Псих с портфелем из рыжего крокодила, выслушав про пропавшего Ваньку, только махнул рукой.
— Ничего с твоим братом не станется. Отпустят его, как только поймут, что не того взяли. Прибора-то у него нет?
— Нет, — покачал головой Глеб. — Он его даже не видел.
— Вот и замечательно. Эх, пацан, если бы ты сразу отнес прибор, как договаривались, не было бы у тебя никаких проблем.
— Я адрес потерял, — виновато пробубнил Глеб.
— А ты его сам не включал?
— Я? Не…
— Постой, Стас, а кто это вообще? — перебил его Александр.
— Да кто их знает, — пожал психованный плечами. Вид у него был еще хуже, чем тогда в парке. Лицо желтое, темные круги под глазами — чистый упырь. — Конкуренты, а может спецслужбы или иностранная разведка. Кто их разберет.
— Они с тобой связывались?
— Ну, в общем, да…
— Почему ты мне сразу не сказал?
Станислав Аркадьевич покосился на мальчишек.
— Народ, идите-ка, чайку попейте, что ли, — тут же предложил Алекс. — Нам со Стасом поговорить надо.
Ребята вышли на кухню.
— Не нравится он мне, — проворчал Гном.
— Зря ты так. Дядя Стас — хороший, — возразила Снежка.
Ситуация была довольно неловкой. Говорить с девчонкой было не о чем, а если молчать, то получалось, что они вроде как специально подслушивают, о чем говорят там за стеной. Из комнаты доносились лишь отдельные фразы.
— Это серьезные… Мы с тобой тоже, только прибор…
— Угрожали? И ты мне не сказал?!
— Что бы ты сделал, Алекс?
Голоса снова стали тише, ни слова не разобрать.
— А это правда, что ты того… — спросил Глеб у Снежки. — Ну… что ты…
— Болела? Ага, — просто ответила она. — Это называется аутизм.
— А как это?
— Знаешь, как будто я сидела в тесной коробочке, а вокруг все было такое страшное. И мысли одни и те же в голове крутятся, как клейкая бумага, хочешь от них отделаться, а они липнут и липнут. Ты меня больше не спрашивай, ладно? Я не люблю вспоминать про это.
— Твой дядя Саша молодец, что тебя вылечил, — сказал Гном. — Я тоже как он хочу — людям помогать.
В проеме показалось кресло-каталка.
— Ребята, спасибо вам за помощь, — сказал Алекс. — Отправляйтесь-ка домой.
— А как же Ванька?
— Скорее всего, он уже дома.
— Дядя Саша, — сказала Снежка. — Можно я пойду с Глебом? Чтобы убедиться.
— Хорошо. Тогда Станислав Аркадьевич пойдет с Павлом и заберет прибор. Вы уж извините, что все так вышло. Думаю, что больше вас никто не побеспокоит. А если будут спрашивать, скажете, что отдали нам.
Глебу было обидно — не успели прикоснуться к тайне, как их отправили домой, словно каких-то сосунков. А еще настроение портила эта крохотная… не ложь даже — умолчание. Глеб так и не успел признался, что испытал на себе действие прибора. Влип так влип! Этот дядя Саша уж, наверное, мог бы научить его, как избавиться от странных способностей, ну или хоть как-то контролировать их. Но он промолчал, скрыл. И получается, что вроде как украл что-то у этого дядьки на каталке. Ощущая в груди неприятное царапанье, Глеб шел, опустив голову и пытаясь разобраться в своих чувствах. Рядом молчаливая и целеустремленная как маленькая торпеда, шла Снежка. Ее присутствие тоже не слишком радовало. Девчонка пошла провожать его до дома. Нормально, да? Все шиворот-навыворот!
— Слушай, Снежка, а ты не придумала это все про выворотней?
— Нет.
— Ну и какие они?
— Трудно сказать. Они… вроде как тени.
