Дом Фредерика Вейзборда в Ницце располагался на небольшом склоне в районе Сент-Этьен. Это место выбрала его жена Сесиль, которая была неравнодушна к садоводству. Построенный в начале века, дом был низким и объединял несколько небольших зданий, была здесь также постройка, вмещавшая гараж и сарай. За этой постройкой находились цветник и огород, раньше здесь висели длинные плети винограда. Вейзборды приобрели дом в то же самое время, когда Гастон и Маргарита Девильё поселились в доме в Антибе, и в течение двадцати одного года Сесиль ухаживала за своими драгоценными цветами и овощами. Фредерик, со своей стороны, был настолько вовлечен в оливковый бизнес, что окончательно забросил адвокатскую практику. В начале их брака у Сесиль случился выкидыш, и она больше никогда не могла иметь детей, но отсутствие потомства не помешало сплочению этих двух эксцентриков.

Сесиль часами работала в саду. Трагедия случилась, когда сердце Сесиль, еще в детстве ослабленное ревматизмом, не выдержало. Менее чем за месяц до ее шестьдесят шестого дня рождения, в солнечный июньский день, как раз когда она начала пересаживать свои бегонии, ее сердце остановилось. Вейзборд в это время был в отъезде и, вернувшись домой, обнаружил на дороге длинный черный катафалк. Домработница, серьезная итальянка по имени Иди, сказала, что нашла Сесиль слишком поздно для врачебного вмешательства.

Полтора месяца Вейзборд оплакивал смерть жены (но не ее постоянные требования бросить курить). Через несколько недель новоиспеченный вдовец вернулся к привычному образу жизни и вскоре путешествовал больше, чем когда-либо.

Почти через год после смерти Сесиль умер Гастон Девильё. Вейзборд горевал, во всяком случае формально; он даже уронил несколько настоящих слез на похоронах. Но через сорок восемь часов после того, как Гастон упокоился с миром в земле, Вейзборд принялся улаживать дела покойного и приводить в исполнение все условия и пункты, которые он так старательно вносил в завещание Гастона. Вейзборд изобрел массу способов, чтобы получать плату и комиссионные при жизни Гастона, а теперь, когда он был мертв, адвокат точно знал, как заработать.

Картины Девильё стоили целое состояние, и Вейзборд должен был получить семнадцать с половиной процентов с продажи каждой. Доход Вейзборда от продажи любого из двух Сезаннов мог составить около четырех миллионов долларов. Все платы адвокату были расписаны на семи страницах – для составления завещания всего потребовалось пятьдесят шесть – шедевр замутненного смысла.

Однако возникли затруднения. Маргарита оказалась еще более упрямой и независимой, чем он предполагал. Он был озабочен ее угрозой продать автопортрет музею Гране, но еще больше его беспокоила пропажа картины из коллекции Девильё. Было очевидно, что здесь замешан владелец салона рам из Канн, и Вейзборд собирался навестить Педера Аукруста и потребовать вернуть картину.

В пятницу, на следующий день после исчезновения портрета, Вейзборд поехал в Канны и нашел салон рам на Рю Фер. Однако он обнаружил лишь спущенные жалюзи и прикрепленную к ним табличку «Ferme». Продавцы из соседних магазинов сказали ему, что новый владелец, норвежец по имени Аукруст, замкнут, но они знали, что он иногда ездит в Париж, где пытает счастья на маленьких аукционах. В воскресенье Вейзборд прочел в газете, что автопортрет Сезанна уничтожен в Бостоне. Он вырезал статью и положил ее в верхний ящик стола.

Только в понедельник он дождался ответа на один из своих многочисленных звонков в салон рам. Ему сказали, что салон откроется на следующее утро в десять.

В начале одиннадцатого Вейзборд вошел в салон. Какой-то молодой художник взволнованно показывал Педеру Аукрусту свою картину, а тот решительно отказывался взять более чем одну картину на консигнацию.

