечку информации. Они не допускали, что их шифры разгаданы (эту ошибку немцы повторили и во Второй Мировой войне), и сосредоточили свои усилия на поисках шпионов и изменников.

Германской радиоразведке повезло меньше, чем ее противникам. Если в 1916 году Комната 40 получила уже четвертую германскую книгу кодов с цеппелина, сбитого над Англией, E-Dienst никогда не сумела получить британские шифры. Более того, объем британских переговоров по радио был очень мал, и немецкая служба перехвата получала для обработки гораздо меньше материала, чем британская Комната 40. Как ни странно, немцы отличались болтливостью (по крайней мере, по радио). Поэтому достижения E-Dienst были довольно скромными.

Общий эффект технологических новшеств и изобретений, появившихся с начала эпохи машин, привел к большим изменениям характера морской войны. Однако, несмотря на появление самолетов и подводных лодок, на море по-прежнему господствовали большие корабли с тяжелыми орудиями. Они по-прежнему сражались в традиционных кильватерных колоннах, развернув на борт орудийные башни. Но если внешний вид морского боя не слишком изменился, он приобрел новые измерения, и его темп резко повысился.

Благодаря улучшению качества радиосвязи и появлению радиопеленгации морская разведка, стратегическая и тактическая, теперь могла следить за всем театром военных действий. Теперь ее линия фронта проходила там, где находились передовые корабли флота. Район боя тоже значительно увеличился. Это стало особенно заметно на главном театре — в Северном море, где прогресс морской артиллерии умножился на рост численности сражающихся флотов. В великих сражениях англо-голландских войн довольно часто с каждой стороны в бою участвовало до 100 кораблей. Но стратегические условия англо-французских войн были таковы, что после сражения у Барфлера это количество ни разу не было достигнуто, если не считать бой у Наварина, когда на сцене уже появились флоты малых держав. Например, в бою в бухте Киберон участвовало 57 кораблей, в бою у Абукира — 37, у Трафальгара — 69, в бухте Мобил — 22, у Ялу — 26. Если не считать миноносцы и канонерки, в Цусимском бою участвовали 78 кораблей. Но в Ютландском бою встретились 249 военных кораблей — 150 британских и 99 германских. Хотя к тому времени, когда в бой вступили британские линкоры, туман сократил район боя до 25 кв. миль, флоты противников располагались на площади около 60 кв. миль, а после того как отгремели последние залпы, они были разбросаны на площади примерно 130 кв. миль. Даже с помощью штабов, появившихся в начале века (в штабе Джеллико насчитывалось 16 офицеров), командующий лишь с огромным трудом мог управлять действиями своего флота.

Еще большее влияние на ход боя оказало расширение района сражения и увеличение темпа действий. В эпоху парусного флота скорость сближения двух эскадр не превышала 6 узлов, а часто бывала и меньше. Две эскадры дредноутов сближались со скоростью 40 узлов. Если раньше после обнаружения противника проходило много часов до того, как противники открывали огонь, теперь этот промежуток сжался в минуты, а иногда и меньше. В условиях плохой видимости эскадры противников могли не видеть друг друга до самого последнего момента, и огонь следовало открывать немедленно. Такие обстоятельства резко повысили значение решений адмирала. В Трафальгарском сражении Нельсон имел 6 часов, чтобы выстроить свой флот. В Ютландском бою Джеллико имел на принятие решения всего 20 секунд, так как не знал пеленг на противника до момента визуального обнаружения.

В 1914 году, как и 100 лет назад, Королевский Флот был самым сильным в мире. Гонка морских вооружений, которую затеяла Германия, была рискованным и практически самоубийственным вызовом, так как в случае любой войны почти наверняка ставила Британию в число противников. Однако она привела к значительному уменьшению степени превосходства, которое имели англичане. В 1912 году двухдержавный стандарт, соблюдавшийся с 1889 года, был отменен в пользу однодержавного. Если раньше британский флот должен был равняться по двум самым сильным иностранным флотам плюс 10 %, то теперь он должен был «всего лишь» превосходить на 60 % самый сильный иностранный флот. Некоторые наблюдатели называли такое изменение политики отступлением, но Адмиралтейство полагало, что второй по силе флот (германский) будет значительно сильнее третьего (американского), и новый стандарт в действительности обеспечивает более значительное превосходство, чем старый. Но на самом деле мало что изменилось. В июле 1914 года Германия имела в строю и постройке 30 линкоров, а вместе с Соединенными Штатами — 44. Поддержание двухдержавного или однодержавного стандарта требовало от Великобритании иметь 48 линкоров. В действительности их было немного меньше: Британия имела всего 42 линкора, к которым добавились еще реквизированных 3 корабля, которые строились по иностранным заказам. Таким образом, Королевский Флот хотя и не достиг требуемой цифры, все равно имел огромное превосходство в 50 % над своим главным противником.

Как выглядят британские корабли при сравнении с германскими, до сих пор остается предметом споров. Немецкие корабли были шире, их корпуса разделялись на большее число отсеков. Первый фактор делал их устойчивыми артиллерийскими платформами и обеспечивал лучшую защиту от мин и торпед. Второй облегчал борьбу за живучесть, хотя был куплен ценой ухудшения обитаемости. В этих отношениях Королевский Флот не мог состязаться с немцами. Ширина корпуса британских кораблей диктовалась шириной доков, построенных в викторианские времена. Британский флот должен был действовать по всему земному шару и совершать дальние переходы, поэтому он не мог принять стандарты обитаемости, пригодные для флота, действующего только в Северном море и Балтике. Наконец, германские корабли имели большую площадь бронирования и большую толщину брони. Все это делало их очень устойчивыми к повреждениям, и тонули они крайне неохотно.

С другой стороны, британские линкоры были быстроходнее и лучше вооружены. Первые два типа германских дредноутов, по 8 кораблей в каждом, имели паровые машины, которые позволяли им развивать скорость не более 19,5 узлов, тогда как самые первые британские дредноуты могли дать 21 узел. Даже германские дредноуты с турбинными установками оставались на 1,5–2 узла тихоходнее своих британских современников. Более слабое вооружение было ценой, которую германские корабли платили за свою живучесть, так как каждая тонна водоизмещения, выделенная на усиление бронирования, означала тонну, отнятую у орудий и боеприпасов. Из 27 британских дредноутов и линейных крейсеров, участвовавших в Ютландском бою, 22 были вооружены 343-мм и 381-мм орудиями, причем ни один не имел орудий меньше 305-мм. Ни один из 21 германского корабля не имел орудий крупнее 305-мм, причем 6 были вооружены вообще 280-мм орудиями. Даже если бы англичане вообще не имели кораблей с 305-мм орудиями, оставшиеся имели бы вес бортового залпа в 2 раза больше, чем у немцев. К несчастью для Королевского Флота, преимущества, которые он мог получить благодаря этому, были сведены почти на нет указанными выше причинами. Вдобавок, британские бронебойные снаряды имели склонность взрываться при попадании в броню, не успев пробить ее.

Можно спорить до бесконечности, чьи корабли были лучше. Джеллико выразил свое мнение в меморандуме от 14 июля 1914 года, предупредив, что, «принимая за аксиому равенство проектов, было бы опасным считать, что наши корабли в целом превосходят вражеские или даже равны им». Было это правильно или нет, — но такие мысли были весьма неприятны человеку, которому вскоре предстояло стать командующим Гранд Флитом.