— Плоские?
— Нет, просто ходят за нами, как привязанные. И еще мерцают, как экран телевизора. Они… такие же как мы, только… другие.
— Да уж объяснила!
— Не смейся! Мне сложно объяснять про эмоции.
— Вот те раз! Ты же девчонка, вы же только про сюси-пуси и мелете языком.
— Сюси-пуси?
Глеб закатил глаза:
— Ну ладно, про чувства.
— Я не мелю. Только недавно начала понимать, что значит чувствовать. Раньше это было для меня просто как цвета. Грусть — фиолетовый, злость — оранжевый, страх — красный, тревога — желтый.
— Прости, я не знал.
— Ничего. Я привыкла.
— А радость какого цвета?
— Белая, как облака, — она задумалась. — Знаешь, я, кажется, поняла, чем они отличаются. Эти «тени», выворотни, они наша противоположность. Если человек мягкий и нежный, то выворотень жестокий. Или вот, например, твой друг — очень смелый, а его «тень» будет ужасным трусом.
— А у меня тоже есть? — поежился Глеб.
— Угу. Дядя Стас думает, что Выворот — это изнанка нашего мира. Ну, знаешь, как у ковра бывает обратная сторона с узелками. У каждого есть своя изнанка.
Глебу стало настолько не по себе, что он даже оглянулся через плечо.
— А ты их все время видишь?
— Нет. Дядя Саша говорит, что потенциатор только раскрывает скрытые способности.
— А их можно… ну как бы регулировать?
— В каком смысле?
— Ну… Типа, выбирать, чего ты хочешь — огнем там плеваться или как человек-паук по стенам лазать.
Снежка рассмеялась.
— Нет, к сожалению, выбирать способности невозможно. Они уже заложены в каждом человеке. А потенциатор их определяет и помогает раскрыться, как мне объяснил дядя Саша. Ну, по крайней мере, эта версия прибора. А еще он сказал, что этими способностями нужно учиться пользоваться.
— Как?
— Тренироваться.
— Много?
— Каждый день. Дядя Саша говорит, это все равно что учиться играть на музыкальном инструменте. Вот Моцарт гениальный был музыкант, а учился играть с трех лет.
«Что же выходит, — уныло подумал Глеб. — Мне на всю жизнь такие мучения?»
— Эй, пацан!
Он вздрогнул от неожиданности. Поднял глаза и остолбенел. В метре от него стоял тот самый джип! Задняя пассажирская дверца со стороны тротуара была распахнута. На черном кожаном сиденье возвышался здоровенный мужик, одетый как персонаж голливудского боевика. Черная дутая куртка, черные обтягивающие джинсы, черный свитер в проеме расстегнутой молнии. И черные солнцезащитные очки. В конце октября!
Мужик понял, что Глеб обратил на него внимание и снова позвал:
— Слышь, пацан, иди сюда!
— Не ходи! — сказала Снежка.
Глеб с усилием сглотнул вязкую слюну и молча помотал головой.
— Да не бойся ты! — с досадой воскликнул обитатель джипа. — Поговорить надо! Не орать же на весь двор?!
— Не надо орать… Я и отсюда слышу, — обрел дар речи Глеб.
Он стрельнул глазами по сторонам. Как назло, двор был абсолютно пуст. Только на детской площадке носились два мальчугана младшего школьного возраста. И Снежка рядом. Помощи ждать неоткуда.
— Да чего ты трясешься?! — ненатурально удивился черный. — Ничего мы тебе не сделаем! Честно!
Глеб даже не стал комментировать это абсурдное заявление. Он осторожно сделал маленький шажок назад. Еще. И бросился к своему подъезду! За пару секунд преодолел расстояние, отделяющее его от родной двери, дрожащими руками нашарил в кармане магнитный ключ-таблетку. Естественно, связка зацепилась за что-то, и выдирать ее пришлось «с мясом». Глеб торопливо прижал металлический кругляшок к специальной выемке, распахнул тугую дверь и ворвался в подъезд.
