Ногар припарковал «Джербоа» у дома Дэрила Джонсона, но выбраться из машины не торопился. Здесь, в Шейкер Хайтс, он по-прежнему опасался, что его может задержать один из полицейских патрулей. Наступило воскресное утро, и неповоротливая бюрократическая машина Университетского Госпиталя уже, вероятно, обнаружила исчезновение пациента, так что скоро и полиция узнает о том, что Раджастан «сделал ноги» из больницы, если уже не знает. Ногар был свидетелем самоубийства Янга, и полицейские следователи наверняка захотят получить от него показания. С другой стороны, если Байндер действительно оказывает давление на полицию, желая прекратить расследование по делу Джонсона, то он не заинтересован и в том, чтобы легавые вплотную занялись Янгом.

Ногар зевнул и царапнул когтем обивку сиденья. Б-и-и-и. Затем бросил взгляд на хронометр. Восемь часов, пора звонить Мэнни.

Он вынул из «бардачка» радиотелефон и набрал номер Мэнни.

— Доктор Гуджерат слушает… Ногар? Где тебя черти носят? Я приезжал ночью в госпиталь, но ты уже смылся…

— Со мной все в порядке, Мэнни. Я хочу тебя кое о чем спросить…

— Наверно, о том, какова вероятность гангрены при недолеченных пулевых ранениях? Проклятье, к чему была такая спешка? Почему ты сбежал?

Ногар покачал головой. По крайней мере, Мэнни не стал ему выговаривать, вроде того, что «Я ведь тебя предупреждал». Хотя, конечно, мангуст был абсолютно прав — напрасно Ногар ввязался в пинковские дела.

— Мне нужно было накормить Кэт.

— Прелестно, просто прелестно. Даже не буду говорить, как по-идиотски это звучит. Меня ты не мог попросить?

Ногар вспомнил Зипперов.

— Нет, не мог.

Мэнни вздохнул.

— Я знаю, как ты относишься к больницам, но время от времени нам всем приходится пользоваться их услугами. Кроме того, медицинское обслуживание значительно улучшилось за последние годы. Уже не допускаются такие ошибки.

Мангуст ступил на «запретную территорию».

«Спасибо за напоминание», — подумал Ногар, едва удержавшись, чтобы не сказать этого вслух.

— Обещай, что позволишь мне осмотреть твою рану, — продолжал Мэнни после недолгой паузы. — Я хотя бы как следует обработаю ее, чтобы не было заражения крови.

— Обещаю.

— Ну ладно, выкладывай, что у тебя там. Не позвонил же ты мне только ради того, чтобы сказать «привет». Чего ты хочешь?

Несмотря на небрежный тон мангуста, Ногар понял, что Мэнни действительно беспокоится за его здоровье.

— Я хотел спросить о времени, когда наступила смерть Джонсона. Насколько точно это можно установить?

Мэнни заговорил профессиональным тоном.

— Зависит от многих вещей. Чем позднее обнаружен труп, тем меньше точность. Нужны данные об окружающей температуре и влажности…

Именно это Ногар и хотел услышать.

— А что, если эксперты ошиблись насчет температуры?

— Это значительно повлияет на правильность оценки.

— В какой степени?

— Зависит от того, какую величину температуры они считали изначальной.

— По крайней мере, тридцать два градуса.

Мэнни задумался.

— Трудно сказать. Видишь ли, Ногар, на установление точного времени наступления смерти влияют многие факторы. К примеру…

— Ладно, Мэнни, спасибо тебе.

— Не за что. Это все, что ты хотел узнать?

— Да, пока все.

— Ну, до встречи. Не пропадай.

Ногар выключил телефон и посмотрел на дом Джонсона. В нем росла уверенность, что он наконец-то нашел ключ к решению одной из проблем: почему никто из соседей, да и сам Джонсон, не услыхал грохота разбивающегося стекла — настоящего стекла, дорогого? Напрашивался единственный ответ — в окно выстрелили после того, как наступила смерть Джонсона, возможно, во время сильной грозы, разразившейся в четверг.

