Родители ужасно обрадовались возвращению Глеба. Мама тут же затеяла печь его любимые шоколадные кексы. Отец задавал вопросы про «научный лагерь». Глеб отвечал, как мог, боясь, что вот-вот его подловят на лжи, да и о чем рассказывать? Как они отсиживались в погребе и дрались с людьми в черных куртках? Как он научился выворачивать наизнанку реальность?

Мама позвала пить чай. Ника, соскучившись по старшему брату, тут же устроилась у него на коленях.

— А где Ванька? — спросил Глеб.

— На тренировку пошел, — сказала мама.

— Куда? — Глеб чуть не поперхнулся чаем.

— Знаешь, он, наконец, за ум взялся. Постригся, одеваться стал, как нормальный человек. Спортом вот занялся. Скоро придет и сам тебе все расскажет.

— Я же говорил, что перебесится, — отозвался отец. — Мы в свое время тоже цепи металлические носили, куртки с заклепками. И ничего. Выросли, надели костюмы с галстуками.

Отец пустился в воспоминания, начал рассказывать, как плохо было жить, и в магазинах нечего было купить. Как они собирали макулатуру и металлолом. Глеб это слышал уже, наверное, тысячу раз, но он бы сейчас все отдал, чтобы этот вечер не заканчивался. Чтобы мама смеялась и подтрунивала над отцом, чтобы они сидели вот так вместе и пили чай, а сестренка кормила его кексом. Чтобы теплый свет из абажура наполнял уютную кухню, и головоногие человечки улыбались с Никиных рисунков, облепивших дверцу холодильника.

На душе было тяжко. Если бы он только мог рассказать родителям обо всем! Отец бы что-нибудь придумал. Хотя, что он может сделать? Отменить законы природы и повернуть время вспять? Глеб вдруг понял, что, возможно, они сидят так вместе в последний раз. Ему захотелось обнять маму, сказать, как он сильно любит родителей, но он не мог. Они бы сразу заподозрили неладное, начали расспрашивать и тогда… Он вздохнул.

— Что-то ты бледный. Устал, сынок? — спросила мама. — Вы, небось, в лагере почти не спали? Разговоры до утра, песни под гитару.

— Какие сейчас песни? Одни танцульки да компьютер, — засмеялся отец.

— Ложись сегодня пораньше. Я скажу Ваньке, как придет, чтобы не шумел.

Глеб растянулся на знакомой кровати, заложил руки за голову. Что будет с родителями, если «черные» заберут его? Что они скажут им? Ваш сын — преступник? Или, может, обманут, скажут, что его взяли на сверхсекретную работу.

Хотелось спать, но он боялся пропустить момент, когда Ванька вернется домой. Или не Ванька, а выворотень. Зря он на Снежку наорал, может она, правда, видит этих, потусторонних. И что на него нашло? А вдруг это он не Юфу вывернул, а сам вывернулся? И теперь это не Глеб лежит тут, а выворотень.

Ерунда какая в голову лезет! И что теперь каждый свой некрасивый поступок выворотнями оправдывать? Мол, не я это, а выворотень. Ника так говорит, когда нашкодит: «Это не я, это плохая девочка приходила, сделала и убежала!» Глупо, по-детски. И Выворот тут не причем. Испугался. Устроил истерику, обидел Снежку. Побежал сдаваться «людям в черном». Стыдно! Как теперь Снежке в глаза смотреть? И Гному. Противно! У него-то все в порядке. Дома, с родителями и с головой все в порядке. Ну… если не считать склонности к спонтанным изменениям реальности, с которыми он почти уже справился. А Юфа… Ему каково?

Дверь открылась, и в спальню вошел Ванька, швырнул спортивную сумку под кровать. Глеб с трудом узнавал его. Брат двигался по-другому. Уверенней, что ли? Он даже вроде подрос немного и раздался в плечах, хотя Глеб не видел его чуть больше недели. Ванька заметил, что он не спит.

— Вернулся уже?

— Да. Слушай, Ванька, я хотел спросить…

— Валяй.

— Чего они от тебя хотели?