Снежка проскочила следом.
Проклятая дверь закрывалась слишком медленно! Суставчатая железная штуковина наверху не давала ей захлопнуться. Пришлось потратить несколько драгоценных секунд на подтягивание двери к коробке. Наконец, раздался звонкий щелчок сработавшего замка, отрезающий беглецов от преследователей. Лифта ждать Глеб со Снежкой не стали, помчались вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки.
Вот и квартира! Руки тряслись так, что вставить ключ в замочную скважину никак не удавалось. В ушах шумело, сердце гулко колотилось в груди, дыхание с хрипом вырывалось изо рта. За всеми этими шумовыми эффектами невозможно было расслышать, есть ли погоня. Глеб отчаянно выругался, воткнул-таки ключ в отверстие, заскочил в квартиру и с грохотом захлопнул дверь за Снежкой.
— Глеб! — в коридор выскочила мама. — Ну, наконец-то! Ты где полдня пропадал? Я уже волноваться… — она заметила за его спиной Снежку. — А это у нас кто?
— Снежана, — вежливо отозвалась запыхавшаяся девочка. — Здравствуйте.
— Здравствуйте-здравствуйте. А я мама Глеба — тетя Ира. Что случилось? За вами что — кто-то гонится?
— Все… в порядке… мам… — с трудом выдавил Глеб.
Мама, похоже, не поверила — смотрела с подозрением и даже сделала движение к двери — выглянуть на лестницу. Этого допустить было нельзя! Глеб сильно выдохнул и быстро заговорил:
— Мам! Правда все нормально! Мы просто… Хотели проверить — можем ли по лестнице бегом подняться. Через две ступеньки. Ага! Вот и запыхались немного.
— Немного? — спросила мама. Очень медленно подозрительность на ее лице уступила место бесконечному терпению. — Ладно. Справку взял?
— Нет. Поликлиника закрыта из-за эпидемии. И школа, между прочим, тоже.
— Ваня сказал уже, — сказала мама их кухни.
— Он дома?
— Нет. Пообедал и гулять ушел.
Глеб со Снежкой переглянулись.
— Ну вот, видишь! Дядя Стас правду сказал, — прошептала девочка. — Значит все в порядке.
— Идите обедать, — позвала мама.
— Сейчас. Ты приляг, мы сами разберемся.
Глеб, не снимая ботинок и куртки, шмыгнул в свою комнату. Окна выходили как раз во двор. Он осторожно выглянул из-за занавески и увидел, что джип стоит на том же месте. Страшный мужик разговаривал по мобильному, беспокойно вышагивая по тротуару рядом с открытой дверцей. Спустя пару минут он сунул трубку в карман, залез в машину и джип умчался прочь. Глеб выдохнул и обессилено привалился к стене.
Чувствуя, как дрожат колени, он сполз по стене и замер, скорчился, обхватил голову руками. Происходило что-то очень страшное и совсем непонятное.
Любимая оранжевая майка комком лежала под компьютерным столом. Значит, Ваньку и правда отпустили.
— Слушай, а может, ты зря боишься? — сказала Снежка. — Мало ли? Люди дорогу спросить хотели, например…
— Какую дорогу? Мы же их видели! Помнишь? Это они Ваньку украли.
— Ну и что, что видели! — возразила упрямая девчонка. — Ты что — номер запомнил? Это что — единственный «Шевроле Тахо» на планете? Да и потом дядя Саша сказал же, что вы им не нужны. Ну, спросят тебя про прибор, скажешь, что ничего не знаешь.