– Лучше хоть что-то, чем совсем ничего, – уступил художник, собрал свои разнообразные водные пейзажи, прошел мимо Вейзборда и вышел из салона.

– Я владелец, – сказал Аукруст. – Чем могу служить?

Вейзборд вытащил сигарету и зажег ее.

– Пожалуйста, не курите, – попросил Аукруст и указал на горшок с песком рядом с дверью. – Иногда краски еще не полностью высыхают. – Он взял полотно, оставленное только что вышедшим художником. – Видите? Дым въестся в светлые краски.

Вейзборд скептически посмотрел на большого мужчину, сильно затянулся и бросил сигарету в песок. Он закашлялся, сначала не очень сильно, а потом разразился долгим и противным приступом.

Аукруст подождал, пока стихнет кашель.

– Чем могу помочь? – снова спросил он.

– Я Фредерик Вейзборд, друг и адвокат покойного Гастона Девильё…

– Мадам Девильё упоминала ваше имя, – перебил его Аукруст.

– Вы были в ее доме на прошлой неделе, тогда же, когда и Билодо из музея Гране. Я намеревался объяснить и привести в силу условия завещания ее мужа, и…

– Я очень занят, месье Вейзборд, – прервал его Аукруст. – Нельзя ли перейти к делу?

– Скажите, куда вы спрятали автопортрет Сезанна, – потребовал Вейзборд чистым, твердым голосом, чудесным образом вырвавшимся из его прокуренного горла.

Аукруст развел огромными руками:

– Сезанн в моем салоне? Вы мне льстите, месье Вейзборд.

– Там, за дверью.

Вейзборд сделал несколько шагов.

Аукруст опередил его и встал перед дверью.

– Там не на что смотреть, только мастерская и материалы.

– Я хочу посмотреть, – упрямо заявил Вейзборд.

– Это мой салон, вы не забыли? – сказал Аукруст с некоторым раздражением. – Если вы ищете Сезанна, поезжайте в Париж. В Лувре их двадцать четыре.

– В прошлый четверг, – забрюзжал Вейзборд,– вы… вы забрали картину! – Он мучительно захрипел и начал отхаркиваться в носовой платок. – Не отрицайте!

Хрип перешел в свистящий, гортанный звук, и вдруг Вейзборд совсем затих, потому что в его легких просто не осталось воздуха. Он судорожно вдохнул, отчаянно пытаясь дышать, его лицо стало белым, как кость. Аукруст спокойно наблюдал. Внезапно Вейзборд затрясся, и воздух волшебным образом проник в его легкие. Он упал в кресло, его грудная клетка тяжело вздымалась.

– Дайте попить, – сказал он тоненьким, почти неслышным голосом.

Аукруст пристально смотрел на него.

– Здесь нет воды.

– В той комнате должна быть вода! – сказал Вейзборд. – Я не пойду за вами.

Аукруст помедлил, потом отпер дверь в заднюю комнату, вошел в нее и закрыл за собой дверь. Он вернулся со стаканом воды. Адвокат взял его и выпил.

– В молодости у меня был туберкулез. Иногда у меня случаются приступы удушья. Так, пустяки.

Он встал и, как будто ничего не произошло, сказал полностью восстановившимся голосом:

– Я здесь, чтобы найти картину мадам Девильё. Если вы откажетесь отдать ее мне, я приму другие меры. Послушайте меня, месье Аукруст; закон полностью на моей стороне, и я воспользуюсь этим.

Не обращая внимания на угрозу, Аукруст взял Вейзборда под руку и отвел к двери.

– Курить очень опасно, – сказал он с деланой заботой и повернул ручку двери. – Но если вы будете мне угрожать, то увидите, что заигрываете с еще более опасной силой. Даже смертельно опасной.

Аукруст мягко вытолкнул адвоката за дверь, закрыл ее и опустил жалюзи. Табличка «Ferme»закачалась медленно, как маятник.