На эту мысль Ногара натолкнули слова Янга. Янг говорил, что видел, кто убил Джонсона. «Один из вас», сказал он. То есть моро. А каким образом Янг смог увидеть, как киллер стреляет в Джонсона? Янг мог увидеть это только в том случае, если он, киллер и Джонсон находились в момент встречи примерно в одном и том же месте. В доме. Если убийца находился в доме, он мог достать Джонсона одним выстрелом — и ни к чему ему было разбивать стекло, чтобы привлечь внимание Джонсона. Джонсон сидел спиной к двери кабинета, лицом к компьютеру, не имея представления, что происходит позади него. И киллер влепил ему пулю в «мертвую точку».

Но как он проник в дом? Взломай он дверь, Джонсон услыхал бы шум. Значит, Джонсон сам впустил его?

С «Левитт-Марком» в руках? Вряд ли.

Джонсон впустил в дом кого-то другого — одного из них, — а тот, в свою очередь, впустил киллера. Да, несомненно, Джонсон сам впустил кого-то. Возможно, того, с кем он хотел обсудить то, что он обнаружил в финансовых отчетах. Янг жил в доме Джонсона, но мало кто зная об этом. Когда пришел гость, Янг спрятался где-нибудь, может быть в спальне, и подсматривал в щелку приоткрытой двери.

Гость — возможно, один из франков «Мидвест Лэпидари» — разговаривает с Джонсоном в кабинете. Франк оставляет входную дверь открытой, с тем, чтобы киллер смог незаметно проскользнуть в гостиную и подготовить «Левитт» к выстрелу. Дверь в кабинет должна оставаться открытой вплоть до последнего момента, дабы киллер успел подготовиться. Янг замечает оружие только тогда, когда франк открывает дверь кабинета, предоставляя моро-убийце возможность прицелиться и выстрелить.

Выстрел поражает Дэрри Джонсона в затылок. Янг в шоке. Франк и моро уходят.

Это произошло в субботу, поздно вечером, в тот день, когда Янг и Джонсон рано ушли с заседания Комитета по финансам. Итак, Джонсона убивают. А что же Янг? Оправившись от шока, он, до смерти напуганный, упаковывает документы и едет в свой пустой дом.

Труп оставался в кондиционированном помещении с постоянной температурой и влажностью, пока киллер не разбил выстрелом из «Левитта» витражное окно. В четверг. Гроза уничтожает следы присутствия киллера в гостиной. Убийство приписывается какому-то анонимному снайперу. Время убийства сдвигается на среду, и никто из экспертов не успевает обратить внимание на явные несоответствия, поскольку Байндер сразу же начинает давление на полицию, вынуждая ее прекратить расследование.

Но почему Янг не вызвал полицию?

Что-то очень напугало его. Если Стефи права, что-то кроме смерти Джонсона. Судя по поведению Янга, это было нечто, связанное с финансовыми отчетами. Нечто такое, что Джонсон понял раньше Янга.

Ногар снова взглянул на разбитое окно, прикрытое сейчас пластиковым прозрачным щитом. Заключение полицейской баллистической экспертизы основывалось на предположении, что оба выстрела были произведены с одного и того же места, откуда-то с противоположной стороны улицы. Но теперь Ногар понял, что снайпер, разбивший — вторым выстрелом, в четверг, а не в субботу — витражное окно, занимал огневую позицию где-то в другом месте, на достаточно большом расстоянии от дома Джонсона.

Раджастан взобрался на пассажирское сиденье своего «Джербоа» и — поскольку верх машины был открыт — смог встать в полный рост и оглядеть окрестности. Теперь предстояло установить, откуда стрелял снайпер.

С чувством растущего разочарования Ногар припарковал «Джербоа» в конце улицы и выбрался из машины. Почти весь день ходил он по улицам, расположенным неподалеку от дома Джонсона, пытаясь определить, где укрывался снайпер.

Очередным объектом исследования, где могла располагаться «огневая позиция номер один», стало здание уже в пределах Моро-Тауна.

Это было сооружение со странным названием «Башня Музыканта», заброшенное двадцатиэтажное строение в форме буквы L, пребывающее в запустении, очевидно, со времен Восстания. «Вполне подходящее место для снайпера», подумал Ногар. Здесь, конечно, ютятся сотни скваттеров , но их вряд ли можно считать свидетелями.

Власти, видимо, предприняли вялую попытку воспрепятствовать проникновению бомжей в «Башню» сразу же после того, как сгорело одно крыло здания — равно как и синагога на противоположной стороне улицы. Попытка эта явно не увенчалась успехом, поскольку пластиковые покрытия, которыми запечатаны окна и двери нижних этажей, были оторваны.