Трусить перед девчонкой было стыдно. Как ей объяснишь, что он соврал ее любимому дяде Саше? А вдруг эти «черные» знают про его дар? Вдруг Ванька что-то заметил и выболтал? Вычислили, что это он болезнь на всех наслал и заберут в клинику. Для опытов. И все…
— А что это вы тут делаете? — благоухая одеколоном, в комнату вошел Ванька. В первый миг Глеб даже не узнал брата. Его лицо больше не скрывалось наполовину под косой челкой, затылок был свежевыбрит.
— Это что еще за коза? — Ванька злобно зыркнул на Снежку.
Девочка собиралась что-то сказать в ответ, но вдруг побледнела, ойкнула и выскочила в коридор.
— Дебила кусок! — зло бросил Глеб брату.
Снежка на удивление быстро разобралась с замками и уже мчалась по лестнице наверх. Глеб бросился ее догонять.
— Эй! Ты куда?! Снежка, ну чего ты? — он тронул ее за плечо. — Обиделась?
Она обернулась, в глазах плескался страх.
— Он… он…
— Придурок, согласен, — сказал Глеб. — Видишь, даже похитители его на место вернули.
— Ты не понимаешь! Это не он. Это выворотень, а Ванька там…
Спятила, подумал Глеб, заговаривается. Наверное, не долечилась еще.
В этот момент снизу донеслись шаги. Не дойдя совсем немного, они остановились, и раздался звонок в дверь. Щелкнул замок…
— Здравствуйте! Глеб Гордеев здесь проживает?
Глеб зажал рот рукой, чтобы не закричать. Это совершенно точно был тот самый мужик! Из джипа!
Снежкины глаза тоже округлились.
— Да, — ответил мамин голос. — А в чем дело? Вы, собственно, кто?
— О, простите… Вот…
Глеб бесшумно подкрался к перилам и выглянул в пролет. Черный мужик протянул маме какую-то бумагу, продолжая негромко говорить. Второй громила стоял рядом, расставив ноги и спрятав руки в карманах черной куртки.
— Да, конечно, — наконец сказала мама. И крикнула в глубину квартиры: — Глеб! Глеб! К тебе пришли! Извините, — повернулась она к мужчинам.
— Мы подождем, — заверил ее один из визитеров.
Мама скрылась в квартире, опасные гости терпеливо ждали на площадке, не делая попыток ворваться внутрь. Спустя несколько минут мама вернулась и обескуражено произнесла:
— Вы знаете, он, оказывается, ушел гулять… Зайдите попозже.
— Спасибо, — две мощные фигуры синхронно развернулись и затопали вниз по ступенькам. Дверь квартиры захлопнулась. Вдруг один из черных шагнул к перилам и поднял лицо вверх. Глеб отодвинулся, вжался в стенку и затаил дыхание. После паузы шаги возобновились, вскоре хлопнула дверь подъезда.
— Как в кино прямо! — ахнула Снежка. — Нужно что-то делать. Твой брат…
— Ага, кино… — перебил ее Глеб. — Только в кино у таких дядек обычно есть очень большие черные пистолеты.
Он выглянул в лестничное окно. Люди в черном сели в джип и, похоже, не собирались уезжать.
— Думаешь, это они с Ванькой такое сделали? — с ужасом спросила Снежка.
— Чего — такое?
— Отправили в Выворот! Нужно срочно сказать об этом дяде Саше.
Она вытащила телефон, но Глеб вырвал трубку и набрал номер Гнома.
— Они опять меня пасут. Слушай, мне надо пересидеть где-нибудь!
— Давай ко мне! — сказал Гном.
— А как я из подъезда-то выйду? — Глеб глянул в окно — джип торчал, как приклеенный.
— А ты их… Того… — предложил Гном.
— Чего — того? — оторопел Глеб. — Замочить что ли? Ты за кого меня принимаешь?
— Это ты меня за кого принимаешь?! — возмутился приятель. — Почему сразу замочить? Нейтрализовать.
— Хм… Нейтрализовать… Как?.. О! Придумал!