Ванька, аккуратно складывающий вещи, чего за ним раньше не водилось, напрягся и подозрительно посмотрел на брата.

— Кто?

— Люди в черном, на джипе. Я видел, как они тебя поймали у школы. Они про меня спрашивали?

Ванька — или выворотень в образе Ваньки? — отвернулся и пожал плечами:

— Не понимаю, о чем ты.

— Как же? В тот день, когда объявили каникулы, до тебя Юфа докопался. Так?

— Ну, предположим.

— А потом, когда ты выходил из ворот, на тебя накинулись люди в черном и затащили в джип.

Ванька покачал головой.

— Это тебе приснилось, наверное. Не было ничего такого.

— Да как же… — Глеб прикусил язык. Не надо было расспрашивать. Если Ванька на самом деле не Ванька, вдруг он тоже теперь на них работает? Иначе, зачем ему все отрицать? А может это с ним самим что-то не так? Побочный эффект новых способностей — крыша, съехавшая набекрень.

— Ага, скорее всего… Приснилось, — сказал он. — Да точно! Я тогда только-только в себя пришел после болезни.

Ванька согласно кивнул, сунул в уши пимпочки наушников и завалился на кровать. Музыка звучала теперь совсем другая. Точно в наушниках стучал отбойный молоток.

Глеб ворочался, стараясь устроиться поудобнее. Зря он домой пришел. Попробуй, засни тут, когда на соседней кровати лежит не пойми что. То ли брат, то ли чудовище. Уснешь, а он подкрадется и… Что? Укусит и выпьет кровь? Высосет мозг? Утащит в Выворот? И что с ним делать тогда? Вывернуть наизнанку, как Юфу? Такого ему родители точно не простят. И он сам себе не простит, если покалечит братишку. Только если это, действительно, брат. Все это так сложно! Слишком сложно…

Рано утром, когда за окном еще не рассвело, его разбудила мама.

— Глеб! Просыпайся! Вставай сейчас же! — мама чуть ли не силком вытащила его из постели и вытолкала на кухню.

— Что случилось?

— Это я у тебя хочу узнать, что случилось. Только что звонила Маргарита Валерьевна.

— Кто? — спросонья Глеб никак не мог сообразить.

— Завуч твоя, мама Алика Юфреева. Ты вчера встречался с ним в парке?

— Да.

— Что между вами произошло?

— Ничего. Мы шли со Снежкой, а он и его банда к нам привязались.

— Сядь. Вы подрались, да?

Глеб повиновался.

— Да я его пальцем не тронул.

— Глеб, только не ври мне. При тебе было оружие?

— Мама, ну какое у меня оружие?

— Травматическое. Она говорит, что ты стрелял в него из травматического пистолета! Алик сейчас в больнице. У него полная потеря памяти, он никого не узнает, и ничего не помнит.

— Тогда с чего она взяла, что я в него стрелял?

— Говорит, что есть свидетели. Друзья Алика.

— Мама, это бред полный. Не было у меня никакого оружия. Ни в кого я не стрелял.

— Тогда что там произошло?

— Говорю же, ничего! Он стоял, а потом вдруг сознание потерял и на землю грохнулся, а остальные разбежались.

— А вы?

— А мы не знали что делать. Привели его в чувства, и Гному позвонили. Пашка сказал, что отведет его домой. И я… в общем, я тоже домой пошел.

— Почему ты мне вчера ничего не рассказал?

Глеб растерянно пожал плечами.

— Испугался.

— Твоя подружка может это подтвердить?

— Ну да, только…

— Что?

— Мы поссорились.

Мама обняла его, прижала голову к груди и начала укачивать, как маленького.

— Ничего, Глебушка, ничего, сынок. Мы как-нибудь прорвемся. Маргарита Валерьевна грозится колонией для несовершеннолетних. Говорит, что ты с Аликом не первый раз дерешься. Папа сейчас в больницу поехал. Ты не бойся. Мы докажем, что ты ни в чем не виноват. Вот увидишь, ничего они тебе не сделают. Все будет хорошо!