Ногар медленно приблизился к главному входу обгоревшего крыла и вошел в длинный вестибюль. Он выглядел так, будто здесь вели бой с применением тяжелой артиллерии. В десятке метров от входа высилась огромная куча бетонных обломков и прочего мусора. На одной из стен какой-то местный шутник начертал черной краской «Добро пожаловать в отель „Моро-Хилтон“.

Духота здесь была невыносимой. Ногар снял рубашку и, тяжело дыша, прислонился к обгоревшему большому автомобилю, который непонятно каким образом попал в вестибюль.

Пустые пивные банки, разбросанные по полу, несколько использованных одноразовых шприцев и свежие выбоины на стенах — следы выстрелов — указывали на то, что вестибюль используется местными бандами в качестве «малины». Нет, не бандами, а бандой, поправил себя Ногар, поскольку на корпусе автомобиля красовалась надпись «ЗИППЕРХЕДЫ».

Неужели эти ублюдки действительно контролируют весь Моро-Таун? Когда Раджастан сам якшался с одной из шаек — «Адскими Котами», — в Моро-Тауне орудовали, по крайней мере, пять банд. Но это было очень давно — за многие годы до того, как сгорело это здание, — и Ногару не хотелось думать о прошлом.

Немного акклиматизировавшись в душной атмосфере, Ногар двинулся ко входу одной из лестниц. На лестничной клетке жара была еще сильнее; пахло ржавчиной, плесенью и гниющим мусором.

Ногар начал медленно подниматься по винтовой бетонной лестнице, и на темной лестничной площадке десятого этажа едва не споткнулся о что-то мягкое, как ему сперва показалось, труп. Тигр присмотрелся. В углу площадки лежал, свернувшись «калачиком», кролик. Едкий запах указывал на то, что кролик (он? она? — Ногар не смог сразу разглядеть в полумраке) обделался. Тщедушное тело слегка подергивалось. Ага, значит еще жив пока, бедолага. У стены валялась пустая ампула.

Заторчавший кролик — это могло бы показаться даже смешным, если бы не было очевидным то, что он принял приличную дозу флаша. Ногар встал перед телом на колени. На ней — теперь Раджастан увидел, что это она, — не было никакой одежды. Темный мех покрывала грязь. Крольчихе ввели дозу и оставили здесь подыхать. Подобные сцены всегда приводили Ногара в ярость, и в такие моменты он с горечью думал, что фундаменталисты, может быть, отчасти правы, считая моро недостойными существования в мире, сотворенном пинковским Богом.

Да, это флаш, вне всякого сомнения. Все классические симптомы налицо — мышечные спазмы, озноб, обезвоживание, непроизвольное опорожнение кишечника и мочевого пузыря, закатившиеся глаза, неглубокое дыхание, легкое кровотечение из носа. Крольчихе еще повезло. Будь доза чуть-чуть побольше, реакция стала бы необратимой. Нервная система просто-напросто не выдержала бы. Тогда Ногар действительно наткнулся бы на труп. Сейчас, однако, кризис миновал, самое страшное осталось позади. Все, что ей нужно теперь, так это вода. Нет, не только вода. Еще свет, поскольку темнота надолго продляет галлюциногенные эффекты флаша.

Ногар поднял крольчиху — вес ее почти не ощущался — и понес наверх, надеясь, что найдет там бочки, в которые скваттеры набирали дождевую воду.

Верхние три этажа сгоревшего здания отсутствовали. Ногар вышел на открытый воздух семнадцатого этажа и сразу же заметил оранжевые пластиковые бочки. Подойдя к одной из них, он взглянул на мелко дрожащую крольчиху и сунул ее головой в бочку.

Как только лицо крольчихи коснулось поверхности воды, уши ее встали торчком. Хороший признак. Ногар держал бедняжку таким образом, чтобы нос ее едва касался воды. Время от времени крольчиха лакала воду, совсем понемногу, и Раджастан понял, что она постепенно приходит в себя.

Так они стояли минут пятнадцать, пока в горле крольчихи не послышался булькающий звук. Ногар надеялся, что она не блюет.

— Послушай меня, — сказал он, стараясь говорить спокойным, убедительным тоном. — Скоро тебе станет лучше. Расслабься. Ты должна обязательно расслабить мышцы, медленно…

— Отпусти меня.