Глеб сосредоточился. Через мгновение на месте черной машины стоял… гараж. Добротный, кирпичный. Запертый. Точно такой же, как в соседнем дворе.
Снежка зажмурилась и помотала головой.
— Ты это видел?
— Ходу! — подавая пример, Глеб бросился вниз по лестнице.
— Это ты? — ахнула она. — Ты пользовался потенциатором?
Он остановился. Вернулся и схватил Снежку за руку. Они выскочили на улицу и рванули к Пашкиному дому. На бегу Глеб злорадно показал гаражу неприличный жест:
— Что, съели?! Уроды!
* * *
Ржавые петли протяжно скрипнули.
— Давненько я тут не был. С тех самых пор, — вздохнул Александр. — Смазать надо будет! Проходите, ребята, не стесняйтесь.
Глеб с Пашкой пошли по вымощенной тропинке к старой запущенной даче. Тусклые от пыли стекла, облупившаяся краска, покосившиеся ставни. В воздухе пахло мокрым деревом и сладковатой гнильцой. Красные яблоки валялись на желтой листве, некоторые плоды еще висели на ветках, похожие на новогодние шары. Клумба у дома была усыпана яркими фиолетовыми и розовыми кляксами поздних астр и хризантем.
— Как тут красиво! — сказала Снежка, крутя головой. — Дядя Саша, а я тут раньше бывала?
— Каждый год, — кивнул он.
— Жаль, не помню совсем. Тут летом, наверное, очень здорово.
Алекс снял с двери тяжелый амбарный замок.
— Добро пожаловать!
В доме было три комнаты, ванная и кухонька рядом с просторной веранда. Снежка начала суетиться, наводить чистоту. Алекс принялся разводить огонь в печке, а Гном вызвался нарубить дрова.
Глеб разложил свои вещи и сел на кровать, не зная, чем заняться. В комнате был огромный книжный шкаф, сплошь забитый книгами. Глеб пробежался пальцами по толстым темным корешкам. Ничего интересного, какие-то учебники по медицине, психологии, физике. Ни тебе компьютера, ни телика. И чем тут заниматься? Он выглянул в окно. Необычно теплая для осени погода, похоже, закончилась. Небо начало темнеть, и ветер застучал в стекло яблоневыми ветками, точно скрюченными пальцами. Глебу вдруг стало неуютно. Он уже сто раз успел пожалеть, что связался с этими ненормальными.
Огонь весело потрескивал в печке, дом наполнилась мягким теплом. И сыростью уже не так сильно пахло. Снежка с Пашкой и дядей Сашей разговаривали и весело смеялись, готовя ужин на кухне, будто ничего необычного не произошло. Гному, похоже, тут вообще понравилось.
— Здорово же, как в лагере! — говорил он. — Можно картошку в костре испечь и сосиски. А дома просидели бы за компом все каникулы.
Глеб растянулся на старой коротковатой тахте, перебирая в памяти события сегодняшнего дня. Ему уже хотелось домой. Он уже скучал по родителям, Нике и даже Ваньке.
Как Глеб не уговаривал Снежку не рассказывать своему дяде про трюк с гаражом, она, естественно, не утерпела. Дядя Саша сказал, что теперь Глебу небезопасно оставаться дома. И предложил им с Гномом пожить какое-то время у него на даче и все обсудить. Родителей долго уговаривать не пришлось. Потому что пришлось обмануть. Глеб сказал, что поживет недельку у Пашки, а Пашка, что у Глеба. Главное, хотя бы раз в день отзваниваться родителям, чтобы ничего не заподозрили. Врать было противно, но еще ужаснее то, что Глеб совсем не был уверен, сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться домой. Вот ведь влип, так влип!
Лампочка под потолком мигнула и погасла. Вошел Гном, зажег подвесной фонарь, работающий от батареек. Устроился на диване, с интересом глядя на Глеба.
— Чего? — огрызнулся тот.