Мамин голос дрожал. Она все повторяла и повторяла, что все будет хорошо, точно сама себя уговаривала. У Глеба защипало в носу. Если бы мама только знала, что он на самом деле натворил!

В дверь позвонили. Мама вздрогнула и побежала открывать. В прихожую ввалился Гном.

— Здрасте, теть Ира. Глеб уже проснулся? Мне очень нужно с ним поговорить.

— Не до тебя сейчас, Паша.

— Я быстро.

— Ладно, проходи. Это ты вчера Алика домой отвел?

— Да, — сказал Пашка и покосился на друга.

— Мама, ты что, мне не веришь? — спросил Глеб.

— Верю, сынок, верю. Позавтракаешь с нами, Паша?

— Угу, спасибо.

Мама ушла на кухню.

— Чего тебе? — угрюмо буркнул Глеб.

— Дело есть. Пойдем в ванную. Только ты это, оденься сперва.

Гном затащил друга в ванную, включил воду и зашептал на ухо:

— Это чтобы нас с улицы не услышали. Уходить тебе надо. У каждой двери — по черному пасется. Еще с ночи, — доложил Гном. — Я специально прогулялся по улице — на пять домов в обе стороны обложили, гады!

— Это, небось, мой брательник-выворотень настучал, что я домой вернулся, — хмуро сказал Глеб. — Похоже, он теперь тоже на них работает. А может мне признаться во всем?

— Ты что совсем с ума сошел? Я тут прикинул, — сказал Пашка, — эти «черные куртки», похоже, не из спецслужб. Иначе бы они давно пришли к тебе домой с полицией и арестовали бы. А они просто следят и пытаются на улице поймать. Значит, работают неофициально. Хочешь, чтобы они на тебе опыты ставили и заставили всю жизнь для них реальность изменять? Кстати, может на них полицию натравить? Скажем, что они хотят тебя украсть и потребовать у твоих родителей выкуп. Полиция тебя защитит.

— Угу, в тюрьму посадят, чтобы меня не украли, — буркнул Глеб. — Маргарита вон звонила моей маме, угрожала из-за того, что с Юфой случилось.

— Да-а-а, дилемма. Спрятаться тебе надо, вот и все.

— Где?

— У Алекса.

— Нет уж, туда я ни за что не пойду.

— Из-за Снежки?

— Угу.

— Ладно, — примирительно сказал Гном. — Можешь у меня отсидеться.

— Да как я выйду?

— А вирткостюм на что?

— Это инопланетянский? — скривился Глеб.

— Мы его с Алексом отладили, наконец, и картинки я другие накачал. Так что не боись! Теперь тебя никто не найдет, главное, батарейки вовремя менять.

— А родителям я что скажу?

— Не надо им ничего говорить. Да ты теперь можешь даже дома жить, просто когда будешь выходить за дверь, не забывай кнопку нажимать. Понял? У меня в базе больше тысячи персонажей, — похвастался он. — Давай, покажу.

Гном нацепил друг на пояс небольшую коробочку, не больше мыльницы, и нажал кнопку.

— Гляди, — гордо сказал он.

Из зеркала на Глеба глядели два Пашки, одинаковые как близнецы, только в разной одежде.

— Это что же? Теперь я — как ты?

— Угу, — обрадовался Гном. — Всегда хотел, чтобы у меня был умный брат-близнец, который бы за меня контрольные писал.

— Да ты теперь сам сможешь контрольные писать за нас обоих.

— Точно. Вот мамка удивится, если увидит. Слушай, у меня появилась гениальная мысль! Когда я соберу второй генератор, мы с тобой поменяемся. Я побуду тобой, а ты мной.

— Нет, не пойдет, — покачал головой Глеб. — Не хочу, чтобы из-за меня еще кто-то пострадал. Вдруг тебя эти «черные» схватят. Или полиция…

— Да что мне станется? Нажал кнопку, бац… и это уже не ты, а я! И пусть докажут, что им это не показалось. А я буду все отрицать.