Широкая ступня шлепнула Ногара по груди; крольчиха начинала воспринимать окружающую действительность, возвращаясь из наркотического «улета». Ногар не собирался пока что отпускать ее, но крольчиха вдруг забилась в его руках с энергией, удивительной после состояния, близкого к параличу. Она быстро лопотала что-то по-испански, а по тону ее голоса Ногар понял, что это не слова благодарности. Раджастан осторожно поставил крольчиху на ноги, рядом с бочкой. Она тяжело дышала, колени ее подгибались, и она судорожно схватилась рукой за край бочки, чтобы не упасть.

Ногар потер занемевшее плечо.

— Ты в порядке?

Она подняла голову, посмотрела на него мутными глазами. Левая щека ее была изуродована шрамом, отчего казалось, что она криво усмехается.

— Чего тебе надо, Кисуля?

— Меня зовут Ногар.

Он пожал плечами и направился к остаткам южной стены. Подойдя к краю пола, Раджастан попытался отыскать взглядом дом Джонсона.

Оглянувшись на крольчиху, тигр увидел, что та вытирает свой перепачканный мех какой-то тряпкой. Тряпкой? Да это же моя рубашка! — понял Ногар. А, ладно, все равно сейчас не буду ее надевать, слишком жарко.

— Эй, дорогуша, как тебя зовут? Между прочим, могла бы хоть спасибо сказать.

Она метнула в него свирепый взгляд.

— Пошел бы ты… А зовут меня Эйнджел.

— С тебя причитается за рубашонку, которую ты только что испортила.

Крольчиха посмотрела на мокрую «тряпку», которой вытиралась.

— Да, я у тебя в долгу. Но я верну должок тебе… и кое-кому еще.

— Уж не Зипперам ли?

— Какой ты проницательный, Кисуля. Странно для легавого. Она оглядела себя — мех был почти чистым, — подошла поближе к Ногару и швырнула ему в грудь мокрую рубашку.

— Твой прикид?

Ногар выкрутил рубашку и обвязал ее вокруг талии.

— Спасибо, Эйнджел. Послушай, не могла бы ты мне помочь? У тебя, наверно, зрение поострее, чем у меня?

Эйнджел вздохнула.

— Чего ты хочешь?

— Я не могу разглядеть с такого расстояния один домик в Шейкере, с разбитым окном. Стекло разбилось от выстрела, а стреляли, скорее всего, откуда-то отсюда, из этого здания.

— Стреляли, говоришь? — Она улыбнулась.

— Да. Я не могу…

Она покачала головой.

— Не знала, Кисуля, что легавые пользуются услугами…

— Я не полицейский!

Эйнджел отступила на несколько шагов назад, улыбаясь еще шире, отчего обнажилась пара выступающих передних зубов.

— Чего ты так вскинулся? Я, что, дотронулась до больного места? Кто же ты тогда, если не легавый? И кого ищешь?

— Я частный детектив. Разыскиваю одного снайпера.

Она засмеялась.

— Если я скажу, кто этот снайпер, что я с этого буду иметь?

Ногару хватило полсекунды, чтобы понять, что крольчиха говорит серьезно. Он одним прыжком преодолел расстояние, разделяющее их, и схватил Эйнджел за плечи.

— Ну-ка, выкладывай.

— Не задарма же.

— Чего хочешь ты?

— Раз уж ты взялся за роль спасителя, то играй ее до конца. Мне нужна защита. Ты такой большой, Кисуля, такой сильный. Позаботься о том, чтобы Зипперы не посылали меня больше в такую нирвану.

Ногар посмотрел ей в глаза, и улыбка медленно сползла с ее лица.

— Я защищу тебя, если ответишь на два вопроса. Во-первых, почему Зипперы проделали с тобой такое?

Она пожала плечами.

— Сама виновата. Вернее, сами — вся наша банда, «Стигмата». Слишком понадеялись на свои силы. Хотели разделаться с Зипами, а им пришла подмога. Ну, нам и накостыляли.

— Ну, ладно, с этим ясно. Во-вторых, ты сама-то колешься?

— Я что, похожа на дуру?

Ногар не стал отвечать на это. Ну что же, попробую сыграть роль милосердного самаритянина, подумал он.

— Я найду для тебя убежище.