— Давай! Тренируйся. Я не хочу, чтобы ты ночью случайно закинул меня куда-нибудь.
— А как?
— А я знаю? Это же ты у нас… человек игрек.
— Пошел ты! — беззлобно бросил Глеб и задумался.
Он полежал, глядя в потолок. Перевел взгляд на Гнома. Сосредоточился…
В чувство его привела увесистый удар под дых. Хватая ртом воздух, Глеб вытаращился на друга:
— Ты чего?
— Сам чего! Ты что собирался делать? Научиться останавливаться! А не колдовать по полной! Балбес! Прикалывается еще!
Глеб перевел взгляд на диван… На то, что было диваном. И понял, почему Пашка выглядит как-то странно — он попросту был весь мокрый! А на месте бывшего дивана возвышалась роскошная белая красавица-ванна, полная воды. Горячей — к потолку поднимались густые клубы пара.
— Кретин! — продолжал возмущаться Пашка. — Где сушиться теперь?!
— Извини… — давя неуместный хохот, произнес Глеб. — Сейчас.
Еще одно мысленное усилие — все-таки за прошедшее время он довольно хорошо научился управлять даром — и вместо ванной стоит большая русская печка. Такая, как у прабабушки в деревне — с облупившейся побелкой, уходящей в потолок трубой и закопченной железной дверцей, за которой весело пляшет огонь. От печки густо потянуло теплом и дымом.
Гном подошел ближе, раскинул руки и начал исходить паром. Через минуту он подтащил к печке один из стульев, безо всякого стеснения разделся и развесил одежду сушиться.
— А если Снежка войдет? — спросил Глеб.
— Не войдет. Она там за кашей смотрит, — Гном хмуро посмотрел на друга: — Ну чего? Будешь нормально?..
— Конечно! Ты что — обиделся, что ли? Я ж не хотел…
— Вот еще… На каждого идиота обижаться — обижалка отвалится! Давай — колдуй! Только не на меня!
— А куда?
— Вот блин! Ну, возьми… дров наделай, что ли. А то прогорит сейчас и что?
И Глеб стал «колдовать». Вернее, учиться «не колдовать». Вскоре стало понятно, что заставить себя остановиться во время превращения гораздо труднее, чем когда-то было научиться погружаться в нужное состояние.
К тому времени как Снежка позвала ужинать, он заработал не меньше десяти оплеух от верного товарища, оказавшихся надежным тормозом в «колдовстве».
— Мальчишки, идемте ужи… Ой! — Снежка сунула голову в проем. — А что тут?.. Дядя Саша!
Алекс обвел взглядом комнату и обомлел. В комнате появилась огромная поленница сучковатых дров, шикарная двухспальная кровать (занявшая почти всю каморку), обои в жутких розочках и множество странных предметов. Например, мятый самовар, доверху полный колой без газа (жуткая гадость) — грубо прерванная Гномом попытка соорудить автомат по продаже газировки. Или две миски с вонючей биомассой желто-зеленого цвета — опять же, не доведенное до конца создание обеда. Хорошо хоть Гном уже обсох и оделся.
— Силен! — выдохнул Александр, осматривая печку. — А я думаю, чего в доме так жарко-то? У меня к тебе, Глеб, есть серьезный разговор.
Говорить не хотелось совсем. За несколько часов тренировок Глеб вымотался так, словно месяц подряд разгружал вагоны с углем. Хотелось одного — упасть на кровать и отключиться — благо, рядом Гном, согласный стоять на страже.