Один Гном в зеркале довольно улыбался, а другой хмурился и кусал губы. Вот уж никогда Глеб не думал, что Пашка готов ради него на такие жертвы.

— Спасибо, Пашка. Ты… настоящий друг.

— Да ладно, это же прикольно! — хмыкнул Гном. — Иди, одевайся и выходи из квартиры. Будешь ждать меня в подъезде. Понял?

Глеб вышел в прихожую.

— Паша, что же вы завтракать не идете? Остынет же все, — окликнула его мама. А Глеб где?

— Мам, я… Кхм, — Глеб откашлялся и постарался подражать Пашкиному голосу. — То есть, я ухожу уже, теть Ир, мне мама позвонила. А Глеб в душ пошел.

Мама прислушалась к звуку льющейся воды, всплеснула руками и ушла обратно на кухню.

Глеб выскочил на площадку, испуганно огляделся. Заглянул на верхнюю и нижнюю лестницу — никого. Минут через пять вышел Пашка, жуя горячий бутерброд.

— Хочешь?

— Нет.

— Ну и зря. Твоя мама вкусные бутерброды делает. Война войной, а обед, как говорится, должен быть по расписанию.

— Ну и что дальше будем делать?

— Фокус-покус! — сказал Пашка и нажал на кнопку. — Сеанс переодевания с чревовещанием!

— Сдурел? — слабым голосом поинтересовался Глеб, разглядывая свою новую физиономию в телефоне. — В таком виде я не выйду!

— Как хочешь, тогда я пошел, — Гном нажал кнопку лифта.

— Да стой ты! Может, чего-нибудь другое придумаем?

Телефон в кармане Глеба разразился воплем: «Это я, твоя мама звоню!». Он выругался сквозь зубы и поднес аппарат к уху.

— Да. Мам… Тут такое дело… Нет. Нет! Мама… Я потом объясню… Я к Гному. Ну, мам… Ну, извини… Нет… Пока…

— Рассердилась? — сочувственно спросил Пашка.

— А-а-а… — Глеб безнадежно махнул рукой. — Хуже уже не будет.

Через две минуты из подъезда вышла скрюченная бабуля — кошмарное пальто, растоптанные войлочные сапоги, свалявшийся пуховый платок… Под локоток старушку заботливо поддерживал великовозрастный внук, заодно не давая той двигаться слишком резво. Как только сладкая парочка сошла с крылечка на тротуар, рядом нарисовался один из черных громил:

— Извините…

Глеб скрючился посильнее и мелко затряс головой. Гном вопросительно уставился на мужика честными, полными желания помочь глазами.

— Проводится спецоперация, — сообщил черный. — Посмотрите, пожалуйста, на фотографию. Вы сегодня не встречали этого молодого человека?

— Хм-м… Нет, вроде… Точно нет! — с сожалением ответил Пашка. — А что он натворил?

— Это рабочая информация, — отрезал мужик. — А бабушку вашу можно попросить глянуть?

— Да она того… Не в себе, — сообщил Гном.

— И все-таки.

Перед Глебовым низко опущенным лицом возник бумажный прямоугольник. Это была недавно сделанная фотография для школьного выпускного альбома. Весь класс снимали перед самыми каникулами и снимки еще не отдали. «Откуда они ее взяли?» — удивился Глеб. Он спохватился, что слишком долго молчит, затрясся сильнее и неразборчиво промычал что-то отрицательное.

— Да, — с сожалением констатировал опасный собеседник. — Бабуля у вас, действительно того. Спасибо за сотрудничество. Всего хорошего.

Мужчина отошел. Приятели, стараясь не спешить, заковыляли прочь, подальше от преследователей.

Только когда от дома их отделило не меньше километра, Глеб со стоном распрямился:

— Хватит! Возвращай мне нормальный вид!

— Прямо на улице? Нет уж, побудешь бабулькой, пока до моего дома не доковыляешь. Это за все твои издевательства надо мной. И вообще, что тебе не нравится? Зачетная бабулька получилась, просто персик, — Пашка сложил пальцы щепоткой и чмокнул губами. — Моя, кстати, родная прабабушка.