За ужином удалось выяснить кое-что о принципе работы «дара». Получалось, что «колдовство», прерванное в процессе, дает самый неожиданный результат, но всегда логически связанный с исходным замыслом. Стало понятно, как зародилась повальная эпидемия. Желая противной училке смерти от инфаркта или чего-то подобного, Глеб испугался и сумел непроизвольно остановиться. Но, так как механизм, если можно так выразиться, уже был запущен, получилась странная, жутко заразная болезнь. Глеб даже пожалел, что ему раньше не пришло в голову изучить свою способность. Рассмотреть, так сказать, с разных сторон. Они-то думали лишь о том, как бы научиться вызывать ее по желанию. Почему-то мысль о потенциальной опасности дара не приходила ребятам в голову. «Ну… Лучше поздно, чем никогда» — утешил себя Глеб, чувствуя, как начинает клевать носом.
— Иди спать, — сказал Алекс. — Завтра продолжим. Уж не знаю теперь, как вы устроитесь посреди этого хлама.
Пашка помог другу добраться до тахты, и Глеб, не раздеваясь, рухнул в постель. Уже уплывая в сон, услышал голос Гнома:
— Слышь, мне сколько сидеть-то? Когда тебя будить?
— Сколько сможешь. Ладно?
* * *
Больше всего на свете она не любила ждать. Но теперь это было все, что ей оставалось. Она сидела на качелях напротив его подъезда и ждала. Потом пряталась за горками, когда он выходил, и шла следом до самой остановки. В последний момент запрыгивала в троллейбус, так чтобы он не заметил, и ехала пять остановок до спортзала. Два с половиной часа слонялась по улицам, дожидаясь, когда закончится тренировка и придумывая миллионы вариантов их разговора.
Нужно было сказать, что ей очень жаль, что все так получилось. Но его номер всегда был недоступен. И вообще, тот вечер, ее день рождения, был ошибкой. Кити сжимала в потном кулаке обгоревшие, оплавленные горошины — глаза и носики, все, что осталось от котят, которых Ваня ей подарил. Теперь она всегда носила их с собой.
С Темным Ангелом они поругались, и тот снова уехал в свой университет. А Кити вдруг поняла, что натворила в тот вечер. Начала искать Невидимку и, найдя, не узнала. Он так изменился! Постригся, и одеваться стал по-другому. Точно эмокид, которым он был, сгорел в тот злополучный вечер в костре вместе с плюшевыми котятами. Но отчего-то теперь он нравился ей даже больше. Кити исписала толстую общую тетрадку печальными стихами и грустными рассказами. Все ее мысли были только о Ване, ее Видимке.
Кити стала его тенью. Надеялась, что в один прекрасный день он заметит ее и заговорит с ней. И, в то же время, отчаянно боялась этого.
Она брела в сумерках, не упуская из виду темную фигуру впереди. Осталось завернуть за угол, там будет его дом. Она постоит еще немного, подождет, пока зажжется свет в его окошке.
Кити перепрыгнула лужу и подняла глаза. Видимка шел навстречу. Сердце забилось пойманной птицей.
— Эй ты, слышь… — сказал он. — Чего тебе надо?
— Я… Видимка… — залепетала она. Все подготовленные слова разом вылетели из головы. Кровь прилила к щекам.
— Ты кто вообще такая? А?
— Это же я — Кити.
— Думаешь, я тебя не видел? Подослали какую-то дуру следить за мной.
— Ваня, я… Вот, — она протянула ему на ладони обгоревшие останки котят. — Я все помню. Это был самый лучший подарок.
Он посмотрел на нее, как на пустое место. Нет, даже хуже. Как на грязь или плесень. А потом больно ударил по руке, так что оплавленные кусочки пластмассы брызнули во все стороны.
— Да, пошла ты… — сказал он и грязно выругался. Кити стерпела, глотая слезы.
— Я знаю, я это заслужила. Но ты прости меня, пожалуйста, Ваня. Давай будем снова дружить. У меня никого нет кроме тебя. Никого-никого.
Он грубо оттолкнул ее и засмеялся.
— Пошла отсюда, коза дурканутая! Еще раз увижу, что ты за мной таскаешься, не посмотрю, что девчонка, в глаз дам. Поняла? — рявкнул он и, резко развернувшись, ушел в темноту.